Во-первых, я должен сказать: я вор.
Не какой-нибудь мелкий «бей-и-беги» или карманник. Там нет ни плана, ни стратегии, кроме «двигайся быстро и будь готов дернуть». Я — вор-домушник в четвёртом поколении. Я отлично делаю своё дело. Если всё проходит гладко, вы неделями не замечаете, что я у вас побывал. А то и вовсе никогда.
Понимаю, большинство считает такую работу отвратительной. Мне нормально. Я мог бы долго рассказывать, как система ворует у нас, как богатые тратят свои нечестно нажитые деньги, чтобы удерживать нас внизу, и выдавать себя за «Робин Гуда»… Но пощажу вас. Я вор, потому что у меня это хорошо получается и я вырос в культуре, где это ценится. Есть и другие причины, но не стоит углубляться.
Быть домушником — это не просто залезть в дом и очистить сейф. Это лишь верхушка айсберга. Однажды отец сказал: «Работа вора — быть готовым умереть от скуки». Он не ошибался. Во всяком случае — в этом. Во многом другом — очень даже.
Когда я выбираю дом, за ним нужно сидеть. Звучит легко, но на деле — тоска смертная. Скука уровня «помыть гараж». «Очередь в МФЦ». Но без этого нельзя. «Овощи перед мороженым, сынок. Сначала овощи». Опять отец. Говорил так, вдыхая пачку «Фиг Ньютонов» перед ужином. К моему ужасу, он снова оказался прав.
Кроме многочасового наблюдения, есть десятки других мелочей. Не засёк ли тебя кто-нибудь во время разведки? В каком режиме работают слуги? Как лучше попасть на участок? Как влезть и выйти с минимальным шансом нарваться? Каждый вопрос надо решить заранее.
Наконец, главный: что с охраной? Многие «МакОсобняки» продаются с навороченной системой безопасности… на первый год. Потом льготный тариф кончается. Большинство, даже миллионеры, отключают услуги. Вывески остаются, а оборудование — нет. Ушло, как диско, и не вернётся.
Почему? Две причины. Первая: богатые живут в пузыре, уверены, что до них не доберутся. Деньги порождают самоуверенность. Вторая: они жутко скупы. Зачем платить за настоящее, если хватит дутого? Сердце капитализма — делать деньги, тратя минимум. Иллюзия безопасности дешевле безопасности реальной.
В ночь ограбления я чувствовал себя отлично. Подготовился: расписал расписание всех жильцов, отметил входы-выходы, знал, где главная спальня. Даже надел счастливую футболку.
Я дождался, пока хозяин уехал на Uber, и включил таймер на полчаса. По опыту знаю: прислуга сматывается почти сразу. Кошки ушли — мыши в пляс. Как по часам, слуги растворились, едва машина скрылась. Я всё равно высидел положенное. Опоздавшие могут стать свидетелями. Их не было — я пересёк участок.
Самый нервный момент — когда вскрываешь дом. Даже в чёрном, даже в темноте тебя может увидеть сосед, выгульщик собак, бродяга — кто угодно.
Время против тебя. Медлишь — привлекаешь внимание. Спешишь — ошибаешься. Нужны ровные руки и холодная голова. У меня с этим порядок.
Это ещё и зона непредсказуемости. Забыл про решётки? Два замка вместо одного? Кто-то остался дома? Сигнализация включена? Камеры пишут? Ставка слишком высока — свобода или жизнь.
Чаще всего окна второго этажа в таких домах не заперты. Логика: «У нас же куча защиты, кто туда доберётся?» Понимаю. Ошибка, но типичная. Повиснув на водосточной трубе, я выдохнул: окно не заперто.
Я толкнул раму и скользнул внутрь. Мои мокасины мягко коснулись пола — ни звука. Для улицы они нежные, но в доме — золото: нет следов, нет шума, ногам кайф.
В комнате было темно, и я не собирался это менять. У меня крохотный фонарик-ручка. Я так привык видеть мир в крошечном круге света, что глаза моментально привыкают. Кот, как есть.
Документы, завещания, святые граали — всё это обычно в сейфе. Домашние сейфы я не вскрываю: долго и грязно. Мне нужны драгоценности. По опыту я знал, где искать.
Даже в темноте было ясно, насколько неприлично огромна гардеробная. Это скорее студия для одежды. Три стены завешаны костюмами и платьями, надетыми максимум раз-два. Некоторые ещё с бирками. Четвёртую стену занимали туфли: Louboutin с красной подошвой и редкие Jordan до горизонта, вернее — до луча фонаря.
Но взгляд притянул встроенный в стену туалетный столик — как Петра в скалах Шара. Точнее, три шкатулки на нём. Я двинулся к ним, будто фанат к святыне. Вот зачем я пришёл. Этого хватит надолго… если это не бижутерия. «Каменный облом», как говорил отец.
