Продолжение следует + Темное фэнтези

— Где моя жена?! Моя дочь?! — хрипло выкрикнул Ксавуд, бросаясь к стражникам, что крепко держали Идни. — Вы обещали! Вы сказали, что отпустите их! Где они?!

Стражники лишь насмешливо усмехались. Главный, с нашивками, холодно окинул его взглядом.

— А об этом ты будешь беспокоиться потом, — процедил он сквозь зубы.

— Двое останутся здесь, — скомандовал главный стражник, кивая на дом Ксавуда. — Обыскать всё! И чтобы ни одна вещь отсюда не пропала! Возьмите лишь гномье барахло: шлем, топоры, вся его броня — это нужно для суда. Отнести всё на площадь! Этого взять! — указал он на дрожащего в стороне гоблина.

Прежде чем Ксавуд успел что-либо понять, его тоже схватили. Грубые руки впились в плечи, дёрнули назад.

— Эй! Отпустите меня! Вы обещали! — взвыл Ксавуд и отчаянно забился, пытаясь вырваться. — Мне нужно к жене и дочери! Мы уезжаем! Вы сказали, что отпустите!

Главный стражник медленно подошёл ближе. Его лицо пыталось изобразить дружелюбие, если бы не кривая ухмылка.

— Скоро отпустим. Пара формальностей, Ксавуд. Гнома казнят, и ты нам понадобишься как свидетель. Мелочи, понимаешь?

Слова про казнь ударили сильнее, чем любой удар. Ксавуд замер. Он смотрел на Идни Вулмакоса, чью массивную фигуру грубо толкали вперёд по улице. Гном шёл уверенно, не сутулясь. Он смотрел по сторонам и тихонько насвистывал, уверенный в своей правоте. Слова про казнь его, казалось, совершенно не трогали, хотя он наверняка их слышал. Ничто в его походке не выдало ни тревоги, ни даже капли страха.

"Казнить? Не может быть. За что? Он же никого не убил и не покалечил. Если его казнят, это будет на моей совести, ведь я пообещал помощь, но сам и сдал его в руки этих мерзких стражей. Отпустят ли они меня, как обещали? И главное — куда они дели Вирлу и Блезу?" – панически прокручивал в голове Ксавуд.

Ксавуда крепко держали, не давая ему сопротивляться. Он чувствовал, как волны жестокого мира уносили его от главной цели, что двигала им последние недели – спасения дочери. Дурное предчувствие охватило его, горькие слёзы потекли из глаз. Его опять обманули. Увидит ли он жену и дочь? Сможет ли помочь им?

Их потащили по утренним улицам Дрюклаара, направляясь к главной площади. Гоблины, спешившие по своим делам, шарахались в разные стороны, видя стражников, ведущих такого приметного пленника, как гном, и, что удивительнее, в компании одного из своих сородичей — запуганного, жалкого Ксавуда.

— Куда его? — тихо спросил один из младших стражников. — Неужто тоже на виселицу?

— Это не мне решать, но он помог врагу и напал на городскую стражу, сам как думаешь? — ответил главный страж.

— Но ведь вы сказали, что отпустите, если он поможет взять гнома?

— Мёртвому ему не будет дела до моих обещаний, — расхохотался главный. — Да и тащить его испуганного и визжащего не хочется, а если вырубить, так придётся на себе нести. Тебе бы пришлось его тащить!

Младший страж лишь дёрнул головой, в знак того, что таким ему заниматься совершенно не хотелось. Старший заметил это, и в его взгляде прочиталось: "То-то же."

Ксавуд, погружённый в тяжёлые мысли и поглощённый свалившимися испытаниями, не слышал их шёпот. Он всё ещё цеплялся за призрачную надежду, что был нужен им, что его отпустят и путешествие пройдёт, как запланировано. Ах, зачем он вчера во всё это ввязался? Стоило просто пройти мимо, как он делал уже тридцать три года. Стоило лишь задуматься о добром, в его понимании, поступке, как тут же система жёстко сломала его. А семья... Они, должно быть, уже в тюрьме.

"Проклятая система, поганые правила, провались они все под землю!"

На главной площади уже вовсю готовился помост для казни, но пленников повели сначала в стоящий сбоку большой шатёр. Даже если дело было кристально ясное, в Шарглутии проводили суд — не всегда честный и часто для галочки, но всё же суд.

Ксавуда грубо швырнули в пыльный угол, где он свернулся клубком, как не заслуживающий внимания мусор.

"Так со свидетелями не поступают," – зародилось лишь сейчас в нём явное сомнение.

Идни же под конвоем подвели к массивному столу. За ним сидел судья — толстый, лысеющий гоблин с маленькими, прищуренными глазками, которые, казалось, интересовали всё вокруг, кроме справедливости. На его пухлом пальце поблёскивал массивный золотой перстень, украшенный большим бриллиантом.

Судья даже не стал задавать вопросов. Вместо этого он откашлялся и начал монотонно и длинно зачитывать обвинения, будто список продуктов:

— Ты, гном, обвиняешься в нападении на городскую стражу. В увечье доблестных защитников порядка славного города Дрюклаара. В нарушении общественного порядка. Ношении запрещённого оружия. Сопротивлении законной власти. А также, — сделал он драматическую паузу, показывая, что это самое главное в обвинении, — в оскорблении Великого Гоблина Шургона – Короля нашей дорогой Шарглутии и потомка родоначальника страны – Шаргона!

Закончив, судья постучал по столу.

— Что вы нашли? Есть какие-то доказательства? — бросил он, обращаясь к страже.

Главный стражник шагнул вперёд.

— Ваша честь! Мы обыскали дом обвиняемого, где он скрывался. Вот его оружие, доспехи, шлем! — Он торжественно выложил на стол массивные гномьи топоры, изъятые части брони и украшенный шлем. Рядом бросил заплечный мешок Идни, откуда на пол вывалилось несколько сухих лепёшек и кусок вяленого мяса. — Это всё, что мы нашли.

Судья, бросив взгляд на скромное содержимое мешка, недовольно цокнул языком.

— Ну да, ну да, — протянул он, не особо скрывая насмешку, но с нотками небольшой зависти в голосе. — Деньги, конечно, у обвиняемого отсутствовали.

При этих словах стражники заволновались, начали переглядываться.

— Нет, Ваша честь! — хором зашумели они, отчаянно отнекиваясь. — Никаких денег! Мы клянёмся! Сами удивились, но у гнома с собой ничего не было! Кошель был совершенно пуст!

И вот тут, в этот самый момент, Идни Вулмакос, до этого стоявший спокойно, с гордо поднятой головой, не проявлявший ни тревоги, ни страха, вдруг вздрогнул. Его взгляд, до этого выражавший лишь безразличие к словам обвинителей, мгновенно вспыхнул холодной яростью и презрением. Он коробился от этих слов, словно его только что облили ледяной водой. Его палец резко метнулся в угол, туда, где свернулся Ксавуд.

— Этот мерзавец забрал их раньше вашей стражи! — громко и отчётливо произнёс гном, и металл заскрипел в его голосе. — У меня было почти десять двурлей с собой. Он украл их все!

— Лишь на миг я поверил, что среди вашего народа могут быть честные гоблины, как сразу в том жестоко разочаровался, — почти шёпотом, горько закончил гном, и лицо его вновь превратилось в камень.

Слова Идни, а особенно сумма, словно удар молнии, поразили всех присутствующих. Ксавуд, до этого не издававший ни единого звука и надеющийся, что про него просто забудут, от этих слов задрожал. Он не брал эти деньги! Даже не думал об этом. А теперь его обвиняет тот, в ком он увидел справедливость, так не хватающую этому городу. И даже отсюда на Ксавуда посыпались несправедливые слова, ввергнувшие его в шок.

Стражники оцепенели, впав в немое изумление. Даже судья, обычно такой невозмутимый, был ошарашен. Его маленькие глазки расширились. Десять двурлей? Около четырёх килограммов чистого золота! Это было невообразимое богатство, сумма, которой хватило бы, чтобы не работать всю жизнь, купить себе целую деревушку и предаваться там наслаждениям. В шатре воцарилась гробовая тишина, прерываемая лишь тяжёлым дыханием и звоном осознания.

— Я ничего не брал! Это ложь! — возопил слегка оправившийся от шока Ксавуд. — Я клянусь, у меня ничего нет! — смотрел он при этом на гнома, а не на окружающих его стражей и судью. Для него было важнее его мнение, чем мнение этой системы, но гном уже отвернулся и лишь недоверчиво повёл плечами в ответ на крики.

Судья махнул рукой в сторону Ксавуда, и к тому быстро подскочил стражник и резким ударом в грудь выбил весь воздух, заставив согнуться и замолчать.

— Что ж... — негромко произнёс судья, стараясь придать голосу вескость. — В свете вновь открывшихся обстоятельств дело переносится на более позднее время!

Он кивнул одному из стражников, который стоял ближе всего. Тот, не дожидаясь повторения, сорвался с места и со всех ног выбежал из шатра.

Не прошло и часа. Томительная тишина шатра давила на Ксавуда, каждая минута казалась вечностью, наполненной неясными страхами. Внезапно два стражника схватили его под руки и грубо выволокли наружу. Чуть поодаль маячил казавшийся зловеще пустым трактир, куда его и оттащили.

Вскоре дверь трактира открылась, и на пороге стоял запыхавшийся гоблин огромных размеров, лицо его было мокрым от пота, который градом капал вниз. Было видно, что он редко куда-то спешил, и сейчас — один из тех случаев.

Ксавуд со смесью ужаса и удивления узнал его. Он видел его лишь однажды, чуть больше трёх недель назад, но это лицо с тех пор являлось ему в кошмарах. На пороге стоял Мизгратак, тот гоблин, что обещал отнять у Жмула дом, тот, из-за кого Ксавуд две недели ходил с синяками и ссадинами, даже сейчас ещё не до конца зажившими.

