Авторский рассказ

На каждом отсеке надпись обозначающая что за дерево там. В одном было дерево с зелёными яблоками. Возможно Гренни Смит. Рядом - с красными. Ред делишес? Флорина? То же самое было в четвёртом и пятом.

Почему именно яблони?

— Ни следа пыли. За ними явно кто-то ухаживает, — Оуэн провёл по стеклу пальцем и показал мне.

Был ещё один отсек, между вторым и четвёртым. Абсолютно пустой. Прозрачный. Совершенно неотличимый от остальных помимо содержимого.

— А это, наверное, вход? — произнёс Оуэн подойдя к нему.

— Может, но нет ни ручек ни петель ничего похожего. Хотя бы звонок приделали — усмехнулся я.

Оуэн улыбнулся в ответ.

Внезапно послышался шум и какой-то гул.

— Назад! — крикнул я и прикрыл Оуэна собой.

То что мы назвали дверью ею и оказалось. Она начала медленно открываться. Толстое бронированное стекло. За ней была ещё одна такая же дверь. Мы стояли несколько минут ожидая что кто-то выйдет. Но не было никого. Это было молчаливое приглашение войти.

Мы пошли медленно, я не спускал пальца с предохранителя. Оуэн шёл за мной. Вторая дверь была не заперта и открылась довольно легко. Впереди был стеклянный, залитый светом коридор. Мы шли минут пять. Ничего не менялось. Всё также было стерильно, пусто и чисто. Слишком чисто.

— Ещё один проклятый артефакт? И где нам его искать? 

Элиза посмотрела на Сэмюэля, её глаза были полны тревоги. 

— В Рыбинске. Это город в Ярославской области, в России. Там, в церкви Святого Николая, его спрятали столетия назад, после того как закрыли другой разлом. 

Сэмюэль замер, его рука стиснула посох. Россия. Дальний путь через моря и земли, где тени могли подстерегать на каждом шагу. Он знал, что Мэг не оставила бы им подсказку без причины — она пожертвовала собой, чтобы дать им этот шанс. 

Джек выругался, бросив нож в землю. 

— Россия? Это же край света! Сколько недель уйдёт, чтобы туда добраться? Пустота сожрёт нас раньше! 

— У нас нет выбора, — отрезал Сэмюэль, его голос был как удар молота. — Если камень нужен для ритуала, мы его найдём. 

Элиза встала, её амулет слабо пульсировал на груди. 

— Но мы не можем все уйти. Кто-то должен остаться, чтобы защитить город, подготовить всё здесь. Тени не дремлют. 

Сэмюэль кивнул, его взгляд стал твёрдым, как сталь. 

— Я поеду один. На корабле до Санкт-Петербурга, потом на поезде до Рыбинска. Вы с Джеком останетесь. 

Элиза шагнула к нему, её голос дрогнул. 

— Сэмюэль, это безумие. Ты не знаешь, что ждёт тебя там. Тени могут напасть в пути, и если камня нет… 

— Он там, — перебил он, не отводя глаз. — Мэг знала, что делает. И я верю ей. 

Джек сплюнул в огонь, его лицо исказилось от гнева. 

— А мы что, будем сидеть сложа руки? Если ты не вернёшься, что тогда? 

— Тогда вы найдёте другой путь, — сказал Сэмюэль, его тон был холоден, но в глубине глаз мелькнула тень сомнения. — Но я вернусь. С камнем. 

Элиза схватила его за руку, её пальцы дрожали. 

— Обещай. 

Он посмотрел на неё, чувствуя, как её тепло пробивается сквозь его броню. 

— Обещаю, — тихо сказал он. 

Рассвет пришёл серый и холодный, словно мир оплакивал их расставание. Сэмюэль собрал свои вещи: посох, несколько склянок с зельями от Мэг, старый револьвер деда, холодный и тяжёлый в руке. Тени кружили где-то вдали, их шёпот доносился на ветру, но они не приближались — пока. 

Элиза обняла его, её слёзы оставили мокрый след на его плаще. 

— Будь осторожен, Сэмюэль. 

Джек пожал ему руку, его хватка была крепкой, почти болезненной. 

— Не подведи, старик. 

Сэмюэль кивнул и шагнул в лес, не оглядываясь. Дорога к порту была долгой, каждый шаг отдавался эхом в его груди. Он сел на корабль, идущий в Санкт-Петербург, и море встретило его штормами и ледяным ветром. Но он не замечал ни качки, ни холода — его мысли были заняты Рыбинском и камнем, что ждал его там. 

После недель пути он ступил на русскую землю. Санкт-Петербург дышал сыростью и дымом, но Сэмюэль не задержался — поезд увёз его дальше, через леса и реки, в Ярославль, а затем в Рыбинск. Город встретил его серым небом и холодным ветром, что гулял по узким улочкам. Деревянные дома жались друг к другу, а над ними возвышались купола церквей, молчаливые и древние. 

Церковь Святого Николая стояла на холме, её стены потемнели от времени, а купола тускло блестели под слабым солнцем. Сэмюэль вошёл внутрь, его шаги гулко отдавались под сводами. Пахло ладаном и воском, свечи мерцали перед иконами, бросая дрожащие тени на пол. В церкви было пусто — или так казалось. 

Он подошёл к алтарю, положив руку на холодный камень. 

— Я пришёл за камнем, — сказал он, его голос разорвал тишину. 

Из тени у стены выступила фигура — старик в чёрной рясе, с седой бородой и глазами, острыми, как ножи. Он опирался на трость, но в его осанке чувствовалась сила. 

— Кто ты? — спросил он, его голос был низким, как рокот далёкого грома. 

— Сэмюэль Кольт, — ответил он, выпрямившись. — Внук Абрахама Кольта. 

Старик сощурился, его пальцы стиснули трость. 

— Абрахам Хранитель, что покинул нас. Зачем тебе "сердце пустоты"? 

— Чтобы закрыть разлом, — сказал Сэмюэль, его взгляд был непреклонен. — Пустота пожирает мой город. Камень — единственный шанс. 

Старик молчал, изучая его, словно взвешивая душу. Затем он кивнул, медленно и тяжело. 

— Камень здесь. Но он не отдаётся просто так. Ты должен доказать, что достоин. 

Сэмюэль стиснул зубы, его рука сжала посох. 

— Какое испытание? 

Старик улыбнулся, но в его улыбке не было тепла. 

— Следуй за мной. И молись, чтобы твоя воля оказалась сильнее пустоты. 

Он повернулся и шагнул в тень за алтарём, где открылась узкая дверь, ведущая вниз, в темноту. Сэмюэль вдохнул холодный воздух церкви и пошёл следом, зная, что обратного пути уже нет.

Княжич снял с пояса плеть и развернул. Заострённый металлический кончик цокнул о деревянный пол. Княжич замахнулся, целясь по лицу Фени, но не устоял на больной ноге и повалился, да ещё и так, что оказался лицом точно перед срамным местом Василисы. Дёргаясь и перебирая здоровой рукой и ногой, он постарался встать, но, запутался в складках своей одежды и не смог даже сесть. 

– Твари! – ругался он, размахивая рукой с плетью, ударяя то по лицу Василисы, то по Фене. – Твари…

Ярослав испугался, что сейчас на шум зайдёт старик слуга и увидит его здесь, на полу, возле голой черни. Жалкий таракан с перебитыми лапами, да ещё в княжьих одеждах, что никак не может подняться, – таким он себя видел со стороны.

– Ну и пусть увидит. Пусть увидит!

Княжич начал размахивать плетью, лёжа между телами. Через несколько ударов по сторонам полетела кровь, а вместо хлёсткого щелчка послышались влажные шлепки.

– Смотрите же! Смотрите! – кричал он в истерике.

На шум действительно явился старик.

– Да что же это, да что же? – испуганно причитая двинулся он к княжичу.

– Смотрите! – всё не унимался Ярослав, даже когда руки старика потянули его вверх.

– Да чего же, ведь прибьёшь Фенечку… – бормотал старик.

– Прибью, прибью! – прорычал княжич. – А ты стой рядом и держи. Держи, я сказал!

Старик встал позади княжича, прихватил того за ворот одежды и закрыл глаза. Закрыть бы ещё уши, да нечем, и старик слышал, как с каждым ударом плети из Фени и Василисы уходила жизнь.

Вдруг Ярослав замер. Плётка упала на пол. Больная нога натянулось тугой тетивой, здоровая же задрожала, выстукивая каблуком дрожащую песнь.

– Припадок, батюшки! – сообразил старик и потащил Ярослава прочь из залы. – Эй, на помощь! Помогите княжича снести в покои!

Силами нескольких человек Ярослава перетащили в покои и позвали за лекарем. Когда лекарь зашёл в комнату, княжич неподвижно лежал в кровати, изредка подёргивая стопой и пальцами на правой руке. Лицо больного выражало полнейшее безразличие. Из-под полуоткрытых век устало смотрели тёмно-карие глаза.

– Оставить теперь можно. Больше ничего не будет. Огонь только уберите и воздуха больше дайте. Окно пошире и на ночь оставить. – Так распорядился лекарь и пошёл прочь.

– Ещё не всё, – старик слуга придержал лекаря за локоть. – Там двое лежат. Она совсем уже плоха, а Фенечка, кажется, выдержит. Погляди, а?

Лекарь прошёл в залу, где застал уже мёртвую Василису: княжич рассек той шею, и кровь залила грудь и лицо, будто бы кто-то бросил сверху красный платок. А вот Феню лекарь осмотрел внимательно. Даже поднёс свечу к ранам, глядя на свежие разрезы кожи.

– Выдержит. Давайте его ко мне…

Ярослав пришёл в себя ночью. Ему показалось, что кто-то лежит с ним рядом в кровати и гладит его по левой – мёртвой –стороне. Он резко обернулся, но никого не обнаружил. Оглядев комнату, он выдохнул – никого. Из открытого окна в комнату косо падал свет луны. Со двора доносились тихие голоса.

Княжич приподнялся и на одной ноге, придерживаясь за изголовье кровати добрался до окна. На дворе в тени забора виднелись две фигуры. Старик слуга, а с ним кто-то ещё, кажется, один из дворовых рабочих. Последний заканчивал бросать землю лопатой.

Ярослав приглядывался к темноте соображая, что они делают. Тут его осенило. Феня! Он ведь отхлестал его так, как никого раньше. И Василисе досталось. Перегнул он палку что ли? Нет, быть не может.

На миг он ощутил вину, но только на миг. А если и да? Если и перегнул. И чёрт с ними! Да, чёрт с ними. Они точно смеялись над ним, смеялись над его телом. А теперь кто будет смеяться? Кто?

Пока он так мыслил, старик с рабочим ушли со двора. Безымянная могила осталась лежать мрачным пятном в чёрной тени забора. Ядовито-жёлтая луна неслышно двигалась по небосводу глазом невидимого хищника, искривляя тени на земле. Но тут каждый предмет во дворе: старая телега, лавка, колодец, брошенные рабочими инструменты – всё отбросило вторую тень. Не такую чёрную, а будто чуть серебристую, прозрачную – и живую. Эти тени вились и клубились, будто сплетённые из змей.

Ярослав посмотрел наверх и замер. По небосводу, будто гонясь за луной, неслась звезда. Крупнее всех остальных она походила на золотое ядро с красным ореолом. Косой дугой она пронеслась над лесом и вонзилась за горизонт, осветив на мгновение даже небо. Пол под ногами Ярослава слабо дрогнул. Оживились криком дворовые псы. Неспокойно заржали в конюшне лошади. Витиеватые тени, оставленные звездой, пару мгновений ютились возле предметов, а затем бросились все в одно место. К могиле под забором.

Ярослав отстранился от окна, когда увидел, как зашевелились комки земли. Он потерял равновесие и упал, крепко приложившись затылком об пол.

– Господи, помоги, – прошептал он, услышав снаружи женский смех. – Господи помоги! – уже прокричал он, когда донёсся скрежет чего-то острого о деревянную стену княжьего дома.

Тут в открытом окне показалась фигура. Похожая на убитую Василису, только вся чёрная, с идущим от неё не то дымом, не то паром. На месте крохотных глаз – два горящих уголька. Существо забралось на подоконник и село на манер лягушки, расставив ноги и оперевшись на руки.

– Ну здравствуй, княжич… 

6

Недолго длилось его одиночество среди холмов. Через несколько месяцев отшельничества его землянку нашли охотники. Они шли по следам раненого оленя, да только зверь, видать, обхитрил мужиков. Разогретые охотой, они остановились у входа в землянку.

– Эгей! Есть хто? – прокричал старший из охотников.

Он осторожно выглянул, щурясь от яркого солнечного света.

– Ба, ты хто такой? – спросил старший, глядя в сумрак убежища.

Он решил, что больше ни с кем не будет говорить – он сам выбрал такое наказание. Деревенская девушка не смогла назвать его имени, не смогла указать, где его найти. Вот и он больше никому ничего не скажет. В память о той крови, что осталась на руках разбитых горем стариков.

– Нусь? Чего молчишь?

Он ничего не ответил. Только сердито буркнул и замахал руками, чтобы те убирались, точно назойливые мухи от тарелки с едой.

– Чудной чтоль? – спросил младший охотник, сплюнув в сторону.

– Аль блаженный, а? – старший сунул голову вглубь убежища, чтобы разглядеть получше обросшее лицо отшельника, но тут же бросился в сторону, уворачиваясь от клочка земли. – Эй! Ну-ка брось это!

Снова ком земли полетел в старшего охотника, но тот ловко увернулся.

– Тьфу, дурак! – закричал младший, поймав лицом большую часть снаряда. – Пошли отсюда! Пусть сидит себе, крот подземный!

Только надолго его не оставили. Тут же пошла молва о блаженном в холмах. Подземельник – так его окрестили охотники. Младший же вообще стал рассказывать, что с тех пор, как в него землёй запустили, так его кошмары ночные оставили. И люди поверили. Потянулись из ближайшей деревни. Сначала по одному, затем семьями, а потом и вовсе по несколько дворов разом. Несли с собой еду и питье в благодарность. Ждали, чтобы он комом земли швырнул, да с тем оставили бы их беды да болезни. И он кидал. Но это мало кому помогало. Привели к нему раз девочку немую. Он в её отца такой ком кинул – с камнем в сердцевине – что тот еле оклемался. Сам отец больше не ходил, зато немая дочь продолжала ходить, несмотря на запрет.

За несколько лет слава Подземельника поутихла, тем более, когда молодой охотник обмолвился, что кошмаров то у него и не было. Он сказал это ради пары монет, что брал вместе со старшим за то, чтоб довести страждущих до землянки блаженного.

А немая девочка, уже ставшая девушкой, продолжала ходить. Он не знал её имени, а она не могла спросить его. Так и сидели, бывало, день напролёт молча, рядом друг с другом. Он не хотел говорить, а она не могла. Лишь оба тяжело вздыхали.

Однажды весной, когда река подмыла берег, землянка его провалилась под землю. Он бы ушёл вместе с ней, если бы в тот момент не гулял по другому холму с немой. Но потеря дома его нисколько не огорчила. Он бросил всего один хмурый взгляд на прежнее жилище, пыль от которого ещё не улеглась, и двинулся дальше в холмы, выбирая новое место. О новом доме Подземника знала только немая девушка, но она умела хранить тайны. А спустя ещё несколько лет о нём и вовсе забыли, тем более что в деревне неподалёку родилась собака о двух головах, что по слухам ночами тихонько поскуливала молитвы за здравие.

Большего он и не мог желать. Укромное место вдали от людских глаз, да молчаливая спутница, что врождённой немотой будто передавала ему Божье одобрение на собственное отшельничество.

И так жизнь его шла благим забытьем, пока однажды ночь он не проснулся от грохота, что сотряс землю. Подземник перепугался и выбрался из землянки, боясь, что и та собралась уйти под землю, однако дело было в другом. Соседний холм сиял светом. Что-то на его вершине горело с яростью тысячи костров – Подземник смотрел сквозь щели меж пальцев, соображая, что же это творится. И также внезапно, как всё началось, свет пропал. Рассеялся в воздухе усталым призраком, оставив после себя лишь золотые пылинки, медленно оседающие вниз.

Подземник подождал немного, прислушиваясь и приглядываясь к вершине соседнего холма, затем осторожно взобрался наверх. В самой середине вершины появилась воронка, а на её дне лежало нечто, окутанное тёплым свечением, точно святой лик на иконе. Повинуясь ещё не совсем ясному желанию, Подземник спустился вниз по склону воронки и прошёл сквозь ореол.

Он едва не заговорил, когда перед ним открылась сердцевина того, что сотворило эту воронку. В следующий миг вся эта буря слов и мыслей оборвалась, ведь он никак не мог вместить увиденное в голове. Что же сказать о том, чего нельзя понять?! Откуда это явилось? Что это вообще такое?!

Перед ним лежало существо, прикрытое, будто плащом, шестью крыльями из золотых перьев с узорами, похожими на глаза. Крылья скрывали, точно скорлупа, ядро, состоящее из… И вот тут он боялся осознать свою правоту. Существо внутри оболочки из крыльев напоминало ему тех стариков, что сплелись вокруг убитой дочери. Убитой по его вине. Только он не мог вычленить, кто и где. Всё сливалось, один образ заканчивался другим без перехода. Осмыслить увиденное Подземник не мог, но существо точно было живым: крылья едва заметно шевелились, и то, что они скрывали также изредка подрагивало, точно беззвучно всхлипывая. И стоя вблизи он вновь ощутил – острее, чем в тот самый миг шесть лет назад – свою вину. Свою ответственность.

Он закрыл лицо руками и побежал в землянку, где забился в самый дальний угол. Он не выходил наружу несколько дней. Он не ел и не спал, а только плакал и стонал, разрывая пальцами землю, будто старался выкопать яму поглубже, чтобы закопаться живьём.

Немая девушка приходила в эти дни. Он слышал, как она стояла у входа в землянку и стучала по деревянным подпоркам своими тонкими пальчиками – так она просила его выйти. Сначала он хотел выйти, остановить её, удержать, чтобы она не ходила на тот холм. Не видела его греха. Но страх приковал Подземника к земле и не дал двинуться. И она ушла. Он не знал, ходила ли она на холм. А если и ходила, то, что видела? То же ли самое? Или она видела там свой грех?

Да какой же у неё может быть грех, тут же спохватился он. Нет. Это существо… оно упало с неба из-за него. Это знак! Но о чём он?

Подземник выбрался наружу. Серая пелена рваными клочьями ползла по небу, бурля тёмными прожилками, обещая скорый дождь. Где-то вдали дважды разлилась синева молний, но звук так и не долетел. Он взбирался на холм, глядя наверх, будто ожидал увидеть среди размытых узоров облаков ответы на вопросы, которые задал он сам себе.

Когда показался край воронки, он остановился. Не вернуться ли ему назад? А ещё лучше, не пора ли пойти дальше. Ещё дальше от людей, ещё дальше от себя.

Нет. Раз в таком глухом углу его сумели найти люди, сумело найти нечто, упавшее с неба, то дальше идти некуда. Надо столкнуться с уготованным. Надо решиться на шаг. Но шаг куда?

Существо на дне воронки изменилось. Крылья высохли, сжались, покрылись острыми углами, стали похожими на паучьи лапы, и никаких больше узоров, похожих на глаза. Фигуры внутри клетки из крыльев слились до однообразия и уменьшились в несколько раз. Они чем-то напомнили ему свернувшегося клубком младенца-переростка.

– Эгей! – послышался далёкий крик. – Принимай гостей!

7

– Кто ты, тварь? – княжич хотел сказать грозно, но голос его пискляво дрогнул, выдавая страх.

Тварь, что сидела на подоконнике, гнусно хихикнула и спрыгнула на пол. Быстрая, как рысь, она в миг оказалась точно над лежащем на полу Ярославом. Она придавила его крупным телом, застыла пухлой чёрной мордой точно над его бледным лицом. Два раскалённых уголька напротив тёмно-карих глаз.

– Я княжий сын, я…

– Не напугаешь. Знаю я, кто ты, – перебила тварь, – а вот ты меня не знаешь, хоть я и живу с тобой бок о бок с того самого дня. – Тварь ткнула острым пальцем в изогнутую черепушку княжича.

– Кто… кто ты? – морщась, спросил Ярослав. Изо рта твари пахло чем-то болотным, ядовитым. – Ты бес? Диавол?

– Я твоя самая верная тень, твоя самая тёмная ярость! Я те пятна крови на твоём полу. Я тот ночной кошмар, о котором ты молчишь.

Княжич зажмурился и отвернулся. Тварь назвала себя кошмаром? Так это, может быть, лишь сон. Одно из тех дурных видений, что преследовали его холодными ночами. Вот что это? Ну так надо всего лишь проснуться и…

Княжич ощутил, как тело его освободилось. Он судорожно задышал, поверив, что стоит ему открыть глаза, как он окажется в своей постели. Один. Совершенно один.

– Хе-хе-хе… – послышался голос.

Открыв глаза, Ярослав обнаружил тварь на потолке. Она лежала там, чуть расставив руки и ноги в стороны, отражая точное его положение. Глаза задорно горели красным. Дым от неё стелился по потолку, и казалось, что это растекается чёрное тело.

– Готов, княжич?

– К че… к чему? – запинаясь от страха, спросил он.

– Лови! – задорно бросила тварь и сорвалась с потолка.

Ярослав очнулся от звука голосов: то переговаривались лекарь и старик слуга. Сначала он слышал их точно издалека. Не открывая глаз, он весь обратился в слух, но его интересовали не голоса. Что-то новое появилось в мире, что тихим гулом, отмечало своё присутствие. Что же это такое?

Это то, что упало с неба.

– Кто здесь?! – Ярослав открыл глаза и приподнялся на лежанке.

– Тише княжич, свои. Всё будет хорошо, – лекарь хотел положить руку на плечо Ярославу, но остановился.

Нет, княжич, не все свои. В мир явилось то, чего здесь быть не должно. И ты должен это найти. Найти и изгнать в небытие!

– Тень?! Это ты?

– Бредит? – тихо спросил старик лекаря.

А тень продолжала: Я, я… А тебе стоит поторопиться. Эта штука, упавшая с неба, она притягивает к себе других. Её могу спрятать, сокрыть, нельзя этого допустить. Поэтому проси коня побыстрее, меч поострее – и в путь.

– Ты сошла с ума?! Какой путь, я же…

Княжич осёкся. Старик-слуга отпрыгнул от удивления, лекарь насупился и сжал кулаки. Обе руки Ярослава застыли в воздухе в негодующем жесте. Княжич медленно двинул левой рукой. Та охотно зашевелилась. Пальцы заходили туда-сюда, будто желая во что-то вцепиться.

– Как же это так? Почему?

Пока я с тобой – ты силён. И будешь силён, если найдёшь небесного гостя.

– Да что же это за гость?

Для меня он враг. А значит, и для тебя тоже. Не медли, княжич. В путь!

Внутренний порыв толкнул Ярослава с кровати. Он упёрся обеими ногами в пол и встал.

– Боже мой… – тихо сказал старик-слуга.

Бог тут не при чем, ответила тень в голове Ярослава.

Княжича охватила волна веселья. Глядя на сильные ноги и руки, он внезапно захохотал. Да так яростно, что старик забился в угол и начал креститься, лекарь же отошёл поближе к своему столу, где у него лежал наготове нож, которым он подрезал ветошь.

– Коня мне! – выпалил Ярослав, глядя вокруг бешеными глазами. – Самого быстрого!

В тот же миг он выбежал из комнаты, продолжая громко требовать коня. Старик и лекарь переглянулись.

– Ты видал? У него глаз один в тени горит светом красным… Одержим наш княжич?

Лекарь сдержанно хмыкнул, глядя в сторону двери.

Тут зашевелилась шторка в дальнем – тёмном – конце комнаты. Из-за шторки вышел перевязанный Феня.

– Княжич в путь собирается… – прохрипел он, жмурясь от боли в теле. – Так и мне пора.

– Рано встал, разойдутся швы – скупо заметил Лекарь.

– Бог с ними…

Когда Феня дошёл до двора, Княжич уже сидел в седле, окружённый удивлённым людом. Дворовые охали и ахали, кто-то даже смеялся, вторя тому яростному смеху, что не отпускал Ярослава. Ему подали меч. Княжич схватил его и несколько раз рассёк воздух. Затем кончиком меча поддел шапку ближайшего мужика, подбросил в воздух и разрезал пополам. Всё это левой – некогда мёртвой рукой.

Люди захлопали, принимая это за чудо.

Будет время показать удаль. Пора, княжич…

Он поднял коня на дыбы, распугав народ, и поскакал к воротам. Люди побежали следом, но очень быстро вернулись во двор, не в силах долго преследовать удалого коня.

Люди были так заняты разговорами о внезапно зашевелившемся княжиче, что никто не заметил, как скоро за Ярославом выехал ещё один всадник. Он скакал медленнее. Сидел неуверенно, морщился от боли в раскрытых ранах. Длинный охотничий лук нетерпеливо постукивал о седло, как стучат пальцами по столу в ожидании чего-то.

8

Подземник обернулся на голос. Со стороны леса к нему двигались двое: немая девушка, а за ней, обнажив меч, двигался мужчина. Он подталкивал её в спину, а девушка шла, опустив голову, худые бледные руки прижаты к груди.

Кто это такой? Зачем он сюда пришёл? За мной?

Подземник снова посмотрел на существо на дне воронки: оно больше не казалось живым. За считанный миг крылья истончились до прозрачности, а нечто в середине стало походить на самый обыкновенный камень.

Он спустился с холма и осторожно пошёл навстречу неизвестному. Чего же ему надо?

– У тебя есть кое-что! Кое-что, упавшее с неба! – словно прочитав его мысли, говорил человек. – Отдай мне, и с девушкой ничего не случиться.

Только с девушкой? Значит, его судьба уже решена этим человеком? Да, кто же он такой…

Неизвестный с девушкой подошли уже совсем близко. Молодой юноша. Богатая дорожная одежда, легкая шапка, расшитый пояс, сапоги, отличный меч. Человек был не из простых, не из разбойников. Лицо его Подземник не узнавал, хотя в глазах незнакомца он угадывал не просто ненависть, а ликующую ярость. Особенно в правом глазу, в котором скакали огненные блики.

– Вижу, не признаешь… – несколько обиженно сказал незнакомец и стянул шапку. – А так?

Череп справа был примят. Волосы в том месте росли хуже, но под ними чётко угадывалась глубокая ямка.

Подземник округлил глаза. Так княжич выжил, а значит хотя бы этой крови нет не его руках. Лишь на миг он испытал облегчение. На долю мгновения, но этого хватило, чтобы княжич заметил.

– Тебе смешно, а? Смешно?!

Княжич схватил девушку за косу, рывком подтащил к себе и приставил меч к белой шее.

– Чего не улыбаешься, а? Ну же, посмейся ещё!

Подземник насупился и выставил руки перед собой, как делают перед разбушевавшимся зверем.

– Давай сюда то, что упало с неба, и я отпущу её. Потом займусь тобой. Живее!

Немая девушка беззвучно дышала, ища глазами Подземника, но страх закрыл от неё мир застывшими слезами.

– Давай! Живо! – княжич снова дёрнул немую за косу, на шее её выступила алая полоса.

Подземник кивнул, развернулся и пошёл обратно на холм. Спустившись в воронку, он осторожно просунул дрожащие руки меж высохших крыльев и извлёк то, что стало похожим на самый обычный камень. Разве что, чуть тёплый и…

Земля под копытами его коня будет усеяна костьми! Зло, тобою открытое, должно тобой и закрыться! Затвори врата, изгони тени, очисти землю!

Голос этот прозвучал в голове Подземника громогласным эхо. Все слова были сказаны одновременно, но так, что он всё понял. Образ неба, охваченного огнём, под которым движется всадник с горящим глазом, не оставлял сомнений. Он знал, что нужно сделать. Только вот девушка… Ещё одна кровь на его руках? Нет, так больше нельзя…

– Неси сюда, живее!

Подземник выбрался из воронки и медленно двинулся с холма.

– Это оно? Это то самое? – говорил княжич с кем-то. – Хорошо, как скажешь. Да, я сделаю это… А потом ты… Да, да, да!

Тут что-то пронзило воздух. Крохотная тощая тень взвилась в воздух со стороны леса, на миг застыла у неба и с нарастающим скорым свистом устремилась к княжичу. Ярослав поймал настороженный взгляд Подземника и обернулся. В тот же миг стрела вонзилась ему точно в глаз.

– А-а-а! Тварь! Как ты… А?!

Княжич взвыл от боли и отпустил девушку. Она бросилась к Подземнику, но тот замотал головой и указал в сторону леса. Она вопросительно посмотрела, но тот снова указал в сторону сосен, откуда прилетела стрела.

Девушка побежала прочь. Ярослав же упал на колени и следом растянулся на земле, тяжело дыша и постанывая. Стрела вошла глубоко в череп, оставив снаружи лишь немного перьев.

Подземник держал в руках окаменелое нечто и ждал. Что же теперь делать? Ярослав ведь вот-вот умрёт. Зачем он теперь с этим камнем в руках? Кто-то справился за него, омыл руки кровью.

Ярослав захрипел пуще прежнего. Но вместо того, чтобы испустить последний вздох, он стал подниматься. Из головы его, помимо струи крови из глаза, тянулся чёрный дым. Тело взмыло в воздух, будто огромная невидимая рука потянула его за шкирку. Его подняло так высоко, что ноги оторвались от земли, но затем, стопы княжича опустились на траву. Его развернуло. Голова безвольно перевалилась с одного бока на другой. Один его глаз безжизненно смотрел в землю, но другой – горящий огнём – смотрел точно на Подземника.

– Отдай! – проговорил Ярослав сразу двумя голосами: своим и вторым – хриплым, загробным голосом. – Отдай мне!

В следующий миг княжич бросился вперёд. Подземник занёс руки над головой, зажмурив глаза.

Теперь! Бей! – кричали голоса.

Он опустил руки, не раскрывая глаз. Ощутил удар, послышался хруст и хриплый стон. Что-то упало в траву у его ног.

Подземник раскрыл глаза. Перед ним лежал княжич, вторая половина головы его была разбита. На траву вывалился мозг, из дыры в черепе шёл чёрный дым, что расползался меж травяных стеблей густым червячным варевом. Огненный глаз же продолжал следить за Подземником. Он не моргал, но шевелился в орбите, презрительно рассматривая противника.

Закончи! Закончи! – скандировали голоса.

Подземник вновь поднял руки над головой и обрушил ношу точно на голову Ярослава. Вместе с тем, как окончательно разбилась голова княжича, разбилось и нечто, упавшее с неба. Поднялся столб света, рассеяв чёрный мрак, что стелился по земле. Подземник закрыл глаза руками, отвернулся, но даже так свет пробивался через его веки. Когда боль в глазах казалась нестерпимой, всё кончилось. Размозжённая голова княжича тонула в траве. Левая рука скрутилась рогаликом. Левая нога безвольно завернулась носком внутрь.

Подземник простоял над телом какое-то время, затем поднял княжича на руки и отнёс его в воронку, оставшуюся от небесного гостя.

Пошёл дождь. Подземник бросил последний взгляд на тело на дне ямы. Княжич лежал на боку, неестественно подогнув ноги, в левую его, сжатую ладонь, собирались белые капли.

Без вещей, как есть, он двинулся в сторону леса. Дойдя до стены деревьев, он различил голоса. Вскоре его окликнули.

– Эй! Мужик! Ты столб света видел?

Сквозь лес двигались воины. Коней они вели под уздцы.

– Ну так, что, видел? – спросили его, подойдя ближе. – Князь поглядеть желает.

– Видел, – ответил он, улыбнувшись.

– Князь! – обернувшись, крикнул воин. – Он видел, откуда свет шёл!

Вперёд выступил человек в богатом доспехе. Сердитый взгляд знакомых тёмно-карих глаз пробежал по Подземнику.

– Поклонись перед князем Алексеем! – воин собрался ткнуть простолюдина рукояткой меча, но князь остановил.

– Отведешь, – скупо бросил Алексей. – Как звать тебя?

Он широко улыбнулся.

– Серафим.

Он бросил взгляд на её груди и открыто улыбнулся.

– Мало ли плохих людей на свете? – спросил он, глядя на капли на её коже, что медленно двигались вниз.

– И сейчас бежишь?

– Сейчас лежу. – Он подмигнул и обхватил её тяжёлой рукой.

– Больно! Дурак, пусти! – кряхтя и жмурясь, завизжала она.

– А ты будешь ещё вопросы задавать?

– Если захочу – буду.

– Ух какая! – Он снова подмигнул. – Забрать тебя с собой в бега, а?

– Не пойду.

– А если не спрошу? На плечо закину и потащу. Думаешь не смогу?

– Долго не пронесёшь. Сил не хватит! – с вызовом бросила она.

– Мне-то сил не хватит?!

Он сел и огляделся. Неподалёку лежал пузатый камень: гладкий с одной стороны, разбитый и кривой – с другой.

– Ну, гляди, – он вновь подмигнул и двинулся к камню.

Втянув ноздрями воздух, раскрыв грудь, он вцепился в камень и поднял над собой на вытянутые руки.

– Ну? – спросил он тяжело дыша.

– А покраснел-то, – засмеялась она. – Смотри, спину не сломай!

Он бросил взгляд в сторону.

– Видишь кусты? Спорим, докину.

Она села и оглянулась.

– Ну, коль докинешь – побежим.

Камень на миг взлетел к солнцу, но, будто осознав свою земную участь, тяжёлым духом устремился вниз. Затрещали ветки. Зашумели листья.

– Силён? – довольный собой спросил он.

Её ответ перебил крик из куста. Показался испуганный мальчишка.

– На помощь! Убили! Напомо-о-ощь! – взвыл он и бросился прочь.

Оба проследили за убегающим мальчишкой. Тот бежал через кусты и высокую траву, не оглядываясь.

– Матерь Божья! – сказала она, поднимаясь и в спешке набрасывая одежду. – Матерь Божья, помоги…

Он стоял неподвижно только грудь тяжело двигалась да ноздри раздувались, гоняя воздух.

Она добежала до куста и вскрикнула, но тут же опомнилась и закрыла обеими руками рот.

– Это княжий сын! – испуганно сказала она, глядя на что-то за кустом. – Ты княжича убил!

Казалось, он двинулся в сторону куста. Потупив взор, он двигался медленно, что-то соображая. Дойдя до своей одежды, остановился, поднял рубаху, натянул широкие дырявые штаны и выпрямился, глядя в сторону куста.

– Что делать-то? Что делать, Господи? – она смотрела то на него, то на тело в кустах. – И ведь мальчишка видел! Этот сын княжьего охотника. Он ведь нас видел. Знает, где нас найти!

– Меня не найдут.

Она выпрямилась от удивления. Ведь и правда, она даже имени его не знала. Несколько раз спрашивала, но он только отшучивался. Говорил, что имя его заколдовано. Говорил, что оно несчастья приносит тому, кто его знает.

Пока она думала, он двинулся по берегу в сторону леса. Он не хотел смотреть на то, что лежало в кустах. Будто бы смерть мальчишки произойдёт на самом деле только тогда, когда он на это посмотрит. А пока не видел, так Бог его знает, что там случилось. Может и есть мальчишка, а может и нет.

– Ты куда? А я? А мне что делать?! – кричала она.

Он остановился и оглянулся. Во взгляде его больше не было прежней игривой нежности. Только страх.

– Иди за мной, если хочешь… – сказал он и, не мешкая, двинулся дальше.

Он знал, что она не пойдёт. У неё был дом, семья – огромный якорь, что держал её здесь, в этом городище у реки. Не оборачиваясь, он прислушался, не приближаются ли босые ножки. Вместо этого, он услышал, как шуршит, разрываясь о кусты, сарафан.

Он быстро добрался до леса. Старые сосны и тощие берёзы встретили его и укрыли от посторонних глаз. Он прошёл вглубь, затем остановился и сел меж змеящихся у земли корней. Солнце светило на него сквозь ветви деревьев, разбрасывая вокруг тени, похожие на путину.

И снова в бегах. Видимо, таков план Божий, такова его судьба – быть вечным беглецом. Вечно озирающимся, вечно прислушивающимся к ночным шорохам. Его удел жить за чужими заборами, выпрашивая крохи еды. Но если бы только это. Его не так тяготила собственная участь, сколько беда, которую он мог навлечь на эту девушку, что была с ним последние дни. Только сейчас он понял. Она не просто не пошла с ним, она обрекла себя, а может быть, и всю семью.

Он припомнил что наполночь, откуда он пришёл, лес бугрился высокими холмами, откуда он и разглядел городище.

Добравшись до нужного места, он лег на землю. Оттуда он разглядел её двор. Во дворе находилось четверо всадников и мальчишка – тот самый, что выбежал из куста. Один из всадников спешился и скрылся под крышей дома. Мгновение спустя спешились и остальные. Они все двинулись к дому. Спустя ещё пару мгновений они выволокли во двор девушку вместе со стариками-родителями.

Ему хотелось отвернуться. Вина скручивала тело, призывая двинуться поскорее подальше, чтобы не видеть. Чтобы забыть. Но что-то ещё держало его взор.

Старики лежали на коленях и изредка поднимали головы и руки к небу, уповая больше на Бога, чем на мужчин, что пришли вершить суд. Один из них отвел в сторону девушку и подозвал мальчишку. Последний что-то сказал, и девушка получила удар по лицу. Она рухнула, но её тут же подняли за руку и придавили к забору. Она указала в сторону реки.

– Скажи им всё, что знаешь, скажи всё… – тихо говорил он, хоть и понимал, что его стараньями она ничего не могла сказать, кроме того, что между ними было в последние дни. Но он всё повторял: – Скажи всё, скажи…

Девушка опять указала в сторону реки. Мужчина вновь ударил её, но больше не поднял. Он подошёл к коню. Достал что-то небольшое, блестящее на солнце из седельной сумки. Вернулся к несчастной приподнял её голову за волосы, и что-то сверкнуло у неё под шеей. Она рухнула и уже не поднялась.

Двор опустел. Один из всадников подсадил мальчишку к себе на седло, и они двинулись к берегу. Обезумевшие старики ползли на четвереньках к неподвижному девичьему телу, будто придавленные чем-то тяжёлым или запряжённые в неподъёмный груз.

Он поднялся, держась за грубое тело сосны. Голова кружилась от увиденного. Он всё надеялся, что вот-вот девушка поднимется. Вот сейчас старики возьмут её под руки и отведут в дом, но они так и лежали втроём на земле, сплетённые в клубок из горя, страданий и смерти.

В это мгновение всадники показались по левую руку. Четыре фигуры скакали по берегу в сторону леса.

Он поднялся и побежал прочь. Бежал почти вслепую, ведь перед глазами застыло существо, составленное из трёх тел, терзаемое муками по его вине.

2

Когда княжича нашли, он дышал слабо, почти незаметно. Череп его был помят на правую половину, будто подбитый глиняный горшок, и запачкан кровью вперемешку с грязью. Его осторожно погрузили в телегу и отвезли к отцу в большой дом. Несмотря на заверения княжьего лекаря, княжич пережил ночь. Пережил и следующий день. Изредка он открывал затуманенные глаза, но миг спустя они уплывали за веки – и начинались судороги. Отец и старший брат молились у кровати несчастного каждый раз, как спина молодого княжича выгибалась дугой. Руки и ноги его сворачивало в калачи, пальцы трещали в тугом напряжении. Так по десятку раз за день.

Через неделю судороги стали отступать. Получалось напоить больного с ложки. Ещё через неделю он мог вяло жевать кашу и бессвязно мямлить. Сутками напролёт за ним ухаживали слуги: кормили, одевали, смывали с груди рвоту, которой иногда заканчивалась трапеза, садили и катали по комнате в специально смастерённом деревянном кресле на колёсах. Хоть с чужой помощью, но княжич жил.

Через несколько месяцев, когда он уже сам мог держать деревянную ложку и полупустую чашку, оказалось, что его левая сторона почти не слушается. Он едва шевелил плечом, – от этого острым углом под рубахой ходила лопатка, – и чуть подрагивал бедром, но стоило попытаться его поставить на обе ноги, как левое колено летело вперёд, а сам княжич падал на пол.

Ещё через пару месяцев его всё-таки поставили. Для ноги соорудили опору: несколько сосновых досок, что держали ногу прямой от стопы до бедра. Встать с коляски сам он не мог, но, если поставить – стоял, точно вкопанный. Стоило попытаться сделать шаг – снова летел вниз, будто никогда и не ходил. К тому времени вокруг него вечно суетился приставленный князем сын охотника. Тот самый, что был в тот день вместе с княжичем. Князь решил, что так тот отработает своё позорное бегство, хотя именно оно и позволило найти княжича вовремя.

За год княжич овладел правой рукой как прежде. Правая нога окрепла достаточно, чтобы как следует ударить зазевавшегося слугу или пнуть упавшую на пол чашку, но вот левая сторона отказывалась повиноваться. Да, он научился делать несколько шагов, но всё это вело к жуткой боли в скрюченных пальцах левой ноги, так что княжич перемещался только в коляске. Рука же и вовсе согнулась в локте и кисти, точно у нищего, просящего милости.

Когда разум пришёл в порядок, ему стало тяжелее всего. Ведь, пока он пребывал в полудрёме, он не мог осознать, что половина его тела обратилась в истукан, а как только осознал, так в сердце его поселилась злоба: злоба на всех вокруг, что без труда могли встать с кровати, снять с себя бельё, взбежать по лестнице или спрыгнуть с крыльца. Твари! Тупые твари! И отец, и брат с этим их жалким сочувствием, за которым скрывалась брезгливая неприязнь. Все они твари…

Шли годы. Княжич исправна растил внутри себя ненависть ко всему живому. За шесть лет он сменилось несколько десятков слуг. Большую часть из них он отхлестал до полусмерти. Конечно, сам он бы с этим не справился. Держал несчастных окрепший за это время сын охотника.

– Ты бы поостыл, Ярослав… – говорил он, держа за вывернутые руки очередного слугу. Никто из слуг не мог обращаться к княжичу вот так просто по имени.

– Ещё дышит, собака… Ещё дышит…

И княжич продолжал хлестать слугу своей длинной плетью со стальным кончиком до тех пор, пока пол перед ним не покрывался красными пятнами, будто поле маковыми бутонами. Затем, тяжело дыша, он откидывался в кресле, ронял плеть на пол и закрывал лицо правой рукой. Сын охотника быстро утаскивал слугу прочь. Либо к лекарю, если бедняга ещё дышал, либо на задний двор, откуда тело свозили в яму неподалёку.

– Феня! Феня! – кричал, придя в себя Ярослав. – Кати на улицу! Воздуха надо!

И Феня бежал к княжичу, старательно оттирая кровь на руках о тёмные штаны.

В один из таких дней, когда Феня выкатил Ярослава на крыльцо, подышать холодным воздухом, княжич, переведя дух, крепко задумался. Сын охотника даже решил, что тот уснул с открытыми глазами или сковала чудная судорога, но побеспокоить боялся – так и стоял молча чуть позади, придерживая коляску у края ступеней.

– Помнишь, как в кустах у берега лежали? – заговорил княжич, глядя всё также прямо перед собой.

– Угу.

– Не последний раз, а все другие.

– И другие помню.

Княжич на время замолчал. В голове его вертелись мысли, от которых он попеременно то хмурился, глядя на покалеченное тело, то улыбался, смотря вдаль.

– Хочу снова это видеть.

– Девок шоль? – открыто спросил Феня.

– Девок. И как их… И как берут девку…

– Да разве же теперь получится так? На руках мне тебя что ли снести в кусты? Да и мы не те уж, чтоб по кустам прятаться да подглядывать.

– А у тебя есть девка? – после недолгого молчания спросил Ярослав.

– Ну… – неопределённо ответил Феня.

– Так есть или нет?

– Есть.

– И что ты, уже был с ней?

– Ну…

– Что ты нукаешь?! – вспылил княжич, ударив здоровой рукой по подлокотнику. – Ты мне как есть говори! Брал уже её?

– Ну… То есть… Брал, будто…

– Будто бы?! – Ярослав обернулся. Лицо его искривилось в злобе, в глазах горел недобрый огонь от заходящего солнца. Княжич терял терпение.

– Брал, брал, – сдался сын охотника, опасаясь, как бы на этот раз его не схватили за руки и не поставили на колени.

Княжич опустил глаза. Казалось, он внезапно потерял интерес к разговору, что обрадовало Феню. Он прекрасно помнил эти игры с подглядываниями за местными девками, что прятались вдоль берега от родительских глаз со своими любимыми. Но теперь, когда Феня сам был любим местной девушкой, – дочерью гончара, –заниматься подобным ему совсем не хотелось.

– Веди в дом, – сухо сказал Ярослав.

Феня выдохнул и покатил коляску.

– До завтра, – сказал сын охотника, уложив княжича в постель.

– До завтра. Эй, погоди! – окрикнул Ярослав, когда Феня почти закрыл дверь в его покои. – Завтра с девкой приходи.

– Зачем это? – забеспокоился Феня.

– Я так хочу.

– Но зачем?

– Мне попросить брата?

Старый князь в тот год погиб в походе против степных кочевников и вместо него дела принял старший сын – Алексей. Последний славился природной грубостью и строгостью характера. Немногословный и дикий он с малых лет ходил вместе с дружиной, и в день смерти отца лично отсёк голову кочевнику, чья стрела поразила отца в сердце. Гибель князя-отца на его руках раскалила добела и без того горячее сердце.

Хоть Феня знал, что Алексей был в далёком походе с дружиной, всё же побоялся перечить.

– Приведу… – сказал он и закрыл дверь. 

3

Всадники настигли его у крутого обрыва. Несколько раз ему удавалось сбить их со следа, но каждый раз они находили его вновь. Мальчишка. Тот, самый, что выбежал из кустов, куда влетел камень, этот самый мальчишка кричал своим писклявым голосом из седла одного из всадников.

– Вон он! Вон!

Внизу шумела, разбиваясь о каменные столбы, река. Солнце клонилось к горизонту, и лучи его не проникали в узкую глотку ущелья, поэтому казалось, что это не вода там шумит, а пенится и взбивается серой дымкой сама тьма.

– Вон стоит! Вон! – визжал мальчишка, но он был больше не нужен. Сбросив ход, всадник скинул крикуна на землю и погнал быстрее, чтобы догнать товарищей, что уже обнажили мечи, настигая добычу.

– Стоять, сукин сын! Не вздумай! – кричали ему издалека, подозревая следующий – отчаянный – шаг.

Он бросил испуганный взгляд назад, затем снова посмотрел вниз – на чёрное тело реки, что бугрилось изломами и ревело воронками, разбиваясь о торчащие тут и там каменные рёбра. Судьба его была практически решена. Позади смерть непременная. Впереди же был пусть небольшой, но шанс: выжить в этой пучине тяжелых вод и каменных жерновов.

Он сделал шаг.

– Сто… – послышался крик одного из преследователей, но шум реки заполнил всё вокруг.

Всего несколько мгновений и его подхватил поток. Тут же бросило в сторону, крепко ударив спиной о грубый камень. Тот воздух, что он успел набрать наверху, оставил грудь, точно что-то ненужное – избыток прежней жизни. Лишь на миг его голова показалась над водой, он попытался вдохнуть, но спину скрутило от боли, и изо рта вырвался слабый стон. Будто бы влекомый подводными тварями он резко пошёл ко дну, где его развернуло несколько раз, причём так быстро, что понять, где верх, а где низ стало невозможно. Ещё несколько камней поприветствовали его ударами по плечам и коленям. Холод реки лишь немного сглаживал побои бездушных костоломов.

В какой-то момент голова его снова оказалась на поверхности, на этот раз он смог хорошенько вдохнуть, готовясь к новой схватке, но река больше не потянула вниз. Точно наигравшийся с добычей хищник, она успокоилась и мирно расположилась в тени, дав ему передышку.

Ненадолго.

Течение увлекло его за поворот, где перед ним развернулись пороги: безразличные каменные затылки омывались белыми космами пены, и лишь в одном месте он разглядел спокойный ход воды. Двигая замерзшими руками и ногами, он старался сместиться правее, но течение упрямо тянуло налево – в самую гущу смертельного танца реки.

Конечности свело. Он больше не чувствовал, как гребёт, да и вообще перестал понимать, есть ли у него руки и ноги: не оторвало ли их ударом об очередной камень. Отчаяние и бессилие накрыло его новой волной, поверх той, – настоящей, – что запихала его глубоко под воду.

Когда он вынырнул, оказалось, что его сместило правее, откуда уже можно было постараться догрести до берега. Неужели? Вот он конец его пытке! Он обернулся, чтобы разглядеть, далеко ли остались пороги. И в тот же миг в голову ему влетело свалившееся в реку бревно. Тело подхватило течением и двинуло налево, туда, где шум воды походил на истовый рёв грешников.

Очнулся он на каменистом берегу. Кругом ночь. Луна сверкала осколками на мокрых от брызг камнях, перекат реки тихо и угрюмо ворчал позади. Где-то дальше в высоких прибрежных зарослях переговаривались лягушки.

Он приподнялся и осмотрелся. От места, куда его выбросило, начинался пологий подъём. Сначала он пополз на четвереньках, затем, ощутив остатки сил, поднялся и побрёл. Несколько раз его качнуло в сторону, будто в память о реке, что унесла его прочь от смерти. Он вспомнил этот чёрный кипучий водоворот, вспомнил и тех четверых с мечами, что почти схватили его. Вспомнил и девушку во дворе, накрытую стариками родителями. Могла ли она выжить? Могла, останься он там, не убеги он, девушка была бы жива. Ведь виноват он. Он швырнул тот камень в княжьего сына. Только он и виноват. Но остаться он не мог. А она бы выжила, скажи она преследователям, кто он, откуда, куда он пошёл. Но ведь бедняжка ничего о нём не знала. Он ей ничего о себе не сказал, и ей нечего было сказать своему убийце.

Выбравшись на холм, он упал в траву. Он всё думал о девушке, что и рада была бы спасти свою жизнь, да только он не дал ей такой возможности. Она не знала даже его имени. Она молчала не от любви, а потому, что он ничего ей не дал взамен утех на берегу. Он забрал у неё слишком много. Забрал и ушёл. Он и прежде уходил: убегал десятки раз, но никогда не оставлял за собой крови.

Это последнее бегство, решил он. Так больше нельзя. Старики, закрывшие руками, неподвижное тело девушки, стояли у него перед глазами. Хоть он и смотрел на это издалека, но душа его сплелась воедино с чем-то, что родилось в тот миг на крестьянском дворе.

Оглядевшись, он обнаружил себя среди высоких холмов, окружённых стеной соснового частокола. Укромный уголок, зажатый между рекой и лесом. Отличное место для отшельника. Отличное место для грешника с кровью на руках. Отличное место, чтобы мир забыл о нём.

4

Феня привел её. Василиса была невысокая и крепкая девушка с крошечными испуганными глазками, что как-то нелепо близко уселись на круглом личике.

Старик слуга – единственный, кроме самого Фени, приближённый Ярослава – встретил сына охотника у покоев княжича.

– Просил проводить, – сказал старик, кивая, точно соглашаясь сам с собой. – Сюда идёмте.

Феня проследовал в ту часть дома, что прежде занимал князь, а теперь его старший сын – Алексей. Несмотря на светлый вечер на дворе, в доме были темно: все ставни были закрыты, точно готовилось какое-то таинство. Старик шаркал где-то впереди, изредка покашливая, будто проговаривая слова на неизвестном языке. Он провёл пару в комнату, освещённую небольшим количеством свечей, расставленных на большом дубовом столе.

– Сюда извольте… – сказал он, выставив дрожащую руку в сторону стола. – Ярослав велел угощаться.

Миг спустя старик растворился во тьме за закрытой дверью.

Стол был накрыт, точно для приёма гостей. Блюда с птицей, рыбой, пирогами с говядиной и луком, тут же каравай с сахаром. И один большой кувшин. Феня подошёл поближе и понюхал. Ставленый мёд из вишни. Его любимый! Это что, Княжич решил отблагодарить за службу? Феня испугался, что ничего доброго не случиться, когда Ярослав велел привести Василису, даже подумывал на миг о том, чтобы сбежать вместе с ней, а тут вот что! Стол, еда, питьё! Всё для них!

Но одно смущало его. Он посмотрел исподлобья на другой конец комнаты. Феня бывал тут и раньше: он привозил в коляске Ярослава на собрания князя с дружиной и советом. Князь думал, что Ярославу полезно будет послушать, хоть он ничего и не может сделать. Так вот зала это была просторная – два десятка шагов в длину, десять в ширину. Сейчас же свечи освещали лишь крохотную её часть. Что было на том конце – тьма не выдавала. И что, если там сам Ярослав? Сидит и смотрит, как…

– Фенечка, это для нас что ли? – прервала его мысли Василиса. Крохотные глазки её смотрели на ароматные яства. – За что же это?

Феня снова посмотрел на другой конец залы, будто ожидая знака. Но темнота осталась нема.

– Выходит так, Василиса. Садись тогда, что ли…

Он смотрел, как она с аппетитом принялась за пирог, облизывая после каждого кусочка свои пухлые пальчики. Его же никак не отпускала мысль о княжиче, что может следить за ними. Зачем ему это могло понадобиться? Чего он хочет, чего ждёт?

Феня бросил один взгляд на кувшин. Второй. На третий раз следом за взглядом к кувшину потянулась рука. Он налил немного в чашку и пригубил. Во рту широким облаком разлился медово-вишнёвый аромат. Единственный раз Феня попробовал такой мёд с подачки умершего князя – и сразу полюбил. Ничего лучше он в жизни не пробовал, а ведь однажды он пробовал с разрешения Ярослава редьку в патоке – даже она не могла сравниться с этим напитком. Но что-то было не так. Откуда-то, в самом конце, когда горьковато-сладкая гуща после доброго глотка уходила в желудок, являлся кисловатый вкус, от которого, чем больше он пил – тем более явно, во рту начинало щипать.

Окружённый медовый хмелем Феня сдался. Сначала осторожно, а затем развязно он брал еду обеими руками и впивался в неё, точно не евши несколько дней.

Василиса посмеивалась над Феней, щуря маленькие глазки.

– Так вкусно тебе? Ты дышать не забывай.

Сквозь медовый туман Феня сообразил, что Василисе тоже стоит налить ставленый вишнёвый мёд. Ну, когда и где она ещё такое попробует? Он налил ей в чашку и неловко двинул, разлив чуть-чуть на стол. Тёмно-красное пятно поползло по скатерти. Феня замер. На миг ему показалось, что он смотрит на кровяное пятно от какого-то несчастного, исполосованного плетью Ярослава.

– Ты что, Фенечка? – ласково спросила Василиса, успевшая попробовать мёд. Губы её налились глубоким цветом напитка.

Феня не сразу сообразил, где он находится и что делает. Откуда здесь еда? Почему он с Василисой? Тьма на другом конце залы дрогнула, Фене померещился отблеск чьих-то жадных глаз, но тут мысли его окончательно спутались. Лишь образ пухлых от вишнёвого цвета губ Василисы стоял перед глазами. Недолго думая, он отодвинул еду, наспех вытер руки о штаны и кинулся на девушку.

– Дурак! –смеялась она, игриво отстраняясь. – Чего делаешь? Не тут же! Ну! Кто зайдёт, увидит…

– Всё равно, – прорычал он, не веря своим же словам. – Пусть видят, коль хотят.

Феня бросил сердитый взгляд в темноту, где ему снова померещились два крохотных огонька. Но тут сквозь бредовый круговорот мыслей пробилась одна – прошла иглой до расстроенного разума. А если что-то было в мёде? Что-то не то? Но мысль эта захлебнулась в пьяном поцелуе Василисы.

Антон похолодел. Крымов мертв. Как и Васильев — «самоубийство». Удобное совпадение.

Телефон снова завибрировал. Тот же неизвестный номер: «Это не самоубийство. Его убили. Тебе нужно достать содержимое ячейки. Это последний шанс».

Антон ответил: «Кто вы?»

«Друг Вадима. Я знаю, что у тебя ключ. Завтра банк открывается в 9:00. У тебя есть доверенность на доступ к ячейке, Вадим оформил ее заранее. Она в конверте с фотографиями, второй лист».

Антон достал конверт с фотографиями и обнаружил, что за первым листом действительно был второй, сложенный втрое документ. Доверенность на предъявителя ключа с биркой 47, заверенная нотариусом.

«Откуда мне знать, что ты не работаешь на Соболева?» — набрал Антон.

«Не знать. Верить. Выбор за тобой. Но если материалы не будут опубликованы к 30 июня, смерть Вадима будет напрасной».

Антон отложил телефон. Ситуация становилась все запутаннее. Если Крымова убили, значит, Соболев и Ланской заметают следы. Они знают о существовании доказательств и ключа. Если верить словам Елены, до 30 июня Соболев планирует вывести все активы за границу.

