История болезни

Макс медленно поднял голову. Он осторожно, чтобы не потревожить ее покой, отстранился, глядя на ее лицо в полумраке, слабо освещенное отблеском ночника. Оно было удивительно спокойным. Без тени страдания, без гримасы боли. Почти улыбающимся. Как будто она видела что-то прекрасное во сне и просто осталась там.

Он долго смотрел. Время потеряло смысл. Он смотрел в окно. За стеклом царила глубокая ночь. Городские огни где-то вдалеке мерцали холодными точками. Ни звезд, ни луны – только бархатная чернота. Его собственная боль, загнанная глубоко внутрь этим невероятным днем и этой тишиной, вдруг напомнила о себе – не криком, а глубоким, ноющим эхом в костях, в позвоночнике. Но это было где-то далеко. Не важно.

Он взял ее руку. Она была еще теплой. Он поднес ее к своим губам, коснулся костяшек пальцев легким, почти невесомым поцелуем. Потом медленно, с бесконечной нежностью, положил ее ладонью вниз себе на грудь, поверх сердца. Его рука прикрыла ее сверху, как бы удерживая этот последний дар близости.

— Подожди… минутку… Анечка… Я… сейчас…

Он наклонился вперед, превозмогая тупую волну боли, накрывшую спину, и коснулся губами ее лба. Кожа была прохладной, гладкой, как фарфор. В этом прикосновении была вся нежность, вся ярость, вся безнадежность и вся бесконечность их короткой, вечной любви.

Потом он откинулся на спинку кресла. Его рука по-прежнему лежала поверх ее руки, прижатой к его груди. Где под ладонью билось его собственное, уставшее сердце. Он нашел ее взгляд в темноте – хотя ее глаза были закрыты, он знал, что она здесь, в этой последней точке их совместного пути. Он глубоко вздохнул, вбирая в себя тишину комнаты, запах лекарств и едва уловимый аромат ее волос. Потом закрыл глаза. Не чтобы спать. Чтобы увидеть «Их» звезду. Яркую, нерушимую, зовущую в бесконечность космоса, о котором он так любил говорить. Он сосредоточился на ее свете, воображаемом, но ярче реального. Он почувствовал, как боль окончательно отступает, растворяясь в этом свете. Как легко становится дышать. Как границы тела стираются.

В дверь тихо постучали. Потом она беззвучно приоткрылась. Сестра Мария, с фонариком в руке, прикрытым ладонью, чтобы не будить спящих, осторожно заглянула в палату. Ее взгляд скользнул к креслу у окна. Она увидела силуэты: Аня, склонившаяся на плечо Макса, и Макс, откинувшийся назад, его рука лежит на ее руке, прижатой к его груди. Картина странного, трогательного покоя.

Сестра Мария сделала шаг внутрь, намереваясь тихо проверить пульс, состояние. Ее движения были выверенными, осторожными. Но что-то в этой тишине, в абсолютной неподвижности фигур, заставило ее замереть. Она подошла ближе. Свет фонарика, все еще приглушенный, упал на лицо Ани – мирное, бледное. Потом на лицо Макса. Оно тоже было спокойным. Слишком спокойным.

Она инстинктивно поднесла пальцы к запястью Ани. Ничего. Только прохлада кожи. Потом, с замирающим сердцем, осторожно прикоснулась к шее Макса, ища пульс. Ничего. Абсолютная тишина под кожей. Ни трепета, ни биения. Его рука, лежавшая поверх руки Ани, была тяжелой, безжизненной.

Сестра Мария отдернула руку, прижав ладонь ко рту. Не для крика. Чтобы заглушить внезапный, беззвучный стон, вырвавшийся из груди. Она стояла так несколько мгновений, глядя на них. На двух подростков, ушедших из жизни тихо, почти одновременно, держась за руки, в кресле у окна, за которым горел последний огонек в окне соседнего корпуса хосписа. Этот огонек вдруг погас. Как будто кто-то выключил последнюю звезду в их маленькой, темной вселенной.

Тишина после этого погасшего света стала абсолютной. Вселенской. Сестра Мария не позвала никого сразу. Она медленно опустилась на колени рядом с креслом, скрестив руки на груди. Ее губы шептали беззвучную молитву, а по щекам текли слезы – не только горя, но и смирения перед этой странной, трагической, почти святой красотой их совместного ухода. Без суеты, без криков, почти мирно. В темноте, где только что погас последний свет.

