Горячее
Лучшее
Свежее
Подписки
Сообщества
Блоги
Эксперты
Войти
Забыли пароль?
или продолжите с
Создать аккаунт
Я хочу получать рассылки с лучшими постами за неделю
или
Восстановление пароля
Восстановление пароля
Получить код в Telegram
Войти с Яндекс ID Войти через VK ID
Создавая аккаунт, я соглашаюсь с правилами Пикабу и даю согласие на обработку персональных данных.
ПромокодыРаботаКурсыРекламаИгрыПополнение Steam
Пикабу Игры +1000 бесплатных онлайн игр
Отправляйся в погоню за легендарными сокровищами Бабы Яги в 3D!
А в это время Баба Яга отправится в погоню за тобой.

Убеги от Бабы Яги

Аркады, Мидкорные, 3D

Играть

Топ прошлой недели

  • AlexKud AlexKud 38 постов
  • SergeyKorsun SergeyKorsun 12 постов
  • SupportHuaport SupportHuaport 5 постов
Посмотреть весь топ

Лучшие посты недели

Рассылка Пикабу: отправляем самые рейтинговые материалы за 7 дней 🔥

Нажимая кнопку «Подписаться на рассылку», я соглашаюсь с Правилами Пикабу и даю согласие на обработку персональных данных.

Спасибо, что подписались!
Пожалуйста, проверьте почту 😊

Помощь Кодекс Пикабу Команда Пикабу Моб. приложение
Правила соцсети О рекомендациях О компании
Промокоды Биг Гик Промокоды Lamoda Промокоды МВидео Промокоды Яндекс Директ Промокоды Отелло Промокоды Aroma Butik Промокоды Яндекс Путешествия Постила Футбол сегодня

Проза

С этим тегом используют

Авторский рассказ Рассказ Писательство Продолжение следует Самиздат Мистика Мат Все
987 постов сначала свежее
10
RasskaziOtLuki
RasskaziOtLuki
5 дней назад
Авторские истории

Голос из другого времени⁠⁠

Я всегда думал, что мой дед — ворчливый старик, от которого только и слышишь: "Погода нынче ни к чёрту", "Ваша музыка — шум один"… Но вот сегодня утром: в руках — коробка в пыли веков, а на лице — странная улыбка.

– Просто послушай, – говорит.

Ладно. Внутри — древний кассетный плеер. Я включил его, и… по комнате разлился молодой голос, до боли знакомый — дед? Он пел! Гитара, глупые шутки между куплетами, рассказы о том, как мечтал уехать в город, писать книги…

Я запнулся на собственном дыхании.

Вот он, мой ворчун: влюблённый, живой, смеющийся мальчишка! И вдруг я понял — дед был другим. И он есть.

Я снял наушники. Дед улыбнулся:

– Запомни, парень, мечты умирают только тогда, когда мы сами их закапываем.

Я обнял его — крепко, впервые по-настоящему.

[моё] Проза Рассказ Авторский рассказ Продолжение следует Истории из жизни Писательство Текст
2
5
RasskaziOtLuki
RasskaziOtLuki
5 дней назад
Авторские истории

Два письма⁠⁠

Я никак не ожидала, что обычная уборка на чердаке обернётся для меня настоящим путешествием во времени…

Среди хлама, покрытого вековой пылью, я наткнулась на два толстых конверта — один адресован мне, другой — маме. Оба письма написаны бабушкиной рукой. Сердце забилось быстрее, когда я осторожно разрезала свой конверт.

Внутри оказались тёплые воспоминания бабушки о моём детстве, её мечты о моём будущем — простые, но такие важные: чтобы я была счастлива, чтобы меня окружали тёплые, верные люди.

Читала, а по щекам текли слёзы — от нежности, от благодарности. А потом вдруг почувствовала: я не могу не ответить.

Я тут же села за стол и написала бабушке длинное письмо… Держала в руках лист бумаги и шептала: «Обещаю, я исполню всё, о чём ты мечтала». Наверное, когда-нибудь мои слова найдёт уже кто-то другой.

[моё] Проза Рассказ Авторский рассказ Продолжение следует Истории из жизни Текст
0
149
HektorSchulz
HektorSchulz
Писатель.
Серия "Снято"
5 дней назад

"Снято". Часть восьмая⁠⁠

"Снято". Часть восьмая Гектор Шульц, Проза, Авторский рассказ, Кинопроизводство, 90-е, 2000, Мат, Длиннопост

©Гектор Шульц

Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.
Часть четвертая.
Часть пятая.
Часть шестая.
Часть седьмая.
Часть восьмая.

Олег, Марк, Леша и остальные мужчины занялись палатками. Командовал ими, естественно, Сема, чей голос в лесной тишине звучал не грозно, а приглушенно. Веня обкладывал камнями будущий костер. И где он только камни в лесу нарыл? Вопросец, да. Мама Валя и Катерина Львовна с двумя актрисами, Светой и Тоней, обсуждали, что надо готовить в первую очередь, а Лада с ехидной улыбкой за этим наблюдала. Настя уткнулась в блокнот, изредка прерываясь, чтобы глотнуть пива и послушать Сережу, который играл на гитаре. Играл он хорошо, может быть, поэтому его не запрягли работать. Ну, либо от карлика только и пользы было, что звуковое сопровождение. Ну а я, пользуясь моментом, пошла знакомиться с людьми, которые были крайне редкими гостями на съемочной площадке. Бухгалтеру и «теневому связному» - Лике, обеспечивающей Сему заказами, монтажеру Андрею и невзрачной женщине, которую звали Роза, и которая, опять же, была женой нашего «доброго» режиссера. Настя как-то обмолвилась, что настоящим управляющим является именно она, но глядя на Розу в это как-то не верилось. Не верилось, что эта худенькая тетушка с глубоко запавшими карими глазами вертела всем. Однако стоило ей открыть рот и что-то сказать своему супругу, как тот вжимал головенку в плечи и беспрекословно выполнял все, что пожелает жена.

- Привет, мы, кажется, незнакомы, - улыбнулась я, подходя к Лике – красивой, высокой женщине в весьма неплохом спортивном костюме. Лика, как и я, презирала длинные волосы, отдав предпочтение короткой прическе, в ушах поблескивали бриллиантовые «гвоздики», а на руке я увидела довольно неплохие часики. Ну, хули тут удивляться. Бухгалтеры – народ зажиточный. А если Лика являлась поставщиком заказов, то было ясно, что Сема не обделял своего бухгалтера деньгами.
- Лично незнакомы, - улыбнулась она, приподнимая на уровень глаз пластиковый стакан с вискариком. – Анжелика. Можно просто Лика. А ты Женя, так?
- Женя.
- Актриса, если мне не изменяет память?
- Скорее актриса на подхвате, - хмыкнула я. – До уровня Лады мне еще далеко.
- Ну, было бы желание, - усмехнулась Лика. Она повернулась к упитанному пареньку в черной футболке с принтом альбома «Blind Guardian» и протянула свой стакан. – Андрюш, плеснешь еще?
- Ага, ща, - кивнул тот, вытаскивая из сумки початую бутылку виски. Однако Лика скривилась, увидев, что тот достал «Белую кобылу».
- Другой, тот, что Сема для себя заныкал, - мотнула она головой. Андрей понимающе улыбнулся и, повозившись, вытащил бутылку «Маккалахана». – Вот, другое дело. «Кобылу» сами пейте. С колой самое-то. А я чистый люблю. Роза Викторовна. Присоединитесь?
- Вина, пожалуй, глотну, - рассмеялась жена Семы, присаживаясь рядом. Она поджала губы, услышав голос мужа, который грязно ругался, не в силах справиться с палаткой. – Все же творческий человек совершенно неприспособлен к бытовым проблемам.
- Ну, палатку поставить – тут мастерство нужно, - вставил Андрей, с громким «чпок» открывая банку пива.
- Я вас умоляю, Андрюша, - вздохнула Роза. – Сема розетку-то подключить не в состоянии. Два провода всего… А вы о палатке говорите.
- Помощников там хватает, - кивнула я в сторону Олега и Марка. Те, смеясь, сами взялись за палатку, уронившую авторитет режиссера.
- И то прекрасно, - снова вздохнула Роза. – А то опять покалечится. Как с розеткой, когда его током ударило.
- Сильно? – улыбнулся Андрей.
- Неприятно. Тряхнуло несильно, но Сема на лестнице стоял, и с этой лестницы упал, ногу поломав.
- Запомним. К розеткам господина режиссера не подпускать.
- Правильное решение. Пусть уж творит лучше, чем в ремонт играется, - ехидно хихикнула Роза, пригубив вино. Ее маленькие черные глазки неожиданно остановились на мне. – А вы… Вы же Женя, так? Фею играли.
- Видели? – удивилась я.
- А как же. Прежде чем готовый материал клиенту отправить, надо удостовериться, что все сделано на уровне, - кивнула Роза. – Что ж, милая… могу вас заверить, что талант у вас есть. Все дело в практике.
- И в отсутствии стыда, - добавила я, заставив ее улыбнуться.
- Получилось годно, - вставил свое мнение Андрей. Он виновато хмыкнул, увидев, как я покраснела от смущения. – Ну, прости. Работа у меня такая. Я ж отсматриваю весь материал прежде, чем лепить из него фильм.
- И только я понятия не имею, что мы сдаем клиенту на выходе, - перебила его Лика. Она рассмеялась и сделала глоток виски. – Мое дело маленькое…
- О, не лукавь, милая, - ответила ей Роза. – Без тебя не было бы ни денег, ни заказов.
- Точно! – воскликнул Андрей. – Ну, за это надо выпить.
- Будем, - кивнула я, поднимая банку пива.
- Будем! – откликнулись остальные.

Через час, когда солнце окончательно отправилось спать, в воздухе запахло дымом и жареным мясом. Мама Валя священнодействовала у костра и никого к готовке не подпускала. Разве что осветителю Леше было позволено изредка раздувать угли в мангале. Костров было два. На одном готовилась еда, а у второго кружочком сидела съемочная группа. Бренчал на гитаре Сережка, выводя свою грустную версию «Пиллигримов», стихотворения Бродского, положенного на музыку.
- Мимо ристалищ, капищ,
мимо храмов и баров,
мимо шикарных кладбищ,

мимо больших базаров,
мира и горя мимо,
мимо Мекки и Рима,
синим солнцем палимы,
идут по земле пилигримы.
Увечны они, горбаты,
голодны, полуодеты,
глаза их полны заката,
сердца их полны рассвета.
За ними поют пустыни,
вспыхивают зарницы,
звезды горят над ними,
и хрипло кричат им птицы:
что мир останется прежним,
да, останется прежним,
ослепительно снежным,
и сомнительно нежным,
мир останется лживым,
мир останется вечным,
может быть, постижимым,
но все-таки бесконечным… - пел Сережка, но и он в итоге отложил гитару, чтобы присоединиться к остальным. Выпито было много, но темного часа и чудес, о которых пророчествовала Настя, пока не случилось, что не могло не радовать.

- Так, - буркнула Настя. – Скучно сидим.
- А тебе подавай стриптиз у костра и человеческие жертвоприношения? – ехидно спросил Марк.
- Без сомнений, родной, - кивнула она. – И оргия после. А то какой сатанизм и без оргий, а? Но, если серьезно, давайте что ли сыграем?
- Во что? – спросила я.
- А во что играют у костра, упившись вусмерть? – усмехнулась Настя. – Давайте в «Я никогда не».
- Это как? – заинтересованно спросила Лика. Ее глаза ярко блестели в свете костра. Как два драгоценных камешка. Пьяных и бесстыжих камешка.
- Все просто, Лик, - ответила за Настю Лада. – Начинаю, допустим, я. И говорю, к примеру: «Я никогда не трахалась с негром». Если кто-то из присутствующих трахался с негром, то он пьет. Потом свое «я никогда не» говорит следующий.
- Тут возможны два исхода, - хмыкнул Сережа. – Либо все упьются в первые же полчаса игры, либо останутся трезвыми.
- Ну, в этом и смысл, профессор Флитвик, - сварливо ответила Настя. – К тому же нажираться не обязательно. Пригуби чутка и будет засчитано. Писят баллов Гриффиндору, хуе-мое и все такое.
- Почему бы и нет, - улыбнулся Сема. – Хорошая игра. Позволит получше друг друга узнать. Особенно новеньким.
- И повергнет их всех в пучины стыда и мракобесия, - добавила Настя. – Играем. Давайте, я первая?
- Ни в чем себе не отказывай, - кивнул Марк, сидящий между мной и Настей.
- Лады. Так… - задумалась она. – Чего б такое сказать… А, во! Я никогда не убивала человека.
- Настя, блядь, - рассмеялась Лада, а потом, поперхнувшись смехом, удивленно посмотрела на Лешу, который, хмыкнув, сделал глоток пива. – Серьезно?
- Ага, - тихо ответил тот. – Было дело.
- Так, вносим правки в правила, - поспешила вставить Настя. – Каждый, кто выпил, пусть озвучит предысторию. А ну как среди нас маньячина-убивец сидит, а?
- Тогда хуевую ты игру выбрала, - съязвила Лада. Она настороженно посмотрела на Лешу и добавила. – Ну? Поделишься деталями?
- Ну, бояться вам не надо. Я не маньяк, - криво улыбнулся осветитель. Однако, улыбка быстро исчезла. – В Афгане это было. На войне. А на войне убивают. Или ты, или тебя. Иного не дано.
- И кто был первым? – заинтересованно спросила Настя. Я улыбнулась, увидев, что она уже держит наготове блокнот, который в этот раз заменял ей ноутбук. – Не кривляйся. Наверняка ты помнишь? Это ж как первая любовь.
- Помню, - честно ответил Леша, обведя внимательным взглядом притихших коллег. – Но хотелось бы забыть. Пацан это был. Сопля вообще. Лет одиннадцать или двенадцать. Мы тогда кишлак один проверять шли. Птичка на хвосте принесла, что духи в том кишлаке шкерятся. Не соврала, птичка-то. Духов ликвидировали, задачу выполнили. И решили дом один проверить еще раз. А там пацан этот… с мамкой своей. Ошибку мы тогда сделали. Спиной к ним оба повернулись. Вот пацан моего товарища очередью и прошил. Хуй знает, почему не меня, а его. Я на автомате развернулся и ответил. А кишлак тот… с землей потом сравняли, в общем. Но, да… помню его. И пацана этого. Пацаны ж у духов с оружием с пеленок обращаться учатся. Это в глаза он тебе улыбается, еду дает, воду. Отвернешься, моргнуть не успеешь, как сдохнешь.
- Мрачно, - скупо обронила Настя, прикусив колпачок шариковой ручки зубами.
- Как есть, - улыбнулся Леша. Вот только улыбка вышла неживой. – Ладно, давайте что-нибудь повеселее. Все же такой хороший вечер. И компания. Так. Я никогда не трахался с мужиком.
- Жопа ты! – рассмеялась Настя, когда вся женская часть синхронно выпила.
- Смекалка, - кивнул Леша. – Ну, предысторию давайте. Раз уж ты правила поменяла.
- Типа про первого? Или самого ебанутого? – уточнила Лада.
- На ваше усмотрение.
- Хитрец, - вздохнула я, заметив, какими многозначительными взглядами обменялись наши мужчины.
- Окей, - ответила Настя. – Мой первый был одновременно и первым, и ебанутым. Хотя бы тем, что в качестве музыкального сопровождения для нашего коитуса он выбрал китайские народные песни. Ебаться под заунывные струнные, мрак, пиздец и безобразие. Но я была пьяна от любви и забила на его странности. Пока он не кончил и не побежал стучать колотушкой в маленький гонг. Пояснил потом, мол духи ругаться будут, если этого не сделать.
- Ну, мне похвастаться нечем, - покраснела Роза, переглянувшись с Семой. – Сема – мой первый и единственный.
- Скукота, - заявила Настя, заставив всех рассмеяться. – Мужик снимает порно и трахался только с одной женщиной.
- Когда-нибудь я тебя уволю, - пригрозил Насте Сема, но та лишь рукой махнула.
- Уволишь, Сема, уволишь. Как найдешь себе нового, невероятно талантливого и продуктивного сценариста. А пока терпи.
- Так, ну мне надо выбрать, - хмыкнула Лада. – Хотя… Был один, ебанутый на всю голову. Любил, чтобы я душила его в процессе.
- Не самое страшное. У многих такой фетиш, - заметил Марк.
- Не, не. С этим все было куда хуже. Однажды, пиздец… Трахаемся мы, короче. Он снизу, как всегда, я сверху, почти кончаем. В общем, он велит мне, чтобы я начала его душить, я послушно исполняю, он кончает и… обсирается. Одновременно… - Ладу перебил громкий взрыв смеха, да и сама она не удержалась от улыбки. – Короче, он кончает, я трясусь от оргазма… Пердеж, вонища, говно лезет из-под него, как ириска растаявшая. Отвечаю, пиздец. А оргазм мой, сука, сильный. Я слезть не могу. Колбасит дико. А эта скотина мычит и срет, срет… Ну, видать тоже оргазм сильный словил.
- М… шутки про говно всегда заходят. Открылся твой ебанамат, так сказать, с неприятной стороны, - кивнула Настя, не забыв и эту историю записать в свой блокнот. – Женька, твой черед.
- Ладно, - усмехнулась я. – Про первого расскажу. Тоже странный был…

Я коротко пересказала свой первый сексуальный опыт, и мой рассказ тоже повеселил коллег. На моменте, когда Антоха заревел «сорок два» от смеха упал со стула Сережа, да и Марк утер слезящиеся глаза. Конечно, копаться в чужом грязном белье всегда приятнее и интереснее, чем в собственном. Поэтому я не винила коллег. Хоть повеселила их и то радость.
После меня поделились своим опытом Светка и Тоня. Оказывается, Света потеряла невинность с огурцом, а Тонькин пацан во время секса предпочитал смотреться в зеркало. Странное, но без изысков. Но в головах женской части уже зрел план мести, который озвучила Света, когда подошла ее очередь.

- Я никогда не трахалась с девчонкой, - ехидно прогудела она, заставив мужчин покраснеть от смущения. Выдохнул только Сема, весь сексуальный опыт которого уместился в одну женщину. А вот всем остальным пришлось пить. Но никто не удивился, когда помимо мужчин глотнула виски с колой и Лада.
- Эксперименты, - фыркнула она, заметив заинтересованные взгляды. – Ничего необычного. И мы уже отстрелялись. Ваш выход, господа.
- Ладно, - вздохнул Марк. – Я потерял невинность с соседской девчонкой.
- Пронзил ее насквозь? – уточнила Настя, вызвав у Марка улыбку. – Как жука к ковру пришпилил булавкой?
- Можно сказать и так. Лето, вечер, вино… Выпили мы много, ну и захотелось любви. И мне, и ей. Ей, как оказалось, хотелось сильнее. В общем, у нас за домом техникум располагался. И территория была большой, заросшей кустами и всем таким.
- В кустах и был совершен сей акт?
- Так, будешь перебивать, я заткнусь, - нахмурился Марк, услышав очередной комментарий Насти. Та в ответ хмыкнула и пытливо на него посмотрела, ожидая продолжения. – В кустах, да. Не учли одного. Кусты, судя по всему, обильно полили и трахались мы в грязи. Но по пьяни ничего не заметили. Ну а когда вернулись к нашей компашке, тут уже ржали все. Что ничуть не удивительно. Два чумазых человека, причем один с характерными грязными отпечатками на джинсах.
- Вонявшие похотью и блудом, - добавила Настя. – Зафиксировано.
- А зачем тебе это? – полюбопытствовал Веня.
- Затем, барон Попкорн, что я стану неебаца писательницей и срублю кучу бабла за книжку про еблю, - сварливо ответила Настя. – Ладно, не бздите. Это для сценариев. Вдруг пригодится.
- Уж надеюсь, что бить в гонг и срать под себя мне не придется, - ехидно протянул Марк. – Сереж, а ты чего молчишь? Давай, делись.
- Мой первый раз странным был, - хмыкнул тот и, неожиданно покраснев, виновато улыбнулся. – Сложно о таком рассказывать.
- А ты водочки бахни, - посоветовал ему Олег, протягивая бутылку.
- Не, не. Я лучше пиво. Не так в голову дает.
- Какая водка, Бессмертный? – встряла Настя. – Половинкину пробку понюхать хватит, чтобы мы потом его полночи успокаивали. Давай, Сереня. Выкладывай все грязные подробности.
- Тебе лишь бы позубоскалить, - улыбнулся Сергей. – Ладно, раз все делятся… Первый раз… с нянькой он был. В детдоме. Мне шестнадцать было. Няньки наши и воспитатели любили перед выходными на кухне погудеть. Ну а некоторые из наших им компанию составляли. Те, что постарше, само собой. Я тогда наказание отрабатывал. Сортир мыл. Воспитательский. Стою себе, никого не трогаю, тряпкой по унитазам прохожусь. И тут в сортир нянька наша вваливается. Варвара Антоновна. Просто в говно. Умылась она, значит, а потом на меня так красноречиво посмотрела. И говорит: - О, Мальцев. Скажи, Мальцев, а ты пизду видел?
- Ебать, - не сдержавшись, пробормотала я.
- Ага, - улыбнулся Сережа. – И юбку задирает. А потом подмигивает и говорит: - Иди сюда. Любви тебе отсыплю. Ну, суть да дело, сказала она, что трахаться хочет. Да не абы с кем, а с карликом. Интересно ей, каково это. Ну и добавила, что обижать меня никто не будет, если соглашусь. А если откажусь, то очень ее обижу. Видел я тех, кто в немилость к нянькам и воспитателям попадал. Поэтому и согласился. Это сейчас понимаю, что неправильно это все было.
- Неправильно? – удивленно переспросила Настя, оторвавшись от блокнота. – Не, Сереня. Это не неправильно. Это пиздец. Износ в чистом виде. С шантажом еще.
- Да сейчас что об этом говорить, - отмахнулся Сережа. – Давно это было. Но и забыть не получается. Но Варвара слово сдержала, хоть и пьяная была, под крыло свое взяла. До выпуска меня никто не трогал. Пусть и приходилось отрабатывать эту привилегию. То в кладовой, то на кухне за плитой вечером, то в беседке на улице.
- И ты терпел?
- А куда деваться, - пожал плечами маленький человек. – Детдом – это не школа. Это в разы хуже, особенно, если ты слаб. Вот и приходилось через собственную гордость и отвращение переступать.
- И что, пизда эта до сих пор там работает? А то мы б к ней наведались. Показали бы, что бывает, когда карликов ебешь…
- Нет ее уже. Через полтора года после выпуска белку поймала и в окно шагнула, - тихо ответил Сергей.
- Синька – чмо, - резюмировала Настя.
- И за это надо выпить, - кивнул Сережа, поднимая банку пива.

Слушая чужие откровенные истории, я невольно задалась вопросом. Как они так легко и непринужденно об этом рассказывают? А потом поняла, что эти люди и правда семья. Не без уродов, не без калек, но все же семья. За язвительностью Насти отчетливо виднелась тревога и гнев, когда Сережа рассказывал свою историю. Марк понимающе и без улыбок слушал рассказ Вени-Кукурузы, который сталкивался с домогательствами одного больного на голову соседа. А потом все вместе смеялись над похождениями Олега в женском общежитии и его неудачном побеге от вахтерши, которая фактически вышвырнула любвеобильного пацана в окно со второго этажа. И понимающе кивали, когда Тоня рассказывала о своем выпускном, где тоже случилось много чего странного.
Здесь никто никого не осуждал, а если и подъебывал, то беззлобно, веселья ради. Как подъебывают обычно родные люди. И та же Настя, без тени стеснения подтрунивавшая над Сережкой, обнимала и утешала маленького человека, пока никто не видит. А тот улыбался и жмурился, как довольный кот, что Настю только веселило. В этот вечер на лесной полянке не было коллег. Только свои. Родные.

- Так, родные, - громко произнес Сема, когда Катерина Львовна закончила рассказывать о своих подростковых похождениях и в игре был объявлен перерыв. – Давайте поднимем бокалы, бутылки и банки с пивом.
- Хуясе, - почти искренне восхитилась Настя. – Тост! Сема! Тост!
- Мне, пожалуйста, средней прожарки. Не люблю горелый хлеб, - буркнул Марк, заставив меня рассмеяться.
- Прожарят тебя попозже. Как упьются дешманской сивухой, - фыркнула Настя. – А ну, едала завалили! Дайте большому боссу договорить!
- Спасибо, Настенька, - улыбнулся Сема. – Можно было бы поделикатнее, но и так сойдет. Итак… Я специально ждал нашего мини-выезда, чтобы сообщить всем очень важные новости.
- Ох, ебатеньки! – перебила его Настя. В глазах безумной сценаристки плескался хмель, а язык уже начал заплетаться. – Неужели премией порадует, а?
- Тихо ты, егоза, - осадил ее улыбающийся Сережа. Настя показала ему язык и сделала внушительный глоток вина, которому отдавала предпочтение среди всех прочих алкогольных напитков.
- Наша студия прошла большой путь. От любительских роликов до вполне профессиональных фильмов, которые не стыдно показывать на специализированных фестивалях. К сожалению, это, конечно, невозможно, но не отметить наш рост я не могу, - Сема и бровью не повел, что его перебили. – И этот рост продолжается. Благодаря нашей прекрасной Анжелике в следующем году мы выходим на еще один рынок, где заказы будут в разы интереснее и, что немаловажно, дороже.
- Заебись, - вставила Настя, которая попросту не могла молчать и всюду вставляла свое мнение. – Полетим в космос. Ебать инопланетян…
- Нет, Настенька, космос нам пока не грозит, - улыбнулся Сема. – Но всему свое время. Остались последние штрихи и очень скоро все всем будет известно. К тому же пришла пора покинуть наше уютное помещение в доме культуры. На следующей неделе мы переезжаем, родные.
- О, как, - тихо ответил Марк. – Интересно, куда.
- Анжелика, твой выход, - поклонился Сема.
- Я в пафосные речи не умею, - ответила Лика, поднимаясь со стульчика, на котором сидела. – Поэтому скажу просто. Мы нашли новое помещение, в центре города, с пропускной системой и охраной на входе.
- Да, ладно! – картинно удивилась Настя. – Скажи еще, что там окна будут! Настоящие, блядь, окна.
- Будут, будут, - Лика сарказм не выкупила. То ли была пьяна, то ли попросту не заметила. – Помещение большое, с комфортным ремонтом, гримеркой, гардеробом, комнатой отдыха… Так, увлеклась. В общем, под наши нужды отведен весь третий этаж. Места хватит всем.
- Больше никаких подвалов и стертых ступеней, на которых ноги сломать можно, - добавил Сема. – У такой амбициозной студии и помещение должно быть соответствующим. К тому же мы расширяем сферу деятельности. Об этом тоже расскажу попозже, как будут улажены все нюансы.
- Кабаре откроет, - заметила Настя. – Бля буду, кабаре.
- Тише, солнце, - я погладила Настю по спине. Та в ответ лукаво улыбнулась и, покачнувшись, завалилась мне на плечо.
- Хорошая ты, Женька, - зевнула она. – Была б ты пацаном, я б тебя завалила…
- Ты сколько вина-то выпила? – поинтересовался Марк, за нами наблюдавший.
- Бутылку, две… Хуй его знает, Маркусик.
- Маркусик? – рассмеялся тот и виновато кивнул, когда Сема на него уставился. – Прости, Сем. Продолжайте.
- Да это, собственно, все новости. Понимаю, что скудные, - Сема развел руками, - но в ближайшем будущем обязательно раскрою все детали.
- Все творческие люди суеверны, - пояснила Роза. – Сема не исключение.
- Это да, - пьяно прогудел Олег. – Мне кошка черная раз дорогу перебежала, так я ногу сломал. А когда из больнички с гипсом шел, снова ее увидел… хотел пнуть заразу, да по бордюру дал и вторую… ик, сломал.
- Потому что неча животных лупить, - вздохнула Настя. – Поделом тебе, Бессмертный. Кошечки тебя никогда не простят. Так, кто принесет необычайно красивой готической даме вина, тот получит поцелуй.
- А готическая дама сама не в состоянии? – ехидно спросила Лада.
- Не, красотуля. Если сама пойду, то заплутаю и лешего выебу, - хохотнула Настя.
- Тебе красное? – спросил Сережа, один из немногих, кто еще сохранял ясность сознания.
- Конечно, полумуж. Краснее крови и краснее передавленной резинкой Венькиной кукурузы.
- Сейчас принесу, - улыбнулся маленький человек, отправляясь к припаркованным неподалеку от костра машинам. С ним увязался и Марк, которому все наперебой начали кричать в спину заказы. А я, улыбаясь, протянула руки к костру, чтобы сполна насладиться теплом. В углях с краю уже поспевала печеная картошка, до меня доносился ее вкусный запах. Но все это отошло на второй план, потому что коллеги начали понемногу меняться под воздействием алкоголя.
Первыми кружок у костра покинули Веня и Катерина Львовна. Они ушли к палаткам держась за ручки и хихикая, как подростки. Потом, извинившись, удалились Сема и Роза. Света с Тоней, зажав в коробочку, улыбающегося Лешу-осветителя, что-то весело чирикали ему на ушко, не забывая и о прикосновениях. Лада задумчиво смотрела в костер, перекидывая с ладошку в ладошку печеную картошку. Ее губы беззвучно шевелились, словно она вела какой-то важный и серьезный разговор с самой собой. Настя без тени стеснения засосала удивленного Сережку, который принес ей вина, а потом, оторвавшись от маленького человека, залилась веселым смехом. Марк, присев рядом со мной, тоже вытащил печеный кругляш из углей и, разломив его на две половинки, втянул носом вкусный запах. Одну половинку он посолил и протянул мне, а потом покраснел, когда увидел мою улыбку. Олег Бессмертный, завладев гитарой, бренчал какую-то тоскливую песенку. Пальцы его не слушались, из-за чего страдало качество исполнения. В итоге гитару у него забрала Настя, пусть и пришлось отвесить пьяному оператору подзатыльник, а гитару унести от греха подальше в машину.
Через полчаса у костра остались только мы с Марком и Лада. Остальные разбрелись кто куда. Настя утащила не сильно сопротивляющегося Сережу в свою палатку и очень скоро до нас донеслись ее довольные стоны. Судя по всему Половинкин, как она называла, вовсю развлекался с языкастой сценаристкой. Леше повезло больше всего, потому что к своему спальному месту он отправился в компании сразу двух девушек – Светы и Тони. Бессмертный уснул неподалеку от костра, перебрав с бухлом. Во сне он чмокал губами и порой активно двигал тазом, что без сомнений веселило и меня, и Марка. Не смеялась только Лада. Ее алкоголь изменил по-другому. Не принес расслабления, как остальным. Наоборот, накинул груза на плечи и выдернул из глубин сознания тщательно спрятанные там мысли.

Купить мои книги можно на Литрес.
И в сообществе ВК.

Показать полностью
[моё] Гектор Шульц Проза Авторский рассказ Кинопроизводство 90-е 2000 Мат Длиннопост
2
6
Water2022
5 дней назад

Ответ на пост «Зубодрочительный пост»⁠⁠1

Смешно написала. В духе Хармса. Например.

"Однажды один профессор съел чего-то, да не то, и его начало рвать.

Пришла его жена и говорит:

— Ты чего?

А профессор говорит:

— Ничего.

Жена обратно ушла.

Профессор лег на оттоманку, полежал, отдохнул и на службу пошел.

А на службе ему сюрприз, жалованье скостили: вместо 650 руб. всего только 500 оставили.

Профессор туда-сюда — ничего не помогает. Профессор и к директору, а директор его в шею. Профессор к бухгалтеру, а бухгалтер говорит:

— Обратитесь к директору.

Профессор сел на поезд и поехал в Москву.

По дороге профессор схватил грипп. Приехал в Москву, а на платформу вылезти не может.

Положили профессора на носилки и отнесли в больницу.

Пролежал профессор в больнице не больше четырех дней и умер.

Тело профессора сожгли в крематории, пепел положили в баночку и послали его жене.

Вот жена профессора сидит и кофе пьет. Вдруг звонок. Что такое?

— Вам посылка.

Жена обрадовалась, улыбается во весь рот, почтальону полтинник в руку сует и скорее посылку распечатывает.

Смотрит, а в посылке баночка с пеплом и записка: «Вот все, что осталось от Вашего супруга».

Жена профессора очень расстроилась, поплакала часа три и пошла баночку с пеплом хоронить. Завернула она баночку в газету и отнесла в сад имени 1-ой пятилетки, б. Таврический.

Выбрала жена профессора аллейку поглуше и только хотела баночку в землю зарыть, вдруг идет сторож.

— Эй,— кричит сторож,— ты чего тут делаешь?

Жена профессора испугалась и говорит:

— Да вот хотела лягушек в баночку изловить.

— Ну,— говорит сторож,— это ничего, только смотри: по траве ходить воспрещается.

Когда сторож ушел, жена профессора зарыла баночку в землю, ногой вокруг притоптала и пошла по саду погулять.

А в саду к ней какой-то матрос пристал.

— Пойдем да пойдем,— говорит,— спать.

Она говорит:

— Зачем же днем спать?

А он опять свое: спать да спать. И действительно, захотелось профессорше спать.

Идет она по улицам, а ей спать хочется. Вокруг люди бегают, какие-то синие, да зеленые, а ей все спать хочется. Идет она и спит. И видит сон, будто идет к ней навстречу Лев Толстой и в руках ночной горшок держит. Она

его спрашивает: «Что же это такое?» А он показывает ей пальцем на горшок и говорит:

— Вот,— говорит,— тут я кое-что наделал и теперь несу всему свету показывать. Пусть,— говорит,— все смотрят.

Стала профессорша тоже смотреть и видит, будто это уже не Толстой, а сарай, а в сарае сидит курица.

Стала профессорша курицу ловить, а курица забилась под диван и оттуда уже кроликом выглядывает.

Полезла профессорша за кроликом под диван и проснулась. Проснулась.

Смотрит: действительно лежит она под диваном.

Вылезла профессорша из-под дивана, видит — комната ее собственная. А вот и стол стоит с недопитым кофем. На столе записка лежит: «Вот все, что осталось от Вашего супруга».

Всплакнула профессорша ещё раз и села холодный кофе допивать.

Вдруг звонок. Что такое?

— Поедемте.

— Куда? — спрашивает профессорша.

— В сумасшедший дом,— отвечают люди.

Профессорша стала кричать и упираться, но люди схватили ее и отвезли в сумасшедший дом.

И вот сидит совершенно нормальная профессорша на койке в сумасшедшем доме, держит в руках удочку и ловит на полу каких-то невидимых рыбок.

Эта профессорша — только жалкий пример того, как много в жизни несчастных, которые занимают в жизни не то место, которое им занимать следует".


Поправляйся.

Показать полностью
Борьба за выживание Деревня Село Истории из жизни Проза Стоматология История болезни Зубы Лечение Дезориентация в пространстве Анестезия Мат Длиннопост Ответ на пост Текст
0
23
Proigrivatel
Proigrivatel
5 дней назад
CreepyStory
Серия CreepyStory

Я, Хема и дом⁠⁠

Хема бежит по этажам — счастливая, юная. Спрашивает, как и всегда, кто появился здесь раньше: она или я? Она хочет знать, кто из нас нужнее для дома. И я, как всегда, отвечаю, что мы обе одинаково важны. Выйди любая из нас наружу — дом умрёт. Так случилось с прежним, старым домом.

Сначала его поразила незнакомая мне прежде болезнь. Он отделился от других домов, ушёл внутрь себя. В стенах его гулял едкий дым, верхние этажи покрывал жирный пепел. Попавший внутрь яд постепенно разрушал его. Хема — вялая, сонная, отравленная — перестала говорить со мной и всё больше спала. А однажды стены сотряс чудовищный удар, обваливший крышу и почти разделивший дом надвое. Мы вылетели из него — я и Хема. Я смотрела, как она стынет снаружи, гибнет вместе с ним. Я видела, как тускнеют его окна, как из них уходит свет, и жалела, что не умею умирать. Я могла только ждать, когда меня позовёт новый дом, в котором будет новая Хема, и новая жизнь начнётся, а боль закончится.

Витя еле стоял, держась за берёзку у дороги. Его рвало. От спазмов шапка, чудом державшаяся на макушке, слетела и испачкалась. Витя повозил ею в сугробе, потёр и надвинул плотно, до самых глаз. Вымыл снегом рот. Спрятал красные, задубевшие кисти под мышки. Он пытался не смотреть на лежащее в свете фар тело, но кто-то невидимый словно заставлял его, нашёптывал на ухо, одновременно пугая и будя болезненное любопытство. Разбитая голова лежащего и кровавый рисунок на обледенелой трассе вместе напоминали опрокинутую банку краски. Витю снова замутило, пустой желудок дёрнулся вверх, будто собрался вывернуться наизнанку. В горле жгло, а во рту кислило.

Витя поискал взглядом отца — тот стоял над телом, растирая пальцами виски — думал. Зажатая в губах сигарета нервно приплясывала. Наконец он резко развернулся и направился к багажнику. Походя бросил: “Витя, не смотри. Сядь в машину”. Витя смотреть не стал. И в машину не пошёл. Он хотел промёрзнуть изнутри, чтобы обледенелый мозг не прокручивал в который раз то, что было ДО. До того огромного дерева в три обхвата, из-за которого так неожиданно выскочил тот мужик, до жуткого грохота, до заглушившего его крика, до той страшной секунды, когда Витя понял, что кричит он сам. До развороченного тела на трассе, до глаз, несомненно мёртвых, как у селёдки, упакованной продавцом в целлофановый пакет.

Сквозь шум в ушах Витя слышал тяжёлое дыхание отца, волочащего тело в сугробы, в лес, близко подступивший к трассе. Слышал скрежет и стук лопаты, убирающей с дороги кровавые ледышки. Отец работал деловито, размеренно — как всегда. Закончив, бросил лопату в багажник, развернул к себе Витю, крепко, по-медвежьи обнял, и зашептал куда-то в макушку:
— Ты. Ни в чём. Не виноват. Ясно тебе? Ты ничего не мог сделать. Никто бы не смог! И откуда этот чёрт взялся? В рванину одет — бомж, наверное. Тут на километры одна деревня, и то заброшенная. Ничего, зверьё и птицы всё приберут. Мы поедем обратно к Антохе. У него в гараже машину починим. А если всё-таки найдут… Отвечать буду я один.

От отца пахло спиртным, табаком и кожей. Витя пригрелся и почти успокоился, но взглянул на машину, и его колени подогнулись — с пассажирского сидения на него смотрел сбитый ими мертвец. Витя вскрикнул и уткнулся отцу в грудь. В машине, конечно, никого не оказалось. Витя улёгся на заднее сидение и, укрытый отцовской курткой, провалился в сон. Ему снилось, что аварии не было, что они только выехали из загородного посёлка, а в зеркале заднего вида дядя Антон машет ему с крыльца, прощаясь.
— Пап, а почему тётя Таня недовольная какая-то? Она раньше весёлая была.
— Не знаю, сынок. Могу только догадываться. Они с Антохой давно детей хотят, но всё никак не получается. Ты Тане об этом напомнил, наверное. Будь ты раздолбаем, ей было бы легче. А ты вон у меня какой умница вырос. Смотри на дорогу.
— Пап, может, ты за руль? Темнеет. Страшно как-то.
— Да тут ни машин, ни людей. Тренируйся, пока возможность есть. Будешь моим трезвым водителем на сегодня.
Магнитола мрачным загробным голосом пела одну из тех старых и странных песен, которые отец любил слушать в пути:

Дом мой на двух ногах
Туго обтянут кожей,
А на асфальте следы
Утренний дождь уничтожит.
Дом мой на двух ногах
Новой дорогою мается,
А упадет – не считается,
А упадет – не считается…

Так случилось, что убившие мой прежний дом привели меня к нынешнему. Я услышала отражённый от них слабый сигнал, тонкий, едва различимый среди звуков окружающего мира — зов нового, ещё даже не существующего дома. Я откликнулась — и он зародился. Хема встретила меня в нём — свежая, бурлящая, красная. Мы сразу принялись растить дом, напитывать жизнью и светом… Сейчас я вижу мир его глазами-окнами, чувствую, как удлиняются его конечности, увеличивается мозг. Дом пока не может ходить и говорить, но уже умеет подавать сигналы другим домам, что его окружают. Хема тревожится за него, боится, что внутрь попадёт яд или болезнь, с которыми ей не справиться. Я успокаиваю её. Теперь я знаю, что самый сильный яд и самая страшная болезнь — одиночество. С него начинается разрушение. Но вокруг нашего дома целый живой город, и одиночеству в него не пробраться.
Мы сделаем всё, чтобы не быть одинокими — я, Хема и дом.

Я, Хема и дом Авторский рассказ, Ужасы, Проза, Фантастика, Длиннопост
Показать полностью 1
Авторский рассказ Ужасы Проза Фантастика Длиннопост
5
NeGeroy
5 дней назад
NSFW-юмор

УЖАСНАЯ ИСТОРИЯ НАСЛЕДНОГО ПРИНЦА ХАННА Омара-Иосифа XII⁠⁠

Произошла эта история давным-давно, никто уже и не помнит когда. Царствующий дом Ханна всегда отличался плодовитостью, и было у нынешнего короля два сына. Младший был гораздо умней, а старший дурак. И вот, старший уступил королевство младшему, и отправился на поиски своей возлюбленной. Ходил он долго, но никак не находил достойную избранницу.. И вот, в землях Египта, ему вдруг сообщили, что в древней пирамиде, по приданию, заперта ужасным магом девица редкой красоты. Принц загорелся идеей спасти девицу, ну и, как издавна велось в царствующем дома Хана, собственно, завладеть!

Ломился он в ту пирамиду днями и ночами в течении месяца, его девятьсот девяносто девять подданных разбирали проход – и, вот! Открылся боковой вход, откуда потянуло таким страхом, что все подданные в один голос сказали: "ну мы, пожалуй, пойдем".

Тогда смелый принц взял меч в одну руку, факел в другую, и углубился под своды пирамиды. Блуждал он там не долго, на него напал маг-лич и отрубил принц ему полезный отросток, и пошел лич прахом. Нашел он комнатку с принцессой, и был там фонтан, большая библиотека и большая кровать.

А дальше такая приключилась история..

Оказалось, что девка все равно только в пирамиде жить может.. Вроде, ей уже лет 1000 и выйдя она просто развалится от старости.. Стал добрый принц жить с нею в пирамиде. Имел ее себе и жили они долго-долго.. ну лет пять, а потом заметил принц, что дама начала прикладываться к бутылке, да и свежести она ему казалась уже не первой. Застав в очередной раз ее с кувшином виски, он устроил ей скандал - "Я ухожу навсегда!" - сказал он. Тогда дама прокляла его словами проклятия тяжкого: "Отныне ты будешь кончать только в задницу, сколь бы ты не старался сделать этого в другие места."

Плюнул принц, вышел из пирамиды, собрал свиту и поехал на родину... И захотелось ему в пути!.. Но, кого бы ни брал он, мог кончить только в зад, мало того, при виде другого места, у него случалось полное падение духом и моральный диссонанс.

Вот, доехал он успешно до родного царства, нашел там все цветущим... Отнял у братца малость денег и поехал странствовать далее. Год ходил он таким образом, но истосковался по нормальному сексу, да и бывшая жена его казалась ему теперь лучше.

-"Девка тысячу лет сидела под замком, нервный срыв и все такое, а ты , олух, а не джентельмен! " говорил он себе и, ругая себя такими словами, он мало помалу отклонял маршрут свой в сторону Египта.

И вот-долгожданная пирамида!

Заходит принц, идет по знакомым коридорам, и не знает, что же он сейчас увидит..

-жива ли...?

И входит он в зал с фонтаном, и видит свою женушку в добром здравии, правда слегка потрепанную, но все же очень красивую. "Наверное пила немного" - подумал он.

- "Дорогая , я вернулся! Нет в мире лучше чем ты!". И расплакались они оба, и покаялись!

- "Ну давай, давай." прошептал он, стягивая с нее фригийский халатик... И Увидел он то, что мечтал увидеть, и не упало у него.. и имелись они трижды семь раз в разных позах. И утомились они, но принц сказал: "Дорогая, давай может в попу? Столько поп я видел за год, а твою..."

И он – туда- а, глядь…дырки то и нету!

И говорит он: "как же это так, но как...", и мямлит.. А она ему в ответ: "Да ты, старая дупа, что я могла есть тут тысячу лет! Вот жопа-то и заросла. А ты, сволочь породистая, убил лича, который распугивал всех людишек, и теперь сюда все окрестные деревни ходят на бесплатный секс, как на говно мухи."

И выбежал принц из пирамиды, и убежал в смятении в свою страну.

Показать полностью
18+ [моё] Проза Странный юмор Текст
1
1
Dr.Barmentall
Dr.Barmentall
5 дней назад
Я знаю чего ты боишься
Серия Заметки на полях.

Садовники⁠⁠

Садовники Фантастический рассказ, Ужас, Горы, Эверест, Садовник, Снег, Тибет, Мистика, Проза, Рассказ, Тайны, Длиннопост, Сверхъестественное

Картинка из интернета

Гималаи, 19 октября 1924 года. Лагерь IV, Северное седло Эвереста.

Ветер выл, как раненый зверь, срывая с гребней снежные пласты. Трое мужчин, завернутых в пропитанные потом шерстяные шарфы, жались к дымящейся примусной горелке. Их палатка, некогда ярко-желтая, превратилась в серый призрак под слоем изморози.

- Черт возьми, Мэллори, мы должны повернуть назад! - Говард Сомервелл, младший топограф экспедиции, стучал зубами так, что едва мог говорить. Его пальцы, обмотанные грязными бинтами, дрожали над картой. - Этот шторм… он не природный. Снег не падает, он просто висит в воздухе, ты видел?

Джордж Мэллори, легенда альпинизма, чье лицо было изрезано морщинами глубже, чем трещины на леднике Кхумбу, не отрывал взгляда от кинокамеры. В ее объективе застыли кадры, снятые днем: черные силуэты на фоне белой мглы, слишком высокие, чтобы быть людьми.

- Природное или нет, но мы первые, кто дойдет до вершины, - пробормотал он, вставляя новую катушку пленки. - И я не вернусь, чтобы услышать, как газетчики зовут меня трусом.

Третий член группы, доктор Эндрю Фаррар, молчал. Он изучал найденный утром артефакт: каменную табличку с барельефом, изображающим существ с горбатыми спинами и вытянутыми черепами. Они держали в лапах что-то, напоминающее человеческое сердце. На обороте была высечена фраза на санскрите: «Они придут, когда замолчат ветра».

- Послушайте, - внезапно поднял голову Фаррар. - Вы слышите?

Тишина.

Именно это и было ужасным - ветер, секунду назад вырывавший колья из мерзлой земли, стих. Снег завис в воздухе, словно время остановилось. А потом…

Тук. Тук. Тук.

- Это снаружи, - прошептал Сомервелл, вцепившись в ледоруб. - Боже, их несколько.

Мэллори схватил кинокамеру. Его дыхание, прерывистое и хриплое, слилось со звуком заведенной пленки.

- Сними это, - приказал он Сомервеллу, выталкивая того к выходу. - Мир должен увидеть.

Луна, кроваво-красная и неестественно близкая, освещала склон. В тридцати шагах от них стояли фигуры, ростом под три метра, с плечами, как у быков, покрытые свалявшейся шерстью цвета пепла.

- Их лица… крикнул Сомервелл, - смотрите на их лица!

Лиц не было. Там, где должны были быть глаза, зияли впадины, а вместо ртов - огромные пасти, полные клыков.

- Они… что-то строят, - выдавил Фаррар.

Возле существ виднелась стена из льда, испещренная отверстиями, как пчелиные соты размером со среднюю палатку. В некоторых из них шевелились тени, похожие на людей. Одно из существ держало в лапе обезглавленный труп в рваной куртке — тело пропавшего накануне носильщика.

- Бегите! - закричал Мэллори, но его голос утонул в вое.

Камера Сомервелла запечатлела, как одно из чудовищ метнулось вперед с грацией паука. Коготь, длиной с саблю, пронзил Фаррара насквозь, подняв его в воздух. Доктор, еще живой, судорожно сжимал в руке каменную табличку, пока существо не швырнуло его в сторону.

Мэллори выстрелил из ракетницы. Вспышка осветила кошмар: внутри ледяных ячеек висели десятки людских тел. Некоторые, обмотанные паутиной из черных нитей, еще шевелились.

- Они кормятся нашими телами! - завопил Сомервелл, спотыкаясь о торос изо льда .

Пленка запечатлела последние кадры: Мэллори, кричащего что-то в магнитофон, пока тени быстро настигали его. Сомервелл, бегущий к краю пропасти, за ним - щелкающие звуки и хриплый шепот на мертвом языке. Затем статику… и детский смех.

Гималаи, 17 марта 1953 года.

Шерпа Норбу, нашел в трещине замерзший труп. У мужчины в обледеневших одеждах 20-х годов все еще была зажата в руках кинокамера. Когда пленку проявили, на последнем кадре увидели лицо Мэллори. Его глаза были выжжены, а изо рта тянулись черные нити. Мертвые черные губы повторяли фразу: «Они не звери. Они садовники. Их не надо бояться».

Келданг, Непал. 12 сентября 2024 года.

Дождь стучал по жестяной крыше лачуги, превращая узкую улочку в коричневый поток. Профессор Арьян Таманг, антрополог из Катманду, чьи исследования давно сместились с традиционных ритуалов на другие, более тревожные находки в высокогорье, разложил на столе, заваленном пыльными фолиантами и спутниковыми снимками, новое приобретение. Содержимое деревянного ящика, обтянутого выцветшей шкурой яка, пахнущего вековой пылью, ледяным ветром и чем-то... сладковатым. Это был завернутый в промасленную ткань дневник Говарда Сомервелла и его изрядно поржавевший фотоаппарат.

«Найден в трещине ниже Северного Седла», - гласила записка от неназванного шерпы, доставившего ящик. «Там, где тени длинны даже в полдень. Заплатил, как договаривались. Больше не ходи туда».

Арьян включил настольную лампу. Бумага была хрупкой, испещренной выцветшими чернилами и бурыми пятнами, похожими на кровь или ржавчину. Почерк Сомервелла, сначала четкий и топографически точный, становился все более нервным, рваным.

19 октября 1924. Лагерь IV. После Фаррара... Боже, после того, как оно пронзило его... Мэллори кричал что-то в магнитофон, потом бросил его. Оно... существо... повернулось ко мне. Не глазами - у него их не было - но я почувствовал его внимание. Холоднее льда. Я побежал. Камера упала, когда я споткнулся... Я побежал вверх, вдоль гребня, туда, где ледник спускается к Восточному Ронгбуку. Щелканье... этот шепот... он был внутри черепа. Как тысячи жуков.

Нашел трещину. Забился вглубь. Они ищут. Слышу, как их когти скребут лед снаружи. Тук-тук-тук. Как тогда... но теперь это стук по моему гробу. У меня фотоаппарат. Один кадр остался. Если выживу... если кто-то найдет... пусть увидят.

Арьян кинулся к фотокамере. Через несколько часов возни с проявителями и закрепителями при красном свете лампы в ванночке проявилось изображение. Фотография была размытая, дрожащая, сделанная в ужасе и темноте, но невероятно шокирующая по содержанию. Ледяная стена с сотами. И в одной из них, в паутине черных, блестящих нитей, словно в коконе, висело тело. Лицо было скрыто тенями и нитями, но куртка... рваная... как у носильщиков экспедиции Мэллори. Из полуоткрытого рта кокона тянулись те же черные нити, сливаясь с паутиной. А рядом с ячейкой, размыто, но различимо, стояла фигура, высокая, с огромными плечами, покрытая пепельной шерстью. Одна из ее лап касалась кокона с почти родительской нежностью.

Арьян вернулся к дневнику. Дрожащий почерк расплывающиеся буквы: «Они не убивают сразу. Они... сажают. Как семя. Чёрные нити... они растут. Питаются. Превращают. Мэллори понял в конце. Садовники. Их урожай - это мы. Их сад - лед. Их время... не наше. Ветер стих... они пришли. Ветер воет... они ждут. Не ищите нас. Бегите».

Последние страницы дневника были исписаны одним и тем же словом, снова и снова, заполняя все пространство, становясь крупнее, неистовее, пока не превращались в сплошные черные кляксы: САД САД САД САД САДСАДСАД

И под этим, в самом низу последней страницы, дрожащей рукой, выведенное уже чем-то другим - углем или засохшей грязью:

Я не умер. Я созреваю. Они покажут красоту. Когда ветры замолкнут навеки.

Арьян откинулся на стуле, по телу пробежал ледяной пот, не связанный с жарким непальским вечером. Он посмотрел на спутниковый снимок Эвереста на стене. На область Северного Седла. Его взгляд упал на распечатку последних метеоданных. Необычный штиль прогнозировался в высокогорье через три дня. Аномальный, по словам синоптиков, как будто кто-то выключил ветер.

На столе зазвонил спутниковый телефон. Голос его ассистентки, Лхасы, работавшей в базовом лагере на северной стороне Эвереста, был прерывистым, полным растерянности и страха:

- Профессор... команда... команда геологов. Та, что исследовала новые трещины у Седла... Они... пропали. Два дня назад. Их лагерь... Арьян, там чисто. Слишком чисто. Как будто... стерли. Но мы нашли одну вещь. Посреди палатки. На самом видном месте...

- Что? Что нашли, Лхаса? – Арьян сжал телефон, костяшки пальцев побелели.

- Камень... Плоский, с резьбой. Как барельеф. Существа с горбами... и что-то в их лапах. Это похоже на спелый плод. И надпись... Санскрит. Мы сфотографировали, отправляю...

На экране телефона появилось изображение. Существа-садовники. В их когтях – нечто округлое, ребристое, явно органическое. А под ними:

«Они придут, когда замолчат ветра...

...и снимут урожай».

За окном лачуги внезапно стих шум дождя. Наступила неестественная, гнетущая тишина. Далекий лай собак смолк. Даже вечный гул города затих. Арьян подошел к окну. Воздух застыл. Листья на единственном чахлом деревце не шевелились. Совсем. Как будто мир затаил дыхание.

Он услышал это сквозь немоту. Слабый, едва различимый на фоне звенящей тишины.

Тук.

Пауза.

Тук.

Еще пауза, короче.

Тук-тук.

Звук шел не с улицы. Он шел... сверху. С чердака лачуги, где Арьян хранил старые экспедиционные ящики. Тот самый ящик, в котором принесли дневник Сомервелла, стоял именно там.

Профессор медленно поднял голову, уставившись на потолок, покрытый паутиной и тенями. В тишине, которая теперь казалась живой и враждебной, стук повторился. Увереннее.

Тук-тук-тук.

Как будто что-то большое, запертое в ящике, пробуждалось.

И скреблось изнутри.

Профессор Арьян Таманг замер у окна. Тишина за стенами лачуги была абсолютной, звенящей, как вакуум. Ни лязга рикш, ни криков торговцев, ни даже привычного гула генератора из соседней лавки. Мир превратился в застывшую диораму. И сквозь эту немоту пробивался стук.

Тук-тук-тук.

Четкий, методичный, нечеловечески терпеливый. Сверху. С чердака. Оттуда, где стоял тот самый ящик, обтянутый шкурой яка, принесший проклятый дневник Сомервелла.

Ледяной ком страха застрял у Арьяна в горле. Разум кричал: Беги! Сейчас же! Но ноги, словно вросли в глиняный пол. Ученый в нем боролся с непальцем, выросшим на страшных сказках о высокогорных демонах – мити, пожирателях тишины. Эта сказка обретала плоть, кровь и звук скребущих когтей.

Он медленно, как во сне, оторвался от окна. Взгляд упал на спутниковый телефон, все еще зажатый в потной ладони. На экране - фото каменной таблички с садовниками и их ужасным урожаем. И новая надпись: «...и снимут урожай». Арьян машинально ткнул пальцем в кнопку воспроизведения голосового сообщения Лхасы. Может быть, ее голос, даже полный ужаса, вернет его к реальности?

Из динамика вместо знакомого голоса ассистентки хлынул поток шипящего, булькающего шепота. Не на непальском, не на английском. Не на любом человеческом языке. Это были щелчки, скрежет, шипение пара из глубин земли - мертвый язык из дневника Сомервелла. И сквозь этот адский звуковой фон пробивался... другой голос. Слабый, искаженный, но узнаваемый по последним строчкам дневника. Голос Говарда Сомервелла:

«...корни... холодные корни в костях... не больно... не страшно... только тишина... такая сладкая тишина... они покажут... красоту... когда... все ветра... умолкнут... навеки... урожай... зреет...»

Голос оборвался на жутком, мокром хлюпающем звуке, будто что-то лопнуло внутри спелого плода. Шелест мертвого языка стих. В тишине лачуги стук с чердака прозвучал громче, настойчивее:

ТУК-ТУК-ТУК!

Арьян выронил телефон. Он отшатнулся, наткнувшись на стол. Книги, фотографии, спутниковые снимки Эвереста с отмеченными зонами аномального затишья – все рухнуло на пол. Его взгляд зацепился за старый кассетный диктофон, валявшийся среди хлама. Он купил его на блошином рынке для оцифровки старых записей. Безумная мысль, холодная и острая, как ледоруб, пронзила панику: Магнитофон Мэллори. Он кричал что-то в него. Перед тем как...

Стук наверху стал непрерывным, яростным. Деревянные балки чердака заскрипели под натиском. Пыль сыпалась сквозь щели в потолке. Арьян, движимый инстинктом исследователя, оказавшимся сильнее инстинкта самосохранения, схватил диктофон. Дрожащими руками он вскрыл корпус, отыскал старую батарейку, вставил ее. Красный глазок замигал. Он нажал "REC".

«Арьян Таманг. Келданг. 12 сентября 2024. Они... здесь». Его голос был хриплым, чужим. «Дневник Сомервелла... не просто запись. Это... семя. Оно принесло их сюда. Тишина – их паутина. Стук... это корни. Они ищут почву. В нас». Он поднял глаза к потолку. Там что-то тяжелое, очень тяжелое, медленно протаптывало круг вокруг места, где стоял ящик. «Они садовники. Их сад – время. Урожай – души. Лед... только теплица. А мы... спелые плоды для их... Красоты». Он закашлялся, в горле встал ком. «Если найдут это... не слушайте голоса из тишины. Не читайте... написанное в... в состоянии созревания. Бегите от... ветра. Вернее... от его отсут...»

Люк на чердак, запертый на старый ржавый засов, вздрогнул, как от удара тарана. Дерево вокруг засова треснуло. Пыль хлопьями посыпалась вниз. Арьян вжался в стену, зажимая диктофон, как амулет. Красный глазок все еще мигал.

Сверху донесся звук. Не стук. Не скрежет. Это было похоже на... треск. Треск ломающихся веток. Треск шел от ящика. Треск и влажное, мерзкое шуршание, будто кто-то разворачивает промасленную ткань изнутри. Изнутри ящика, где лежал дневник и фотоаппарат.

Арьян понял. Он понял со всей ясностью обреченного. Дневник Сомервелла – это не просто бумага и чернила. Это кокон. И то, что было Говардом Сомервеллом, что созревало почти сто лет в ледяной темноте северного седла... оно прибыло с посылкой. Оно пришло за за новым семенем для посадки.

Люк на чердак содрогнулся под очередным чудовищным ударом. Засов, искривленный, готовый вырваться, зиял из развороченного дерева. Из щелей вокруг люка сочилась... не пыль. Что-то темное, липкое, похожее на смолу, но пахнущее сладковатой гнилью и старым льдом. Оно медленно стекало вниз, тяжелыми каплями падая на пол лачуги. Тук. Тук. Тук.

Арьян посмотрел на диктофон. Красный огонек все мигал, записывая его хриплое дыхание, треск наверху, жуткое падение черных капель. Он поднес его ко рту, его глаза, широко раскрытые от ужаса, были прикованы к деформирующемуся люку.

«Они пришли!» прошептал он в микрофон, и его голос внезапно стал странно спокойным, почти отрешенным, как у Сомервелла в конце дневника. «Ветер... замолчал. Урожай... снимают. Красота... она такая... холодная...»

В этот момент люк на чердак с грохотом рухнул вниз. Но не просто упал. Его вырвало изнутри, вместе с клочьями развороченных досок. В зияющем черном провале, в облаке вековой пыли и ледяного дыхания, стояла фигура. Невероятно высокая с огромными плечами, излучающая нечеловеческую силу. Она была окутана чем-то вроде черной, мерцающей влажным блеском паутины, струившейся с ее плеч. Лица не было видно – только глубокая тень под капюшоном из спутанных, пепельных волос, похожих на шерсть. Одна рука (длинная, слишком длинная, с суставами, гнущимися не так, как у человека) была вытянута вперед. В тонких, костлявых пальцах, больше похожих на ветви древнего мертвого дерева, она сжимала предмет. Плоский, каменный. Табличку с барельефом.

Арьян застыл. Диктофон в его руке жужжал, крошечный красный глазок упорно фиксировал кошмар. Он смотрел не на чудовищную фигуру в проломе. Он смотрел на то, что стояло за ней, в черноте чердака. Там, среди теней и обломков, лежал развороченный ящик. И из него, тянулись к свету лампы толстые, пульсирующие черные стебли, увенчанные чем-то напоминающим бутон. Бутон размером с человеческую голову. Он медленно, с мерзким хрустом, поворачивался в сторону Арьяна. И на его бледной, полупрозрачной поверхности, как на экране, проступило лицо. Пустые глазницы, растянутый в беззвучном крике рот, заполненный черными, шевелящимися нитями. Лицо Говарда Сомервелла.

Фигура в проломе сделала шаг вперед, к краю чердака. Ее рука с каменной табличкой поднялась. Не для атаки. Словно для демонстрации. Для посвящения. Арьян понял, что говорит голос из диктофона. Его собственный голос, звучащий странно синхронно с движением существа, тихий и ледяной, как эхо из ледяной могилы:

«Садовник пришел. Пора... сажать новое семя. Мир... должен увидеть... Красоту урожая...»

Красный огонек на диктофоне погас. Батарейка села. И в мертвой, всепоглощающей тишине Келданга, где замер даже дождь, Арьян Таманг услышал только влажное шуршание растущих черных стеблей над своей головой, хриплый шепот на мертвом языке… и детский смех.

Показать полностью 1
[моё] Фантастический рассказ Ужас Горы Эверест Садовник Снег Тибет Мистика Проза Рассказ Тайны Длиннопост Сверхъестественное
0
10
RasskaziOtLuki
RasskaziOtLuki
5 дней назад
Авторские истории

Секретный ужин⁠⁠

Я до сих пор помню тот вечер, будто всё случилось вчера. Я едва переступил порог бабушкиной квартиры — и сразу окунулся в аромат свежих пирогов и тёрпкого чая.

Эти мгновения всегда были нашими: будто мир за окном переставал существовать, и оставались только мы. Но в тот раз всё было иначе.

Бабушка — в ярком платье, с необыкновенной причёской — смеялась с дядей Борей так звонко, как я и не знал, что бывает.

Я невольно застыл на пороге, забыв о словах. Казалось, я пришёл, как всегда, к домашнему ужину, а попал на какой‑то тихий праздник. – О, внучок, ты как раз вовремя! – рассмеялась бабушка и поманила меня к столу.

И вдруг я понял: в жизни всегда есть место новому счастью, даже если кажется, что всё уже позади.

[моё] Проза Авторский рассказ Рассказ Продолжение следует Истории из жизни Текст
2
Посты не найдены
О нас
О Пикабу Контакты Реклама Сообщить об ошибке Сообщить о нарушении законодательства Отзывы и предложения Новости Пикабу Мобильное приложение RSS
Информация
Помощь Кодекс Пикабу Команда Пикабу Конфиденциальность Правила соцсети О рекомендациях О компании
Наши проекты
Блоги Работа Промокоды Игры Курсы
Партнёры
Промокоды Биг Гик Промокоды Lamoda Промокоды Мвидео Промокоды Яндекс Директ Промокоды Отелло Промокоды Aroma Butik Промокоды Яндекс Путешествия Постила Футбол сегодня
На информационном ресурсе Pikabu.ru применяются рекомендательные технологии