Чтобы понять, нужно знать мою ситуацию. Она не уникальна. Я молодой парень, работаю на тупиковой низкооплачиваемой работе, из-за которой мне приходится вставать ещё до рассвета. Если опаздываю — урезают зарплату. Без исключений. Я живу в маленькой дешёвой квартире на пятом этаже довоенного дома, который лучшие десятилетия уже пережил. Водопровод стонет, полы скрипят, а стёкла дребезжат, когда ветер дует как надо. Но это всё, что я могу себе позволить. Самое важное в моей жизни, то, на чём держится моё шаткое существование, — хороший ночной сон.
И последние несколько недель кто-то крадёт его у меня.
Это случилось примерно месяц назад, и я до сих пор не могу выбросить это из головы. Я крепко спал, наверное, видел какой-нибудь будничный сон — как раскладываю товар на полках или наливаю кофе, — когда звук яростно вырвал меня из бессознательного.
Это был скрежещущий, ритмичный, царапающий шум. Прямо за окном.
Шшш-криит… шшш-криит… шшш-криит…
Такой звук заставляет зубы сводить, как будто ногтями по стеклянной классной доске. Я лежал в темноте, сердце колотилось о рёбра, пытаясь понять, что это. Ветка дерева? Нет, деревьев, которые дотягиваются до пятого этажа, тут нет. Я взглянул на будильник: 3:17.
Медленно, намеренно и бесспорно по-человечески. Кто-то был там. На пятом этаже. В голове пронеслась дюжина невозможных, пугающих сценариев. Наконец, подпитанный смесью страха и злой усталости, я выбрался из постели и подкрался к окну. Тонкие шторы были задвинуты, но звук исходил прямо за ними. Я глубоко вдохнул, ухватил ткань и отдёрнул её на сантиметр.
Старик, с глубокими, похожими на пропасти морщинами, в выцветшем сером рабочем комбинезоне. Он сидел… на чём-то. В темноте было плохо видно, я решил, что это подъёмная люлька для мойщиков окон, свисающая с крыши. В сухих костлявых руках он держал длинную щётку с жёсткой грязной щетиной и методично водил ею туда-сюда по моему стеклу.
Я замер на секунду; страх уступил место чистой, ошеломлённой злости. Я подошёл к окну поближе, чтобы он услышал.
— Какого чёрта вы делаете? — прошипел я, сдерживая голос.
Старик прекратил скрести и медленно повернул голову. Лицо было бледным в лунном свете, глаза — тёмные провалы. Он не выглядел удивлённым.
— Вечер добрый, сынок, — прошелестел он хриплым, песчаным голосом. — Работаю.
— Работа? Сейчас три часа ночи! — я попытался говорить тихо, но не вышло. — Вы грохочете! Люди спят!
Он лишь пожал плечами — медленно, устало приподнял узкие плечи. — Приказ хозяина. Хочет, чтоб фасад каждую ночь сиял. Днём, говорит, здание тогда выглядит опрятно. Надо успеть до рассвета.
Мой гнев сдуло, осталась только растерянность. Это не имело смысла. Какой здравый домовладелец платил бы за ночную мойку окон, особенно в таком облезлом доме? И почему именно в этот час? Абсурд и пустая трата денег.
— Слушай, — сказал старик, чуть мягче. — Я правила не придумываю. Я им следую. Старому надо как-то жить. Есть претензии — завтра с хозяином поговори. А мне работу делать надо.
Он снова повернулся к окну, собираясь продолжить. Я уже хотел задернуть шторы, когда он взглянул иначе и сказал:
— Знаешь, сынок, — прохрипел он, облизывая потрескавшиеся губы, — горло у меня пересохло. Не дашь старику стакан воды? До земли далеко, обратно тяжко. — Он кивнул в сторону тьмы внизу. — Просто… открой окно и дай воды.
Я замялся. Просьба простая, безобидная. Но что-то в этом было не то. Открывать окно спальни посреди ночи незнакомцу, висящему в темноте… в животе скрутился холодный узел. Инстинкт: нет, не делай этого.
— Извини, — ответил я натянуто. — Я… не могу. Защёлка сломана, не сдвинуть. — Глупая ложь, но первая пришла в голову.
Лицо старика потемнело. Усталое деревенское выражение исчезло, и в глазах на миг вспыхнул холодный, жёсткий гнев. Секунду — и снова маска усталости. — Как хочешь, — буркнул он и вернулся к делу.
Я лёг обратно, но уснуть было нереально. Скрежет продолжался ещё час, прежде чем стих. Я лежал, пока не сработал будильник, злой и растерянный.
Утром, по пути на работу, я заглянул к домовладельцу на первом этаже. Коренастый лысеющий мужик, вечно будто только что проснувшийся.
— Простите, — начал я вежливо. — Пару вопросов. Насчёт мойщика окон.
Он моргнул, лицо знак вопроса. — Насчёт кого?
— Мойщика окон, — повторил я. — Старика, которого вы наняли чистить фасад по ночам. Он разбудил меня в три утра. Шумно. Можно ли ему работать днём?
