CreepyStory + Триллер

Это перевод истории с Reddit

Это был самый обычный выходной. Вечером я пошёл в кино со своей девушкой — посмотреть какой-то глупый ужастик, но это был последний сеанс, так что выбора не было. На весь зал мы оказались единственными зрителями.

Когда фильм закончился, мне нужно было срочно в туалет — слишком много колы. Девушка сказала, что ей не надо, и будет ждать у входа, прямо возле туалета.

Сам туалет был обычный: писсуары и кабинки. Я никогда не любил писсуары, поэтому зашёл в одну из кабинок. Прошла всего секунда, как в туалет вошёл кто-то ещё. Я удивился — кто бы это мог быть? Весь кинотеатр казался пустым. Я доделывал своё дело, не придавая этому большого значения... пока незнакомец не вошёл в соседнюю кабинку. Перегородки там не доходили до пола, и можно было увидеть, есть ли внутри человек. Тут меня пронзил второй холодок: из соседней кабинки торчала нога, словно человек стоял лицом к стенке между нами. Ноги были грязные. Он был босиком. Ногти длинные и жёлтые.

В ужасе я рявкнул:

— Ты что, чёрт возьми, делаешь?!

Молчание.

Я постарался закончить как можно быстрее. Всё это жутко пугало. И тут раздался мужской голос — будто знакомый, но вспомнить, чей, я не мог. Он сказал лишь:

— Наконец-то. Всё кончено.

И тут меня охватила паника. Я застегнул молнию и выскочил из кабинки, готовый врезать любому, кто там стоял. Но к моему изумлению, соседняя кабинка была пуста. Совершенно пуста. В туалете кроме меня не было ни души. Стало ещё страшнее. Я быстро вымыл руки, плеснул холодной водой в лицо, пытаясь прийти в себя. Всё выглядело нормально. Я поспешил обратно к девушке.

Но следующий сюрприз был хуже: я не мог выйти из туалета.

Я открыл дверь и вышел — и оказался в другом туалете. Точно таком же. Те же писсуары, те же кабинки, те же раковины. Я застыл, не понимая. Может, прошёл через две двери и не заметил? Я прошёл ещё одну.

То же самое. Снова. Идентичный туалет. «Что-то не так», — подумал я. Я обернулся и попробовал выйти другим путём.

Снова то же. Туалет. Я прошёл через три или четыре двери. Ничего не изменилось.

Тогда началась настоящая паника.

— Что теперь? — пробормотал я. Достал телефон: «Подумают, что я псих, но позвоню за помощью». Сигнала не было. Ни одной полоски. Ничего.

Полная паника.

Я побежал. Даже не знал куда — просто бег. Хлопал дверями направо и налево. Но каждый раз… всё то же.

Просто ещё один туалет.

Не знаю, как далеко я ушёл и через сколько помещений прошёл. Просто шёл. Шёл и шёл, пока ноги не отказали. Я понятия не имел, сколько времени провёл здесь. Ни окон. Ни часов. Телефон завис на 21:45. Всё то же время, каждый раз, когда я смотрел.

Казалось, прошло целое вечность. Комнаты были одинаковы. Каждая открывалась в следующую, ведущую в никуда.

Наконец, измождённый, я рухнул. Открыл ещё одну дверь… и снова увидел знакомый туалет.

Как бы ни был противен пол, лежать на нём показалось странно успокаивающим. Я уснул прямо там, распластавшись на плитке.

Не знаю, сколько прошло времени, пока я не проснулся. Телефон окончательно сел, и я уже не видел привычных 21:45. Но потрескавшиеся губы и зверский голод ясно говорили: в этом кошмаре я застрял надолго.

Как безнадёжно ни было проснуться всё в том же туалете, я понимал, что не могу просто лежать. Надо выбраться — так или иначе — даже если дверь не пустит.

Первым делом я решил найти воду. Тут долго думать не пришлось: я в туалете, у меня как минимум шесть кранов. И точно — вода лилась. Ледяная, свежая. Если покрутить ручку — даже тёплая. Уже пол-победы. Из всех виделых мною выживальных фильмов я знал: без воды человек не протянет больше трёх дней. Оставалось надеяться, что о еде беспокоиться не придётся так же долго.

Раз вода была, я решил обыскать комнату как следует. Вдруг найду что-нибудь полезное.

Я проверил все раковины и трубы под ними. Одну даже разобрал — вода всё так же лилась — но ничего интересного. Ни пылинки. Тогда решил пройтись по кабинкам, на всякий случай. И снова ничего. Каждый унитаз сиял чистотой. Пара рулонов туалетной бумаги — и всё.

Пока не дошёл до последней кабинки. Там, на стене рядом с унитазом, я заметил вентиляционную решётку. Небольшую — дай бог рука пролезет. Но она была прикручена четырьмя винтами. Я стал искать, чем снять их.

И тут вспомнил про брелок. Девушка когда-то подарила мне маленький швейцарский ножик с отвёрткой — он как раз подходил. С натягом, но подходил. Я принялся за дело.

Когда наконец сорвал решётку, я радостно вскрикнул:

— Может, это выход!

За решёткой было совершенно темно и узко. Я прижал ухо и услышал тихие звуки — будто что-то шуршит внутри. Но идей лучше не было, и я начал кричать в вентиляцию.

— Помогите! Кто-нибудь, помогите, я застрял в туалете!

Я звал по имени девушку — вдруг чудом рядом. Ничего. Ни полицейских, ни её голоса.

Я колебался. Потом подумал: а что, если просто сунуть руку? Вдруг там что-нибудь — хоть что-нибудь — чтобы сдвинуть этот кошмар с мертвой точки.

Я закатал рукав и засунул руку в тьму. Без колебаний.

Просунул как можно глубже — огромная ошибка.

Внутри что-то было. Маленькое. Твёрдое. Шевелилось. Они заскользили по коже, щекоча её. Я заорал.

Да. Взрослый мужик, визжащий как ребёнок. Я дёрнул руку обратно так быстро, как смог. И увидел их. Тараканы. Ползают вверх-вниз по руке. Маленькие. Коричневые. Вялые. Десятки.

Я заорал снова, теперь от ярости, смахивая их как мог. Никогда не боялся насекомых, правда. Но тут? Это было слишком.

Я выбежал из кабинки, беснующийся. Не думаю, что когда-либо в жизни ругался так. Орал минут пять подряд. Кричал, как ненавижу это место и как хочу уйти.

Но никто не слышал.

Туалет выглядел, как всегда — только теперь чуть разломанным. Я устал. Мне нужно было выбраться. Я ненавидел этот белый кафель, безупречно чистые дверцы кабинок и особенно дурацкие зеркала над раковинами, в которых приходилось видеть себя.

В ярости я подбежал к двери и распахнул её что было сил.

Но, конечно... ничего не изменилось. Ещё один одинаковый туалет. Я завопил во всё горло, как человек, теряющий рассудок.

Я сидел на полу, тупо глядя перед собой. Справа я подпер дверь мусоркой — за ней виднелся тот же туалет. То же сделал с дверью слева. То же самое. Идентичные помещения тянулись в обе стороны. Ни мельчайшего отличия. Я подумал раскрыть ещё несколько дверей подряд, но сил уже не было. Да и появилась новая проблема: голод. Глубокий, грызущий, сводящий с ума.

Я понятия не имел, сколько нахожусь здесь. В какой-то момент я снова уснул. Я понял, что если лежать неподвижно на полу, датчики движения гасили свет. Так можно было спать «по-настоящему». Темнота даже помогала обмануть себя: будто я не в туалете.

Но на этот раз, проснувшись, я ощутил дикий голод. Слабость. Бессилие. Мысли путались. Думать не хотелось — зачем?

И тут я услышал шуршание.

Звук был знаком. Я уже слышал его. Тараканы. Но теперь они лезли не из вентиляции, а из труб, которые я раньше выкрутил под одной из раковин. Выпадали, словно кто-то швырял их ко мне. Медленно ползли по полу, совсем меня не боясь. Просто часть интерьера.

И тогда всплыли все те выживальческие шоу, которые я когда-то смотрел.

В голове щёлкнул переключатель: «Нет. Ты не умрёшь здесь с голоду.»

Я вдруг понял, что нужно делать. Всё встало на места.

Я взял две маленькие металлические урны, которыми подпирал двери. Открыл один кран на максимум горячей воды и поставил под него урну, наполнив до краёв. Вода не кипела, но пар поднимался, и она казалась достаточно горячей. Другую урну я подставил под сломанную трубу, и тараканы сразу посыпались внутрь. Они даже не пытались сбежать. Словно ждали этого.

Следующая «гениальная» мысль? Выпотрошить их. Ну, не всю же животину едят целиком, верно? С насекомыми, наверное, то же.

Я вытащил свой маленький швейцарский ножик — снова невероятно полезный — и принялся разделывать тараканов. По одному. Отрезал всё, что казалось несъедобным: слишком твёрдое, панцирь. Оставались мягкие, бледные кусочки. Выглядели... ну не знаю, как курица?

Я внушил себе, что и на вкус будет как курица. Старался не думать о кишках, стекающих по руке, или о гнилом запахе. Просто бросал «филе» в горячую воду, кусок за куском, надеясь, что такой «бульон» станет чище, проглотить будет проще. Скоро в парящей урне плавало штук сорок-пятьдесят кусков тараканьего мяса, и признаюсь — я гордился собой. Чувствовал себя настоящим выживальщиком. Не в амазонских джунглях, нет... просто в бесконечном общественном туалете.

Но теперь предстояло трудное.

Собственно, съесть это. Я поморщился. Тянул время. Но живот скрутило, и выбора не осталось.

На удивление, оказалось не так уж ужасно. Хуже всего были горькие кусочки — там, где я плохо очистил. Их я выплюнул. Остальное? Проглотил.

Не верилось, что я сижу на полу туалета и ем полуприготовленное мясо тараканов, словно суп.

Но я почувствовал... сытость. Отчасти. Достаточно, чтобы думать ясно.

Назад к главной цели: выбраться. Может, я что-то упустил. Подсказку. Щель. Что-нибудь.

Я продолжил путь. Туалет за туалетом. Ища хоть малейшее отличие.

Не знаю, сколько это длилось. В какой-то момент я снова уснул — от изнеможения. Но кое-что я выяснил.

Каждая комната одинаковая. Раковины, кабинки, зеркала — всё. Но они не образуют круг. Я не хожу по кругу. Эти комнаты открываются одна в другую. Вперёд. Не назад.

Я проверил. Пометил кабинку. Прошёл ещё несколько залов. Вернулся. Метка была на месте. Значит, я двигаюсь. Просто… не к тому, что могу понять.

Ещё одно: вода есть всегда. Тараканы тоже. Так что, нравится или нет, вопрос еды и воды решён. С точки зрения выживания, я... в порядке.

Ну... относительно. Сырая тараканья плоть не лучший вариант для желудка. Но это или голодная смерть.

