Волонтерство + Нужна помощь врачей

Это Таня и Бусинка.

Бусинка категорически недовольна тем, что её вынули из под кровати, отряхнули с шёрстки пыль и заставили фотографироваться. Таня категорически довольна тем, что наконец-то решилась, собрала вещи и уже через несколько дней улетит в Гватемалу – лечить людей, в труднодоступных горных деревнях департамента Тотоникапан.

Бусинка улучает паузу в съёмке и просачивается в свой любимый шкафчик с постельным бельём под Таниной кроватью. Мы с Таней тоже ухватываем паузу в разговоре и делаем по глотку ягодного чая из наших чашек. Продолжаем снимать без шерстяного пыхтящего шарика.

— Таня, ты как вообще поняла, что хочешь в Health & Help работать?

— Несколько лет назад мне встретилась статья, в которой рассказывалось о том, как русские врачи провозят медикаменты через границу и джунгли. И у меня первая мысль была «ничего себе, я тоже хочу так». Вот, теперь скоро я тоже буду так!

Хохочем. Я уже давно заприметила, что в благотворительности в основном люди с альтернативным мышлением работают, их непривычные вещи не тормозят, а притягивают.

Переходим на более серьёзное. Спрашиваю Таню про мысли о будущем.

— Если честно, мне немного страшно. Сейчас мне пришлось уволиться с работы в больнице, чтобы поехать в клинику. Я знаю, что у меня прервётся стаж и, вероятно, потом придётся снова начинать всё с самого начала. Но ещё я знаю, что здесь после моего увольнения на моё место сразу придёт новый врач, пациенты не останутся брошенными. Знаю, что в клинике, куда я еду – там нет такой роскоши, нет очереди желающих работать за бесплатно. Врачей нет, а пациенты ежедневно есть. И они нуждаются в помощи.

Таня пока не знает определённо, на какой срок она едет в клинику. Но едет – это точно.

Надеется, что Бусинка будет по ней скучать. А вот это уже не точно.

Снова снимаю бездомных – для одного проекта Благотворительной Больницы.

Работаем в обуховской промзоне, в паре с Алёной. Она расспрашивает людей о их детстве, я снимаю и подслушиваю её разговоры. Ей рассказывают про ленинградских мальчишек и футбол во дворах до ночи, про сказки татарской бабушки, про рыбалки и сенокосы, про лондонскую школу, про «неуды» за поведение, про спортивную гимнастику и медали, про охоту на медведя…

В перерывах между кадрами я тоже пробую расспрашивать. Правда, прицельно говорить про детство у меня как-то не клеится, получается больше про сейчас.

Незрячий Владислав согласно кивает:

— Что детство, было и прошло, а сейчас я вот здесь и не придумал пока, что с этим делать.

Почти у каждого спрашиваю:

— Как давно вы здесь?

Все отвечают в зимах:

— Третью зиму… Вторую зиму… Первую зиму…

Зимами меряют оттого, что зимой легче всего погибнуть – морозно. Если пережил зиму, значит есть шанс на ещё почти год жизни, до следующей зимы.

И вот это ещё спрашиваю:

— Почему вы ночуете здесь?

Тут все отвечают разное. Кто-то вспоминает украденные документы, кто-то незарегистрированный брак, кто-то неначисленную пенсию из-за работы без трудовой, кто-то ждёт суда по вступлению в наследство, кто-то рассказывает о диагнозах и инвалидности, кто-то признаётся в побеге из рабства и отказывается фотографироваться – боится, что найдут.

Видят, что я подмёрзла, больше двух часов работаю на улице. Учат правильно дышать, чтоб теплее было. Предлагают сигарету, которую уже раскуривают на троих. Предлагают вынести из приюта кипяток и варежки – погреться. Отказываюсь, не так уж смертельно замёрзла, но от такой внезапной заботы теплеет точно.

