Волонтерство + Никарагуа

Продолжаю делиться мифическими мыслями о странах с тропическим климатом и реальностью, которую я наблюдала в гватемальских и никарагуанских деревнях.

Миф третий – тропические страны кишат ядовитыми насекомыми, опасными животными, поэтому на улицу там лучше не выходить, особенно в сельской местности.
Такое мне говорили и до отъезда, и писали в момент моего нахождения там.
Реальность – да, в каждой стране есть некоторые представители фауны, с которыми лучше не встречаться или встречаться с осторожностью. Да, в тропических странах вероятность встретить опасное животное чуть больше, чем в большинстве регионов России. Но, перейдём к цифрам – кого я лично встретила, не в теории, а на практике за четыре месяца в Гватемале и за почти три месяца в Никарагуа.

Гватемальская деревня Чуинахтахуюб. Напомню, что она находится на высоте чуть больше 2000 метром над уровнем моря. Рельеф преимущественно горный, сосновые леса, редкие пальмы.

Есть скорпионы. За всё время лично встретила шесть штук. Причём, опасного формата встреч не было ни одной – никто из них не заполз ко мне в кровать, никто не был найден в обуви. Один утонул в туалетной комнате, в корытце с хлоркой. Двое мирно ползли вдоль стены в кухне. Ещё двое ползли по полу в клинике. Один свалился с потолка на складе – не удержался. Меня не укусили ни разу. Знаю, что по разу были укушены двое коллег – больно, но никто не только не умер, но и не имел даже тяжёлых аллергических последствий. Местные жители в том числе не особенно часто обращаются с укусами скорпионов в нашу клинику, а если и приходят, то обычно это небольшие припухлости в месте укуса и кратковременное повышение температуры.
Есть змеи. Местные говорили, что особенно высока вероятность встретить рептилию в лесу, либо на поле с уже разросшейся кукурузой. Говорили быть осторожной. Я была и, не знаю даже, поэтому ли, но не встретила в Гватемале ни одной змеи. Ни в каком формате: ни живой, ни мёртвой, ни шкуру после линьки. Хотя, повторюсь – лазила по самым разным уголкам деревень, в том числе ходила в одиночку через лес в разное время суток, снимала заросли кукурузы, искала цветущие пальмы.Змей не видела. Пациентов, укушенных змеёй за четыре месяца – тоже ни одного не было.
Есть койоты. Опять же, местные очень их опасаются, даже держат не привязанными возле домов диких собак – и от воров, и от койотов. Говорят, особенно легко можно встретить на лесных дорогах, ближе к вечеру и в первых сумерках. Мной было встречено ноль койотов. Даже на самом длинном вечернем пешем маршруте – возвращалась в клинику около трёх часов через сумеречный лес – койота ни одного не встретила. Не встретила и следов их.
Есть комары – потенциальные переносчики вируса Зика и лихорадки Денге. За всё время не припомню, чтобы нужно было прямо отмахиваться или прятаться от комаров. Знаю, что вирус Зика опасен только для беременных женщин – высока вероятность потерять ребёнка. При мне пациенток с такой проблемой не было, но говорят, что за семилетнюю историю клиники бывали. Пациент с лихорадкой Денге за четыре месяца был единожды.

Никарагуанская деревня Ла Сальвия. Напомню, что она находится в заповедных джунглях вулкана Косигуина, в ста метрах от побережья Тихого океана. Рельеф смешанный, равнинные участки могут переходить в резкие возвышенности (старые вулканические породы образовали нечто вроде холмов), всё заросло джунглевыми лианами и деревьями.

