CreepyStory + Инопланетяне

Глава семейства опустил коробку с пазлом на стол и внимательно рассмотрел картинку — ничего примечательного: окраина города, панельные пятиэтажки и огромный кусок почти однотонного голубовато-серого неба. Лёха тяжело вздохнул, вспомнив, как ещё до свадьбы вместе с Натой мучились с такими же одинаковыми небесными полотнами. Искали по полчаса одну-единственную деталь.

Он раздвинул кухонный стол и начал с краёв картинки. На удивление процесс пошёл очень быстро. Лёха не заметил, как пролетел целый час.

— Что ты делаешь? — раздался возмущённый голос жены.

— Я? Н-н-ничего, — напрягся он, ожидая очередной ссоры.

— Ты собрал неправильно! — воскликнула Ната, смахивая рукой часть деталей. Рисунок действительно чуть не совпадал: небольшой выступ снизу портил ровную картину неба.

Уже вдвоём они стали собирать бесцветные панельки, но чем дольше шёл процесс, тем сложнее становилось. Однако они не сдавались — азарт полностью их захватил.

Из другой комнаты вновь раздался плач малыша, но в этот раз родители не обратили на него внимания. Может быть, из-за того, что им надоело постоянно быть родителями, а может, просто потому что давно вот так вдвоём не проводили время вместе. Кто знает?

***

Прошло несколько дней. На мобильных было множество пропущенных звонков — с работы, от родственников и друзей. В какой-то момент телефоны просто «сдохли» — закончился заряд.

Иногда кто-то звонил в дверь, потом громко стучал, но хозяева не отвечали, увлечённо собирая пазл. Так прошло несколько месяцев.

В какой-то момент Ната отвлеклась, посмотрела на коробку и ахнула:

— Тут не шесть тысяч деталей, а шестьдесят тысяч. Видимо, я неправильно увидела в первый раз…

Лёха поднял взгляд, обрамлённый синими мешками недосыпа, на неё, но ничего не понял. Лишь продолжил своё дело.

Малыш рос. Теперь ему приходилось самому добывать пищу. Слава богу, в квартире завелись мыши. Он начал охотиться на живность, кидая остро заточенные карандаши. Двое странных людей, склонившихся над столом, вызывали у него лёгкое беспокойство, но не более того.

Через пятнадцать лет Лёха случайно взглянул на коробку:

— Ты ошиблась, — устало сказал он, — не шестьдесят тысяч, а шестьсот…

Ната промолчала. Её одежда теперь больше походила на рваное тряпьё с помойки. Ногти обломаны, а вместо волос — седой лохматый кокон.

Пазл они собирали уже на полу. Он тянулся из кухни по коридору, потом в другую комнату, точно повторяя всю планировку их квартиры. Они бы удивились этому, если бы смогли отвлечься от процесса.

За эти годы их сын превратился во взрослого мужчину и тоже стал помогать родителям в сборке. Пазл перестал помещаться в квартире, и они открыли входную дверь.

Вскоре весь мир присоединился к собиранию огромного на шесть квинтиллионов кусочков пазла. Картинка шла уже по улицам и площадям, из одного города в другой, через леса и поля. Его одновременно собирали в Москве, Риме, Париже, Нью-Йорке, Рио-де-Жанейро — везде, где есть люди. И никто не мог заняться чем-либо другим.

***

Всё это время над планетой Земля висел небольшой космический корабль. Два серых инопланетных существа разговаривали друг с другом на непонятном обычному человеку языке.

— Я же говорил, что получится! — воскликнул первый. — А ты всё не верила! Кто теперь прав? Главное — было их чем-то увлечь: немного краски, подавляющей волю, самовоспроизводящиеся кусочки пазла — и вот! А ты всё — нет, давай лучше обрушим армию роботов, похожих на огромных пауков. Или пусть луна на них упадёт. Или ещё что…

— Ладно, ты был прав, а я была не права. Теперь доволен? — ответила инопланетянка.

— Ну ты погляди! Наконец-то! — инопланетянин аж подпрыгнул на месте и закружился вокруг своей оси. — Я дождался этого дня! А знаешь, что самое гениальное в моей задумке?

— Что? — она невольно закатила третий глаз.

— Они… НИКОГДА… не найдут последний кусочек пазла!

— О как! Где же он?

— Я спрятал его в кармане женщины! — довольно рассмеялся он.

Инопланетянка восхищённо прошептала:

— Ого! Ты так невероятно жесток! Обожаю тебя!

— Да, я такой, — улыбнулся он, показав все свои сто двадцать шесть острых зубов. — Они столько потратят времени, и ради чего? Незавершённость сведёт их всех с ума, а мы спокойно захватим планету!

Автор: Вадим Березин

ТГ: https://t.me/vadimberezinwriter

– Вас же вроде интересует, как распространяется зараза? Чтобы понять, как её остановить. Всё правильно понимаю?

– Да, верно, – доктор сложил перед собой руки и глубоко вздохнул, – итак… Значит, первые признаки были у всех. Причём, вспышка проходила довольно быстро. Но не у вас. Так?

– Нет. Вы меня не слушаете! – Семьдесят Первый ударил кулаком по столу. – Говорю же, у меня тремор был. И чем это вам не признак? – клон кивнул на свою руку.

– Действительно… – доктор внимательно посмотрел на круглые пятна на руках клона и непроизвольно отодвинулся подальше, будто зараза могла передаться просто по воздуху. – Но почему же вещество из амулета пощадило именно вас?

– Киселёвская по тремору поняла, что со мной что-то не так. И она сказала, что мой организм не даёт заразе охватить тело. Я чувствовал, как нечто ползает под кожей. Пытается пробраться наружу. По станции активно распространялся вирус. Но я, похоже, прочнее всех. Голова оставалась целёхонькой, а тварь оказалась заложником моего тела.

Пункт 3. Распространение

Они бежали по мигающему красными огнями коридору. Киселёвская вытирала платком кровь с глаз и то и дело покашливала, отхаркивая ещё больше крови. Семьдесят Первый обеспокоенно поглядывал на неё, но – не в силах исправить ситуацию – продолжал бежать. Пробегали мимо капсул, из которых исходили громыхания и крики. Но даже самые жалостливые стоны их не останавливали.

Затормозили Семьдесят Первый и Киселёвская у двери в главный кабинет доктора Седовского. Каждый свой короткий визит он располагался именно здесь, поскольку в этом помещении самые прочные стены, шумоизоляция и сильная защита. И в главном кабинете доктора покоился его основной клон. Киселёвская достала электронный ключ, который Седовский доверял только ей. Она взглянула через плечо вглубь коридора – пока ещё пустого – и посмотрела своими кровавыми глазами на клона.

– Послушай, – она была всё ещё пугающе спокойной, как если бы ждала этого часа всю свою жизнь, – ты давай иди. Закройся. Я постараюсь увести их. Дверь прочная, но кто знает, насколько сильны эти твари.

– Нет! Нужно держаться вместе.

– Посмотри на мои глаза.

– Но я же всё равно тоже что-то подцепил.

– Ты отличаешься. Возможно, спустя семьдесят регенераций твой организм стал более устойчивым. Ты прости, но мы же использовали тебя для самых опасных заданий… Быть может, эта дрянь хочет захватить наши тела и использовать их как сосуды, чтобы спокойно перемещаться по Земле. Ты же стал для неё тюрьмой.

В коридоре послышался странный звук. Будто шелест сотни тысяч сухих листьев на осенних деревьях. Киселёвская разблокировала дверь и отдала Семьдесят Первому ключ. Клон попытался схватить её за руку, но она отпрыгнула от него, как от прокажённого.

– Лучше не трогай меня. Не рискуй, – нахмурилась она. – Запоминай всё, что я тебе скажу. Это твоя инструкция, которой ты должен придерживаться при любом раскладе. Из-за тревоги в какой-то момент прилетит подмога. Ты должен предупредить их, что входить на станцию без защитных костюмов опасно. Заражённые могут захватить корабль и улететь на Землю. Твоя вторая задача: выжить. Ты можешь… понадобиться для исследований. Поможешь нашим справиться с потенциальной угрозой. А твоя защитная реакция на вещество откроет новые способы лечения болезней. Надеюсь на это. Надеюсь, всё это не зря.

Из глаз Киселёвской всё ещё текли красные реки. Семьдесят Первый подорвался было подойти, но она жестом его остановила.

– Я как главная исследовательница центра приказываю тебе. Так что не вздумай ослушаться и помогать мне и кому-либо ещё на этой станции. Слишком поздно.

Из ноздрей Киселёвской полезли маленькие белые прутики. Она это почувствовала, поэтому тут же прикрыла нос. Киселёвская коротко посмотрела Семьдесят Первому в глаза и, больше и словом с ним не обмолвившись, ушла прочь дальше по коридору. Оставила за собой только кровавый след и холод в сердце клона от своего печального прощального взгляда.

*

Доктор Второй взглянул на входную дверь. Никто в неё не ломился, шума не было слышно. В кабинете достаточно спокойно и тихо, даже слишком спокойно для погибающей в хаосе безумия станции. Доктор нервно постучал пальцами по столу и холодно посмотрел на Семьдесят Первого.

– Значит, из живых мы теперь одни? А у вас в теле опасное инопланетное существо, с любовью переданное дочерью отцу?

– Всё так.

– А вы не думали, что организм из амулета Бурьянова просто использует вас? Вы живы только потому, что стали главным хозяином. А все остальные – лишь личинки этой, скажем, пчелиной матки. Как считаете? Подумайте, Семьдесят Первый, откройте наконец-то глаза.

Семьдесят Первый ощупал своё лицо. Оно было пусть и холодным, но сухим – ни слезинки. Клон огляделся, надеясь найти в кабинете хоть что-то, что могло объяснить обеспокоенность доктора.

– Не понимаю, к чему это всё? Так вы мне поможете, док? Поможете?

Доктор неожиданно улыбнулся, а его кожа посерела. Некогда пухлые и розовые щёки провалились, отчего скулы стали острее ножа. Волосы посыпались на стол, нос отвалился и упал на колени. Зрачки доктора побелели, а из ушей потекла гниль. И он всё продолжал улыбаться – своими тонюсенькими, иссохшими губами.

В груди Семьдесят Первого вспыхнула тревога, охватившая сердце ледяным пламенем. Руки вновь затряслись, а горло наполнилось жгучей горечью.

– Крепкий сосуд, – доктор заговорил металлическим голосом. Язык был не знаком Семьдесят Первому, но почему-то он понимал его, – какой крепкий сосуд. Замечательно.

От страха Семьдесят Первый зажмурился. В темноте вспыхнули картинки с незнакомыми воспоминаниями. Клон пережил этот момент не единожды, но раньше всё было по-другому. Никакого амулета Маруси. Киселёвская и Бурьянов втайне от начальства уговорили группу других исследователей не проходить очистку и пронести лунный липкий организм на станцию – тогда и началось заражение. Снова вспышка. Перед глазами клона пронеслись альтернативные события. И в карусели сюжетов повреждённого мозга он пытался выхватить правду, как всё было на самом деле.

Клон открыл глаза и захотел закричать. Но не смог – во рту торчала толстая белая трубка с пульсирующими красными венами. Клон осмотрелся и обнаружил, что он висит высоко над столом в кабинете доктора. Его ноги и руки стягивали трубки поменьше, которые росли из него самого. Концы трубок присосались к стенам, и клон – подобно Витрувианскому человеку – висел над полом с раскинутыми руками и ногами. Как муха, попавшая в паутину.

– Повторяю ещё раз, – в приёмнике на столе прозвучал шипящий голос. Клон посмотрел на прибор и увидел у стола на полу иссохший труп доктора, – производим стыковку. Будьте внимательны.

Семьдесят Первый попытался вырваться из крепких узлов, но всё безуспешно. Он кричал, но крик заглатывалаобразовалась кучка из человеческих прогнивших останков и обглоданных костей. А у стола неподвижно стояли мёртвые тела, вместо голов которых извивались белые трубки. В этой толпе Семьдесят Первый узнал белую форму с бейджиком «Доктор Киселёвская».

Клон визжал, дёргался и беспомощно слушал, как спасительный корабль стыкуется со станцией. Его глаза чуть не повылезали из орбит, когда в коридоре послышались топот тяжелых сапог, автоматные очереди и истошные вопли. С каждым движением клона трубки на руках и ногах стягивались всё крепче, оставляя мухе всё меньше шансов на побег. А когда трубка во рту вдруг начала извиваться, по телу разлилось упоительное тепло. Глаза Семьдесят Первого в один миг закрылись, и приглушённые крики обратились страшным, но смутным кошмаром.

*

В ушах зазвенело. Семьдесят Первый поморщился от ослепляющего света кабинета. Он ощутил неприятный зуд на руках. Точнее, на единственной руке, которая у него осталась после бесчеловечных экспериментов доктора Киселёвской. Клон терпел, не хотел раньше времени обращать внимание дока на красные круглые пятна.

– Что ж, присаживайтесь, – голос доктора казался мягким, успокаивающим. – Много проблем от вас, Семьдесят Первый. Не так ли?

– Есть такое.

Канал в Дзене: https://dzen.ru/id/626d53a96876aa21dee7e7be?share_to=link

Истории в Telegram: https://t.me/Eugene_Orange

– И что же было потом? Расскажите.

– Ну, конечно, – Семьдесят Первый хитро улыбнулся. В этот момент ему показалось, что он испытывает те же, вполне человеческие чувства, которые испытывал к нему Бурьянов. Когда Бурьянов ещё был собой и мог хоть что-то испытывать, – вы и не представляете, что было. Как и прочие вспомогательные клоны, дрыхли в капсуле сна.

– Не будем об этом.

– Как же не будем? И совсем не пугает тот факт, что Седовский охотнее потратит годы на создание своего совершенного клона – а не таких дешёвок, как я, – чем разок сам хотя бы на недельку здесь застрянет?

– Итак, – доктор Второй робко взглянул на Семьдесят Первого, вновь окунулся в журнал и глубоко вздохнул, – всё-таки вернёмся. Контакт был установлен. Бурьянов, как указали в отчёте очевидцы, вышел из-под контроля. Написали, что его не сдерживали и ремни.

– Да, сначала облевал их остатками еды и кровью, а затем раздулся так, что те сами и треснули. А что потом, вы знаете из отчёта.

– Ещё подберёмся к этому. Давайте поговорим лучше о первых признаках.

– Как скажете, док.

Семьдесят Первый закинул руки на стол. Кожа была покрыта красными кругами – большими и маленькими. На некоторых кружках повыскакивали телесного цвета волоски. Они извивались и одним своим видом гипнотизировали доктора.

Пункт 2. Первые признаки

– Мне нужно его увидеть!

– Семьдесят Первый! – Киселёвская держала клона за плечи и не давала пройти в отсек исследований. – К нему сейчас нельзя!

– Пропусти! ПРОПУСТИ, СУКА! – Семьдесят Первого передёрнуло, как если бы током шибануло. У Киселёвской от удивления округлились глаза. – Простите…

– Объясни, чего тебя к нему так тянет?

– Я не знаю, – клон почёсывал руки, – но мне нужно. Можете просто показать. Через окошко. Я хочу убедиться, что с ним всё хорошо.

– Боюсь, – Киселёвская недовольно нахмурилась и двумя пальцами помассировала висок, – не всё с ним хорошо.

– А с вами?

– Нормально, – она зажмурилась, – мигрень от этих ваших разборок. Так, слушай. В окошко посмотреть можешь, раз так хочешь. Но уясни вот что: одно неверное движение, просто потянешься открывать дверь, и я не побрезгую воспользоваться шокером.

– Вас понял. Согласен.

Они с трудом миновали коридор. Киселёвская то и дело останавливалась, чтобы отдышаться. И всякий раз, как Семьдесят Первый интересовался её самочувствием, она лишь рявкала на него, ссылалась на головокружение и приказывала идти дальше.

Добравшись до исследовательского отсека, Семьдесят Первый нетерпеливо подпрыгнул и одним рывком приклеился к большому круглому окну в двери. Киселёвская и не подумала пригрозить шокером – так устала добираться до отсека, что сил оставалось только лениво плестись следом.

Семьдесят Первый не мог оторвать глаз от окна. Внутри творилось нечто невообразимое. Бурьянов был привязан к кушетке ремнями. Из его глаз лились бесконечные потоки крови. Он змеёй крутился на кушетке, силясь вырваться на свободу. Из глотки вырывались странные слова на неизвестном языке. Вокруг столпились белые халаты с изумлёнными потными лицами. В руках они крутили колбочки с жидкостями, вертели шприцы – а один даже вытащил из ящика с хирургическими инструментами скальпель.

Тело Бурьянова раздулось – как рыба фугу, инженер своими габаритами порвал ремни и вскочил с кушетки. К нему подбежал крепко сложенный санитар, но Бурьянов отбросил его к стене. Метнул дикий взгляд на дверцу с окном и кинулся к ней. Прислонился к двери – кровавые слёзы продолжали литься, один глаз потёк – и заорал. Невыносимо громко – вот-вот, и окошко разлетелось бы на мелкие осколки.

– Это всё он! – лицо Бурьянова утопало в крови, а один глаз уже почти полностью вытек, но Семьдесят Первый всё равно ощущал на себе жжение от его взгляда. – Он принёс эту дрянь! Клон ненавидит нас, хочет истребить! Убейте его!

У Семьдесят Первого затряслись руки и застучали зубы. Киселёвская сразу это заметила, но поворачиваться к клону не стала. Она неотрывно следила за тем, как по щеке Бурьянова, пока тот что-то яростно объясняет уже вновь на непонятном языке.

– У тебя тремор, – она была пугающе холодна и спокойна, – как я и думала. Передаётся при близком контакте.

– Неужели это всё я? – Семьдесят Первый злился, то ли на себя, то ли на всю вселенную. – Я же прошёл очистку. Нет, не верю, это всё он. Подцепил гадость какую на Луне-17.

– Не думаю, – Киселёвская посмотрела себе под ноги, – на самом деле он не выходил сегодня наружу. А медальон на его шее… Пару часов назад мне показалось, что медальон уменьшился. А теперь его вовсе нет. На нём просто… верёвочка. Медальон ему подарила дочь – совсем недавно, из камня, который она нашла во дворе дома после метеоритного дождя. Полагаю, в атмосфере Земли вещество затвердело. А здесь оно размякло, развилось и проникло в его организм.

Бурьянова пытались оторвать от двери санитары. Но он как намертво приклеился. Свирепо смотрел на Семьдесят Первого единственным глазом, который под давлением невиданной силы постепенно выталкивался из черепа. А клон глядел на него и вспоминал, как буквально вчера инженер хвастался своей доброй и внимательной дочерью. Он не знал, кусок метеорита это был, ещё какое вещество или просто камень, но понимал – дочери амулет казался особенным. Клон же считал, что камнем Маруся хотела привлечь внимание отца – чтобы он остался дома и помог ей разобраться в вещице. Но Бурьянов просто просверлил дырку в камне, проделал в неё верёвку и улетел.

– Значит, – Семьдесят Первый тщетно пытался унять тремор, – это вещество отсюда, с Луны-17?

– Необязательно. Просто нами ещё не исследованный живой металл, который без должной защиты твердеет на нашей планете. На планете, где можно попить чай… Буду скучать по ней. По чаю. Собакам. Книгам.

– Вы о чём?

– Должна тебе признаться. Инженер Бурьянов был со мной, поэтому я точно знаю, что подцепить заразу на Луне-17 он не мог. Мы… несколько больше, чем просто коллеги.

Киселёвская, наконец, повернулась к клону. В её покрасневших глазах полопались сосуды, а по щекам текли кровавые слёзы. У клона от ужаса отвисла челюсть.

Тут Бурьянова за окошком затрясло. По щеке сполз второй глаз, а из багровых глазниц выскочили маленькие белые трубки, испещрённые красными пульсирующими венками. Такие же трубки, но поменьше вылезли из глотки инженера, а затем пучки этих тварей взрывом возникли из ушей и ноздрей. Они извивались, как щупальцы маленьких осьминогов. Дрянь внутри стремительно росла, расширялась, а голова под давлением раздувалась. Не прошло и минуты, как башка лопнула, а вместо неё возник рой из белых трубок с красными венками. Тело инженера обмякло, его руки болтались мёртвым грузом, однако ноги послушно держали разрастающееся инопланетными соцветиями тело.

Санитары и доктора, испугавшись, попытались спрятаться по углам, но трубки – как живые и разумные существа – выследили и настигли каждого. Они присасывались к лицам и выкачивали жизненную энергию. Отклеившись, трубки оставляли на лицах кусты своих маленьких копий. Некоторые твари яростно отрывали лица жертв, и в кровавом месиве кусты росли только быстрее. Во все стороны разлетались кровавые ошмётки, а белые прутики уже тянулись к двери. По стенам скользнула рябь, а дверь затрясло. По коридорам космической станции волнами полились кричащие звуки сигнала тревоги.

Продолжение: Белая паутина. Часть 3. Финал

Канал в Дзене: https://bit.ly/44yEvhAhttps://dzen.ru/id/626d53a96876aa21dee7e7be?share_to=link

Истории в Telegram: https://t.me/Eugene_Orange

Семьдесят Первый, наконец, вошёл в капсулу доктора Второго. Дверь за ним зашипела и закрылась. После каждого закрытия двери следовали шипение, дымок и холодок. Не нравился ему этот холод. Семьдесят Первый плюхнулся на белоснежный стул и закинул руки на белоснежный стол. В плече вспыхнула острая боль, но он сделал вид, что ничего не почувствовал. Привычка такая – делать вид, что ничего не чувствует.

– Вам не больно разве? Стычка с инженером Бурьяновым вышла знатная.

– Да ладно вам, пустяки.

Доктор Второй протянул Семьдесят Первому чистый платок. Исследователю жест показался очень странным, ведь он уже смыл всю кровь с лица, ему и швы наложили. Но всё равно принял платок и приложил его к губам. Такой мягкий, нежный платок. Давно Семьдесят Первый не прикасался к чему-то более мягкому. По телу разлилось тепло.

– Спасибо.

– Да ладно вам, дорогой Семьдесят Первый, пустяки.

Семьдесят Первый хотел ему вмазать. Да так, чтобы кровавые брызги окропили белые стены кабинета. Слишком много белого. Лунный исследователь старался изображать спокойствие, но доктор не верил – недоверчиво щурился и что-то постоянно записывал в маленький блокнот.

Семьдесят Первый сжал кулаки, его вены набухли, а в жилах текло что-то невыносимо горячее. Он чувствовал, как организм тлеет изнутри. Говорил с доктором сквозь зубы. Нужно было делать вид, будто не больно. Будто не страшно. Будто не хочется разорвать доктору пасть, вырвать его позвоночник и разрезать окровавленным хребтом себе глотку.

– Допрашивайте уже.

– Некуда спешить, дорогой мой. Некуда, – он плавно указал рукой на иллюминатор, в котором в бесконечной синей тьме сверкали звёзды.

– И всё-таки. Я бы хотел полежать.

– Вы проспали здесь у меня по меньшей мере сутки. Неужто мало?

Мало. Ему было мало. Не Семьдесят Первому. А ему – тому, кто скользит по костям и прожигает плоть. Тому, из-за которого в висках пульсирует кровь. Семьдесят Первый не ответил на вопрос доктора. Он встал и подошёл к иллюминатору, потому что очень хотел увидеть Луну-17. Но перед глазами расстилалось только синеватое полотно в белых пятнышках. Будто специально доктор устроил досмотр именно здесь.

– Зачем вы меня вызвали, – наконец, заговорил Семьдесят Первый, – меня же уже осмотрел медбрат. Должен был всё вам доложить.

– Так вы же сами ко мне и пришли. Забыли? Но, признаться, мне важно лично поговорить с вами, задать кое-какие вопросы.

– Доложите доктору Седовскому?

Доктор Второй поморщился. Он всегда нервничал, когда при нём упоминали доктора Седовского. Эта фамилия напоминала врачу о его значимости, о том, что она относительна – ничтожна по сравнению с тем, что представлял из себя Седовский. А Семьдесят Первому нравилось в любом удобном случае дразнить доктора, потому что ему не с кем себя было сравнивать.

– Конечно, доложу, – ухмыльнулся доктор, – как и всегда. В еженедельном отчёте. Спасибо, что вновь напомнили.

– Как тут не напомнить, – лицо Семьдесят Первого было каменным, непроницаемым, – ведь им там, на синем шаре, важно всё знать.

Семьдесят Первый вернулся к столу, но садиться не стал. Он крепко взялся за спинку стула и посмотрел доктору в глаза. Тот воспринял это как сигнал – тут же открыл журнал перед собой и взял ручку.

– Расскажите мне всё по порядку. Начнём с контакта.

Пункт 1. Контакт

По среднему земному времени пять часов и одна минута. Семьдесят Первый сделал отметку в электронном устройстве у себя на запястье: «Участок С. Найдены залежи энергетически ценных пород. Рекомендовано: установка купола с поддержкой подачи воздуха для продолжительных исследований и сбора». Семьдесят Первый нагнулся, взял чемоданчик с образцами и поплыл по поверхности Луны-17 к станции. Он смотрел себе под ноги и даже не замечал сиреневые переливы на горизонте. Сама вселенская бесконечность заигрывала с Семьдесят Первым, но он не хотел смотреть в ответ, потому что надоело – соскучился по земной жизни, о которой не знал.

– Семьдесят Первый, – в скафандре зазвучал тонкий женский голос, это была Киселёвская, – вызывает База-1. Как успехи? На чай успеваем?

– Успеваем, – устало ответил он. Земные шутки Киселёвской всегда забавляли экипаж, но Семьдесят Первого они раздражали, – как раз несу лунные печенья.

– Вот и славно. Загружай в Отсек-23. Там всё готово.

– Принято.

Добравшись до посадочного люка, лунный исследователь отправился в Зону Очистки. Её разработали и встроили в космическую станцию несколько лет назад – после того, как на поверхности Луны-17 обнаружили липкое вещество. Эту дрянь невозможно поймать, но она прилипала к оборудованию и костюмам исследователей. Начальство запрещало проносить вещество на станцию во избежание несчастных случаев с оборудованием и сотрудниками, поэтому его не изучили. А найти и схватить невзрачный скользкий организм снаружи для получения крошечной безопасной пробы было сложно. Да и Семьдесят Первому всегда говорили, что это подождёт – есть дела поважнее. А он ослушаться не смел – руководству виднее.

Вещество имело тёмно-зелёный оттенок, но при прикосновении оно могло менять цвет – маскироваться под поверхность, к которой липло. Поэтому после работы на поверхности Луны-17 все участники экспедиции обязаны проходить процедуру очистки.

Семьдесят Первый встал под струи очищающего пара. Он ощутил зуд на левой ноге и взглянул на неё. Там образовался тёмно-зелёный сгусток, который на глазах Семьдесят Первого отвалился и рассыпался в мелкие песчинки. Остатки вещества всосала вентиляционная труба, которая сбросила их в невесомость. Вот как, подумал Семьдесят Первый, на этой неделе уже шестой раз.

Исследователь снял скафандр, перевёл дух и направился по светлому цилиндрическому коридору в столовую, чтобы заполнить свой пустой со вчерашнего вечера бак. Он был голодный настолько, что забыл проверить расписание сотрудников. Если бы он это сделал, то не наткнулся бы на инженера Бурьянова, который должен был как раз покинуть столовую и начать осмотр отсеков.

– Так-так, – Бурьянов преградил дорогу Семьдесят Первому, его лицо исказила злобная ухмылка, – а вот и лунная пташка наша. Давно не виделись.

– У вас глаза красные, – исследователь невозмутимо взглянул на красные круглые пятна на шее и руках Бурьянова. – Вам бы на медосмотр. После проверки внешних модулей и вентиляционных труб проходили очистку?

– Слушай ты, – Бурьянов вдруг помрачнел, – не твоего ума дела, что я делаю и как. Это таких как ты нужно проверять, а не нас – нормальных людей! Вот сучоныш, вздумал отчитывать. Ты на коленях передо мной стоять должен, тварь ты паскудная.

– Вам бы медосмотр.

– Я для того свою кровь пускал для этих проклятых экспериментов, чтобы таким как ты работу давали? – вены на шее Бурьянова набухали, а его глаза вот-вот могли вывалиться на пол. – Ты вообще в курсе, что вам, клонам, больше платят?

– Согласно протоколу, риски, которые мы…

– Закрой хлебало! Из-за таких как ты меня заменить могут! А как я семью свою прокормлю?

Бурьянов схватил Семьдесят Первого за воротник и повалил на пол. Вмазал ему в челюсть с такой дурью, что в одно мгновение полетели брызги крови. Семьдесят Первый выставил перед собой ладони и принялся умолять Бурьянова прекратить. Но тот обрушил на него один удар, второй и слился в едином порыве невыносимой жестокости. Из носа хлынули красные ошмётки, губа разорвалась, а Бурьянов всё не останавливался.

– Оставь его! – за спиной послышался голос Киселёвской. Она обвила шею Бурьянова и оторвала его от плюющейся кровью полудохлой туши. Бурьянов ударился головой о стену узкого, увитого тонкими трубами коридора и сполз по ней на пол. Обхватил голову руками и начал биться в порыве то ли смеха, то ли плача.

На шум прибежали ещё два человека. Один помог Семьдесят Первому встать, а второй вместе с Киселёвской осмотрел Бурьянова.

– У тебя кровь, – Киселёвская осторожно подошла к Бурьянову и нежно взяла его за руку.

– Ещё бы, милая, – засмеялся тот и покрутил в руках маленький медальон на шее с гравировкой «от Маруси», – вон как корчится. Не того моя дочь хотела, чтоб её батька под никчёмными пустышками ползал. И жена… – Бурьянов стыдливо опустил глаза.

– Да нет же, – у неё задрожал голос, – у тебя из глаз идёт кровь.

Бурьянов ощупал собственное лицо, и его пальцы увязли в липкой и горячей крови. Будто слёзы окрасились алым, выворачивая никому неведомую боль наизнанку.

Семьдесят Первому помогли добраться до столовой, и уже оттуда он наблюдал за тем, как Бурьянов бьётся в конвульсиях, отмахивается от санитаров и не даёт себя схватить. Один крепкий мужичок заломил ему руки, а второй воткнул в шею острую иглу. И тот сразу обмяк.

Вся серия: Белая паутина

Часть 2: Белая паутина. Часть 2

Канал в Дзене: https://dzen.ru/id/626d53a96876aa21dee7e7be?share_to=link

Истории в Telegram: https://t.me/Eugene_Orange

Облизав сухие губы, Федор схватил одеяло и выскочил из утыканной антеннами будки.

– Сюда! Окоченеешь… – прожигающий взгляд незнакомки покрыл кости мужчины коркой льда.

Федор собрался накинуть одеяло на сияющую, но та взмыла над сугробом. Ее голова расслоилась на ломти, явив подобие цветка. Из месива вырвались пульсирующие черви, окрасившие снег кровью.

Раздался неземной вопль. От этого крика Федор и не заметил, как забежал обратно в будку и прыгнул в подвал. Он скрылся в самом темном уголке, уцепившись дрожащими руками за ружье.

Наверху загромыхало. Раздалась автоматная очередь. Крик. Еще один. Бьющееся стекло. С каждым новым звуком Федор все крепче сжимал рукоять оружия. И даже когда стихло, он не ослабевал хватку.

Открылся люк. Машинально Федор выстрелил. И снова крик, мужской, это была не ОНА. Человек повалился на пол и в миг замолк. Приблизились шаги. Кто-то в тяжелых ботинках осторожно подошел к люку.

– Бросьте оружие! – приказал грозный голос, и Федор повиновался. Он отбросил ружье, как змею, которая накинулась из кустов. Осознав, что выстрелил в человека, а не в ЭТО, Федор заплакал.

Вниз спустился мужчина в черной форме. Он вытащил из кармана странный пистолет с тонким подобием дула. Федор удивился, ведь в руках у мужчины был автомат.

– Простите, – мягче заговорил мужчина и наставил пистолет на Федора. Воздух разрезал свист, после чего в шее кольнуло, – но вы должны исчезнуть.

Ноги обмякли, коленки предательски подкосились. В глазах помутнело. Федор хотел объясниться, но губы онемели. Последнее, что услышал Федор, был стон. Внеземной, скрипящий стон, сопровождаемый гулкими ударами о металл. Будто кто-то – или что-то – пытается выбраться из железной коробки и разорвать глотки тем, кто захлопнул ловушку.

– Нет. Вы меня не слушаете! – Семьдесят Первый ударил кулаком по столу. – Говорю же, у меня тремор был. И чем это вам не признак? – клон кивнул на свою руку.

– Действительно… – доктор внимательно посмотрел на круглые пятна на руках клона и непроизвольно отодвинулся подальше, будто зараза могла передаться просто по воздуху. – Но почему же вещество из амулета пощадило именно вас?

– Киселёвская по тремору поняла, что со мной что-то не так. И она сказала, что мой организм не даёт заразе охватить тело. Я чувствовал, как нечто ползает под кожей. Пытается пробраться наружу. По станции активно распространялся вирус. Но я, похоже, прочнее всех. Голова оставалась целёхонькой, а тварь оказалась заложником моего тела.

Пункт 3. Распространение

Они бежали по мигающему красными огнями коридору. Киселёвская вытирала платком кровь с глаз и то и дело покашливала, отхаркивая ещё больше крови. Семьдесят Первый обеспокоенно поглядывал на неё, но – не в силах исправить ситуацию – продолжал бежать. Пробегали мимо капсул, из которых исходили громыхания и крики. Но даже самые жалостливые стоны их не останавливали.

Затормозили Семьдесят Первый и Киселёвская у двери в главный кабинет доктора Седовского. Каждый свой короткий визит он располагался именно здесь, поскольку в этом помещении самые прочные стены, шумоизоляция и сильная защита. И в главном кабинете доктора покоился его основной клон. Киселёвская достала электронный ключ, который Седовский доверял только ей. Она взглянула через плечо вглубь коридора – пока ещё пустого – и посмотрела своими кровавыми глазами на клона.

– Послушай, – она была всё ещё пугающе спокойной, как если бы ждала этого часа всю свою жизнь, – ты давай иди. Закройся. Я постараюсь увести их. Дверь прочная, но кто знает, насколько сильны эти твари.

– Нет! Нужно держаться вместе.

– Посмотри на мои глаза.

– Но я же всё равно тоже что-то подцепил.

– Ты отличаешься. Возможно, спустя семьдесят регенераций твой организм стал более устойчивым. Ты прости, но мы же использовали тебя для самых опасных заданий… Быть может, эта дрянь хочет захватить наши тела и использовать их как сосуды, чтобы спокойно перемещаться по Земле. Ты же стал для неё тюрьмой.

В коридоре послышался странный звук. Будто шелест сотни тысяч сухих листьев на осенних деревьях. Киселёвская разблокировала дверь и отдала Семьдесят Первому ключ. Клон попытался схватить её за руку, но она отпрыгнула от него, как от прокажённого.

– Лучше не трогай меня. Не рискуй, – нахмурилась она. – Запоминай всё, что я тебе скажу. Это твоя инструкция, которой ты должен придерживаться при любом раскладе. Из-за тревоги в какой-то момент прилетит подмога. Ты должен предупредить их, что входить на станцию без защитных костюмов опасно. Заражённые могут захватить корабль и улететь на Землю. Твоя вторая задача: выжить. Ты можешь… понадобиться для исследований. Поможешь нашим справиться с потенциальной угрозой. А твоя защитная реакция на вещество откроет новые способы лечения болезней. Надеюсь на это. Надеюсь, всё это не зря.