Домовладелец уставился на меня, потом коротко, грубо рассмеялся. — Мойщик окон? Парень, всё ли с тобой нормально? Посмотри вокруг. — Он обвёл жестом захламлённый кабинет. — Я похож на того, кто платит за ночную мойку? Я окна этого дома лет десять не мыл.
— Но… я видел мужчину, — настоял я. — Он сказал, что вы его наняли.
— Значит, мужик соврал, — усмехнулся хозяин, тон стал раздражённым. — Сумасшедший какой-нибудь. Или тебе приснилось, парень. Тебе бы поспать. Никто больше не жаловался. А теперь извини, я занят. — Он снова уткнулся в бумаги.
Я пошёл на работу, как во сне. Неужто сон? Всё казалось таким реальным. Звук, холодный воздух, лицо старика… Но хозяин прав: никто бы не мыл окна ночью. Значит, сон. Очень яркий тревожный сон.
Этой мыслью я кормился весь день. Но ночью лёг спать с грызущим тревожным чувством.
И, разумеется, в 3:24 снова проснулся от того же звука.
Я сел как вкопанный. Сердце колотило. Это не сон. Он вернулся.
Я поднялся, теперь страх смешался с холодной злостью. Подошёл к окну и резко распахнул шторы.
Он был там. Тот же старик, тот же выцветший комбинезон, тот же изматывающий скрежет. Сегодня он выглядел ещё уютнее, будто ночное небо — его естественная среда. Он увидел меня и медленно, лениво кивнул.
Я подошёл к стеклу, руки дрожали от адреналина.
— Я говорил с домовладельцем, — сказал я жёстко. — Он о вас не слышал. Он вас не нанимал. Так что объясните, что вы тут делаете, пока я не вызвал полицию.
Старик остановился. Вздохнул протяжно, театрально. Повернулся, и выражение лица полностью отличалось от прошлой ночи. Теперь оно было маской глубокой, разрывающей сердце печали.
— Прошу, сынок, — сказал он, голос дрожал. — Пожалуйста, не надо. Мне… мне нужна эта работа.
— Это не работа! — рявкнул я. — Вы врёте! Кто вы?
В глазах будто заблестели слёзы. — Хозяин… должно быть, забыл. Или так сказал. Платит наличкой, понимаешь? Без бумаг. Он не плохой, просто… забывчивый. — Он придвинулся ближе к стеклу, понижая голос до шёпота заговорщика. — Но мне это нужно. Каждый цент. Моя… моя дочка… она больна. Очень больна. Нужна операция. Дорогая. Это единственная работа для старика вроде меня.
Мне кольнуло сочувствие. А вдруг правда? Вдруг я разрушу жизнь бедняге из-за недосыпа?
Он заметил колебание и надавил. — Я вижу, ты добрый, — сказал он, голос густой от эмоций. — Я читаю это на твоём лице. Ты же не обидишь маленькую девочку? Может… может, ты поможешь? Мне и работа не нужна, если бы ты… помог. Немного денег, что есть. Всё пойдёт на операцию. Просто открой окно. Пожалуйста. Или… может что-нибудь поесть? Я не ел с вчерашнего утра. Так голоден, едва стою.
И тут чары рассеялись. Слишком уж всё драматично. Голод, больная девочка, хозяин… паутина лжи, созданная ради одного — заставить меня открыть окно.
Я не произнёс ни слова. Просто отступил, достал телефон и, глядя ему в глаза, набрал полицию.
Поднёс аппарат к уху. — Алло, здравствуйте. Я хочу сообщить о человеке у окна…
Лицо старика изменилось. Маска печали растворилась. Мольбы пропали. Взгляд стал холодным, плоским, а на губах растянулась ужасная, искажённая улыбка. Он понял, что проиграл.
Он медленно поднял руки, будто сдаваясь. — Твоя взяла, сынок, — произнёс он уже не хриплым, а гладким, леденящим баритоном.
Движение было плавным, почти изящным. Он просто отклонился и упал, со своей невидимой опоры, в чёрную пустоту ночи.
Из горла вырвался крик. Он убил себя. Он прыгнул прямо у меня на глазах. Я бросился к окну, разум вопил, распахнул створку настежь, высунулся, ожидая увидеть тело, услышать удар, увидеть хоть что-нибудь.
Внизу пять этажей голой кирпичной стены уходили к тёмному пустому проулку. Ни тела. Ни платформы. Ни лесов. Ни верёвок, ни подъёмника.
Совершенно ничего, на чём человек мог бы сидеть, стоять или висеть снаружи моего пятого этажа. Только воздух.
Я вцепился в подоконник, ночной ветер бил по лицу, мысли пытались переварить невозможное. Он не сидел ни на чём. Он парил. И он не упал. Он просто… исчез.
Я отшатнулся в комнату, тело трясло. Диспетчер полиции всё ещё говорила в упавший телефон, тонкий голосок спрашивал, на линии ли я.
Я повесил трубку. Что я скажу? Что парящий призрак пытался заставить меня открыть окно?
Я пишу это сейчас, потому что должен предупредить. Осторожно с теми, кто стучит ночью. Остерегайтесь голосов, которые просят помощи. Прислушивайтесь к холодному первобытному чувству внутри. Оно дано, чтобы защитить от тех, кто стоит по ту сторону стекла, улыбается и умоляет впустить.
Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit