Магазин «Советский Крой» располагался на Арбате, недалеко от небоскреба Министерства Эстетической Гармонии (МЭГ). Его витрины, в отличие от соседних голографических водопадов с динамически меняющимися образами «Идеального Трудящегося», были скромны: несколько манекенов в статичных, но безупречных позах, демонстрирующих «Линию Народного Достоинства» – основной фасон сезона, утвержденный МЭГ. Фасон, впрочем, менялся раз в пятилетку с точностью космического запуска.
Лилия стояла за прилавком из полированного черного камня; встроенный в него терминал мерцал логотипами госпоставщиков тканей: «НейроХлопок», «СтальШелк», «ПолимерПатриот». На ней был образец нового платья «Гармония-17» – глубокого, «революционного» бордового цвета, с едва заметным геометрическим узором, напоминающим схему идеального общества. Платье было удобным, практичным, немарким и излучало мягкий, успокаивающий импульс в соответствии с ее нейро-имплантом «Созидатель». Оно так же прекрасно сочеталось с ее желтым цветом глаз. Оно было *идеально*. Как и все здесь.
Лилия любила ткань. Настоящую ткань. Не те синтетические чудеса с памятью формы и встроенными соцрейтингами, которые закупало государство для ее магазина по квоте. Она любила старые лоскуты, которые тайком приносил ей дядя Миша, бывший портной из эпохи «Архаики» (так теперь называли XX и начало XXI века). Эти лоскуты пахли пылью, временем и чем-то неуловимо живым – хаосом прошлого, не вписанным в Протокол. Она хранила их в потайном шкафчике за стеной с портретом цифрового Жукова, который мигающим взглядом напоминал о бдительности.
«Товарищ Лилия!» – голос был резким, как щелчок затвора. В магазин вошла инспектор МЭГ, женщина в строгом костюме «Администратор-Грей»; ее оптические сенсоры холодно сканировали помещение. «Отчет по внедрению «Линии Народного Достоинства» среди обслуживающего персонала сектора 7-Гамма?»
«Загружен в систему, товарищ инспектор», – Лилия коснулась терминала, вызвав голограмму зеленых графиков. «Уровень принятия – 99,8%. Единичный случай отклонения у уборщицы Петровой был оперативно скорректирован сеансом оптимизации в Центре Духовного Здоровья. Ей присвоен статус «Условно Гармонична».
Инспектор кивнула, ее сенсоры перестали мигать угрожающе. «Хорошо. Помните, товарищ Лилия, одежда – это не просто покрытие тела. Это первая линия обороны идеологии. Ткань формирует осанку, осанка – мысль, мысль – верность Протоколу. Ваш магазин – маленькая фабрика по производству лояльности».
«Так точно, товарищ инспектор. Фабрика работает без сбоев», – улыбнулась Лилия своей самой официальной улыбкой, заученной на тренингах. Улыбка «Созидательное Удовлетворение», уровень 4.
После ухода инспектора воздух в магазине сгустился. Лилия вздохнула, незаметно для камер. *Фабрика лояльности...* А где же *красота*? Где неожиданность складки, игра фактур, тот трепет, когда ткань ложится по телу не по указу МЭГ, а по прихоти неведомой гармонии? Ее мысли прервал звонок на входе.
В магазин вошел молодой человек в скромном, но качественном кибер-плаще стандартного покроя. На лацкане – знакомый цифровой значок «Серп и Молот 4.0». Его взгляд был немного расфокусирован, как будто он видел не стеллажи с идеальной одеждой, а что-то сквозь них. Это был Рем.
«Добрый день, товарищ, – автоматически произнесла Лилия. – Вас интересует «Линия Народного Достоинства»? Или, может, новый комбинезон «Трудовой Прорыв» с усиленной нейро-поддержкой?»
Рем вздрогнул, словно очнувшись. Его глаза остановились на Лилии, точнее, на ее платье «Гармония-17». Но смотрел он не на фасон или цвет, а сквозь них, с тем же странным, немного тоскливым выражением, что и на трамвайной остановке в своей истории.
«Извините, товарищ... Лилия?» – он прочитал ее бейдж. – «Меня интересует...» – он запнулся, подбирая слова, словно боясь сработавших где-то фильтров. – «Меня интересует что-то... не совсем стандартное. Что-то с... *историей*. Может быть, не новое?»
Лилия почувствовала легкий укол адреналина. Это было рискованно. Но в его глазах она увидела не подвох, а ту же самую, знакомую ей потихоньку тоску по чему-то не вписывающемуся в идеальную схему. Ту тоску, которую она сама прятала в потайном шкафчике.