Из глаз Киселёвской всё ещё текли красные реки. Семьдесят Первый подорвался было подойти, но она жестом его остановила.

– Я как главная исследовательница центра приказываю тебе. Так что не вздумай ослушаться и помогать мне и кому-либо ещё на этой станции. Слишком поздно.

Из ноздрей Киселёвской полезли маленькие белые прутики. Она это почувствовала, поэтому тут же прикрыла нос. Киселёвская коротко посмотрела Семьдесят Первому в глаза и, больше и словом с ним не обмолвившись, ушла прочь дальше по коридору. Оставила за собой только кровавый след и холод в сердце клона от своего печального прощального взгляда.

*

Доктор Второй взглянул на входную дверь. Никто в неё не ломился, шума не было слышно. В кабинете достаточно спокойно и тихо, даже слишком спокойно для погибающей в хаосе безумия станции. Доктор нервно постучал пальцами по столу и холодно посмотрел на Семьдесят Первого.

– Значит, из живых мы теперь одни? А у вас в теле опасное инопланетное существо, с любовью переданное дочерью отцу?

– Всё так.

– А вы не думали, что организм из амулета Бурьянова просто использует вас? Вы живы только потому, что стали главным хозяином. А все остальные – лишь личинки этой, скажем, пчелиной матки. Как считаете? Подумайте, Семьдесят Первый, откройте наконец-то глаза.

Семьдесят Первый ощупал своё лицо. Оно было пусть и холодным, но сухим – ни слезинки. Клон огляделся, надеясь найти в кабинете хоть что-то, что могло объяснить обеспокоенность доктора.

– Не понимаю, к чему это всё? Так вы мне поможете, док? Поможете?

Доктор неожиданно улыбнулся, а его кожа посерела. Некогда пухлые и розовые щёки провалились, отчего скулы стали острее ножа. Волосы посыпались на стол, нос отвалился и упал на колени. Зрачки доктора побелели, а из ушей потекла гниль. И он всё продолжал улыбаться – своими тонюсенькими, иссохшими губами.

В груди Семьдесят Первого вспыхнула тревога, охватившая сердце ледяным пламенем. Руки вновь затряслись, а горло наполнилось жгучей горечью.

– Крепкий сосуд, – доктор заговорил металлическим голосом. Язык был не знаком Семьдесят Первому, но почему-то он понимал его, – какой крепкий сосуд. Замечательно.

От страха Семьдесят Первый зажмурился. В темноте вспыхнули картинки с незнакомыми воспоминаниями. Клон пережил этот момент не единожды, но раньше всё было по-другому. Никакого амулета Маруси. Киселёвская и Бурьянов втайне от начальства уговорили группу других исследователей не проходить очистку и пронести лунный липкий организм на станцию – тогда и началось заражение. Снова вспышка. Перед глазами клона пронеслись альтернативные события. И в карусели сюжетов повреждённого мозга он пытался выхватить правду, как всё было на самом деле.

Клон открыл глаза и захотел закричать. Но не смог – во рту торчала толстая белая трубка с пульсирующими красными венами. Клон осмотрелся и обнаружил, что он висит высоко над столом в кабинете доктора. Его ноги и руки стягивали трубки поменьше, которые росли из него самого. Концы трубок присосались к стенам, и клон – подобно Витрувианскому человеку – висел над полом с раскинутыми руками и ногами. Как муха, попавшая в паутину.

– Повторяю ещё раз, – в приёмнике на столе прозвучал шипящий голос. Клон посмотрел на прибор и увидел у стола на полу иссохший труп доктора, – производим стыковку. Будьте внимательны.

Семьдесят Первый попытался вырваться из крепких узлов, но всё безуспешно. Он кричал, но крик заглатывалаобразовалась кучка из человеческих прогнивших останков и обглоданных костей. А у стола неподвижно стояли мёртвые тела, вместо голов которых извивались белые трубки. В этой толпе Семьдесят Первый узнал белую форму с бейджиком «Доктор Киселёвская».

Клон визжал, дёргался и беспомощно слушал, как спасительный корабль стыкуется со станцией. Его глаза чуть не повылезали из орбит, когда в коридоре послышались топот тяжелых сапог, автоматные очереди и истошные вопли. С каждым движением клона трубки на руках и ногах стягивались всё крепче, оставляя мухе всё меньше шансов на побег. А когда трубка во рту вдруг начала извиваться, по телу разлилось упоительное тепло. Глаза Семьдесят Первого в один миг закрылись, и приглушённые крики обратились страшным, но смутным кошмаром.

*

В ушах зазвенело. Семьдесят Первый поморщился от ослепляющего света кабинета. Он ощутил неприятный зуд на руках. Точнее, на единственной руке, которая у него осталась после бесчеловечных экспериментов доктора Киселёвской. Клон терпел, не хотел раньше времени обращать внимание дока на красные круглые пятна.

– Что ж, присаживайтесь, – голос доктора казался мягким, успокаивающим. – Много проблем от вас, Семьдесят Первый. Не так ли?

– Есть такое.

Другие страницы:

https://author.today/u/eugene_kolos

https://vk.com/wdysl_night

– Да, сначала облевал их остатками еды и кровью, а затем раздулся так, что те сами и треснули. А что потом, вы знаете из отчёта.

– Ещё подберёмся к этому. Давайте поговорим лучше о первых признаках.

– Как скажете, док.

Семьдесят Первый закинул руки на стол. Кожа была покрыта красными кругами – большими и маленькими. На некоторых кружках повыскакивали телесного цвета волоски. Они извивались и одним своим видом гипнотизировали доктора.

Пункт 2. Первые признаки

– Мне нужно его увидеть!

– Семьдесят Первый! – Киселёвская держала клона за плечи и не давала пройти в отсек исследований. – К нему сейчас нельзя!

– Пропусти! ПРОПУСТИ, СУКА! – Семьдесят Первого передёрнуло, как если бы током шибануло. У Киселёвской от удивления округлились глаза. – Простите…

– Объясни, чего тебя к нему так тянет?

– Я не знаю, – клон почёсывал руки, – но мне нужно. Можете просто показать. Через окошко. Я хочу убедиться, что с ним всё хорошо.

– Боюсь, – Киселёвская недовольно нахмурилась и двумя пальцами помассировала висок, – не всё с ним хорошо.

– А с вами?

– Нормально, – она зажмурилась, – мигрень от этих ваших разборок. Так, слушай. В окошко посмотреть можешь, раз так хочешь. Но уясни вот что: одно неверное движение, просто потянешься открывать дверь, и я не побрезгую воспользоваться шокером.

– Вас понял. Согласен.

Они с трудом миновали коридор. Киселёвская то и дело останавливалась, чтобы отдышаться. И всякий раз, как Семьдесят Первый интересовался её самочувствием, она лишь рявкала на него, ссылалась на головокружение и приказывала идти дальше.

Добравшись до исследовательского отсека, Семьдесят Первый нетерпеливо подпрыгнул и одним рывком приклеился к большому круглому окну в двери. Киселёвская и не подумала пригрозить шокером – так устала добираться до отсека, что сил оставалось только лениво плестись следом.

Семьдесят Первый не мог оторвать глаз от окна. Внутри творилось нечто невообразимое. Бурьянов был привязан к кушетке ремнями. Из его глаз лились бесконечные потоки крови. Он змеёй крутился на кушетке, силясь вырваться на свободу. Из глотки вырывались странные слова на неизвестном языке. Вокруг столпились белые халаты с изумлёнными потными лицами. В руках они крутили колбочки с жидкостями, вертели шприцы – а один даже вытащил из ящика с хирургическими инструментами скальпель.

Тело Бурьянова раздулось – как рыба фугу, инженер своими габаритами порвал ремни и вскочил с кушетки. К нему подбежал крепко сложенный санитар, но Бурьянов отбросил его к стене. Метнул дикий взгляд на дверцу с окном и кинулся к ней. Прислонился к двери – кровавые слёзы продолжали литься, один глаз потёк – и заорал. Невыносимо громко – вот-вот, и окошко разлетелось бы на мелкие осколки.

– Это всё он! – лицо Бурьянова утопало в крови, а один глаз уже почти полностью вытек, но Семьдесят Первый всё равно ощущал на себе жжение от его взгляда. – Он принёс эту дрянь! Клон ненавидит нас, хочет истребить! Убейте его!

У Семьдесят Первого затряслись руки и застучали зубы. Киселёвская сразу это заметила, но поворачиваться к клону не стала. Она неотрывно следила за тем, как по щеке Бурьянова, пока тот что-то яростно объясняет уже вновь на непонятном языке.

– У тебя тремор, – она была пугающе холодна и спокойна, – как я и думала. Передаётся при близком контакте.

– Неужели это всё я? – Семьдесят Первый злился, то ли на себя, то ли на всю вселенную. – Я же прошёл очистку. Нет, не верю, это всё он. Подцепил гадость какую на Луне-17.

– Не думаю, – Киселёвская посмотрела себе под ноги, – на самом деле он не выходил сегодня наружу. А медальон на его шее… Пару часов назад мне показалось, что медальон уменьшился. А теперь его вовсе нет. На нём просто… верёвочка. Медальон ему подарила дочь – совсем недавно, из камня, который она нашла во дворе дома после метеоритного дождя. Полагаю, в атмосфере Земли вещество затвердело. А здесь оно размякло, развилось и проникло в его организм.

Бурьянова пытались оторвать от двери санитары. Но он как намертво приклеился. Свирепо смотрел на Семьдесят Первого единственным глазом, который под давлением невиданной силы постепенно выталкивался из черепа. А клон глядел на него и вспоминал, как буквально вчера инженер хвастался своей доброй и внимательной дочерью. Он не знал, кусок метеорита это был, ещё какое вещество или просто камень, но понимал – дочери амулет казался особенным. Клон же считал, что камнем Маруся хотела привлечь внимание отца – чтобы он остался дома и помог ей разобраться в вещице. Но Бурьянов просто просверлил дырку в камне, проделал в неё верёвку и улетел.

– Значит, – Семьдесят Первый тщетно пытался унять тремор, – это вещество отсюда, с Луны-17?

– Необязательно. Просто нами ещё не исследованный живой металл, который без должной защиты твердеет на нашей планете. На планете, где можно попить чай… Буду скучать по ней. По чаю. Собакам. Книгам.

– Вы о чём?

– Должна тебе признаться. Инженер Бурьянов был со мной, поэтому я точно знаю, что подцепить заразу на Луне-17 он не мог. Мы… несколько больше, чем просто коллеги.

Киселёвская, наконец, повернулась к клону. В её покрасневших глазах полопались сосуды, а по щекам текли кровавые слёзы. У клона от ужаса отвисла челюсть.

Тут Бурьянова за окошком затрясло. По щеке сполз второй глаз, а из багровых глазниц выскочили маленькие белые трубки, испещрённые красными пульсирующими венками. Такие же трубки, но поменьше вылезли из глотки инженера, а затем пучки этих тварей взрывом возникли из ушей и ноздрей. Они извивались, как щупальцы маленьких осьминогов. Дрянь внутри стремительно росла, расширялась, а голова под давлением раздувалась. Не прошло и минуты, как башка лопнула, а вместо неё возник рой из белых трубок с красными венками. Тело инженера обмякло, его руки болтались мёртвым грузом, однако ноги послушно держали разрастающееся инопланетными соцветиями тело.

Санитары и доктора, испугавшись, попытались спрятаться по углам, но трубки – как живые и разумные существа – выследили и настигли каждого. Они присасывались к лицам и выкачивали жизненную энергию. Отклеившись, трубки оставляли на лицах кусты своих маленьких копий. Некоторые твари яростно отрывали лица жертв, и в кровавом месиве кусты росли только быстрее. Во все стороны разлетались кровавые ошмётки, а белые прутики уже тянулись к двери. По стенам скользнула рябь, а дверь затрясло. По коридорам космической станции волнами полились кричащие звуки сигнала тревоги.

Продолжение следует...