Я приоткрыл первую крышку и улыбнулся. Дюжины брошей с камнями мерцали, будто сотни глаз мифического чудища. Все формы, все размеры. Большинство — безвкусные, но настоящие. Подлинник чувствуется по тяжести. Эти были те ещё.
Я выбрал несколько со дна и опустил в сумку. Пальцы нащупали что-то странной формы. Вытянул, чтобы разглядеть: треугольник в пятиугольнике, усыпанный бриллиантами. Дорогая вещица. Но что-то не так — вернул обратно.
Чем дольше работаешь, тем тоньше нюх на правильную добычу. Секрет: брать по две-три штуки и только неприметные. Уникальное трудно сбыть: всплывёт в ломбарде — и копам до тебя два шага. Кандалы? Нет уж.
Когда я убрал брошь, фонарик замигал. Я слегка хлопнул им о столик. Взглянул в зеркало — и сердце застыло.
У открытого окна стояла фигура.
Рефлекторно я развернулся, готов драться, — никого. Свет погас, я убрал фонарик. Вернулся к зеркалу — дыхание перехватило.
Теперь фигура была в проёме гардеробной.
Я сжал кулаки. В тюрьму я не пойду. Буду биться. Развернулся — пусто. Я запутался: я точно видел человека. Не скажу лица, но кто-то стоял. Спокойно, будто не удивлён моему присутствию.
По коридору из главной спальни послышались быстрые шаги. Потом где-то захлопнулась дверь.
Ноги подломились, во рту пересохло. Странностей на работе хватало, но призрак? Никогда. Хотя, если это не призрак… Человек — хуже. Гораздо.
Призрак не позвонит в полицию.
«Любишь картонные трубки и смазанных мужиков — тюрьма рай, Брайан». Отец опять. Мне было восемь. Прилипло. Главное правило: думай, или учись сжимать «Шармин».
Занавески развевались: выход? Но… любопытство тянуло в коридор разобрать, кто наблюдал. Мысль распустилась, пока разум не вырвал её с корнем.
Я метнулся к окну и застыл. Сначала убери следы. Повернулся закрыть шкатулки — и услышал знакомый хлопок окна. Кто-то захлопнул мой путь наружу. Чёрт. Я обернулся — опять никого, только шаги убегающего по коридору и очередной хлопок двери.
— Чёрт возьми, — прошептал я. Язык стал ватным.
Быстро собрав всё, я был у окна, когда услышал худший для вора звук: хлопок входной двери. Хозяин ворвался, горлопан:
— Я знаю, ты наверху! Камера всё сняла, шлюха!
Я вцепился в раму, попытался поднять — не шелохнулась. Будто невидимые руки держат. Паника хлестнула по жилам. Надо прятаться. Сейчас.
Я юркнул в гардероб. В ту же секунду дверь в коридоре снова распахнулась, шаги к лестнице, разворот обратно, хлопок.
Это раззадорило хозяина. Он рванул вверх, перепрыгивая ступени.
— Молись Богу, чтоб я тебя не поймал! Я буду потрошить тебя медленно, так что смерть покажется милостью!
Я не хотел знать, что это значит. Но время он мне дал. Я спрятался за одеждой — другого выхода нет. Раздвинул костюмы, как Моисей воды, и проскользнул в нишу.
Шаги добрались до верха. Зазвонил мобильник. — Чёрт. — Голос сменился на учтивый: — Пит, дружище, как дела? — Сердце колотилось, будто я на кокаине бегу стометровку. Попадался я редко, но такого не переживал. Трясся, пот лил в глаза. Глубокий вдох не помог.
— Пит, я в теме. Знаю, сколько ниточек ты дёргал, чтобы меня подключить… — Мужик вошёл в спальню. Свет вспыхнул: гардероб освещён.
Я вжался в стену, кулаки готовы. Я в ловушке. Обзор нулевой. Шанс выпрыгнуть минимален.
В гардероб зашёл мужчина в дорогом смокинге, лет пятидесяти, но на вид моложе: гладкая кожа, аккуратные усики, густые зализанные волосы. Словно оживший карикатурный коррумпированный политик.
— Всё проверил. Ни семьи, ни соцсетей, ни ордеров. Ноль. Никто. Идеально для церемонии.
Он прохаживался. Сквозь костюмы я видел ближе: возраст выдавали натянутые пластикой черты, волосы черные, но у висков серебряные крылья по-польски. В уголках глаз сеточка трещин.
Он держал телефон плечом, стягивая пиджак. Смахнул дорогую ткань на пол, будто та кишмя кишела муравьями.
— Пит, Пит… Питер! Серьёзно, понял. Я переоденусь. Знаю, они… разборчивы. Первый имидж единственный.