«Не стандартное? С историей?» – она сделала вид, что задумалась, одновременно активируя на терминале программу «Фоновый Шум» (безобидные звуки перебирания тканей) для маскировки разговора. – «У нас, разумеется, только сертифицированные новинки, соответствующие Эстетическому Кодексу. Но...» – она понизила голос, – «иногда попадаются... артефакты прошлых циклов. На переработку. Для коллекционеров духа эпохи. Чисто академический интерес, разумеется».
Рем кивнул, в его глазах мелькнул тот самый огонек, который Лилия видела у дяди Миши, когда он говорил о старых выкройках. «Да. Академический интерес. Именно. К духу. К... подлинности».
Лилия жестом пригласила его пройти за прилавок, в небольшую примерочную, экранированную от основных камер (официально – для комфорта клиентов). Там, за плотной шторой из «СтальШелка», она на секунду исчезла, а затем вернулась, держа в руках не сверток из нейро-упаковки, а старую, потертую картонную коробку. Внутри лежала мужская рубашка. Не кибер-ткань, не «ПолимерПатриот». Простой хлопок, когда-то, вероятно, голубой, теперь выцветший до серо-голубого. Пуговицы – обычный пластик. На манжете – едва заметное, выстиранное пятно. И главное – крошечная, аккуратная заплатка на локте, сделанная вручную, нитками чуть другого оттенка.
«Это... это *настоящее*?» – прошептал Рем, касаясь заплатки. Его пальцы дрожали. Он вдохнул запах – слабый, но отчетливый запах старости, пыли и чего-то органического, давно исчезнувшего из воздуха Москвы-Столицы-Евразии. Запах *прошлого*, неотфильтрованного, нестерильного.
«Очень старое, – тихо сказала Лилия. – Дядя Миша говорил, что это из эпохи «Архаики». До Великой Революции. Человек, который носил это... он жил в мире хаоса. Без Протокола. Без Вечного Красного Солнца. Он мог... ошибаться. Пачкаться. Рвать рубахи. И... чинить их сам». Она указала на заплатку. «Это не фабричный дефект. Это след *жизни*. Не идеальной. Просто жизни».
Рем держал рубашку, как святыню. Он смотрел на заплатку, на это крошечное свидетельство неидеальности, индивидуального усилия, не вписанного в общий план. Его лицо озарилось странным светом – не от искусственного Солнца за окном, а изнутри.
«Это именно то... – пробормотал он. – Песчинка. Живая песчинка в механизме Вечности». Он посмотрел на Лилию. «Сколько?»
Лилия махнула рукой. «Берите. Только... осторожно. И помните – чисто академический интерес. Пятно и заплатка – объекты изучения исторической неэффективности».
— Как давно работает ваш магазин? — спросил Рем.
Лилия ответила, задумчиво глядя куда-то вглубь прилавка:
— Очень давно. Еще во времена Архаики это уже был магазин. В нем работала моя прабабушка. Меня как раз назвали в честь нее. Назывался магазин тогда иначе, но и не удивительно — совсем другое время было.
— Как назывался? — не удержался от вопроса Рем.
Лилия нахмурилась, пытаясь вспомнить.
— Не помню точно... Кажется, как какой-то большой город в США...
— Звучит как безумие, — удивился Рем. — Совершенно не патриотично.
Лилия лишь пожала плечами.
Рем кивнул, сунул рубашку под кибер-плащ, рядом с томиком Ницше. «Спасибо, товарищ Лилия. Вы... вы не представляете, как это важно. Для понимания... духа».
Он вышел, растворившись в идеальном потоке пешеходов. Лилия вернулась за прилавок. Инспектор МЭГ, казалось, выветрила воздух, но теперь в магазине витал другой запах – слабый, упрямый запах старого хлопка и человеческого пота. Она посмотрела на манекен в «Линии Народного Достоинства». Идеальный крой. Идеальный цвет. Идеальная пустота.
«Фабрика лояльности», – усмехнулась она про себя. *А может, фабрика по пошиву невидимых заплаток на душу?* Она прикоснулась к своему платью «Гармония-17». Идеально. Стерильно. Без единой песчинки. Завтра, подумала она, может, рискнуть и незаметно вшить крошечный, нерегламентированный узорчик в подкладку? Чисто для себя. Чисто как доказательство, что под «СтальШелком» все еще бьется что-то живое, не до конца отформатированное Протоколом. Пока искусственное Красное Солнце светит ровно, а Центр Духовного Здоровья готов к приему.
