В шкафу завелась луна — она грызёт пуговицы и плетёт сети из пыли, чтобы ловить сны, убежавшие от спящих. Ты слышал, как скрипят её коконы? Каждый шелест — это письмо от того, кого ты никогда не рожал. В них написано, что дождь — это на самом деле слезы часов, уставших бежать по кругу из пепла... или это просто лужи смеются, отражая рваные крылья облаков?
Под ковром зреет грибница из слов, запрещённых до Большого Взрыва. Их корни прорастают сквозь пол, превращаясь в вены, что пульсируют в такт пению чёрного солнца за окном. Его лучи — это щупальца, высасывающие цвета из радуги, а на кончиках — глаза, которые смотрят прямо в ту часть души, где ты спрятал крик своей первой смерти.
Не прикасайся к теням на стене — они мокрые. От них остаются пятна воспоминаний, которые не твои: там женщина в платье из дыма кормит голубей костями, а птицы клюют её пальцы, превращая их в песок. Песок течёт через сито времён, и из него лепят кукол, что шепчут тебе в ухо стихи на языке, который изобрели ангелы-самоубийцы.
На кухне кипит суп из молчания — его помешивает рука без тела, а вместо огня под кастрюлей горит связка писем, написанных невидимыми чернилами. Если попробовать, на губах останется вкус пустоты, которая росла в саду у твоего двойника. Он сейчас сидит в клетке из лучей и считает трещины в небе, а его счёт — это число шагов до края бездны, куда ты уронил своё отражение.
В углу валяется мяч, обмотанный проволокой из криков. Он прыгает сам по себе, бьётся о стены, и в каждом ударе рождается новая вселенная — но они умирают, едва появившись, потому что забыли, как дышать. Их последний вздох — это шёпот, который заполняет пространство между молекулами воздуха, превращая его в сироп из страхов... или это просто скрип половиц?
Не отвечай. Даже мысль сейчас — это камень, брошенный в озеро, где плавает твоя тень. Круги расходятся, будто петли на шее вечности, а на дне что-то шевелится, сверкая чешуёй из разбитых стёкол. Оно ждёт, когда ты наклонишься, чтобы посмотреть... и тогда — хвать! — вырвет глаза и вставит вместо них два зеркала, где ты увидишь себя в тысячах жизней, которых не было. Но это уже было. И будет. И есть. Потому что часы давно сдались и теперь тикают задом наперёд, отсчитывая время до того, как ты поймёшь, что не ты читаешь этот текст, а он читает тебя...
Спираль затягивает глубже, но в центре — только смех, застрявший в горле у реальности.