После, кажется, второго сна, я принял решение. По моей щетине выходило, что я здесь уже четыре или пять дней — и выхода всё нет.

Я решил идти столько, сколько физически смогу.

Не знаю, как пришла эта мысль. Но я подсчитал: четыре кабинки и пять писсуаров в каждой комнате. Всего двадцать. С тех пор я стал продвигаться партиями по двадцать туалетов. После каждой двадцатки — остановка, «ужин», вода, отдых и проверка, не изменилось ли что-нибудь. И я так делал. Шагал вперёд, держась за странную арифметическую систему. Надеялся, что она выведет меня наружу.

Я не нашёл ничего. Ни изменений. Ни подсказки. Ни выхода.

Не знал, сколько времени шёл так, двигаясь двадцатками. Борода отросла — я пытался стричь её своим крошечным ножиком, с переменным успехом. Волосы тоже. Подрезал как мог.

Тело истощилось. Я стал худой, измождённый. Жил на тараканах... сколько? Не знаю. Одежда рвалась и пачкалась, хотя я мылся каждые двадцать комнат тёплой водой из кранов и мылом из пополняющихся дозаторов. Даже одежду полоскал иногда. Насколько мог.

Но это выматывало. Бесконечное одно и то же. Белый кафель, одни и те же кабинки, одни и те же чёртовы зеркала, в которых я видел развалину. Призрак.

Я дошёл до очередного двадцатого туалета — уже и номер потерян — и рухнул на пол. Все сдерживаемые чувства накрыли разом: горе, ярость, безысходность. Я сидел, разбитый, рыдая.

Потом пришла ярость. Я поднялся. Как смог. И взбесился.

Я сорвал дверцы кабинок, вырвал держатели бумаги, бил и пинал раковины, крушил всё. Взял мусорную урну и разбил зеркала — больше не хотел себя видеть. Выдрал трубу и сделал из неё дубину. Колотил плитку. Разнёс унитаз. Вода хлестала отовсюду. Кабинки висели на одной петле. Я сел, задыхаясь. В воде. Разбитый человек в разбитом мире.

И тут я услышал что-то. Звук. Не тараканий шорох. Нет, громче. Что-то крупное. Я пошёл на звук. Он шёл из разбитого унитаза.

Из трубы. Царапанье. Скреб.

Я схватил трубу и доломал фарфор, пока не добрался до канализационного отверстия. Звук стал громче. Но заглянув внутрь — ничего. Осторожность была лишней.

Я сунул руку. И что-то меня укусило.

Вспышка боли. Я выдернул руку, а на пальце болталась крыса, яростно грызя.

Я заорал и швырнул её о стену. Череп лопнул, как подгнивший плод, о плитку.

Я стоял, рука кровоточит, кровь смешивается с водой и размозжённым хламом.

Что было дальше... не стану описывать. Даже если бы захотел — не смог бы.

Разум мой сломался так, как никому не пожелаю понять. Иногда я осознавал себя — иногда казалось, будто управляет кто-то другой. Я перестал мыться. Перестал что-то подстригать. Стал есть крыс. Перестал чистить тараканов.

Прокушенный палец загноился. С полубезумным упорством я прикусил губы и отпилил его ножом. Обмотал культю туалетной бумагой. Держал как можно чище.

Но я не знал, сколько здесь нахожусь. Месяцы? Годы?

Я выглядел, как бездомный — а может, хуже. Но мне было всё равно. Я не понимал, что делаю.

И вдруг... случилось другое.

Я вошёл в новый туалет. И одна из кабинок...

Была заперта. Я застыл. Уставился на неё.

Это реально? Галлюцинация? Босой, в тряпьё, я подошёл.

Но не тронул. Не сказал ни слова.

Я вошёл в соседнюю кабинку. Встал между запертой и своей, прислонил лоб к стене.

И тогда услышал. Голос. Знакомый. Мужской. Сердитый, сбитый с толку, но до боли знакомый.

И я улыбнулся. Потому что знал этот момент. Я уже пережил его.

И хрипло, потрескавшимся голосом прошептал:

— Наконец-то... всё кончено.

Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit

Это перевод истории с Reddit

Вот уже почти девять лет я тружусь в системе управления движением MTA. Всё примерно так, как вы и представляете: смотришь на мониторы, фиксируешь смены сигналов, перенаправляешь поезда, когда возникает проблема. Мой пост — один из старейших, несколько этажей под Нижним Ист-сайдом: без окон, под мигающими люминесцентными лампами, в месте, где время о тебе забывает.

Несколько месяцев назад, из-за сокращения бюджета, меня перевели на ночные смены. Я не возражал. После полуночи здесь тихо: равномерный гул поездов становится ритмичным, входишь в поток — следишь за табло, убеждаешься, что пути свободны, слушаешь рации и ждёшь, когда утренняя смена тебя сменит.

Но примерно две недели назад что-то начало сбоить.

Сначала — мелочи: красный сигнал ни с того ни с сего мигал зелёным, на секунду; на пустом пути вспыхивал ID поезда. Глюки, думал я: старое ПО, допотопная проводка — удивились бы, сколько тут ещё техники из семидесятых.

А в прошлый четверг я увидел то, чему не мог найти объяснения.

Было 3:17. Большинство линий закрыли на ночную уборку, но путь 3 на станции Бауэри числился активным. Этого не могло быть: после 2:45 через Бауэри поездов не планировалось.

Затем я услышал его — тихий, но безошибочный звук тормозов, доносившийся через потолочные громкоговорители. Решил, что технический состав отклонился от графика. Такое случается. Однако, когда я вывел изображение с платформы, камера показывала лишь чёрный экран — не «снег», а пустоту, будто объектив закрыли. Пинг камеры ответа не дал.

И тут ожила старая аналоговая рация в углу, не работавшая столько, сколько я здесь. Она потрескивала пару секунд, а потом голос — без приветствия, без позывного — прошептал:

«Конечная. Всем пассажирам выйти».

Я застыл. Такое объявление делают, когда поезд заканчивает маршрут. Но поблизости по графику не было ни поезда, ни машиниста уже сорок минут, а в комнате я был один.

Я зафиксировал инцидент, как положено: «техническая неполадка, перекрёстные помехи». MTA обожает такие формулировки.

Следующей ночью всё повторилось.

3:14. Та же платформа. Тот же несуществующий поезд.

Только теперь монитор включился — и я увидел его.

В станцию вошёл состав R16, давно списанный в восьмидесятых. Выглядел безупречно, будто отполированный, с оригинальной эмблемой TA вместо MTA. Вагон был пуст. Ни машиниста, ни пассажиров. Поезд остановился с идеальной точностью, двери раскрылись и оставались открытыми тридцать секунд.

Свет внутри замигал — и камера погасла.

Через минуту старая рация снова зашипела:

«Отойдите от дверей».

Руки у меня дрожали. В ту ночь я не внёс запись в журнал.

На следующий день я копался в архивах и нашёл отчёт за 1974 год: поздним рейсом пропал поезд линии EE — шесть пассажиров, машинист, кондуктор. Исчез между Канал-стрит и Бауэри. Официально списали на «катастрофический электрический сбой» и тихо замяли. Угадайте, какой это был состав? R16.

Вчера ночью я решил не ждать. Взял кофе, вывел камеру Бауэри на экран за час до нужного времени.

Точно: в 3:13 система отметила занятость пути 3, огни на схеме мигнули, камера ожила — и поезд въехал, точь-в-точь как прежде.

Только в этот раз дверь открылась, и кто-то вышел.

Мужчина в костюме — взъерошенный, бледный. Он озирался, словно только что проснулся во сне, прошёл по платформе, заглянул в тоннель.

Потом посмотрел прямо в камеру. Прямо на меня. И улыбнулся.

Я схватил рацию, позвонил в Центральный, сообщил о нарушителе. Там отмахнулись: Бауэри запечатана, людей нет, поездов не будет ещё час.

Но я продолжал смотреть. Мужчина подошёл к стене, положил ладонь на техническую дверь — и исчез, будто шагнул в бетон.

Сейчас 2:51. Система только что прислала сигнал.

Путь 3. Бауэри.

Входящий.

Но на этот раз на схеме горят два индикатора активности:

Один — «TRAIN».

Другой — «CONTROL».

И второй… находится ровно там, где сижу я.

Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit

Это перевод истории с Reddit

Я НЕ заказывал эту картину. Сразу это уточню. Да, я был слегка подшофе, но не настолько пьян, чтобы случайно нажать «Купить сейчас» и обзавестись самой жуткой картиной, какую только видел. Как и многие, я люблю разглядывать в интернете вещи, которые никогда не куплю. В прошлом месяце это были дома на Zillow — недоступные мне особняки с бассейнами. В этом месяце — живопись. Если какая-то работа особенно цепляет, сохраняю картинку и ставлю её на рабочий стол. На этом моя «поддержка искусства» заканчивается.

Денег на оригиналы у меня нет, даже если бы я и захотел что-нибудь купить. А я не хотел. Тем более ЭТУ картину.

На полотне была фигура в условно-импрессионистской манере — будто «Крик» Мунка скрестили со стилем Рембрандта: тело тонет во мраке, а свет падает лишь на лицо. Самое страшное — это лицо: мясистое пятно света на почти чёрном холсте. Без черт. Неразличимое. Словно существо из кошмара.

Помню, как несколько минут смотрел на телефон, увеличивая изображение и пытаясь понять, почему эта почти-не-человечность так пугает. Даже через экран, даже без глаз я ощущал на себе её взгляд. Я сделал скриншот и отправил друзьям: «Это не самая жуткая вещь, какую вы видели?» Беседа быстро превратилась в обмен пугающими картинами: классические портреты мрачных детей, непропорциональных младенцев, немного Босха и так далее.

Перемотка на три дня вперёд. Возвращаюсь домой — на пороге свёрток, обёрнутый коричневой бумагой. Разрываю упаковку — и вижу ту самую картину. ИМЕННО её. Безликая мазня лица смотрит на меня с тёмного холста. Выглядит оно так мясисто, что, кажется, можно вдавить туда пальцы.

Разумеется, я решил, что это чья-то шутка. Но никто из друзей не признался. Разговор быстро перешёл в подначки о наведённом на меня проклятии — ещё одно «доказательство», что это чей-то гениальный розыгрыш. Честно говоря, мне самому показалось забавно, и я подыграл: повесил «проклятую» картину в гостиной. История должна была остаться мелкой забавной сноской: мол, гости заходят и спрашивают, что за жуть у тебя на стене.

Но…

Через неделю я сидел за столом, работал и вдруг, клянусь, услышал тихий шорох. И — знаете это чувство, когда боковым зрением улавливаешь чей-то взгляд? Ощущение было таким сильным, что я обернулся — и едва не закричал. У картины появились глаза… и они смотрели на меня. Клянусь Богом, она моргнула. Может, мне почудилось само моргание, но свежие мазки краски были явны: тёмные зрачки с крошечным бликом света.

Я, конечно, сфотографировал и скинул в чат. Друзья решили, что глаза дорисовал я. Действительно, вблизи было видно свежую краску поверх оригинала. «Ладно, кто из вас, шутников, лазил ко мне домой?» — написал я. Отнекивались все.

Наверное, розыгрыш, подумал я: друзья знают, где лежит запасной ключ. Но картина продолжала меняться. Сначала изменения были такими мелкими, что я их пропускал. Когда замечал — списывал на «таинственного художника», дорисовывающего детали на вечеринках. Со временем это стало почти нормой: время от времени появлялись новые штрихи. Мы шутили, гадая, кто же автор. (Позже друзья признались, что считали им меня.)

По-настоящему страшно стало, когда картина начала походить на меня. Однажды я проснулся, увидел на стене жуткий импрессионистский портрет собственного лица и решил: довольно. Снял полотно, дотащил до мусорного контейнера и выбросил.

Но вечером оно снова висело на стене. Я начал сомневаться в рассудке. Выкинул ещё раз. Утром картина опять на месте — и уголок её губ приподнят, будто она улыбается. Опаздывал на работу, поэтому просто развернул холст лицом к стене — пусть хотя бы не «смотрит».

Вернувшись вечером, я подумывал снова выбросить или сжечь её, но был вымотан. Полотно стояло лицом к стене, глаза не следили — я поужинал и целый вечер листал фотографии экзотических растений (новое увлечение). Решил разобраться утром. Перед сном заметил, что картина висит криво, выровнял и лёг.

Ночью меня разбудил оглушительный ГРОХОТ. Картина упала; рама треснула. Я перевернул её носком: холст порван… и пуст. Совершенно пуст.

И тут снова накрыло ощущение чужого взгляда. Я отступил в угол, оглядел диван, стол, кухню, окна. Откуда же? Сердце колотилось, когда — тук-тук-тук! — послышались быстрые шаги. Щёлк. Закрылась дверь спальни.

Я сразу вызвал полицию. Пока объяснял диспетчеру про картину и пропавшую фигуру, меня осенило: а вдруг это очередной этап розыгрыша? Кто-то из друзей уронил полотно и теперь прячется в спальне. Звучало абсурдно, но мои страхи — тоже. Диспетчер успокоила: наряд уже едет; думаю, она решила, что я под кайфом, но лучше перестраховаться.

Жду, на всякий случай беру кухонный нож. Обещаю себе не применять его, пока не убедюсь, что это не друг. Подхожу к двери, распахиваю её и, размахивая ножом, кричу.

У кровати стоял мой «отражение» — нет, не отражение, но выглядело именно так. Это был я. Только волосы растрёпаны, будто мазки недописаны, одежда представляла собой странную смесь всех моих вещей, словно художник не смог выбрать. Улыбка была слишком острой, глаза — тоже. Не-я посмотрел на меня и поднял руку. В ней был нарисованный вариант моего ножа.

— Чёрт, — выдохнул я.

— Чёрт, — повторили его губы.

Не знаю, кто бросился первым. Думаю, «рисованный» я: настоящий стоял как вкопанный. Следующее, что почувствовал, — тупой удар в живот. Из меня торчала рукоять нарисованного ножа, и там, где входило лезвие, сыпались хлопья краски вместо крови. Сработал инстинкт: я бился, как дикий зверь, резал и колол двойника снова и снова. Он раскрыл рот в крике, но слышен был только треск рвущегося холста. Он попытался ударить ещё раз, но мой последний взмах разорвал его пополам. Тело обмякло — остался лишь изодранный кусок полотна.

Из раны на животе хлестала кровь. Кажется, я потерял сознание. Парамедики рассказали, что нашли меня на полу, истекающим кровью, а сверху лежал холст, срезанный с разбитой рамы. Меня отправили на психиатрическую экспертизу: никаких следов посторонних. По версии полиции, я разозлился на картину, порвал её и в беспамятстве ранил себя ножом.

Когда я вернулся домой, картины, рамы и обрывков холста… не было. Ни следа. С тех пор я думаю: что было бы, если бы я не проснулся? Оно собиралось убить меня? Или затянуть в картину и занять моё место? Я уже не узнаю. Картина исчезла. Совсем. По крайней мере из моей жизни.

Но вот что странно: недавно друг прислал ссылку. Говорит, случайно нашёл на арт-сайте. Картина снова выставлена на продажу.

Ради всего святого, НЕ ПОКУПАЙТЕ.

Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit

Это перевод истории с Reddit

На месте черт лица торчали одни розетки.

Вместо высоких скул, карих глаз и симпатично поджатых губ — совершенно плоская металлическая поверхность, изрешечённая отверстиями.

Лицо моего парня походило на настенную электрическую панель или заднюю крышку телевизора.

Я закричала и, пошатнувшись, ударилась о полотенцедержатель в ванной.

— О, Бет! Господи! — донёсся голос Тима из крошечного динамика на его лице-розетке.

Он схватил мясистый овал, который сушил в раковине, и прижал его к голове. Послышались щелчки — он защёлкнул щёки на место.

Через секунды лицо снова было там, где положено. По крайней мере выглядело настолько нормально, насколько это возможно после подобного ужаса.

— Прости, что тебе пришлось видеть меня таким.

Я развернулась и бросилась прочь.

Инстинктивно кинулась на кухню и схватила нож: холодная рукоять прилипла к ладони.

— Бет, Бет, пожалуйста, успокойся… — Тим вышел ко мне с поднятыми руками. — Не нужно так реагировать.

Он держался подальше от блеска лезвия.

— Где Тим? — спросила я, глядя ему прямо в глаза. — Что ты сделал с Тимом?

— Бет, успокойся. Я — Тим. Я… всегда был таким, — он указал на линию челюсти. Я заметила крошечные углубления, где ещё мгновение назад крепилось лицо, — те самые ямочки, что принимала за старые шрамы от акне…

— Мне очень жаль. Я должен был рассказать раньше, сразу, как только понял.

Что, чёрт возьми, он несёт?

— Понял что?

— Что я не совсем… ну, не полностью органический.

Эти слова парализовали меня. Из всех возможных фраз «не полностью органический» звучала хуже всего.

Он молча кивнул.

— Знаю, звучит неловко. Но, как понимаешь, поделиться таким непросто.

Я долго смотрела на этого сутулого, извиняющегося человека, утверждавшего, что он мой парень, и нацелила на него нож.

— Объясняй.

— Объясню, только давай уберём нож. Дышим, садимся.

— Садись сам.

Хотя он явно боялся клинка, выглядел и вёл себя по-тимовски: те же блестящие глаза, тот же привычный изгиб губ. Не увидь я его лицо без кожи минуту назад — не усомнилась бы в его искренности.

Но я увидела. И инстинкт шептал: доверять нельзя.

Лицо-розетка.

— Я сяду, — послушно сказал Тим и поднял руки.

Он поставил складной стул в другом конце гостиной и сел на самый край.

— Вот. Сижу. Держу дистанцию.

Я отперла дверь и встала у выхода, не опуская нож.

— Реакция закономерная, — сказал Тим. — Но нам не обязательно так напрягаться. Я не монстр, я всё тот же. Я не причиню тебе вреда.

— Просто… объясняй.

Он глубоко вдохнул, медленно выдохнул.

— Хорошо. Начнём с основ. Во-первых: мы ненастоящие.

Я фыркнула.

— Мы?

— Не до конца уверен насчёт тебя, но подозреваю, что тоже. А я точно. Я подтвердил: я фальшивка.

По позвоночнику пробежал холод. Свободной рукой я ощупала место за челюстью: никаких вмятин.

— Фальшивка?

— Фальшивка. «Null». Я не настоящий человек. Во мне достаточно чужих воспоминаний, чтобы я верил, будто я плотник за тридцать, но на деле я фон — синтетический биороид.

Каждое его слово затягивало внутри тугую проволоку.

— Нашёл ещё нескольких таких, — Тим достал телефон. — Сценарий один: молодая пара в новой квартире, которую им не по карману…

Он дал словам повиснуть.

— О чём ты? Мы можем платить за квартиру.

— Бет. Я ни дня в жизни не работал.

— Что за бред?

Тим прижал ладони к лицу.

— Я прятал GoPro в одежде и писал всё. Прощаюсь с тобой утром, еду на лифте к паркингу. Но вместо уровня P1, где стоит машина, спускаюсь на P4 и запираюсь… в шкафу.

— Что?

— Что-то выключает моё сознание, и я стою там восемь часов, плюс «пробки». Потом память стирают.

— Что?

— Стирают и заменяют ложными воспоминаниями рабочего дня. Их-то я и пересказываю тебе вечером.

Мурашки по коже не проходили.

— Так не бывает.

— Не бывает? — вскочил он и ткнул виски. — Моё лицо снимается, Бет!

Я зажмурилась и прикусила язык, надеясь проснуться, но будить было неоткуда.

— Показать ещё раз?

— Нет. Пожалуйста.

— Понимаю. Это отвратительно. Я бездушный механизм.

Когда я открыла глаза, Тим сидел, уткнувшись лбом в ладони.

— И знаешь, зачем нас создали? — его голос стал пронзительным.

Во рту разлился медный вкус — я действительно прокусила язык.

— Для декора! Мы поднимаем стоимость квартир. Делаем всё популярным, нормальным, безопасным. Мы — живые объявления.

Я положила нож у двери, надела куртку.

— Неважно, кто ты, но я не декорация. Моё лицо не снимается.

Тим криво улыбнулся.

— Ты хоть раз снимала себя, когда выходишь из дома?

— Я постоянно выхожу.

— Так кажется. Но ты хоть раз записывала?

— Мы гуляли сегодня утром.

— И это единственный раз. Выходим только погулять по району… и знаешь, зачем?

Я накинула шарф.

— Чтобы поддерживать атмосферу этой джентрифицированной дыры. Мы анимированные манекены на фальшивой памяти, глянцевый скринсейвер.

— Неправда, — сказала я, открывая дверь. — Я гуляю для колена — врач сказал ходить.

— Оправдывайся как хочешь, но, скорее всего, каждый визит к врачу, каждая тусовка — имплант.

— Ты ошибаешься.

Он стоял с опущенными руками.

— Уверена?

— Да, — я провела пальцами за ушами.

— Щупай сколько угодно. Ты можешь быть другой моделью.

— Другой моделью?

— Дай взглянуть на затылок.

— Что?

— У некоторых швы лучше скрыты, но сзади всегда есть выемка.

Он медленно двинулся ко мне.

— Стой! — я подняла нож. — Не приближайся.

Он застыл, подняв ладони.

— Могу показать зеркалом или сфотографировать.

— Я тебе не верю.

Его лицо потяжелело.

— Клянусь, это правда. Хотел бы, чтобы было иначе.

