Благотворительность + Врачи

Дон Мартинес к своим пятидесяти шести годам помнит многое.

Важное помнит. Что от его деревеньки, потерявшейся в джунглях и несуществующей для мира, до нашей клиники нужно ехать на лошади около двух часов. Тяжело, опасно (особенно после тропических ливней), долго. Но обязательно нужно, потому что иначе ему негде получать медикаменты, а без них он проживёт совсем недолго.

Страшное помнит. Как однажды ночью, бандиты пытались украсть эту самую лошадь — его любимицу Мору, без которой ему вообще не выбраться из деревни, не привезти в дом продукты, не выжить. Собака в темноте сориентировалась быстрей и лучше людей — напала на разбойников, пыталась спугнуть их не только лаем, но и укусами в ноги. Один из нападавших со всей силы рубанул своим мачете в светлое бушующее облачко. Отрубил защитнице часть морды, теперь строение носа рассматривать можно. Собака, правда, отомстила за себя — прокусила обидчику штаны и оторвала кусочек пениса. Теперь орал и бушевал уже он, катаясь по земле и пугая товарищей, которые так испугались, что подхватили его и исчезли в зарослях. Теперь Мартинес ещё сильней любит собаку и не выходит без неё никуда, доверяет ей свою лошадь без опаски — сбережёт точно.

Доброе помнит.Что несколько лет назад работала здесь светловолосая доктора Бернардита и что рекомендовала она ему обратить внимание на здоровье спины. Упражнения советовала делать дома, а ещё лучше — в госпиталь съездить, анализы сдать и рентген позвоночника тоже сделать. Он пока доехал только лаборатории, анализы сдал, привёз вот. До рентгена не добрался и не уверен, что ему с Морой это под силу. Но упражнения делает и врача Бернардиту вспоминает с теплом всякий раз. О нём мало кто заботился в жизни, а ей вот не всё равно оказалось.
Теперь и Мартинес старается быть добрым к людям. Вот, предложил нам с сегодняшним врачом Марией на лошади прокатиться. Мы не стали мучить усталую Мору, но приятно было очень. Погладили мягкую бархатистую мордочку, пожелали хорошо доехать домой и больше никогда не встречать бандитов.

Марсела — одна из самых красивых шестнадцатилетних девушек Ла Сальвии. Дело не только во внешности — здесь вообще все жители и жительницы, несмотря на свою крайне тяжёлую жизнь, выглядят чрезвычайно привлекательно.
Но Марселу, помимо внешней красоты выделяет ещё кое-что. Как она несёт себя, идя по по тропинке или подметая двор — по-кошачьи медленно, выпрямив спину, покачивая округлыми бёдрами. Как она сначала останавливается, а потом уже плавно поворачивает кудрявую голову в сторону собеседника. Как приподнимает над жемчужными зубами верхнюю пухлую губу и усмехается беззвучно, измеряя глазами окружающее пространство.

Пять лет назад, когда она была ещё девочкой, в Ла Сальвию приехали светлокожие гринго — строить клинику. Она прибегала посмотреть и поболтать. Она была одной из первых и стала одной из постоянных пациенток — первые годы приходила с мамой и девчачьими соплями, а потом уже сама, с девичьми болями в животе при первых месячных. Здесь-то она узнала, как называются внутренние органы женщины, как нужно заботиться о своём здоровье.

Так что теперь у неё есть ещё одно, крайне редкое для здешних мест качество — умение выбирать и настаивать на своём. Как и большинство никарагуанских девушек её возраста, она ведёт сексуальную жизнь. Но она соглашается на близкие отношения только с теми мужчинами, которые используют контрацептивы. Поэтому у неё их было всего два и оба они ей нравились, потому что прислушивались к пожеланиям. Она регулярно приходит в клинику за противозачаточными таблетками и вообще проверить здоровье. Внимательно выслушивает все рекомендации доктора и, принося в клинику фонарик или лодочный мотор — зарядить, попутно рассказывает, как выполняет всё рекомендованное.

Иногда она задерживается у нашего окна на подольше, поболтать со мной. Приподнимая губу над зубами, расспрашивает о сокровенном, женском. Спрашивает, как я выбирала мужа. Спрашивает, каждый ли раз мне хочется его касаться и что я делаю, когда не хочется. Жалуется, что ни мама ни бабушка не хотят говорить с ней об этом. Смеётся.
На прощанье говорит, что хочет выбрать из двух своих мужчин только одного и жить с ним. Только вот пока не придумала, как выбрать и как другому объяснить это. Но очень хочет.
Чтобы через десять лет в свои двадцать шесть лет выглядеть также хорошо, как я в свои.

Спросила трёх разных женщин — помнят ли они, как родился их первый ребёнок?

Маргарет сейчас семнадцать лет и она свои первые роды помнит отлично, всего год назад это было. Схватки начались тёмной штормовой ночью, около половины четвёртого. Точнее, она не знала, что это схватки и сколько именно времени. Просто почувствовала невыносимую боль и разбудила мужа.
— Я сказала ему, что у меня в животе кипит кровь и живот рвётся на мелкие части. Он побежал в темноте заводить мотоцикл, а я могла только немного дышать и громко кричать. Мы поехали в Эль Розарио, чтобы успеть на первый автобус до Чинандеги, он в пять утра уходит. Мой огромный живот не помещался на сиденье и я села спиной к спине мужа. У коровника, примерно за километр до автобуса, мотоцикл встал — кончился бензин. Пришлось идти пешком и я очень громко кричала. Пока ехали в автобусе из меня потекла вода, очень много воды. Когда мы приехали в госпиталь я уже плохо что-то помню. Муж сказал, что наша дочка родилась прямо в коридоре, но врач успел прибежать и помочь ей.

Габриэла тоже хорошо помнит. Смеётся, что свои первые роды никогда не забудет — до того испугалась тогда. В тот день они с мужем ехали верхом на лошадях через джунгли — везли мешки с кукурузными початками, чтобы продать их владельцу магазина.
— Мы едем и, вдруг, у меня по ногам начинает течь вода. Я очень удивилась, что её так много и что во мне вообще есть жидкость, потому что я совсем ничего не пила и не ела с вечера, не было сил сходить за пресной водой. Через несколько километров у меня стало больно колоть внизу живота. Мы остановились, я спустилась с лошади, и присела на поваленное грозой дерево, что бы поправить пояс — подумала, из-за него колет. И в этот момент ребёнок выскользнул у меня из под юбки! Он вскрикнул и замолчал. Я так испугалась, что он умер. Стала кричать и трясти его. Через несколько минут он снова заплакал. Мы отвезли кукурузу в магазин, вечером вернулись домой с деньгами и сыном.

Хулия вспоминает чуть дольше, у неё уже трое детишек — боится перепутать факты. Долго смотрит на носик первого четырёхлетнего сынишки, вытирает его.
— Помню, мне тогда четырнадцать было! Я вообще-то собиралась дома рожать ребёнка, меня ведь мама дома родила когда-то, вот и я думала, что также сделаю. Но за месяц до родов живот сильно заболел, и я пришла за таблеткой к вашим врачам — они тогда тут клинику строили ещё только. Вот они мне и посоветовали, что лучше всего поехать в больницу, что дома опасно рожать. Родственники помогли найти машину, отвезли меня в больницу, и там врач сказал, что ребёнок лежал как-то неправильно. Если бы я дома рожала — он бы умер при родах и я тоже, наверное. А так вот нам помогли и мы живы.

Моргнув ресницами, добавляет:
— Вы же продолжите здесь работать, да? Не закроете клинику?
— Продолжим, пока силы есть.
— Пожалуйста, оставайтесь. Нам это очень нужно.

Вечером неспешно прохаживалась вдоль плёночных домиков — искала девочку-подростка, с которой смогу поговорить на одну женскую тему. Нашла сразу двоих у колодца — в четыре руки доставали обрезанной канистрой на верёвочке воду и процеживали её через два слоя футболки, чтобы хотя бы без крупного мусора и без песка пить.

Пока делала снимки и видео, познакомились. Девочкам по тринадцать и пятнадцать лет, родились не здесь, как и многие местные, но живут в Ла Сальвии уже давно — лет восемь или девять, точно не вспомнили.
Хохотали и не верили, что красиво выглядят в камере. Показала видео. Хохотали оттого, что выглядят в нём похожими на актрис, такими красивыми нашли себя.

— А что вы делаете, когда у вас идут месячные?

Я люблю вопросы в лоб. Особенно, если чувствую, что доверие сложилось. Девочки переглядываются, недоумённо пожимают плечами, уточняют:
— Это что? В смысле, когда сезон дождей?

Не в первый раз уже встречаю, что не знают местные часто даже названия органов и процессов жизнедеятельности тоже. Но забываю, приходится дополнительно разъяснять.
— Ну, это когда один раз в месяц из вас кровь выходит, вот тогда… Как живёте в эти дни?
— Ааа, поняла! Я обычно в эти дни ношу штаны, а в них кладу полотенце или футболку. Потом их вынимаю, промываю водой, сушу и снова кладу.

Старшая девочка подключается к диалогу, делится своим способом:
— А ещё можно в эти дни сидеть и кукурузу чистить или еду готовить! Когда сидишь или стоишь на одном месте, вся кровь просто вытекает в землю и не надо ничего стирать, воду можно сохранить, даже лучше. Мама так всегда делает, ей на себя жалко воду тратить.

Я вспоминаю свою последние месячные здесь, когда на одну случайно вытекшую каплю крови сбежалось полчище муравьёв и пожрало не только кровь, но и меня — до болючих волдырей.
— А муравьи не кусают, когда кровь по ногам течёт?
— Ну, они прибегают, бегают по ногам, но это же не больно, щекотно иногда только.

Показывает шершавую кожу на бедре, усыпанную мелкими сухими язвами. Укалывает себя колючкой, прямо со всей силы втыкает.
— Видишь, не больно, не чувствуется.

Хохоча потащили воду к дому. Я молча потащила в клинику себя, снимки и мысль о том, что у меня после полугода здесь, пожалуй, тоже уже многое не чувствуется. Вот и поговорили.

Подцепила таки лихорадку Денге — в последний месяц, умудрилась как-то. Хотя, ничего удивительного — в регионе последние несколько месяцев эпидемия, комаров-переносчиков полно, кусают регулярно. Так что вообще странно, что только сейчас до меня очередь дошла.

Слегла на третий день после первых симптомов. Мышцы ломит все одновременно, жарко и одновременно с этим знобит (кажется, я первый человек, смертельно замёрзший в Никарагуа при +35 градусах и повышенной температуре тела), руки и ноги — в лиловых звёздочках подкожных кровоизлияний после турникетной пробы, пот льётся безостановочно — переодеваться бессмысленно, донести себя до кухни попить воды или в туалет — целое мероприятие на несколько минут, ноги не держат, а глаза закрываются.

Вечером Орландо попытался выковырять меня из кровати к ужину, не смог. Мутило от запахов любого продукта. Через час принёс блюдце, подсунул под москитную сетку: галета и коровий сыр, который он специально помыл проточной водой — чтобы не пахло ничем и не вызывало тошноту. Ходил вокруг, бурчал что-то про моего мужа, который не должен получить обратно из джунглей отощавшую жену. Проследил, чтобы всё съела.

На следующий день доктор Мария прописала мне пить Ацетоминофен — чтобы хоть немного снять боль и температуру. После второй таблетки удалось поспать. После третьей удалось даже встать, ходить и снимать — всё также в насквозь мокрой от испарины футболке, но без боли. После четвёртой таблетки даже насмелилась пойти снимать вечерний спуск рыбацкой лодки на воду и искупаться в океане.

В первый раз в жизни лежала в воде на спине. Никогда не получалось — то вода в нос попадёт, то страшно, то волны… А тут просто перевернулась на спину и легла. Каждый вдох выталкивал тело чуть наверх, как поплавок. Каждый выдох давал волнам долю секунды, чтобы попытаться перекатиться через меня, но они не успевали. Я просто лежала звёздочкой на ладони Тихого океана, а подо мной лежала тёплая глубина. И мне было не страшно.

Я почувствовала, что эта вода приняла меня. А может и весь мир принял. Мышцы даже забыли, как болеть — просто размякли и лежали на воде. Если для этого нужно было заболеть лихорадкой Денге — хорошо, Бог, я согласна. Спасибо.

Фанни девять лет.
Пока её маме ставят противозачаточную инъекцию, Фанни следит за своей двухлетней сестрёнкой — чтобы та не облизывала пол в клинике. Пока сестра отвлеклась от пола и озорно хрюкает в пузо плюшевого потрёпанного медведя, Фанни болтает со мной.

— У тебя есть какая-нибудь мечта?
— Да. Хочу подстричь волосы и накрасить лицо, как женщины на фотографиях.
— А ещё?
— Ещё хочу никогда не иметь детей…

Проверяет, что сестра всё ещё занимается медведем, а не перебралась в коробку с мусором. Возвращается ко мне. Ковыряет ладошку и спрашивает:
— А у вас есть мечта?
— Конечно! Я хочу побывать в Антарктиде.
— Это что такое?
— Это такой континент. Там холодно, много снега и живут жирные птицы – пингвины.
— Я тоже хотела бы побывать в какой-то стране… Только я никаких стран не знаю.

Мама освободилась, зовёт девочек от двери — пора уходить. Маленькая с трудом отрывается от медвежьего пузика — очень уж удобно и весело в него хрюкать, как оказалось.

— Фанни, приходи как-нибудь вечером, я тебе страны на карте покажу.
— Ладно! Увидимся.

Упрыгивают вслед за матерью по дорожке: мелкая впереди, старшая позади. Хрюкают в приторный розоватый никарагуанский вечер. Мечтают.

После приёма пациентов пошли с врачом Аней к океану.
Аня — вообще-то директор клиники, но на этой неделе она заменяет врача Марию, уехавшую в недельный отпуск. Пациенты каждый день идут, без врача клинику не оставить. Несколько раз мы даже заканчивали приём на час-полтора позже положенного, пока всех не приняли. Сегодня вот тоже задержались, долго капали и приводили к норме пациента в полуобморочном состоянии после пищевого отравления.

Пошли окунуться перед ужином. После двух заплывов вышли на берег смотреть апельсиновый закат. Слышим — кричат:
— Доктора, срочно, эмергенсия.
Две женщины бегут в нашу сторону по берегу, машут руками, зовут.

Пошли. По пути выясняем, что там случилось. Четырёхлетняя малышка играла и, то ли её кто-то ударил, то ли сама чего не углядела в сумерках — пробила голову.
Приходим. Приступаем к осмотру, как были — с мокрыми волосами, в купальниках.Крови много, криков ещё больше — и от пострадавшей, и от испуганной мамы. Включаем маленькой пациентке мультик на телефоне, поручаем маме держать телефон. В тишине промываем рану. Не такая уж и большая в итоге. Обрабатываем, заклеиваем, выдаём сменные пластыри и мазь — менять дома несколько дней.

Отпускаем пациентов и идём окунаться уже в душ. Не тот отдых, которого хотелось бы, но тоже неплохо. Даже в госпиталь не пришлось везти среди ночи, уже повезло. Выдыхаем.