Тоже есть скорпионы. Лично видела двоих. Один забрался в душ до меня, пришлось выселить. Ещё один сидел на москитной сетке над кроватью, куда-то сам ушёл за ночь. Опять же, меня не укусили ни разу, коллегу один раз – была крошечная припухлость.
Есть змеи, причём змеи нескольких видов – каждый ядовитый. В клинике даже лежит специальная брошюра с иллюстрациями и рекомендациями по действиям после укуса каждой из змей. Лично встречала змей или их явные следы шесть раз. Один раз видели, как змея под клинику заползла, перед этим укусив ящерку (ящерка скончалась через шесть минут). Один раз пустую шкуру внутри клиники нашли, змея полиняла в папке с документами. Один раз живую змею нашли в техническом помещении, где стираем вещи и храним инструменты – под стеллажом лежала, лопала лягушку. Два раза нашли шкуры после линьки змей во дворе, в районе импровизированного зала ожидания. И ещё раз, снова шкуру, не саму змею – в районе компостной кучи нашла. Укусов меня или кого-то в период моей жизни там не было, по счастью. Потому что в это же самое время у нас и противоядия не было – костариканский институт противоядия не спешил его нам выслать от слова совсем.
Есть ягуары и пумы. Не встретила никого из них лично ни разу. Хотя, всё также ходила в одиночку в джунгли, перемещалась между деревнями в разное время суток. Один раз слышала, что ягуар напал на стадо – хотел задрать корову, но попал на пастуха. Пастух с рваными ранами спины, головы и рук был доставлен в госпиталь, выжил.
Есть игуаны. Они на самом-то дле безопасны, если их не трогать. Но местные жители охотятся на них – сбивают с дерева камнями из рогатки. Если хорошо оглушить – всё в порядке. Но один раз к нам привезли мужика с порванными пальцами руки – оглушил плохо и игуана напала в ответ. Зашили, вакцинировали от столбняка, всё обошлось. Максимум обычного вреда от игуан – обжирать папайи прямо на деревьях до того, как за ними люди придут.
Опять же, есть комары. Чуть больше, чем в Гватемале. Обычно безвредные, но мне достался один с вирусом Денге. Было плохо, но всё обошлось в конечном итоге.

Подытоживая. Да, в тропиках есть опасности, с которыми следует считаться. Но совсем не значит, что в тропических странах на голову ежедневно валятся ядовитые существа и грозят людям смертью. Обычная аккуратность, разумная осторожность – и вы в безопасности.

Для примера, в некоторых регионах России мне приходилось больше опасаться тех же змей, чем в Гватемале и в Никарагуа (на Северном Кавказе, например, рептилии обожали заползать в жилые помещения, спать под диванами, под кухонным столом, на пороге под дверью и тп).

Продолжение следует.

Обещала вам рассказать, о чём говорила на живых встречах с читателями в Тюмени и в Санкт-Петербурге, сразу по возвращении из Латинской Америки.
На каждой встрече время было ограниченно, поэтому говорить обо всём не представлялось возможным, никак. Вот и говорила о нескольких мифах про тропические страны. Мифах, в которые очень верится издалека и которые развенчиваются в первый же месяц по приезде в тропики.

Рассказываю и вам.

Миф первый – в тропических странах тепло, поэтому местные жители не болеют простудными заболеваниями ни в какой форме.
Реальность – местные жители болеют и очень часто умирают от простудных заболеваний, перетекших в тяжёлые формы (бронхит, пневмонию).

В Гватемале наша клиника находится в горном районе, на высоте чуть более 2000 метров над уровнем моря. Каждую ночь температура воздуха опускается до +5-8 градусов. Местные живут в каменных или сбитных (смесь глины, песка, кореньев, листьев) домах. Вместо дверей – плёнка или занавеска. Окон либо нет вообще, либо вместо них – длинная прямоугольная прорезь почти под самым потолком. Источников отопления нет, часто даже кострище для приготовления пищи – вне дома, на дворе.
За ночь жилище остывает, наполняется холодным воздухом, в котором и спят люди. За день стены немного нагреваются (если не сезон дождей) и на них появляется конденсат, который стекает на земляной пол, попутно пропитывая одежду и любые вещи в доме.

В Никарагуа наша клиника находится в ста метрах от берега Тихого океана. Временами влажность воздуха достигает ста процентов (обычная тонкая майка на верёвке может не просыхать до двух суток, мытый пол сохнет несколько часов, если вентилятор не позвать на помощь). Ночью температура воздуха снижается не так сильно, как в Гватемале, но относительно дневной – перепад сильный. Если днём может быть +40, то ночью это будет +22 – +18.
Местные жители в большинстве своём живут в лёгких домах из плёнки, ткани и веток. В более «зажиточном» доме у каждого члена семьи есть свой гамак для сна, без одеял и прочего – просто сетка или полотно натянутое на верёвке. В более бедных домах гамаки есть только у старших членов семьи, дети (особенно младшие, до пяти лет) в гамаках лежат плохо, поэтому им достаётся просто несколько тряпок на земле в качестве места для сна. На земле, которая сырая и всё же прохладная, особенно в сезон дождей.

Просто скажу о себе. За четыре месяца в Гватемале я болела трижды: температура, насморк, ломота, боль в горле. При этом условия, в которых жили мы, волонтёры – сильно лучше, чем условия местных.
Некоторые из гватемальцев заболевают по два раза каждый месяц, у кого совсем слабое здоровье. Дети, особенно, опять же – до пяти лет, они не просто часто заболевают, но и чаще взрослых получают осложнения. Пневмония – одна из самых частных причин детской смертности, по официальной статистике даже ( в которую вообще не все попадают ещё).