Я не верила. Или не хотела. А может, после того как человек снял собственное лицо, верить невозможно.

— Я ухожу. Переночую в другом месте.

— Отель не спасёт. Им выгодно, чтобы ты сделала их место красивее.

— Я не скажу, где буду.

Он нервно рассмеялся.

— Ты когда-нибудь всматривалась в зеркало? Мы идеальная, банальная пара, роботы управляющей компании, созданные поддерживать «вайб». Подумай: чем ты занимаешься дома целыми днями?

Думать не хотелось.

Я вышла, держа нож наготове.

Он не последовал.

Я спустилась по пожарной лестнице.

Разрыв был тяжёлым.

Я забирала вещи только в его «рабочие» часы, чтобы не пересечься.

Он слал фото швов, уверял, что наши друзья «вечно в отпуске», что вся социальная жизнь — экраны, а мы роботы, созданные ходить и выглядеть мило.

Я называла его сумасшедшим. Убедила себя, что «лицо-розетка» — галлюцинация. Его паранойя исказила мои воспоминания, вот и всё.

Он пытался утянуть меня за собой, но я не позволила. После множества перепалок послала его к чёрту и заблокировала во всех мессенджерах.

Пять месяцев спустя он нашёл новый номер и прислал последнюю серию сообщений.

Управляющая компания, мол, собиралась «вывести его из эксплуатации»: нашу квартиру продадут настоящей паре.

«Моя симуляция отработана. Скоро меня уберут в шкаф на P4».

Я ответила: «Чувак, прекрати. Ты не робот. Обратись за помощью».

Скинула ссылки на службы психологической поддержки и снова заблокировала.

Сейчас мне гораздо лучше.

Я нашла нового мужчину и переехала в другой район. Мы живём в одном из новеньких небоскрёбов в центре.

Квартира просторная, всё рядом. Такую мы бы с Тимом не потянули.

Тайлер — сантехник со своей фирмой. Он даёт мне время освоиться.

Я рассылаю резюме и болтаю с Кирой и Стейси — они в Барселоне. Когда вернутся, устроим эпичную девичью ночь.

Жизнь здесь намного лучше. Куда спокойнее.

Тайлер держит меня за руку, когда мы совершаем вечерние прогулки. Больше всего мне нравится проходить под длинным водопадом у главного входа.

Под струями мир становится сияющим, мерцающим силуэтом, будто готовым раскрыть своё волшебство.

Так красиво.

Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit

Это перевод истории с Reddit

— Ты бы предпочёл убить кого-нибудь ложкой или ножом для масла?

Это был лишь один из целой серии странных вопросов. Казалось, доктор Макдонах оценивал не столько мои ответы, сколько реакцию на них.

Мне не нравилась его улыбка: слишком широкая, слишком… отрепетированная, будто он проделывал этот номер бесчисленное количество раз. Но за этой ослепительной маской таилось нечто иное, неуловимое — личность, которую, по моему опыту, прячут не без причины.

Впрочем, мне было всё равно: я пришёл исключительно ради вакансии.

— Как эти вопросы связаны с моей должностью? — спросил я.

— Они просто помогают нам получше узнать друг друга, — снова расплылся в улыбке доктор. Похоже, он уловил моё недоумение, потому что добавил: — Ладно. Полагаю, вы хотите узнать о самой работе.

Я кивнул.

— Компания построила небольшой экспериментальный городок в секретном месте штата Орегон. Назвали его Эшфилд.

— Звучит гостеприимно.

— С вашим опытом вы станете начальником охраны. Работа простая: патрулировать улицы, проводить переклички, задерживать нарушителей, не выпускать никого без должных документов и прочее.

— У меня нет соответствующей квалификации. Я не полицейский.

— Она и не нужна. Считайте это престижной охранной должностью.

Компании любят переименовывать вакансии во что-то «крутое», скрывая низкую зарплату и гору обязанностей. Но здесь всё выглядело серьёзно. Даже если бы я не тонул в долгах и не был в чёрных списках охранных фирм, предложение стоило бы обдумать.

— Сколько продлится эксперимент?

— Сто дней с момента прибытия в Эшфилд.

— Какова его цель?

— Эта информация закрыта и для вас, и для испытуемых. Внутри Эшфилда действует принцип «знать только необходимое». Получили приказ — выполняете без вопросов. Жёстко, но утечек быть не должно.

Я понимающе кивнул, хотя поспешность затеи и эта искусственная улыбка продолжали настораживать.

— Мне нужно подумать.

— Когда дадите ответ? — голос доктора натянулся, будто он тянулся к чему-то недосягаемому.

— Пару дней.

— Только учтите: на место уже выстроилась очередь бывших военных и сотрудников спецслужб. Конкуренция серьёзная.

Так и слышалось: «Такой, как ты, не потянет». Но в его настойчивости сквозила нужда. Похоже, он блефует.

— Почему не взять кого-нибудь из них?

— Мы изучили ваше прошлое и уверены: с психологической точки зрения вы идеально подходите. Вы напористы, но умеете сочувствовать. Когда люди сто дней отрезаны от внешнего мира, им не нужен амбал с дубинкой. Им нужен сильный, но человечный лидер, которому можно доверять.

Он намеренно перешёл на имя, пытаясь сблизиться.

— Знаю, лесть на вас не действует, поэтому компания предлагает бонус. — Макдонах выдвинул ящик и положил передо мной документ.

Цифры заставили меня замереть. У каждого есть цена, и моя была куда ниже этих пятизначных сумм.