Он остановился прямо напротив меня. Если бы ему стало скучно, он бы заметил лицо в «Армани»-секторе. Слава богу, разговор увлёк.
Лампочки замигали. Он поднял взгляд. В этот момент я увидел за спиной фигуру из тени.
Я хотел кричать и бежать, но смог лишь зажмуриться. Так и сделал.
— Чёрт, — буркнул он. — Да не тебе. Эта долбаная лампа снова моросит. Надо было нанять твоего парня… но Мэри упёрлась в того идиота-дизайнера. Что делать: счастливая жена — счастливая жизнь, ага? — Пит что-то сказал, мужчина гоготнул: — А точнее, счастливая вторая жена…
Пока они смеялись, я ощутил присутствие у себя за спиной. Инстинкт кролика: рядом хищник. Беги. Но я не мог.
Даже когда горячее дыхание коснулось шеи.
Я распахнул глаза — ожидал увидеть библейскую тварь, но вместо неё мужская рука потянулась за соседним пиджаком. На запястье часы за триста тысяч. Соль-перец на волосках. Богач.
Гуля не было. Свет мигать перестал. Напряжение спало, но не ушло: я всё ещё в ловушке. Стоило бы ему податься чуть влево — и он заденет меня. Я замер, не дыша.
Он дёрнул пиджак. Вешалка отлетела назад и ударила меня в глаз. Я зажмурился, скрипя зубами от боли. Хотелось орать, но я лишь запер крик внутри.
Свет снова стал стробить. С раненным глазом видеть было почти невозможно, но слух оставался. За болтовнёй мужчины я расслышал скрип половиц за дверью.
— Пит, поверь, я рад вступить в организацию. Им понравится мой… вкусный… — Лампа погасла. И его рот тоже. В темноте я тёр глаз. Он раскрылся, боль дикая, но я видел… если бы был свет.
— Чёртов шкаф. Ладно, давай позже. Я проверю кое-что и выезжаю. Не опоздаю. — Он положил трубку, печатая пальцами по экрану в поисках фонаря. Слабое свечение исказило лицо до гоголевщины.
Наконец свет включился — и телефон умер. — Китайское дерьмо за тысячу баксов!
Единственный свет лился из коридора — как раз там, где скрипело. Я тянул шею, но его корпус заслонял дверь.
Бормоча ругань, он направился туда. Но что-то юркнуло в спальню и захлопнуло дверь гардероба. Повернуло замок и умчалось по коридору.
Мужчина завопил и навалился на дверь. Стены задрожали, но замок держал. Он ударил плечом ещё — зря: рухнул, хватаясь за плечо.
Пнул дверь дважды, просто от злости. — Я кому-то голову проломлю! — Ещё удар.
Встал, матерясь, и ощупью нашёл защёлку на столике. Щёлк — передо мной открылся тайник-дверь. Из него лился мертвенно-белый свет десятков экранов.
Я не мог подойти ближе, но он явно искал кого-то по камерам. Зашёл глубже, и я тихо сдвинулся ближе.
— Вот он ты! — взревел хозяин. Голос кишел ненавистью. Через секунду он выскочил, держа что-то. Молот отбойного типа.
Рукоять треснула, в двери дыра, свет коридора хлынул. Он сунул лицо: — Я знаю, ты вышла! Найду — пожалеешь, что жива!
Для эффекта он вмазал ногой — дверь распахнулась, дрожа. Он выскочил с молотом, жаждя крови. Снова шаги по коридору, он бросился следом. Далёкий хлопок двери и ритмичный рам-там-там молота по ручке.
«Кто последний у стойки бара, тому стрёмная баба». Папа говорил. Пора смываться.
Я вылез, крадучись к окну. Путь чист. Но ноги не шли.
Я должен. Инстинкт вопил: вылезай, спускайся, беги. Папа подталкивал: «Двинь, дубина! Копы на подходе!»
Но что-то держало. Если он кого-то убьёт, а я не помешаю, я себе не прощу. Их кровь будет на моих руках.
Я преступник, но не подонок.
Вздохнув, я направился к паник-руму. Нужно знать, что происходит, и где камеры, чтобы не засветиться. Может, там же выход.
Челюсть упала. Ряды мониторов показывали каждый угол дома. Снаружи я камеры изучил и знал слепую зону. Внутри — нет. Одна смотрела прямо на окно, через которое я влез. Другая — на меня сейчас.
Хозяин всё бил ручку, но она держалась. Шесть ударов — ничего. Крепкая штука.
Я поискал оружие — пусто. Может, в спальне. Пока он занят, я выскользнул. Там стерильно: деньги и отсутствие совести. Ничего против молота.
— Кто вы? — послышалось из-под кровати.
