– Уже тут! – вслед за Сцаем в кабинет перебрался мужчина в шапке лётчика с натянутыми на лоб гогглами; вокруг его шеи был обмотан неизменный зелёный шарф.
Мужчина ласково посмотрел на девушку, после чего они крепко обнялись.
– Кейник, я так переживала за тебя. Так переживала! Мы не виделись столько лет! – не сдержала слёз Сура.
– Дети мои, у нас нет времени на слёзы, – произнесла миниатюрная седовласая женщина в коричневом плаще с замысловатой тростью в руках. – Кейник, срочно открой этот сейф в углу.
Спустя десять лет после начала переворота мадам Шторнец оставалась верна себе. Была всё той же деятельной натурой, стремившейся подчинить себе всё и вся. Её слова были не просьбой, но приказом.
Казалось, время над ней не властно, и всё, о чём она способна думать – политические интриги, а судьбы отдельно взятых граждан совершенно её не трогают. Но это было не так. С Сурой их связывало слишком многое. Когда-то эта девчонка должна была стать синквоиром, и, чудо, ее перехватила Кфа́сар Шторнец, по напутствии своей подруги, углядевшей недюжинный потенциал. Это было первое преступление мадам Шторнец во время кризиса, когда контрактники заявили о себе во всю мощь.
– Сура, ну что ты стоишь? – произнесла мадам. - Не хочешь меня обнять?
Её присутствие рядом вселяло надежду. Глядя на женщину, некогда заменившую ей родных, Сура чувствовала себя увереннее.
– Как ты изменилась, моя девочка. Из просто красивой девушки превратилась в настоящую ослепительную женщину, – с гордостью посмотрела пожилая женщина на Суру. – Я теперь с тростью хожу. Года берут свое. Но на приключения я еще готова пойти.
Она мило улыбнулась, стараясь казаться беззаботной.
Сорок шесть лет, да каждый день может быть последним. Какая же я старая! Но я должна! Я должна довести дело до конца. Я еще могу что-то исправить. Дай мне еще годик прожить, еще семьсот тридцать дней. Смогу и точка. Технократия... Главное вернуть технократию.
– Уважаемые биомеханизмы, у нас мало времени, – напомнил Сцай, нарушив стройный поток рассуждений.
Официально утверждалось, что эмоции механоидам не присущи, однако Сцай проявлял их, пусть и в своеобразной форме. Всех граждан он называл «биомеханизмы». Может, шутил. А, может, нет.
Впрочем, так зачастую называли граждан и многие другие механоиды, подчёркивая своё отличие. Называли без малейшей тени и превосходства, и подобострастия, просто утверждая свою особенность, свою непохожесть. Эту непохожесть за многие годы со времён создания первых механоидов особо утверждать уже и не нужно было – с этим все давно смирились. Но так сложилось. Вошло в привычку, а привычка, как известно, вторая натура.
– Я почти разблокировал замок сейфа. Тут очень сложный код, – сообщил Кейник.
Некогда любознательный подросток превратился в отличного пилота и талантливого инженера. Вокруг глаз его уже залегли неглубокие морщины. Неизменным оставалась преданность Кейника партии и его любовь к зелёному шарфу.
Несмотря на возраст, он по-прежнему был холост и наотрез отказывался заводить семью. Не было тех благ, пособий, что давало бы ему уверенность при правлении Контрпартии, что давало бы ему твердую почву под ногами.
– Ты уверен, что никто ничего не заметит? – встревожилась Сура. – Мне с господином Сарпаком ещё работать, и если...
– Конечно уверен! Всё будет шито-крыто, – весело ответил Кейник, стараясь продемонстрировать юношеский задор, присущий ему десять лет назад.
– Знаю, именно поэтому, внук, я тебя и учила всем премудростям твоего отца, – ответила мадам Шторнец.
Партия контрактников созвала очередное заседание.
Огромный янтарный зал вмещал в себя представителей всех подконтрольных префект, министров и чиновников разного ранга. Трибуны на четверть пустовали. Еще пять лет назад они были заполнены до отказа. Контракты, получившие в то время широкое распространение, стали невероятной наживкой для бедных. Но, когда начали беднеть богатые, начался кризис. Противостоять ему никто не мог. Выживали самые хитрые, жестокие, жадные и беспринципные.
– Уважаемые однопартийцы! Во-первых, прошу принять во внимание тот факт, что изгнанные технократы создали объединение гражданских оппозиционеров во главе с мадам Кфа́сар Шторнец. Они угрожают действующей партийной системе гражданской войной. В обществе сложилось мнение, что правящая Контрпартия не справляется со своими обязанностями, что не является правдой, – начал свою речь заместитель главы партии Лаз Гольдер.
– Я не согласен! – перебил выступление господин Сарпак. – И не согласен именно с тем, что в общественном мнении всё – как выразился уважаемый заместитель, – является неправдой! Сейчас объясню – почему. Дело в том, что коррупция очень серьёзно превысила показатели пятилетней давности. Напомню, она возросла на сорок процентов. Немыслимые цифры. И вы об этом знаете. Жители маленьких префект голодают. Им ничего не остаётся, кроме как бежать в более крупные префекты, власти которых ещё в состоянии прокормить население или наладить промышленность, чтобы граждане жили хоть в каком-то достатке. Да и в крупных префектах далеко не всё в порядке. В первую очередь страдает простой народ. И это в наше-то время? Вы об этом молчите, хотя прекрасно знаете о существовании целого вороха проблем. И у меня вопрос к однопартийцам, представляющим промышленность. Что происходит с отраслью? Почему снизилась заработная плата? Почему её не выплачивают рабочим месяцами? Что не так? Ответьте, господин Слэм До Бэр, – обратился к министру Промышленности Сарпак.
– Я боюсь, что вы попали под гипноз так называемого «общественного мнения», господин Сарпак, что недопустимо для партийного деятеля вашего ранга. А вы? Что именно вы сделали, чтобы улучшить ситуацию? Кроме того, Господин Сарпак, вы приходитесь сыном мадам Шторнец, и доверие к вам – как к родственнику главной технократки – подорвано давно, а ваш сын Кейник – под подозрением в антиправительственной деятельности. Ну и в заключение: ваши слова о несостоятельности нашей промышленности являются полным абсурдом, – попытался «выдержать удар» Слэм До Бэр, после чего в зале стал нарастать гул.
– Не валите с больной головы на здоровую! – эмоционально парировал Сарпак. – Я – на минуточку, если вы забыли! – глава Комитета по работе с государственными деятелями и коррупцией. В мои обязанности не входят вопросы промышленности, тем более – улучшение там ситуации. Именно чиновники, неспособные обеспечить нормальную работу своей отрасли, являются объектом для тщательного рассмотрения их деятельности в моём Комитете. Боюсь, господин Слэм До Бэр, вам в очень скором времени придётся отчитаться за свою работу, и, думаю, что выводы моего Комитета для вас будут весьма неутешительны. А ещё, пользуясь случаем, обращаюсь к вам, господин Фарт О Фрай, как к Верховному прокуратору! Считайте моё сегодняшнее выступление сигналом к проверке деятельности министерства Промышленности, и на коррупционную составляющую – тоже. Соответствующее уведомление вы получите от моего Комитета завтра же. У меня есть на это причины.
Слова Сарпака не остались незамеченными. В политических кругах сладкая ложь всегда ценилась в разы выше. Этот случай не был исключением. Правду не любил никто. Лицо Слэм До Бэра от ярости посерело, приобретая тот же оттенок, что и его пепельные реденькие волосы. Он, активно размахивая своими тонкими ручками и ещё больше походя на какую-то уродливую тощую птицу, закричал, выплёвывая слова:
– Предатель! Его Шторнец! Кейник! Тебя самого надо! Я этого так не оставлю!
Заседание грозило перейти в банальную склоку, и Лаз Гольдер вмешался. Ему было очень важно – вернее, не столько ему, сколько господину Теовилю – провести решение, ради которого, собственно, и планировалось сегодняшнее заседание Контрпартии.
– Просьба прекратить эти беспорядки! – попросил заместитель главы Партии контрактников. – Сейчас на повестке дня у нас стоит совершенно другой вопрос. Сегодня военным советом префекты Дальтия было предложено узаконить применение оружия гвардейцами в случае агрессивного поведения технократов и любых оппозиционеров. Это не блажь и не прихоть. Всё это делается в целях предотвращения гражданской войны. Голосуем!
– Они – либо все глупцы, либо – все коррумпированы, – пробормотал Сарпак, проголосовав «против».
Он знал, что такие методы правления приведут к непоправимым последствиям. Политики, дорвавшиеся до власти, на долгое время установят на территории страны диктаторский режим.
Технократы всегда выбирали того, кто умнее всех.
Контрактники выбирают тех, кто наиболее выгоден.
Сарпак смотрел со своей трибуны на однопартийцев. Тех, кто должен был смотреть с ним в одном направлении, быть единомышленником и продвигать идеи, приводящие к расцвету общества. Однако, с его глаз давно спала пелена, и он больше не питал иллюзий. Его коллеги давно перестали быть его единомышленниками. С течением времени они превратились в массу зажравшихся морд, проживающих в роскошных апартаментах и дрожащих от страха при мысли, что могут потерять свои богатства. Мысль о жизни в окружении маргиналов приводила чиновников в ярость, а неконтролируемая ярость порождала испуг и взяточничество.
– Большинство однопартийцев проголосовали «за», – подвёл итоги заместитель Лаз Гольдер.
Сарпак с презрением посмотрел на присутствующих, но уловил только ответный взгляд Слэм До Бэра, который ехидно ему улыбнулся, почесывая свой одряхлевший подбородок.
Заседание подошло к концу. Контрактники выходили из зала заседаний, как вдруг, возле одного из выходов образовалось встречное движение – какие-то люди в форме внутренней охраны пытались проникнуть внутрь, расталкивая выходящих чиновников.
Кфа́сар Сарпак, ненадолго задержавшийся в зале, чтобы обговорить условия расследования своего запроса в отношении министерства Промышленности с Фарт О Фраем, заметил этот небольшой переполох. «Шестое чувство» попыталось ему что-то подсказать, но голос этого – очень полезного в некоторых случаях – «подсказчика» тут же забил своими разглагольствованиями Верховный прокуратор.
Господин Фарт О Фрай, как и все толстые люди, очень любил поговорить. На самом деле слово «толстый» к этому гражданину не подходило совершенно! Он был не просто толстым – он был чудовищно огромен. Настолько, что не мог ходить самостоятельно и передвигался при помощи специальной подставки на колёсиках. Его широченная шея сливалась с головой, и лоснилась от пота, который выделялся, даже при самых простых движениях туловища. Эта отвратительная гора мяса и жира, одетая в какую-то непонятного цвета мантию, похожую на дешёвый бархатный халат, что-то втолковывала парламентарию насчёт ответственности при принятии решений и взвешенности при их исполнении.
Сарпак уже был не рад, что занял разговором этого чиновника – которого, ко всему прочему, он совершенно не уважал из-за трусости, глупости и готовности подставить любого ради своей выгоды и безопасности. Но оборвать разговор было, по меньшей мере, невежливо, а тот вцепился в руку сенатора своей потной ладонью и продолжал вещать ничего не значащие слова и фразы.
– Господин Сарпак, простите, что я прерываю ваш разговор с уважаемым Верховным прокуратором, но датчики на пульте охраны показывают, что сейф в вашем кабинете открыт, и открыт – не вашим личным кодом, – произнёс откуда-то сбоку крепкий молодой мужчина в простой форме внутренней охраны тёмно-синего цвета, но с большими золотыми шариками на погонах.
Из-за болтовни Фарт О Фрая парламентарий совершенно не заметил подошедшего к ним генерала Вояджана – министр Правопорядка Контрпартии.
– На каком ещё пульте охраны?! Какой сейф?! – спросил Сарпак, а потом, сообразив, стал возмущаться. – Так что же, генерал, вы становили в моём кабинете какие-то датчики, не поставив меня в известность?! Может, вы мой кабинет ещё и прослушиваете? А может, там ещё и видеонаблюдение имеется?! Что вы себе позволяете? Я что, преступник?
Генерал как-то очень наивно посмотрел на Верховного прокуратора, но тут же собрался и очень самоуверенно ответил:
– Но как же! Было такое распоряжение из прокуратуры.
– Только в интересах дела! Господин Теовиль приказал! – нервно перебирая пальцами, забормотал скороговоркой Фарт О Фрай.
– А как же постановление Парламента? Не припоминаю, чтобы такое решение утверждалось на официальном уровне! – не унимался Сарпак.
– Но ваш кабинет – это служебное помещение... Мы подумали... – мялся Верховный прокуратор, а потом опять невпопад добавил своим неприятным высоким голоском. – Только в интересах дела.
– Господин Сарпак! – перебил всех Вояджан. – Пока мы тут законность выясняем – преступник может скрыться с документами из вашего сейфа. Со мной охрана, пойдём и проверим.
– Хорошо, идём, – смирился Кфа́сар.
Больше он не произнёс ни слова, но мысли бежали лихорадочным потоком. Множество вопросов. Ни одного ответа.
Что за ерунда?! В кабинете же оставалась Сура. Да и подозрительно... Какого чёрта выяснять про якобы вскрытый сейф явился целый министр? Хватило бы и начальника охраны здания Парламента.
Оппозиционеры-технократы искали доклад о местонахождении Верлиона – бывшем правителе времен Партии мира и процветания.
Охота за ним не прекращалась с тех времен, когда он вынужденно покинул свой пост, но Шторнец заинтересовала другая папка, которую она быстро спрятала в свою сумочку. Она не могла поверить, что ее родной сын причастен к тому, что ей удалось выкрасть.
– О, мой друг Верлион, как мне тебя сейчас не хватает, –тихо произнесла мадам Шторнец.
Знала: никто не обратит внимание, что она совершила кражу. Как знала и то, что в очередной раз, технократы пропустят мимо ушей слова сожаления об отсутствии Верлиона.
Гораздо громче произнесла она совсем другое:
– Дорогой внук, сбрей с лица щетину.
– Мадам, я полагаю, что сейчас не время рассуждать об этом, – разумно заметил Кейник и тут же спросил. – Вы ничего не слышите? По-моему, загудел лифт.
– Неужели Сарпак возвращается? Почему так рано? – насторожилась Сура.
– Видимо, заседание закончилось быстрее, чем мы планировали, – предположил Кейник. – Всё, уходим. У нас осталось не более минуты.
– Сура, нам нужно уходить. Не сдавайся, моя девочка, – с волнением проговорила мадам Шторнец.
– Как бы мне хотелось уйти с вами. Но я всё понимаю – нужно оставаться здесь ради нашего общего дела. Рада была вас повидать. Я буду скучать. Уже скучаю, – произнесла Сура, провожая взглядом своих родных и близких.
– Сестрёнка, скоро всё закончится. Обещаю! – махнул на прощание Кейник.
Мадам Шторнец и Сцай с Кейником быстро перешли по гидравлической лестнице в поджидавшую их вертушку. Резко сорвавшись с места, летательный аппарат быстро затерялся между высоток префекты Дальтии, в столичном городе - Миженски.
Что-то пошло не так. Сура это понимала. Сердце колотилось, словно бешеное. Страхи вновь атаковали с удвоенной силой, но внешне Сура оставалась спокойной и непоколебимой. В глазах её не было ни ужаса, ни раскаяния, ни сожаления – полный штиль.
Наведя порядок в сейфе, она как ни в чём ни бывало села диван, и, сложив руки на коленях, стала ожидать своего начальника.
– Сура, ты здесь? – задал вопрос Сарпак, переступив порог кабинета.
– Да, мой господин. Как и просили, я вас дождалась, - произнесла растерянно.
– В кабинет в моё отсутствие заходил кто-нибудь? – раскурив трубку, Кфа́сар подошёл к сейфу, подёргал круглую ручку и обратился к генералу, который с двумя охранниками стоял у входной двери. – Видите? Всё в порядке, сейф закрыт.
– А вы никуда не отлучались? Может, здесь кто-то был, пока вы выходили? – спросил генерал Вояджан.
– Я тут была одна и никуда не выходила. Клянусь! – ответила Сура с дрожью в голосе.
– Уверены? – ехидно поинтересовался генерал и, не став дожидаться ответа, приказал одному из охранников. – Сержант, включите прослушку на воспроизведение!
– Слушаюсь, – с этими словами один из охранников вытащил из нагрудного кармана небольшую чёрную коробочку, нажал несколько кнопок на ней, и в кабинете зазвучали голоса.
Напускная уверенность стекла с лица Суры, словно дешёвые краски, щедро политые водой. Накрывало осознанием неизбежности, пониманием, что отрицать всё бесполезно. Вот они доказательства её вины. Всего за мгновение она умудрилась состариться лет на десять. Но за свои поступки она не испытывала никакого стыда. Будучи гордой девушкой, она расправила плечи, и с достоинством ожидала своего наказания.
– Господин Сарпак, тут были ваша мать и сын. Был ещё и кто-то третий – по имени Сцай – но его личность пока не установлена. И они копались в вашем сейфе, – с какой-то ленивой усмешкой произнёс генерал. – Как видно из общего разговора, ваша помощница – госпожа Лехпаха Сура – является их сообщницей.
Прошла ровно секунда, после чего господин Сарпак осознал сказанное и принялся громить всё, что попадалось ему на глаза.
Предательство – то, чего он опасался.
Предательство – то, с чем ему довелось столкнуться.
Он ценил Суру, доверял ей, как себе. Возможно, он не перестал ей доверять даже в эту секунду зная, куда катиться его страна, в прошлом Великая и могущественная - Префектория. Возможно, он бы сам переметнулся обратно. Всё чаще и чаще посещали его подобные мысли. Глядя, в какую пропасть катится его страна, Сарпак неизменно приходил к выводу, что насильственная смена власти не принесла желанных перемен. Всё светлое, что было прежде, уничтожили новые порядки. Все начинания ныне правящей партии были губительны для Префектории. Чем дольше Сарпак наблюдал, тем сильнее убеждался в том, что всегда в душе был технократом. И именно их идеи находили живой отклик в его сердце.
– Господин! Господин! Вставьте новый кислородный блок, от нервов у вас снова повышается температура, – забеспокоился откуда-то взявшийся Вермонд.
– Какие же вы идиоты! Зачем надо было... – ни к кому конкретно не обращаясь, выдохнул парламентарий, а потом повернулся к своей помощнице. – Сура, я тебе верил, а ты меня подставила! Убила во мне все доверие ко всем! Слышишь? Ко всем!
В голосе его промелькнуло сожаление.
Если бы не Вояджан и его «миньоны», он бы попытался сам разобраться с ситуацией. Но не сейчас. Сейчас Сарпак вышел на тропу войны с однопартийцами. Мужчина запутался. Все призрачные идеалы, за которыми он гнался всё это время, разрушились. Рассыпались, подобно песку.
Осознание накрыло его с головой. Тяжёлое. Гнетущее. С нотами обречённости.
– Вы знаете, что я борюсь за правду и не сомневаюсь: однажды вы присоединитесь к нам, господин Сарпак, – гордо произнесла она.
Чиновник постоял несколько мгновений молча, посасывая потухшую трубку, а потом вдруг рявкнул на весь кабинет:
– Всем выйти вон!!! На минуту всем выйти из кабинета!
Удивительно, но оторопевшие охранники вместе с генералом Вояджаном без пререканий вышли из помещения и даже прикрыли за собой дверь. Сарпак вытащил золотую прямоугольную фигуру. В центре красовался Пальхорикон, он надавил на силуэт зверя. На несколько секунд помещение заполнил звук высокочастотных волн - почти двадцать тысяч герц.
Сура зажала уши ладонями - слишком невыносимым был этот звук для нормального гражданина. Сарпак из-за бесконечных модификаций тела на ультразвук внимания не обратил. По комнате друг за другом раздались хлопки. Искры из нескольких углов падали вниз, а дым от подслушивающих устройств быстро рассеялся в воздухе.
Расправившись с микрофонами, Кфа́сар Сарпак продолжил:
– Ты ничего не знаешь. Ничего не видела. Поняла меня? – быстро, почти шёпотом проговорил Сарпак, обращаясь к Суре. – С сейфом – тебя заставили угрозами. Ни в чём не признавайся! С записью я разберусь.
– Я ничего не скажу, – так же быстро ответила Сура.
– Деточка моя, я помню тебя с пелёнок. Как бы они тебя не пытали – молчи! Тебя однозначно отправят в На Ха Ли Кавоир. Я не с вами, но и не с контрактниками. У меня есть власть, которой у вас нет. Я отправлю за тобой помощь. Вытащу тебя из тюрьмы, – добавить больше он ничего не успел.
В открывшейся двери показались охранники и генерал Вояджан, громко приказавший:
– Арестовать предательницу! Немедленно!
Взгляд переметнулся в сторону Суры. Глядя на неё, генерал добавил.
– Лехпаха Сура, вы арестованы за предательство правящей партии и преступную связь с лидерами оппозиции.
Когда все вышли, в кабинете остались только Сарпак и Вермонд.
Раскат грома нарушил тишину - за окном разразилась гроза. Небо затянули тучи. Темно, мрачно, серо. Зигзаги молний яркими вспышками очерчивали контуры стоящих вокруг небоскрёбов, а шум падающей с неба воды перекрыл все звуки, ранее доносящиеся с улицы.
– Да... Погодка под стать настроению, – устало произнёс Сарпак и спросил у механоида. – Что же делать?
Помощник, помедлив несколько секунд, ответил:
– Вам, хозяин, только что и нужно – понять: с чего начинать. Что делать – вы уже, мне кажется, решили.
Слова Вермонда так зацепили Сарпака за душу, что он в раздумье произнёс:
– Знаешь, Вермонд, иногда я начинаю верить, что это ты – обычный гражданин, а я – всего лишь механоид.