— А ты молодец, парень, — отдышавшись, начал Мизгратак. — Мне сказали: предатель страны, а ты просто ловко обчистил этого гномьего болвана. Такие, как ты, нам нужны. Это ж надо… десять двурлей! Вот так везение. Хочешь прямо сейчас пойти домой, и никто. Никто, — он повторил, — не тронет тебя. Я тебе обещаю.

Ксавуд смотрел на него и видел, что этот вельможа его не узнаёт: ни лицо, ни имя. Хоть Ксавуда и избили тогда за попытку пожаловаться на него, он понимал: для такого, как Мизгратак, он был лишь пылинкой, о которой даже не стоило докладывать. Просто "сделали, что должны". Ксавуд уже понимал, что разговор не сулит ничего хорошего, но всё же медленно кивнул, ожидая продолжения.

— Вот это деловой разговор, — потёр руки Мизгратак. — Ты же знаешь, что самое главное — это делиться с ближним своим. Вот и тебе надо поделиться: пять двурлей тебе и пять мне. И потом отправляйся куда хочешь. Даже в этот трактир приходи в любое время, тут тебя бесплатно накормят и напоят, это мой трактир. А если не знаешь, куда свою долю вложить, так я тебе ещё и подскажу и помогу — за небольшой процент. Ну что, по рукам?

Ксавуд приуныл, опустил голову и тихо произнёс:

— Но я и впрямь не брал у гнома ни одного двурля. Он дал мне лишь кусок золотой монеты на покупку продовольствия, и ту забрала ваша стража. Я понятия не имею, куда пропали его деньги.

— Стража! — громко крикнул Мизгратак. — Вы обыскивали этого негодяя?

— Да, почтенный Мизгратак, мы обшарили весь дом, там нет ничего интересного, перевернули всё вверх дном. А самого сию секунду обыщем, — страж принялся ловко ощупывать Ксавуда. Не найдя ничего, он закончил: — Чисто, ваше превосходительство.

Со злостью Мизгратак топнул ногой так, что стаканы на стойке зашатались.

— Если я узнаю, что это твои стражники взяли деньги, ты пожалеешь о том дне, когда родился на свет!

— Кто ещё с этим, — пренебрежительно махнул рукой Мизгратак в сторону Ксавуда, — вместе живёт в доме? Кто мог взять деньги, если их нет ни в доме, ни при себе? Друзья? Жена? Родители?

— Жена, он постоянно упоминал свою жену и дочь, господин. Они собирались куда-то уезжать сегодня утром. Может, он передал все деньги ей? — торопливо рассказывал страж.

— Но ведь это вы забрали мою жену и дочь, чтобы я вывел вам гнома, как она могла уехать, если сейчас, наверняка, сидит в сыром подземелье? — с горечью и непониманием попытался вставить Ксавуд, за что опять получил удар в грудь от стражника.

— Живо узнай на всех воротах, выезжала ли его жена сегодня из города или нет. Баба вдвоём с девкой — приметная пара. Доложи и отправь за ними погоню, — совершенно не обращая внимания на Ксавуда, приказал Мизгратак. В его голосе читалась лишь жадность и жажда наживы.

Ожидание казалось Ксавуду вечностью, в его голове всё перепуталось.

"Блеза уехала из города? Блеза украла деньги? Не может этого быть, наверняка это очередные уловки поганой власти. Им что-то от меня надо, и так они пытаются запутать, вывести из себя. Это ведь стража схватила и Блезу, и Вирлу. Я видел это по их лицам. Ведь именно поэтому мне пришлось предать Идни."

Но, продолжая свои мысли, сомнение забиралось всё глубже и глубже.

"Для любого гоблина десять двурлей — это огромные деньги. Не зря даже сам Мизгратак притащил сюда свою жирную задницу. Мы никогда не жили в достатке, и Блеза могла решить хоть так вырваться из нищеты."

Ксавуд отгонял от себя эти ужасные выводы. Даже жестокий мир Шарглутии не мог быть настолько ужасен. Если даже жена его предаст, то кому же тогда верить?

Тишину нарушил гремящий доспехами страж, вошедший внутрь. Он скороговоркой доложил:

— Вы правы, господин Мизгратак, их видели на южных воротах города. Они отправились по Растер тракту в сторону Дувартиса. Это было четыре или пять часов назад. За ними отправились в погоню пять конных стражников.

Мизгратак раскраснелся так, что даже на его зелёной коже это стало заметно. Подойдя ближе к Ксавуду, он наотмашь влепил ему пощёчину.

— Мерзавец, сговорился с женой и отправил её подальше из города с деньгами. И сам хотел сбежать. Так в Дрюклааре дела не делаются. Ты решил меня обмануть? По закону ответишь за всё!

Потом Мизгратак в гневе повернулся к стражу и рыкнул:

— Почему всего пять? Отправьте ещё двадцать всадников, она может попробовать затеряться в каком-то из близлежащих городов, надо успеть перехватить их.

Разгневанный, он выскочил из трактира, и Ксавуд увидел, как Мизгратак вошёл в большой шатёр. Через минуту, видимо сказав судье пару слов, удалился.

Но Ксавуду было не до Мизгратака и не до судьи.

"Блеза и впрямь уехала из города. Но попробует ли она спасти Вирлу? Путь до Эльдории и так слишком опасен, а с такой суммой тем более. Может, Блеза просто решит пожить для себя? Бросив дочь умирать? Нет, я не верю в это, моя любимая не сможет так поступить."

"Они поехали в сторону Дувартиса, это путь на Светлый лес. Но также это в сторону других городов гоблинов, где проще затеряться."

"Она украла деньги и сбежала, ничего тебе не сказав", – шепнула тёмная часть его сознания.

"Будь она проклята эта Шарглутия, будь прокляты эти деньги. От них лишь одни беды."

Отчаяние сжимало горло, он чувствовал себя преданным и растоптанным.

Он видел, как гном сражался — уверенно, мощно, без суеты и без жестокости, присущей гоблинской страже. В этом незнакомце чувствовалась непреклонная воля и колоссальная сила. От него будто исходила аура чести и порядочности, тех качеств, которых так не хватало в Дрюклааре.

После слов Ксавуда зелёные глаза гнома метнулись в сторону поверженного стражника, затем на говорящего. В этом взгляде угадывалась лёгкая растерянность, нерешительность и вслед за ней некое угрюмое принятие. Гном, не произнеся ни слова, последовал за Ксавудом, двигаясь с поразительной для своей комплекции скоростью.

Ксавуд же, опьянённый собственным дерзким поступком и необычными для себя чувствами, не мог умолкнуть. Он болтал без умолку, пока они бежали по запутанным переулкам.

— Ну и силища у тебя! — задыхаясь, восхищался Ксавуд, перепрыгивая через кучу мусора. — А топоры-то! Где ж ты такие взял? Они ж размером с меня! Как ты этих стражников уделал-то? Их ведь целых пятеро было, а ты один. Вот это да! А ты вообще кто такой? Откуда взялся в Дрюклааре?

Гном лишь тяжело сопел, не сбавляя шага. Наконец, когда они свернули в очередной тёмный проход, расспросы Ксавуда его заставили заговорить, и его низкий, рокочущий голос нарушил тишину:

— Я Идни Вулмакос. Король Харендуя. Бывший король. – очень тихо и грустно закончил он.

Слова гнома, словно удар молота, отрезвили Ксавуда. Он резко затормозил, едва не врезавшись в стену дома. В голове тут же всплыли давние слова Мидвака: "Ходят слухи, что Харендуй полностью разрушен, что дракон разбил гору. Всё население обеих гор было уничтожено." И ещё: "Я слышал, что даже наша специальная армия участвовала в атаке на Харендуй."

"Король Харендуя... Бывший король... Получается, что он, возможно, единственный выживший?" — осознал Ксавуд, и по спине пробежал холодок. Каково же быть последним из своего народа? Наверняка гном пришёл сюда мстить тем, кто отнял у него всё. Если даже Мидвак упомянул слухи про участие наших армий шёпотом, возможно, это была чистая правда. Либо же этот гном направляется в столицу Вардолийской Империи, а путь туда есть только по Растер тракту, через Шарглутию.

И Ксавуд не осуждал его и искренне сочувствовал. Эта прогнившая система, что отняла у гнома горы и народ, точно так же пыталась лишить его самого всего, что ему дорого — денег, дочери, надежды.

Он никогда не общался с гномами, так же как до недавнего времени не общался с эльфами. Но в его памяти свежа была встреча с Иллианом — тем эльфом, который бескорыстно и как только мог помог совершенно незнакомому гоблину, отчаявшимся спасти своего ребёнка. Если Иллиан, чужак, способен на такую доброту, то, возможно, и гномы... были такие же, пока их горы не уничтожили? Ксавуд не знал, но это было и не важно.

Он почувствовал глубокий порыв, как дань уважения Иллиану, надо помочь Идни. Нечто внутри него требовало совершить ответное доброе дело, подобно тому, что сделали ему. Это был способ поблагодарить мир за обретённую надежду. Хоть и опосредованно, но вернуть долг. Ксавуду это было необходимо.

Они наконец добрались до дома Ксавуда, незаметно проскользнув в открытую дверь. Быстро войдя, Ксавуд втолкнул тяжёлого гнома внутрь, а затем сам привалился к стене, пытаясь отдышаться.

В тусклом свете жилища Ксавуд смог получше рассмотреть своего нового спутника. Массивная фигура гнома была облачена в тёмные, слоистые доспехи, сотканные из металла, который гоблину никогда прежде не встречался. Броня казалась невероятно прочной и износостойкой, подходящей для самых суровых битв. На голове гнома восседал внушительный шлем, увенчанный короной, украшенной зубчатыми элементами и древними руническими узорами, что придавало ему вид легендарного правителя. Его зелёные глаза, чуть прищуренные, внимательно изучали скудное убранство гоблинского дома. Идни выглядел уставшим, но его лицо, обрамлённое могучей бородой и усами, излучало непоколебимую волю.

Услышав шум, Блеза направилась к входной двери, осыпая Ксавуда градом вопросов, словно стрелами.

— Ты всё купил? Нашёл все травы? Еду по списку целиком? Как нам быть с домом? Ты отправишь Мидваку письмо и деньги за следующий месяц? Путешествие-то не близкое, не хотелось бы вернуться в никуда!

Но увидев, с кем он пришёл, она в недоумении замерла и лишь смогла выдавить из себя:

— Здрасссьте.

— Блеза, не пугайся, это гном Идни, — поспешно заговорил Ксавуд, придумывая на ходу правдоподобную историю. — Ему негде было остановиться в Дрюклааре, и я решил поселить его у нас, пока мы будем в путешествии. Я тоже подумал, что путь не близкий и было бы неплохо, если за домом присмотрят. Вот и оставлю Идни тут пожить, пока мы будем добираться до Све…

Взгляд Блезы, острый и предупреждающий, прервал его на полуслове. Не следовало всем подряд рассказывать о своих планах, и Ксавуд умолк. Блеза, хоть и не до конца поверив в историю мужа, лишь тяжело вздохнула. У неё не было сил спорить, да и понимала, что Ксавуд вряд ли привёл бы кого попало. Бросив на гнома быстрый, оценивающий взгляд, она повернулась и, бормоча что-то о сборах, удалилась вглубь дома, оставляя мужчин на кухне.

Ксавуд неловко почесал затылок. Он поступил спонтанно, под влиянием мести и вспыхнувшего гнева, а теперь столкнулся с последствиями своего поступка. Завтра утром ему предстояло отправиться в дальний путь. А сейчас на его кухне сидел незнакомец — не простой, это был король, пусть и бывший, но король целого народа. Робость перед титулом смешивалась с растерянностью, и это всё переплеталось с ответственностью за судьбу того, кто пришёл в его дом. Перед гоблином встала моральная дилемма и вопрос, как поступить дальше.

В тишине кухни Идни Вулмакос устало опустился на деревянную лавку, его доспехи тихо скрипнули. Ксавуд бросил взгляд на массивные топоры, прислонённые к стене.

— Ты... ты их здорово отделал, — нервно улыбнулся Ксавуд, кивая в сторону двери. — Вся стража наверняка тебя ищет. Гном в Дрюклааре — фигура очень приметная, тебе следует отсидеться и не показываться на улице.

Идни молчал, но его глаза внимательно смотрели на гоблина, а потом перевелись на свои топоры. В его взгляде читалась глубокая решимость и готовность к драке. Он явно не боялся, а жаждал новых столкновений.

Чувство ответственности за гнома перевесило, и Ксавуд решил, что не может просто так оставить его без еды.

— Слушай, я утром уезжаю. Семья у меня… ну, дела вдалеке, в общем. Так что не могу тут задержаться. Но я не могу оставить тебя без еды. Завтра утром пойду закуплюсь, чтобы ты тут с голоду не помер. А когда поиски улягутся, дней через пять-семь, тебе лучше уехать из Дрюклаара. Здесь тебя схватят. В одиночку ты ничего не добьёшься.

Идни медленно кивнул, его взгляд задержался на Ксавуде. Он протянул руку к своему поясу. С него свисал огромный кожаный кошель, который с каждым движением издавал тяжёлый, приятный звон золота. Ксавуд с удивлением наблюдал, как гном его развязывает.

— Купи, что нужно, — низким, но громким голосом произнёс Идни. — Возьми за работу.

В кошеле гнома Ксавуд увидел массивные золотые монеты. Они были гораздо крупнее и тяжелее, чем привычные гоблинские гринклы, с какой-то древней чеканкой и витиеватыми гномьими узорами. Ксавуд только слышал о таких – двурли, легендарных монетах гномов. Именно их гоблины переплавляли и потом чеканили свои гринклы. Он никогда не видел их лично. Поговаривали, что одна такая монета весит около четырёхсот грамм и стоит как триста гринклов. Внутри раскрытого кошелька лежало около десятка таких золотых дисков.

Гном достал самый маленький. Некоторые края были ровные, как будто от одного большого диска постепенно отрубалось некое количество золота. И верно, в следующий миг гном, подхватив свои топоры и положив на один этот обрубок, вторым отрубил от него золотую полоску, которую и вручил Ксавуду.

Ксавуд, ошеломлённый, принял золотую ленту. По весу она походила на дюжину или полторы гринклов, но всем известно, что в монетах гоблинов лишь треть золота, остальное — серебро. Тут же на его ладони лежало чистое золото.

Блеза, тихонько вернувшаяся, подслушивала разговор, стоя в глубине дома. Её не было видно, зато она всё прекрасно наблюдала и слышала. В момент, когда Идни вытаскивал монеты, в её глазах, до этого обеспокоенных, вспыхнул острый, хищный блеск, который не могла скрыть даже полутьма.

Утро наступило быстро. После всего произошедшего вечером Ксавуд мгновенно отключился – дни в пути тоже сыграли свою роль. Дочь всё ещё была слаба, а на кухне его дома спал бывший король, с недавних пор яростно ненавидящий гоблинов. Ксавуд быстро собрался и вышел на улицу, чтобы докупить провизию и выполнить обещание, данное Идни. Надо было спешить.

Отойдя от дома на пару десятков шагов, путь ему резко преградили. Из тени выступили семь гоблинских стражников. На их лицах застыло хищное удовлетворение. Ксавуд тут же почувствовал, как сердце ухнуло в пятки. Один из них, главный, с нашивками на предплечье, впился в него взглядом.

— А вот и наш беглец, — протянул стражник, — куда ж ты так торопишься?

Ксавуд похолодел. Он попытался придать лицу невинное выражение.

— Я? За покупками, господин стражник. Дочь больна, мне нужно...

— Хватит врать! — рявкнул стражник, перебив его. — Ты был вчера в том переулке? Где Гном?

Ксавуд попытался отпереться, изображая полное недоумение.

— Гном? Какой гном? Не понимаю, о чём вы... Я только вчера вернулся из Жартилии, господин стражник, а сегодня опять отправляюсь в дорогу!

— Да ну? — Глаза стражника сузились. — Обыскать его!

Стражники тут же набросились на Ксавуда. Его руки заламывали за спину, жёстко шарили по карманам. Один из них вдруг остановился, его пальцы наткнулись на что-то твёрдое и необычное во внутреннем кармане. Он вытащил золотую полоску. Ту самую, которую Идни отрубил своим топором. На золоте отчётливо виднелись странные, узорчатые символы, явно не гоблинской работы.

— Это гномьи узоры! — воскликнул самый старый из стражей, с седыми волосами. — Это кусок двурля, я уже видел такое.

— Продолжишь дальше отпираться? Или всё-таки скажешь правду? — голос главного стражника стал жёстким, как кремень.

Ксавуда похолодел. Он попытался ещё что-то сказать, но слова застряли в горле. Его тут же дёрнули вперёд и буквально бросили к ногам другого стражника. Это был «Молодой», тот самый, с огромной багровой шишкой на лбу. Он стоял, опершись о стену, и на его лице расплылась очень недоброжелательная, мстительная улыбка. Его взгляд, полный ненависти, не предвещал ничего хорошего.

— Что ж, Ксавуд, — прошипел «Молодой», наклоняясь к нему, — кажется, мы не договорили вчера.

Ксавуда пронзил ужас. Резко заныли все раны и ушибы, нанесённые по вине этого стражника. Повторения того унижения он не хотел.

— Где гном? — в голосе главного стражника не было и тени колебания. Он готов был отдать Ксавуда «Молодому» ненадолго, лишь бы разговорить, но всё же предпринял последнюю попытку получить ответ без насилия. — Ты знаешь, что бывает с теми, кто укрывает врагов. Мы не будем церемониться. Твоя жена и дочь... — он сделал многозначительную паузу, — ты же не хочешь, чтобы они оказались в тюрьме, а потом на улице, если, конечно, доживут?

В этот момент Ксавуд сломался. Образ Блезы и больной Вирлы, их беззащитность, были для него превыше всего. Он не выдержал. Слова, тяжёлые, как камни, сорвались с губ:

— Он у меня дома.

Главный стражник кивнул, его улыбка стала шире.

— Хорошо. Но его надо выманить или разлучить со своими топорами. Без оружия он не так опасен. Ты сделаешь это прямо сейчас. Мы не хотим ненужных жертв. Пусть спустится вниз, мы его там схватим, а ты отправишься в дорогу. С пострадавшим, — кивнул он на «Молодого», — я сам разберусь, тебе ничего не грозит.

Ксавуд обречённо кивнул. Чувство отвращения к самому себе накатило волной. Ему предстояло предать того, кого только что спас, кого начал считать "своим" — гораздо более своим, чем эти продажные, жестокие гоблины-стражники. Его мир рушился.

Ксавуд шёл обратно к дому, словно во сне, ноги еле слушались. В голове метались мысли: "Что я наделал? Как я мог так поступить?" Он должен был предупредить Идни, дать ему сбежать. Но что с Блезой и Вирлой? Он был в полной растерянности, не зная, как поступить. Предать или потерять семью. Выбор был ужасен.

Войдя в дом, Ксавуд огляделся. По дому была разбросана часть их пожитков, а телега, на которой они должны были ехать, стояла во дворе. Но Блезы и Вирлы не было.

— Идни! — хрипло позвал он. — Где Блеза и Вирла?

Гном появился на кухне, его взгляд был всё таким же спокойным.

— Они вышли около часа назад. Сказали, что пошли за шерстяным одеялом для девочки. С тех пор их нет.

Ксавуд бросился к окну. Тележка, их жалкий скарб, аккуратно уложенный в неё, стояла у стены. А вокруг никого. Он медленно отстранился от окна. Стража уже схватила их. Как и обещала. Они не стали ждать его слова. Они просто взяли их.

Всякая надежда рухнула. Теперь у него не было выбора. Это был единственный способ спасти их. Горечь предательства сжала сердце.

— Идни! — выдавил Ксавуд, стараясь, чтобы его голос не дрогнул. — Мне нужна твоя помощь. Там, снаружи... Я накупил столько всего, что не справлюсь сам. Все эти мешки с провизией, травы... Помоги мне их поднять вверх, пожалуйста.

Идни, не задавая вопросов, двинулся к двери. Он спустился вниз и лишь ступил за порог, как в этот самый миг его скрутили. Стражники выскочили из укрытий, их цепкие руки впились в его массивные доспехи. Гном, застигнутый врасплох, не стал даже сопротивляться. Кулаками против мечей и копий было не отбиться, а топоры остались наверху.

Идни Вулмакос, бывший король Харендуя, повернул голову и встретился взглядом с Ксавудом. Его зелёные глаза были будто изумруд, давший трещину. Зарождавшаяся в них привязанность оказалась смыта волной предательства. Но чем дольше он вглядывался, тем отчётливее видел на лице гоблина отчаяние и боль, поняв причину, толкнувшую его на этот шаг. Ярость, вспыхнувшая было во взгляде, вдруг начала утихать, сменяясь смирением.

До тех пор, пока рука Идни не коснулась своего пояса, где ещё недавно висел увесистый кошель. Тяжёлый, звонкий мешочек с двурлями исчез. В тот же миг взгляд гнома вновь ожесточился, наполняясь невыразимым презрением. Он больше не обращал на Ксавуда внимания, словно тот стал чем-то настолько отвратительным, что на него невозможно смотреть.

— Ксавуд, — тихо спросила Блеза, её голос был пуст, словно все слёзы уже выплаканы, — а что мы будем делать, если нам и тут не помогут? Если и этот лекарь окажется таким же, как те... в Дрюклааре?

Ксавуд промолчал. Ответить на это ему было нечего. Эта мысль уже давно крутилась в его голове, но он отгонял её, как назойливую муху, не позволяя овладеть собой.

"Если кто и может помочь дочери, то лишь эльф. Они самые лучшие лекари в мире. И всяко честнее, чем хапуги доктора в Дрюклааре," – обнадёживал себя Ксавуд.

— Моя маленькая Вирла... — прошептала Блеза, не обращая внимания на его молчание. Её взгляд был прикован к закутанной в одеяла дочке. — Она так мало пожила. Неужели, любимый, мы ничего, совсем ничего не сможем сделать? Я... я просто не переживу этого. Моё сердце разобьётся на мелкие кусочки.

Зрелище мучений дочери сильно сказалось на жене, подавляя её волю к жизни. Последние две недели Блеза была совсем отрешённая, могла не есть, не спать, лишь сидеть у кроватки Вирлы, наблюдая за каждым её слабым вдохом, каждым судорожным движением. Ксавуду нельзя было предаваться отчаянью. Только он мог что-то сделать. Только он один оставался той скалой, которая могла разбить волны беды.

На четвёртый день пути, измождённые и почти обессилевшие, они наконец-то увидели вдали очертания Жартилии. Над городом сияло полуденное солнце, когда телега, скрипя колесами, въехала в широкие городские ворота.

Ксавуд прежде не бывал здесь, и, хоть все его мысли были поглощены тяжёлым состоянием дочери, он с невольным интересом оглядывался по сторонам. Жартилия дышала иначе, чем привычный ему Дрюклаар. Толп на улицах было заметно меньше, а сам ритм жизни казался плавнее и размереннее. Воздух ощущался чище, дома были невысокие, но с удивительной резьбой по дереву и камню, выделяясь своим разнообразием. Улицы, намного уже и в отличие от прямолинейных кварталов столицы, вились причудливыми изгибами, показывая отсутствие чёткого городского плана.

На улицах Дрюклаара Ксавуд никогда не встречал никого, кроме гоблинов; хоть прямого запрета и не было, иные расы там не селились, либо сочтя место для жизни дорогим, либо по иным, неведомым ему причинам. Но в Жартилии он с удивлением обнаружил большое количество людей; ему даже показалось, что их здесь больше, чем гоблинов. Ещё Ксавуд заметил парочку тёмных эльфов, о чём-то тихо переговаривающихся в переулке, их силуэты были почти незаметны в тени высоких домов.

Проезжая лавки с ягодами и фруктами, он отметил, что все их хозяева были невысокие полурослики, а поодаль торговало овощами и зерном несколько могучих зеленокожих орков. Всматриваясь чуть внимательнее, стало заметно: в лавках больше половины полок были пусты, а товары, что стояли, не отличались свежестью.

"Вот оно, то о чём говорил Мидвак, дефицит товаров", – вспомнил Ксавуд. "А большое количество людей наверняка показывает, у кого гоблинские города стали закупать продовольствие. Всё, как и говорил тогда ночью на кухне Мидвак."

"Как же найти тут нужного нам лекаря?" – размышлял Ксавуд. "Наверное, стоит спросить у прохожих, эльф, да ещё и лекарь, наверняка фигура известная, если даже в Дрюклааре о нём знают."

Заметив невдалеке гоблина, размеренно шагающего вдоль обочины, Ксавуд окликнул его:

— Эй, почтенный! Не подскажешь, как найти эльфа-лекаря? Говорят, он чудеса творит.

Гоблин остановился, окинул их усталый вид быстрым взглядом и махнул рукой в сторону узкого переулка.

— Эльф, значит? Знаю такого. Зовут его Иллиан. Его лавка в том переулке, в самом конце. Не пропустишь. Вывеска у него... ну, необычная. Удачи вам.

Без лишних слов Ксавуд кивнул в знак благодарности и, прибавив шагу, направил телегу в указанный переулок, стараясь выиграть хоть пару лишних минут.

Переулок оказался ещё более узким и тихим, уводящим от городской суеты. Почти в самом его конце Ксавуд увидел нужную ему лавку. Её фасад, хоть и был старым, выглядел ухоженным и каким-то... живым. Над дверью висела вывеска, не похожая ни на что виденное им прежде. Вырезанная из цельного куска могучего этерона, она изображала Древо Жизни, чьи тонкие, переплетающиеся ветви мягко светились даже при ярком полуденном солнце. Цвета свечения были совершенно не гоблинские — нежные оттенки изумруда и сапфира перетекали друг в друга, создавая ощущение покоя и чистоты.

Ксавуд остановил телегу. Он и Блеза даже не успели переглянуться, чтобы решить, кто возьмёт Вирлу на руки, как дверь лавки распахнулась. На пороге стоял высокий, стройный эльф с длинными, до половины спины, светлыми волосами, блестящими на солнце. Его глаза цвета леса излучали вековую мудрость и всеобъемлющее сострадание. От хозяина лавки исходила аура спокойствия и уверенности, почти физически ощутимая. Он был одет в простой, светлый и безупречно чистый льняной халат. Движения его были плавными, почти бесшумными.

Эльф не дал им и слова сказать. Его взгляд мгновенно упал на Вирлу в телеге, и спокойное лицо омрачила тень беспокойства.

— Что за дураки! Вы же чуть её не потеряли! — резко и упрекающе прозвучал его голос.

Прежде чем Ксавуд успел осознать происходящее, эльф уже шагнул к телеге, ловко склонился над Вирлой и влил в её рот несколько капель ярко-красного эликсира. Жидкость подействовала мгновенно. На глазах у Ксавуда и Блезы бледные щёки Вирлы начали приобретать здоровый зеленоватый оттенок, свойственный гоблинам. Спазм мышц, удерживавший её тело в напряжении, будто сжатую пружину, отпустил. Маленькая грудь Вирлы, ещё недавно судорожно вздымавшаяся, начала дышать ровнее, спокойнее.

Ксавуд смотрел на это чудо, не в силах вымолвить ни слова. Надежда, которая едва теплилась в его сердце, теперь разгорелась ярким, воодушевляющим пламенем. Блеза, до сих пор похожая на серую безжизненную статую, недели державшаяся на краю пропасти, при виде таких разительных изменений в дочке вдруг рухнула, сражённая внезапным облегчением. Ксавуд едва успел подхватить жену, не дав ей упасть.

Буквально через несколько секунд Блеза очнулась. Перебивая друг друга, они с Ксавудом без умолку благодарили доктора.

— Мы вам безумно благодарны, доктор, — воскликнул Ксавуд, а Блеза добавила сквозь слёзы облегчения и радости: — Чем мы только ни лечили нашу малышку, ей ничего не помогало! Спасибо, спасибо, спасибо!

— Вы бы ещё неделю потерпели, точно померла бы, — едко ворчал эльф. — Почему нельзя было сразу к лекарю? И времени у вас было бы больше, и лекарство, возможно, даже получилось бы найти. А сейчас что? — Он лишь махнул рукой, словно признавая бессилие.

Ксавуд и Блеза стояли в замешательстве. Но ведь снадобье помогло! Вирле стало лучше — хоть она и спала, весь её вид говорил о скором возвращении сил.

— Что значит "возможно получилось найти"? Разве ваше лекарство не помогло? — недоуменно спросил Ксавуд.

— Да какое это лекарство? У вашей дочки Чёрная Хворь, я лишь остановил болезнь на время. Закупорил её глубоко внутри, но хворь вернётся с ещё большей силой, и мои эликсиры будут бесполезны.

Родители видели: беспомощность вызывала у доктора болезненный приступ отчаянья. В отличие от дрюклаарских лекарей, он участливо смотрел на Вирлу и переживал за её будущее, но вылечить не мог.

— Лишь особый эльфийский эликсир – Слеза Аларии – способен вылечить вашу дочь.

— Мы готовы, доктор! Я найду любые деньги, только помогите ей. Продайте нам этот эликсир! — вскрикнул Ксавуд.

— Я же говорю: дурак! — беззлобно сказал Иллиан. — Ты совсем меня не слушаешь? Лекарство не найти! Будь оно у меня, я бы не взял с тебя ни зингла, но его просто нет. Уже почти месяц, как прекратились поставки по Растер тракту, а в запасе я его никогда не держал. Это редкое и сложное снадобье, сделать которое можно только в светлом лесу. Лишь свежесобранные цветы и травы пригодны для его изготовления. Да и не продают эльфы его кому попало, так что искать у других торговцев бесполезно.