Рада, что согласилась работать над этим проектом. Потому что через него будет чётко видно – ничто не защищает от несчастья. Ни самое благополучное детство, ни высшее образование… Всё это может сломаться, по разным причинам. Но и после поломки можно выжить и выбраться, главное, чтобы кто-то поддержал. Вот, медики из Благотворительной Больницы поддерживают, точно. Ну, сегодня не про них, про них можно вот тут побольше узнать: https://charityhospital.ru/

Сегодня у гватемальской клиники Health&Help день рождения!

Ровно семь лет, как перерезали ленточку и приняли первых пациентов в оборудованном чистом медицинском помещении, а не под деревом, в сарае, дома, как поначалу приходилось.

А ещё сегодня ровно четыре года, как я работаю в этой организации. Не юбилей, но всё ж таки. Я рада, что решилась и смогла провести четыре месяца из этих лет именно в гватемальской клинике.

Это было непросто. Именно там я поняла, что панически боюсь голода. Именно там я множество раз осознавала своё бессилие. Именно там ко мне вернулись тяжёлые панические атаки и я начала принимать антидепрессанты.

Это было хорошо. Именно там я смогла вернуть себе доверие к людям. Именно там я поняла, что стоит действовать даже тогда, когда кажется, что это бессмысленно, потому что эти небольшие действия могут что-то решить в жизни конкретных людей. Именно там я нашла настоящих друзей.

Это было не зря, точно.

Хотела бы я снова побывать там? Да, пожалуй. Понимаю, что это снова будет непросто, но в первый раз я справилась, второй уж точно справлюсь.

Но больше всего я хотела бы, чтобы клиника оставалась и продолжала лечить людей, которых до неё никто не лечил и после неё не будет. Я хочу, чтобы клиника отработала все триста лет, на которые у нас аренда земли оформлена, ну. Потому что неправильно, когда в двадцать первом веке люди умирают от диареи или пневмонии, так не должно быть. Врачи там очень нужны, факт.

Сегодня я провожу в Петербурге благотворительный кинопоказ в пользу клиники – это мой ей подарок. Если вам захочется тоже поздравить клинику с днём рождения – буду очень рада.

Feliz cumpleaños, clínica!

Клиника и подробности про неё тут: https://ru.he-he.org/to-sponsors/

Снимала Ночной Автобус Ночлежки. Не весь рейс, а только одну из четырёх стоянок – на Острове Декабристов, у кладбища.
Так спешила прийти вовремя, что в итоге ждала автобус около двух часов, перетаптываясь на снегу под мачтовыми соснами, вместе с бездомными. Пожалуй, это время совместного ожидания самым ценным стало.

Познакомилась с мужчиной, который был в числе строивших станцию метро Комендантский проспект.
Это его работы эскалаторы до сих пор катаются вверх и вниз на станции. Проработал в метрополитене шесть лет, а потом зарплаты уменьшили. Сильно уменьшили, так, что он больше не мог покупать лекарства для лечения маминой онкологии. Ушёл из метро в ЛенЭнерго. Это его работы лестницы живут на многих трансформаторных будках города, каждый день не по одной делал их. На восьмом году работы не прошёл медкомиссию – зрение село ниже допустимой нормы.
Так и остался без работы, без денег, а вскоре – и без мамы. Скончалась. Сейчас подрабатывает, где придётся. К Ночному Автобусу ходит, чтобы на еду не тратиться, да к медикам подойти, о здоровье справиться.
Доволен, как здорово придумал со своими будущими похоронами:

— Представляете, на кладбищах сейчас, даже если в могилу своего же родственника подхораниваешь прах, всё равно платить требуют! Так я табличку со своим именем у маминой могилы уже повесил, только дату последнюю дописать надо будет. А прах мой пусть хоть в лесу каком развеют, неважно – так жене и сказал, чтоб не пришлось ей платить.
— Вы, вроде бы, не стары ещё…
— Ну, как сказать. С одной стороны мне пятьдесят лет всего-то, а устал – ровно все восемьдесят… да, вишь, всё равно списали меня из жизни, пора значит.

Познакомилась с женщиной семидесяти трёх лет.
Из них она больше сорока шести лет в школе проработала, учительницей. Пару месяцев назад попросили уйти по собственному, очень уж возраст преклонный. Уйти ушла, а пенсию пока начислить не успели, что-то не так пошло с документами. Теперь вот ходит в Ночлежку на консультации к юристу и к Ночному Автобусу – горячего покушать.
Видит, что я окоченела, предлагает свои варежки и остатки вчерашней каши из баночки – погреться.

— Спасибо большое, не надо, мне терпимо! Вам каша пригодится.
— Да я стараюсь лишнего не брать, не кушать. Вот дают супчик и кашу, я только одно что-то беру. И сама не помру, и другим достанется побольше. Я вот об учениках тоже всегда заботилась, кому зашью одёжку, кому пирожка дам на перемене. Любили они меня очень. И сейчас вот уборщицей в клубе работаю, тоже меня любят. Люди все хорошие, просто надо подождать, иногда, чтобы увидеть.

Приезжает автобус, наконец-то. Снимаю. В перерывах обнимаемся с бессменным водителем автобуса вепсом Костей и с кучерявым улыбчивым врачом Леной, которая ещё со времён пандемии бездомным помогает после смен на основной работе.

К метро идём с Надеждой, помогаю ей тащить мешок с мусором, который она завтра рассчитывает сдать на металлолом. Прощаемся. Мне домой на метро, ей тоже домой, только пешком – в подвал разрушенного здания. Велит застегнуть куртку под горло, обнимает. Стоим под метелью, молча жмуримся.

— А хорошо-то как, да? Словно прямо тут дом.
— Может и тут, да…

Кажется, мы просто промёрзли до той стадии, когда уже везде дом. Или он, и взаправду, где-то там, в метели нашёлся. Не знаю. Пока не знаю.

Клаудия стала моей последней пациенткой в никарагуанской клинике.
Последней, с кем я говорила в паузах, пока врач Мария отходила за медикаментами или руки помыть.

Клаудии тридцать семь лет.
Впервые мы с ней познакомились в другой деревне, в Санта Хулии – когда приезжали туда на выездной приём пациентов. Тогда она принесла к нашему педиатру своих трёхгодовалых дочек-близняшек. Пройти с ними двенадцать километров до нашей клиники очень тяжело, вот и ждала, пока мы приедем в их деревню. Девочки к тому времени успели обзавестись бронхитом, глистами и гноящимися царапинами. Очень уж долго нас ждали.

В мой последний рабочий день в клинике Клаудия пришла на приём уже сама для себя. Не стала ждать следующего нашего приезда в их деревню, пешком три часа почти шла, но дошла.
Пришла с жалобами на головокружения, боли в животе и ногах, рвоту после всех продуктов: и после риса, и после рыбы, и после фасоли.

— Ничего во мне не задерживается, докто́ра, только съем и сразу всё обратно выходит. Только воду с лаймом или с солью пью. Но после этого очень больно мочиться, как будто огонь из меня выходит.
— А кровь из вас когда последний раз выходила? В этом или в прошлом месяце было?
— Нет, не было, уже месяца три, как не было.
— Нужно сделать тест на беременность, пойдёмте.

Пока Мария ждёт результатов теста, вставляю вопрос:

— У вас только двое дочек или ещё дети есть?
— Есть, дочка ещё есть, первая моя. У неё уже у самой двое детей, я давно её родила, мне тогда четырнадцать было.
— Почему же так долго после неё детей не было?
— Понимаете, я когда рожала тогда первую дочку, думала, что меня разорвёт на куски. Так страшно и больно было. Я дома её рожала, муж в море был и никто не мог меня отвезти в госпиталь. До сих пор помню, что всё полотенце, на котором рожала её, было в крови. А мне так плохо было, что не могла его постирать, оно засохло горой и муравьи прогрызли в нём тысячи дырок, кровь ели. Я после этого не хотела больше рожать. Варёные травы пила разные, соль внутрь себя сыпала, листьями папайи внутри скребла – лишь бы не забеременеть.
— Как же решились этих девочек родить?
— Случайно. Трава, наверное, слабая была. После неё тошнило не так сильно, как раньше, вот они и не выплюнулись у меня, родились.

Мария подносит тест к столу, готов. Клаудия жмурится, шумно вдыхает воздух:

— Что там, докто́ра?
— Тест положительный, вы беременны…
— Да, я так и думала…
— Сейчас принесу вам таблетки, витамины и расскажу, как принимать, вам и малышу сейчас это очень важно.

Смотрим в разные стены с Клаудией, молчим. Наконец, она шепчет:
— Я сразу узнала, в прошлые разы тоже всё так было… и тошнило, и падала на улице…
— Почему же вы решили в этот раз прийти в клинику?
— Понимаете, мне было очень страшно узнать от самой себя, что я беременна. Я знаю, можно было бы подождать, живот бы вырос… Но я не хотела узнать это одна, как в первый и второй раз. Я очень боялась.
— А сейчас как вы себя чувствуете? Вы ведь снова беременны…
— Мне страшно, очень. Но не так, как в те разы, потому что я всё-таки могу сюда прийти и поговорить с вами. Так легче. Спасибо вам.

Врач приносит препараты, рассказывает – я уже не слушаю, что именно. Я думаю.
Пожалуй, напоследок я узнала ещё одно неочевидное, но важное, ради чего мы здесь работаем – чтобы кому-то было не так страшно узнавать даже грустные новости. Чтобы меньшему числу людей на планете бывало страшно в полном одиночестве.

Клиника, в которой я работала: https://he-he.org/

Двадцатичетырёхлетняя Патрис пришла в клинику глубоко из джунглей, около десяти километров спускалась из своей деревни к побережью залива Фонсека, на котором стоит клиника. Пришла с двумя детьми и мачете – чтоб было чем защитить, если в джунглях встретят кого-то страшного. Тут и с ягуаром, и с пумой запросто можно столкнуться. И с бандитами тоже случается, хоть и реже..

Мачете оставила за порогом, прислонила к стене – в клинике защищаться точно не придётся.
Рассадила ребят по предложенным стульям, перечислила жалобы каждого. Документов у детей не оказалось, по памяти вспоминала долго, в каком месяце кто родился. Точно вспомнила только годы, месяцы примерно, с разбегом до полугода. Врач Мария записала в карточки пациентов промежуточный возраст: старшей девочке от восьми до девяти лет, младшему мальчику от четырёх до пяти.

Пока врач осматривает детей, мать прикрывает глаза и дремлет на стуле, вымоталась.
Запущенные простуды у обоих, уже больше двух недель болеют, не пришли сразу – пытались дождаться окончания проливных дождей. Не дождались, кашель и хрипы в горле напугали мать, привела под дождём.
Недостаточность веса, не истощение пока, но весят сильно ниже нормы.

— Сколько раз в день вы кушаете?
— Еду один раз и ещё фрукты один раз, если находим.
— А еду какую готовите?
— Рис или фасоль. У нас своего поля нет, так что мы носим дрова для соседа, а он нам за это привозит мешок риса – у него лошадь есть. А если долго дождь льёт и дорогу размывает, то он с нами фасолью делится со своего поля.
— Молоко и мясо не готовите?
— Нет, у нас в деревне почти ни у кого коров нет, а у кого есть – почти всегда пустые, листья не дают много молока, только для самых малышей женщины нацеживают с трудом, взрослым детям уже не даём, мало.

Мария выписывает рецепты, приносит и отдаёт препараты, поясняет, как принимать правильно.
— У вас есть ещё какие-то вопросы?
— Да… Доктора, а есть у вас такая таблетка специальная? Хорошая таблетка…
— Какая таблетка, от какой болезни?
— Ну, такая, чтобы выпил её и есть не хотелось долго. Потому что младший всё время ревёт и просит есть. Я бы ему дала таблетку и у меня бы так сильно не стучало в голове от его крика.
— Нет, такой таблетки не бывает, к сожалению… Но давайте каждый день ему витамины, которые я вам дала. С ними будет немного лучше.
— Спасибо вам, доктора! Мы пойдём, а то надо до темноты успеть обратно в деревню.

Вешает мачете на пояс, забирает руки детей в свои. Уводит семью в джунгли и всё время оглядывается, чтобы защитить вовремя.

Клиника, в которой всё это происходило: https://he-he.org/