Шведский ученый с иракскими корнями Арман Лоусон с первого сентября начнет работу в Педиатрическом университете, обещая решить для России проблему геморрагического инсульта.
Заметим, заболеваемость геморрагическим инсультом представляет собой значительную социально-экономическую проблему для современного общества. Летальность в остром периоде кровоизлияния составляет 40-50%, а инвалидизация пациентов достигает 75%. Геморрагический инсульт составляет 15% от всех инсультов в США и Европе и 20-30 % у населения в Азии. Последствия, тяжесть протекания заболевания и смертность от геморрагического инсульта значительно выше, чем при ишемическом инсульте.
Мы встретились с Арманом в университетском парке и он любезно согласился на интервью для наших читателей.
- Арман, мы про вас ничего толком не знаем. Где вы родились, где учились, как попали в Россию и при чем тут Швеция?
- Я родился в 1963 году в городе Сулеймания в Курдистане, это северный Ирак. Это была большая семья, отец в которой был военнослужащим, а мать – портнихой. Я хорошо учился в школе и когда по окончании школы мне предложили учиться в Советском Союзе, я не раздумывал. В 1987 году я прилетел в СССР и поступил в Московский государственный университет имени Ломоносова на подготовительный факультет. Я там учил русский язык, а потом поступил на лечебный факультет Северо-Западного государственного медицинского университета имени Мечникова. Успешно закончил его в 1994 году.
- Это было тяжелое время для страны, рухнул СССР, бюджетные организации испытывали колоссальные проблемы, как вы выживали?
- Я одновременно получил работу в Швеции, в Линнеус университете. Работал на низших ступенях медицинской практики, но два месяца работы в год там позволяли мне нормально жить и учиться десять месяцев в тогдашней России.
- Жили в съемной квартире?
- Первый год жил в студенческом общежитии и это был непростой опыт. Там очень многие пили, курили, дебоширили, постоянно приезжала полиция, которой нужно было показывать документы о том, что я легально нахожусь в России. На втором курсе я уже снимал квартиру и стало полегче. Но сама учеба давалась непросто, у нас был государственный экзамен на втором курсе: биохимия, анатомия, гистология, физиология, анатомия. Четыре государственных экзамена на втором курсе я сдал. Очень тяжело было.
- Какую специальность вы в итоге получили и где стали работать?
- Врач общего профиля. Я уехал в Швецию и там проработал несколько лет в фирме, которая занималась клинической фармакологией. Еще я подрабатывал там семейным врачом. Но мне хотелось специализироваться, развиваться дальше, я хотел быть кардиологом. И я вернулся в Россию, поступил в ординатуру Института медицинского образования Центра Алмазова по направлению «кардиология». А окончив ординатуру, поступил сюда, в Педиатрическую академию, на кафедру пропедевтики внутренних болезней аспирантом к профессору Эдуарду Земцовскому. Защитил кандидатскую работу под названием «Качество жизни и мобильность у пациентов с хронической сердечной недостаточностью и постинфарктным кардиосклерозом», потом заинтересовался проблемой геморрагического инсульта и защитил докторскую в Институте физиологии имени Павлова РАН. Тема была: «Молекулярно-клеточные механизмы геморрагического инсульта». Я работал под руководством доктора биологических наук Анатолия Мокрушина.
- Я пытался заниматься наукой в Швеции, я ведь живу на две страны и у меня шведское гражданство. Но это оказалось невозможно, хотя я создал там свою лабораторию, с прекрасным оборудованием. Но есть большая проблема – если вы не швед, с вами не будут работать местные фонды или научные организации, шведы в этом смысле очень закрыты.
- Это потому что вы курд?
- Да вы можете быть курдом, русским, китайцем или венгром, это не имеет значения. Вас не примет шведское научное общество, потому что оно крайне закрыто для чужих. Причина в деньгах, я думаю – все хотят контролировать распределение грантов, отдавать чужаку деньги никто не хочет.
- В России смотрят на результат. Я очень люблю вашу страну за это – здесь ученые необычайно интеллигентны и цивилизованы, они создают коллаборации по принципу кто что лучше умеет, без оглядки на происхождение. Это очень правильный, цивилизованный подход.
- Чем конкретно вы будете заниматься в Педиатрическом университете?
- Я хочу создать здесь лабораторию, в которой будут исследоваться повреждения при мозговом инсульте и возможность восстановления функций мозга. Будет изучаться роль цитокинов, нейроторофических факторов, адгезионных молекул и т.п. Цель – создать такой протектор, белок, который сможет восстанавливать поврежденные после инсульта клетки мозга.
- Вы в предварительной беседе со мной упоминали Альфреда Нобеля.
- Да, мне показалось интересным это сравнение. Нобель тоже приехал из Швеции в Петербург, но он изобрел динамит, который убивает людей. Я повторяю путь Альфреда Нобеля из Швеции в Петербург, но вместо динамита я привезу сюда современную лабораторию и гранты.
- Оборудование и гранты из Европы? Мне кажется, в современной политической ситуации это невозможно.
- Все возможно, хотя даже мое оборудование из шведской лаборатории оказалось не так просто привезти в Россию, мешают санкции и дикие таможенные пошлины. Но это все решаемо. Что касается грантов, тут важны личные связи, которые у меня есть – с учеными из Швеции, Франции, Великобритании.
- Можете сравнить уровень университетов Швеции и России, и вообще науку, медицину?
- В России преподавание жестче – три раза студент завалил экзамен и его тут же отчисляют. Это немецкая система, жесткая. В Швеции ты можешь сдавать сколько угодно раз, главное, сдать. Мне кажется, это более гуманно. Что касается науки, то, конечно, там прекрасное оборудование и расходные материалы, которые полностью оплачиваются государственными или частными фондами. В России сложнее. Но я оптимист, я уверен, что скоро мы сможем провести с вами интервью в хорошо оборудованной, современной лаборатории Педиатрического университета, в которой будет сделано множество научных открытий на благо всего человечества.