— Я отвезу Вирлу в Эльдорию! — чётко и уверенно отчеканил Ксавуд. — Она будет жить!

— Эх… дважды дурак! — вздохнул Иллиан. — Если по тракту нет поставок, значит, он небезопасен. Ты не сможешь пройти по нему просто так, а тем более с больной дочкой. Вокруг орудуют мерзкие шайки головорезов и бандитов, которым сейчас никто не может дать отпор. Даже караваны с сотней воинов боятся идти в путь, а ты собрался один! К тому же, все эти местные шайки вдруг решили сами охранять тракт, собирая плату за каждые несколько миль. Хотя, даже если по чудесному стечению обстоятельств тебя никто не тронет и не попробует отнять всё, что у тебя есть, включая жизнь и свободу, общая сумма за пропускные пункты будет астрономическая.

Перечисление преград не испугало Ксавуда. Он чётко видел результат своих стараний: живую дочь, которую не корчит в судорогах и не выворачивает наизнанку от кашля. Сдаваться гоблин не собирался; его решимость могла двигать горы, а тут требовалось всего лишь преодолеть чуть больше тысячи миль.

— Доктор, но хватит ли у нас времени довести дочь до Эльдории? — задал Ксавуд единственный волнующий его вопрос.

— А ты, значит, у нас отчаянный, это даже хорошо, — смягчился эльф. — Мой эликсир, что я дал твоей дочери, действует всего неделю. После этого его можно давать ещё три раза, но каждый раз эффект будет меньше: шесть, четыре и два дня. Итого, на весь путь у тебя девятнадцать дней. Ещё я напишу тебе, какие травы нужно купить, они тоже помогут задержать болезнь. — Прикидывая цифры в уме, Иллиан наконец сказал: — Сорок, может, сорок пять дней осталось твоей дочери. Если до этого времени ты не дашь ей Слезу Аларии, она умрёт.

Несмотря на жёсткие слова, настроение Ксавуда было приподнятым. Ещё сегодня утром он не рассчитывал более чем на семь дней, а тут целых сорок или даже сорок пять. Тем более, когда ясна конечная точка – Светлый лес. С ясно сформулированной целью действовать намного проще; тут хотя бы всё зависит только от тебя. В правдивости слов эльфа Ксавуд не сомневался: мгновенный эффект эликсира подтверждал всё сказанное, а значит, и Слеза Аларии точно поможет дочке.

— Я ваш вечный должник, уважаемый Иллиан, буду счастлив когда-нибудь сполна вернуть вам долг. В отличие от всех докторов, кого мы встретили до сих пор, вы единственный дали нам надежду. Остальные лишь пытались нажиться на нашем горе, втридорога продавая непомогающие лекарства.

— Не стоит благодарности, помогать — моё призвание и предназначение. Позвольте узнать, чем именно вы лечили дочь, прежде чем отправились ко мне?

— Огненный Мох и Корень боли, а эликсиры... я все не помню, лишь одно название — Сок Сумрачного Цветка.

Иллиан на это лишь горько рассмеялся, всем своим видом давая понять, что перечисленное никак не могло подействовать на Чёрную Хворь.

— Сейчас я напишу тебе записку, в ней все травы, которые помогут твоей дочери, — быстро заскрипел пером по куску пергамента доктор, не теряя ни секунды. — Купить их лучше свежими. Давать травы можно лишь через пять дней после первого использования эликсира. Когда и что принимать, я тебе тоже написал.

Голос его вдруг стал очень серьёзным и слегка возвышенным.

— Отправляйся в путь, не теряя времени. Я желаю тебе вылечить дочь.

Вручив на прощанье Ксавуду записку с нужными травами и флакон со своим ярко-красным эликсиром, Иллиан удалился вглубь лавки, оставив семью на улице.

— Она так спокойна... Ксавуд, любимый, у нас получится? — прошептала Блеза, прижимаясь к дочери и вглядываясь в её умиротворённое личико, будто боясь, что чудо исчезнет.

Ксавуд лишь кивнул. "Конечно, получится. Не может быть иначе."

Они не теряли ни минуты. Дорога назад в Дрюклаар, казалось, пролетела быстрее. Вирла, хоть и ослабленная, робко улыбалась родителям и пыталась сама есть. Вставать и ходить по-прежнему не могла, но даже малейшие улучшения делали Ксавуда и Блезу безмерно счастливыми. Им нужно было как можно скорее подготовиться к новому, теперь уже по-настоящему опасному путешествию в Светлый лес.

Первым делом они вернулись домой, чтобы Блеза собрала вещи для дальней дороги. Ксавуд же сразу отправился по магазинам. Ему предстояло купить все необходимые травы по списку Иллиана и запастись провизией для долгого пути. Он тщательно рассчитывал каждый зингл — теперь у них не было права на ошибку.

Идя по улице, Ксавуд по привычке не вглядывался в толпу, думая о своём, но в этот раз взгляд его зацепился за необычную фигуру. Среди снующих гоблинов выделялся могучий и внушительный гном. Его густая, коричнево-рыжая борода была заплетена в несколько толстых кос, некоторые из которых украшали металлические кольца и оплётки. За спиной гнома торчали два огромных двусторонних боевых топора, каждый из которых по размерам почти равнялся его торсу.

"Как он вообще сюда попал?" – мелькнула мысль у Ксавуда. Раньше он не замечал иных рас в Дрюклааре. Либо они просто не попадались на глаза, либо после путешествия в Жартилию его взгляд на мир слегка изменился. Но этот гном... "Что он забыл в столице?" — недоумевал Ксавуд. Гоблин лишь покачал головой и поспешил дальше, погруженный в свои мысли о травах и провизии.

Ксавуд обошёл несколько лавок, сверяясь со списком. Он тщательно выбирал каждую траву, ощупывал мешки с провизией, прикидывая их вес и свежесть. Наконец, навьюченный покупками — несколько мешков, связки сушёных трав, объёмный свёрток с одеялами и кожаная фляга с водой — он направился обратно.

Проходя мимо знакомого переулка, Ксавуд услышал шум и крики. Он остановился. В центре переулка, окружённый пятью гоблинскими стражниками, стоял тот самый гном. Стражники пытались его схватить, но гном, несмотря на их численное превосходство, отбивался с невероятной лёгкостью.

Его огромные топоры, до этого мирно покоившиеся за спиной, теперь мелькали в воздухе, словно живые. Гном не пытался убить — лишь оглушить, сбить с ног. Один стражник отлетел в сторону, врезавшись в стену, второй с глухим стоном рухнул на землю, получив удар обухом топора по шлему. Клинки гигантского оружия свистели в опасной близости от голов, но гном двигался с удивительной точностью и ловкостью для своей комплекции, не причиняя страже непоправимого вреда.

Ксавуд невольно вгляделся в лица нападавших. И тут он узнал их: Молодой и Шрамоглазый — те самые стражники, что сдали его прислужникам Жиззмарка. Едва зажившие синяки и ссадины на теле Ксавуда болезненно напомнили ему о том вечере. Ярость вскипела внутри. Теперь он всей душой болел за гнома, который представлялся ему истинным правосудием в отличие от прогнившей системы Шарглутии.

Четвертый стражник был отправлен в нокаут мощным ударом плашмя. Молодой запаниковал. Отскочив от гнома, он бросился наутёк. По пути вытащив из-за пояса свисток, принялся пронзительно свистеть, призывая подмогу.

В этот момент гнев Ксавуда перехлестнул через край. Он вспомнил надменный тон и как высмеивал его этот стражник. Не раздумывая, гоблин выставил ногу, подставив подножку убегающему. Молодой полетел вперёд, нелепо замахав руками, и с глухим стуком врезался головой прямо в стену дома. Тело его обмякло, и он безжизненно сполз на землю.

Гном, уже почти одолевший последнего стражника, удивлённо взглянул на Ксавуда, затем на вырубившегося гоблина.

— Вся стража скоро будет здесь! За мной! — хрипло крикнул Ксавуд, указывая на узкий проход между домами. — Я знаю, где можно укрыться! Быстрее!

Последние слова он выкрикнул, выплюнув их, словно яд. Не дожидаясь ответа, не обращая внимания на потрясённые лица гоблинов и ошарашенного Бугрима, Ксавуд резко развернулся и, стараясь не шататься, направился к выходу. Каждый шаг давался с трудом, ведь приступ отнял много сил, а боль в истерзанном теле пронзала насквозь. Но он шёл, не останавливаясь, ведомый новой, дикой решимостью. Дверь конторы с грохотом захлопнулась за ним, оставив позади онемевших от шока гоблинов.

Ксавуд брёл по улицам Дрюклаара, не замечая ничего вокруг, он упрямо двигался к дому. Гнев и ярость клокотали в нём, смешиваясь со страхом перед неизвестностью. Мысль о потерянной работе уже не пугала – напротив, вызывала странную, почти безумную радость: плевать на работу! Главное теперь – спасти дочь, и ради этого он готов пожертвовать всем.

Когда Ксавуд наконец добрался до своей двери, слегка сбив дыхание на лестнице, он услышал приступ кашля Вирлы.

"Значит, они уже вернулись от доктора", – мелькнуло в голове. Приоткрыв дверь, он увидел жену, сидящую у кровати дочери. Лицо Блезы было серым, глаза опухшими, а взгляд потерян.

— Блеза? Вы... вы вернулись? Что сказал доктор? — спросил Ксавуд, чувствуя, как сердце сжимается в предчувствии беды.

Блеза подняла на него заплаканные глаза, полные безысходности.

— Ксавуд... доктор сказал, что у Вирлы... Чёрная Хворь. — Её голос дрожал, и она едва сдерживала рыдания. — Это невероятно страшное заболевание. Он сказал, что шансов на излечение практически нет... Но... — в её глазах мелькнул слабый огонёк надежды, тут же погасший. — Но есть специальные травы и эликсиры, которые могут помочь. Доктор Хаззар рассказал, что надо купить. Посоветовал лавки, где мы сможем найти всё необходимое. Дал письмо к их хозяевам, чтобы я ничего не забыыыыла! – во весь голос разрыдалась она. — Но… это ещё и стоит целое состояниееее, он говорит, что только начальные лекарства выйдут минимум в тридцать гринклов, а у нас их нет.

Ксавуд почувствовал, как мир вокруг него закружился. Чёрная Хворь. Он раньше не слышал этого названия, но даже звучало оно жутко. И доктор говорит, что шансов на излечение практически нет.

"Практически!" – пронеслось в голове. – "Значит, шансы всё-таки есть!" Этого было достаточно. Хорошо хоть есть какие-никакие деньги, должно хватить вылечить дочь. О другом варианте он даже не думал.

"Постоянное движение – вот способ не дать мыслям себя одолеть, не дать страху парализовать. Но сначала... сначала надо успокоить жену."

Ксавуд осторожно подошёл к Блезе, опустился рядом с ней и, обняв, прижал к себе. Он не знал, что сказать, но почувствовал, как рука Блезы вцепилась в его рубаху, и она зарылась лицом ему в плечо.

— Тише, милая, тише... — прошептал он, едва слышно, поглаживая её по голове. — Мы справимся. Мы обязательно справимся. Я найду эти лекарства, что бы мне это ни стоило.

Он аккуратно высвободился из её объятий, хотя Блеза не хотела отпускать.

— Письмо доктора... и названия лавок, где можно найти эти травы и эликсиры, ты запомнила? — спросил Ксавуд, стараясь подавить дрожь в голосе.

Блеза, всхлипывая, кивнула, затем подняла опухшие глаза.

— Да... доктор Хаззар сказал, что все травы есть в лавке "Зелёный Корень" на Торговой Площади, у старого гоблина по имени Грым. А эликсиры... эликсиры у Калема, в его алхимической лавке в переулке Крикливых Скал. Вот письмо, — она протянула ему смятый пергамент, который до этого сжимала в руке. — И помни, Ксавуд... он сказал, что это... очень, очень дорого.

Ксавуд взял письмо, крепко сжал его в руке, словно в нём была вся надежда мира.

— Я всё понял. Не волнуйся, Блеза. Я вернусь с лекарствами. Будь с Вирлой.

Не теряя ни минуты, Ксавуд выскользнул из дома. День был в самом разгаре. Несмотря на боль в теле и усталость, он почти бежал по кипящим жизнью улицам Дрюклаара. Его путь лежал к банку Скрюгхольд, на работу к Мидваку.

Открыв двери банка и пройдя вглубь, он увидел Мидвака. Тот, как обычно, сидел за своим массивным столом, погружённый в расчёты. Увидев Ксавуда, банкир поднял бровь.

— Ты пришёл сюда? Но все твои деньги лежат у меня дома, — удивлённо хмыкнул Мидвак.

— Мне срочно нужны деньги, — голос Ксавуда был лишён обычной вежливости и заискивания, в нём сквозила стальная решимость. — У Вирлы Чёрная Хворь, ей немедленно нужны лекарства, а стоят они крайне много. Доктор Хаззар сказал, что медлить нельзя.

Мидвак ненадолго задумался и ответил совсем не про то, что волновало Ксавуда больше всего.

— Хм… Чёрная Хворь, интересно. Доктор Хаззар сказал, что лекарства будут слишком дорогие? Наверное, и послал в определённые лавки. Знаешь что, хоть я тебе его и посоветовал, но он лечил мне лишь мелкие болезни. Что-то тут нечисто, сводил бы ты дочку ещё к кому-то, перепроверил.

Ксавуду было не до заумных рассуждений, перед ним стоял чёткий план: деньги – лекарства – дом. Он пропустил мимо ушей предостережение банкира и вновь, уже громче, произнёс:

— Мне срочно нужны деньги, я спешу за лекарствами.

Мидвак внимательно посмотрел на него, но, вздохнув, решил, что и так сделал намного больше, чем того требует его совесть. Переубеждать Ксавуда он не хотел, как и испытывать его терпение в таком состоянии. Со вздохом он открыл сейф и вытащил небольшой мешочек, позвякивающий золотом.

— Здесь шестьдесят гринклов, больше на работе я не держу. Остаток тебе всё же придётся забрать у меня дома. Приходи в удобное время, но когда я вернусь из банка. — Мидвак протянул ему увесистый мешочек. — Проверь.

Ксавуд схватил мешочек, даже не пересчитывая. Шестьдесят гринклов. Этого точно хватит, даже если доктор Хаззар ошибся, и сумма будет выше.

— Спасибо, — сухо бросил Ксавуд и, резко развернувшись, стремительно вышел из банка, оставив Мидвака недоумённо покачивать головой.

Теперь в руках Ксавуда было рекомендательное письмо и так необходимые деньги. Он перешёл на бег, чтобы скорее добраться до Торговой Площади, что была в нескольких кварталах от банка. Ксавуд двигался быстро, рывками, пробираясь сквозь толпы праздно шатающихся гоблинов. Добежав, он остановился отдышаться. Сердце бешено колотилось, каждый удар отзывался болью в истерзанных рёбрах, но он не обращал внимания. Цель была одна — поскорее спасти Вирлу.

Первой была лавка "Зелёный Корень". Запах сушёных трав и земли ударил в нос, как только Ксавуд переступил порог. За прилавком сидел старый, морщинистый гоблин с хитрыми глазами — Грым. Ксавуд протянул ему письмо от доктора Хаззара.

Грым внимательно читал, иногда поглаживая свою редкую бороду. Для Ксавуда время тянулось невыносимо долго, и он от нетерпения барабанил пальцами по стене. Наконец, Грым поднял взгляд.

— Чёрная Хворь, значит, — пробормотал он. В его голосе Ксавуду почудилось сочувствие, редкое для Дрюклаара. — Тяжёлая хворь. Но доктор Хаззар знает, что советует. Травы есть. Самые свежие. Это... — он кивнул на список в письме, — ...редкий Огненный Мох – его следует измельчить, смешать с водой и смазывать им виски. И Корень Боли – его следует отварить и поить больного семь раз в день. Обойдётся это вам в десять гринклов.

Ксавуд облегчённо вздохнул, выкладывая монеты из плотного мешка. От Грыма не укрылся ни вздох, ни количество денег в мешке.

— Итого двадцать гринклов, — сказал травник, отмерив нужные травы и завернув их в пакет.

— Но только что было десять? — удивлённо произнёс Ксавуд.

— Ну да, десять за Огненный Мох и десять за Корень Боли, всего двадцать и выходит, — вроде простодушно ответил хозяин лавки, но глаза выдавали его хитрость.

Деваться Ксавуду было некуда, он со скрипом зубов заплатил и помчался во вторую лавку, в переулок Крикливых Скал, за эликсирами.

Лавка Калема оказалась незаметной дверью без вывески, спрятанной между двух полуразрушенных строений. Приоткрыв её, Ксавуд вошёл в полумрак, наполненный терпкими запахами алхимии. Калем, тощий гоблин с длинным носом и острыми, изучающими глазами, поднял голову. Ксавуд протянул ему письмо.

Калем прочитал его быстрее, чем Грым.

— А-а, Чёрная Хворь, — протянул Калем. — Серьёзно. Доктор Хаззар прав, без моих эликсиров никуда. Здесь два флакона: один для очищения крови, другой для усиления тела. Вместе двадцать гринклов.

Ксавуд без колебаний отсчитал деньги. Калем протянул ему два небольших, но тяжёлых флакона с жидкостями разного цвета. Один эликсир был тёмно-красным, почти чёрным, другой — мутно-зеленым.

— Строго по инструкции, гоблин, — предупредил Калем. — Иначе толку не будет.

Ксавуд лишь кивнул; инструкция по эликсирам была в письме. Он взял лекарства и поспешил прочь. Двадцать гринклов за эликсиры, двадцать за травы. Сорок гринклов. У него осталось ещё двадцать. Дороже, чем он рассчитывал. Неважно. Главное, чтоб помогло.

Сжимая в руках драгоценные пакеты и флаконы, Ксавуд почти летел домой. Каждый шаг теперь казался легче. Он нёс не просто лекарства, он нёс надежду. Отчаяние уже не витало вокруг, оставалась лишь вера в лучшее.

Войдя в дом, он увидел Блезу, которая сидела у кровати Вирлы, держа её за руку. Услышав скрип двери, она резко обернулась. Её глаза расширились, когда она увидела в руках Ксавуда свёртки и флаконы.

— Ксавуд! Ты... ты нашёл? — прошептала она, и в её голосе звучала непередаваемая смесь радости и неверия.

Ксавуд кивнул, его измождённое лицо исказила гримаса, похожая на улыбку. Он подошёл к ним, опустился на колени у кровати дочери и осторожно положил лекарства на столик.

— Всё здесь, Блеза. Всё, что сказал доктор. Теперь...  мы будем бороться!

Он взглянул на бледное личико Вирлы, затем перевел взгляд на жену. Впервые за последние дни в его глазах, несмотря на всё пережитое, мелькнула нежность, но сквозь неё пробивалась та самая, дикая, ни на что не похожая решимость — бороться за жизнь Вирлы всеми возможными способами.

Они принялись за лечение с той же дикой энергией, что двигала Ксавудом весь день. Строго по инструкциям Хаззара, они растирали Огненный Мох и смазывали виски Вирлы, поили её отваром Корня Боли по семь раз на дню, отмеряли капли эликсиров. Дни и ночи слились в бесконечную череду процедур, сменяющихся короткими, тревожными часами сна. Блеза держалась на одной лишь надежде, Ксавуд — на своей новой, исступлённой решимости.

Но ничего не помогало.

Время текло безжалостно, и состояние Вирлы становилось всё хуже. Её маленькое тело сотрясали всё более сильные судороги, кашель раздирал слабые лёгкие, кожа истончалась, а дыхание стало тяжёлым и прерывистым. Симптомы Чёрной Хвори проявлялись всё сильнее, безжалостно поглощая последние крохи детской жизни. Паника начала подкрадываться к Ксавуду, угрожая поглотить его; нужно было срочно действовать.

Он оставил Блезу у кровати дочери и сам помчался к доктору Хаззару. Войдя в его кабинет, Ксавуд не стал церемониться.

— Доктор! Лекарства не помогают! Ей хуже! — голос был сорванным, полным отчаяния.

Хаззар, сидевший за столом, даже не поднял головы. Он спокойно перебирал какие-то склянки.

— Я же говорил, шансов мало. Это Чёрная Хворь, гоблин, — равнодушно произнёс доктор, будто речь шла о погоде. — Можно попробовать другие снадобья. Они более редкие. Есть... Эликсир Зари для укрепления тела, и Сок Сумрачного Цветка для очищения лёгких. Их нужно искать в лавке "Глубинное Эхо", у старого торговца Грюга. Вот письмо.

Ксавуд схватил письмо. Слова Хаззара пронзили его, но он не мог сдаться. Он оставил доктора, буднично занимавшегося своими делами, и, чувствуя, как его охватывает холод отчаяния, в спешке отправился дальше.

Лавка "Глубинное Эхо" была ещё более невзрачной, чем предыдущие. Грюг, низенький гоблин с красными глазами, оказался молчаливым и угрюмым. Он взял письмо, долго изучал его, а затем, кивнув, молча протянул Ксавуду два едва отличающихся флакона с тёмной, почти чёрной жидкостью. Ксавуд был не уверен, что в них налито разное содержимое, и что это вообще были те лекарства, что ему нужны. Но отчаяние шептало: "Попробовать всё же стоит".

— Двадцать пять гринклов, — прохрипел Грюг.

— Но у меня всего двадцать, — пересчитав, с отчаяньем произнес Ксавуд.

— Ладно, давай двадцать гринклов, — подозрительно быстро согласился продавец.

Ксавуд, с горьким вздохом, выложил все оставшиеся деньги. У него больше ничего не оставалось. Он помчался домой.

Но и эти лекарства не помогли.

Вирла таяла на глазах. Её кашель стал прерывистым хрипом, тело непрестанно содрогалось, всё сильнее выворачиваясь, мокрота стала глубокого чёрного цвета. Ксавуд был в панике. Он не спал, не ел, лишь сидел у кровати дочери, не зная, чем ещё может помочь.

И тут он вспомнил. Вспомнил, что не забрал все деньги у Мидвака. И его слова... Мидвак ведь предупреждал.

Ксавуд, шатаясь, вышел из дома. Он чувствовал себя полностью опустошённым, но мысль о деньгах, о последнем шансе, гнала его вперёд. Он дошёл до дома Мидвака.

— Ты припозднился, я уж надеялся, не придёшь, — решил слегка пошутить Мидвак, но, увидев его измождённое лицо, участливо поинтересовался: — Как Вирла?

Ксавуд лишь неразборчиво мотнул головой, то ли стряхивая слёзы, то ли не зная, что сказать.

Мидвак, привыкший видеть всех насквозь, прочёл всё в его глазах. Увидел там безмерное горе и почти полную потерю надежды и веры. Он отсчитал оставшиеся деньги и протянул ему.

— Послушай, Ксавуд, — вдруг сказал Мидвак, обращаясь к уже уходящему, сгорбленному другу. — Дрюклаар... он полон шарлатанов. Особенно когда речь о тяжёлой хвори. Тут каждый целитель обещает чудо за последние монеты. Ты ведь помнишь, что я говорил про Хаззара? Он хорош для мелких недугов, но не более.

Ксавуд молчал, но внимательно слушал.

— Если хочешь спасти дочь, — продолжил Мидвак, понизив голос, — поезжай в Жартилию. Там, говорят, есть настоящий доктор, старый эльф. Слышал, что он творит чудеса, даже с Чёрной Хворью. Дорога неблизкая, в нынешнее время даже опасная, да и дочь довезти в её состоянии крайне сложно... Но если ты готов бороться, другого пути нет. Здесь ты только похоронишь последние деньги и… Вирлу.

Ксавуд посмотрел на него, и в его глазах, мёртвых от безнадёжности, вспыхнул новый, отчаянный огонёк. Жартилия. Это было далеко. Опасно. Но это был шанс. Последний шанс. Он должен сделать хоть что-то.

Мидвак слушал, не перебивая, лишь его брови ползли вверх, а взгляд становился всё более острым и холодным, по мере того как открывалась картина произошедшего. Когда Ксавуд закончил, в комнате повисла звенящая тишина.

— Ты сказал Мизгратак? Я верно услышал? — переспросил Мидвак, медленно ставя бокал на стол. Его голос был низким и встревоженным.

Ксавуд уверенно кивнул.

— Вот же ты дурак! — воскликнул Мидвак, резко встав. Он начал расхаживать по комнате, жестикулируя. — Ксавуд, ну почему ты не посоветовался со мной?! Да ты хоть знаешь, кто такой Мизгратак?! Это же один из самых мерзких гоблинов во всей Шарглутии! Он жадный, злопамятный и готов удавить даже за один медный зингл!

— Мне доподлинно не известно, есть ли теневое правительство Шарглутии, но если оно есть, то Мизгратак точно будет в нём. Сперва Мидвак помрачнел, признавая влияние Мизгратака, но тут же внутренне усмехнулся. Его тон стал твёрже. — Хотя я встречал гоблинов сильнее и влиятельнее него. Но я точно знаю, что связи в Дрюклааре у него повсюду — среди охраны, среди чиновников, среди торговцев, в каждом банке. Его боятся все, кто знает. Он подставит ради своей цели даже родню. Он накопил целое состояние на крови и страданиях.

— А ты, глупец, полез на него жаловаться! — с грустью, смешанной с отчаянием, произнёс банкир, глядя на своего друга. — Тебе несказанно повезло, что вообще остался жив! Он много раз так проворачивал дела, что его противники гнили в ямах или на рудниках. А он просто смотрел. Многие на его совести...

Мидвак остановился посреди комнаты, скрестив руки на груди и сверля Ксавуда осуждающим взглядом. Он был в бешенстве, но не на Ксавуда лично, а на его наивность и на самого Мизгратака.

Ксавуд тяжело вздохнул.

— Я тогда не думал о последствиях, Мидвак. Просто... когда я услышал, что этот хочет выгнать Жмула... это так несправедливо! Жмул столько лет честно работал, он порядочный гоблин! А что если завтра придут и за моим домом? — В голосе Ксавуда промелькнул неприкрытый страх. — Я верил, что надо что-то сделать. Я надеялся, что стража поможет. Что справедливость вообще существует. Я не знал, насколько он влиятельный, насколько... мерзкий. Я был глуп, да. Очень глуп и наивен. Они преподали мне урок. Хороший урок, — он слегка улыбнулся ожесточённой улыбкой, но почти сразу поморщился; любое движение мышц лица причиняло ему боль.

— Но пришёл я не за этим. Тьфу на этого Мизгратака, будь ему пусто. У меня огромное горе, друг мой. — Голос Ксавуда стал сдавленным, еле слышным. — Моя Вирла... Она умирает. У неё чёрная мокрота, судороги. Я пришёл и увидел, как с каждым вздохом её крохотное тельце содрогается от боли. Ей так мало лет, Мидвак, она ничего толком не видела. Жизненные силы покидают её. Срочно нужно вести мою крошку к докторам. Мою ситуацию ты знаешь... денег на лечение у меня нет. Я прошу тебя, нет... Я умоляю помочь спасти мою любимую дочь!

Слёзы наполнили глаза Ксавуда, и он уже собирался упасть на колени, как Мидвак остановил его, не дав этого сделать. Банкир, привыкший к чёткому порядку, не терпел подобного проявления слабости, но в его глазах читалась неприязнь не к другу, а к самому отчаянию, что заставило того рухнуть. Он вообще не любил сильные эмоции, считая, что они не приносят пользы.

— Прекрати это, Ксавуд, довольно! — Голос Мидвака был твёрд, почти суров, но беззлобен. Он взял друга за плечи и внимательно вгляделся в его заплаканное лицо. — Слёзы не помогут твоей дочери. И мне не нужны. Я помогу.

Мидвак на мгновение прищурился, быстро перебирая в уме возможные решения и контакты тех, кто может помочь. Для него даже горе друга было задачей, которую нужно было решить максимально эффективно, минимизируя риски и затраты, но при этом сохраняя репутацию и дружеские связи.

— Вот держи гринкл, — произнёс он, уже нашаривая в своём кошельке золотую монету. — Этого должно хватить на пару обследований и, возможно, пару самых простых эликсиров. Вернёшь, когда сможешь. Только... — Мидвак сделал многозначительную паузу, его взгляд на миг стал исключительно банкирским, оценивающим, лишённым всяких эмоций. — Только учти, Ксавуд, это всё, что я могу тебе дать. Больше, боюсь, ты просто не сможешь вернуть. А я не привык разбрасываться своими деньгами.

Ксавуд смотрел на монету, не веря своим глазам. Целый гринкл! Это была огромная сумма для него, почти месячный заработок, но для лечения дочери этого точно не хватит. Он помнил, сколько с него драли доктора, когда болела Блеза. Но даже эта монета вселяла в Ксавуда надежду.

— Я слышал что-то про чёрную мокроту, если память мне не изменяет, это очень серьёзно, — продолжил Мидвак. Его тон снова стал деловым, с лёгкой примесью обеспокоенности. — Пусть завтра с самого утра Блеза возьмёт Вирлу и ведёт её к моему знакомому доктору Хаззару, в его частную лечебницу. Очень толковый доктор, многие коллеги с работы ходят к нему.

Ксавуд уже открыл рот, чтобы что-то сказать, видимо, про заоблачную стоимость частных лечебниц, но Мидвак, словно прочитав его мысли, лишь чуть заметно покачал головой и одёрнул его поднятой ладонью, не давая прервать себя.

— Я напишу для него рекомендательное письмо. Это будет бесплатно. — Банкир быстро подошёл к письменному столу, выхватил пергамент и перо, и ловкими движениями начал набрасывать письмо. Он не смотрел на Ксавуда, возможно, чтобы не видеть его благодарности, или чтобы не дать своим эмоциям взять верх.

Ксавуд стоял, как громом поражённый. Гринкл в руке казался нереально тяжёлым, а слова Мидвака — спасительной соломинкой. У Вирлы появлялся шанс!

— Мидвак... друг мой... Я... я даже не знаю, как тебя благодарить. Я никогда... никогда не забуду этого. Я верну, я обязательно всё верну, клянусь тебе! Спасибо! Спасибо тебе, Мидвак! Ты самый лучший друг!

Гоблинские слёзы, в которых теперь была не только боль, но и огромная, всепоглощающая благодарность, текли по его щекам. Он попытался встать, чтобы обнять Мидвака, но банкир лишь слегка отстранился, его лицо приобрело привычное, чуть отстранённое выражение.

— Не благодари заранее. Это всего лишь обследование. Судя по твоему описанию, больна твоя дочь очень сильно, и этой помощи на её спасение никак не хватит.

На лице банкира отобразилась усердная работа мысли: его глаза бегали по невидимым цифрам, а пальцы едва заметно перебирали воздух, складывая и вычитая, оценивая риски и потенциальные затраты. Он прикидывал стоимость сложнейших эликсиров, операций, недель наблюдения и прочие расходы, умножая на известную ему жадность дрюклаарских докторов. Казалось, Мидвак прикидывал не только цену, но и шансы на спасение, соотнося их с потенциальными затратами, словно это был очередной инвестиционный проект.

— Ты уже сталкивался с бедой. Сколько ты должен сейчас банку за лечение жены? Пятьдесят гринклов или сто?

— Сто тридцать, — сдавленно ответил Ксавуд, его голос дрожал.

— Вот видишь! Тут может быть не меньше. В Дрюклааре доктора стоят очень дорого, они выпотрошат тебя целиком, прежде чем вылечить. У тебя есть только один вариант помочь дочери, продать свой дом.

— Но он и так в залоге у банка, я оставил его там, когда брал кредит на лечение жены, иначе денег мне было не видать. — Горькая волна отчаяния захлестнула Ксавуда. Сердце сжалось в тисках, душа рвалась на части от осознания безысходности. Он знал, что выхода нет, и эта правда разрывала его изнутри. — Я не смогу повторно его заложить.

Мидвак внимательно выслушал. Его взгляд скользнул по побитому лицу Ксавуда, затем ненадолго задержался на руке, сжимающей гринкл. Банкир уже просчитал все варианты. Дом Ксавуда представлял собой ценный актив, особенно в условиях назревающего кризиса, о котором Мидвак знал гораздо больше многих. Он видел в этом не только помощь, но и возможность — выгодную, почти безрисковую инвестицию. Всегда можно было продать этот дом и получить процентов пятьдесят прибыли. Но подать это нужно было как жест милосердия.

— Я выкуплю его у тебя и погашу весь долг перед банком, — произнёс Мидвак, его тон стал ровным и деловым, словно он обсуждал сделку с незнакомцем, а не с лучшим другом. — Это станет мой дом. По старой дружбе я не стану тебя выселять оттуда, а буду сдавать тебе его. Скажем, — Мидвак склонил голову набок, прикидывая в уме цифры; его глаза, привыкшие к мгновенным расчётам, на секунду ушли в себя. — за восемнадцать круклов в месяц. Нет, лучше двадцать. А когда ты разберёшься со своими проблемами, я продам этот дом тебе же, взяв всего лишь пятнадцать процентов комиссионных. Я готов дать тебе сто гринклов прямо сейчас, я надеюсь, их хватит вылечить твою дочь.

Ксавуд смотрел на банкира, поражённый такой наглостью, но одновременно ошеломлённый внезапным шансом. Сто гринклов! Это казалось целым состоянием, но в словах Мидвака сквозила холодная, хищная логика. Его дом... Дом, за который он когда-то отдал триста тридцать гринклов, и который теперь, по всем прикидкам, стоил все четыреста, а то и больше. Мидвак прекрасно это понимал, но Ксавуд был в ловушке. Обстоятельства крепко схватили его за горло.

— Сто... сто гринклов? — прошептал Ксавуд, его голос был полон боли, смешанной с отчаянной надеждой. — Но... Мидвак, друг. Это слишком мало. Я за него триста тридцать отдавал! Вычтем сто тридцать в банк, остаётся ещё больше сотни гринклов! Может, хотя бы сто пятьдесят?

Мидвак резко поднял ладонь, его взгляд стал непроницаемым, без малейшего намёка на сочувствие. В его голосе зазвучали холодные, безапелляционные ноты, присущие банкиру, который закрывает сделку и не терпит возражений, особенно когда на кону стоит чья-то жизнь, а для него — лишь цифры в ведомости.

— Вариантов, как я уже сказал, у тебя нет. Иного никто не предложит, ты лишь отнимаешь у Вирлы так нужное ей время.

Ксавуд медленно опустил голову. Слова Мидвака эхом отдавались в его измученном сознании, безжалостно подтверждая самую страшную истину: выхода нет. Никаких других вариантов. Только этот. Но вместе с этим осознанием, в его сердце, израненном болью и унижением, вспыхнула крохотная, но яркая искорка надежды — Вирла будет спасена. Ради этого он и пришёл. Он поднял взгляд, его глаза были полны невыплаканных слёз, но в них уже не было прежней отчаянной безысходности, лишь неизбежное принятие.

— Хорошо, Мидвак, — прошептал он, и в этом слове было больше смирения, чем горечи. — Я согласен.

Мидвак не стал терять ни секунды. Резко развернувшись, он решительным шагом направился прочь из кухни за необходимыми бумагами. Казалось, он уже давно держал в уме весь алгоритм действий, ожидая лишь согласия.

Ксавуд остался стоять посреди кухни, где секунду назад его скручивало от отчаяния, а теперь забрезжила горькая надежда. Он слышал, как Мидвак быстро удаляется, а затем, спустя лишь мгновение, шорох и шаги возвращаются. Банкир снова появился в дверном проёме кухни, держа в руках массивную стопку пергаментов и небольшую шкатулку.

— Нужно всё закрепить, как положено, — коротко бросил он, уже раскладывая на отполированном столе массивные пачки пергаментов, запечатанных и со штампами банка. Это были не просто бумаги, а сама суть гоблинского мира: чёткие линии, строгие формулировки, юридические ловушки, отпечатанные чернилами и кровью.

Мидвак быстро пробежался по ним взглядом, затем протянул перо Ксавуду.

— Вот здесь подпись. Здесь. И вот тут, особенно внимательно. — Голос банкира был лишён всяких эмоций, кроме деловитости.

Пока Ксавуд, чьи руки ещё немного дрожали, с трудом разбирал мелкий шрифт и ставил свои каракули, Мидвак приступил к следующему этапу. С отработанной точностью он достал из потайного отделения на кухне тяжелый мешочек и начал отсчитывать монеты на стол: золотые гринклы и серебряные круклы. Звон металла был единственным звуком в кухне, размеренным и безжалостным.

— Девяносто пять... девяносто шесть... девяносто семь... девяносто восемь гринклов. И восемь круклов сверху, — вслух отсчитывал банкир. После подсчета он сгреб их в аккуратную горку и с удовлетворением посмотрел на результат.

Ксавуд, закончив подписывать, поднял глаза и впился взглядом в Мидвака. Не сто?

— Но... Мидвак, — хрипло выговорил он, — ты ведь обещал сто гринклов. Ты сказал, тут девяносто восемь и восемь круклов? Но почему меньше?

Мидвак усмехнулся — это была короткая, сухая, едва уловимая, почти беззвучная усмешка. В ней не было злорадства, лишь чистое, профессиональное удовлетворение.

— Один гринкл ты уже держишь в руке, Ксавуд. Я дал тебе его, как только ты пришёл. И двадцать круклов я вычел с твоей аренды за первый месяц. Ведь ты помнишь про двадцать круклов платы? Дом уже мой, месяц начался. — Голос банкира был спокойным, будничным, абсолютно лишённым какого-либо намёка на хитрость или обман. Это был просто факт, отточенный расчёт, неоспоримая правда гоблинского мира, где за всё нужно платить, а любая "дружба" имеет свою чёткую цену.

— Документы подписаны. Вот тебе обещанное письмо к доктору. Деньги все у тебя. Вперёд, спасай свою дочь! — Мидвак протянул Ксавуду свёрнутый пергамент с рекомендательным письмом, его жест был столь же механическим, как и его слова.

Ксавуд тяжело выдохнул. Теперь, когда сделка была заключена, и деньги лежали на столе, он вдруг осознал другую проблему. На улице была глубокая ночь, а у него в руках — почти сотня золотых гринклов.

— Мидвак... — начал Ксавуд, его голос звучал неуверенно. — Я... я боюсь нести столько денег так поздно ночью. Может, я оставлю их у тебя до завтра?

Мидвак выслушал, его лицо стало совершенно непроницаемым и на нём не дрогнул ни один мускул. Он окинул Ксавуда быстрым, оценивающим взглядом. Ксавуд же, измученный, но не сломленный, в этот момент искренне верил, что друг не воспользуется его положением, что в этом Мидвак проявит непоколебимую банковскую честность.

— Оставить до завтра? — Голос банкира был ровен, но в нём появилась едва уловимая нотка, которую Ксавуд не смог бы расшифровать. — Что ж... ты прав, ночь в Дрюклааре бывает опасной. Хорошо. Я приму деньги на хранение. Без всяких комиссий. Можешь быть спокоен, Ксавуд. Мои сейфы надёжнее любой стражи. Приходи за ними завтра. Но сейчас всё же возьми с собой немного. Они могут быть необходимы с утра на обследования.