Получается, у Антона есть меньше недели, чтобы разобраться во всем и решить, что делать с материалами. Можно попытаться передать их в полицию, но, как верно заметила Елена, коррупция проникла глубоко. Можно обратиться напрямую в СМИ, но как удостовериться, что они не связаны с Соболевым или Ланским?

Его размышления прервал звонок — Мария.

— Антон, ты видел новости? Крымов...

— Да, видел. «Самоубийство». Как и Васильев.

— Что ты собираешься делать?

— Сначала нужно проверить банковскую ячейку. Узнать, что там на самом деле. У меня есть доверенность, которая должна обеспечить доступ.

— Это опасно, — в голосе Марии слышалось беспокойство. — Они могут следить за банком.

— Знаю. Но других зацепок у меня нет. — Антон помолчал. — Маш, я хочу, чтобы ты осталась в безопасном месте. Не пытайся вернуться в город или в офис.

— А ты? Ты понимаешь, что рискуешь жизнью?

— Понимаю. Но я уже увяз в этом деле. И если я не дойду до конца, смерти Крымова и Васильева будут напрасными.

— Будь осторожен, — тихо сказала Мария. — И держи меня в курсе.

Антон пообещал и завершил звонок. Затем он набрал номер Виктора.

— Витя, это снова я. Помнишь пакет, который я тебе оставил? Мне нужно забрать его завтра утром.

— Без проблем, — отозвался Виктор. — Я открываюсь в восемь.

— Буду к этому времени.

Антон лег на кровать, не раздеваясь. Завтра предстоял важный день. Возможно, решающий в этой запутанной истории. Он должен узнать правду. Даже если придется заглянуть в глаза тем, кто не останавливается перед убийством.

Проснулся в пять утра, чувствуя себя так, будто вообще не спал. Ночь прошла в полудреме, каждый шорох за дверью хостела заставлял его вздрагивать и тянуться к складному ножу, который он держал под подушкой.

Умывшись холодной водой, посмотрел на свое отражение в маленьком треснутом зеркале над раковиной. Щетина, красные глаза, напряженный взгляд. Не самый респектабельный вид для посещения элитного банка. Он достал из рюкзака чистую рубашку, которую купил вчера и попытался привести себя в порядок.

В семь утра Антон покинул хостел, оставив оплату еще за одни сутки, ему могло понадобиться это место. Улицы были почти пусты. Июньское утро, свежее и ясное, не предвещало того напряжения, которое он ощущал.

Первым делом Антон направился к магазину Виктора, тщательно проверяя, нет ли слежки. За три года работы курьером он научился замечать такие вещи — машину, которая движется медленно, человека, который часто сверяется с телефоном, пару, которая никогда не целуется. Но улицы казались чистыми.

Виктор уже открыл магазин и раскладывал новый товар.

— Ранняя пташка! — улыбнулся он, увидев Антона. — Твой пакет в сейфе, сейчас принесу.

Через минуту маленький сверток перекочевал из рук Виктора в карман Антона.

— Все в порядке? — спросил Виктор, видя напряженное лицо друга.

— Да, просто срочная доставка.

— Ты какой-то дерганый. Может, по чашке кофе?

— В другой раз, — отказался Антон. — Спасибо за помощь.

— Без проблем. Заходи почаще — не только когда нужно что-то спрятать.

Антон улыбнулся, пожал руку другу и вышел из магазина. Теперь у него было все необходимое, ключ от банковской ячейки, доверенность и внутреннее убеждение, что он должен довести это дело до конца.

До открытия банка оставался еще час. Антон решил использовать это время, чтобы продумать план действий. Он зашел в небольшое кафе недалеко от станции метро, заказал двойной эспрессо и сел за столик в углу.

Допивая кофе, он получил сообщение: «Соболев знает, что материалы у тебя. Будь осторожен. За банком могут следить».

Антон не стал отвечать. Он уже решил, что пойдет в банк, несмотря на риск. Много людей уже пострадало, чтобы он мог просто отступить. Но осторожность не помешает.

Рядом с центральным отделением «Алмаз-Инвеста» Антон оказался за пятнадцать минут до открытия. Роскошное здание возвышалось над соседними постройками. Вход охраняли два крепких секьюрити в строгих костюмах. Антон обошел квартал, внимательно изучая окрестности. Ничего подозрительного, кроме пары дорогих автомобилей с тонированными стеклами, припаркованных неподалеку.

В 9:00 двери банка открылись. Антон дождался, пока внутрь зайдут несколько человек, и присоединился к ним. В просторном холле с мраморным полом и хрустальными люстрами царила атмосфера сдержанной роскоши. Он подошел к стойке администратора.

— Доброе утро. Мне нужен доступ к банковской ячейке, — сказал Антон, стараясь, чтобы голос звучал уверенно.

— Ваше имя? — улыбнулась девушка за стойкой.

— У меня доверенность на предъявителя ключа, — Антон достал документ. — Ячейка номер 47.

Девушка внимательно изучила доверенность, затем что-то проверила в компьютере.

— Все в порядке, господин Гаврилов. Пройдите, пожалуйста, в зону хранения. Вас проводит наш сотрудник.

К Антону подошел мужчина средних лет.

— Следуйте за мной, пожалуйста.

Они спустились на лифте в подвальный этаж. Коридор, выложенный светлым мрамором, вел к массивной стальной двери. Сотрудник приложил карту-ключ, ввел код, и дверь бесшумно открылась.

— Ваши документы и ключ, пожалуйста, — попросил он.

Антон передал доверенность и ключ с биркой «47». Сотрудник сверил номер и провел Антона в небольшую комнату с металлическими шкафчиками вдоль стен.

— Ячейка номер 47, — указал он на один из них. — Я оставлю вас. У вас есть пятнадцать минут.

Когда дверь за сотрудником закрылась, Антон вставил ключ в замок и повернул. Ячейка открылась с легким щелчком. Внутри лежал плоский металлический кейс. Антон достал его и положил на маленький столик в центре комнаты.

Кейс был не заперт. Внутри находилась папка с документами — контракты, соглашения, платежные поручения. Все бумаги были подписаны и скреплены печатями. Антон бегло просмотрел их и увидел знакомые имена: Соболев, Ланской, Карнаухов и еще несколько человек из «списка доставки».

На дне кейса лежал запечатанный конверт с надписью «Вскрыть в случае моей смерти» и подписью Крымова. Антон открыл его. Внутри было письмо.

«Если вы читаете это, значит, меня уже нет в живых. Я, Вадим Крымов, в здравом уме и твердой памяти заявляю, что собранные мной материалы о коррупционной схеме Соболева-Ланского являются подлинными. Я работал над этим расследованием больше года и собрал неопровержимые доказательства.

Материалы содержат информацию о систематических взятках, отмывании денег через офшорные компании и связях высокопоставленных чиновников с криминальным миром. Особую опасность представляет операция "Поставка". схема нелегальной торговли оружием под видом гуманитарных грузов.

Я передаю эти материалы и ответственность за их публикацию в руки того, кто нашел в себе смелость дойти до этой банковской ячейки. Помните, что на кону стоят не только деньги и репутации, но и человеческие жизни.

Самым надежным человеком, которому можно доверить публикацию, является главный редактор международного издания "Глобал Инсайт" Роберт Киркленд. Его контакты указаны ниже. Он ждет, кодовая фраза: "Барселона помнит".

Вадим Крымов»

Внизу был указан электронный адрес и телефон редактора.

Антон перечитал письмо дважды. Значит, Крымов предвидел возможность своей смерти и подготовил запасной план. Теперь Антону предстояло решить, что делать с этими материалами. Предать их огласке, значит подвергнуть себя смертельной опасности. Но промолчать, значит позволить убийцам Крымова и Васильева остаться безнаказанными.

Он достал телефон и сфотографировал наиболее важные документы, включая письмо Крымова. Затем аккуратно сложил все обратно в кейс, закрыл его и вернул в ячейку. Ключ он забрал с собой, если за банком следят, лучше, чтобы думали, что он ушел с пустыми руками.

Выйдя из зоны хранения, Антон поблагодарил сотрудника и направился к выходу. В холле банка он заметил двух мужчин в темных костюмах, внимательно наблюдавших за посетителями. Один из них сделал короткий жест рукой, когда увидел Антона. Не меняя темпа, Антон прошел мимо них и вышел на улицу.

Он ожидал, что за ним последуют, и не ошибся. Краем глаза заметил, как мужчины вышли из банка и двинулись в его направлении. Антон ускорил шаг, свернул за угол, пересек дорогу и нырнул в переулок, ведущий к оживленной улице с магазинами.

Преследователи не отставали. Антон зашел в крупный торговый центр, поднялся на эскалаторе на второй этаж, прошел через отдел мужской одежды и спустился по другой лестнице. Этот маневр дал ему небольшую фору. Он выскочил через служебный выход и быстро поймал такси.

— В Сокольники, пожалуйста, — сказал он водителю.

Пока такси петляло по московским улицам, Антон проверил, не следует ли за ними кто-нибудь. Вроде бы чисто. Он достал телефон и позвонил Марии.

— Я был в банке. Получил доступ к материалам Крымова.

— И что там?

— Доказательства коррупционной схемы. И кое-что похуже, операция "Поставка". Похоже на нелегальную торговлю оружием.

— Господи, — выдохнула Мария. — Что ты собираешься делать?

— Крымов оставил контакты редактора международного издания. Думаю, это самый безопасный способ предать информацию огласке.

— А как же полиция?

— Если верить Крымову и Елене, полиция тоже замешана в этой схеме. По крайней мере, часть высшего руководства.

Антон задумался.

— Маш, мне нужна твоя помощь. Ты можешь выяснить что-нибудь о человеке по имени Роберт Киркленд? Главный редактор "Глобал Инсайт".

— Сейчас посмотрю... — В трубке снова послышался стук клавиш. — Так, Роберт Киркленд, 58 лет, главный редактор "Глобал Инсайт" последние десять лет. Издание специализируется на журналистских расследованиях международного масштаба. Несколько престижных наград за разоблачения коррупции в разных странах. Судя по всему, репутация безупречная.

— Хорошо. Кажется, Крымов выбрал правильного человека.

— Антон, ты уверен, что хочешь в это ввязываться? Может, просто анонимно отправить материалы и исчезнуть?

— Уже поздно исчезать, Маш. Они знают, кто я. Если материалы будут опубликованы, мне все равно придется скрываться от Соболева и Ланского. А если я ничего не сделаю, они все равно попытаются меня устранить как свидетеля. — Он помолчал. — Лучше уж сделать что-то стоящее.

— Будь осторожен, — снова попросила Мария.

Антон завершил звонок и попросил водителя высадить его за несколько кварталов до парка. Дальше он пошел пешком, внимательно наблюдая за окружением. Убедившись, что за ним нет слежки, он нашел тихое кафе и сел за столик в дальнем углу.

Теперь нужно было связаться с Робертом Киркландом. Антон открыл почтовое приложение на телефоне и начал писать письмо на указанный в записке адрес.

«Уважаемый господин Киркленд,

Барселона помнит.

У меня есть материалы Вадима Крымова о коррупционной схеме Соболева-Ланского и операции "Поставка". Крымов мертв. Официальная версия самоубийство, но мы оба знаем, что это не так.

Я готов передать вам все материалы. Как мы можем безопасно встретиться?

С уважением, Антон Гаврилов»

Он отправил письмо и заказал еще кофе. Ответ пришел удивительно быстро, меньше чем через пять минут.

«Господин Гаврилов,

Я ждал этого сообщения. Вадим предупреждал меня, что кто-то может связаться со мной с этим кодом.

Для вашей безопасности предлагаю встретиться сегодня в 15:00 в Музее современного искусства "Гараж" в Парке Горького. Я буду в зале современной скульптуры, с красным путеводителем в руках.

Роберт Киркленд»

Антон посмотрел на часы, сейчас полдень. У него оставалось три часа до встречи. Достаточно, чтобы подготовиться и убедиться, что за ним нет слежки.

Он расплатился и вышел из кафе. Следующим пунктом его плана был визит в небольшой магазин электроники, где он купил еще одну флешку и сохранил на нее все фотографии документов из банковской ячейки. Затем Антон зашел в книжный магазин и приобрел путеводитель по музеям Москвы, чтобы не выделяться среди посетителей "Гаража".

В 14:30 он был уже в Парке Горького, неторопливо прогуливаясь по аллеям и проверяя, нет ли слежки. Дважды он делал крюк и возвращался по своим следам, чтобы убедиться, что никто не идет за ним.

Музей "Гараж" встретил его прохладой кондиционеров и тихими голосами посетителей. Антон купил билет и медленно пошел по залам, рассматривая экспонаты и одновременно наблюдая за другими людьми. Никто не проявлял к нему особого интереса.

В зале современной скульптуры было мало людей. Антон заметил седовласого мужчину сидящего на скамейке перед абстрактной композицией из металла. В руках у него был красный путеводитель. Это должен быть Киркленд.

Антон подошел и сел рядом с ним.

— Барселона действительно незабываема в июне, — сказал он фразу, которую придумал как дополнительную проверку.

Мужчина посмотрел на него и улыбнулся.

— Особенно если наблюдать закат с холма Монжуик, — ответил он с легким акцентом. — Антон Гаврилов, я полагаю?

— Да. Роберт Киркленд?

— Собственной персоной. — Киркленд протянул руку для рукопожатия. — Вадим был моим другом. Мы работали вместе над несколькими международными расследованиями.

— Вы знаете, что он мертв?

— Да. И я, как и вы, не верю в версию самоубийства. — Киркленд говорил тихо, не сводя глаз с металлической скульптуры. — У вас есть материалы?

Антон достал флешку и незаметно передал ее редактору.

— Здесь все, что я нашел в банковской ячейке. Документы о коррупционной схеме, доказательства связи Соболева с криминальным авторитетом Ланским и информация об операции "Поставка".

— Вадим упоминал об этой операции, — кивнул Киркленд. — По его словам, это нечто большее, чем просто коррупция. Международная торговля оружием под прикрытием гуманитарных грузов.

— Да, в письме Крымова сказано именно об этом.

Киркленд положил флешку во внутренний карман.

— Я просмотрю материалы и подготовлю публикацию. Мы выпустим ее одновременно в нескольких странах, чтобы максимально обезопасить информацию. — Он посмотрел на Антона. — А что с вами? Вы понимаете, что вам грозит опасность?

— Понимаю. Но я уже глубоко в этом увяз.

— У нас есть программа защиты информаторов. Мы можем помочь вам покинуть страну и обеспечить новой личностью.

Антон задумался. Предложение было заманчивым. Новая жизнь, без страха. Но что-то его останавливало.

— Я подумаю, — сказал он наконец. — Когда вы планируете публикацию?

— Если материалы такие серьезные, как говорил Вадим, нам потребуется два-три дня на проверку и подготовку. Я бы назначил публикацию на 30 июня, как раз дата, которую Вадим указывал изначально.

— Хорошо. Как мне с вами связаться?

Киркленд достал визитку и протянул Антону.

— Здесь мой личный номер. Звоните в любое время. И, Антон... будьте осторожны. Люди, с которыми вы имеете дело, не остановятся ни перед чем.

— Я знаю, — кивнул Антон. — Две смерти уже на их счету.

Они еще немного поговорили о деталях публикации, затем Киркленд встал.

— Я выйду первым. Подождите десять минут, прежде чем уйти.

Антон кивнул и остался сидеть перед скульптурой, делая вид, что внимательно изучает ее. Когда прошло десять минут, он тоже поднялся и неторопливо пошел к выходу.

На улице солнечно и многолюдно. Антон смешался с толпой посетителей, постоянно оглядываясь, нет ли слежки. Он уже собирался выйти из парка, когда заметил знакомую фигуру возле главного входа, Елена Лисина стояла, разговаривала по телефону, и рассматривала проходящих мимо людей.

Антон замер. Что она здесь делает? Случайность или нет? Он отступил в тень деревьев и наблюдал за ней. Елена явно кого-то ждала или искала. И этим кем-то вполне мог быть он.

В этот момент к Елене подошел мужчина, один из тех, кого Антон видел в банке. Они обменялись несколькими словами, затем мужчина показал ей что-то на телефоне. Елена кивнула и быстро ушла.

«Она работает с ними, — понял Антон. — Значит, вся история про помощь Крымову была ложью».

Он подождал, пока мужчина тоже уйдет, и только потом покинул парк через боковой выход. Теперь Антон был уверен, что Елена Лисина часть коррупционной схемы. Она пыталась выяснить, что ему известно, и, возможно, завлечь его в ловушку.

Но зачем тогда она передала пакет Крымову? И был ли Крымов действительно на стороне правды, или это еще один обман?

Чем дальше Антон продвигался в этом деле, тем больше вопросов возникало. Но теперь материалы в надежных руках. Если Киркленд сдержит слово, через несколько дней правда выйдет наружу. А до тех пор нужно постараться остаться в живых.

Антон направился в метро. Ему нужно было найти новое укрытие и решить, что делать дальше. Возможно, предложение Киркленда о программе защиты информаторов — единственный шанс выжить в этой игре.

Но сначала он должен был убедиться, что материалы действительно будут опубликованы. Люди погибли ради этой правды.

Продолжение следует...

- Мест достаточно, - резюмировал Баюн, - можно приступать. – Как вы понимаете, я не просто так к вам пришел. Я пришел к вам с миссией, - тут кот поднял вверх лапу и многозначительно откашлялся, - от одной высокопоставленной особы, которая в силу своей невероятной скромности предпочитает остаться в неизвестности. Я уполномочен оной особой произвести некоторые действия и рассказать некую повесть. По правде сказать, я привык, рассказывая, прогуливаться по златой цепи. А тут у вас тесновато, - кот неудовлетворенным взглядом оглядел немаленькую, в общем-то гостиную Петуховых. – ну, да ладно. Что есть, то есть.

Тут кот откуда-то из недр своей необычайно густой шерсти извлек шпаргалку, уставился в нее, шевеля губами, и совершенно невежливо замолчал.

- А, да, значит, действие. – Баюн подошел к окну и распахнул его. И тут же одна из ос, золотой искрой мелькнув по комнате, вырвалась наружу в плотную пелену дождя и, сверкая все ярче, устремилась куда-то в небо, где, стремительно разрастаясь, появился, наконец, голубой просвет.

Вторая же оса приземлилась на шею невозмутимого сказителя и обратилась маленькой брошью, изображавшей какую-то  чешуйчатую тварь, которую никто не мог опознать, пока Нютка не подала голос.

- Др-р-ракон! – раскатисто сказала она и ткнула пальцем за окно, - а там Р-р-радуга!

И, правда, дождь кончился, а на небольшом участке неба, свободном от каменных зданий, видневшемся где-то на востоке, красовался маленький, но очень яркий отрезок набиравшей силу радуги.

Баюн откашлялся.

- Итак, - объявил он хорошо поставленным голосом народного артиста, - «Дракон и радуга».

Тринадцатая и очень длинная. Дракон и радуга

Каких только сокровищ не было во дворце Небесного Владыки! Сундуки не выдерживали веса золотых, серебряных и медных слитков, груды жемчуга наполняли шелковые кофры, нефрит и яшма высились огромными горами, целые озера ртути переливались в стеклянных сосудах! Самый последний служка ходил в шелковых одеждах и ел на обед лапы тигра и печень дракона.

Но самой большой драгоценностью для Небесного Владыки была его супруга. Имя, которое ей дали родители, давно забылось, а во дворце ее звали Персиковой Косточкой. Ласковое это прозвание ей дал супруг, заметивший однажды, что она – словно священный персик бессмертия из его сада, дарит ему покой и счастье, и даже когда кажется, будто постиг ее достоинства до конца, насладившись сочным плодом, остается косточка, содержащая в себе бесценное семя, из которого со временем вырастет новое дерево, увешанное новыми плодами.

Всем хороша была Персиковая Косточка. Знала она множество сказаний старины, пела нежнейшим голосом самые прекрасные песни, играла на цитре, танцевала, словно осенний лист, летящий к земле. Но вот детей у нее не было. Небесного Владыку это не очень-то волновало: он был бессмертен и не нуждался в наследниках. Но жена его тосковала и мечтала когда-нибудь поднести к своей изящной груди жаждущего молока младенца. От тоски этой она плакала и страдала, и, хотя в своем горе оставалась все так же невыразимо прекрасной, Небесный Владыка не мог вынести ее страданий.

Повелел он собрать всех даосов, всех отшельников и монахов, всех мудрецов Китая, чтобы они медитировали и волховали и узнали, как сделать так, чтобы Персиковая Косточка исполнила свое желание. Если же они не смогут найти ответа, то надлежит отделить их наполненные бесполезным знанием головы от их изнеженных в праздности тел.

И вот настал день, когда Небесный Владыка потребовал ответа. Мудрецы трепетали, ибо ни один из них не знал способа сделать бесплодную женщину матерью. Приготовились они уже было расстаться со своими жизнями, как вдруг в ворота дворца постучали. Слуги распахнули украшенные драгоценной резьбой, расписанные редчайшими красками и инкрустированные перламутром и бирюзой ворота и перед ними оказалась старая совершенно седая обезьяна со сморщенной мордочкой, опиравшаяся на тоненькую сухую веточку.

- Поди прочь! Тебя никто не звал! – вскричал разгневанный Начальник стражи ворот, и тут же по его приказу воины ринулись на нежеланного гостя, чтобы схватить его и выставить вон. Обезьяна же лишь подняла свою веточку и описала ей в воздухе маленький кружок, и тотчас все умелые солдаты поднялись в воздух и были унесены яростным потоком воздуха в неведомые дали, из которых, кстати сказать, ни один из них так и не вернулся.

А обезьяна засмеялась и сказала:

- Меня, действительно, никто не звал, и это очень странно. Ведь только я и знаю, как помочь вашему горю.

И тут же слуги бросились в покои к Небесному Владыке и доложили ему, что пришла какая-то обезьяна, судя по всему, могучий даос, которая утверждает, что может разрешить его проблему. И, конечно же, повелитель велел немедленно вести обезьяну-даоса к нему.

- Проси, чего пожелаешь! – воскликнул он, едва хрупкий на вид гость переступил порог тронного зала, - Золота и яшмы, жемчуга и шелка, драгоценного фарфора и трижды драгоценной ртути, любых званий и наград не пожалею я, лишь бы исполнилось желание моей возлюбленной!

- Хорошо, - ответила обезьяна-даос, - наступит день, и я приду за обещанным. Теперь же мне ничего не надо.

- Так ты и вправду знаешь, как мне помочь?

- Да. Но знание мое, как и всякое знание в этом бренном мире, не принесет тебе радости. Как тебе известно, твоя супруга была рождена смертной женщиной… - тут Небесный Владыка, который это прекрасно знал, попытался было прервать гостя, сказав, чтобы тот не путался со своими никому не нужными сообщениями, и прямо приступал к делу. Но слова застряли у него в горле, и обезьяна-даос беспрепятственно продолжала. – Итак, рожденная смертной женщиной, она должна была бы состариться и умереть, как это свойственно всем людям. Но, обласканная твоей любовью, попала она в небесный дворец и вкусила персиков бессмертия. Тем самым были нарушены законы, положенные в основу мира. Так что теперь смертная не стареет и не умирает, вопреки своей природе, но именно поэтому она и не может зачать и родить ребенка, также вопреки своей природе. Перестань кормить свою жену волшебными плодами, и увидишь, что будет.

Небесный Владыка задумался.

- Но что если, - воскликнул он, наконец, в волнении, - что, если она не выдержит тягот беременности  и умрет в родах, - ведь сила персиков бессмертия прекратит ее поддерживать, а люди так хрупки!

Обезьяна-даос пожал плечами.

- Все в этом мире и даже то, что кажется нам бессмертным, умрет в свое время. Даже время однажды умрет. Таков закон мироздания. Я же лишь смиренная обезьяна-даос и не смею предсказывать. Сейчас я вижу одно, но, кто знает, может, мир перевернется (а он любит это делать) и все случится совсем по-другому. Впрочем, я дал тебе свой совет и теперь не смею задерживать самого Небесного Владыку своими пустыми речами. – С этими словами пришелец описал своей тросточкой в воздухе восьмерку и исчез, словно его и не было.

И тут все мудрецы вздохнули с облегчением, ибо не боялись уже гнева Небесного Владыки, а сам правитель глубоко задумался. Страшно ему было последовать совету старой обезьяны, ибо предчувствовал он, что утратит свою милую Персиковую Косточку навсегда. И велел он всем присутствующим сохранить все в тайне, а жене сообщить, что нет для нее лекарства.

Но, если бы вы жили во дворце – в былые времена многие жили во дворцах, не как властители, конечно, а как слуги, - вы бы знали, что там нет секретов, и всякая тайна со временем становится явью. То ли старая бабка-кухарка проболталась, толи мальчишка, выносивший ночные горшки, то ли сама Главная Хранительница Шпилек не удержала язык за зубами, но только Персиковая Косточка все узнала. И, будучи добродетельной женой, не потаила своего знания от мужа, а упала ему в ноги и стала умолять позволить ей перестать есть плоды бессмертия. Небесный Владыка не мог вынести вида ее слез, кроме того, в сердце его теплилась надежда, что все кончится хорошо, а его предчувствия – лишь обман, поэтому он разрешил супруге делать так, как она просила.

Прошел год. И однажды потрясенный владыка увидел легкую морщинку вокруг рта своей возлюбленной. Он опечалился, но тотчас после этого возрадовался, ибо жена сообщила ему, что морщинка эта вызвана улыбкой, которая теперь не сходит с ее лица, – ведь недавно она удостоверилась, что ждет ребенка.

Счастье и радость воцарились во дворце Небесного Владыки. Со всех краев его обширного царства поступали подарки и поздравления, и множество диковинок появилось в покоях довольной Персиковой Косточки. А в срок, который положен для смертной женщины, разрешилась она от бремени и родила прелестную девочку.

- Минчжу нарекаю я тебя, - произнесла она тихим голосом, когда служанки показали ей новорожденную, - Драгоценной жемчужиной будешь ты для своего отца, и пусть любовь к тебе заменит в его сердце любовь ко мне! – Сказав это, она глубоко вздохнула и умерла.

Небесный Владыка был безутешен. В гневе повелел он отыскать обезьяну-даоса и казнить его. Во все стороны света поскакали его посланники, но никого не сыскали и не нашли даже упоминаний о нем. Слыхали люди, что где-то и вправду жил такой мудрец, но было это не в их землях, и не в их время, а когда-то давным-давно, в какие-то баснословные времена в каком-то давно пропавшем царстве. Слуги вернулись во дворец ни с чем, и, конечно же, разгневанный владыка повелел бы их всех казнить немедля, но случилось чудо.

Сперва не желавший даже взглянуть на крошечную Минчжу,  однажды он все-таки зашел в покои малышки. «Ладно, говорил он себе, - я просто удостоверюсь, что она ни в чем не нуждается, но ни за что не буду смотреть на нее». И, зайдя, он беседовал с кормилицей и няньками и спрашивал о нуждах ребенка, но старательно отводил глаза от колыбельки. Вдруг заметил он краем глаза словно тончайшие нити света, сплетающиеся под пологом и, совсем не желая того, обратил к ним взгляд. Ребенок, спавший среди шелковых покрывал, лежал, отвернув головку от отца, как будто тоже не желал его видеть.  «Ну, вот и хорошо!»– подумал Небесный Владыка, как вдруг девочка обратила к нему свое лицо, открыла глаза и улыбнулась. Она была прекрасна как весенняя заря. Черты матери стали в ней еще изящней и еще тоньше, воспоминания нахлынули на ее отца и новая любовь, теперь любовь отцовская, зажглась в его исстрадавшемся сердце.

И так Минчжу стала расти, окруженная любовью отца и многочисленной челяди, играя и забавляясь, постигая таинства каллиграфии и рисунка, игры на цитре и танцев, искусства ведения изящной беседы и выращивания изысканных растений. Никакие заботы не отягощали сердца  Драгоценной жемчужины и не ведала она никаких печалей, кроме легкой печали при воспоминании о своей так рано утраченной матери. Но, поскольку девочка ее не знала и совсем не чувствовала себя брошенной, печаль эта была сродни светлой грусти, которую испытываешь, когда летним долгим вечером следишь за краснеющим на западе солнцем.

Минчжу забот не ведала, но страшная забота тяготила сердце ее отца. Небесный владыка опасался, да нет, страшился пуще всего, что девочка станет девушкой и познает весенние чувства, и в ее сердце родится любовь к мужчине, которая вытеснит любовь к отцу. Он боялся, что какой-то чужак похитит его последнюю отраду и увезет далеко от дворца в чужие земли, и, чтобы не допустить этого, взялся читать древние трактаты, посвященные любви. И вот, что в них говорилось: испокон веков устроено так, что, будь ты рыбой, зверем или птицей, будь ты даже насекомым, делится твой род на женщин и мужчин, и мужчина тянется к женщине, а женщина тянется к мужчине. Закон этот был положен в древние времена, когда еще над землею кружились две луны. И одна из них олицетворяла инь, силу женскую, а другая ян – мужскую силу. И так случилось, что, повинуясь извечному закону,  луны эти тянулись друг к другу, и одна из них в результате была разрушена. Это грозный урок нам всем – говорилось в старинном трактате – о том, как губительна может быть страсть, и поэтому истинный мудрец должен стараться избежать ее всеми силами. Сделать же это можно вот как. Нужно взять жемчужину совершенной формы и носить ее повсюду с собой, тогда сердце твое будет чисто и свободно от весенних чувств, ибо эта жемчужина будет всегда тебе напоминать о погибшей луне и о гибельной силе любви.

Небесный Владыка так и поступил. Он повелел отыскать в своей сокровищнице лучший перл и подарил его дочери, рассказав историю двух лун и повелев носить подарок всегда при себе. Жемчужину вделали в тонкую оправу и Минчжу стала носить ее на пальце. Сердце девочки было полно любовью к отцу, и она не подвергла его слова сомнению, а, наоборот, всей душою поклялась никогда не доверить себя другому мужчине.

Время шло. Минчжу выросла прелестной девушкой, нежной и гибкой, благоуханной, как цветы глицинии, и безмятежной, как последователь Будды. Со временем обнаружила она, что подаренная ей жемчужина обладает удивительным свойством: во время дождя или тотчас после него, если направить сияние, исходящее от жемчужины на висящие в воздухе капли воды, они начинали искриться и образовывали дивный семицветный мост, который вел от одного края земли к другому, радуя сердца и людей, и небесных обитателей. И девушка стала часто забавляться, наводя радугу то с востока на запад, то с юга на север, а то даже в нескольких направлениях сразу. И вот однажды увидела она, что вокруг радуги вьется что-то похожее на золотую осу. И так любопытно стало Минчжу, что она, не сказав служанкам, покинула отчий дворец и спустилась к радуге. При приближении золотая оса оказалась прекрасным золотым драконом, который играл и веселился вокруг радуги. Увидев дочь Небесного Владыки, дракон склонил голову и в самых вежливых выражениях предложил девушке поиграть с ним. И Минчжу, ничего не опасаясь (да чего может опасаться дочь самого Повелителя неба!), уселась на пеструю спину дракона и каталась на нем до вечера. Вечером же настало время расстаться, и они долго прощались и все не могли проститься.

И с тех пор так и повелось: каждый дождливый день Минчжу и золотой дракон встречались у радуги и играли вместе. И постепенно эти встречи стали им необходимы. Теперь уже они не просто забавлялись. Дракон принимал человеческое обличие и подолгу разговаривал с девушкой, рассказывая ей о мире людей разные истории, то грозные, то забавные, то печальные, то страшные. И вот однажды Минчжу сняла с руки кольцо, вынула жемчужину из оправы и отдала ее золотому дракону со словами:

- Мой отец подарил мне этот перл, чтобы я помнила, как губительны бывают весенние чувства. Но теперь, сама не знаю почему, я хочу отдать его тебе, мой добрый друг.

Золотой дракон был много опытней Минчжу и прекрасно понимал, что означает такой дар, и как опасно идти против Небесного Владыки, но сам успел влюбиться по уши и решил отдаться в руки судьбы. Так и случилось, что эти двое стали встречаться уже не как друзья, а как пара возлюбленных.

Не знаю уж, сколько они повстречались втайне – время относительно и тем более относительно время в мире бессмертных – может быть, год, а, может, и тысячелетие. Но, как я уже сказал раньше, во дворцах нет секретов, и всякая тайна там становится явной. Так что сначала стали шушукаться и хихикать по углам служанки Драгоценной жемчужины, потом зашептались придворные и кухонные служки, ну и уж совсем под конец, как это обычно бывает, обо всем узнал Небесный Владыка.

Ох, и разгневался же он! Повелел схватить золотого дракона и доставить пред свои светлые очи.

- Как посмел ты, ничтожный драконишко, обратить свой взгляд на мою дочь? А даже если и посмел, то почему не вздыхал по ней тайно, издали, как то подобает верному вассалу, а обнаглел настолько, что осмелился встречаться с ней и смутить ее сердце и помыслы?

Золотой дракон был горд и считал свой род славным и благороднейшим среди всех родов небесного царства, поэтому ответил повелителю дерзко. По правде сказать, вел он настолько неподобающие речи, что всем обитателям дворца под страхом смерти было приказано забыть их. А они послушны и боязливы. Так что я не могу рассказать вам правды о речах Золотого дракона. А врать не хочу, ибо по природе своей я честен и в историях своих ничего не придумываю. Знаю только, что в результате властелин повелел заточить дерзкого возлюбленного своей дочери в самый темный и дальний каземат, запереть его двери на четырнадцать замков, сработанных самыми искусными мастерами и поставить в охрану двести лунных дев, опытных в науке рукопашного боя.

А дочь он отселил подальше от каземата, в свои лунные земли.  Небесный Владыка  не отнял у Золотого дракона драгоценный дар любимой – жемчужину – ибо это оставалось тайной, известной лишь двоим (а только такие тайны и могут быть сохранны в нашем мире).

И опять прошло неизвестно сколько времени – ну, уж не год, это точно, потому что только я знаю эту историю вот уже триста тридцать лет и три года – и случилось невероятное: золотой дракон вырвался из темницы и сбежал на землю, где пребывает в тайном обличии.

Вот и все, что я должен был вам поведать об истории Лун Сюя и Минчжу – золотого дракона и Прекрасной жемчужины, и более мне добавить нечего.