Личное воспоминание о том, как советские моряки увидели советскую железную дорогу — глазами французской камеры. И почему эта история до сих пор важна для нас всех.
В 1970 году я, курсант мореходного училища, находился на преддипломной штурманской практике. В Неаполе на наш теплоход погрузили какой-то груз до Марселя, а там уже была основная погрузка на обратный рейс в Союз. Валюту мы потратили в Италии, поэтому в Марселе, где всё было дороже, нам оставалось только посмотреть, где, по легенде, жил граф Монте-Кристо и его подруга Мерседес. Нашу группу из четырёх человек возглавлял судовой доктор. Лет ему было уже под 50, всю жизнь провёл в море. Шутили, что он мог объясниться на любом из существующих языков, включая все диалекты африканских племён.
Обычный словарный запас моряка сводился к вопросам: «как пройти в порт» и «сколько стоит» (в магазине). В то время наши американские партнёры ещё не успели навязать Европе единый обязательный язык. Поэтому моряки знали все языки в указанном выше объёме. Посещали в основном небольшие частные магазины, где можно было торговаться по цене. Но это легко делали на пальцах. Ассортимент и качество товаров поражали неподготовленного советского человека и роскошью, и разнообразием. Тем более что те годы в Китае хунвейбины ещё занимались отстрелом воробьёв и изучением цитат великого кормчего.
В общем, в Марселе нам ничего не оставалось, кроме как побродить по историческим местам, полюбоваться местной архитектурой, оценить местных девушек и прийти к однозначному выводу, что наши абсолютно по всем показателям были лучше. Пойти в кино мы не могли из-за отсутствия денег, да это и не приветствовалось нашими помполитами. Куда мог пойти советский моряк с его словарным запасом? Конечно, на фильм, где без слов только стреляют, скачут на лошадях, дерутся. А ещё на фильмы с участием таких актеров, как Фернандель, Луи же Фюнес и других звёзд экрана. Но это наша мораль ещё как-то могла перенести.
Но ведь некоторые не совсем сознательные моряки иногда стремились попасть в какой-нибудь небольшой кинозал, чтобы посмотреть откровенно аморальное и, страшно сказать, порнографическое кино. А это уже приравнивалось к походу в публичный дом и попахивало чем-то, граничащим с изменой родине.
В это время во Франции кого-то куда-то избирали. Везде висели красочные листовки и плакаты с фотографиями кандидатов, которых было очень много. Будучи идейно подкованными, мы понимали, что являемся свидетелями загнивающей буржуазной демократии, когда трудящимся предлагают выбрать одного кандидата из нескольких представителей эксплуататорского класса. У нас в стране всё было проще и понятнее: один плакат "Все на выборы!", возможность выбрать одного кандидата из одного. И никаких буржуазных заморочек.
Зашли в какой-то магазин, где увидели большой отдел по продаже телевизоров. Их было огромное количество самых разных размеров. И, главное, почти все телевизоры были цветными. Я их вообще увидел впервые. Все работали, правда без звука и на одном канале. Шёл какой-то документальный фильм о животных, снятый где-то в Африке. Всё было красиво и ярко. Время от времени фильм прерывался такими же яркими роликами с рекламой каких-то кандидатов.
Очередной ролик – почему-то чёрно-белый. Грязный снег, небольшое, немного покосившееся деревянное здание станции с названием на русском языке. Люди с сумками и чемоданами у входа, ожидающие поезд.
В десятке метров сарай, рядом железнодорожная дрезина с небольшой грузовой платформой, на которой лежит с десяток шпал. Несколько женщин носят на дрезину лопаты, вибраторы для подбивки шпал, кувалды, вёдра. Одеты в фуфайки или солдатские бушлаты, тёмные платки, сапоги или валенки.
Крупный план: хмурые лица и безразличный взгляд. Руки одной из них - тёмные, с трещинами и следами обморожений. Это не руки — это инструмент. Женский образ, к которому мы привыкли в книгах и песнях, — отсутствовал. Были тётки неопределённого возраста, заброшенные в лютый холод на рельсы, будто это и есть их предназначение.
Следующая сцена: женщины ломиками и лопатами освобождают от щебня и вытаскивают старую шпалу. Вчетвером снимают с дрезины новую, несут и укладывают её на место. Кувалдами забивают в шпалу костыли, подключают вибраторы и делают подбивку щебнем. На этом ролик закончился и появилась надпись, которую нам перевёл доктор: "Если вы хотите, чтобы ваши женщины так же выглядели и так же работали, голосуйте за коммунистов!".
Мы вышли из магазина молча. Шли до судна, не говоря ни слова, без споров, без комментариев. Потому что каждый из нас знал, что это не монтаж, не постановка, не выдумка, не пропаганда. Мы видели таких женщин не по телевизору. На железной дороге. На стройках. В деревнях. Не в кино — в жизни. Они делали эту работу. Это была норма. Мы знали этих женщин. Иногда они были нашими матерями.
Почему я вспоминаю это сейчас
Прошло больше полувека. Сегодня я не связан с морем, но с уважением слежу за тем, как меняется железная дорога. И я надеюсь, что сегодня такие сцены невозможно представить ни в одном подразделении РЖД. Но помнить о прошлом — значит двигаться вперёд, не теряя главного: уважения к человеку труда.
Я надеюсь, что сегодня женщины на железной дороге — это инженеры, технологи, машинисты, диспетчеры, руководители. Их работа — умная, а не изнуряющая. Форма их защищает, техника помогает, а труд оценивается по достоинству. Их руки не в мазуте, без трещин и обморожений. Их труд — не самопожертвование, не «трудовой подвиг», а профессиональная норма. Сегодня — это современные технологии, санитарные стандарты, автоматизация и уважение к человеку.
Сейчас я вспоминаю марсельскую историю — не чтобы упрекнуть. Даже не из-за стыда — нет. Из-за боли, которая не даёт её забыть. Потому что железная дорога — это не только вагоны, рельсы и расписания. Это — судьбы. Это — лица. Это — история про правду, которая дороже всего.
Я надеюсь, что если бы сегодня где-нибудь в Европе показали фильм о нашей стране, о российской железной дороге, то он был бы цветным. И даже не в техническом смысле — а по смыслу жизни.
Память не должна быть только ностальгией. Она — предупреждение.
История не для осуждения, а для понимания, откуда мы пришли и ради кого мы больше не хотим туда возвращаться.
