Скальды, эрили и ведьмы в картине мира средневековых скандинавов
Народы древней Скандинавии наделяли слова – записанные и произнесённые – сверхъестественной силой, особенно если речь шла о поэзии. Поэзия в скандинавской культуре представлена двумя группами источников – эддичеческой и скальдической. Эддическая поэзия анонимна и более конкретна, тогда как скальды виртуозно использовали специальные художественные приемы кеннинги и хейти, записывая свои стихи сложными размерами вроде дротткветтра.
Скальды почти не использовали рифму, отдавая предпочтение аллитерации (повторение одинаковых или сходных согласных в начальных слогах слов). Их стихи отличались строгостью формы. Например, в нечётных строках висы (песни), написанной дротткветтром, всегда два аллитирирующих слога, а в чётных всегда один, и всегда первый. В нечётных строках неполные внутренние рифмы, в чётных полные. В качестве примера приведу вису Эгиля Скаллагримссона:
Рун резных на роге
Рокот слышат боги,
Стражу рун закрашу,
Кровью скальда ровно.
Пить из зуба зубра
Рок предрек мне брагу,
Дар приняв от Барда,
Рад и яду буду.
Тут же отмечу два момента. Во-первых, любая виса (будь то драпа, флокк или нид) всегда состоит из восьмистиший. Во-вторых, я привожу примеры в переводе на русский, а древненорвежский и древнеисландский (на которых написаны почти все известные нам висы) довольно сложно переводить даже опытным лингвистам. Кроме того, скальды намеренно усложняли тексты вис. Как результат – почти все дошедшие до нас произведения (а их больше 5500 тысяч) имеют как минимум два-три варианта перевода. И относительно многих вариантов до сих пор ведутся споры.
А теперь представьте, как висы и их авторы – скальды – воспринимались в обществе средневековых скандинавов. Они вплетали свои мысли и желания в строгие словесные закономерности, создавая сложные для понимания и восприятия художественные произведения. Разве это не похоже на заклинания? Некие магические формулы, которые дают человеку власть, недоступную другим? Для всех остальных скальды были не только истинными мастерами слова (кем они и являлись в действительности). Их слова наделялись сверхчеловеческими возможностями. В этой концепции есть немало рационального, как мы сегодня увидим.
В сагах немало эпизодов, где человек, оскорбивший или причинивший зло скальду, получал от него публично озвученную вису (как правило – нид, то есть проклятье) и это имело катастрофические последствия. Эталонным примером можно назвать «Сагу об Эгиле», где уже упомянутый Скаллагримссон противостоит конунгу Эйрику Кровавая Секира и его жене Гуннхильд.
Эгиль возводит нитсшест – втыкает в землю палку, исписанную рунами, с насаженной на нее лошадиной головой, которая повернута в сторону дома Эйрика. Скальд произносит нид, призывая духов земли покарать конунга и его жену. По тексту саги, духи реагируют на слова поэта и изгоняют королевскую семью. Скаллагриммсон, безусловно, самый известный средневековый скальд. В «Саге об Эгиле» он вырезает на роге особые руны и произносит специальную вису, чтобы узнать – есть ли в роге яд. Так как питье было отравлено, рог после слов Эгиля разбился.
Обратите внимание, Скаллагримссон, как и многие скальды, умел писать рунами (он называл это «резать руны»). То есть был обучен грамоте. Но свои висы он не записывал, скальдические стихи почти всегда создавались экспромтом – это были ситуативные произведения, что придавало им особую значимость в глазах окружающих. На самом деле, это очень сложно – сходу написать восьмистишие дротткветтром, которое подчиняется целому ряду строгих правил, при этом включает эффектные обороты и главное – четко передает послание, даже если отдельные метафоры остаются неясны.
Руны часто присутствуют в эпизодах с висами, хотя и не всегда. Вероятно, скальд должен был также являться эрилем (мастером рун). Но конкретно со скальдами мы встречаем немало эпизодов, где концептуальную значимость имеет аудитория – вису должно было услышало как можно больше людей. У Эгиля Скаллагримссона много так называемых лаузвис – сейчас мы назвали бы это стихотворной импровизацией. Однако в скальдической поэзии есть произведения, явно заранее подготовленные.
Например, до нас дошел рассказ «О Торлейве Ярловом Скальде». Он уникален тем, что демонстрирует нам непосредственное действие скальдического нида (не ведьмовского, а именно скальдического). То есть в «Саге об Эгиле» Скаллагримссон использовал не чистый нид, он возвел нисшест – это особый ритуал. Тогда как в рассказе «О Торлейве Ярловом Скальде» все иначе. По сюжету произведения, Торлейв был исландским поэтом и торговцем, который прибыл в Норвегию и его недобро встретил ярл Хакон. Ярл отобрал у Торлейва его имущество и повесил всю команду корабля.
Торлейв ушел из Норвегии в Данию, где вновь заработал деньги и репутацию придворного поэта. Через несколько лет он прибыл на пир к Хакону, будучи переодет в лохмотья. Торлейв играет роль старика, над которым все потешаются. Он привлекает внимание ярла и говорит, что может прямо сейчас сочинить для него хвалебную вису. Хакон милостиво позволяет. И тут нужно отметить, что когда хвалебная виса (драпа) приходилась по вкусу облеченному властью человеку, он мог возвысить скальда и даже помиловать его, если он совершил какое-то преступление.
Замаскированный Торлейв произносит драпу, которая на самом деле является нидом. У Хакона по всему телу начинается страшная чесотка, так что он приказывает слугам неустанно расчесывать его гребнем. Ярл говорит старику, чтобы тот исправился, и тогда Торлейв произносит Туманные Висы, после которых на зал опустилась сверхъестественная темнота:
Стала мгла к востоку,
Снег и град к закату.
От добра разграблен
Реет дым на бреги.
Обращаю внимание – в тексте рассказа Ярлов Нида Торлейва акцентировано разделен на части. Позже мы ещё ни раз это увидим, когда нид представляет собой череду восьмистишных вис. Наконец, Торвальд произносит заключительную часть своего проклятья и все оружие, которое находится в зале, начинает атаковать гостей ярла. Когда тьма рассеялась, весь зал бы в крови и трупах. Старик исчез. У самого Хакона выпала борода и половина волос, и они никогда больше не отросли. После этого ярл пролежал больной всю зиму и половину лета.
Образ скальда, который произносит проклятья в стихотворной форме, просуществовал в Исландии вплоть до XXвека. В позднем исландском фольклоре есть так называемые крафтаскальды (в переводе что-то воде «могущественные поэты»). Например, в одной из легенд первой половины двадцатого века крафтаскальд пожелал своему недругу, чтобы у того креветки съели язык. Поэт произнёс своё проклятье в форме короткого стиха при людях. Угроза прозвучала странно, если не сказать смешно, и конечно – выглядела абсолютно нереалистичной. По сюжету легенды, через год недоброжелатель скальда утонул на рыбалке, а когда тело нашли, его язык уже съели устрицы (легенда пересказана по «World of Others’ Words: Cross-Cultural Perspectives on Intertextuality» Richard Bauman).
Крафтаскальды, как и их средневековые предшественники, большинство своих проклятий произносили спонтанно. То есть это тоже была импровизация, заключенная в строгий стихотворный размер. Поругаться со скальдом считалось не лучшей идеей. То есть миф, просуществовавший более тысячи лет, меньше столетия назад все еще пугал людей в достаточной степени, чтобы они держали язык за зубами, общаясь с поэтами-колдунами.
Все это может выглядеть как банальное суеверие, но к скальдическим висам в Исландии, Норвегии, Дании и Швеции относились настолько серьезно, что нам известны средневековые своды законов, упоминающие эти явления. В позднем средневековье нид был запрещен, скальда могли объявить вне закона и даже казнить. Хотя это касалось не только нида.
Также запрещено было произносить висы типа mansǫngkvæði (с древнескандинавского «песня для девы»). По сути, это любовный стих. И если у девушки был муж, а скальд обращался к ней с такой висой, предполагалось, что он знает её достаточно близко. Для мужа это было жестокое оскорбление, ведь получалось, что девушка изменила ему со скальдом. Также виса оскорбляла и отца девушки, который не был в состоянии защитить честь своей дочери.
Однако многие исследователи вроде Маргарет Росс убеждены, что оскорбление – не самый важный аспект нида и любовного стиха. Важнее всего было то, что нид, в представлении скандинавов, действительно мог нанести физический ущерб человеку, а любовный стих они воспринимали как приворот, который позволяет скальду получить внимание женщины без ее воли. То есть предполагалось, что помимо очевидного метафорического воздействия на аудиторию (как в случае с любым искусством) скальдические висы также воздействовали на тела и умы людей, которые оказывались беззащитны против такого колдовства.
Я уже упомянул, что сам факт создания висы, да ещё экспромтом, говорил о высоких интеллектуальных способностях скальда. При этом зачастую кеннинги и хейти в висах использовали образы богов или обращались к конкретным мифологическим эпизодам. Фактически скальд призывал на помощь высшие силы, и его способность к стихосложению воспринималась как привилегированное и таинственное ремесло.
Но здесь интересно то, что мы не встречаем в исландских сагах эпизодов, где было бы указано, что скальд обретает свой дар при рождении. Как правило, это происходит сверхъестественным образом. Например, вышеупомянутый Торлейв после смерти передал свои знания некому исландцу, который регулярно посещал его могилу, а потом случайно заснул на ней. Дух мертвого поэта связался с этим человеком и сделал того скальдом. А Сигварт Тордассон, другой известный исландский скальд, обрел свой дар после того, как выловил и съел волшебную рыбу.
В этих описаниях нет ничего удивительного, если учесть миф о появлении мёда поэзии, приведенный в «Старшей Эдде». Многие связывают искусство скальдов с Браги. Да, он действительно являлся красноречивым богом-скальдом, но также им покровительствовал Один, который, нужно сказать, был весьма разносторонней личностью. Его воспринимали как архетип правителя, он был связан с войной и воинами, но в тоже время являлся единственным из асов, кто обучился магии. Он мудрец, хитрец и ловкач одновременно, так что на самом деле Локи – не единственный трикстер в мифах скандинавов.
Как я показал выше на примере Эгиля, скальд зачастую был эрилем, резчиком рун. А руны, согласно эддическим текстам, открыл Один, когда провисел девять дней вниз головой на Иггдрасиле, пронзённый собственным копьём. Также все хорошо знают историю о том, как Один учился у Фрейи сейду – женскому колдовству. Владеть сейдом считалось недостойным для мужчины и в «Перебранке Локи» тот прямо обвиняет в этом Владыку Асгарда, называя его «мужем женовидным». Однако также Один умел видеть будущее, благодаря тому, что испил из колодца мудрости Мимира, оставив ему в залог свой правый глаз. Кроме того, Один покровительствовал практике гальдра – колдовского крика, который в противовес сейду являлся строгой прерогативой мужчин.
В литературных источниках и на рунических камнях мы не видим явно доминирующей роли Одина над другими богами, если вопрос касается бытовых тем. Но когда на первый план выходит колдовство, всегда упоминают именно его. Это можно увидеть, например, в «Речах Высокого» из «Старшей Эдды». Однако, на мой взгляд, куда любопытнее «Речи Сигрдивы», где рассказывается, как Сигурд (убийца Фафнира) получает от валькирии Сигрдивы знания о рунах. Интересно здесь то, что Сигрдива была проклята Одином за то, что поддержала не того конунга, которому благоволил бог. Один использовал гальдрастав «шип сна», чтобы усыпить её, но Сигруд пробудил валькирию от магического сна.
Не вполне понятно, получила ли Сигрдива знания рун от Одина (как считает Ли Холландер), либо же причина в том, что пока тело спало дух валькирии путешествовал по девяти мирам и многое узнал, включая руны (версия М.И. Стеблин-Каменского). Когда Сигрдива перечисляет руны, которые могут помочь Сигруду, в их числе есть те, что залечивают раны, защищают от отравления, дарую победу в битве. Но также есть руна, которая помогает принимать роды. Насколько это знание необходимо для воина? Нам включение этой руны может показаться странным, но в средневековье все было иначе. Для мужчины продолжение рода имело концептуальную значимость, поэтому «повивальные руны» для Сигурда действительно важны.
Что касается покровительства Браги, тут стоит кратко привести оригинальную легенду. Согласно эддическим текстам, когда асы и ваны наконец заключили мир, они ритуально смешали свою слюну в чаше и так появился ван Квасир. Он знал ответ на любой вопрос, но смертные Мидгарда не заинтересовались речами мудреца. Тогда он ушёл в Свартальвхейм, где два цверга – Фьялар и Галар – убили вана и изготовили из его крови напиток. Каждый, кто хоть раз попробовал его, становился искусным поэтом. Асов же цверги убедили в том, что Квасир умер от собственной мудрости.
Однако история на этом не заканчивается. Однажды в гостях у цвергов (они же гномы или тёмные альвы) побывал великан Гиллинг. Цверги не удержались и рассказали ему о мёде поэзии, но потом поняли, что совершили ошибку, и убили Гиллинга. После этого Гуттунг, сын Гиллинга, забрал у цвергов мёд поэзии в качестве выкупа за смерть отца. Но вскоре о мёде прознал Один, который с помощью Бауги, младшего брата Гуттунга, пробрался к нему в дом в обличье змеи, а потом соблазнил Гуннлёд, дочь великана, которая охраняла напиток. Один с разрешения Гуннлёд осушил чаши с мёдом в три глотка и сбежал. Гуттунг бросился за ним.
Ас обратился орлом и донёс мёд до Асгарда. Он сплюнул напиток в чашу и отдал её Браги, своему сыну. В связи с этим считалось, что нельзя родиться скальдом, но им можно стать, если получить благословение Браги. Интересно, что этот миф существует в нескольких версиях. По одной из них, Один сам поделился мёдом с людьми. По другой – чистый мёд он принёс в Асгард, но по пути проглотил некоторое количество, которое переварилось и пролилось в Мидгард «естественным путём». Те люди, которые вкусили этого мёда, тоже стали поэтами, но никудышными.
Вторая версия мифа более поздняя и явно создана христианами. Это не нонсенс. Аналогичным образом Снорри Стурлусон придумал, что в Хель попадают люди, умершие от болезни и старости, хотя мы не находим подтверждения этому ни в одном другом источнике (на данный момент мнение о том, что Стурлуссон добавил отсебятины, является доминирующим в научной среде, в частности одной из первых его высказала Хильда Дэвидссон).
Получается, скальдам благоволил как сам Один, так и его сын Браги. При этом нет сомнений, что скальдическая поэзия шла рука об руку с мастерством «вырезания рун». В вышеприведенных эпизодах руны использовались или могли использоваться для получения положительного эффекта. Но также они могли оказывать негативное влияние. В «Саге об Эгиле» Скаллагримссон вырезает руны на уже упомянутом нитшесте. А потом он сталкивается с ситуацией, когда чтобы помочь девушке выздороветь сын местного бонда вырезал руны на китовом усе и положил ей в кровать. Но состояние девушки только ухудшилось и Эгиль пояснил, что причиной стала неумелая попытка использовать руническую магию.
То есть если со скальдической магией все просто – она либо действует, либо нет, то с рунами дело обстоит сложнее. Когда эриль недостаточно хорош в своем деле, он может нанести ненамеренный вред. В «Саге о Греттире» Греттир Силач, будучи изгнан из людского общества, тем не менее неплохо чувствует себя в дикой природе. Он показывает себя высококлассным выживальщиком, невероятно сильным и мужественным человеком, великолепным воином, который при этом сведущ в колдовстве. Кажется, что его невозможно победить. Однако в финале своей истории он встречает ведьму Хурид, которая дважды проклинает Греттира.
В первый раз она делает это в прозаической форме и проклятие не дает нужного эффекта. Во второй раз ведьма вырезает руны на коряге, окропляет их своей кровью и шепчет над ними заклинание, отправляя по воде в сторону Греттира. Позже Силач отталкивает корягу, обуянный дурным предчувствием. Вскоре он сильно заболевает и совсем не может защищаться, когда на него с братом нападают враги. В итоге Греттир гибнет.
Эта история наглядно показывает, что даже самый сильный воин, с которым никому не справиться в бою, может быть погублен немощной старухой, если она знает заклинания и руны. «Сага о Греттире» в очередной раз подтверждает, каким могуществом обладали скальды и эрили в культуре средневековых скандинавов и исландцев.
Деконструкция нида (висы-проклятья) в контексте магического мировоззрения древнескандинавского общества
Основываясь на вышеприведенных примерах, мы можем смело утверждать, что в скандинавском обществе существовала живая традиция речевых проклятий. Плюс рунические проклятия, которые, насколько нам известно, часто объединялись с устными формулами. При этом недостаточно было просто знать начертания рун и словесные формулы. Требовался буквально дар Одина/Браги, выраженный в умении интуитивно подбирать руны по ситуации и на ходу слагать висы.
Это не могло не влиять на восприятие скальдов и эрилей. То есть сам факт существования этих людей менял поведение их окружения. Во всех сагах, где поэт прилюдно использует нид, остальные либо ощущают страх, либо как минимум начинают действовать осторожнее. Причинить вред скальду в том или ином виде считалось большой ошибкой с далеко идущими последствиями. С другой стороны, нам неизвестны случаи, когда сами скальды выступали инициаторами таких сюжетов. То есть они, что называется, не лезли на рожон и никого не провоцировали, а ниды были заслужены их врагами.
Конечно, мы видим здесь так называемое магическое мировоззрение, о котором Зигмунд Фрэйд в работе «Тотем и табу» писал следующее:
У примитивного человека имеется громадное доверие к могуществу его желаний. В сущности, всё, что он творит магическим путём, должно произойти только потому, что он этого хочет.
Насчет примитивности я бы поспорил, но сейчас это неважно. Важно, что во многих древних культурах мы встречаем сюжеты с предсказаниями, которые сбываются после того, как о них узнают. А попытка изменить будущее обычно не приводит к требуемому результату. Так же с нидами – произнесение нида скальдом и его осознание врагом приводит к тому, что нид исполняется. Но акт воплощения произнесенных слов, как результат веры в это жертвы, не всегда буквален.
В данном контексте любопытны эпизоды из древнескандинавских текстов, где жертва нида пытается как-то повлиять на скальда, чтобы избежать исполнения проклятья. Мы знаем несколько примеров, когда проклятье было озвучено, и хотя оно не было исполнено, его автор все равно достигал своей цели. Это ставит перед нами закономерный вопрос о том, могло ли проклятье изначально являться попыткой запугать жертву и получить желаемое без реального стремления нанести вред? То есть действительно ли скальд хотел исполнить то, о чем говорил, или магия как раз заключалась в том, что угроза приводила к желаемому результату без воплощения в жизнь?
Чтобы понять это, я предлагаю рассмотреть два текста. Первый – «Поездка Скирнира» из «Старшей Эдды». По сюжету мифа, слуга вана Фрейра по имени Скирнир оправляется к великанше Герд, чтобы сделать ее супругой своего господина. Ни в этом тексте, ни в любом другом мы не находим указаний на природу Скирнира (хотя сам он утверждает, что не является асом, ваном или альвом). Вероятно, он мог быть смертным (например, у Тора были смертные слуги Тьяльви и Рёсква). В любом случае Скирнир подчиняется Фрейру, одному из главных богов скандинавского пантеона. При этом Фрейр исключительным образом доверяет Скирниру, потому что дает ему в дорогу своего магического скакуна, способного попасть в мир йотунов, а также свой меч.
Сначала Скирнир пытается буквально купить Герд. Он предлагает ей одиннадцать золотых яблок (вероятно, имеются ввиду яблоки Идунн, супруги Браги, которые даруют вечную жизнь). Затем он готов подарить великанше волшебное кольцо Драупнир, из которого каждую девятую ночь возникает восемь точно таких же золотых колец. Герд отказывается от даров. Тогда Скирнир обещает убить её и отца девушки, великана Гюмира. Наконец, он говорит, что может насильно забрать её, превратить в чудовище и посадить на краю Хельхейма. Когда все это не дает эффекта, Скирнир произносит:
Хримгримнир турc
За решетку смерти
Посадит тебя;
Тролли напоят
Тебя под землею
Козьей мочой;
Вкуснее питья
Ты не получишь,
Не по воле твоей,
Но по воле моей!
Руны я режу –
«Турc» и еще три:
Похоть, безумье и беспокойство;
Но истреблю их,
Так же как резал,
Когда захочу.
Слуга Фрейра произносит нид и режет соответствующие руны. Однако тут же добавляет, что по своему желанию может сокрушить руническую надпись и отменить проклятье, превратив его в сделку. «Поездка Скирнира» вызывает у исследователей больше вопросов, чем любой другой текст. Имели место попытки увидеть здесь отсылки к культу плодородия Фрейра (Магнус Ольсен), а также к иерогамии – священному браку между божествами (Урсула Дронке). При этом хотя считается, что сам текст довольно поздний и был создан под мощным влиянием христианства, проклятье, которое занимает здесь центральное место, однозначно отсылает к реальной магической традиции.
Сейчас одной из доминирующих точек зрения является версия Терри Ганнела, который предположил, что «Поездка Скирнира» была не просто сагой, а представлением, совмещенным с ритуалом. Эта версия породила другую, согласно которой перед нами иллюзия внутри иллюзии. Как рассказик играет в представлении Скирнира, так и сам Скирнир играет перед Герд скальда и эриля, лишь пугая её, но в действительности не намереваясь накладывать никаких проклятий. Великанша отказывается от невероятных богатств, она не боится своей смерти и смерти близких. Но нид-проклятье ужасает её настолько, что она сразу согласна на всё.
То есть Герд определённо верит Скирниру, но верим ли ему мы? Чтобы лучше разобраться в ситуации, рассмотрим ещё один пример. В «Саге о Боси и Херрауде» есть ситуация, аналогичная проклятью Скирнира, направленному на Герд. По сюжету, ведьма Бусла приходит к постели конунга Хринга, который намеревается казнить Боси, сына Буслы, и собственного сына Херрауда. О Бусле мы знаем, что она была «сведуща в чарах» и хотела учить этому своего сына, но тот отказался, мотивируя своё решение тем, что тогда люди будут говорить, будто он всего добился обманом.
Дальше, когда Боси попадает в немилость конунга, Бусла приходит к королю и произносит «Мольбу Буслы». Несмотря на название, в действительности речь ведьмы является нидом. Причем автор, записавший сагу, будучи христианином, дает комментарий о том, что в речах ведьмы «много злых слов и их нет нужды произносить христианам», поэтому он приводит только часть нида. Вот несколько строк:
Духи заблудятся,
сбудется страшное,
дрогнут утёсы,
мир обезумеет,
погода испортится,
сбудется страшное,
коль ты, конунг Хринг,
мира с Херраудом
не заключишь
и Боси не выручишь.
Так я на грудь
тебе надавлю,
что твоё сердце
сгложут гадюки,
уши твои
никогда не услышат,
очи твои
наизнанку повывернет,
коль не поможешь
выручить Боси,
не укротишь
к Херрауду ненависть.
Как и Герд, конунг до последнего не соглашается принять условия, которые ему навязывают. Однако он меняет своё мнение после заключительной части нида и клянется помиловать Боси с Херраудом. Только после этого ведьма исчезает, говоря, что проклятье не подействует на конунга, если он сдержит клятву.
Обратите внимание, Бусла произносит нид в лицо конунгу, находясь у его постели. Каким образом она пробралась к нему в спальню – не раскрывается, но сам факт должен указать нам на том, что ведьма действительно владеет сверхъестественными силами. Тут мы видим сразу несколько важных моментов. Момент первый – Скирнир сумел застать Герд врасплох и общался с ней наедине, точно так же поступила Бусла. Видимо, в обоих случаях это было условием успешности нида (хотя в иных текстах вроде рассказа «О Торлейве Ярловом Скальде», нид произносится традиционным образом – во всеуслышание).
Момент второй – само название нида «Мольба Буслы» говорит о том, что имеет место обращение к высшим силам. То есть успешность проклятья, по всей видимости, определяется не только тайными знаниями ведьмы, но также её сверхъестественными покровителями.
Третий момент – автор текста каждый раз отказывается цитировать слова Буслы полностью, мотивируя это тем, что ее проклятье в дальнейшем стало широко известно и ни к чему хорошему не привело. Эти слова явно направлены не на персонажей, а на тех, кто знакомится с текстом. То есть, как и в случае с «Поездкой Скирнира», мы видим явную попытку вызвать эмоциональный отклик у читателя. Точно так же поступил автор истории о Торлейве – он процитировал только часть нида.
Конечно, мы вправе предположить, что нежелание вставлять в текст полные цитаты оригинальных скальдических произведений может являться отражением христианского благочестия. Тем не менее, многие исследователи (например, Анна Соловьева) уверены, что авторы-христиане, которые записывали саги, верили в силу проклятий и не хотели способствовать распространению колдовства. А даже если у них самих этой веры не было, они явно пытались возбудить ее в читателях.
«Сага о Боси и Херрауде» не была так глубоко исследована, как «Поездка Скирнира». Отчасти потому, что если история слуги Фрейра явно древняя и имеет мощную мифологическую основу, то сюжет Буслы и конунга куда более поздний. Хотя рассказ датируется XVвеком, предполагается, что его отдельные фрагменты чуть более ранние. То есть в данном случае текст испытал на себе сильное влияние христианства.
Тем не менее, в «Саге о Боси и Херрауде» есть моменты, типичные для скальдической прозы. Например, мы уже видели образ женщины, которая проклинает сильного воина («Сага о Греттире»), есть и реальные подтверждения таким явлениям. Пример – ведьма по имени Рагнхильд Тригагас из Бергена (Норвегия) была осуждена и казнена в 1324 году за то, что проклятьем пыталась разрушить брак мужчины, которого любила. То есть строки самого нида в истории Буслы оригинальные, что подтверждено лингвистами, включая Лоренцо Галло.
Возвращаясь к сюжету рассказа, мы видим, что у конунга Хринга всего три варианта действий. Первый вариант – отказать ведьме и получить проклятье. Второй вариант – разгадать руническую загадку, которая Бусла приводит в заключительной части нида. Третий вариант – согласиться на её условия. Конунг отказывает ведьме довольно неуверенно, загадку он даже не пытается разгадать, а после произнесения заключительных слов он уже готов подчиниться.
Истории Скирнира и Буслы показывают нам, как обладатель тайных знаний якобы отменяет собственное проклятье и фактически добивается желаемого не магической силой, а убеждением, замешанном на страхе и безоговорочной вере в то, что в противном случае нид сбудется. То есть Скирнир и Бусла ломают волю жертв, не оказав на них никакого сверхъестественного влияния. Всё это говорит о том, что в культуре древних скандинавов сила слов не подвергалась сомнению. Словам скальдов, эрилей и ведьм верили уже только потому, что эти слова были произнесены. Воистину, это великолепная демонстрация всей мощи магического мировоззрения в его практическом аспекте.
Логика и методология нида: язык магии – язык страха
Первым исследователем, который заговорил об этом аспекте нида, стала Урсула Дронке. Она обратила внимание на то, что в «Поездке Скирнира» Герд является йотуном, но слуга Фрейра относится к ней, как к обычному человеку. И на страхах он играет вполне человеческих. Очевидно, это важный аспект мистификации – чтобы угрозы персонажа были понятны аудитории. Дальше эту мысль развивал уже Джозеф Харрис, который градировал угрозы Скирнира. На самом деле никаких градаций не надо, молодой девушке страхи Герд абсолютно понятны. И не имеет значения, кто она – смертная из Мидгарда или великанша из Йотунхейма.
В ситуации с Буслой и Хрингом сверхъестественные персонажи не фигурируют, но Хринг – конунг, он могущественный правитель. Понятно, что его жизнь сильно отличается от жизни обычного человека, но вот его страхи – это страхи любого мужчины. Хотя Бусла говорит совсем не те слова, какие есть в ниде Скирнира, паттерны угроз совершено одинаковые, вероятно потому что фундаментальные. Предлагаю разобраться в них подробнее.
Во-первых, угрозы здоровью конунга Хринга начинаются еще до того, как Бусла читает нид. Потому что когда она входит к нему в спальню, он понимает, что не может двигаться. Дальше ведьма начинает нид и говорит об угрозах зрению, слуху, сердцу конунга. Затем пророчит опасность от стихий, животных, сверхъестественных сущностей. Наконец, Бусла говорит, что Хринг потеряет свою власть и в финале «добивает» его тем, чего больше всего боятся многие мужчины:
Будешь в постели
Спать как на углях,
На месте почётном
Сидеть как при качке;
Покажется хуже
Дальше намного:
Захочешь с девицей
Как муж позабавиться –
Собьешься с пути.
Продолжить ли перечень?
Аналогичным образом Скирнир начинает свой нид с угроз, касающихся физического здоровья Герд. Хотя еще до того, как озвучить проклятье, он просто угрожает девушке мечом. Дальше слуга Фрейра говорит, что Герд не сможет наслаждаться никакой пищей, станет уродливой, начнет болеть. Обратите внимание – первые угрозы конунгу касаются слуха и зрения, ведь для него как воина и правителя это критически важно. Но Скирнир говорит о том, что отберет красоту великанши, и для девушки эта угроза звучит куда страшнее, чем для мужчины.
Тем не менее, и конунг и великанша оказываются достаточно стойкими, чтобы отказать своим противникам, несмотря на угрозы физического характера. Тогда Скирнир и Бусла переходят к следующему уровню нида. Ведьма сулит, что после смерти Хринг окажется в Хель, где его тело будут глодать псы, а душа подвергнется страшным мукам. Но это проклятье важно правильно понять – для конунга самой страшной угрозой становится тот факт, что его воля не будет иметь никакого значения. Это выражается в том, что он попадает в Хель, несмотря на статус воина и правителя. То есть если ведьма приводит нид в исполнение, ему не видать Вальхаллы или Фольквангра. Именно после этих слов Буслы Хринг соглашается на её условия.
Ограничение по знакам. Продолжение здесь.