— Завершите эксперимент — и надолго забудете о работе, — обнажил он свою рекламную улыбку.

Проезд компания организовала сама. Три пересадки самолётов, автобус и фургон — и вот я в Эшфилде.

Доктор говорил, что город построен недавно, и я ожидал грунтовок и картонных фасадов. Но я недооценил ресурсность компании: место казалось реальнее любого провинциального городка США.

Искусственность выдавали лишь высокие стены, однако их прикрывали лесистые холмы. Я видел, как люди таскали коробки в дома, делали записи, что-то объясняли испытуемым. Водитель довёз меня до охранного поста и посоветовал обратиться к дежурному. Вся мнимая дружба, возникшая за четыре часа пути, испарилась, как только дверь захлопнулась и фургон рванул с места.

Внутри меня встретил парень в форме.

— Крис Чемберс?

— Да.

— Трэвис Бейкер. Добро пожаловать домой, сэр. — Лицо у него было бескомпромиссное, как у ротвейлера: бесценно в опасности и мучительно скучно в тишине.

Впрочем, я сам из таких.

— Работы много. Знаешь, с чего начать? — спросил я.

— В офисе охраны лежат бумаги. Там всё расписано.

Рация Бейкера зашипела, его куда-то вызвали, и он ушёл, пообещав, что рад работать вместе.

Я швырнул сумку на пол и прошёл в офис. Сел за стол и взглянул на мониторы: камеры показывали каждый уголок Эшфилда. Люди суетились, обживаясь; изредка проезжала машина.

Хотя все были в гражданском, властная осанка выдавала сотрудников компании, а скованные кивки — испытуемых.

Я взял верхнюю папку.

«Добро пожаловать в Эшфилд, население 46».

После длинных хвалебных речей о компании я перелистнул к разделу «ПРАВИЛА ОХРАНЫ. НАИВЫСШИЙ ПРИОРИТЕТ».

Первое: комендантский час в 22:00. Нарушителей провожать домой; при повторных случаях — штрафовать или задерживать по усмотрению.

Второе: перекличка испытуемых каждый день в 7:00 и 19:00.

Третье: все испытуемые обязаны являться на клинические процедуры в медцентр Эшфилда (адрес — стр. 23). Неявка — нарушение контракта, немедленное задержание.

Четвёртое: о любых странных происшествиях докладывать по номеру на городском телефоне.

«Странные происшествия»? Здесь всё странно. Решил уточнить позже.

Пятое: запоминайте их лица.

Нахмурился. Чьи именно? Испытуемых? Но вопросов задавать мне платят слишком щедро.

Шестое: испытуемые подписали согласие провести здесь сто дней. Им будут вводить препараты, действие которых до конца не изучено, поэтому выход наружу запрещён. Среди участников есть «кроты», проверяющие нас. Вы не узнаете их в лицо.

Также пояснялось, что многие явления в Эшфилде могут казаться противозаконными, но всё согласовано с участниками. При сомнениях звонить по телефону.

Подняв глаза, я сразу заметил такое «явление»: камера транслировала женщину в душе. Чёрт, наблюдение даже в ванных. Жёсткое вмешательство в личное, но я напомнил себе: здесь ещё много чего покажется ненормальным.

Прочитав бумаги, я официально приступил к работе.

В первый день я познакомился с «жителями». Чтобы сохранить иллюзию нормальной жизни, каждому выдали фиктивную должность. Вместо классического 9–17 их рабочий день длился с 12 до 16 — или столько, сколько они сами были готовы играть. Они ходили в магазин, ресторан, к врачу, механику.

На самом поверхностном уровне всё выглядело обычно. Убери стены — и случайный путешественник, заехавший за бензином, не заподозрил бы подвоха. Но искусственность всегда маячила в периферии взгляда.

Испытуемые, кажется, наслаждались игрой. Они с лёгкостью перевоплощались в футбольных мам, пригородных пап, затворников, соседей. Но стоило приглядеться — и маска трескалась.

Я не играл. У меня была настоящая работа, и кураторы эксперимента полагались на меня. Я собирался оправдать доверие.

Только вот лёгкие деньги оказались вовсе не лёгкими: на пятое утро началось странное.

Мы с Бейкером проводили утреннюю перекличку перед медцентром. Народ был особенно вялый — почти никто не разговаривал.

— Шеф, что-то не сходится, — сказал Бейкер, вернувшись.

— Что?

— Сорок один человек.

Я уставился на него.

— Пересчитай.

— Уже трижды. Сорок один.

В этой работе привык доверять напарнику, но я толком не знал Бейкера. Вдруг он племянник высокопоставленного врача?

— Иди на пост, я сам пересчитаю.

Я насчитал сорок одного. Этого не могло быть: население Эшфилда — сорок, не считая шестерых охранников. Всегда было сорок.

Я пересчитал ещё раз, всматриваясь в лица. Запоминайте их лица. Может, кто-то из охраны затесался?

Опять сорок один.

К тому моменту зевки и переминания заметно участились. Я по рации велел Бейкеру звонить в штаб. Минуту спустя он доложил: начальство разрешило начинать процедуры. На вопрос о «лишнем» человеке они лишь поблагодарили за сообщение.

Приказ есть приказ. Я дал толпе войти. Вернувшись на пост, пролистал список испытуемых: сорок один.

На первой странице правил теперь значилось: «Добро пожаловать в Эшфилд, население 47».

Лучше бы на этом всё закончилось, и я мог списать происходящее на собственное безумие. Но, как водится, это было лишь начало кошмара.

Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit