Настоящий герой головокружительных кино-трюков, смертельно-опасных прыжков, автомобильных катастроф находится в скромной безвестности. Имя его не кричит аршинными буквами с ярких плакатов, но ему аплодирует жадная до сенсационных зрелищ публика. За "звезду" рискует головой аноним, тень "некто“. Этот некто именуется в Америке "дублером".
Одни из таких дублеров, работавший в Голливуде, недавно опубликовал свои воспоминания. Здесь мы помещаем выдержки из них.
— Не забудьте, - сказал мне Брауни Вильсон, когда мы еще сидели в лодке, — постараться, чтобы вы действительно попали прямо на воду.
Об этих словах я думал, стоя наверху и глядя вниз, где на глубине 137 футов находилась вода, в которую я должен был спрыгнуть. Это могло стоить мне жизни, несмотря на то, что меня одели в стальную сетку, плотно облегающую мое тело.
Когда я взбирался на гору, от скалы оторвался кусок камня и попал мне в голову. Я потерял равновесие и упал п воду, меня вытащили, врач наложил мне три шва на голову и дал мне столько брэнди, что я снова почувствовал себя работоспособным.
Теперь, после целого часа тяжких усилий, я находился уже на самой вершине.
Было условлено, что сигналом к прыжку послужит поднятый директором кверху усилитель. Я стоял и ждал. Колени мои подгибались. Мне казалось, что я никогда не смогу превозмочь страха.
Наконец сигнал был дан. С минуту я не мог сдвинуться с места, но наконец самолюбие мое придало мне силы.
Нет, это был не всплеск, а выстрел. Как надутый резиновый мяч, отскочил я от холодной поверхности моря. Я почти что нырнул под воду. Кровь, стекая с моей головы, омывала лицо. Автоматически я двигал руками, выплывая из поля зрения камеры. Меня выудили из воды. Кожа на моей голове висела лохмотьями. Игла врача прибавила к моим трем швам еще десять.
Так началась моя кино-карьера.
В течение трех лет я был дублером на опасные трюки.
Не могу сказать, чтобы образ жизни кино-дублера был приятен. Все тягости, все опасности кино-ремесла выносятся нами; а за наши прыжки, за наши переломанные кости, аплодируют кино-героям, кожа которых осталась цела и невредима. Это вовсе не значит, что кино-актеры лишены отваги и ловкости. В большинстве случаев кино-компании запрещают своим премьерам рисковать собой, так как они слишком дорого стоят. Если герой экрана свернет себе шею, то компании, начавшей съемку боевика, придется потерпеть изрядный убыток. Шкуры дублеров дешевле.В Голливуде всего пять таких смельчаков, для которых нет невозможного в выдумках сценаристов и режиссеров. Но каждый год компания должна искать двух или трех новых „прыгунов", так как старые неизбежно погибают или калечатся.
Артист Монте-Блю однажды снимался в трюковой фильме. Я был его дублером. Там была одна сцена, по время которой я должен был спрыгнуть с моста на крышу идущего поезда.Итак, я лежал на рельсах на мосту и ждал поезда. Когда я дал сигнал о том, что можно начинать, поезд, стоявший на расстоянии в полмили, отправился но направлению к мосту. Инженер иа паровозе контролировал его скорость.
Я оттолкнулся от чего-то, прыгнул, мои глаза и мой нос наполнились дымом, дым ослепил меня. Я поскользнулся, хватаясь за что-то; но быстрота движении оглушила меня, и я свалился с крыши вагона на землю.
В одну из зим я участвовал в съемке фильмы Вильяма Фокса, которую я долго буду помнить.
В самом оживленном, деловом квартале Лос-Анджелеса я должен был спрыгнуть с 11-этажного дома и повиснуть руками на пожарной лестнице. Одиннадцать этажей подо мной, внизу асфальт и сто долларов вознаграждения. Площадка, по которой я мог разбежаться для прыжка, имела только 8 футов (2,5 м) в длину, а от земли меня отделяло 120 футов (36,5 м). К поясу моему была привязана тонкая и крепкая стальная проволока. Уверенности в том, что она выдержит меня, у меня не было. Я прыгнул. Вечером дома я устроил пирушку.
Одна из кинофабрик снимала воздушную сцену с аэроплана. Я дал свое согласие участвовать в ней, так как мне сказали, что это будут пустяки.
Когда же я прибыл на место, выяснилось, что речь идет о прыжке с аэроплана на парашюте. Этого я никогда еще не делал и мне было страшно.
Мы стали подниматься вверх на аэроплане, а вслед за нами летела другая машина с кино-аппаратом. Я хорошенько не знал, что мне нужно будет делать. Необходимо было проделать какую-то манипуляцию над парашютом, но в чем она состояла— я не знал.
Сквозь шум пропеллера пилот кричал мне какие-то слова. Внезапно я понял всю опасность, которая мне грозит. Я решился наконец и спросил его о том, как надо спрыгивать, как надо открывать парашют. Он уставился на меня удивленный, губы его задвигались, и мне казалось, что он произнес слово „идиот". Все же затем мне удалось разобрать слова, которые он мне надсадно кричал в лицо: „При прыжке считайте... десяти... дергайте кольцо... считайте коротко—не дальше десяти".
Медленно приближался к нам другой аэроплан, и наконец я увидел условные сигналы. Я должен был влезть на крыло и спрыгнуть оттуда. Теперь это звучит просто...
Я стал вскарабкиваться на крыло. Сначала медленно, потом с лихорадочной поспешностью. Я держался за какую-то перекладину, одна нога моя висела уже в воздухе, а другая никак не могла оторваться от крыла. Наконец и она повисла в пространстве, и я начал погружаться в бездонность. Уголком разума уцепился я за счет, быстро досчитал до десяти и дернул за шнурок на моем плече. Мне казалось, что я непрерывно верчусь вокруг собственной оси. Внезапно раздался гулкий треск, тонкий шелк распростерся надо мной крылом —я был спасен!
Однажды утром, входя в ателье, я был встречен режиссером:
— У меня есть хорошее дело для вас, мы вертим картину с Сидом Чаплиным. Я думаю, что смогу дать вам самостоятельную роль.
Я воспылал самомнением и гордостью и изъявил свою готовность.
Я должен был стоя на крыше кареты угрожать Чаплину револьвером и в известный момент соскочить с кареты, ухватиться за ветку дерева. Казалось, в этом нет ничего мудреного. Вероятней всего, .что так и было бы, если бы не неожиданное осложнение. Сцену снимали в холмистом парке, крыша кареты была выпуклая, и стоять на ней было очень трудно. Я стоял на крыше кареты с револьвером в вытянутой руке, Чаплин сидел на козлах с поднятыми кверху руками, вожжи болтались по земле. Все было в порядке. Но... ноги мои скользили по крыше и лошадь внезапно понесла. Я не успел соскочить, перевернулся в воздухе и со всего размаха шлепнулся на землю. Режиссер потребовал, чтобы мы повторили сцену. Я поднялся. Каждое движение было пыткой. Мы начали сначала. На этот раз Чаплин держал вожжи, лошадь не понесла, и мне удалось ухватиться в нужный момент за сук. При этом я мог действовать только правой рукой, так как левая оказалась переломленной...
Таким образом я стал членом „Клуба 2083“. Так называем мы государственное страховое общество Калифорнии для инвалидов.
Незадолго до того, как я расстался с кино-фабрикой в Голливуде, мне пришлось пережить одно нз самых неприятных моих приключений. Мы снимали картину „Питер Пэн" и отправились для съемок на остров Санта-Круц. Мы находились на корабле и играли пиратов. Внезапно набежавший ураган сорвал нас с якоря и понес в открытое море. Волны захлестывали палубу, ливень потоками обрушивался с неба. Вся наша компания была в плачевнейшем состоянии. Внезапно мы увидели недалеко от нас лодку-плоскодонку. Нужно было, чтобы кто-нибудь доплыл до нее и дотянул ее до корабля. Этот „кто- нибудь" был, конечно, я. Я скинул промокшее до последней нитки платье, мне говорили ласковые, ободряющие слова. Несколько мгновений стоял я голый и смотрел в черные клочья воды. Мужество покинуло меня и мне было холодно. Очень трудно было плыть навстречу волнам. Несмотря на отчаянную борьбу с ними, они отбрасывали меня назад. После долгих и мучительных усилий мне, наконец, удалось достигнуть лодки. Ветер будил мое гаснущее сознание. Весел на барже но было и, несмотря на смертельную усталость, мне пришлось снова прыгнуть в воду и тащить за собою лодку, держа ее за нос и работая ногами. Сердце мое болело, острыми толчками колотясь о ребра. Наконец меня вытащили из воды и завернули в одеяло. Поочередно, по трое за раз, 80 человек, находящихся на корабле, отправлялись на лодке с корабля на берег. В семь часов утра следующего дня я попал в постель.
Через неделю я был уволен за то, что опоздал на работу.
Перевела с немецкого Е. Кальмеер
