–…Клянусь, находясь на службе в космическом флоте, быть честной, добросовестной, достойно переносить все трудности….
Спасибо брату, приехал: вон его такая же светлая шевелюра маячит в углу зрительных рядов. Хотя Лиза и накричала: Сергею пришлось ненадолго, но всё же оставить больного отца. Головой-то она понимает, что в больнице медперсонал, нужная аппаратура, но поделать с собой ничего не может: слишком сильный страх поселился где-то внутри, под лопатками.
Тишина над пустыней, только её голос раздается звонким ручьём, улетая куда-то далеко и оставаясь навсегда в бескрайних просторах, возле древнего, уже не используемого, но всё еще колоссального космодрома «Байконур».
Вот улетели в ярко-синее небо последние слова клятвы, и Елизавета заняла своё место в строю. Теперь дождаться остальных. Тех, кто через несколько минут станут её коллегами, а не просто соучениками. Кто так же, как и она, превратится из кадета в офицера космофлота и будет напряженно дожидаться решения: куда же его распределят?
Лиза на последнем курсе кадетства подала прошение в исследовательский корпус, успев попробовать себя и навигатором, и ксенобиологом, и, к ее глубокому сожалению, штурмовиком. Как ни пыталась она избежать этой участи, но важный этап кадетского обучения пропустить не удалось. Впрочем, от роли штурмовика она отказалась почти сразу, едва окончился этот изнуряющий обязательный курс. Слишком уж сильное неприятие у девушки вызвала, пусть даже гипотетическая, возможность отобрать жизнь у другого существа, неважно – у известного ей или ксеноморфа. Услужливая память тут же начала подкидывать совершенно ненужные сейчас образы, сливающиеся в единый фильм, хотя Лиза и пыталась их забыть:
– Огонь! Фетисова! Огонь! – раздраженный инструктор в мгновение ока материализовался над нервно дергающей курком девушкой. – Встать! Смирно! По какой причине плазменная винтовка не переведена в боевой режим? Курсант, вы не знаете своё оружие? Почему не сделали ни единого выстрела?!
С каждой следующей фразой лицо инструктора становилось все более жутким. Почему-то именно для штурмовой подготовки набирали инструкторов-солдафонов, желающих непременно «вкричаться» в курсанта. Вот и сейчас своим ором инструктор перекрывал грохот учебного боя. Но при этом, если говорить честно, особо грохотать было нечему: плазмоганы и винтовки работают практически бесшумно, выдавая лишь лёгкое «ш-ш-ш-ш-ш» в момент выстрела. Конечно, во время боя с жутким треском падали пораженные мишени, некоторые вспыхивали и сгорали в считанные секунды, другие – валились набок. Больше всего же громкого шума на тренировочном поле создавали спрятанные в глубине пространства динамики, полностью повторяющие звуки фауны расположенной в созвездии Девы одной из ближайших экзопланет, Росс 128 b. Той самой, печально известной, как «карантинная планета», передавшей на Землю опасные бактерии. К счастью, в прошлый раз с ними удалось справиться, хотя вместо нескольких дней карантин продлился пару месяцев. А над всем этим раздавались громкие команды инструкторов.
Тот свой ответ Лиза сейчас поменяла бы принципиально. Ответив по уставу и взяв на себя вину. Но тогда…
– Не могу…. Не могу! Они – живые! – Технологии делали ситуацию на поле боя осязаемой, задействуя не только слух и зрение, но и запахи, и страх, и даже эмпатию.
– Отставить! Это – враги!
– Нет, невозможно! Надо договариваться, нужен ксенобиолог!
– Они не разумны, Фетисова! Их единственная цель – сожрать тебя и команду! – Инструктор вырвал из рук перепуганной курсантки винтовку и в один прием перевел предохранитель в боевое положение, с силой втолкнув оружие обратно Лизе, одновременно очень страшно заорав:
– Стреляй! - В этом месте воспоминания Лиза всегда отключала эмоции: продолжение «фильма» было ещё более тяжёлым.
Неожиданно чья-то рука толкнула её в плечо:
– Сестрица, ты, никак, влюбилась? Чего такая задумчивая и глаза на мокром месте? Ты как будто не заметила, что всё закончилось? Нет, я, конечно, понимаю, выпуск, присяга, всё это, - обвёл плац, наполняющийся ликующими кадетами, Сергей.
– Дурак… – Лиза выдохнула с облегчением: слишком сильны переживания сегодняшнего торжества, чтобы ещё больше усугублять их флешбеками неприятных моментов учебы. И, хотя последние теперь остались позади, глубоко в подсознании сидели врезавшиеся в тот злополучный день слова, сказанные, на удивление, очень тихо и устало: «Однажды именно от твоего выбора может зависеть жизнь корабля, Фетисова, и не только, как навигатора. Кто знает, когда нужно будет снова взять оружие. Запомни: три секунды отделяют экипаж от смерти. Три секунды твоего решения».
– Чего это сразу дурак? – Деланно возмутился Фетисов-младший. – Стоит тут, витает в облаках, даже не кивнула брату, хотя я видел – заметила, что приехал.
– Сереж… Спасибо тебе огромное! Я… Мне… - молодая девушка в форме курсанта космического корпуса обхватила брата руками, уткнувшись в его плечо и беззвучно затряслась.
– Мать, ты чего? Давай, прекращай… Лиз? Лиза… – Растерявшись от такой резкой трансформации будущего космонавта исследовательского флота обратно к его чувствительной сестре, Сергей не знал, как реагировать, смущаясь под взглядами случайно оказавшихся поблизости кадетов.
– Всё-всё. – Продолжая всхлипывать, быстро брала себя в руки Елизавета. – Я просто… О папе постоянно думаю… Перед тобой виновата – не приехала на посвящение… И всё как-то вдруг и сразу…
– Допустим, не вдруг. Мы с отцом одобрили твой выбор, когда ты решила сюда поступать. И болезнь его тоже помогаешь переносить: без твоей ежемесячной стипендии было б гораздо хуже.
– Не «ойкай»! Во-первых, ты полностью на обеспечении корпуса, что очень помогло еще пока я заканчивал школу, во-вторых, после того, как ты стала перечислять нам стипендию, я совершенно спокойно смог подать документы в Морскую Академию, так что на самом деле «спасибо» должен говорить я. В-третьих, – продолжал загибать пальцы Сергей, – на моём посвящении ты быть никак не могла: твоё обучение на Луне и годовой курс практической навигации в пределах Солнечной Системы – да, мы с папой наблюдали – это важная часть, чтобы стать хорошим навигатором. Так что не стоит себя винить. А теперь, если готова – с той стороны зрительных рядов я поставил гравилёт. Поехали к отцу.
– Помчались! Только, как же...
– Ответ? – Дождавшись кивка сестры, Сергей улыбнулся. – Кто из нас кадет Корпуса? Ты же знаешь, что результат распределения будет в течение месяца, в том числе с ответами на ваши прошения. Сейчас тебя здесь ничего не держит, кроме казармы. Но, думаю, там за твоей койкой присмотрят.
Естественно, брат оказался прав: окончившим обучение кадетам давался год на проживание в казармах, пока они получали ответы по распределению и устраивались, согласно полученным специальностям, на немногочисленных кораблях и катерах космофлота. Лиза всё это знала, но навалившаяся в последние несколько дней усталость и стресс словно выключили какое-то важное реле её памяти. И поэтому сильнее чувствовалась благодарность за то, что Сергей не только проигнорировал её возмущение по поводу собственного приезда, а ещё озаботился личной доставкой к больному отцу. Правда, вот уже несколько часов неслись они в полуметре над землей с максимально разрешенной для гравилётов скоростью, но пока добрались только до зеленеющей степной зоны.
Путь от древнего космодрома до Приазовья на гравилёте занимает почти половину дня. Однако ни Лиза, ни Сергей не любили общественные гиперзвуковые поезда, предпочитая провести больше времени в пути, зато насладиться видами и надышаться врывающимся в лёгкие свежим ветром. Дополнительную радость обоим давала возможность самостоятельно выбирать маршрут, скорость и в целом –свобода движения.
– Сестра, а, сестра? – раздался прямо в голове передаваемый встроенным в гермошлем нейрофоном голос брата. – Меня дико разрывает от любопытства: зачем вы в такую глушь забрались? Ты же училась под Уралом. И вдруг – пустыня! Да ещё и отсутствие минимальной климатической регулировки. Спасибо навесным козырькам над зрительными рядами, иначе бы испёкся на солнце.
– Традиция, – пожав плечами и ни на секунду не задумываясь ответила Лиза. – С Байконура началось покорение космоса, поэтому Корпус решил сделать ритуал символичным. Для этого построили плац, на котором ты был. А насчет климат-контроля – то ли денег не хватило, то ли решили намекнуть на трудности, с которыми может быть связана жизнь космонавтов, то ли дань тем временам, когда не было никакого климат-контроля – не знаю.
После изнурительной космической подготовки, длившейся весь прошлый год, она была рада оказаться на Земле. Хотя желание участвовать в исследовательских миссиях никуда не пропало. Но за время учебы Лиза уяснила главное: жизнь не будет тебя ждать. Поэтому старалась наслаждаться каждой секундой, проведенной на родной планете, отобрав у Сергея руль и заставляя гравилёт входить в опасные, как раньше сама думала, виражи. При этом не забывала снижать скорость перед маневрами: всё же на борту, кроме неё, есть пассажир, да и в целом мысль нездорового риска ей претила.
Гравилёт давал именно ту, необходимую сейчас, степень свободы. В космосе не чувствуешь расстояний и скоростей: ускорение происходит плавно, а гиперпрыжок выполняется уже в самой конечной точке разгона. В подпространстве не работают многие известные физические законы. Само существование космонавтов в этом измерении до сих пор не может объяснить наука. Однажды «упав» в подпространство, корабль продолжает двигаться по инерции, используя тот конечный импульс от главных двигателей, пока не выйдет в конечной точке. И все, кто в данный момент находятся на корабле, к этому моменты должны быть в анабиозных капсулах: единственной возможной защите. Погружение в крио-сон позволяет пережить время прыжка. Странным образом в этой новой физике, которую доказали совсем недавно, что позволило найти гиперпространственное измерение, совпадают несколько условий. Первое: человеческое тело не переживет более полутора лет такого сна, второе: корабль не может – пока не может – находиться в подпространстве дольше четырнадцати, иногда, при удачном стечении обстоятельств, пятнадцати земных месяцев. Есть и другие, но к выживанию экипажа они уже не относятся. Эти новые данные Лиза узнала, ведя учебный катер сначала к Юпитеру от Луны, потом – к орбите Плутона и затем, возвращаясь назад. Едва она дала команду выполнить стандартный прыжок, и выйти перпендикулярно земной орбите, чтобы не терять несколько месяцев пути, автоматика корабля запретила манёвр. Объяснение было понятным и ужасным одновременно. Но самое главное – этого не было в общедоступных и даже учебных файлах.
Лиза помнила, как держала в руках длинную распечатку объяснений на самоуничтожающемся носителе. Она почему-то не поверила данным, вспыхнувшим в мозгу, и затребовала, подражая брату, физический протокол, чтобы еще раз, неспеша, всё прочесть. В памяти всплыла её перепалка с учебным катером, занявшая всего доли секунды, благодаря навигационному нейрочипу:
«Разгон до стартовой, прыжок»
«Разгон до стартовой, прыжок, объяснить причину отказа»
«Отклонено. Причина: катер не оборудован крио-капсулами»
«Полномочия старшего навигатора на время учебного полёта. Фетисова Е.В. Допуск второго уровня. Команда на выполнение с полными правами. Разгон до стартовой, прыжок»
«Полномочия подтверждены. Отклонено»
После этого ей ничего не оставалось, как связаться с ЦУП и долгие девять часов ожидать, пока прийдет протокол с объяснениями. Но даже после ответа она затребовала ту самую распечатку, которую с удовольствием выплюнула навигационная панель на упомянутом самоуничтожающемся носителе.
Только после возвращения на Луну, удивленную, растерянную, но при этом достаточно возмущенную, чтобы накричать на инструкторов из-за огромного риска, которым они подвергают курсантов, Лизу настигло облегчение. Обычные люди не должны знать, какую цену на самом деле платят покорители космоса. И потому, до самых первых тренировочных полетов никого из курсантов не посвящают в детали, несмотря на подписание бумаг о неразглашении. Правда, обычно инструктаж проводится сразу всему курсу, но отсутствовавшая пару дней, по причине перевода отца в другую клинику, Елизавета узнала обо всём лично.
– У-у-у-у-у, - гудел двигатель гравилёта, выполняя очередной вираж, в который отправляла его бывший курсант.
– Ух, хорошо! – Вторила ему Лиза, откровенно улыбаясь сквозь фотохромное забрало гермошлема.
– Неплохо, но хватит уже вилять из стороны в сторону, чай, не на свидании, – издевательски комментировал её пируэты брат, прекрасно понимая, что эти подколы не могут помешать сестре наслаждаться моментом. К тому же он не ставил такой цели, а просто ненавязчиво напоминал о своём присутствии.
– Да ты бы знал, как мне не хватало этого в космосе! – Мгновенно после этой фразы Сергей ощутил её восторг, усиленный нейроинтерфесом. Но по негласному правилу, принятому между ними после того, как Лиза отправилась первый раз на орбиту, на Земле за старшего оставался он. При этом продолжал советоваться с сестрой по важным поводам. Сейчас же они приближались к месту назначения, и потому он ответил:
– Представляю… А теперь сбавляй скорость, почти добрались.
– Как добрались? Ещё ведь почти час полета?
– Оглянись, узнаешь места? – Слегка забавляясь, спросил брат.
– Ммм? Стоп! Ты хочешь сказать, что… Снова тут?! – не сдержала своего удивления Лиза.
– А то! Хотя советую приберечь эмоции до встречи. Думаю, отцу будет, что тебе показать. – Загадочность Сергея набирала обороты, как и хитрое выражение лица, которое он транслировал через нейронный интерфейс: сквозь забрало шлема всё равно ничего не было видно.
– Он сильно изменился? Последний раз я с ним говорила лишь перед тем, как его снова уложили. И тогда он был дома… На самом деле очень страшно и постоянно беспокоюсь, как он? Да только совсем не вижу смысла постоянно и его и тебя донимать своими звонками. Спасибо, что присматриваешь…
– Погоди, сейчас войдём в палату, сама всё увидишь. Не нужно так сильно переживать, — заметив, что Лиза всё сильнее хмурилась с каждым словом, брат решил её подбодрить.
Те же прохладные, выкрашенные с алюминиевой крошкой зеленоватые коридоры. Другая, но такая же уставшая, как и в прошлый раз, медсестра на посту. Правда есть и некоторые отличия от той далекой фельдшерской станции трехлетней давности. По коридорам теперь деловито шмыгают, моргая всевозможными сигналами, автоботы. Вот один из них шустро помчался, вспыхнув красным цветом всем корпусом – явно что-то срочное. А вот другой, со светящимся сиреневым ободком вокруг какого-то отсека, вероятно, для анализов, аккуратно посторонился, пропуская Фетисовых. По стенам, как и раньше, транслировались обучающие голограммы, рассказывающие о важности своевременного обращения к врачам. А возле диванов для посетителей всё так же стояли горшки c живыми растениями.
Его палата. Снова страшно входить, несмотря на загоревшийся приглашающим светом зеленый диод. Собравшись с духом, словно ныряя в ледяную воду, Лиза шагнула в мягкую тень больничной обители. И обомлела.
Этот человек однозначно был её отцом. Такие же седые волосы, та же улыбка, телосложение, взгляд. Но при этом уже давно забытая жизнерадостность. Последние годы болезни заставляли тратить большинство ресурсов его организма на поддержание нормальной деятельности. А сейчас за столом сидел – сидел, не лежал в койке! – очень весёлый пожилой человек.
– Папа! – То же самое приветствие, что и три года назад. Объятия, слёзы, восхищение, непонимание, вопрос, радость – всё смешалось в следующие секунды. Сергей стоял рядом и просто улыбался, наблюдая за растерянной сестрой, наконец-то встретившейся с отцом. В её вопросах сквозило сплошное непонимание произошедших изменений, мгновенно отображавшееся и на лице:
– Привет, привет, папочка! Как я соскучилась, ты бы знал! Тебе лучше? Вылечили? Я очень рада, но как? Ты голоден? А почему в больнице, если здоров?
– Лизочка, дочурка, здравствуй! Ну, не дави так, ребра сломаешь. Нет, меня не вылечили, но подлатали очень хорошо. Ты успокойся, я всё потихоньку расскажу. Садись вот на стул. У меня самого вопросов к тебе накопилось выше крыши. Шутка ли, полтора года не виделись, хоть и созванивались. – Василий мягко отбивался от града вопросов дочери, ощущая, как его наполняет гордость: воспитать космического офицера для смертельно больного человека – задача совершенно непростая.
Лиза, последовав отцовскому примеру, заняла место за столом, подперев подбородок ладонями, как делала в детстве, когда слушала интересную сказку и реальность вокруг неё перестала существовать. Остался лишь такой родной голос увлеченно рассказывающего о своих достижениях папы:
– Ты помнишь, как я тут впервые оказался? – отец почти не дожидался ответов, ему слишком сильно хотелось поделиться секретами с дочерью. – Если бы не тот карантин, возможно, мне пришлось гораздо хуже. Да вот какая заковыка: длительное нахождение на свежем воздухе, спокойная обстановка, плюс долгое лечение, а не стандартная пара недель, наверное, положительно повлияли на моё состояние. Врачи не берутся утверждать, что именно помогло. Но ты, помнится, и прошлый раз сильно радовалась тому, что я самостоятельно смог добраться домой… А тот дрон, за который ругала, не поверишь, но очень меня удивил. И даже не потому, что привёз сюда, а… Хотя, как раз именно этому. Но ещё… Как бы это сказать?
– Ой, пап, говори, как есть. Расскажи ей, что именно нашёл в тот раз дрон. – Помог решиться отцу Сергей.
– Да… Пожалуй, так лучше. Нет-нет, —заметив настороженный взгляд дочери, тут же поспешил её успокоить Василий. – Ничего страшного. Но! – Поднял он вверх указательный палец. – Ты сама посмотри. Думаю, теперь разберешься.
И отец толкнул через стол к Лизе нейрофон с включенным экраном. Первые секунды дочь всматривалась в длинный ряд изумрудных строчек на темном фоне и вдруг заметила:
– Семнадцать? Ты попал сюда только потому, что дрон уловил какой-то сигнал в диапазоне FM с семнадцатью знаками после запятой?
– Ты дальше смотри, – хмыкнул, подошедший к столу, брат.
– Точная настройка… тридцать знаков, – Лиза мельком глянула на отца, удивляясь, как он, обычно такой педантичный, допустил подобную ошибку. – Повторы сигналов… Погоди… Один явно выбивается. Нет… Здесь что-то ещё.
– В том-то и дело – «что-то еще», - повторил за дочерью Василий. – Видишь ли, мы с Сергеем, сколько ни бились, так и не поняли, что это. А то, что вместо трёх я тридцать указал – наверное, механически ошибся. Может, случайно пальцем вместо кнопки ввода в ноль ткнул. Кто ж сейчас разберет? Главное – если бы не та автонастройка в полете, сюда бы я не добрался. Зато тут смог и карантин избежать, и подлатали меня тогда хорошо. Как говорится, нет худа без добра.
– То есть ты рад совершенно необъяснимой случайности? – От волнения Елизавету начало слегка трусить, несмотря на абсолютно не разделяющего её испуг отца:
– Тихо-тихо, чего ты? Это же оказалась полезная случайность. Так что тут радоваться надо.
– Радоваться? Радоваться?! – Сначала почти сорвалась на крик, и сразу же после перешла на страшный шёпот дочь. Каждое слово, будто чеканный строевой шаг, теперь разделялось равными интервалами, заставляя ёжиться, словно от холода, всех, находившихся в палате. – Да ты понимаешь, что могло произойти? Ты осознаешь, насколько высока была вероятность твоему дрону упасть просто в поле? Где бы нам пришлось тебя искать? И я об этом узнаю только через три года? Ну, знаешь, папа… У меня не то, что нет слов… У меня даже нет слов выразить, насколько у меня нет слов!
Это была не злость – страх. Чистый, незамутненный, непорочный. Тот самый, который заставлял человечество выживать. Тот самый, однажды позволивший эволюционировать проконсулу. Тот самый, оберегающий звездные экспедиции от ошибок. Первозданный.
Холодный пот, мурашки, радость встречи, ужас. Злости почти не было, разве что на себя – оказаться такой слепой дурой. Как можно было не замечать их постоянные сходки в этой самой палате тем летом? Она сразу вспомнила, как ругала брата за частые ночные переписки с отцом: оба отдавали предпочтение работе в темное время, утверждая, мол, так меньше шума и ничего не отвлекает.
Единственным в палате, кого нисколько не смутил ни холодный чеканный полушепот, ни резко побледневшая, вскочившая на ноги, Лиза, оказался Сергей:
– Хотел бы заметить: если у тебя нет слов – это говорит о скудном словарном запасе.
– Я. Сейчас. Вспылю. – Три коротких слова, разделенных уже не паузами – точкой, обрушили стену льда на брата.
– Отставить! – Натренированным за годы учебы движением, Лиза мгновенно развернулась к источнику нового звука. В дверном проеме стоял тот же самый врач, лечивший отца несколько лет назад. Казалось, он нисколько не изменился, только стало слегка меньше волос. – Если вы, девушка, вспылите, мы сделаем вам укол. Медсестре даже кнопку нажимать не придется: вы, конечно же, заметили у нас новых автоботов?
Теперь-то и она обратила внимание на синтетического медицинского сотрудника с красно-желтым световым сигналом, прячущегося позади доктора. Малыш будто стеснялся войти, подъезжая к двери, в которую не мог протиснуться без того, чтобы не помешать стоящему там человеку. Разворачивался в поисках достаточного прохода и, не находя такой, выезжал обратно. Это выглядело настолько уморительно, что Лиза прыснула.
– Теперь мне действительно придется вас осмотреть, – вздохнул эскулап. – Сначала радость, затем паника, а сейчас смех: это, знаете ли, нехорошие симптомы. Давно на Земле?
– Пару месяцев, – она даже не поморщилась, когда автобот, всё-таки нашедший способ попасть внутрь, сделал пробы крови, быстро пробежавшись несколькими игольными жалами по бедру. – Ну вот, попортили казённую юбку…
– Здоровье дороже, – парировал врач и продолжил, считывая данные анализов, мгновенно поступившие ему на планшет, – ваши показатели в норме, но находятся в районе верхней границы. Это не страшно, когда они там остаются пару часов, однако некоторые результаты ясно говорят о более длительном периоде. Скорее всего, вы находитесь в стрессе два-три дня. А если брать во внимание время года и парадную форму – присяга?
– Совершенно верно, Роман Александрович, она самая. – Наконец подал голос молчавший до этого вопроса отец: чувствовал свою вину перед дочкой и теперь хотел попробовать как-то её загладить. Ответив врачу, он попытался быстро, насколько позволяла пауза в возникшем между врачом и дочерью разговоре, объяснить то, что мог:
– Теперь понимаешь, Лизочка, почему я попросил Сережу сюда меня привезти? Люди тут замечательные. И природа. А ещё Роман Александрович позволяет мне с программами и моими приборами возиться. Да Сережа помогает решать этот ребус, что показали. Ты уж прости старика, надо было сразу сказать всё, только непонятно было, что говорить. Я и сейчас не понимаю, что именно мы нашли. Вот, собрал прибор, – с этими словами Василий достал из кармана какое-то устройство, похожее одновременно на радиоприёмник и на осциллограф, – да, видишь ли, на той волне больше нет никаких сигналов. На других есть, а на той – нет.
– Что же, присяга – дело важное. Поэтому пара вечеров валерианы лекарственной вернет спокойствие. – Дождавшись окончания тирады своего удивительного пациента, сделал вывод врач. В ту же секунду Лиза ощутила новый укол – это автобот мгновенно кинулся выполнять предписание.
– За юбку не рассчитаетесь… - насупилась она.
– Да ладно тебе, заладила, «юбка», «юбка». Лучше послушай, как папу с того света доставали, – Сергею надоели эти споры, и он взял инициативу в свои руки. – Роман Александрович, расскажете?
– Извини, но моя миссия на данный момент выполнена, так что снова оставляю вас наедине. Думаю, Василий Игоревич и сам вполне в состоянии объяснить многие нюансы, ещё и без моих скучных медицинских подробностей.
Доктор слегка задержался в дверях, еще раз окинул собравшихся в палате внимательным взглядом и, довольно улыбнувшись, исчез в коридоре. А семья Фетисовых тем временем заново рассаживалась за больничным столом, готовясь к интересному, но длинному разговору.
