— Говорят, водяной не просто дух, — нарушил тишину Велеслав, глядя в огонь. — Он был человеком. Давным-давно. Предал своих, и Велес проклял его, сделав хозяином глубин. Теперь он собирает души, чтобы забыть свое имя.
— Сказки, — фыркнул Добрыня, отрезая кусок вяленого мяса ножом. — Если бы он был человеком, меч бы его взял. А те, кто ходил туда, не вернулись ни с чем. Даже с криками.
— Может, и сказки, — Велеслав пожал плечами. — Но утопцы, что служат ему, — не сказки. Я видел их следы у реки прошлой весной. Мокрые, с перепонками между пальцев.
Ратибор сглотнул. Он не хотел слушать, но слова Велеслава цеплялись за разум, как водоросли за ноги. Он вспомнил рассказы деда: водяной не просто топит, он заманивает. То песней, то смехом, то криком о помощи. А потом — холодная хватка и тьма.
— Хватит болтать, — оборвал их третий воин, Боян, самый старший в отряде. Его голос был хриплым, как скрип старого дуба. — Спите. Завтра будет тяжелый день.
Пятый, молчаливый Ждан, только кивнул, подбрасывая ветки в костер. Он редко говорил, но его глаза, острые и внимательные, всегда следили за лесом. Ратибор подозревал, что Ждан знает больше, чем говорит, но спрашивать не решался.
Ночь прошла тревожно. Ветер гудел в кронах, а где-то вдали плескалась вода — слишком громко для ручья. Ратибору снились тени, скользящие под толщей озера, и лицо деда, белое, как мел, с водорослями вместо волос. Он проснулся от собственного крика, но никто не сказал ни слова. Все слышали плеск.
К полудню второго дня отряд вышел к озеру. Оно лежало в низине, окруженное черными соснами, чьи корни выпирали из земли, словно кости. Вода была неподвижной, темной, как смола, и отражала небо так точно, что казалось, будто смотришь в бездну. Туман стелился над поверхностью, цепляясь за камыши, и в воздухе стоял запах тины и гнили.
— Вот оно, — пробормотал Добрыня, сжимая копье. — Проклятое место.
Боян шагнул вперед, оглядывая берег. Среди камней и мха лежали обломки — ржавый наконечник стрелы, кусок кольчуги, полуистлевшая рукоять меча. Следы пропавшего войска. Но ни тел, ни костей. Только эти жалкие остатки, будто кто-то утащил все остальное под воду.
— Надо искать дальше, — сказал Боян. — Разобьем лагерь здесь.
— Здесь? — Ратибор не сдержался. — У самой воды?
— А ты хочешь идти в лес, где леший тебя за ноги утащит? — огрызнулся Добрыня. — Сиди у огня и не пищи.
Велеслав молчал, но его взгляд был прикован к озеру. Он подошел к кромке воды, опустился на колени и что-то шепнул, бросив в воду щепотку травы из своего мешочка. Туман дрогнул, словно от легкого ветра, и Ратибору показалось, что он услышал низкий, булькающий звук — будто кто-то вздохнул под толщей.
— Что ты делаешь? — резко спросил Боян.
— Проверяю, — ответил Велеслав, не оборачиваясь. — Он здесь. Чувствует нас.
— Пусть чувствует, — Добрыня сплюнул. — Я ему брюхо мечом располосую, если полезет.
Но слова его повисли в воздухе, никем не поддержанные. Ждан вдруг шагнул к воде, наклонился и поднял что-то из грязи. Это был костяной гребень, старый, но целый, с вырезанными узорами.
— Женский, — тихо сказал он. — Здесь не только воины пропали.
Тишина стала тяжелее. Ратибор почувствовал, как холод пробежал по спине. Он хотел что-то сказать, но тут озеро плеснуло — резко, как от брошенного камня. Все замерли. Вода заколыхалась, и из-под нее, медленно, поднялась рука — мертвенно-белая, с длинными пальцами и клочьями тины вместо кожи. Она вытянулась к берегу, цепляясь за камни, а за ней показалась вторая.
— Утопцы! — крикнул Велеслав, вскакивая.
Добрыня выхватил копье, Боян — меч, а Ждан отступил назад, шепча что-то на непонятном языке. Ратибор замер, глядя, как из воды поднимаются фигуры — сгорбленные, с пустыми глазницами, с водорослями, свисающими с плеч. Их было трое, и они двигались молча, оставляя за собой мокрые следы.
— К бою! — рявкнул Боян, и отряд сомкнулся плечом к плечу.
Первая тварь бросилась на Добрыню. Он вонзил копье ей в грудь, но утопец даже не дрогнул — только схватил древко и потянул к себе, заставляя воина шагнуть ближе к воде. Боян рубанул второму по шее, и голова откатилась, но тело продолжало идти, пока не рухнуло в грязь. Третий метнулся к Ратибору. Юноша взмахнул мечом, но рука дрожала, и клинок лишь скользнул по мокрой плоти. Утопец схватил его за щиколотку, и Ратибор почувствовал, как ледяной холод сковал ногу.
— Держись! — крикнул Ждан, бросаясь на помощь. Его нож вонзился в спину твари, и та, наконец, осела, булькая черной водой из горла.
Когда все закончилось, дружинники стояли, тяжело дыша, а тела утопцев медленно растворялись в грязи, оставляя лишь лужи и вонь.
— Это только начало, — сказал Велеслав, глядя на озеро. — Он их послал. Проверяет нас.
Ратибор посмотрел на воду. Туман сгущался, и в нем, далеко, мелькнула тень — высокая, сгорбленная, с глазами, что светились, как гнилушки в болоте. Водяной ждал.
Туман сгустился так, что озеро почти исчезло из виду. Лишь слабый плеск воды напоминал о том, что оно рядом, да тень водяного, мелькнувшая в дымке, осталась в памяти Ратибора, как заноза. Дружинники молчали, собирая разбросанное оружие и осматривая следы утопцев. Лужи черной воды, что остались от тварей, уже впитались в землю, оставив после себя клочья тины и запах гниющей рыбы.
— Надо уходить, — сказал Ратибор, стараясь скрыть дрожь в голосе. — Это место проклято.
— Уходить? — Добрыня сплюнул в грязь. — Мы только начали. Князь велел принести доказательства, и я не вернусь с пустыми руками, как трус.
— Он прав, — поддержал Боян, вытирая меч о край плаща. — Если побежим сейчас, водяной решит, что мы слабы. Тогда он не остановится на озере — пойдет за нами до самой реки.
Велеслав покачал головой, его глаза блестели в полумраке.
— Вы не понимаете, с чем мы связались. Это не зверь, которого можно зарубить. Он старше леса, старше нас всех. И он играет с нами.
— Пусть играет, — огрызнулся Добрыня. — Я ему глотку перережу, если полезет.
Ждан, как всегда, молчал, но его пальцы нервно сжимали нож. Ратибор заметил, что он то и дело оглядывается на озеро, словно ждет чего-то.
— Что ты знаешь? — спросил юноша, шагнув к нему. — Ты видел такое раньше?
Ждан поднял взгляд, и в его глазах мелькнуло что-то темное, почти звериное.
— Не спрашивай, — коротко ответил он. — Пока жив — не спрашивай.
Боян хлопнул в ладоши, прерывая спор.
— Хватит. Разводим костер, ставим дозор. Утром решим, что делать.
Но ночь не принесла покоя. Костер горел слабо, будто дым боялся подниматься к небу, а туман подползал ближе, обволакивая лагерь. Ратибору досталась первая стража, и он сидел, вглядываясь в белую пелену, пока уши ловили каждый звук. Плеск воды стал громче, ритмичнее, словно кто-то бил веслом по озеру. А потом он услышал голос — тихий, женский, полный тоски.
— Помоги… — шептал он из тумана. — Я здесь…
Ратибор вскочил, сжимая меч. Голос был знакомым — слишком знакомым. Так звала его сестра, Млада, когда он уходил в дружину два года назад. Но Млада осталась в деревне, далеко отсюда. Или нет?
— Кто там? — крикнул он, шагнув к воде.
— Стой! — Велеслав схватил его за плечо, вынырнув из темноты. — Это не она. Это он.
— Кто? — Ратибор вырвался, но голос уже затих, оставив лишь плеск.
— Водяной, — Велеслав говорил тихо, но твердо. — Он знает твои страхи. Знает твою душу. Не слушай его, если хочешь жить.
Ратибор сглотнул, отступая к костру. Остальные уже проснулись, держа оружие наготове. Добрыня выругался, Боян молча смотрел в туман, а Ждан что-то шептал, склонившись над землей.
— Он близко, — сказал Велеслав, доставая из мешка горсть сушеной травы. — Надо задобрить его.
— Задобрить? — Добрыня шагнул к нему, сжав кулаки. — Я не буду кланяться какой-то твари из болота!
— Тогда умрешь, — холодно ответил Велеслав и бросил траву в костер. Огонь вспыхнул зеленым, и запах стал резким, как от горелой смолы.
Туман дрогнул, и из него донесся смех — низкий, булькающий, будто вода кипела в горле. А потом озеро взорвалось движением. Волны ударили о берег, и из воды поднялись новые утопцы — десяток, а может, больше. Их тела были скрючены, кожа свисала лохмотьями, а глаза светились тусклым светом, как у глубоководных рыб.
— К бою! — крикнул Боян, и отряд бросился вперед.
Битва была яростной, но короткой. Добрыня зарубил двоих, размахивая мечом с ревом, Боян отсек голову третьему, а Ждан двигался быстро и тихо, всаживая нож в спины тварей. Ратибор держался позади, пока один из утопцев не бросился на него. Юноша ударил мечом, попав в плечо, и тварь рухнула, но тут же схватила его за ногу, потянув к воде.
— Нет! — Ратибор рубанул снова, отсекая руку, и отпрыгнул назад.
Когда последний утопец растворился в грязи, дружинники стояли, тяжело дыша. Но победа не принесла облегчения. Туман стал гуще, а смех водяного звучал громче, ближе.
— Он не остановится, — сказал Велеслав, вытирая кровь с рук. — Пока мы здесь, он будет посылать их.
— Тогда пойдем к нему сами, — прорычал Добрыня. — Вытащим его из воды и прикончим.
— Ты с ума сошел? — Ратибор уставился на него. — Это не медведь, не волк!
— А что ты предлагаешь, малец? Сидеть и ждать, пока он нас всех утащит?
— Он прав, — вмешался Боян. — Мы не можем бежать. Надо найти его логово.
Велеслав кивнул, хотя в его глазах мелькнула тень сомнения.
— Есть старый обряд. Можно вызвать его на берег. Но для этого нужна жертва.
— Какая жертва? — спросил Ждан, впервые заговорив громко.
— Кровь, — ответил Велеслав. — И не просто кровь. Кто-то должен отдать часть себя.
Добрыня выругался, Боян нахмурился, а Ратибор почувствовал, как желудок сжался.
— Я сделаю это, — тихо сказал Ждан, шагнув вперед. — У меня старый долг перед Велесом. Пусть это будет моей платой.
Никто не возразил. Велеслав достал нож с костяной рукоятью, провел лезвием по ладони Ждана, и кровь закапала в грязь. Потом он бросил в воду амулет — тот самый, с фигуркой Велеса — и начал шептать слова, старые, как лес.
Озеро задрожало. Волны пошли кругами, и из глубины поднялась фигура — высокая, сгорбленная, с длинными руками, что свисали до земли. Водяной. Его тело было покрыто тиной, лицо — наполовину человеческое, наполовину рыбье, с широкими глазами и ртом, полным острых зубов. Водоросли шевелились на его плечах, как живые, а голос, когда он заговорил, был тяжелым, как камень.
— Вы пришли ко мне, — сказал он. — Зачем?
— Чтобы убить тебя, тварь! — Добрыня шагнул вперед, но Боян схватил его за плечо.
— Мы ищем пропавших, — сказал Боян. — Отдай их, и мы уйдем.
Водяной засмеялся, и от его смеха земля задрожала.
— Они мои. Их души служат мне. Хотите их? Спуститесь ко мне.
— Он лжет, — шепнул Велеслав. — Он не отдаст их. Но я могу обмануть его. Дайте мне время.
Ратибор смотрел на водяного, чувствуя, как страх сковывает ноги. Но в этот момент он заметил кое-что странное — на шее твари висел амулет, похожий на тот, что бросил Ждан. Только этот был старше, покрыт ржавчиной и мхом.
— Откуда у него это? — спросил Ратибор, указав на украшение.
Ждан побледнел, отступив назад.
— Не смотри, — пробормотал он. — Не надо…
Но водяной услышал. Его глаза сузились, и он шагнул ближе, оставляя мокрые следы на берегу.
— Ты знаешь, мальчишка, — сказал он, глядя на Ратибора. — Спроси своего друга. Спроси, кто я.
Ратибор повернулся к Ждану, но тот молчал, опустив голову. Добрыня схватил его за ворот и встряхнул.
— Говори, или я тебя сам в воду брошу!
— Он… он был человеком, — выдавил Ждан. — Мой брат. Мы служили князю вместе. Но он предал нас. Продал врагу за золото. Я убил его… утопил в этом озере. Думал, что все кончено.
— Но Велес решил иначе, — закончил водяной, и его голос стал мягче, почти печальным. — Я стал этим. А ты пришел ко мне, брат.
Тишина повисла над берегом. Даже Добрыня опустил меч, глядя на Ждана с смесью гнева и ужаса.
— Ты знал, — сказал Боян. — И привел нас сюда.
— Я не знал, что он жив! — Ждан шагнул назад. — Клянусь!
— Не жив, — водяной улыбнулся, показав зубы. — Но и не мертв. А теперь вы все мои.
Озеро взорвалось волнами, и из воды поднялись десятки утопцев — больше, чем раньше. Они окружили дружинников, отрезая путь к лесу. Велеслав выхватил нож, шепча заклинания, но водяной лишь смеялся.
— Бегите, если сможете, — сказал он. — Или спуститесь ко мне.
Добрыня бросился вперед с ревом, рубя утопцев, Боян пытался собрать отряд, а Ратибор схватил Ждана за руку.
— Что делать? — крикнул он.
— Бежать, — ответил Ждан, но в его голосе не было надежды.
Они побежали к лесу, но вода поднималась, заливая берег. Утопцы шли следом, а смех водяного эхом разносился в тумане.
Лес отступал перед водой. Черные волны лизали корни сосен, подбираясь к дружинникам, а утопцы двигались следом, неумолимые, как сама смерть. Их шаги хлюпали по грязи, оставляя за собой клочья тины и мокрые следы. Ратибор бежал, чувствуя, как сердце колотится в груди, а ноги вязнут в размокшей земле. Ждан был рядом, его лицо белее снега, а глаза — пустые, словно он уже сдался.
— Стойте! — крикнул Боян, останавливаясь у поваленного дерева. — Дальше не уйти. Надо драться!
Добрыня обернулся, тяжело дыша, с мечом, покрытым черной слизью утопцев.
— Драться? Их слишком много! Эта тварь нас утопит, как щенков!
— Тогда придумай что-нибудь, умник! — огрызнулся Боян.
Велеслав, стоя чуть в стороне, смотрел на воду. Его руки дрожали, но голос оставался спокойным.
— Есть способ, — сказал он. — Но он опасен.
— Говори! — рявкнул Добрыня.
— Мы можем спуститься к нему. В его мир. Если найдем его сердце — то, что держит его здесь, — он умрет.
— В воду? — Ратибор уставился на него. — Ты с ума сошел?
— Это не просто вода, — Велеслав указал на озеро, где волны теперь бились, как живые. — Это дверь. Он сам сказал: "Спуститесь ко мне". Если мы войдем, он не сможет нас остановить.
— А если это ловушка? — спросил Боян.
— Тогда мы все равно мертвы, — ответил Велеслав. — Здесь нас сомнут. Там — хоть шанс.
Ждан вдруг шагнул вперед, глядя на озеро.
— Я пойду первым, — сказал он. — Это моя вина. Мой брат. Моя кровь.
Никто не возражал. Утопцы были уже в десятке шагов, их когти блестели в тусклом свете, а из глоток доносилось низкое шипение. Времени не оставалось.
Велеслав бросил в воду еще одну щепотку травы, шепча слова, которых Ратибор не понимал. Волны раздались, открывая черный провал — словно дыра в самой земле.
— За мной! — крикнул Ждан и прыгнул.
Один за другим дружинники последовали за ним. Ратибор задержался на миг, чувствуя, как страх сжимает горло, но рука утопца, метнувшаяся к его ноге, заставила его шагнуть вперед. Вода сомкнулась над головой, холодная и тяжелая, как могильная плита.
Он ждал удушья, но его не было. Вместо этого ноги коснулись твердого дна, и Ратибор открыл глаза. Они стояли в подводном мире — странном, искаженном, где свет дрожал, как в кривом зеркале. Вокруг поднимались стены из камня и костей, покрытые мхом и водорослями. Вдалеке виднелись фигуры — десятки, сотни утопленников, застывших в молчании. Их лица были знакомыми: воины князя, рыбаки, женщины, дети. Все они смотрели на дружинников пустыми глазами.
— Где он? — прошептал Добрыня, сжимая меч.
— Здесь, — ответил голос, низкий и гулкий, как эхо в пещере.
Водяной появился из тени. Теперь он был ближе, и его облик стал яснее: тело, покрытое чешуей и тиной, длинные когти, глаза, горящие зеленым огнем. На шее покачивался амулет, тот самый, что заметил Ратибор.
— Вы пришли, — сказал водяной, глядя на Ждана. — Ты привел их ко мне, брат.
— Я пришел тебя остановить, — Ждан шагнул вперед, но голос его дрожал.
— Остановить? — водяной засмеялся. — Ты сделал меня таким. Ты утопил меня. А теперь хочешь убить снова?
— Хватит болтать! — Добрыня бросился вперед, замахнувшись мечом.
Клинок вонзился в грудь водяного, но тот даже не дрогнул. Вместо крови из раны потекла черная вода, а тварь схватила Добрыню за горло и швырнула его к стене. Воин ударился о камни и рухнул, кашляя.
— Глупцы, — сказал водяной. — Здесь я сильнее. Здесь я бог.
Боян и Ратибор бросились на помощь, но утопцы ожили, окружая их. Боян зарубил двоих, но третий вцепился ему в ногу, и воин упал, крича от боли. Ратибор рубил мечом, но каждый удар казался бесполезным — твари вставали снова и снова.
Велеслав стоял в стороне, шепча заклинания. Его руки светились слабым светом, и утопцы замедлились, но ненадолго.
— Ждан! — крикнул он. — Амулет! Это его сердце!
Ждан замер, глядя на водяного. Тот улыбнулся, обнажив зубы.
— Возьми его, брат, — сказал он. — Если осмелишься.
Ратибор видел, как Ждан колеблется. Утопцы наступали, Добрыня поднимался, хрипя, а Боян отбивался, лежа на земле. Времени не было.
— Сделай это! — крикнул Ратибор, бросаясь к водяному.
Он ударил мечом по руке твари, отвлекая ее, и Ждан, наконец, рванулся вперед. Его пальцы сомкнулись на амулете, и он дернул, срывая его с шеи. Водяной взревел, и стены задрожали. Черная вода хлынула из его груди, заливая все вокруг.
— Нет! — крикнул он, хватая Ждана. — Ты не заберешь меня!
Ждан вырвался, но водяной вцепился в него снова, и оба начали тонуть в черной воде, что поднималась все выше. Ратибор бросился к ним, но Велеслав схватил его за руку.
— Бежим! — крикнул он. — Это конец!
— Мы не можем бросить их! — Ратибор вырывался, но Велеслав тащил его к выходу.
Добрыня подхватил Бояна, и они побежали следом. Вода поднималась, стены рушились, а утопцы растворялись в черной пучине. Последнее, что видел Ратибор, — это Ждан и водяной, исчезающие в глубине, сцепленные в смертельной схватке.
Свет мигнул, и они вынырнули на берегу. Озеро бурлило, волны бились о камни, но туман рассеивался. Амулет лежал в грязи у ног Ратибора — старый, покрытый мхом, но теперь мертвый.
Дружинники стояли на берегу, глядя на озеро. Оно затихало, становясь снова неподвижным, как зеркало. Туман ушел, и лес зашумел ветром, будто пробуждаясь от сна. Но тишина среди людей была тяжелой.
Добрыня сплюнул кровь и сел на камень, держась за ушибленный бок. Боян, хромая, подошел к воде и бросил в нее обломок меча — последний знак пропавшим. Велеслав молчал, глядя на амулет в руках Ратибора.
— Это конец? — спросил юноша, сжимая холодную кость.
— Может быть, — ответил Велеслав. — А может, и нет. Он ушел, но такие, как он, не умирают навсегда.
— Ждан… — начал Ратибор, но замолчал.
— Он сделал свой выбор, — сказал Боян. — Заплатил за старый долг.
— А мы? — Добрыня поднял взгляд. — Что скажем князю?
— Правду, — ответил Боян. — Что нашли водяного. И потеряли одного из своих.
Они собрали оружие и двинулись прочь от озера, оставив амулет лежать в грязи. Ратибор шел последним, то и дело оглядываясь. Ему казалось, что он слышит плеск — тихий, далекий, но настойчивый. Или это был просто ветер?
Лес сомкнулся за ними, и озеро осталось позади, черное и молчаливое. Но в глубине, под толщей воды, что-то шевельнулось — тень, слишком большая для рыбы, слишком живая для мертвеца. И где-то в ночи раздался шепот, низкий и печальный:
Прошло три луны с тех пор, как Ратибор вернулся в деревню. Лето сменилось холодными ветрами, и лес укрылся первым снегом, тонким, как пепел. Дружинники, что пережили озеро, молчали о случившемся, но их лица говорили больше слов. Добрыня стал угрюмее, его смех теперь звучал редко, а в глазах появился тот же блеск, что у стариков, видевших слишком много. Боян ходил с палкой, рана на ноге не заживала, и он шептался с женой о том, что пора оставить меч. Велеслав ушел в лес через неделю после возвращения, не сказав ни слова, — просто взял свой мешок с травами и растворился в чаще, словно его никогда и не было.
Ратибор остался один. Князь выслушал их рассказ, нахмурился, но не наказал. Он бросил им несколько серебряных и велел забыть озеро. "Проклятое место", — сказал он и отвернулся к огню. Но Ратибор не мог забыть. Ночью ему снилась вода — черная, бесконечная, с руками, что тянулись из глубины. Иногда он слышал голос Ждана, иногда — смех водяного, низкий и тяжелый, как плеск волн о берег.
Деревня жила своей жизнью. Рыбаки вернулись к реке, но к озеру никто не ходил. Старухи шептались у колодца, что духи успокоились, что Велес принял жертву и усыпил хозяина глубин. Но Ратибор знал лучше. Он чувствовал это в воздухе, в запахе сырости, что тянулся с севера, где лежало то самое озеро.
Однажды, в конце осени, он не выдержал. Взял копье, надел теплый плащ и пошел туда, один. Лес встретил его тишиной — ни птиц, ни ветра, только хруст снега под ногами. Когда он вышел к озеру, оно лежало перед ним, замерзшее, покрытое тонким льдом, что блестел в слабом свете солнца. Тумана не было, и берег казался пустым, почти мирным. Амулет, что они оставили в грязи, исчез — то ли его унес зверь, то ли забрала вода.
Ратибор подошел к кромке льда, глядя в темную глубину. Там, под толщей, что-то двигалось — едва заметное, как тень облака. Он сжал копье, ожидая, что лед треснет, что водяной поднимется снова, но ничего не происходило. Только тишина, густая и холодная, обволакивала его.
— Ты ушел? — тихо спросил он, не зная, ждет ли ответа.
Ветер прошелся по озеру, и лед дрогнул, издав низкий, протяжный звук — будто вздох. Ратибор отступил, сердце заколотилось быстрее. Он повернулся, чтобы уйти, но остановился, заметив следы на снегу. Мокрые, с длинными пальцами и перепонками между ними, они тянулись от воды к лесу, исчезая среди сосен.
Он не побежал за ними. Не крикнул, не поднял копье. Просто стоял, глядя, как снег медленно засыпает следы, пока они не стали почти невидимыми. Но он знал, что они там. Знал, что водяной не ушел навсегда. Может, он ослаб, может, спит в глубине, но его тень осталась — в озере, в лесу, в его собственных снах.
Ратибор вернулся в деревню к вечеру. У избы его ждала Млада, сестра, с корзиной хвороста в руках. Она улыбнулась, увидев его, но улыбка быстро угасла.
— Ты опять ходил туда, — сказала она, не спрашивая.
— Не ходи больше, — тихо попросила она. — Оно того не стоит.
— Может, и не стоит, — ответил он, глядя на огонь в очаге. — Но кто-то должен помнить.
Той ночью он снова услышал плеск — далекий, едва различимый, но настойчивый. И где-то в глубине леса, за рекой, старуха Вешница проснулась от странного сна: ей привиделся человек с рыбьими глазами, идущий по снегу, с амулетом в руках. Она не сказала никому, только бросила в огонь щепотку соли и шепнула:
— Пусть спит. Пусть спит…
Но озеро знало правду. И тень подо льдом ждала своего часа.
