Размышляя над своей никчемной жизнью, Коля осознал, что, в сущности, всегда был одинок, но пока с ним была бутылка, он этого не замечал. Теперь же, когда три путеводные звезды в его жизни – водка, мама и Шурка – погасли, он начал погружаться в пучину беспросветной депрессии.
Он и сам не ожидал, что потеря псинки так больно ударит по остаткам его души. Если бы он наверняка знал, что та околела, то чувствовал бы себя гораздо спокойнее. Но сама вероятность того, что несчастная собачонка по-прежнему где-то на острове, заполошно бегает по пандусам, скулит и ждёт его, была невыносима. Он пытался себя успокоить, что Шурка получила то, к чему так яростно стремилась – воссоединилась со своей горячо любимой хозяйкой, но... мысль о том, что животина теперь томится в призрачных паучьих объятиях покойной матери, вместо сентиментального просветления вызывала лишь очередной приступ жути и тягостной вины.
«Не было там никого... старый приход горячки догнал, а Шурка просто забилась где-то между скал и сидит...», - пытался он себя убеждать в те моменты, когда просыпался среди ночи от кошмаров и преследующего его лая и долго сидел, закрутившись в одеяло, стуча зубами и икая.
Картину, выловленную из печки, он, как мог, очистил и, сколотив для неё простенькую рамку, повесил над диваном. Она тоже его немного успокаивала, словно вид знакомых скал приближал его к Острову и брошенной на нем питомице.
Чтобы не торчать всё время в четырёх стенах, он часами бродил по окрестным дворам, вчитываясь во все попадающиеся на глаза объявления. Пытался найти то самое. Результат поисков был нулевым, словно кто-то спецом озадачился и одномоментно уничтожил их все.
Так бы оно всё и тянулось, печально и беспросветно, если бы в гости снова не нагрянула тётя Мила.
- Держишься? – с недоверчивым восхищением спросила она, рассматривая его потухшую, трезвую физиономию.
- Молодец..., - она энергично почесала нос, от чего он пустился в пляс, и продолжила допрос, - У матери-то был?
Коля, снова кивнул и, видя, что явление соседки явно несёт в себе нечто большее, чем просто визит вежливости, молча и смиренно ждал продолжения.
- Заказал. Как грунт подсохнет, установят.
- Так это... Послезавтра вообще-то сорок дней.
Он жестом пригласил её в свою комнату, которая по совместительству являлась и гостиной, и галантным жестом предложил пропёрженное кресло, укрытое мятым пледом.
Тётя Мила уже благосклонно пристраивала в него свой зад, когда вдруг застыла, глядя на стену над диваном.
- Отличная копия, - с некоторым удивлением произнесла она и, нацепив очки, подошла к картине.
- Копия чего? – напрягся Коля.
- «Острова мертвых», конечно. Откуда она у тебя?
Соседка хмыкнула, еще несколько секунд смотрела на рыжие скалы, потом отвернулась и перешла к делу:
- Ты не участвовал в организации похорон, не явился ни на три, ни на девять дней... так, может, хоть сорок дней возьмёшь на себя? Ты ведь какой никакой, а сын! Мне звонят, интересуются... А я со своей библиотекарской зарплатой и пенсией...
- Можно снять кафе или даже ресторан, - оборвал ее Коля глухо, думая совершенно о другом, - Я все оплачу.
- Так прям и всё? – женщина с сомнением повела вокруг глазами и не заметила никаких признаков внезапно нахлынувшего на Колю благосостояния. Замурзанная картинка в самопальной рамке явно к таким признакам не относилась.
- Всё, - отрезал Коля, - Организуйте, а расходы...
- Ладно, - тётя Мила помолчала, - Только деньги вперёд. Не хочу снова остаться наедине с чеком на несколько десятков тысяч! Я не Дональд...
- Я занесу вам вечером, сколько скажете..., - Коля сглотнул, - Тёть Мила... Кто автор этого... рисунка? Кто-то из местных?...
Соседка снисходительно рассмеялась.
- Художник, несомненно, местный. Но автор полотна – Арно́льд Бёклин, швейцарец.
Коля молча смотрел на картину, соображая, насколько реально ему добраться до Швейцарии и потребовать у художника объяснений. Деньги не проблема, но...
- В своё время, благодаря этой картине, был широко известен, - продолжала, меж тем, женщина, - И, стараясь удержать свою славу, выдал то ли пять, то ли шесть вариаций «Острова мертвых». Впрочем, это был единственный его удачный выстрел, и после смерти он был быстро забыт...
- Смерти?! – Коля уставился на тетю Милу, - Вы хотите сказать, что он умер?
- Больше ста лет назад! – с презрением ухмыльнулась женщина, - Так, значит, вечером зайдёшь?
Не отводя потухшего взгляда от полотна, Коля кивнул. С одной стороны, радовало, что поездка в Швейцарию отменяется, а с другой... тупик...
Светофор для водителей как раз сменился на зелёный, когда Жарков заметил в потоке знакомую машину и, не раздумывая, бросился на проезжую часть. Завизжали тормоза, в открытые окна понеслись проклятия, кто-то обозвал Кольку «кривомордой пьянью», но он едва ли обратил на это внимание и распластался, как летучая мышь, на капоте. Водитель атакованного такси протяжно посигналил, с возмущённым недоумением вскинул над рулём руки, потом пригляделся к нарушителю и... узнал.
- Ты дурной совсем?! – крикнул он, навалился на пассажирское сидение и приоткрыл дверь, - Садись быстро, пока нас обоих не повязали!
Колька сполз с капота и торопливо забрался в салон.
- Чего тебе? – спросил водитель, выкручивая руль, - У меня вызов.
- Я с тобой прокачусь, - задыхаясь, пропыхтел Коля, - Мне только спросить...
- Очень нужен адрес того... ну, того мужика, с которым ты нас тогда подвозил... Ивана!
- Думаешь, я всех вас помню? – Он помолчал, соображая, потом кинул быстрый взгляд на пассажира, - В Глазуново отвозил, а вот адрес... Стой, так я его до дома не довёз, у сельпо высадил.
- А название сельпо? – Коля с пытливой надеждой всматривался в лицо таксиста.
- Вот этого точно не помню... Кажется, он там вообще один на район... А что стряслось-то? Трубы горят?
- И ещё... где ты нас забирал?... Ну, где нас погрузили к тебе?... В аэропорту?
Водила назвал адрес, и Колька на несколько секунд впал в ступор... Всё верно. Именно из той избы и началось его путешествие... Он-то всё это время себя убеждал, что гибкая кишка-тоннель, напоминающая самолетный эвакуационный рукав, ему привиделась, как и мать, а на самом деле, его в той лачуге накачали наркотой, погрузили и увезли куда-то на берег океана...
- Вывели вас под белы рученьки двое бугаев, - он поглядел на Кольку с интересом, - А что? Обокрали?
- Та не..., - Колька скривился и слизнул капельку пота с верхней губы, - Наоборот...
Водитель зарулил в какую-то подворотню, остановился и с легкими извиняющимися нотками потребовал:
- Вылезай. Клиент в соседнем дворе... Но..., - он порылся в бардачке и достал самопальную «визитку» - имя Матвей и номер телефона на квадратной картонке, - Возьми. Это для ВИПов – так сказать, в обход конторы...
- Спасибо..., - Коля тоже смутился.
- Я вроде как в долгу у тебя. Тот заказ меня здорово выручил... Если понадобится машина, просто позвони... договоримся за недорого... И я умею молчать, - Матвей помедлил и добавил, - Мне кажется, это может тебе пригодиться.
Коля вышел из прохладной внутренности такси обратно в знойный июньский полдень и огляделся, соображая, куда его занесло. Заметил в тенёчке укромную лавку, на которой молодая мамаша дремала над книжкой, покачивая ногой коляску, и неуверенно пристроился с краю, готовый уйти в ту же секунду, как поймёт, что соседство замызганного алкаша женщине неприятно. Но девушка лишь мельком вскинула на него глаза и даже коротко улыбнулась.
Коля все никак не мог ни привыкнуть, ни поверить, что излечился, и больше не вызывает законного отвращения у обывателей. Нет, ему были известны примеры счастливых исцелений, но им всегда предшествовали годы скитаний по больницам и реабилитационным центрам. И лично он не знал ни одного исцелившегося алкаша, который бы втихаря не грезил о бутылке.
А Коля не грезил. Более того, мысль об алкоголе не внушала даже отвращения. Разве что лёгкое небрежение. И добился он этого за какой-то месяц. Впрочем, и добиваться не пришлось... Просто - как отрезало.
Немного переведя дух, он сунул потрёпанную визитку в карман и, достав смартфон, полез в гугл-карты, а через десять минут уже катился по залитым солнцем улицам городка в трамвае – единственном общественном транспорте, который ходил в Глазуново.
Изучив по дороге райончик, он пришел к выводу, что при самом скверном раскладе, у него уйдёт день на то, чтобы обойти нечастные полсотни домишек, но здравый смысл подсказывал, что достаточно добраться до того самого сельпо, чтобы узнать и адреса, и биографию до седьмого колена каждого из местных.
Так и получилось. Трамвай выпустил его прямо у магазина, который сидел по центру Глазуновского трамвайного кольца, как паук в паутине.
Внутри веяло чем-то давно забытым, но родным. Никакого самообслуживания. Помещение было поделено старым советским прилавком надвое. Зона для покупателей – пуста, зона за прилавком битком забита стеллажами с продуктами, удобрениями, бытовой химией и сельхозинструментами от простых тяпок и граблей до триммеров и культиваторов.
- Ванька? Погорелец, что ли? – лениво поинтересовалась эффектная продавщица, покрывая ногти лаком и даже не подняв глаз на посетителя.
- Погорелец? Сгорел что ли? – сморщился Коля, предчувствуя новую неудачу.
- Сплюнь! Фамилия у него такая. А зачем он тебе?
Женщина чуть приподняла густо накрашенные ресницы.
- Не знаю, имею ли право разглашать адреса покупателей...
- Нужен он мне, - Кол помедлил, и вдруг его осенило, - Долг хочу вернуть!
- Вот оно что? – продавщица подула на ногти, вытащила из-под прилавка тетрадь и пролистнула странички, - Он уже три недели должен магазину две тысячи семьсот сорок рублей.
Коля без раздумий выложил из неистощимого запаса пятёрку и тут же получил заветный адрес.
Ваню он заприметил еще издали. Тот неуверенной походкой бродил среди покосившихся парников и собирал в подол майки огуречные зародыши.
- Иван! – негромко позвал он через низенький забор, боясь привлечь ненужное внимание жены или соседей.
Ваня глянул через плечо, и Коля по его плавающему взгляду и багровой физиономии с легким уколом ностальгии понял, что тот сейчас находится в острой похмельной фазе. Значит, не зря он на сдачу прихватил поллитру.
- Не помнишь меня? – спросил он, - А я тебя помню, паромщик...
Хмурое, почти враждебное недовольство на лице бывшего «Харона» таяло, неторопливо сменяясь на недоумение, а потом на узнавание...
- Ебучий глаз! – наконец, прохрипел он, - Ты, что ли?! Как тебя там... Костя?
- Коля, - Жарков улыбнулся и продемонстрировал пакет с подарком.
- Так заходи, ёпта! Вот так встреча!
- Кому? Моя у старухи отсиживается, пока я..., - он неуклюже запетлял меж грядками, приподнял и приоткрыл ветхую калитку, бережно, словно младенца, принял заветный пакет, - Тебя же мне сам бог послал, братка!
Коля проследовал за ним на открытую террасу, где на столе громоздились пустые бутылки и захватанные рюмки. Иван высыпал на изрезанную клеёнку огурцы, свернул шею «подарку», немедля наполнил две рюмки и тут же, трясясь от нетерпения, опрокинул свою в рот.
Коля с сомнением поднёс свою к губам. Ядрёный запах водки коснулся ноздрей. Он бы попробовал ещё раз, чисто ради эксперимента, но пить тёплую водку да из грязной посуды было до дрожи противно. Удивительно, что его волновали теперь такие глупости.
Так и не решившись, он отставил её от себя.
Иван, тем временем, опрокинул вторую, нехотя сунул вдогонку огуречный зародыш и, в изнеможении опустившись на табурет, посмотрел на Колю враз посветлевшим взглядом.
- У этой бабы нюх, как у акулы, - сообщил он, - Копейку, зарытую в радиусе нескольких километров, безошибочно найдет с завязанными глазами. Откопала и свалила, а я тут подыхай... Слыхал, небось, про акул-то?
Кадык у Ивана угрожающе запрыгал, и он торопливо сжевал еще один огурчик.
- Я ей, идиотке, сколько раз толковал, что я на вредной работе! Мне, может, по закону молоко полагается... Ну, или..., - он ласково коснулся бутылочного бока, - Но она необучаема! Фофан подмазала, оче́чи тёмные нацепила и к родительнице укатила, пока я... в общем... А ты тут какими судьбами...?
Он с осуждением посмотрел на нетронутую Колину стопку. Коля видел, что к «харону» возвращается сознание, но так же понимал, что это ненадолго, и надо успевать.
Он вытащил смартфон, пролистнул галерею и положил его на липкую клеёнку.
Иван прищурил для фокусировки один глаз и крякнул:
- Хык... Узнаю пейзажик! Сам малевал?
- Нет... Эта картина висела в том доме, откуда мы... ну, отплыли. Я её потом в печке нашёл, - Он мазнул несколько раз пальцем по экрану, демонстрируя коллеге все варианты «Острова мёртвых», - Картины написал какой-то швейцарец, Бёклин, почти 150 лет назад! Представляешь?!
- Ну, мне только этот знаком, - Иван ткнул в третий вариант, где скалы были вытянутыми и светлыми, а среди туч, казалось, вот-вот появится голубое небо.
- А я... видел их все..., - порывисто зашептал Жарков, - В последнюю смену... когда Шурка сбежала...
- Собака... Я к тому, что все эти варианты не просто вольные фантазии на модную тему, а... этот Бёклин там был сам. И видел то же, что и я. И было это еще в восьмидесятых годах девятнадцатого века!
Коля заметил, что Иванов взгляд поскучнел, отдалился. Тот всё ещё делал вид, что слушает, но мыслями был уже далеко.
- Соседка рассказала про картину! Называется «Остров мертвых»! Если бы не она, я бы по сей день ни ухом, ни рылом! Но что я там делал на этом мертвом острове?! Собирал какое-то говнецо в совочек и складывал в ящик, но зачем?! За что мне заплатили почти миллион?! И куда теперь щемиться, не знаю, потому что швейцарец тот давно помер...
Коля замолчал, скривился, сам понимая, насколько дико звучат его слова, но Иван ухватил самую суть и уставился на гостя с пьяненьким восхищением.
- Миллион?! – выдохнул он, обдав Кольку перегаром, - Что ж ты нервы-то себе мотаешь, вместо того, чтобы... Ведь столько всего можно....
Он умолк, мечтательно уставившись в пустоту и представляя, видимо, забитый водочными бутылками самолётный ангар.
- Я пытаюсь разобраться! Расскажи все, что знаешь об острове! – попросил Коля, торопливо доставая из пакета кириешки и сушёного полосатика в слабой надежде, что они отсрочат неизбежное.
- Ничего не знаю и знать не хочу. Да и не нужно это. Пришел, сделал дело и..., - неприязненно отозвался паромщик, потом налил себе ещё стопку и спросил, - Не задумывался, почему мы с тобой были приглашены на эту работу?
- Нет..., - удивленно ответил Коля. Ему, действительно, ни разу за все это время не пришел в голову этот вопрос.
- То-то! – строго отозвался Иван и кивнул на бутылку, - Все из-за неё. Кукуха у нас от неё не на месте, а там, чтобы выжить, именно это и требуется. Ты вот отсидел на острове вахту и ничего толком не видел, а я вас постоянно туда-сюда катал. И знаешь, что я усвоил? Возвращаются те, кто до этого на самом дне пребывал. Кто поблагополучнее, те сгинули.
- А вот так. Я туда смотрителей двадцать раз доставлял, а обратно привозил всего двенадцать. Тебя, в том числе. Что бы это ни было за место – оно стрёмное. Было бы хорошим, они бы сами туда катались и не тратились на таких, как мы.
Коля положил руку на вспотевшее голое плечо Ивана, поймал его плавающий взгляд.
- Вань... Мне надо туда вернуться... Я пытался найти объявления, телефон, но всё было не то!.. Когда у тебя следующая смена?
Жарков отрицательно покачал головой.
- Я тебе заплачу. Пятьсот. И весь гонорар, который получу за вторую вахту. Если ... вернусь.
Иван достал папиросу, закурил, изучающе разглядывая Колю. Потянулся было к бутылке, но сдержался.
- Мне надо забрать собаку. Она осталась там... совсем одна...
Иван захрюкал, потом хрипло расхохотался.
- Я понимаю, что веду себя, как дурак, но ты не понимаешь. У тебя жена, дети... наверное. А у меня только Шурка и оставалась. И даже её я не уберег. Я думал, чувство вины притупится со временем, но оно только усиливается! Снится она мне. Зовет! А мама...
Он прикусил язык, осознав, что чуть было не выложил главные боль и стыд своей жизни малознакомому мужику. О том, что он бухал с кем-то, пока за стенкой умирала мать. И звала она в свой смертный час не его, Колю, а дурацкую собаку. А он слышал и испытывал облегчение, что не обязан идти – не его ведь зовёт!
Он затряс головой, прогоняя болезненные воспоминания.
Иван молча докурил, затушил папиросу в одну из пустых рюмок, потом на удивление трезвым голосом заговорил:
- Слушай. Объявление ты здесь уже не найдёшь. Локация сместилась. Куда, не знаю. Я теперь такой же безработный, как ты.
- Но... как ты узнал? – плечи у Коли опустились. Куда ни кинь – всюду клин.
- Очень просто. Однажды они просто не позвонили. Значит, договор расторгнут. Но даже, если ты вычислишь новое местоположение, то всё равно отбор не пройдёшь.
- Хотя бы потому, что я лично ни разу не возил на вахту одного и того же Смотрителя дважды.
- Ну, на то могут быть разные причины, - протянул Коля, - Например, элементарное нежелание туда возвращаться... Я вот и не подумал бы о возвращении, если бы не Шурка...
Припомнились, отозвавшись вдруг светлой тоской, песочные скалы, темные ёлки, тяжелое, грозовое небо, тихие воды. Он кивнул, но как-то неуверенно. Иван хмыкнул.
- У них явно база есть, куда все наши данные аккуратно заносятся. Паромщиков выгоднее постоянных держать, потому что работа эта определённого навыка требует. А смотритель – сугубо одноразовый индивид. И ни смена паспорта, пола или гражданства их не проведёт.
- Пальцы...., - вспомнил Коля процедуру со снятием отпечатков.
- Да, пальчики новые себе на раз-два не пришьёшь...
- Ну, а почему? Разве не надежнее было бы отправлять туда не бредящих алкашей, а прошаренных уже, опытных людей?..
- Думаю, здесь две причины. Вы выходите с острова здоровыми, а здоровым там верная смерть или что похуже. А другую причину, наиболее весомую, ты сам сейчас и озвучил... Не нужны им там прошаренные люди, братка. Ты думаешь, ты один такой, кто ходит вынюхивает, потеряв покой и сон? Вот я за этот год много вывез, и большинство однажды оказывались на моем пороге с единственной головной болью – как вернуться. Причины разные: срачки, болячки... собачки. У Петрухи так совсем крышу унесло. Почти весь гонорар потратил на беготню по библиотекам и музеям, а остатки..., - Иван налил еще стопарь и нехотя продолжил, - Мне принёс. Требовал выдать координаты, и я выдал, конечно... только локация уже сместилась. И не на километр или два, а... в общем, намного.
- Ну..., - Иван поднял глаза к паутине на потолке и неуверенно ответил, - Снег сошел уже... Моя помидоры на окно выставила... Погодь, так я тебя последней ходкой и привез!
«Конец марта», - припомнил Коля.
- Самое скверное, что я Петрухе деньги вернуть не смог. Пока шель-шевель, моя успела найти их и перепрятать. Врага себе на пустом месте нажил...
Коля помолчал немного и устало поднялся.
- Дай хоть адрес этого твоего Петрухи, - попросил он и положил на стол две пятёрки.
- Адрес я не знаю, а телефон дам. Только ты осторожнее с ним. Он отличный мужик, но психованный, как сука во время течки. Утверждает, что за ним слежка. Так что поаккуратнее на контакт выходи, а то заблокирует и хрен достучишься. И это... попроси прощения за меня ещё раз, а то неудобно вышло...
Иван сгрёб купюры и, с трудом вписавшись в дверной проём, скрылся в доме.
Коля приблизился к могиле с тылу, ибо без предварительной подготовки посмотреть матери в глаза не смог бы. А позади памятника он как раз сообразил небольшой столик, привязав к берёзке обрезок ламинированной фанеры. Конечно, полагалось «внедрить» здесь для храбрости чего-то покрепче, но в последние месяцы Коля мог пить разве что красное сухое и в крайне умеренных количествах. Плеснул себе на глоток в стаканчик, налил побольше матери. Выпил и только потом обошел памятник и несмело коснулся мигающим взглядом её портрета.
Конечно, он понимал, что сны – лишь проекция его страхов и вины, но не понимал, почему сны такие яркие, такие... живые. Этой ночью ему снова снился Остров. Он стоял перед номером – тем самым, в котором когда-то «забаррикадировалась» его покойная мать. Но на этот раз никакой баррикады не было, а вместо привычного саркофага на полу горбился прозаичный могильный холмик, увенчанный тем самым прямоугольником чёрного гранита, на который он сейчас смотрел. С изображением матери. Знакомая скептическая ухмылка, легкий наклон головы, пышный шиньон на затылке...
А к монументальной груди прижимает перепуганную, вырывающуюся Шурку.
Во сне Коля вошёл в склеп и принялся послушно собирать в крошечный пакетик жирную кладбищенскую глину, смутно недоумевая, почему для таких случаев ему не выдали мешок побольше. Под картошку вполне бы сгодился.
Он наполнял пакет за пакетом, виновато поглядывая на портрет и отмечая все новые детали – перепуганный Шуркин глаз, выглядывающий меж прядей чёлки, ее напряженная поза, выпущенные когти, которыми она впивалась в держащую её полную руку.
Он орудовал совочком все энергичнее, сознавая, что ему потребуются не месяцы, а годы, чтобы убрать этот номер. Годы наедине с материнской могилой.
А потом... откуда-то споднизу, задушенный толщей земли и камня, раздался истеричный лай.
Коля поставил мамин стаканчик у памятника, пристроил рядом бутерброд и присел на крошечную скамеечку подле.
- Привет, мам..., - промямлил он, разглядывая портрет на памятнике. Пышный шиньон, легкий наклон головы, скептическая усмешка... И, конечно, никакой рвущейся из рук собаки, - Как ты там? Как... Шурка?
Он горько скривился от чудовищной нелепости собственных вопросов. Пригубил вино, уже привычно отмечая, что второй глоток ему делать вовсе не охота.
- Не обижай её, ладно? – попросил он, - я скоро её заберу. Встречаюсь сегодня с этим... Петрухой. Он совершенно чокнутый, но, кажется, знает куда больше, чем мы с Иваном вместе взятые. А больше мне и податься некуда...
Коля мысленно воспроизвел клоунский обряд встречи двух бывших смотрителей. Первое сообщение он написал наобум, дескать, меня Николаем звать, хочу поговорить об Острове. Ответа он ждал долго, но так и не дождался, а потом понял, что Петруха его сразу заблокировал.
Тогда он купил другую симку и написал уже более обстоятельно, сообщая, что номер ему дал Иван, что он тоже бывший смотритель, и что ему позарез необходимо встретиться. Ответное сообщение, на этот раз, он получил, но тоже с другого номера. С требованием исключить «хвост». Он приказал Коле изменить внешность, запретил пользоваться такси, а при перемещении городским транспортом - обязательно «путать следы».
«Если заметишь хоть кого-то подозрительного, не вздумай даже приближаться к моему дому!», - писал ему тот, а следом (уже с другого номера) летело новое сообщение: «Возвращайся обратно и не предпринимай новых попыток несколько дней. Симку меняй после каждого сообщения мне. Они отслеживают контакты!»
Очень хотелось плюнуть на сумасшедшего, но Коля не мог. Во-первых, это была единственная ниточка, ведущая к острову, а во-вторых, после разговора с Иваном он почувствовал, что и за ним началась слежка.
Ничего конкретного. Какие-то повторяющиеся лица в толпе, какие-то странные персонажи, скучающие под грибком в его дворе. Вполне вероятно, что именно с лёгкой руки Ивана у него и возникла эта паранойя, ведь до визита к нему ничего такого он не замечал. Но, с другой стороны... А что если его встреча с Иваном и спровоцировала более пристальное и оттого бросающееся в глаза наблюдение...?
Думая, как лучше «зашифроваться», Коле припомнился старый фильмец с Мамоновым и он, в смущении, распахнул двери материнского платяного шкафа, где по-прежнему висели её наряды, а потом достал визитку Матвея...