Сижу я дома, играю потихоньку, никого не трогаю. Тут Нинка, сестра моя старшая, пристаёт ко мне. Мол, зачем я зря трачу время впустую. Мог бы это время, якобы, использовать для зарабатывания денег. Она подобными вопросами извела своего мужа, он ушёл от неё. Остался сын, школьник. Правильный пацан. Учится плохо, занимается только тем, что играет в разные игры. Повезло мне с племянником. Нинка мозги выносит ему больше, чем мне. Но племянник - парень крепкий, держится. Тут Нинка в гости ко мне пришла, чтобы отвлечься немного от сына и оторваться на мне. Я оказался не таким крепким орешком, как племянник. Нинка, говорливая бестия, уговорила меня записаться в армию, в подразделение дроноводов. Якобы, там всё то же самое, что и в моей игре, только деньги платят.

Что вам сказать? Не верьте бабам, если они вам будут ездить по ушам подобным образом. Разница есть, причём существенная. Во-первых, комфорта намного меньше, чем в своей квартире. Во-вторых, дома, если надоела одна игра, то всегда можно переключиться на другую, какую хочешь. В армии не так. Ты всегда играешь в ту игру, какую выбрало для тебя командование. И играешь до тех пор, пока контракт не закончится. Или твоя жизнь, тут как повезёт.

У меня случилось так, что примерно через год разбомбили мою точку. С тяжёлыми ранениями меня отправили в госпиталь. Там меня подлатали и комиссовали с инвалидностью. Денег отвалили много, с этим всё получилось хорошо. Мы с Нинкой продали старые квартиры, добавили моих денег, купили две очень хорошие квартиры в новом доме, на одной лестничной площадке. Нинка сказала, что так её будет проще контролировать меня. Она урвала двухкомнатную квартиру, мне досталось однокомнатная. Я не возражал, Нинка всё-таки разведённая мать с большим ребёнком и маленькими алиментами. А я человек одинокий. Мне достаточно однокомнатной.

Вот в эту квартиру я и спешил, пока боли в организме не достигли критического уровня. Только я добрался до своей берлоги, как у меня отнялась левая нога. Я был счастлив. Как это здорово, что мне сейчас не надо никуда идти. Я раздумывал, как мне лучше поступить, терпеть боль или принять лекарство? Решил терпеть до последнего, но лекарство заранее приготовил и поставил на столик рядом. Успею его принять в любом случае. Почему я решил терпеть? Есть у меня такая теория, что благостное состояние четыре наступает, когда боль достигает критического порога. Но это только теория. Не факт, что наступит именно состояние четыре. Вполне возможно, от болевого шока случится смерть. С другой стороны, зачем мне держаться за жизнь? Может, правда, лучше умереть? Самоубийство - это не наш метод. Это страшный грех. Но выход через сильнейший болевой шок - это другое дело. Это не считается за самоубийство. По крайней мере, я так решил для себя.

Но я всё-таки долго не продержался. Когда боль проникла буквально в каждую клеточку тела, я не выдержал и принял лекарство. После чего расслабился в кресле и начал молиться, чтобы тело перешло в "хороший" первый режим, а не в плохой "третий". Уже через несколько минут боль ушла из моего тела. Вместе с болью ушла и память. Но я был готов к этому. Под рукой у меня был бумажный ежедневник с руководящими указаниями на все случаи жизни. А на стенах развешены плакаты с самой важной информацией.

Раздался звонок смартфона. Номер неизвестный. Я пошарил глазами по стене. Довольно быстро нашёл нужный плакат с информацией, что делать в таком случае.

- Кто? - чётко спросил я. Плакат требовал от меня следующего: говорить мало, спрашивать конкретно. Говорить мало, чтобы не украли голос. Спрашивать, чтобы … Не знаю, зачем спрашивать. Забыл. А на плакате не было подробных пояснений.

- Беспокоит служба энергосбыта. Производим замену счётчиков.

- Я подозреваю, что вы мошенники, - вежливо сказал я в соответствии с указанием на плакате, - а если это не так, пришлите мне информацию заказным письмом.

Дальше голос в трубке пугал мне разными ужасными вещами, включая отключение электричества.

Я отвечал вежливо и спокойно в том духе, что не дам код от госуслуг и деньги на единый целевой счёт тоже переводить не буду.

Голос в трубке мною был очень разочарован. В завершении разговора он угрожал, что меня арестует ФСБ за предательство родины, этим разговор и закончился.

Поговорив с мошенником, я ударился в размышления. Сначала я решил поразмышлять о боли. О боли приятно рассуждать, когда её нет. Вреда от боли для организма по идее не должно быть. Боль - это сигнал от организма мозгу, что где-то в системе что-то не так. Чем сильнее боль, тем значительнее какие-то дефекты в организме. Это логично. Но что же делать-то? Наверное, надо ложиться в больницу на обследование. На этой мысли я и тормознулся. Ничего более умного в голову не пришло.

...

Первоисточник:

https://wpvi.ru/pages/story/00108/

===

Зарываюсь в карточку глубже. Семья в поликлинике бывает редко, только на рутинных осмотрах и вакцинациях. На первых страницах нахожу выписной эпикриз: родился в срок, по Апгар 8/9, жалоб не было. Всё идеально. Но тут — маленькая приписка: «аудиоскрининг не выполнен по техническим причинам».

— Вам слух проверяли после роддома?
— Нет, педиатр сказала, что раз речь развивается, значит, всё хорошо. Только к лору иногда ходили.

Листаю дальше: стандартные записи - «ЛОР-органы без патологий, слух 6 метров».
— А как слух проверяли?
— В смысле?
— Ну, шептали на ушко, просили кнопочку нажимать?
— Нет, такого не было…

Смотрю на мальчика, он пожимает плечами. Значит, будем проверять сейчас.

Звоню коллеге, прошу внепланово сделать КСВП - это такой тест, который показывает, как звуковой сигнал доходит от уха до мозга (и не требует от ребёнка никаких усилий, нужно просто лежать спокойно). Мальчик с мамой уходит на исследование, возвращается через час — спокойный, как и был. А вот мама уже заметно нервничает.

Беру протокол: правое ухо - норма, левое - «потенциалы не зарегистрированы при максимальной стимуляции». Простым языком: левое ухо не слышит вообще, глухота 4 степени.

Объясняю маме результаты, договариваемся о дообследовании. Через несколько дней она приносит результаты МРТ: справа всё в порядке, а слева - аплазия слухового нерва (он просто не развился). Значит, и работать не может.

— Но почему тогда в первом классе всё было хорошо? — спрашивает мама.

Разгадка оказалась проще, чем кажется: в первом классе мальчик был самым маленьким и сидел на первой парте прямо напротив учительницы, здоровым ухом к ней. За лето вытянулся, пересадили подальше - и теперь к учителю он сидит глухим ухом. Не дослышал - постеснялся переспросить, оценки упали, мотивация тоже.

Вот так из одного маленького нерва выросла целая детективная история.

Что дальше?
Мальчик получил направление в сурдологический центр, решение — кохлеарная имплантация (это специальный электронный имплант, который помогает слышать даже при тяжёлой глухоте). Конечно, это не волшебная кнопка, и потребуется реабилитация, но уже после настройки слух у парня стал почти как у сверстников.

Вывод для родителей:
Если ребёнок вдруг стал хуже учиться, не спешите ругать и искать «ленивое» объяснение. Иногда причина — не в характере, а в слухе. Аудиоскрининг и простая проверка слуха — это не формальность, а важная часть здоровья. Не стесняйтесь задавать вопросы врачу и требовать объективных тестов — это может изменить всю жизнь вашего ребёнка.

Мой тг-канал, где я стараюсь писать о ЛОР-заболеваниях интересно и полезно

Водителю 18 лет. Права ещё не получил. Мальчик в критическом состоянии. Родители сами везли его в больницу в город. Врачи вытащили ребёнка с того света: тяжелая ЧМТ, многочисленные переломы, пять дней в коме. Свой шестой день рождения Саша встретил в больнице.

Мальчик никого не узнавал, не реагировал на происходящее. Семье советовали готовиться к худшему. Может показаться, что после таких травм не восстанавливаются. Но детский организм обладает большим потенциалом, а современная медицина творит чудеса.

Постепенно, шаг за шагом, стоять, сидеть, ходить с поддержкой. Вернулись память и речь. Пока говорить о возвращении к обычной жизни рано, но все шансы на это у Саши есть.

По факту ДТП, произошедшего 10 сентября в селе Большие Ключищи, возбуждено уголовное дело по статье 264 УК РФ («Нарушение правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств»). Сам парень, их же односельчанин, перед родителями и Сашей даже не извинился. Но извинилась его мама, и даже перевела небольшую сумму на карту.

Родители Саши не хотят, чтобы виновника ДТП посадили в тюрьму. Для их ребёнка это ничего не изменит. А будет ли он отвечать материально, решит суд. Но даже если суд обяжет его выплатить компенсацию, её ещё нужно суметь получить.

Добрая медсестра всадила мне укольчик в бочину, другой добрый врач сделал мне УЗИ почек. Покачал головой, еле смогли вытащить из него информацию, что «ну, какое-то воспаление да есть», и он ушёл.
И так я продолжила лежать, пока меня не перевезли в другую палату. Там взяли кровь, дали одеяло.
Пришёл добрый врач с анализами. Он почти ничего не говорил, сказал, что надо лечь на обследование, и что «да, там что-то всё плохо» и бла-бла. Я попросила показать результаты анализов — он отказался. Я вырвала у него бумаги с моими анализами и пыталась быстро найти глазами хоть что-то, что могло сказать, что со мной, и буду ли я жить. Он у меня забрал эти бумаги. Я опять у него вырвала. Дружба с этим добрым доктором-китайцем у меня не задалась — наверное, бессонная ночь с 39 и блюющими китайцами не очень хорошо действовала на меня.

Меня выписали утром, скорее — даже и не вписали. Если бы вписали, то одна ночь проваляться в этой обычной больнице стоила бы 50к рублей. Выписали меня с 60 таблетками трамадола и лекарствами против язвы. Трамадол я так и не отведала — он не очень хорошо сочетался опять же с моими лекарствами, но врачам, как обычно, похуй.

Продолжаем о болях.

Дальше я купила палки для трекинга и передвигалась уже на них. Боль стала хуже и начала распространяться не только на колени, но и на ступни, бёдра — и уже выше и выше.
Боль — такая, словно ходишь по кровоточащим ранам. В коленях — как будто спускаешься вниз с горы часов 20.

Южная Корея. Апрель.
Спасибо страховой, мне сделали многочисленные анализы крови, мочи, КТ брюшного таза, МРТ — и всё-всё-всё. Не было выявлено ни одного отклонения. Я подумала: ну, наверное, у меня протекла крыша. Оно бы да — но ведь самое странное, что мой близкий человек также испытывает такие же боли, но в более слабой форме. Это единственный человек, который мог меня полностью понять и даже описать конкретно эту боль. К тому же появились «шарики» — некоторые сгустки, словно мышц, которые болят и дают отражённую боль в теле, если нажать на них.

21 апреля появилось онемение и потеря чувствительности в ногах.
22–25 апреля — стало ухудшаться состояние, потеря чувствительности стала подниматься выше по ногам — от колен к тазу. Боль в мышцах/коленях не уменьшается, несмотря на профилактические разминания — хоть временно становится легче.

При длительном покое какое-то время боль утихает, но чем больше ходьбы или движений, тем сильнее она возвращается.

26 апреля — чувство онемения, боли и потери чувствительности доходит уже до середины торса, начиная от самых пяток. Иногда также симптомы появляются в руках.

В итоге — симметричная боль в ступнях, коленях, бёдрах, в паху, в ягодичных мышцах, пояснице, на спине — 4 точки, затылок.

Присоединилось ощущение жжения в ногах — словно бьёт током. Один раз меня это настолько испугало, что я думала, что мои ноги горят в прямом смысле. Словно разлили кипяток на всё и оно горит огнём.

Мурашки в теле стали базой моих дней.
Боль-боль-боль, а после неё присоединилась нескончаемая усталость. Я думала, что хроническая усталость — это просто блажь, но когда ты прочувствуешь это на себе, ты охуеешь от жизни. Хочется лежать усиленнее. Хочется выключить везде свет. Болят глаза от света. Болят уши от звуков. Ненавидишь себя и свою жизнь, думаешь, что самое время выпилиться — потому что невозможно терпеть эту боль. Не чувствуешь себя человеком.

Так продолжалось до тех пор, пока невролог не выписала мне лекарства — прегабалин 75 мг 2 раза в день.
Побочки в виде сыпи на груди, заложенности носа, проблем с либидо, чувства опьянения — но это всё фигня по сравнению с тем, что было.

Через неделю приёма я начала более-менее самостоятельно передвигаться без костыля (да, купила крутой костыль в Корее — на нём было написано, что ваши бабушки и дедушки будут довольны. Я не бабушка, но довольна).
Через две недели — костыль стал не нужен. И ура, я хожу. Недолго, конечно, не так много могу — но пока действует (6 часов) прегабалин, я могу ходить.

Россия, октябрь 2023.
Оказывается, прегабалин в России — ПКУ, и достать его очень трудно. Надо опять сдавать стопицот анализов, подтверждать свою боль. А учитывая, что на анализах нет буквально НИЧЕГО — ситуация становится только хуже.
В платной клинике женщина советской закалки сообщила мне, что это «несуществующая» боль, всё «в голове», и что я просто подсела на таблетки. Ух да, как невероятно упарываться 125 мг прегабалина — прям жёсткая наркоманка.
Попыталась развести на анализы, которые я уже проходила.

2025 год.
Я бросала препарат на полгода, потому что не могла купить его нигде. Максимум ходила 5 тысяч шагов в день — дальше весь день лежишь, помираешь от боли и усталости, хочется повеситься. Но не так, как в самом начале болезни — тогда был ад.

Сейчас опять пью каждые 6 часов прегабалин. Снова проблемы с врачами и легальным рецептом (другой способ не пробовала и не хочу).
Могу ходить 10 тысяч шагов в день без костыля. В аэропорту пользуюсь сопровождением для инвалидов (ЛУЧШАЯ ВЕЩЬ!!!), так как боль усиливается при тяжестях.

Да, кстати, присоединился СРК — не очень радостная весть, но бывает.
И сам диагноз: поствакцинальный синдром. Фибромиалгия. Миофасциальный болевой синдром.