Миф второй – в тропических странах фрукты можно каждый день по нескольку килограмм есть, просто идёшь, с дерева срываешь и сыт.
Реальность – местные жители крайне редко имеют хоть сколько нибудь большое количество фруктов в своём распоряжении, не говоря уже об овощах (овощи вообще огромная ценность и деликатес).

В Гватемале склоны гор совсем не напоминают фруктовый сад. Это сосны, редкие высоченные сосны, уцепившиеся корнями за расползающуюся каменисто-песчаную почву и пытающиеся не сползти вниз. В радиусе трёх километров от клиники растут: одно гранатовое, два мандариновых, два лаймовых, одно кофейное дерево. Есть шесть банановых пальм и три кукурузных поля размером от четырёх до двенадцати соток (землемеров не вызывали, но шагами с ребятами померяли, примерно так вышло).
За четыре месяца, прожитые мной там ни одного граната на выросло, сгнивали до формирования нормального плода. Одно из мандариновых деревьев на южном склоне дало хороший урожай, но плоды оказались чуть суховатыми. Второе дерево на северо-восточной стороне, дало шестнадцать мандаринок, грустно насчитали с доной Алехандрой, хозяйкой дерева – остальные свалились и сгнили незрелыми. Лаймовые дали отличный урожай, с каждого собрали в конце июля по три с половиной ведра лаймов – это килограмм 20-23, примерно. Урожай кофейного дерева я не застала, уехала. Каждая банановая пальма в год даёт один цветок, из которого потом вырастает одна гроздь бананов. Если повезёт, на ней будет их штук 40-45, обычно поменьше. Кукуруза растёт, редко подводит, её урожай можно собирать каждые три-четыре месяца. Потому-то обычный рацион местных: варёная кукуруза, лепёшки из кукурузной же муки, доблаты – пирожки из кукурузной муки с начинкой из моркови (праздничное блюдо).

В Никарагуа заповедная территория вулкана Косигуина – сплошь джунглевые заросли. Деревья, лианы, чуть реже кустарники – я названий не знаю, местные в показаниях путаются, поэтому даже врать не стану, что именно там растёт. Нечто похожее на фрукты в дикой среде видела трижды: что-то зелёное круглое, которое местные зовут «бомбона» (внутри мякоть, вкусом похожая на терпкий и горький кабачок, мы не смогли съесть ни в сыром, ни в тушёном виде); две манговые пальмы с восемью плодами на одной и одиннадцатью на другой; семь лаймовых деревьев одной кучкой выросших.
У донны Амалии во дворе растёт дерево мелакотон – рыженький длинный плод, по вкусу что-то между зелёным яблоком и киви, плодоносит раз в год. Больше ни в джунглях, ни у других домов такого не видела.

У трёх домов растут манговые пальмы, тоже раз в год дают урожай от семи до двадцати двух штук (из того, что видела, что при мне росло).
У нашей клиники во дворе растут банановая и папайевая пальмы. С банановой пальмы мы одну гроздь сняли, как положено – хватило на три дня на троих взрослых волонтёров. С папайевой хуже – завязей было много, в итоге сняли мы в более менее зрелом состоянии четыре папайи. Одна была зеленоватая, при дозревании загнила и покрылась плесенью в течении одного дня. Ещё одна оказалась побита игуаной – снизу плод казался отличным, но при снятии оказалось, что почти вся мякоть выжрана этим существом, нам не досталось. Две штуки мы таки съели сами, хорошие были.
Кукуруза, кстати, в этом департаменте Никарагуа растёт сильно хуже, не как в Гватемале. В основном, поля горят, не успев дать урожай. Поэтому чаще местные сажают здесь фасоль, едят её, а потом приходят к нам в клинику с болями в желудке.

Как-то вот. На этот раз ограничусь двумя мифами, и так уже безумно много текста вышло, давайте в следующих выпусках расскажу о других.

Если кому захочется подробней про клиники - это тут: https://ru.he-he.org/

Рандомные видео из архива. Для тех, кто просил видео показывать. Их мало, но вот, что есть.

Просто огромный паук в паутине и хижина. Рыбу сушат вместе со штанами. Пациентка пришла давление измерить. Вещи сохнут над Тихим океаном. Мальчик засыпает в гамаке под деревом. Фанни надувает шарик на день рождения клиники. Я еду на крыше флитеры, потому что в кузове мест не осталось. Администратор Орландо змеиную шкуру из зала ожидания выковыривает.

Без текстов и пространных комментариев.

Перебираю архивы, нахожу неопубликованное.

Провожали нашего педиатра Маргариту (у неё месячный контракт закончился, раньше наших) и, одновременно отмечали её тридцатитрёхлетие — совпало в один день. Проводили пикником на крыше клиники — с домашней пиццей от доктора Марии, безалкогольной сангрией (которую с трудом, при помощи нескольких человек нашли и доставили из столицы), морковными кексами от меня и цветной гирляндой, протянутой Орландо по краю крыши.

На свет и звуки испанской да итальянской музыки налетели светлячки с бабочками — незапланированное украшение пикника. Болтали о весёлом. Вспоминали смешные истории пролетевшего месяца — с пациентами и нами. Как Марго сожгла ногу о мотоцикл – до мяса, и не могла после этого ни душ принимать, ни в океане купаться неделю. Как мы с ней заплутали в джунглях вместе с местными девчонками. Как она на второй день приёма прописала пациентке капать глазные капли по три кошки в каждый глаз, а надо было по три капли — перепутала слова «gatos» и «gotas», бывает. Как нам игуану в подарок притащили и предложили приготовить.

Болтали о важном. О никарагуанке Марии, которая мечтает работать в горячих точках мира с «Врачи без границ» и поэтому каждое воскресенье – единственный нерабочий день в нашей клинике, учится по полдня, чтобы второй диплом по педиатрии получить. О кубинце Орландо, который выбирает место для жительства между Россией и Киргизией — лишь бы не возвращаться на родную Кубу, слишком тяжело там жить, несмотря на огромную любовь к коренному темпераменту и своей деревне. Снова о Маргарите, которая после сентября, проведённого здесь, мечтает вернуться и построить отель на склоне вулкана, чтобы у местных рабочие места были и чтобы Ла Сальвия на картах появилась, наконец-то.

Молчали и смотрели на Млечный Путь, раскинувшийся над нашими головами. Молчали и думали, каждый о своём, секретном. Я, например, думала о том, что уедет завтра утром Марго и некому будет каждый вечер сообщать мне о приближающейся грозе. То есть, я и сама знаю про грозу, все знают, что сейчас сезон дождей. Но Марго всё равно каждый вечер ходила читать на пляж, задумчиво моргала на небо и объявляла: — Кажется, гроза будет!

Теперь вот мне самой догадываться придётся. Взгрустнулось. Свыклись за месяц.

Пожалуй, именно от никарагуанской клиники осталось внутри самое тёплое ощущение, несмотря на более трудные условия работы в ней. Там мы были не просто командой, но и друзьями. Может из-за ограниченности в связи с внешним миром, а может оттого, что мы там все более взрослыми оказались – и по возрасту, и по опыту. Хорошо было.

Клаудия стала моей последней пациенткой в никарагуанской клинике.
Последней, с кем я говорила в паузах, пока врач Мария отходила за медикаментами или руки помыть.

Клаудии тридцать семь лет.
Впервые мы с ней познакомились в другой деревне, в Санта Хулии – когда приезжали туда на выездной приём пациентов. Тогда она принесла к нашему педиатру своих трёхгодовалых дочек-близняшек. Пройти с ними двенадцать километров до нашей клиники очень тяжело, вот и ждала, пока мы приедем в их деревню. Девочки к тому времени успели обзавестись бронхитом, глистами и гноящимися царапинами. Очень уж долго нас ждали.

В мой последний рабочий день в клинике Клаудия пришла на приём уже сама для себя. Не стала ждать следующего нашего приезда в их деревню, пешком три часа почти шла, но дошла.
Пришла с жалобами на головокружения, боли в животе и ногах, рвоту после всех продуктов: и после риса, и после рыбы, и после фасоли.

— Ничего во мне не задерживается, докто́ра, только съем и сразу всё обратно выходит. Только воду с лаймом или с солью пью. Но после этого очень больно мочиться, как будто огонь из меня выходит.
— А кровь из вас когда последний раз выходила? В этом или в прошлом месяце было?
— Нет, не было, уже месяца три, как не было.
— Нужно сделать тест на беременность, пойдёмте.

Пока Мария ждёт результатов теста, вставляю вопрос:

— У вас только двое дочек или ещё дети есть?
— Есть, дочка ещё есть, первая моя. У неё уже у самой двое детей, я давно её родила, мне тогда четырнадцать было.
— Почему же так долго после неё детей не было?
— Понимаете, я когда рожала тогда первую дочку, думала, что меня разорвёт на куски. Так страшно и больно было. Я дома её рожала, муж в море был и никто не мог меня отвезти в госпиталь. До сих пор помню, что всё полотенце, на котором рожала её, было в крови. А мне так плохо было, что не могла его постирать, оно засохло горой и муравьи прогрызли в нём тысячи дырок, кровь ели. Я после этого не хотела больше рожать. Варёные травы пила разные, соль внутрь себя сыпала, листьями папайи внутри скребла – лишь бы не забеременеть.
— Как же решились этих девочек родить?
— Случайно. Трава, наверное, слабая была. После неё тошнило не так сильно, как раньше, вот они и не выплюнулись у меня, родились.

Мария подносит тест к столу, готов. Клаудия жмурится, шумно вдыхает воздух:

— Что там, докто́ра?
— Тест положительный, вы беременны…
— Да, я так и думала…
— Сейчас принесу вам таблетки, витамины и расскажу, как принимать, вам и малышу сейчас это очень важно.

Смотрим в разные стены с Клаудией, молчим. Наконец, она шепчет:
— Я сразу узнала, в прошлые разы тоже всё так было… и тошнило, и падала на улице…
— Почему же вы решили в этот раз прийти в клинику?
— Понимаете, мне было очень страшно узнать от самой себя, что я беременна. Я знаю, можно было бы подождать, живот бы вырос… Но я не хотела узнать это одна, как в первый и второй раз. Я очень боялась.
— А сейчас как вы себя чувствуете? Вы ведь снова беременны…
— Мне страшно, очень. Но не так, как в те разы, потому что я всё-таки могу сюда прийти и поговорить с вами. Так легче. Спасибо вам.

Врач приносит препараты, рассказывает – я уже не слушаю, что именно. Я думаю.
Пожалуй, напоследок я узнала ещё одно неочевидное, но важное, ради чего мы здесь работаем – чтобы кому-то было не так страшно узнавать даже грустные новости. Чтобы меньшему числу людей на планете бывало страшно в полном одиночестве.

Клиника, в которой я работала: https://he-he.org/

Двадцатичетырёхлетняя Патрис пришла в клинику глубоко из джунглей, около десяти километров спускалась из своей деревни к побережью залива Фонсека, на котором стоит клиника. Пришла с двумя детьми и мачете – чтоб было чем защитить, если в джунглях встретят кого-то страшного. Тут и с ягуаром, и с пумой запросто можно столкнуться. И с бандитами тоже случается, хоть и реже..

Мачете оставила за порогом, прислонила к стене – в клинике защищаться точно не придётся.
Рассадила ребят по предложенным стульям, перечислила жалобы каждого. Документов у детей не оказалось, по памяти вспоминала долго, в каком месяце кто родился. Точно вспомнила только годы, месяцы примерно, с разбегом до полугода. Врач Мария записала в карточки пациентов промежуточный возраст: старшей девочке от восьми до девяти лет, младшему мальчику от четырёх до пяти.

Пока врач осматривает детей, мать прикрывает глаза и дремлет на стуле, вымоталась.
Запущенные простуды у обоих, уже больше двух недель болеют, не пришли сразу – пытались дождаться окончания проливных дождей. Не дождались, кашель и хрипы в горле напугали мать, привела под дождём.
Недостаточность веса, не истощение пока, но весят сильно ниже нормы.

— Сколько раз в день вы кушаете?
— Еду один раз и ещё фрукты один раз, если находим.
— А еду какую готовите?
— Рис или фасоль. У нас своего поля нет, так что мы носим дрова для соседа, а он нам за это привозит мешок риса – у него лошадь есть. А если долго дождь льёт и дорогу размывает, то он с нами фасолью делится со своего поля.
— Молоко и мясо не готовите?
— Нет, у нас в деревне почти ни у кого коров нет, а у кого есть – почти всегда пустые, листья не дают много молока, только для самых малышей женщины нацеживают с трудом, взрослым детям уже не даём, мало.

Мария выписывает рецепты, приносит и отдаёт препараты, поясняет, как принимать правильно.
— У вас есть ещё какие-то вопросы?
— Да… Доктора, а есть у вас такая таблетка специальная? Хорошая таблетка…
— Какая таблетка, от какой болезни?
— Ну, такая, чтобы выпил её и есть не хотелось долго. Потому что младший всё время ревёт и просит есть. Я бы ему дала таблетку и у меня бы так сильно не стучало в голове от его крика.
— Нет, такой таблетки не бывает, к сожалению… Но давайте каждый день ему витамины, которые я вам дала. С ними будет немного лучше.
— Спасибо вам, доктора! Мы пойдём, а то надо до темноты успеть обратно в деревню.

Вешает мачете на пояс, забирает руки детей в свои. Уводит семью в джунгли и всё время оглядывается, чтобы защитить вовремя.

Клиника, в которой всё это происходило: https://he-he.org/