Я вылетела из его кабинета, буквально исходя паром негодования. В одну секунду продублировала свой меморандум, сунула его скандализованной секретарше и рванула прочь из этого места.
В коридоре меня перехватил староста первой группы Данила Мозырев.
- Где твои отчётные документы? – потребовал он.
- В деканате! – отрезала я. – Отвали!
Данилу я терпеть не могла за его вечные сальные шуточки и злые замечания. Кроме всего прочего он был толстый, и от него вечно несло жареным луком. Он и на этот раз остался верен себе.
- Может, сделаешь скидку однокурснику? Сколько берёшь за вечер?
С такими козлами у меня всегда был короткий разговор. Слава богу, этому Сергей меня научил. Я шагнула к однокурсничку, улыбаясь и протягивая руки, а когда он поспешно потянулся облапить меня, резко двинула коленом в пах. Брезгливо оттолкнула от себя скукожившееся тулово и независимо зашагала по коридору. Данила шипел мне вслед оскорбления, поэтому я завела руку за спину и сложила пальцы в неприличный жест. Кто-то засмеялся. Я даже оборачиваться не стала, потому что узнала голос. Только ускорила шаги. Этот Юркин смешок преследовал меня потом весь день, и я накручивала себя до состояния лютой ненависти всё снова и снова.
Первым делом я походкой Петра Первого отправилась в библиотеку, согнала молодняк с компьютера и залезла в почту. Соло накидал уже несколько писем. Ну-ну! Я злобно принялась открывать их одно за другим, ругаясь и чуть не плача. В каждом он рассказывал мне, что со школьных времён, которыми были датированы первые снимки в моём фотоальбоме, я ничуть не изменилась, и подробно сообщал, почему ему нравиться вот такая моя фотка, и вот такая и вот эта вот. Я ответила ему в том смысле, что пока не увижу изображения его самого, пусть даже и не надеется на письма от меня. Первокурсники всё это время изнывали неподалёку. Я уступила им комп и задумалась. Мне пришло в голову, что и в самом деле настало время меняться. Я ушла из универа и отправилась искать какой-нибудь салон красоты.
Требовалось с кем-то посоветоваться, и я зарулила в любимую кафешку. Хозяйку звали Ирина, и она напоминала мне одну знакомую кошку, с которой слегка облетела бриллиантовая пыльца. Но в отличие от той дамы она была славная и нисколько передо мной не кичилась.
- Хороший мастер? – переспросила Ирина. – Их есть у меня! Тебе подстричься, причесаться?
Короче говоря, она мне выдала адрес и я отправилась. Малость манерный парень попросил подождать, пока уйдёт предыдущая клиентка, и я успела за эти двадцать минут пересмотреть гору журналов. Когда парень спросил, чего я хочу, а я показала фотку в журнале, он пришёл в негодование.
- Лишаться такой массы великолепных волос! Да вы с ума сошли!
- Надо, - вздохнула я. – Поступаю в военное училище.
Парень потрясённо и сочувственно посопел и взялся за дело. В итоге он изобразил мне идеальную стрижку в стиле «паж» с элементами собственного креатива. Так мне понравилось даже больше. В журнале модель была всё-таки зализанной, а из меня вышел такой задиристый пацан, что любо-дорого. Я с удовольствием поблагодарила и расплатилась.
Потом я отправилась в пассаж и приобрела там гриндеры с высокой шнуровкой классические чёрные джинсы и подходящий по стилю куртец. Переоделась там же, в магазине, а нормальную свою одежду попросила упаковать. Продавщица смотрела на меня с неимоверным удивлением, но мне было наплевать. Я накинула на голову капюшон и вышла в сгустившиеся сумерки.
О! Как всё изменилось! Я превратилась в невидимку. Раньше меня всегда замечали, мне уступали дорогу, иногда провожали взглядами, даже улыбались. Пока я не привыкла, внимание посторонних людей долго меня смущало. А вот теперь я стала полноценным человеком толпы. Меня задевали плечами и сумками, скользили по мне взглядами с полнейшим безразличием. К этому тоже предстояло приноровиться, но это оказалось не в пример легче. И приятнее. Какая-то бабка в метро, например, сказала мне:
От этих слов во мне поднялось ликование. Моя проделка удалась.
Я занесла домой вещи, схватила приобретённые ещё два дня назад книжки для Егора и поспешила к родителям. Мама буквально ахнула, увидев меня. Потом они с Лидией, объединившись, долго читали мне нотацию, а я, кивая, торопливо лопала вкуснейший домашний борщ и всякие котлетки.
- Господи, какая ты в этом тряпье плоская, - грустно сказала мама.
Я поняла, что она смирилась с моим новым обликом, и заулыбалась. Мама покачала головой.
- Подожди, - сказала она. – Вот придёт Саша…
И папа пришёл. Я услышала, как Егор с ликующим воплем поскакал его встречать, и тоже, было, поднялась, но мама яростно махнула на меня рукой. Пришлось плюхнуться обратно. Папа был весёлый Он пришёл на кухню с Егором на руках, продолжая рассказывать больничные новости, чмокнул маму в нос. Потом перевёл взгляд и увидел меня. Мама торопливо подхватила Егора и поспешно удалилась в комнаты. Папа с минуту немо открывал рот, а потом наорал на меня. Передохнул и ещё раз наорал. Потом с горестным видом достал из шкафчика коньяк, выпил, посидел немного и ещё раз на меня накричал. Я сидела перед ним молча, то бледнея, то заливаясь краской.
Наконец, папа выдохся. Он ушёл в ванну, долго умывался. Пользуясь его отсутствием, я быстро поставила на стол приборы и налила отцу борща. Папа сел к столу. Некоторое время молча ел, потом попросил:
- Ну, расскажи что ли, что случилось. И Юрка твой сегодня какой-то не такой был…
Я вопросительно взглянула на него. Папа дёрнул плечом.
- Игоря он навещал. Книги там какие-то принёс…
Мне стало стыдно. Со своими переживаниями я совсем забыла про Игоря. А Юрка вот нет… Но я тут же вспомнила его давешний смешок и снова озлилась.
- Па, - сказала я. – Мне захотелось побыть кем-то другим.
- Почему? – спросил отец. – И что за вид идиотский?
- Ну-у, просто, - сказала я.
- Не хочешь рассказывать, - понял папа. – Полагаешь, я помочь не смогу.
- Расскажи всё-таки, - каким-то безнадёжным и безжизненным голосом попросил папа.
Я замотала головой и разревелась. Папа притянул меня к себе, обнял и сильно-сильно, как в детстве, прижал к груди. Я отвела душу в этих надёжных руках, вырёвывая обиду и горе от предательства. Потом, уже затихая, я вытерла щёки об отцовскую рубашку и сползла с его колен.
- Па, - сказала я. – Я тебя очень сильно люблю.
Отец провёл рукой по лицу, и я вдруг заметила, что у него глаза тоже мокрые и красные. В этот самый момент мне захотелось немедленно пойти и кого-нибудь убить. Я опять длинно всхлипнула, шагнула к папе и прижала к груди его голову.
- Эх, Полинка, - сказал он. – Разве ж я думал, что настанет такое время, когда моя дочь станет взрослой женщиной, и у неё заведутся такие проблемы, которые я не смогу решить? Я и в самом деле не могу помочь?
- Я сама, пап, - сказала я. – Расскажи мне лучше, как дела у Игоря.
- А! – папа с удовольствием щёлкнул пальцами. – Как он у меня сегодня орал на утреннем осмотре!
- В смысле? – не поняла я.
- Ну когда я его коленки щупать начал…
- Па! Он будет ходить?! – возликовала я.
- Вполне возможно, - ухмыльнулся папа.
И я снова кинулась его обнимать и вопить, как я им горжусь и как сильно люблю.