Я вскрикнул, но ладонь вовремя закрыла рот. Сел на пол, заглянул под кровать.
Девушка лет двадцати с небольшим. Испуганные глаза, дрожит. Грязная — но, похоже, таковой стала здесь. Запах гнилой. Сломанные кровавые ногти — будто царапала запертую дверь. На тыльной стороне свежий шрам-клеймо: треугольник в пятиугольнике.
— Кто вы? — повторила шёпотом.
— Вор, — честно ответил. — А ты кто?
— Он похитил меня. Де… две-три недели держит. Он хотел… жертву… Он чудовище.
Теперь разговоры с Питом обрели мрачный смысл. — Как тебя зовут?
— Брайан. Он занят, Инес. Уходим.
— Он гоняется за тенями! Сейчас шанс!
— Я обещала помочь закончить дело.
— Нет, — тихо сказала Инес.
В этот момент всё электричество мигнуло и погасло. Дом стих ненормально. Я чувствовал собственный пульс.
— Я обещала демону, которого призвала.
— КТО, ЧЁРТ ВОЗЬМИ, В МОЕЙ СПАЛЬНЕ! — заорал хозяин из коридора. — Она моя добыча! Пусть Пит ищет себе другого ягнёнка!
— Под кровать, Брайан! — крикнула Инес.
Я не спорил: плюхнулся и прополз. Как только ноги скрылись, дом снова содрогнулся, словно землетрясение. Подступила тошнота.
И так же резко всё стихло. Лишь цепочка вентилятора стукала о плафон.
— Что бы ни случилось, — шепнула Инес, — не смотри.
Раздался взрыв, дверь в коридоре разлетелась. Мужчина завыл, ударившись о стену — костлявый треск.
Два тяжёлых шага потрясли дом. Мужчина всхлипнул от ужаса. Послышалась какофония чужих криков и низкий рык.
— Боже! — вопил он, в панике мчась к нам. Зачем не бежать вниз? — понял я: он ломился в паник-рум, веря в спасение.
Но там ждал не приют, а могила.
На пороге невидимая сила толкнула его. Он перелетел через комнату, разбив окно. Стекло осыпалось, как сверкающие броши.
Он рухнул рядом с кроватью. Я приоткрыл глаза. Кровь струилась из десятков порезов, на спине ожог, кожа шипела. Запах жареного мяса.
Думаю, он успел спросить: «Что тут творится? Кто ты, чёрт побери?»
Он попытался встать, но чешуйчатая лапа схватила его за волосы. Он выл, молил, но не мог вырваться. Существо издало хор воплей и потащило жертву в гардероб. Дверь захлопнулась. Снаружи мы слышали треск костей и предсмертные крики.
— Пора, — сказала Инес, выползая.
Маленькие огоньки на ковре слились в пламя, путь к лестнице отрезан. Инес заслонилась рукой, жар нестерпим.
— Что делать? — спросила она.
— Я знаю, — крикнул я. Выбил остатки стекла, дым повалил наружу. — Лезь по трубе! Машина недалеко.
Она почти прыгнула, скользнула вниз так быстро, что я потерял её. Я оглянулся: дым заполнил комнату.
В сумке на плечах звякнули броши. В отблеске пламени они сверкнули. Не раздумывая, я швырнул добычу обратно.
Мне не нужен проклятый груз.
— Живее! Пожарные едут, — позвала Инес снизу. Сирены уже выли. Полицейские — за ними. Нам здесь не место.
Я слез, помог ей перелезть забор. Соседи сбегались любоваться огнём. Никто нас не заметил. Я увёл Инес в темноту.
Три квартала до спрятанной тачки. В округе — вой сирен, зарево. Инес села на бордюр и разрыдалась. Я стоял рядом, не зная, что делать.
— Ты в порядке? — спросил наконец.
— Нет. Но разве в жизни бывает по-другому?
Я хмыкнул. — Попала в точку.
Она сплюнула в сторону пылающего особняка. — Пусть его душа гниёт в аду.
— Получил по заслугам. — Вопросы рвали меня, но я сдержался. Хотя один вырвался: — Как ты это сделала?
— Но ведь Богу? — не понял я.
— Я молилась о мести, — сказала она, поднимаясь. — И кое-что меня услышало.
— Ты что-то обещала? Душу, например?
Она слабо улыбнулась, вытерла слёзы. Ответа я не получил. Легко коснулась моего плеча, кивнула и пошла по улице.
Я хотел окликнуть: подвезти, помочь, спросить сотню вещей.
Но не стал. Она нуждалась в покое. В одиночестве.
И тут вспомнилась отцова фраза: «Взял, что пришёл взять — уходи». Он говорил о кражах, но теперь тоже подходило. Мы оба забрали свободу. Второй шанс.
Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit
