Огонек + Повесть

Огонёк

Глава 12 (заключительная)

Егор Куликов ©

ссыль на первую главу

Он прикоснулся к двери и кто-то тут же открыл ее.

- Заждались мы тебя дедушка! – сказал Вова. Или Слава, Виктор Федорович так и не запомнил их.

Он взглянул на часы, затем сунул их под нос Вове (пусть будет Вова).

- Договорились на восемь, сейчас без трех минут. Сами виноваты, что ошиваетесь тут, - отрезал он. – И я предупреждал, чтобы Митя был один.

- Давай тут без фокусов, - не взглянув на время, Вова отвел руку в сторону и, обернувшись в комнату, крикнул, - Митя, тут наш гость пришел!

- Наконец-то, - послышался знакомый голос из комнаты и диван жалобно скрипнул.

- А где второй? – спросил Виктор Федорович стоя на пороге.

- Слава что ли?

- Да, Слава, - с именем угадал, значит это Вова.

- А тебе какое дело?

Виктор Федорович не успел ответить. Из комнаты вышел Митя и, увидев Виктора Федоровича, расплылся в улыбке, словно встретил старого знакомого.

- Дядя Витя! Я уже успел соскучиться по нашим встречам.

- Льстить потом будешь. Давай перейдем к делу.

- Давно пора. – Хлопнул в ладоши Митя, ожидая окончания этого затянувшего дельца. – Дядя Витя, ты извини, но мы тебя должны прошманать.

- Я ничего с собой не взял.

- Вот это мы сейчас и посмотрим. Вова, закрой дверь и проверь его.

Вова отступил в сторону и Виктор Федорович вошел в квартиру. Входная дверь была закрыта на быстро сколоченный крючок, которому не больше двух часов от роду.

- Руки раздвинь.

- Я чист…

- Руки раздвинь! – буркнул Вова, и Виктор Федорович подчинился.

Ловкими движениями Вова прощупал один за другим рукава, затем торс и после спустился к ногам.

- В задницу тоже мне будешь заглядывать? – не сдержался Виктор Федорович, когда Вовины руки прощупывали карманы брюк.

- Курить что ли начал дед? – не замечая колкости сказал Вова и достал старую бензиновую зажигалку.

- С вами не только курить, но и пить начнешь.

- Рюкзак сними.

Виктор Федорович стянул рюкзак.

Вова раскрыл, заглянул внутрь, затем сунул руку, достал термос, два бутерброда и какую-то тетрадку.

- Не помни мой ужин.

- Он чист, - отрапортовал Вова и закинул в рюкзак мятые бутерброды.

- Ну что ж, пройдемте. – Митя уступил дорогу, и Виктор Федорович вошел в комнату.

Присев на диван он положил рюкзак рядом. Митя прикрыл дверь и сел на стол, напротив.

Несколько минут было тихо. С улицы слышались голоса людей, рев машин, детский плач.

- Так и будем молчать! Или делом займемся? – сказал Митя, взяв пачку бумаг. – Короче, я так понимаю, ты со своей мадам согласился на наши условия. Так?

- Примерно…

- Что значит примерно? За это «примерно» ты можешь не выйти отсюда. Я, надеюсь, ты понимаешь, о чем я. Так вот, ты не собственник, но ты можешь дать своей мадам бумаги и пусть она их подпишет. Для особо одаренных я там расставил все галочки. У нотариуса я сам потом заверю. Правда, условия немного изменились. Она теперь нам дарственную дает.

- То есть как? Бесплатно… - привстал Виктор Федорович.

- Все именно так. Бесплатно и безвозмездно. Я и так с вами повозился довольно долго. Жить ей есть где, так что не прибедняйся. И квартира и дача. После этой комнатушки, можно сказать, она в царские хромы переезжает. А ты… ты скоро откинешься и все передашь ей. На улице она не останется. Так что давай без глупостей.

- Условия были другими.

- Были. И работа была другой. А тут еще и дружбан твой попался. И сам ты два раза концерт устраивал. Пусть подпишет и мы отстанем. Все закончится, когда ты мне принесешь подписанные бумаги.

- Зачем вы так?

- Как?

- Девушку избили, ребенка ножом пугали.

- Я чего-то не пойму тебя дед. – Митя поерзал на столе, который подал жалобные стоны, скрипя каждой досточкой. – Когда я тебя предупреждал ты думал, я шучу. Так, бал-бла, прибью, пришью, сказал и забыл? Какой же я тогда человек, если слово свое не держу. Я и сейчас тебе повторяю, если она не подпишет бумаги, то можешь попрощаться со своей новоявленной внучкой.

- Вы и на это пойдете? – слегка испуганно спросил Виктор Федорович.

- Пф… можешь проверить, если есть желание.

- Мда-а… - задумчиво протянул Виктор Федорович. – Звери, а не люди.

Он пододвинул рюкзак, выложил бутерброды с термосом на диван и сунул руку в карман.

- Ты чего жрать сюда пришел?

- Ты доживи до моего возраста, потом будешь учить. У меня проблемы с желудком. Надо есть каждые два часа. И нервничать мне тоже нельзя! – с упрёком сказал Виктор Федорович и зашелестел фольгой. Нарочно разворачивая громко и долго. Осмотрел бутерброд со всех сторон и откусил. Разжевал. Проглотил.

Митя упорно сидел на столе, ненавистно наблюдая за каждым движением Виктора Федоровича. Ему так и хотелось встать, подойти к старику, вырвать бутерброд и бросить в стенку. Затем схватить его за шкирку и как собаку бросить на пол. Глядишь в таком сценарии этот старый хрыч без капризов схватит бумагу и побежит к своей даме подписывать.

Но с этим старым хрычом все может пойти ровно наоборот. Возьмет да упрется своим горбом. Костьми ляжет, а ничего не выполнит. Пойди, пойми, где у стариков заканчивается лимит и они ломаются. Да так ломаются, что обратно ни в какую не идут.

А Виктор Федорович тем временем дожевал бутерброд, скатал фольгу в шарик-подшипник да как кинет его в Митю.

Митя не ожидал такого развития, отчего вздрогнул, уклонился от шарика и едва усидел на месте. Однако стол в очередной раз отреагировал жалобным стоном, и одна из ножек зазвучала сухим треском. Не дожидаясь пока стол сложится, Митя спрыгнул.

- Дед, давай, бери бумаги и вали отсюда.

- А чай? – удивленно спросил Виктор Федорович и взял термос. Он медленно открутил крышку, словно нарочно испытывал терпение Мити,. - У тебя сигаретки не будет, я вроде бы свои забыл. – Виктор Федорович сунул руку в карман, достал зажигалку. Несколько раз щелкнул – зажглась. – Вот черт. Точно свои забыл. Придется только чаем обойтись. – Вместо того чтобы нажать на кнопку термоса и спокойно налить, Виктор Федорович полностью открутил пробку и налил до краев. – А у Вовы своего, можешь спросить сигаретку?

Митя обернулся. Он только и успел, что носом повести, чувствуя непонятный, но жутко знакомый запах. Виктор Федорович выплеснул на него содержимое крышки и плеснул из термоса.

- Бензин… - отплевываясь и протирая глаза, сказал Митя, когда у Виктора Федоровича в руках вспыхнула зажигалка.

Мокрые руки зашлись пламенем, которое тут же, по невидимым парам бензина перепрыгнуло на Митю.

Его джинсовая куртка заалела. Огонь за доли секунды добрался до лица и все тело за одно моргание глазом, полыхнуло факелом.

Криком наполнилась комната. Митя орал сквозь пламя, бестолково махая горящими руками, хлопая себя по лицу и бегая по комнате. Он натыкался на мебель, ударялся о стены. Перевалился через стол, тут же вскочил на ноги и снова рухнул, продолжая кричать и кататься по полу.

Пока Митя бегал по комнате и пытался сорвать с себя кожу, Виктор Федорович боролся со своим пламенем.

Его руки горели как факелы. Он почувствовал мгновенно. Словно опустил кисти в кипяток. Не было шока и адреналина. Была какая-то странная осознанность всего происходящего. Ему казалось, что в этот опасный и сумасшедший момент его сердце бьется очень спокойно и ровно. Как у монахов, что выходят сжигать на площадях, протестуя против чего-либо. Они не кричат, не паникуют. Они спокойны и осознанны. Они знают, на что идут.

Виктор Федорович тоже знал, на что шел. Он умудрился вывернуть джинсовую куртку так, что руки оказались в рукавах. Огонь, лишенный кислорода довольно быстро погас.

Все так же трезво оценивая ситуацию, Виктор Федорович бросился к двери и успел упереться в нее плечом. В эту же секунду она вздрогнула. Вова с той стороны пытался войти.

Горящий Митя, продолжая кричать, последний раз встал и побежал. Стенки на его пути не оказалось, зато деревянное окно легко раскололось под его весом. Звон стекла и быстро исчезающий крик за окном.

Еще один удар в дверь…

Помимо жара, комнату начало затягивать черным дымом. Обожжённые кисти пекли, словно с них сорвали кожу. Дверь снова содрогнулась и Виктор Федорович отлетел на диван.

Вова с очумелыми глазами ворвался в комнату, осмотрелся и никак не мог понять, куда делся Митя. Пока он щурился от дыма и соображал что к чему, Виктор Федорович сунул руку между диваном и подушкой в надежде что там будет нож, спрятанный им в прошлый раз. Руку обожгло болью, когда кожа, точнее то, что от нее осталось, соприкоснулась с жесткой тканью. Но Виктор Федорович уже ухватился за рукоять ножа и выдернул его.

Вряд ли Вова ожидал такого исхода встречи. Это было видно по его глазам – испуганным, ошалелым, дрожащим.

Виктор Федорович сидел на диване с ножом в правой руке.

Недолго думая Вова сделал шаг и одним, точным ударом ноги выбил нож из обгорелых рук. Как бы там ни было, но перед Вовой был старик. Пусть и сумасшедший. Пусть и в отличной физической форме, но старик! Старик с обгорелыми руками, вымотанный морально за последние недели и физически за последние полчаса.

Проблема заключалась в том, что Виктор Федорович не чувствовал себя стариком. Ни одной своей клеточкой не ощущал. И мысли у него были неспешные, плавные, словно где-то в парке с батоном перед утками.

- Убью! – закричал Виктор Федорович и попытался встать.

Оплеуха от Вовы опрокинула его обратно на диван. Целился-то он в голову, но реакция спасла, и кулак скользнул по плечу. Не успел Виктор Федорович прийти в себя, как его вдавило в диван под весом Вовы. А молодые, крепкие руки клещами сомкнулись на дряблом горле.

В этот момент мысли и сердце Виктора Федоровича перестали быть такими спокойными. Его организм почувствовал явную угрозу смерти.

Пытаясь хоть как-то причинить вред противнику, Виктор Федорович выбрасывал обгоревшие руки, стараясь дотянуться до перекошенного злостью лица Вовы. Он кряхтел и жмурился. Лицо его багровело. Вены на лбу вздулись до размера садового шланга, того и гляди – лопнут.

И снова эти мухи в глазах… точно как тогда, на полу перед ящиком с лекарствами.

Успев сообразить, что его удары не приносят никакого результата, Виктор Федорович, борясь с отключением сознания, начал шаркать руками, пытаясь нащупать хоть что-то. Боли не было. Обгоревшие руки словно вылечились. Сейчас была только одна проблема – вдохнуть.

Наполнить горящие легкие кислородом. Пусть даже таким противным как здесь – в комнате. Пропитанным едким токсичным дымом. Пусть и таким…

В левую руку легло что-то твердое, металлическое и гладкое. Соображать что это, и пытаться определить, не было времени. Он размахнулся и ударил Вову в висок, и лишь в момент удара определил, что в руки ему попался многострадальный термос. Остатки бензина облили Вове голову и стекли на грудь и на лицо Виктора Федоровича. Хватка на секунду ослабла и этого вполне хватило, чтобы вдохнуть. А после, чужие пальцы вновь сошлись на шее.

- Убью тварь! Сдохни! Убью! Убью! – корчился Вова, сжимая пальцы и отплевываясь от бензина.

Виктор Федорович закрыл глаза и почувствовал как руки слабеют. Боли больше не было. Только какая-то странная тревога, что не сделал. Не хватило сил. Не успел. Не смог!

Спешные мысли начали замедлять свой бег и в скором времени поплыли как утренний туман в лесу. В последний раз он попытался что-то предпринять, дернул рукой, которая едва оторвалась от пола и вновь безжизненно легла на пол.

А может и успел все сделать! – подумал он и открыл глаза.

Размытый силуэт, больше похожий на привидение в дешевых фильмах, мелькнул в стороне. Послышался глухой звук, словно металлическим прутом ударили по мешку с картошкой. И пальцы на шее мгновенно разжались. И обмякшее тело легло на Виктора Федоровича, уткнувшись головой ему в грудь.

Секунд десять, Виктор Федорович с хрипом вдыхал и выдыхал прожжённый воздух, не веря своему счастью. После он почувствовал, как тело начало вздрагивать и, дабы не оказаться вновь с пальцами на горле, он начал дергаться как рыба на суше. Вместе они рухнули на пол. Глазам еще не вернулась былая ясность. Он видел силуэт стоящий в дверях. Посмотрел на разбитое окно, куда стягивались струйки дыма и вытекали на улица как в неправильном водопаде.

Вскоре Виктор Федорович понял, что глаза давно видят как прежде. Все дело в дыме, который наполнил квартиру. Все дело в огне, который успел сожрать шторы, половину ковра, подлокотник дивана и уже облизывал стол и посуду.

Вспотевший, измотанный, Виктор Федорович привстал на локти. Кто-то схватил его за руку. Кто-то тянет его к выходу. Спустя пару секунд, до него донесся плачущий голос Лизы:

- Дядя Витя… дядя Витя, - рыдала она.

Усевшись на пол, она тянула дядю Витю за обгоревшие руки. Хватала за одежду. Пыталась тащить его к выходу, захлебываясь слезами и задыхаясь в дыму.

- Лизонька, беги… - прохрипел Виктор Федорович, понимая, что не имеет больше сил подняться. Да что там подняться. Руку поднять и на то уже нет мочи. – Подумай о Катюше.

- Дядя Витя… помогите мне.

Виктор Федорович попытался. Но вместо ожидаемого, что сейчас он встанет на коленки или хотя бы сможет перекатиться и оказаться ближе к выходу, он лишь вздрогнул как умирающий зверь в последних конвульсиях.

- Я вас не брошу! – кряхтела Лиза, сжимая руку Виктора Федоровича. – Лицо ее исказилось гримасой боли и отчаяния. Злость и отвращение жгло ее из-за собственного бессилия.

А огонь тем временем уже поглотил половину комнаты, и с каждой секундой его распространение становилось все быстрее. Жар ощущался через одежду. Виктор Федорович откинул голову, увидев, как вспыхнули ботинки лежащего Вовы.

- Беги дочка. Беги.

- Дядя Витя…

- Уходи, кому говорят! – сказал Виктор Федорович. Он вложил в эту фразу все силы, отчего слова получились уверенные, громкие и довольно убедительные. – Я сделал то, что хотел. А ты уходи.

- Нет!

Виктор Федорович посмотрел на огонь, что был уже довольно близко. Взглянул на разбитое окно, куда тянулись языки пламени и струи дыма. Под столом, что уже наполовину был в огне, увидел газовый баллон. Его мозг и тело, словно получили кратковременный заряд энергии.

- Беги Лиза! Сейчас рванет!

Виктор Федорович изловчился, толкнул Лизу и захлопнул дверь. Как только дверь ударилась об косяк, прогремел взрыв…

Девять дней спустя

Погода в тот день выдалась особенно хорошей. Утром прошел дождь и прибил всю пыль. К десяти часам солнце подсушило асфальт и согнало воду в лужи.

Было тихо, если не считать перекличку птиц. Да, собственно на кладбищах редко когда бывает шумно. Это то место, где тишина получается особенно заметной. А ощущения от тишины – особенно яркими.

Лиза стояла возле могилки. В тонкой куртке серого цвета. В высоких сапогах и стареньких джинсах. Она смотрела на темный деревянный крест со слетевшей фотографией. Новую, она, конечно же, не принесла. Почему-то не подумала, что так быстро может что-то сломаться. Но это ей совсем не мешало. Она отлично помнила его внешность. И не было нужды смотреть на фото. Ей легче было блуждать взглядом по черной земле, где пробивается молодая травка.

Вот она, жизнь во всей красе, - продолжила она мысль. – На мертвой, недавно вскопанной земле уже виднеется травка. Кое-где яркими зелеными побегами, а где-то вполне себе плотными пучками. Новая жизнь.

Грустно стало. В очередной раз грустно. Слез уже не было. Не хотелось и не моглось плакать. Хотелось просто стоять и смотреть, чем она собственно и занималась. Смотрела на землю. Смотрела на крест. Думала…

А потом захотелось поговорить.

- …странно все вышло. Очень странно. – Она пустила взгляд поверх оградок, высматривая рыжий хвост дочери. Нашла – успокоилась. Улыбнулась и прошептала. – Огонёк. Надо же так девочку обозвать. И ведь имя ее нравилось. А потом вдруг Огонёк. Еще и Катя сама отзывается как собачка на это прозвище. И всегда улыбается. Даже не знаю, как мне на это реагировать, учитывая, что и сама я ее так периодически зову. Огонёк. – Снова взгляд поверх оградок. – Ты ведь знаешь, что у меня никогда не было родителей. Точнее они были, но я никогда их не видела. И никто не удочерил меня, так что за всю свою жизнь я так и не испытала, каково это быть чьей-то дочерью. Быть кем-то, кого любят. Кого защищают. И, наверное, никогда бы не испытала. А потом… - на этом слове сухие глаза все-таки покрылись пеленой влаги. Тонкой, как после взгляда на солнце. – И ведь как символично. На девятый день. Когда мир для меня стоял на месте. Когда я уже ничего не ждала и ни на что не надеялась. Отчаялась молиться. Можно сказать, опустила руки и как соломинка в ручейке, куда потащит течением туда и пойду. Хм… страшно было. – Еще один взгляд. – Катюша! Огонёк! – прикрикнула Лиза и улыбнулась.

Огонёк услышала и вприпрыжку помчалась к матери.

- Пойдем дорогая, нам надо еще одну могилку посетить, – с нотой жалости сказала Лиза и, взяв дочку под руку, повела по тропинке.

Они свернули в оградку, где на скамейке с перебинтованными руками сидел Виктор Федорович.

- Вы уже все? Я сейчас. Минутку еще можно?

- Сидите, сидите…

Лиза с дочкой ушли, чтобы не мешать одинокому разговору с холмиком.

- …если бы ты была жива, Лиза с Огоньком, тебе бы обязательно понравились. Они такие забавные. Лиза-то вроде взрослая, а я все равно смотрю на нее как на девочку. Честно сказать, смотрю на нее как на дочку. Нам с тобой не повезло с детьми, а теперь я не только отцом себя чувствую, но еще и дедушкой сразу. Вот так, одновременно стал и тем и другим. И она все ходит вокруг меня, все ухаживает за мной. Пытается отблагодарить. А ведь тут еще большой вопрос стоит – кто кому помог. Я им или они мне. Очень большой вопрос. Ну, до встречи, а то там Огонек совсем изголодался по шаловливым играм. Я ей обещал, что мы на дачу поедем и будем детскую площадку вместе строить. А обещания, как известно, надо держать!

Конец

Благодарю, что уделили время и прочитали это произведение.

Буду рад плюсам,  и, естественно, комментариям. Не скупитесь на слова, я вон сколько написал :)

И да, для меня редкость, что все закончилось хорошо

Огонёк

Глава 11

Егор Куликов ©

Никакого дельного решение в парке не пришло. Не пришло и спустя пару дней. Виктор Федорович ходил погруженный в себя, пытаясь придумать хоть что-то. Должен же быть выход. Говорят, что безвыходных ситуаций не бывает. Да, именно так и говорят. И Виктору Федоровичу приходили решения. Правда, все они требовали чего-то взамен.

Хоть он и распинался в парке, что свое отжил и готов хоть завтра отправляться в мир иной, но на самом-то деле все не так. На самом-то деле, кажется, что жизнь пролетела довольно быстро и хочется пожить еще. Еще успеть сделать что-то… неважно что. Пусть даже просто, лечь и лежать двадцать лет глядя в потолок. Пусть так. Главное чувствовать себя живым. Пусть и в такой ограниченной жизни.

Размышлял так Виктор Федорович и стыдно становилось. Благо никто не читал его мыслей. Не видел его трусости. Не чувствовал как сердце срывается с цепи и носится по грудной клетке как дворовая собака. Как стучит. Как запинается. Как жалобно скулит. И мысли сразу дикие на ум приходят. Смерть… смерть… смерть…

Фу, страшно. Кыш такие мысли. Кыш! Надо думать о чем-то хорошем. О хорошем. Вот, рассосется ситуация. Вот отстанут от нас эти бандиты. Вот тогда можно будет пожить. Той жизнью пожить, о которой думал. Представляя которую, становилось легче и теплее. Где Огонек бегает по даче и топчет свежие грядки. Или же где старается помогать Лизе по хозяйству. Где она будет подавать мне ключи, а я буду кран чинить…

Опять завело в сторону волшебства. Рассосется. Ага, как синяк на спине – рас и растаял через два дня. Нет, с этими людьми ничего просто так не рассасывается. Тут надо действовать. Действовать жестко. Действовать уверенно. И если бить, то бить наверняка.

Несколько дней Виктор Федорович только и делал, что думал. А тем временем, все было спокойно. В подъезде не появилось новых надписей. Зашитая на скорую руку дверь – держалась. Не было звонков и ночных гостей. И эти пару спокойных дней вселили в Виктора Федоровича полную уверенность в успешном исходе проблемы. Точнее в ее исчезновении.

Несколько дней он еще вспоминал о прошлом, особенно когда смотрел в зеркало. Заметные побои прошлого. Не беда. Все изъяны давно скрылись в глубоких морщинах.

И Лиза как назло тоже не говорит об этом. Может, боится. Как бы беду не накликать. Как бы не получилось, что вспомни они про них, ну, этих самых, то они тут же и появятся. Будут ночью стучать в двери, расписывать подъезд и еще как-то их выкуривать. Вот и живем. Вот и молчим. И знаем ведь, что ничего не решилось, а все же искренне надеемся, что рассосется.

Больше недели не было никаких вестей. Жизнь стала непривычно спокойной. Это-то и пугало. Это и настораживало. Любопытство подмывало Виктора Федоровича, собраться и сходить на квартиру. Любопытство подталкивало, а страх останавливал. И Виктор Федорович был искренне рад тому, что страх оказался сильнее. Что он еще не совсем сошел с ума, чтобы идти к чудовищу в пасть.

Сиди спокойно, пока сидится. Лучшей позиции и не придумать.

И Виктор Федорович сидел. Сидел тихо. И надеялся, что рассосалось.

Спустя неделю, когда Лиза уложила дочку спать, она зашла к Виктору Федоровичу и присела рядом.

- Вы ведь были у них? – спросила она настырно, - неделю назад, когда гулять ходили. Вы ведь встречались с ними еще раз?

Виктор Федорович медленно отложил книгу. Нерасторопно снял очки, отложил в сторону. Он нарочно все делал размерено и лениво, дабы отвоевать себе немного времени для ответа. Рассказать правду или наплести? Эх…

- Был. – Сознался он. – Я с этим Митей встречался в парке.

Лиза отвела взгляд.

- Зачем? Зачем вы это делаете? О чем с ними можно разговаривать?

Дабы она себе не выдумала чего страшного, Виктор Федорович решил рассказать правду. Он передал разговор почти слово в слово. И когда закончил, Лиза смотрела на него как на героя.

- Думаете, он врал, что пойдет до конца? Он испугался?

- Я ничего не думаю, - уклончиво ответил Виктор Федорович. – Есть как есть. Надеюсь что это так.

- Спасибо вам. – Сказала Лиза и зажмурила глаза, пытаясь сдержать слезы. Не вышло. – Спасибо вам большое. Я не знаю, что бы мы без вас делали. Словно кто-то выше, как господь бог, забрал у нас Сережу и взамен послал вас. Спасибо вам, спасибо. – Лиза окончательно заплакала и обняла Виктора Федоровича, который не сразу сообразил что произошло. Он растерялся и машинально обнял в ответ.

Несколько секунд Лиза плакала в плечо, затем отодвинулась, взглянула в непонимающие глаза Виктора Федоровича и резко прильнула к нему. Поцелуй был настолько неожиданным и настолько крепким, что Виктор Федорович не сразу сообразил, а что собственно происходит. Когда мозг включился, он все еще целовал Лизу и машинально отвечал на ее ласки.

Опомнившись, он схватил ее за плечи, отодвинул от себя и сильно встряхнул.

- Сдурела что ли!? – сказал он довольно громко, забыв, что Огонек спит. Вспомнив, продолжил тише. – Сдурела что ли? Как?... Зачем?... Уйди…

Виктор Федорович отпустил Лизу и скорчил лицо, словно только что прикасался к чему-то противному и мерзкому.

- Извините меня, - спокойно ответила Лиза и так же спокойно ушла.

- Чего удумала, дуреха… - шептал Виктор Федорович, тыльной стороной ладони вытирая губы. И каждый раз его передергивало, когда он вспоминал вкус ее влажных и слегка соленых губ. – Фу… - в очередной раз вырвалось. – Фу… как будто дочку свою поцеловал. Фу…

Долго еще Виктор Федорович негодовал и плевался. И стыдно ему было и противно.

Спустя несколько часов, он нашел в себе силы, вызвал на кухню Лизу и высказал ей всё.

- Никогда. Никогда больше так не делай. Если я говорю, что мне от вас и от тебя лично ничего не надо, то так и есть. Твоего «спасибо» мне за глаза хватает. А от радостной улыбки Огонька у меня жизнь продлевается. Так что никогда, запомни – никогда так не делай. А теперь, давай не будем вспоминать этот инцидент и постараемся дальше жить так, как жили. Тебе есть что сказать? – по-отцовски спросил он.

Лиза помотала головой.

- Если есть что сказать – говори. Это хуже, если будет в тебе вариться.

- Я сглупила, - тихонечко сказала Лиза, не поднимая взгляд. – Я не знала, как вас отблагодарить. За все, за это… за квартиру. За разговоры с этим бандитами. За ваш риск ради нас, незнакомых и чужих людей…

- …вы мне не чужие. Роднее вас у меня нет никого. – Перебил Виктор Федорович. Не сдержался на слове «чужие». А после подошел и обнял Лизу. Обнял, как обнимают детей – нежно, аккуратно и крепко. Прижал к груди и на секунду почувствовал себя счастливым.

Счастье длилось недолго. Митя-Пришибленный дал о себе знать спустя две недели после их последней встречи в парке.

- Думал мы забыли о тебе? Неа!.. – весело и громко орал он в трубку. – С другой квартирой дела были кое-какие. Но ты не переживай, мы о тебе помним. Готовь свой чай с бутербродами, скоро к тебе наведаемся.

Виктор Федорович и слова не успел вставить, как в трубке стало тихо. А вот голова мгновенно начала гудеть. Будто этот самый Митя, вылез из телефона и своим огромным кулаком шандарахнул Виктора Федоровича по черепушке. И мысли забегали. И руки задрожали. И сердце опять с цепи сорвалось. Даже дыхание перехватило.

Виктор Федорович прилег на диван и дышал нервно, отрывисто, как собака. Хорошо Лизы с Огоньком нет дома. Не видят его в таком низком положении. Поначалу его обрадовала эта мысль. Дескать, сейчас отлежится, придет в себя и когда они вернуться, то будет делать вид, что ничего не случилось. Все как всегда. Все в порядке.

Да вот только прошло уже минут десять, а сердце продолжает стучать отрывисто и сбито. В глазах появляются воображаемые мухи и с каждой минутой их становится все больше. Еще чуть-чуть и все пространство займут. И липкий пот выступил по всему телу.

Виктор Федорович прислонил ладонь ко лбу, на секунду закрыл глаза и в этот момент ощутил себя в падающем лифте. Как на корабле в самый страшный шторм. Его сознание кидало из стороны в сторону, а желудок незаметно подкрадывался к горлу. Открыв глаза, Виктор Федорович еще несколько секунд наблюдал, как вращаются стены, шкафы, двери, люстра. Весь мир вращался с невиданной скоростью.

Именно в этот момент он понял, что ему, собственно и стыдится-то нечего. Пусть и Лиза и Огонек видят его в таком состоянии. Были бы они здесь, так помогли бы. Вызвали скорую, принесли воды, подали таблетку. Ему казалось, что Лиза, обязательно бы чего-нибудь придумала. Все женщины разбираются в лекарствах, будто у них это на роду написано – знать, отчего какая таблетка и, не смотря в инструкцию, точно давать дозировку.

Но их рядом не было. И состояние лучше не становилось.

Телефон! – выловил Виктор Федорович мысль из вращающегося мира.

Он далеко. На кухне. Коробка с лекарствами ближе. В комоде, во втором ящике. Он скатился с дивана и, хватаясь за ворс ковра, пополз к комоду. Втыкая скрученные пальцы как гвозди, он полз и пытался не свалиться с пола. Комната кружилась и порой, ему казалось, что он легко может упасть на стенку. Или же шкаф, из-за такого наклона накренится и привалит его на полу. Но больше всего ему казалось, что он не успеет доползти. Что сердце как в старых фильмах ужасов, вырвется из груди и забрызгает всю комнату кровью.

Надо доползти. Надо…

Не такой уж я и старый, уговаривал себя Виктор Федорович и скребся к комоду. Толкался. Бился.

Трясущейся рукой он дотянулся до второго ящика и что было сил – дернул. Ящика открылся наполовину и повис. Второй рывок вовсе опрокинул его на пол. На голову посыпались мази, таблетки, бинты.

Виктор Федорович пытался найти те самые таблетки, которые кладутся под язык. Маленькие, беленькие… да тут больше половины маленькие и беленькие, злился он, судорожно перебирая лекарства, а тем временем таблетки приобретали мутноватый оттенок, начинали плавать и сливаться в одно, смазанное пятно.

Затем он почувствовал толчок в груди, будто кто-то сунул палку между ребер и провернул. Тело выгнулось дугой и Виктор Федорович потерял сознание.

***

Очнулся он с тяжелой головной болью. Сознание не желало возвращаться в измученное тело. Поэтому-то Виктор Федорович и не понимал что происходит. Откуда посторонние люди в комнате. И кто это?

Эмоциональный накала сыграл свою роль и Виктор Федорович принял врачей скорой помощи за бандитов. Именно поэтому он пытался отбиваться от них, кричал что-то несвязное и размытое. Упирался и как мог, сопротивлялся. А после укола, уснул тяжелым и безмятежным сном.

Виктор Федорович быстро оценил ситуацию, когда пришёл в себя в больнице. Он осмотрелся, вызвал медсестру, уточнил дату и время. Спокойно спросил о своем диагнозе. Узнал сколько он проведет времени в этой больнице. Все было сделано плавно и спокойно. Но стоило ему вспомнить истинную причину его приступа, как он вновь почувствовал сбитый ритм сердца.

Пришла Лиза с Огоньком. Поговорили. Виктор Федорович решил, что не стоит им знать о последнем разговоре.

- Погода какая хорошая. – Глядя в сияющее окно сказал Виктор Федорович. – Знаете что, езжайте-ка вы на дачу. Адрес я тебе напишу, ключи в ящике рядом с вешалкой. На даче сейчас хорошо. Отдохнете, позагораете. Только смотрите не простудитесь. Сейчас продуть может только так. – Виктор Федорович резко оборвал фразу, понимая, что говорит слишком много и это очень подозрительно.

- Как же мы вас здесь бросим?

- Я ведь среди врачей. Если что они мне помогут. – Отмахнулся Виктор Федорович.

- А если вам что-то понадобится. Из еды или лекарств. Или одежду принести. Да что угодно.

- Соседи мне говорили, что кормежка тут достойная. Телефон уже у меня. Мне, собственно, ничего не надо.

- Давайте вы сейчас на ноги станете и мы вместе поедем на дачу.

- Я надеялся, что вы там все подготовите к моему приезду, - сострил Виктор Федорович и сам же рассмеялся. Наигранно и очень неправдоподобно.

Не удалось ему отправить их на дачу.

Виктору Федоровичу предрекали неделю постельного режима, но уже через два дня он оказался дома.

Ему пришлось сбежать из больницы. Наскоро затолкал немногочисленные вещи в пакет. Переоделся. Взял документы и вышел. До дома пришлось идти в тапках. Благо погода была теплая.

Он еще вчера услышал нотки фальши в словах Лизы, когда звонил ей. А сегодня он вытянул из нее правду.

Новые надписи на стенах и еще больше изуродованная дверь нисколько не огорчили Виктора Федоровича. А вот то, что Митя ударил Лизу и угрожал ножом Огоньку, не могло оставить его спокойным. Он пытался сдерживать себя, понимая, что сейчас не лучшее время, чтобы нервничать. Приступ может случиться когда угодно. И это может быть последний приступ на его жизнь.

Но как тут не нервничать. Как не прокручивать в голове эту сцену. Как не представлять, что кто-то, держал нож рядом с Катюшей. С этой милой рыжеволосой девчушкой. От одной такой мысли, Виктор Федорович впадал в ярость. Эта мысль перечеркивала весь его страх. И в этот раз он был уверен в каждом слове сказанном тогда Мите.

«Я готов хоть завтра отправиться на тот свет, лишь бы у них было все хорошо».

Не обращая внимания на измазанные стены, Виктор Федорович вошел в квартиру.

Лиза не задала ни одного вопроса. Она молча заварила чай и села рядом, повернувшись правой стороной, так как левый глаз и скула опухли.

- Покажись. Хватит скрывать! – Виктор Федорович схватил Лизу за подбородок, грубо развернул лицо левой стороной и осмотрел так, словно выбирал себе рабыню. – Что с Огоньком? - спросил он и уселся за стол.

- Испугалась сильно. Долго плакала. Сейчас спит.

- Что он говорил?

- С вами хочет поговорить. Я ему уже не нужна. Он думает, что мы какие-то родственники или что-то в этом роде.

- Со мной значит, поговорить хочет… - сам себе сказал Виктор Федорович. – Что ж, поговорим. Как проснется Огонёк, ты берешь ключи, берешь деньги и уезжаете на дачу. Про дачу они еще не разузнали, так что там будет безопасно.

- Мы не можем вас бросить…

- Рот закрой, - неожиданно для самого себя сказал он. - Шутки кончились. По сути, они давно кончились, но я все надеялся как-то мирным путем решить это дело. Не выходит. Слушай меня внимательно. Я сейчас говорю серьезно и никаких возражений не принимаю. Сегодня вечером, что бы вас здесь не было. Тебе понятно!?

- Да. – Испуганно ответила Лиза.

Она никогда не видела Виктора Федоровича таким… таким страшным. Голос его был спокойным и ровным, отчего не хотелось возражать или говорить что-то наперекор. Взгляд его изменился. Все время, что она знала Виктора Федоровича, она видела добрые глаза. Даже когда он был пьян и ничего не понимал. Даже когда пришел побитый. В его глазах искрилась доброта. Сейчас же там горит пламя ненависти.

Лиза понимала, что ей не стоит возражать. В любом случае, она не сможет переубедить Виктора Федоровича. Но она не могла не попробовать:

- А как же вы? Может нам вместе уехать на дачу?

- За меня не переживай. Есть у меня одно дельце, не сделав которое, я не помру, если ты на это намекаешь. Вот как только выполню, так можно будет думать о покое.

Виктор Федорович дождался пока Лиза с Огоньком уехали и, только оставшись один, набрал Мите.

- Встретимся в общаге. В квартире должны быть только ты и я. Сегодня в восемь вечера. Возьми с собой все документы. – Сказав это, он бросил трубку.

Митя не перезванивал.

Имея в запасе несколько часов, Виктор Федорович решил собрать рюкзак. Он сделал себе два бутерброда, плотно завернул в фольгу и положил на дно рюкзака. Затем взял термос и долго рассматривал его, словно видел впервые. Сходил в кладовку, вернулся. Наполнил термос до краев, аккуратно закрутил крышку и отправил к бутербродам.

Оставшееся время он сидел на диване и смотрел в потолок, стараясь ни о чем не думать. И, как это чаще всего бывает, «ничегонедуманье», дало противоположный результат. Мысли так и лезли в голову. Забирались под корку как черви в сгнивший фрукт. И все об одном. Об Огоньке. Об ее испуганных глазах, наполненных слезами. Снова захотелось разделаться с Митей раз и навсегда. И в этот раз цена не играла никакой роли. Его это будет здоровье или даже его жизнь. Не имеет значения.

Тяжелые мысли потянули за собой тяжелое самочувствие. Давление подскочило, сердце зачастило. И вдыхал Виктор Федорович полной грудью, пытаясь успокоиться и не накручивать себя. И думать старался о хорошем. Все о той же летней даче, где Огонек будет скакать по лужайке. Будет время, он сделает ей детскую площадку. Точнее они вместе ее сделают. Она будет подносить инструменты…

…и все в этих представлениях было хорошо. Светило солнце, был слышен смех Огонька, которая бежит, чтобы подать Виктору Федоровичу инструмент. Да вот только испуганное лицо Катюши и в эту его фантазию прорывалось.

И когда я успел так почерстветь?

Виктор Федорович не успел додумать эту мысль. Может оно и к лучшему.

Встал, осмотрелся, схватил рюкзак. Сорвал с вешалки плащ и замер на месте. Спустя пару секунд, не разуваясь, открыл кладовку, долго рылся и не успокоился пока не достал старую джинсовую куртку. Пыльную и потертую. Не обращая внимания на внешний вид, он натянул ее, чуть-чуть подвигался, дабы привыкнуть. Открыл дверь и с грустью в глазах взглянул на квартиру. Больше сорока лет топтал этот пол. Больше сорока…

Пока шел, мыслей совсем не было. Хотелось быстрее увидеть наглое лицо Мити. Хотелось быстрее завершить дело. Не ждать пока рассосется.

Привычные грязные ступени. Привычные, неприятные голоса на лестничной площадке. Противные мужики на перекуре. Громкие, полупьяные.

Виктор Федорович поднялся на четвертый этаж. Почувствовал, как вздрагивает сердце. Понадеялся, что это из-за ступенек, а не из-за того, с кем скоро встретится.

Он прикоснулся к двери и кто-то тут же открыл ее.

- Заждались мы тебя дедушка! – сказал Вова. Или Слава, Виктор Федорович так и не запомнил их.

завтра последняя глава

Огонёк

Глава 10

Егор Куликов ©

На следующий день Виктор Федорович наметил себе пару обязательных заданий. Первое – сделать вид, что он ничего не будет предпринимать, чтобы Лиза не волновалась. Второе – предпринять то, что задумал.

В обед, после прогулки, Виктор Федорович все-таки натянул простынь на стену, задернул шторы и прочитал Огоньку сказку о волшебном горшочке с кашей. Где-то на середине она уснула.

Виктор Федорович блуждал по квартире не зная чем себя занять. Смотрел телевизор, читал книгу и листал старую газету. Спал. Лежал с открытыми глазами, прокручивая в голове тягучие мысли. В таком темпе он пробыл почти до вечера, а после, когда Лиза была рядом, вскочил с дивана:

- Пойду, прогуляюсь. Достало уже дома сидеть. Вы не пойдете? – ради приличия предложил Виктор Федорович, искренне надеясь на отрицательный ответ.

- Нет, на сегодня хватит. Лучше позанимаемся чем-то.

- Если что надо купить, звони.

Он оделся. Думал взять рюкзак, но вовремя сообразил, что это выдаст его истинные намерения. Он бы и бутерброды с термосом прихватил, но это было уже слишком. Слишком заметно.

Виктор Федорович направился к злополучному дому. Он вошел в уже привычный подъезд. В этот раз его не удивили надписи на стенах и мусор по углам. Курящие на пролетах люди снова не заметили старика, который протиснулся меж тел и поднялся на третий этаж.

Прикинув где находится комната Лизы, Виктор Федорович постучал в дверь. Послышался детский топот и звонкий голосок, что звал маму.

Дверь со скрипом отворилась.

На Виктора Федоровича взглянула женщина годов тридцати или тридцати пяти. Волосы собраны в пучок, лицо широкое и плоское. Она недовольно посмотрела на гостя, вытерла руки о серые спортивные штаны, оттолкнула сынишку и нагло так кивнула:

- Чего надо?

- Номерок у тебя дорогуша выцыганить хочу. – Спокойно ответил Виктор Федорович.

- Номерок?

- Агась… Твоего знакомого Митьки. – Если бы Виктор Федорович не ждал подвоха, то дверь захлопнулась бы перед самым носом. Но он ждал. И он знал, что так будет. Поэтому успел вставить ногу, а после схватился за ручку и вытянул дверь вместе с этой барышней.

- Я милицию… милицию вызову!

- Вызывай! Давай! Вызывай! – кричал Виктор Федорович в ответ. Последнее время он убедился в людской честности, доброте и благородстве. Поэтому-то он и не ждал гостей, которые придут и помогут своей соседке. Курящие внизу люди так и будут обсуждать свои проблемы, пока сверху будет разноситься ругань.

- Я не знаю никакого Митю.

- Знаешь. Еще как знаешь!

Виктор Федорович вошел в коридор, понимая, что это не совсем коммуналка. Тут так же как и наверху. Квадратный коридор и двери. Разве что все они принадлежат одной семье. Двери открыты и теперь это не пять комнат, а одна большая квартира.

- Хм… вам они так же квартирку расширили?

- Выйдите! Выйдите! Выйдите! – повторяла женщина, безумными глазами сверля Виктора Федоровича. – Я сейчас мужа позову. Он тут рядом работает. Он приедет. Я сейчас…

- Зови хоть самого Митю сюда. Дай мне номер, и я уйду…

- Алеша, иди в комнату…

- Мама!

- Быстро в комнату, кому сказала.

Алешка послушно затопал босыми ногами и закрыл за собой дверь.

- Мне нужен номер.

- Убирайся отсюда старикашка… - она выхватила телефон, но Виктор Федорович тут же оказался возле нее.

Он прижал ее к стене, локтем придавил шею и слегка нажал. Лицо ее начало багроветь. Вместо слов из горла вырывались хрипы. Она колотила руками, но удары были слишком слабы.

- Слушай сюда! Или ты мне сейчас даешь телефон Мити. Или твой сынишка останется без матери, а если придет твой муженек, то сынишка станет круглым сиротой. И когда его отправят в детский дом, я позабочусь, чтобы у него так же отжали квартиру, когда наше государство выдаст ему уголок. И сдохнет он где-то на улице или выбросят его в окошко, как выбросили Серегу. За меня можешь не переживать. Терять мне нечего. Либо ты даешь мне номер Мити, либо… - Виктор Федорович навалился сильнее.

- Пусти… - прохрипела она. – Дам.

Он ослабил нажим и женщина рухнула на пол, заглатывая свежий воздух. Несколько секунд она приходила в себя, затем села на пол и привалилась спиной к стене:

- Он же тебя порвет.

- Не порвет. Есть уже опыт разговора с ним.

- Ага, по роже твоей вижу, что есть. После того как он тебя порвет, он и нас порвет.

- Не тяни резину. Мне нужен номер.

- На, подавись своим номером.

- Хех, - ухмыльнулся Виктор Федорович, увидев, как он записан в телефонной книге: «Митя пришибленный». – Если это не его номер, я вернусь. – Перед уходом сказал Виктор Федорович.

Он так же спокойно спустился по лестнице, протиснувшись между курильщиками.

Моя хата с краю ничего не знаю. Куда скатывается этот мир. Или он уже скатился?

Виктор Федорович не сразу пошел домой. Он зашел в магазин, купил батон белого, дошел до парка, присел на пустующую скамейку перед прудом и начал крошить хлеб. Привыкшие утки, тут же начали притягиваться к нему, как металлическая стружка к магниту.

Ломая свежий хлеб он кидал его в воду, наблюдая с какой поспешностью птицы хватают куски, проглатывают и с голодными глазами ждут очередной порции. Крошки, что осыпаются и тонут в пруду, достаются рыбам. Виктор Федорович раскрошил весь батон, почувствовал, что успокоился мыслями и только потом набрал Митьке-Пришибленному.

- Да!

- Это Подпорогов.

- Кто?!

- Дедушка, который два раза вас вокруг пальца обводил и которому вы недавно подъезд испоганили.

- Аа… сообразил, сообразил. – Голос Митьки повеселел и сделался спокойным. – Ну как тебе наши попытки в художниках? Понравились?

- Могли бы и лучше.

- Ладно, чего звонишь? Дел много.

- Встретиться надо.

- Решил бабу выдать?

- Вот это и надо обсудить при встрече.

- Могу к тебе завтра заскочить.

- Эээ… нет. Встречаемся в парке рядом с моим домом. Знаешь такой?

- Ага.

- Там есть скамейка возле пруда, рядом с самым большим деревом. Вот на ней, в три часа.

- А если она занята будет? – резонно спросил Митя.

Виктор Федорович не продумал эту ситуацию, отчего заикнулся и чуть-было не растерялся.

- …тогда на соседней.

- А если и они будут заняты?

- Хватит издеваться. – Сказал Виктор Федорович и бросил трубку, услышав там смех Митьки-Пришибленного.

***

Лиза не заподозрила истинных мотивов отсутствия Виктора Федоровича. Она встретила его как обычно – предложила поесть, налить чая, или же хоть как-то услужить. А когда он отказался от всего, то вместе с дочкой закрылась в комнате.

Вечером, Виктору Федоровичу удалось немного расшатать домашнюю атмосферу. Он вытащил из комнаты Огонька и начал с ней играть. Играли в прятки и салки. Бегали по квартире, пока Виктор Федорович не свалился на диван усталый, красный, взмокший:

- Все, больше не могу. Ты победила.

- Я победила! – зашлась от счастья Огонек. – Победила! Мама, я победил! Победила дядю Витю!

- Молодец Катюша, - тихонечко говорила Лиза и всем видом показывала, что не стоит ей так кричать. Квартира чужая, время близится к девяти. Радуйся дочка, радуйся. Но тише и скромнее.

Что касалось Кати, то она не понимала намеков и кричала во всю глотку. И прыгала, как и все дети, приземляясь на пятки. И кружилась как юла.

Для нее вообще нет никаких забот. А если они и появляются, то исчезают быстро и исчезают бесследно. Вот в чем прелесть детской души. Обиды не тянут на дно. Они просто забываются. Исчезают навсегда и белый лист снова белый. Для новых эмоций. Для новых обид.

- Пусть побалуется вдоволь. Пуст покричит, да побегает, - пытаясь поймать дыхание, говорил Виктор Федорович. – А потом, когда я отдышусь, мы пойдем смотреть диафильмы. Там у нас еще пара сказок не просмотренных есть. Ведь так Огонек?

- Так! Так! – не унимаясь, прыгала Катя. И рыжий хвост как у белочки скакал вместе с ней.

***

Не смотря на «опасения» Мити-пришибленного, скамья под самым высоким деревом была пуста. Солнце играло в свежих листьях, путалось в ветках и стекало на зеркальную гладь пруда, где сытые и упитанные утки, лениво перебирали лапками. Они скопились посередине водоема и, скорее из-за инстинктов, нежели из-за голода, ныряли под воду, щипали зелень и пытались поймать проворных рыб.

Погода стояла весенняя. Небо было голубое, чистое и высокое. Солнце было еще выше. Дорожки парка были засыпаны людьми. Дети дурачились на площадках. Матери обсуждали последние новости и искоса посматривали за своими чадами окликая их, чтоб не лезли, куда не следует. Старики в большей степени заняли лавки со скамейками и кочевали с места на месте, вместе с теплом, убегая от холодной тени. Видимо поэтому лавка возле пруда и возле самого большого дерева оказалась свободной – там была густая тень.

В этот раз Виктор Федорович не брал с собой никакого оружия. Он пришел на эту встречу с открытой душой. Только для разговора. Никаких драк и ругани – спокойная беседа взрослых людей.

Присев на скамейку, Виктор Федорович по привычке положил рядом с собой рюкзак, где хранились его верные спутники – термос чая и пара бутербродов. Он не смотрел назад. Не пытался охватить взглядом все пространство вокруг себя, чтобы не дай бог не пропустить Митю-пришибленного. Он был спокоен, словно пришел на встречу с ныне покойным другом Женькой. Или просто вышел погулять с Огоньком, покормить уток и проветриться после длительного заточения в квартире.

Одним словом, Виктор Федорович был спокоен. Сидел, наблюдал за утками. Смело закрывал глаза и совсем не оглядывался. А сердце… сердце стучало как и у всех людей его возраста – может быть не так ровно как у молодых, но перебои были точно не из-за страха. Перебои были только из-за возраста, а тут, как говорится, ничего не поделаешь.

- Подъем! – раздался голос Мити за спиной, и тяжелая рука легла на плечо.

Виктор Федорович не вздрогнул. Он даже не сразу открыл глаза, хотя по голосу догадался, кто стоит перед ним.

- Чего это ты светишься как новенький пятак?

- Дело одно выгорело. И неплохая прибыль скоро прилипнет мне на карман.

Митя по-свойски присел рядом, закинул ногу на ногу и повернулся к Виктору Федоровичу.

- Еще кого-то на улицу выбросил?

- Ну, зачем так сразу?..

- …или в окно отправил.

- Опять за свое. По-твоему я только и занимаюсь, что людей в окна выбрасываю? Был случай однажды и чего теперь. Люди в большей массе разумные. Они не дожидаются пока дело дойдет до окна. Они сразу делают как надо. Все остаются живы и все остаются довольны.

- Ага, рассказывай – живы, довольны… может они тебе еще спасибо говорят? – Виктор Федорович взглянул на счастливого Митю.

- Какой-то ты пессимистичный, - ответил Митя.

- А чего мне радоваться. Подъезд мой исписан. Друг мой мертв.

- А не ты ли приволок друга? Не думал ли ты, что и на тебе есть его кровь? А? не думал? – раздраженно сказал Митя.

Видимо он и сам не любит, когда ему напоминают о темных делишках.

- Может быть, и на мне есть капля его крови. Может быть…

- Может быть!? Может быть!? – повторял Митя, словно не верил в то, что услышал. – Да на тебе вся его кровь. Если бы ты его не приволок, ничего бы не случилось. Он бы жил себе где-нибудь в своей коморке сейчас. Жил бы!

- Если бы не он, тогда я бы не жил! – обрезал Виктор Федорович тоже слегка повысив тон.

- Дед, слушай сюда, - раздраженно начал Митя. Его неизвестное счастье и хорошее настроение улетучилось с первым порывом ветра. Голос стал жесткий как резина. Челюсть выехала на несколько сантиметров вперед. Глаза сузились, спрятавшись глубоко в черепе. – Дед, не раздражай меня. Не смотри, что я тут радуюсь. Я и счастливый могу легко тебе голову проломить. Легко. Что ты думаешь, насмотрелся фильмов и теперь можешь тут условия качать? Назначил мне встречу в людном месте, днем. Наверное, посчитал, что вот эти вот людишки защитят тебя? Дурак ты. Никому ты не нужен. Ни один из них не вступится за незнакомого старика. Вот сейчас стукну тебя по башке, ты закричишь, позовешь на помощь, и вся эта толпа рассосется с такой скоростью, что ты и моргнуть не успеешь. Убегут и никто слова мне не скажет. А если и найдется какой-то смельчак, чтобы вызвать ментов, то тебе от этого легче не станет. Твоя башка уже будет катиться по мостовой как у Берлиоза. Не зли меня дед. Не надо. Не испытывай судьбу. Лучше скажи, чего позвал?

Митя отвернулся.

Виктор Федорович понимал всю серьезность ситуации. Он не хотел в это верить, но чувствовал, что каждое слово Мити – это чистая правда. Кто будет вступаться за старика и выходить в противостояние с этим громилой? Да и старик этот, вряд ли успеет пикнуть, если Митя вложится в удар. Будет как на бойне где-нибудь на ферме. Удар и труп. Как кувалдой по голове – хрясь!

Помимо правдивых слов о непричастности толпы, Виктора Федоровича изрядно задело сравнение его катящейся головы с головой товарища Берлиоза из «Мастера и Маргариты». И почему-то из всего монолога только это осталось в памяти.

- Я гляжу, ты знаешь нашу классику. – Сказал Виктор Федорович пытаясь удержать взбесившийся голос в узде.

- А то. Я вообще-то в школе учился. – С некой гордостью ответил Митя.

- Молодец. Может, ты еще и киноклассику нашу знаешь?

- Есть немного. – Митя повернулся к Виктору Федоровичу, в надежде хоть так понять сути разговора.

- А российскую киноклассику знаешь?

- Ну.

- «Ворошиловский Стрелок», довелось посмотреть?

- Хех… я же говорю дурак ты. Насмотрелся своих фильмов. Никто не продаст тебе плётку. И щелкать у тебя не получится. Может быть в девяностых чего бы и вышло, но не сейчас дед… не сейчас.

- А мне не нужна плетка. Мне бы самопал какой-нибудь на два выстрела, чтоб тебя прищелкнуть, и может быть еще кого-то тебе по следу отправить. Твоих этих идиотов Славу-Вову. Пойми Митя, - Виктор Федорович сел вполоборота, уставился в свиные глазки и продолжил. – Услышь меня и постарайся понять. Мне терять нечего. Я отжил свое. Я и без вашего участия скоро пойду богу ноги целовать. Я как зверь загнанный в угол, а такой зверь, если ты знаешь, опасней других. Я готов хоть завтра отправиться на тот свет, лишь бы у них было все хорошо. Да, уходить мне будет жалко. Всем жалко помирать, но не думаю, что мне будет жальче, чем тебе. Ох, не думаю. – Виктор Федорович замолчал на секунду, полез в рюкзак и Митя, с проворностью кошки вскочил со скамейки. Напрягся весь, руку сунул за пазуху, ощетинился. – Спокойно, я всего лишь хочу попить чая, - продолжил Виктор Федорович. – Могу и тебе налить, если хочешь. – Убедившись, что Виктор Федорович не замышляет ничего злого и действительно налил в крышку от термоса чая, Митя вернулся на скамью. – Отстаньте вы от нее. Отпустите. Или купите комнату по правильной цене. Она с детдома, нет у нее никого.

- Дед, не дави на жалость. Я тоже детдомовский и мне тоже надо как-то на хлеб зарабатывать.

- Ну, так устройся на работу. Я вон, на заводе почти пятьдесят лет отпахал и ничего – не умер.

- Нет, такая лямка не по мне. Мне быстро надо. Быстро и много.

- Я не отступлю.

- Я тоже. – Улыбнулся Митя. – Помни, мы знаем, где ты живешь.

- Приходите, я вас чаем с ядом угощу.

Митя хмыкнул, встал, осмотрелся.

- Остроумия тебе не занимать. Я думал, ты будешь разумнее, учитывая странные смерти Сереженьки и Женьки…

- Скоро туда добавится странная смерть Митеньки, - злобно парировал Виктор Федорович.

- Жди в гости.

- Милости прошу.

Митя помахал головой, скорчил гримасу, мол, безнадежный случай. Затем хмыкнул, усмехнулся и вразвалочку побрел вдоль пруда.

Виктор Федорович не торопился уходить. У него все еще оставались два бутерброда, термоса чая и много свободного времени, чтобы посидеть, подумать, решить.

Продолжение следует

Огонёк

Глава 8

ссылка на Первую главу

Егор Куликов ©

Последующие дни, туман не покидал головы Виктора Федоровича. Правая сторона лица опухла, словно он чего-то набрал в рот, а проглотить так и не решился. Хромал. По телу расползлись синяки как чернильные кляксы. Глаз заплыл. Но все это было не больно. Единственное от чего было больно, так это от потери Женьки. И еще от того, что сам его затащил в эту авантюру. Сам придумал идеальный план, который не сработал. Все сделал сам, да вот только сам и жив остался. А Женька уже все – отчалил на тот свет.

Пришлось встретиться с его сыном. Рассказать, как было. Ничего перед ним не утаивал. Все выложил.

А после, выслушивал упреки. Проклятия и обвинения. Выслушивал стойко. Понимал, что сам виноват. Понимал, что хоть какое-то наказание должно быть. Пусть даже такое безобидное как не самые приятные слова от Женькиного сына.

Виктор Федорович ничего не говорил в свое оправдание. Он только слушал и смотрел. И видел, как сын сдерживает себя, чтобы не наброситься на него. Не поколотить и без того побитого деда. Смотрел и думал: «Пусть бьет. Я заслужил это. Пусть лупит. И чем сильнее лупит, тем будет лучше для меня. Пусть будет так. Пусть…»

- Можно мне хоть с ним попрощаться? – спросил Виктор Федорович.

- Нет. – Коротко бросил сын. - Советую вам отвязаться от этих… иначе закончите так же как мой отец. После похорон я займусь этим вопросом.

На похороны, как в лучших традициях кинематографа – лил дождь. Поначалу был ливень, а после, небо иссохло и словно выжимало из себя последние капли. Народу было не так много и от этого Виктору Федоровичу стало как-то обидно. Неужели за столь долгую жизнь Женька не накопил себе достаточно друзей и родственников, чтобы они пришли прощаться с ним. Неужели только вот эта небольшая горстка в десять-пятнадцать человек выкроила время, чтобы прийти. Чтобы отдать дань. Чтобы проститься.

Виктор Федорович наблюдал за процессией издалека. Скрывался за толстой кроной векового тополя. Смотрел за похоронами и ждал пока все разойдутся. И как только разошлись, он вышел из укрытия. Подошел к свежей могиле. Прикоснулся к черной земле. Поправил венки, расправил яркие цветки. Присел на корточки, приложил ладони к земле и закрыл глаза.

- Ну что Женька, насытился эмоциями? Утолил свой голод? Или уже жалеешь, что ввязался в эту авантюру? Извини меня… я не хотел, чтобы все так вышло. Наверное, я сам запутался. Помочь хотел. А в итоге вон оно как вышло.

Долго он так сидел. До тех пор, пока ноги окончательно не задеревенели. До тех пор, пока могильный холод не добрался до локтей. До тех пор, пока тьма не спустилась на кладбище.

Домой вернулся поздно. Дрожал как дворовый пес. Ладони грязные.

Вошел, стянул башмаки и бросил на пороге. Снял куртку и, промахнувшись мимо крючка, обронил под вешалкой; поднимать не стал. Увидел свет, включенный в комнате и тихие, приглушенные голоса Лизы и Кати. Думал зайти – не решился.

Вошел на кухню, вытащил из дальней тумбочки бутылку. Давненько он к алкоголю не прикасался. Но сегодня именно тот день.

Из холодильника вытащил колбасу, покромсал грубыми кусками, высыпал в тарелку. Закрыл дверь. Откупорил бутылку, налил стакан, поставил на стол и накрыл хлебом. Налил второй, схватил, встал. Помянул и выпил.

Обожгло горло и огненной лавой ворвалось в нутро. И там все обожгло к чертовой матери. Пусть жжет. Пусть там всю жалость выжжет. Пусть выжжет там все чувства. Чтобы наверняка закончить с этим делом. Пусть и как Женька закончу, пусть. Главное, чтобы Лиза с Огоньком жили спокойно. Поэтому пусть жжет. Огнем жжет.

За временем не следил. Следил лишь за тем, как быстро исчезает водка в бутылке. И когда последние капли упали в стакан, Виктор Федорович уронил бутылку на стол. Схватился за стакан, опрокинул и не осилил. Повалился на пол вместе со стулом и остался там лежать, дергая руками и ногами, как черепаха на панцире. Улыбался, истерически смеялся. Говорил что-то. Бубнил. Плакал и молился. А после уснул.

Уснул тяжелым, блудным сном. А туман в голове стал плотнее и гуще.

Виктор Федорович уже не помнил, как Лиза вошла на кухню. Как тащила его к кровати. Как снимала с него рубаху и укладывала спать. Как сидела рядом с ним.

Он продолжал говорить. Жаловался. Сознание оторванными клочьями выбрасывало мысли. И Виктор Федорович хватал их. Говорил несвязно. Едва двигался. А после уснул. Беспокойно и удивительно крепко.

***

Давно Виктор Федорович не испытывал такого стыда. Какая там к черту пенсия!? Оказывается тогда и стыдно вовсе не было. Было непривычно и может быть немного грустно. А вот сейчас стыдно. По-настоящему стыдно!

Он до вечера не покидал комнату. Да, ему было плохо. Плохо вдвойне. Помимо того что тело болело от ссадин и ушибов, так теперь и голова раскалывалась от вчерашнего алкогольного угара. Лиза пыталась наладить контакт, заглядывала, спрашивала все ли хорошо. Интересовалась.

- Мне надо побыть одному, - отговаривался Виктор Федорович и отворачивался к стенке.

Наверное, он бы и не встал с кровати, если бы Лиза не собрала Катю и они не ушли на прогулку. Только убедившись, что в квартире никого нет, Виктор Федорович оторвал тяжелую голову от подушки и схватился за виски. Кое-как доковылял до ванной, включил холодную воду и сунул голову под струю. На мгновение полегчало. Но лишь на мгновение. Стоило привыкнуть к ледяной воде, как в голове снова начало пульсировать.

Понимая, что дальнейшее пребывание под водой не принесет облегчения, Виктор Федорович закрутил кран, выпрямился. Уперся руками о раковину и посмотрел в зеркало.

- Как молодо выглядит моя правая часть, - сострил он, разглядывая опухшую сторону. – Морщин совсем нет. Может мне и левой стоит врезаться где-то об косяк. Сразу лет двадцать скину.

Мокрые седые волосы липли ко лбу и как водоросли заползали в глаза. Виктор Федорович не убирал их, хоть и испытывал из-за этого легкий дискомфорт. Он знал, что стоит ему пошевелиться, напрячься. Закашлять или начать дышать не так равномерно, то боль тут же вернется. Не душевная боль, а физическая. В таком состоянии душевная отходит на второй план. Хм… может из-за этого люди и напиваются до потери памяти, чтобы обмануть свой организм, подменив одну боль, болью другой. Той, что легче переносится.

С такими мыслями он оторвался от раковины, накинул на голову полотенце и в потемках пошел на кухню. Кое-как заварил себе чай. Кое-как затолкал в себя чуть-чуть супа, который Лиза предлагала еще утром. Кое-как вернулся в комнату и повалился на кровать.

Как все-таки хорошо, - думал Виктор Федорович. Как все-таки прекрасно, что он встретил эти две заблудшие души. Так бы сидел сейчас в одиночестве на даче или здесь же, в квартире. И тихо было бы. Тоскливо. Как в склепе. А с ними все иначе.

Сейчас вернутся с прогулки, создадут какой-то шум. Оживят квартиру. Наполнят ее уютом и радостью. Огонёк будет звонко тараторить, а Лиза, как обычно будет шикать на нее и постоянно напоминать, что они в гостях и им не следует вести себя слишком вольготно.

Ведите! – дал мысленное добро Виктор Федорович. – Ведите себя так, как будто меня тут вовсе нет. Ведите и не думайте ни о чем. Может быть, их у себя оставить. Плевать на ту комнатку. Продать ее за копейки, которые они готовы дать и забрать их к себе. Пусть живут. Благо площадь позволяет. А когда наступит лето, все вместе отправимся на дачу. Там я построю бассейн для Катьки. Лиза будет крутиться на грядках. Я буду колоть дрова. Хорошая ведь будет жизнь. Настоящая. Не такая скучная. И не будет казаться, что я доживаю. Нет. Я буду жить по-настоящему. Будем выкапывать картошку, собирать овощи и ягоды. Будем делать варенье. Будем выковыривать косточки из вишни. Испачкаемся ей с ног до головы. А когда устанем ковырять, что сил больше не будет, я возьму одну косточку и запущу в Огонька. Она взвизгнет, улыбнется и пульнет обратно в меня. А после и Лиза подключится. И будем мы перестреливаться скользкими косточками. И смеяться будем. Как в детстве. Как в далеком и как будто не моем детстве.

Эти мысли подействовали как обезболивающее. Перестало болеть не только тело, но и душа. Забылся Женька. Ссадины с синяками и опухолями забылись. Осталось только тепло от мечтаний. По телу разливалась нежность от воображаемой жизни. Счастье озарило огрубевшую душу. Даже дышать стало легче.

Примерно в таком состоянии Виктор Федорович уснул. Почти с улыбкой на устах. Почти спокойный и умиротворенный. Почти счастливый…

***

- …гммм. – Промычал он и открыл глаза, не понимая, что происходит. Сколько прошло времени: час, два, пять или сутки. Вместе с сознание, которое отказывало возвращаться, начали просачиваться и голоса. Тревожные, завывающие, грустные.

Он не сразу узнал голос Лизы. В голове еще был сонный туман и сознание как бы фильтровало любую информацию, поступающую из реального мира. Но когда Виктор Федорович услышал, как плачет Катя. Услышал всхлипывающий голосок его рыженького Огонька, то мгновенно включил сознание и выдворил туман из головы.

Не чувствуя боли он встал… нет, он вскочил с кровати и твердым шагом, несмотря на хромоту, направился в коридор.

- Что стряслось? Вы целы? – спросил Виктор Федорович, осматривая Катю, которая плакала и жалась матери. Затем он осмотрелся в квартире, думая, что чего-то не увидел. Чего-то не заметил. Должна же быть какая-то веская причина для их слез.

- Они нашли нас, - сжимая скулы, чтобы не сорваться в плач, сказала Лиза. – Когда мы возвращались, они как раз выходили из подъезда.

- Они вас трогали? Били?

Лиза помотала головой.

- Лишь сказали пару не очень приятных слов, - Лиза посмотрела на Катю. – Сказали, что у нас не получится от них скрыться. Виктор Федорович, я думаю, нам стоит уйти от вас.

- Стоп, стоп, стоп… - замотал руками Виктор Федорович. Для надежности он подошел к двери и, закрыв на защелку, остался стоять на пороге. – Никуда вам уходить не надо. Как нашли, так и забудут. Ничего страшного не случилось. Они вас не трогали и тронуть не посмеют. А теперь успокойтесь и идите попейте чаю. Хотите, я вам сейчас что-нибудь приготовлю. Хотите?

- Спасибо, не надо.

- Огонек, ты чего-нибудь хочешь?

Поджимая нижнюю губу, Катя помотала головой.

- Тогда… тогда раздевайтесь и идите мультики смотреть. Или… придумал. Давай включим наше волшебство. Давай я тебе диафильмы почитаю. Помнишь, мы с тобой смотрели. Ты крутила штучку и картинка менялась. Помнишь?

Это отвлекло Катю и слезы теперь не скатывались по щекам, а лишь скапливались в глазах.

- Вот и хорошо. Раздевайся и иди в комнату, а я сейчас принесу аппаратуру и простынь натяну на стенке. Иди, иди…

- Это еще не все. – Сказала Лиза, когда Катя убежала в комнату. – Выйдите в подъезд.

- Они там? – вздрогнул Виктор Федорович и сразу подумал о ножах на кухне.

- Нет. Но они оставили там свои следы.

- Какие следы? Грязь что ли?

- Почти.

- Говоришь какими-то загадками.

Виктор Федорович открыл дверь и с беглого взгляда, понял, о чем твердила Лиза.

Жирная краска каплями стекала с зеленых стен подъезда. Красные буквы неприличных слов в адрес Виктора Федоровича красовались со всех сторон. Надписи уходили ниже, вдоль лестницы. Надписи были на дверях соседей. А собственная дверь была изрезана и исполосована. Пожелтевшая набивка как куски мяса выползла из-под надрезов дерматина. Металлическая проволока порванными струнами скрутилась в спираль.

Несколько минут Виктор Федорович осматривал подъезд. Читал не самые приятные высказывания в свой адрес, где говорилось, что он очень и очень плохой человек. А девушка, которую он приютил на свою голову, как бы это выразиться – является девушкой не самого достойного поведения. Да и сам Виктор Федорович человек довольно-таки нехороший и гнусный. Если оглядываться на надписи, то и ориентация у Виктора Федоровича не совсем традиционная. В общем и целом, художники постарались отлично.

Виктор Федорович закрыл дверь, понимая, что надо будет идти писать заявление об акте вандализма. Вряд ли конечно, это как-то повлияет на ситуацию, но написать надо.

Он стоял на пороге, ощущая возвращение утренней боли. Возвращается сама и тянет за собой злобу, гнев и ненависть. Ладони сжались в кулаки. Хотелось прямо сейчас, позвонить этому Мите, назначить встречу, прийти туда с ножом и располосовать его на тряпки. Воткнуть нож ему в сердце и чувствовать, как дергается рукоятка вместе с умирающим органом. Почувствовать горячую кровь на руках. Почувствовать и насладиться местью.

Что-то лопнуло внутри Виктора Федоровича. Оборвалось и исчезло в пустоте. Он никогда не замечал за собой столь огромную ненависть. Не представлял такие жуткие страсти, которые сейчас лезли в голову. Не ожидал от себя такого. И даже обидно стало, что смерть Женьки. Смерть его лучшего друга не всколыхнула в нем эти чувства, а разукрашенный подъезд и изрезанная дверь вдруг вселили в него безграничную месть. Наверное, это стало последней каплей. Наверное, лимит терпения и лимит надежды, что все образуется, исчерпались. Наверное, пора приниматься за работу и делать ее качественно. Наверное…

Виктор Федорович закрылся в своей комнате, достал из шкафа старый пиджак, где хранил свои сбережения. Пересчитал, хотя прекрасно помнил, сколько там денег. А денег было достаточно. Последние годы он только и делал, что работал и никуда не тратился. Отпуск проводил на даче. Жил от дома до работы. Жил и собирал себе на похороны. Ему было стыдно признаться в этом даже себе, но так оно и было. Виктор Федорович не планировал отправляться на тот свет, но в силу возраста допускал такой вариант, что однажды может не проснуться. Или его может помутить в квартире, он упадет, раскроит себе голову об угол и поминай как звали. Найдут его и даже похоронить не на что будет. А с денежками будет легче.

Виктор Федорович сидел на кровати и держал в руках банкноты. Лиза и Огонек, закрылись в комнате и не показывали носа. Скорее всего, Лиза опять думает, как бы уйти от него, чтобы его не трогали. Чтобы оставили в покое. Она не понимает, что этого не произойдет, даже если они навсегда уйдут из его жизни.

Как говорится, машина уже запущена и ничто ее не остановит. Вместо обычной выгоды – вступило дело принципа.

Принципы…

В дверь позвонили. Не успел Виктор Федорович встать, как кто-то настойчивый нажал на кнопку еще раз. И еще раз… и еще… звонили не переставая.

Виктор Федорович, злой и негодующий, вскочил с кровати, глянул в глазок и лишь, после открыл:

- Слушаю! – довольно грубо сказал он.

- Вы это видели? – сосед, мужчина лет за сорок только вернулся с работы и еще не успел побывать дома. Поэтому стоял официально, в пиджаке, брюках при галстуке и с папкой. – Что все это значит?

- Вандализм, вот что это значит. Сегодня или завтра, пойду писать заявление.

- А… а кто будет оплачивать ущерб. У нас вся дверь исписана. И стены… да тут все красить по новой надо.

- Смею предположить, что оплачивать будут вандалы, если их, конечно, найдут по горячим следам. – Виктор Федорович нарочно говорил таким спокойным и провокационным тоном. Его подмывало на ссору. Хотелось выплеснуть то, что накопилось.

Сосед никак не поддавался. Он хлопал глазами, разводил руками, показывая масштабы ущерба, но голос не повышал. И даже намека не было на ссору.

Виктор Федорович уже было подумал, что все на этом и закончится, но тут открылась вторая дверь и показалась голова соседки. Было видно, что ее глаза расширяются пропорционально тому, чем больше она смотрит на разукрашенные стены. До сих пор не веря в происходящее, она протиснула грузное тело в подъезд, осмотрела дверь, охнула, прикрыла рот дрожащей рукой, и в мгновение, сменив удивление на гнев, посмотрела на Виктора Федоровича.

«Эта точно не будет молчать», - успел подумать Виктор Федорович, прежде чем услышать пронзительный вопль своей давней соседки Люды; женщины тучной, одинокой, ворчливой и очень шумной. Она даже мусор не могла спокойно выбросить. Обязательно увидит что-то неприемлемое на улице и начнет горланить. Она мало кому нравилась, а если быть правдивым, то не нравилась она ни кому. Но в этот момент, ее крик был усладой для Виктора Федоровича.

Он едва сдерживал улыбку, пока слушал не самые приятные замечания в свой адрес. Спустя пару минут, повылезали и другие соседи. Своим неугомонным криком Люда заразила всех остальных. Даже сосед с портфелем и в пиджаке, повадками сильно напоминающий Буншу из «Иван Васильевич меняет профессию», начал тыкать на стены и недовольно ворчать.

- Я не буду за это платить…

- Он виноват, пусть он и покупает краску. Пусть красит…

- И морда у него побитая. Недавно, приличный человек был, а сейчас скатился до алкаша.

- Надо что-то делать, а то мы милицию вызовем.

Виктор Федорович с легкостью сносил все оскорбления. Он облокотился спиной о дверь, скрестил на груди руки и молча слушал, периодически посматривая на своих соседей одним нормальным и одним заплывшим глазом.

- Ну, чего молчишь…

- Давай, скажи, как это вышло? У кого деньги занял!? Кому квартиру заложил?

- Что это за баба у тебя поселилась. На молодух потянуло?

До этой фразы, сборище соседей и крики были весьма приятны Виктору Федоровичу. Но после того как несчастную и бедную Лизу назвали бабой и оскорбили, Виктор Федорович не сдержался.

- Чего вы все разорались тут! – в ответ прокричал он и, тем самым, заглушил их вопли. – Понапридумывали себе историй про меня и жуете их как беззубая бабка хлебный мякиш. Хоть кто-то из вас, знает правду! Знает!? – Виктор Федорович презрительно осмотрел всех. – Эта баба сама с ребенком на руках отбивалась от стаи бандитов. – Сказал он немного тише и закрыл дверь. – Они у нее мужа недавно убили, оставив одну. Одну в этом свете…

Виктор Федорович рассказал всю историю про Лизу. Рассказал и о том, как ее выдворяют из квартиры. Как они встретились, познакомились. Как он ходил к этому Мите и отчего у него сейчас рожа вся в буграх.

Поначалу соседи смотрели на него с жалостью. Ему казалось, он смог достучаться до их сердец. Даже громогласная Люда молчала в тряпочку, опустив взгляд. Всем как будто стало стыдно за их слова. Как будто они готовы были помочь Виктору Федоровичу. Как будто они стали на его сторону.

Как будто…

- Это все хорошо. У нас у всех проблем хватает. Отмывать в итоге кто это будет? – спросил кто-то. И волна безумия вновь захлестнула соседей.

- Идите вы все к черту! – напоследок крикнул Виктор Федорович и хлопнул дверью. За спиной слышалось бурное обсуждение, но его это уже не заботило.

Он зажмурился от резкого приступа боли, постоял минуту и пошёл в комнату.

- Виктор Федорович! – окликнула его Лиза. – Я правда не хотела смотреть, но когда зазвонил звонок, я вышла и… и увидела деньги у вас на кровати. Зачем они вам?

- Фильм, «Ворошиловский стрелок» видела?

- Не смейте этого делать, - быстро сообразила Лиза.

- Я шучу, - улыбнулся он. – Дай мне в эти тяжелые дни, хоть немного посмеяться. И да, пока не забыл. Не вздумай уходить и убегать вместе с Огоньком. Это могло бы помочь в самом начале нашего пути, но не сейчас. Сейчас за дело взялись принципы и даже если вы уйдете, от меня они не отстанут. Так что оставайтесь. Вместе мы сильнее. А теперь, давай покушаем что ли?

Покушали.

В тишине и молчании. А после, разошлись по комнатам. И не было в этот вечер диафильмов и волшебства для Огонька. Не было и душевных разговоров и воспоминаний. Была лишь бессонная ночь, которая принесла Виктору Федорович несколько, по его мнению, очень здравых идей.

Продолжение следует

Огонёк

Глава 8

ссылка на Первую главу

Егор Куликов ©

- Откуда знаешь? – насторожился Виктор Федорович, забыв про злость.

- Оттуда, что пока я ошивался тут по этажам и ходил по коридорам, услышал как на третьем этаже, кто-то говорит о тебе. Мол, тут этот старикан опять приехал, надо бы Митьке позвонить. Сложив одно с другим я и подумал, что Митька это и есть тот, кто тебя прошлый раз по линолеуму таскал.

- Хм… интересно. Этого у нас в плане не было, но от этого только лучше. – Виктор Федорович начал прокручивать в голове разные варианты развития событий.

- Чего мне делать? Как и прежде? Витя, чего молчишь? Витя!

- Да, придерживаемся старого плана. Только смотри не попадись. Так и оставайся кем-то. Как только они поднимутся, ты пулей дуй ко мне. Понял?

- Да. До связи. – Женька положил трубку.

- Интересно, весьма интересно… - бубнил Виктор Федорович. – В деле появляются новые участники. Да тут, если копнуть, целый конгломерат вылезет наружу. Что ж… посмотрим.

Зная, что времени не так много, Виктор Федорович решил подготовиться к приходу гостей. Проверил нож в кармане и пощупал перцовый баллончик. Еще один баллончик достал из рюкзака и засунул в складку дивана. Туда же запихал и нож. Порылся в столе и нашел еще пару кухонных ножей, один из которых положил на вешалку в коридоре, а второй засунул под складку линолеума у выхода.

После всех приготовление он сел на диван, взглянул на рюкзак, на термос. Аппетита совсем не было. Отпихнул ногой упавший бутерброд, посидел пару секунд, затем поднял его и выкинул в пустое ведро.

Встал, посмотрел в окно. Затем еще раз напомнил себе, куда спрятал ножи и баллончики. Прошелся по пустым комнатам. Зашел на кухню. Вернулся. Время шло слишком медленно.

Виктор Федорович чувствовал, что с каждой секундой ему под кожу, забирается страх. Покалывает. Щиплет. Прощупывает и как игла, углубляется в тело. Он понимал, что стоит ему присесть, расслабиться и мозг начнет наворачивать такое, что не захочется тут сидеть. Выбежит из квартиры и, забыв про Женьку, исчезнет из этого проклятого дома.

Только поэтому он не присел, а продолжил наворачивать круги. Сердце задавало ритм. Быстрее, быстрее, быстрее…

И вдруг пришла шальная мысль. А что если Женька обманул его. Ведь этот тот еще прохвост. Вечно всех разыгрывает, подкалывает, подначивает, оболванивает. А то, что ему уже за семьдесят нисколько не отменяет его мальчишеского характера. Он только телом стар и дряхл. А душа его полна задора и там еще столько пороха, что на пару жизней хватит.

Да, этот прохвост определенно обманул. Определенно.

И легче сразу стало на душе. И страх, выбравшись из-под кожи, трусливо убежал. И сердце приняло свой обычный ритм тук-тук… тук-тук… тук-тук…

Виктор Федорович осмотрелся, присел на диван. Почувствовал, что наконец-то готов прикончить бутерброд и залить все это дело горячим чаем.

Термос пшикнул паром. Бутерброд зашуршал фольгой. Виктор Федорович улыбнулся, крепко сжал еду, раззявил рот и вот уже прикоснулся к свежему хлебу языком. Уже почувствовал вкус колбасы во рту, когда дверь в квартиру открылась.

- Встречайте гостей! – знакомый голос. До боли знакомый. До боли в коленях и в затылке.

Виктор Федорович вздрогнул, выронил второй бутерброд и тут же затолкал его под диван.

Нельзя подавать виду. Нельзя подавать виду. Я спокоен. Спокоен. Спокоен.

Кого я обманываю? Руки вон, как у алкаша со стажем. А скажу слово, так сразу ясно станет, что колотит меня внутри. Ой, как колотит. Терпение. Спокойствие. Женька со мной. Он рядом. Пока что все идет по плану. Нервничать незачем.

Виктор Федорович выхватил из рюкзака какую-то книгу, раскрыл и сделал вид что читает. В это время дверь в комнату отворилась и протиснулась круглая голова.

- Тут наш голубчик. Заходите ребята.

Вошли трое. Одного Виктор Федорович знал, двух других видел впервые. Митя, кто таскал его прошлый раз по линолеуму все так же в обтягивающей джинсовой куртке, которая вот-вот порвется от любого неаккуратного движение. Двое других в куртках кожаных. Лица непримечательные, впрочем, как и одежда. Короткостриженые, угрюмые. Руки в карманах.

- Ну, здравствуй дед. – Сказал Митя. – Помнишь меня?

Виктор Федорович медленно закрыл книгу. Отложил в сторону. Снял очки и положил рядом. Спокойно поднял взгляд, прищурился.

- Помню. Помню, как ты рыдал тут за дверью. – Сказал он. Сказал и тут же возгордился собой. Голос не дрогнул. Наоборот, был груб и тверд.

- Ага, было дело… он мне в рожу перца нахреначил, - улыбнулся Митя, рассказывая историю своим коллегам. – Я потом целый день как будто с пакетом на башке ходил. В этот раз такого не повторится. На чем мы там закончили? Ах да, ты мне что-то рассказывал про комнату и про то, что будешь тут жить. Помню, помню… - Митька кивнул несколько раз, осмотрелся и присел на стол. – Предлагаю начать все с начала. Давай забудем про наш прошлый опыт и начнем с чистого листа. Итак, мне надо чтобы ты дал номер Елизаветы Владимировны, либо же…. хотя нет никакого либо. Давай мне ее номер и можешь жить тут месяца два бесплатно. Может быть три. Как пойдет. Разве не выгодное предложение для тебя. Халява дед! Ха-ля-ва…

Виктор Федорович выслушал. Затем сунул руку в складку дивана, где был припрятан баллончик и только потом начал говорить.

- Мне твоя ха-ля-ва абсолютно не нуж-на! Я никогда не был падок к халяве. Я за справедливость. Оставьте девушку в покое и тогда в покое останетесь вы.

- Он нам угрожает? – спросил у Мити тот, что справа. – Я чот не пойму. Нам этот дед условия ставит?

Митя взглядом заставил замолчать подчиненного. В этот раз на Виктора Федоровича смотрело совсем другое лицо.

«Как доцент, ей богу, - промелькнуло у Виктора Петровича. – Только что со мной разговаривало милое и приятное лицо, а сейчас… сейчас волчий оскал».

- Дед, тебя как звать?

- Виктор Федорович.

- Меня Митя. Слева Слава, справа Вова. Виктор Федорович, я не хочу тебе зла. Не хочу, чтобы пострадал еще один человек. Поверь, я не садист какой-то. Я просто делаю свою работу. И я причиняю боль только тем, кто стоит на моем пути. Хочу я этого или не хочу, но так устроена жизнь. Моя жизнь – наша жизнь. Если ты стоишь между мной и моей целью, будь готов либо пострадать, либо подвинуться. Как видишь, выбор у тебя не богатый. Я не буду с тобой возиться как в прошлый раз, так что давай, решайся. Времени у тебя одна минута.

- Как-то совсем мало, - немного дерзко ответил Виктор Федорович.

- Этого вполне хватит, чтобы решить, что тебе дороже. Жизнь или та баба.

Виктор Федорович тоже постарался сделать лицо суровей и жестче. Кустистые брови встретились на переносице, челюсть как ящик в комоде подалась вперед. Всю минуту он сверлил взглядом Митю и в голове была пустота. Приятная и пугающая пустота.

- Время вышло, - сказал Митя. – Хватайте и выкидывайте его.

- В окно? – спокойно спросил Слава.

- Можно подъездом ограничиться, но что-то мне подсказывает, что он опять сюда вернется. Я уже устал с ним возиться. Давайте в окно. Хотя нет… Это ведь твоя одежка?

Виктор Федорович не ответил.

- Слава, пробей документы.

- Не смейте прикасаться к моим вещам! – подал голос Виктор Федорович.

- Спокойно дед. Я только взгляну. – Сказал Слава и сорвал плащ с гвоздя. Шарф упал на пол и, естественно никому и в голову не пришло его поднять.

Слава прощупал плащ, достал паспорт из внутреннего кармана и протянул Мите.

- Хм… Так ты уже пенсионер, - ухмыльнулся Митя. – И прописка у тебя есть. И адресок нам теперь известен. Вот это мы славно поработали. Отлично. Что за фамилия такая странная Подпорогов?

- Где нашли, такую и дали, - насупившись, ответил Виктор Федорович.

- Эм, детдомовский значит. Прям как я. Ладно, хватит трепаться. Давайте теперь его в окно.

Слава с Вовой синхронно сделали шаг и оказались перед Виктором Федоровичем. Крепкие ручища потянулись к нему.

Виктор Федорович только и успел что-то вскрикнуть, рвануть руку и нажать на кнопку баллончика.

- Опять!? – послышался раздосадованный голос Мити.

Вова зажмурился, закричал, и схватился руками за лицо.

Недолго думая, Слава ткнул старика кулаком в лицо и тоже получил порцию обжигающей жидкости.

- Аа…. Аааа! Жжет. Тварь. – Он так же схватился за лицо. Периодически отрывал руки и махал по сторонам, пытаясь приложиться Виктору Федоровичу по лицу. В итоге приложился по напарнику Славе. Угодил точно в живот. Слава охнул, согнулся и, скорчившись в позу эмбриона, повалился на пол.

Митя не сделал и шага. Он скрестил руки на груди, оглядел вначале Славу, затем Вову. Потом посмотрел на Виктора Федоровича, и во взгляде его читалось удивление и усталость. Мол, за что мне судьба выделила таких глупых подчиненных. Оставь их без присмотра, так они ведь сами себя поубивают. Недаром говорят, если хочешь чтобы работа была выполнена хорошо – сделай ее сам.

Среди оханья и аханья, среди шума возни Славы на полу и топанья Вовы, Митя снова недовольно покачал головой, вдохнул и во всю глотку прогорланил:

- Заткнулись все!

Мгновенно настала тишина. Жуткая, гнетущая тишина. Ни стонов, ни охов, ни шарканья ботинками по полу. Казалось, у Славы и Вовы даже перец перестал жечь глаза, потому как они несколько раз зажмурились, потерли глаза и встали рядом с Митей, периодически вытирая слезы.

- Идиоты! – сказал Митя. В этот раз сказал тише. – Идиоты. Я ведь вас предупреждал, что дед помешан на перце. Он и меня тогда так обрызгал. Но вы… вы были предупреждены. Вас было двое. Он один. Один старик сидит перед вами, и вы не можете справиться. – Разозлившись, Митя размахнулся и врезал Славе подзатыльник. – Закончите дело, иначе я сам вас сейчас в окно вышибу. Идиоты, честное слово.

- Да, с такими не сработаешься, - вставил словечко Виктор Федорович.

- Ничего, сейчас они исправятся. Ведь исправитесь?

- Да, да, - закивали парни.

Виктор Федорович ожидал очередной атаки. Ожидал, что они снова подойдут и у него будет хоть какой-то шанс отбиться. Но Слава сунул руку за пазуху и вытащил нож.

- Давай без фокусов дед. Быстрее разделаемся, быстрее пойдем домой.

Виктор Федорович замер. Вид блестящего лезвия парализовал его. Он сжимал в руках баллончик и не знал, что делать. Контроль над телом вернулся только тогда, когда два бравых молодца уже были возле него. Стояли вплотную. Виктор Федорович дернулся и тут же получил удар. Вначале по руке – баллончик вылетел. Затем щеку резко обожгло, как будто рядом вспыхнуло пламя. Еще один удар почти отключил сознание. Вместе с ударом, в голову как будто тумана напустили. Все стало медленным, плавным и дико отстраненным. Словно не с ним все происходит. Не его бьют. Не его хотят выкинуть в окно.

Голова Виктора Федорович повалилась на грудь. Машинально он сунул руку в карман и тут же ощутил, как за руку схватились.

- Смотри, еще один баллон. – Сказал кто-то. Баллончик упал на пол, а следом Виктор Федорович получил еще один удар.

Затем последовали пощечины. Хлесткие, как удары хлыстом. Виктор Федорович плохо видел и не мог защищаться. Плотный туман все еще наполнял голову. Вместо того чтобы прикрыть лицо руками, он повалился на пол и отвернулся к дивану.

Мыслей не было совсем. Только трусливый инстинкт спастись. Спрятаться. Укрыться. Сбежать.

Ему хотелось испариться. Хотелось протиснуться под диван и остаться там до тех пор, пока эти звери не покинут квартиру.

Чувствуя чужие подошвы спиной, он все сильнее вжимался под диван. Машинально водя руками по полу, он нащупал упавший бутерброд, крепко сжал и хлеб с маслом выдавились между пальцев. Затем в руку лег холодный баллончик, который был прижат к груди как, как единственное спасение. Или же наоборот как то, что ему надо сохранить ценой собственной жизни.

Виктора Федоровича схватили за ноги и поволокли к окну. Отбиваться или просто дергаться не было ни сил, ни желания. Он понимал, что еще пару минут и его не станет. Хорошо если они еще окно будут открывать, а то могут и вот так, прямо через стекло.

Нет… Вова начал дергать закисшую щеколду чтобы открыть створки. Слава держал одну ногу Виктора Федорович и пристально следил за ним.

Виктор Федорович перевернулся на спину, за что получил удар по ногам. Охнув, он разжал руки на груди, схватил баллончик и что есть сил, кинула его в Митю. Кидать было не очень удобно. Не с руки.

Баллончик медленно, как в каком-то дешевом боевике, полетел в Митю, для которого не составило труда отклониться. Баллончик завис в высшей точке и, не встречая препятствия, полетел в дверь.

Там он напоролся точно на гвоздь и резко, как реактивная ракета, рванул в сторону. Он угодил Мите в правый висок и, отскочив, полетел дальше. Его носило по тесной комнате как воздушный шарик, правда не так долго. В отличие от безобидного шарика, баллончик и сам представлял угрозу. А после него оставался зловонный след.

- Да чтоб тебя! – согнулся Митя и, пока еще комната не успела наполниться перцовым облаком, дотянулся до Виктора Федоровича, пнул его ногой. – Быстрее открывай окно, а то сейчас все задохнемся.

Вова резвее заработал пальцами. Щелкнул, ойкнул. Схватился за палец.

- Ноготь сорвал.

- Я тебе сейчас голову сорву!

Капли крови окропили белую раму окна, которая ни в какую не хотела открываться.

- Ай, черт… - сказал Митя, чувствуя как глаза начинают слезиться и жечь.

Он зажмурился и выскочил в коридор. Его примеру последовали и Слава с Вовой.

- Вот те раз, а ты тут чего делаешь? – спросил Митя у Женьки, который в наглую снимал их на телефон.

- Теперь вы не отвертитесь. – Сказал Женька и отступил на пару шагов.

Виктор Федорович по-пластунски пополз к коридору, наблюдая, как три здоровенных тела обступили сгорбленного Женьку. Они медленно, крохотными шагами наступали, а Женька, держа перед собой телефон, отходил на лестничную площадку.

- Ты еще кто-такой?

Женька не ответил. Он продолжал отступать и снимать. То ли Слава, то ли Вова, рванулись вперед, и хотели выхватить телефон. Вместо этого они толкнули Женьку, который, не поймав равновесие, оступился и кубарем полетел по ступенькам.

На несколько секунд воцарилась тишина.

Затем все пришло в движение.

- Жив? – спросил кто-то.

- Твари! – закричал Виктор Федорович и сумел встать на ноги. Он вспомнил про свои тайники и дотянулся до ножа на вешалке. – Убью! – заорал он. В этот раз страха не было. Адреналин вспенил кровь и совсем отключил разум и боль.

С глазами зверя и ножом в руке он смело пошел к своим врагам. Туман в голове окрасился гневом.

- Уходим! – крикнул Митя.

- Стоять! Куда вы! Стоять! – размахивая лезвием и хромая на правую ногу, Виктор Федорович ринулся в погоню.

Но за молодостью не угнаться. Митя и два его прислужника, пропуская по три-пять ступенек, мгновенно оказались этажом ниже.

- Телефон. Заберите телефон идиоты!

Вова взлетел на лестничную площадку, выхватил из цепких Женькиных рук телефон и помчался к своим.

Виктор Федорович попытался нагнать их, но вовремя одумался. Осознал, что может повторить Женькину судьбу и сложиться как конструктор где-нибудь на другом этаже.

Он бросил нож, припал к телу.

- Женька, ты как!? Женька! Женька!

Он не дышал. На изъеденном глубокими морщинами лице показалась едва различимая улыбка.

- Женя. Женя. – Виктор Федорович прислонил пальцы к шее – пульс не пробивался. Схватил его за запястье, но и там пульса не было. Прильнул ухом ко рту, пытаясь уловить дыхание. Тишина!

- Скорую! – во все горло заорал он. – Скорую!

Люди как забитые страхом животные, начали высовываться из своих нор.

- Чего вылупились!? Скорую вызывайте. Держись Женька, сейчас приедут. Сейчас. Сейчас. Твари! – непонятно на кого кричал Виктор Федорович. То ли на этих бандитов, то ли на бездушных людей, что боятся и слово поперек вставить. – Держись. Держись. – Продолжал говорить он, сам не веря своим словам.

Адреналин умерил свой пыл и туман в голове начал рассеиваться. А вместе с ним начали приходить здравые мысли, которые потянули за собой боль. Лицо жжет. Нога болит, точно сломана. Спина местами пульсирует. И слезы… слезы ручьем льют из глаз. От газа ли? Или от того что друг умирает, если еще не умер.

Виктор Федорович дождался скорой, уже точно зная, что она не поможет. Он так и сидел с телом друга на руках, чувствуя как оно остывает. Превращается в камень, становясь таким же холодным и таким же твердым.

Продолжение следует

Огонёк

Глава 7

ссылка на Первую главу

Егор Куликов ©

На следующий день, когда Лиза с Катей вышли на прогулку, Виктор Федорович закрылся в комнате, зачем-то задернул шторы, создав полумрак, достал потрепанную временем записную книжку и начал обзванивать старых друзей и знакомых. Но время… подлое время затирало не только номера телефонов на пожелтевших листах. Время стирало и самих людей. Многие сменили номера. Многих не оказалось в живых. Многие не сразу узнали голос Виктора Федоровича.

Из всех, только Женька Красный отозвался. Да и немного осталось этих – «всех». Трое. Три настоящих друга, один из которых прикован к постели, а второй в больнице отлеживается, воспаление легких подхватил. Вот Женька единственный и отозвался на просьбу.

- В деле есть неплохие успехи, - улыбнулся Виктор Федорович, встречая Лизу и Катю на пороге.

- В каком деле?

- Вот мы вчера разговаривали про друзей. Я вчера распинался про дружбу и про настоящие чувства, а потом думаю, дай-ка проверю и я своих. Проверю их чувства. В общем, к нам скоро Женька Красный подъедет.

- Красный? – спросила Катя, пытаясь пяткой стянуть застрявший кроссовок.

- Это у него фамилия такая странная, - успокоил ее Виктор Федорович, - Или ты подумала, что он будет красный как рак или как помидор.

Катя пожала плечами.

- Лиза, ты не переживай, с ним мы друзья еще, наверное, до твоего рождения. Вдобавок ко всему он парень башковитый и шустрый. Мы с ним враз что-нибудь придумаем. Это лишь дело техники. Ох, Женька, Женька… - Виктор Федорович сжал кулак, улыбнулся и, не зная, куда девать лишнюю энергию, ушел в комнату.

Долго ждать не пришлось. Женька Красный явился спустя час. Звонок в дверь. Виктор Федорович тут как тут, дергает защелку, отворяет дверь и видит перед собой старого друга. Действительно старого. Он видит перед собой сгорбленного и согнутого жизнью старичка. Голова склонилась к груди, в руке трость. Черная шапка натянута на лысую как шар голову. Лицо как поношенный кирзовый сапог, все в глубоких морщинах и канавках.

- Здравствуй Витя, - хрипит Женька Красный.

- Ну, привет! – улыбается Виктор Федоровичи крепко сжимает друга в объятьях, чувствуя насколько хрупким стало его тело. И в сравнении, ощущая себя неестественно сильным и молодым. Кажется, вот так легко может сгрести в охапку эти старые кости и, не покраснев, оттащить их на кухню. Легко. Как пушинку. – Эка, согнула тебя жизнь.

- Как есть, - отвечает Женька.

- Пойдем, посидим. Время есть…

- Да, время действительно еще есть, - хрипит Женька и следует за Виктором Федоровичем.

Они садятся на кухне и Виктор Федорович с жадностью изучает Женьку. Нос стал какой-то обвисший, на лице пятна появились, а уши… уши как ломтики бекона свисают с головы. И вроде бы не настолько и старше.

«Неужели и я таким через семь лет буду?» - спрашивает себя Виктор Федорович и не верит ни своим словам, ни глазам, которые с жадностью ощупывают каждую Женькину морщинку.

Пока Виктор Федорович наводил чай, Женька смирно сидел за столом, облокотившись о трость, и коротко рассказывал о жизни. Они ведь, сколько не виделись?.. лет десять или около того. На похоронах его не было, он тогда приболел.

Он теперь тоже вдовец. Сидит дома, скучает. На улице бабки на лавках греются, а ему все как-то не по нраву это. Лучше через окно наблюдать за всеми – издалека.

- Честно говоря, оголодал я, - хрипит Женька. – Еще как оголодал. Истосковался по каким-то ощущениям. Как схоронил жену, семь лет назад, так и блуждаю по квартире каждый день. И каждый день одно и тоже, прием лекарств, редкая прогулка и томительное одиночество. Семь лет уже ни черта не происходит. Иногда сын приезжает, побалует, посидит со мной и уедет на месяц. А у меня опять эти повторяющиеся дни. Какая-то пустота и тишина, тишина и пустота. Изголодался я по эмоциям, по чувствам. На что угодно готов, буквально на все. Выкладывай, чего у тебя там?

- Что ж мы даже не поболтаем на отвлеченные темы? Не вспомним молодость?

- А вот на это, совсем нет времени.

Виктор Федорович улыбнулся.

- Ладно, будут тебе эмоции. Самые настоящие и неподдельные эмоции. Какую выбираешь эмоцию, страх, гнев, ненависть, злоба. Или может ты по боли соскучился.

- Хех… боли у меня хватает. Поясницу крутит, как будто на дыбе подвесили.

- С сахаром?

- Два! – сказала Женька, и ткнул два скрюченных пальца.

Виктор Федорович поставил на стол сладости, чай, конфеты. Положил рядом с собой очки, еще раз с жалостью взглянул на Женьку и начал рассказывать суть проблемы.

Женька слушал внимательно. Сложно было понять, что он сейчас там думает, потому что его ссохшееся лицо как замерло вначале рассказа в одном положении, так он и просидел, пока Виктор Федорович не закончил.

Переваривая сказанное, Женька начал медленно кивать, увеличивая и учащая интервал. Лишняя кожа под подбородком качалась в такт. Он скривился, отложил в сторону трость, отхлебнул чай, выпрямился и даже выше стал, моложе. Положил сухие руки на стол и выдал:

- Надо решать. Это же не люди, зверье. Отродье. Мы должны их защитить. Мы просто обязаны. – Воодушевился Женька.

- Рад это слышать, - выдохнул Виктор Федорович. – То, что надо решать, это не обсуждается. Мне бы хотелось обсудить то, как мы будем это решать. Силой у нас с тобой не получится. Не те года уже. Власти звать не имеет смысла, разве что пока не нароем какую-то доказательную базу. Нам бы как-то хитростью их задавить. Умом. Опытом.

- Хм… и много у тебя опыта с этим бандюками? - хихикнул Женька.

- Есть пара мыслишек, - сказал Виктор Федорович.

- Выкладывай.

Не успел Виктор Федорович рассказать о своем плане, как на кухню вошла Катя. Несколько секунд она не замечала нового гостя и как сонная муха тыкалась в мебель. В холодильник уткнется, затем развернется и врежется в стол, затем в кухонную тумбу.

- Огонёк! – окликнул Виктор Федорович, - ты чего это с гостем не здороваешься?

Катя подняла заспанные глаза. Бессознательно посмотрела на Виктора Федоровича, затем перевела взгляд на Женьку и лишь спустя несколько секунд в ее глазах начало брезжить сознание. Она застеснялась, прильнула к Виктору Федоровичу, схватила его за руку и тихонечко, из-за его стула сказала:

- Здрасьте.

- Привет-привет, - отозвался Женька. – Меня дядя Женя зовут.

- Вы совсем не красный, - сказала Катя.

Старые друзья тихонечко засмеялись.

- Я самый настоящий Красный. Фамилия у меня – Красный. А тебя как зовут.

- Екатерина, - гордо ответил ребенок.

- Какое красивое имя.

Катя совсем засмущалась и выбежала из кухни.

- Красивая девочка. – Заключил Женька.

- И мать у нее красивая.

- Ради таких не страшно и ввязываться в эти дела.

- Честно говоря, страшно, - сознался Виктор Федорович.

- Ты прав. И мне страшно, - улыбнулся Женька. – Но мы ведь не отступим? – спросил он и даже слегка обиделся, мол, неужели сейчас заднюю дадут.

- Страх не повод отказываться. Да и чего нам бояться в наши-то года. Свое мы уже пожили, а вот они только начинают. Сейчас я пойду еще с Лизой тебя познакомлю.

Спустя пару минут, на кухню вошла Лиза, а за ней, путаясь в ногах, семенила Катя. Только рыжий хвост мелькал и выглядывал из-за матери.

Виктор Федорович привстал:

- Это Женька. Женька, это Лиза. С Огоньком вы уже знакомы.

Женька резво вскочил со стула, прислонил руку к груди.

- Елизавета, очень приятно.

- И мне Евгений… - Лиза начала бегать глазами, давая понять, что хочет услышать отчество.

- Только не надо этих официальных обращений. Я всю жизнь для всех был Женька. Для собственного сына я Женька, а вы будете меня по батюшке звать. Нет, не стоит. Просто Женька.

- Мне неудобно.

- Катя. Катерина! – сказал Женька взглядом вылавливая девочку. – Катюша, скажи, как меня зовут.

- Женька Красный. – Отрапортовала Катя.

- Вот, молодец ребенок. Уже запомнил. Не переживайте и не обращайте внимание. Я привык к этому.

- Хорошо. Я постараюсь, - скромно ответила Лиза.

- А теперь присаживайтесь, думаю, нам есть о чем поговорить.

Виктор Федорович придвинул два стула, на один из которых закинул подушку для Кати. Девушки уселись.

Разговаривать и правда, было о чем. Одни чашки чая сменялись другими, а слова все не кончались. Лиза с удовольствием делилась своими впечатлениями о новой для нее жизни. В очередной раз не упустила момента, чтобы похвалить Виктора Федоровича и назвать его случайным ангелом хранителем. Виктор Федорович застеснялся от таких слов, отвернулся, покраснел. Женька, заметив это, громко захохотал и неприлично начал тыкать в него своим скрюченным пальцем.

После, старые друзья рассказали о своем знакомстве. Вспомнили несколько историй из молодости.

Катя все это время сидела, переводя взгляд с одного старика на другого. Она не понимала сути смеха и много слов для нее были неизвестны. Но она упорно сидела и делала умный вид. Иногда кивала. Морщила лоб, выставляла вперед подбородок. Затем, когда Женька азартно рассказывал очередную историю о его похождениях на севере, Катя не выдержала и спросила:

- А вы все старики такие скучные?

Лиза мгновенно вспыхнула и хотела уже наброситься на дочь, но Женька остановил ее жестом, склонился к Кате, и совершенно не меняя тона, сказал:

- Не стоит практиковаться в остроумии, если ты сама себе шнурки не в состоянии завязать.

Вряд ли Катя поняла всех слов и тонкостей в жестком парировании от Женьки, но укол она явно почувствовала. Поджав губу, соскочила со стула и убежала в комнату.

Разговор продолжился без маленькой девочки. Разговор взрослый и серьезный. Лиза не желала в очередной раз возвращаться к нему, но Виктор Федорович настоял.

Когда и Лиза покинула кухню, Женька наконец-то услышал соображение Виктора Федоровича на счет, теперь уже общего дела.

- Весьма здраво. – Заключил Женька. – Особенно мне понравилась моя роль. Роль подсадной утки. Инкогнито. Ради такого случая, я даже плащ свой надену.

- Ты лучше техникой научись пользоваться.

- За это не переживай.

Женька ловко вытащил из кармана смартфон, покрутил его в руках, затем наставил на Виктора Федоровича и сфотографировал.

- Во, глянь как вышел.

Виктор Федорович надел очки, бережно взял смартфон и уставился на свое фото.

- Да, неплохо. Ты главное не перепутай. Нам надо видео.

Женька скорчил недовольную мину, мол, если я старый, это не значит, что я не умею с техникой возиться.

- За мою часть работы, можешь не переживать. Лучше о себе подумай, у тебя миссия опасней будет.

- Справлюсь, - отмахнулся Виктор Федорович.

До позднего вечера они сидели на кухне и общались. И, если бы не время. Если бы не усталость, то просидели бы еще столько же.

Лиза с Катей уже легли спать, когда Виктор Федорович провожал Женьку за порог.

- Может, останешься?

- Смеешься что ли. – Опираясь на трость, сказал Женька. – Давай, завтра в четыре. Не опаздывай.

Старые друзья пожали друг другу руки и дверь между ними закрылась.

***

- Вы хорошо подумали? Вы точно хорошо подумали? Подумайте еще раз. Вы и нам не поможете и себя погубите. – Суетилась Лиза, наблюдая за сборами Виктора Федоровича. – Еще и Женьку позвали зачем-то. Вы меня, конечно, извините, но он на ногах едва стоит. Куда ему идти к этим бандитам. Куда вам идти? Господи, да что же происходит-то?... Виктор Федорович, опомнитесь. Опомнитесь. Очнитесь.

Виктор Федорович был спокоен. Он положил во внутренний карман пару баллончиков. В брюки закинул складной нож и внутренне радовался, что Лиза пришла уже после его основных приготовлений. Если бы она заметила в его руках оружие, костьми бы легла на пороге и не пустила. Кстати, она ведь и про его победу над тем бугаем тоже ничего не знает. Ладно, закончится вся эта канитель, можно будет и рассказать. А пока что, не стоит ее тревожить. Она вон, и без этих новостей извелась вся.

- Елизавета Владимировна, - официально обратился Виктор Федорович. – Вам нисколько не стоит переживать по поводу моего здоровья и здоровья моего друга Женьки. Поймите, мы не идем на убой и не идем, разговаривая современным языком, на стрелку с ними. Мы просто наведаемся в вашу квартирку, если они там будут, то мы спокойно поговорим…

- Они не разговаривают спокойно.

- Они нет. А мы разговариваем. Взгляните на улицу Елизавета Владимировна. Там весна, там солнце светит. Белый день. Птицы поют. Разве в такое время может свершиться что-то плохое. Да никогда в жизни. Вместо того чтобы крутиться вокруг меня, возьмите Катю под руки, сходите в парк. Купите батон хлеба и покормите уточек. Поверьте моему опыту, ребенку этот день запомнится как лучший день за последнее время. Так что давай, идите, идите…

Виктор Федорович галантно выпроводил Лизу из комнаты и продолжил собираться. Взял чая и пару бутербродов. Проверил ключи. Прильнул к двери, услышал, что Лиза послушалась совета и собирается с Огоньком на улицу. Отворил дверь, тихонечко влез в туфли, накинул легкое пальто, накрутил тонкий шарф и как воришка вышел в подъезд.

Почему-то он и сам не чувствовал ни страха, ни волнения. Наверное, утешительные слова для Лизы, подействовали и на него.

Вместо того чтобы думать о предстоящем деле и прорабатывать варианты, он шел по улице и щурился от солнца. Улыбался прохожим, обходил редкие лужи и любовался пробуждением природы. Решил пройти через парк, дабы самому убедиться в том, что уточки уже прилетели и с птичьим гомоном готовы поедать все, что прилетит им от прогуливающихся людей.

Еще издали он услышал утиное кряканье. Услышал и звонкий смех детворы. Ему жутко захотелось присесть на лавочку, открыть рюкзачок, налить себе горяченького чаю, развернуть бутерброд с колбаской и, поедая, любоваться жизнью. Настолько сильно захотелось, что он даже остановился на несколько секунд. Замер. С завистью посмотрел на пустующую лавку.

- Нет! – сам себе сказал он и, развернувшись как солдат, пошел прочь.

Страх. Определенно страх – решил Виктор Федорович. Он у меня довольно странно сейчас вылез. Вместо трясущихся коленок и спутанных мыслей, решил меня на лавку посадить. Э, нет браток. Ты еще не скоро мной будешь командовать. Может быть, через сколько-то лет и да… но пока что ты под моей властью. Пока что я управляю тобой. Я.

Я.

И еще раз Я.

Ближе к дому страх начал принимать вполне себе привычные формы. Здесь не было лавочек. И пруда не было. Да и парка как такового не было. Растут пару деревьев да облупившаяся детская площадка, вот и все развлечение. Поэтому-то страх и навалился на Виктора Федоровича всей своей мощью.

От наплыва чувств, участилось дыхание. Мысли забегали тараканами. Коленки еще не дрожали, но что-то похожее было. Даже пошатнуло слегка от скакнувшего давления.

Виктор Федорович присел на лавочку возле соседнего подъезда и не на шутку испугался.

- Надо держаться. Держаться. Держись Витя! Держись! – подбадривал он себя, оглядывая улицу и надеясь где-то увидеть сгорбленную фигуру Женьки. Из него защитник, конечно, никакой. Но любая живая душа поможет. Родная душа.

Так и сидел минут пятнадцать, утешая себя. Успокаивал. Подбадривал. Руки тянулись к рюкзаку и термосу, однако Виктор Федорович был тверд. Время еще не пришло бутерброды жевать. Пока что самое время надеть очки и наблюдать за дворами. Часы показывали почти четыре, значит, Женька должен быть где-то рядом. Он тот еще педант и если сказал в четыре, значит и появится в четыре. Не за две минуты «до» и не три минуты «после». По крайней мере, раньше он был вот таким педантом. Может время немного отшлифовало его, расслабило.

Пока Виктор Федорович предполагал, не изменился ли Женька за эти года, он проморгал самого Женьку.

- Наблюдатель из тебя так себе, - проскрипело над ухом.

Виктор Федорович вздрогнул. Он сразу узнал голос Женьки, но это не помешало ему в одно мгновение почувствовать, как все внутри проваливается в пропасть. Машинально схватился за карман, где покоился баллончик и лишь после этого снова завладел телом.

Женька кряхтел от смеха.

- Иди ты! Подкрался ко мне как кошка.

- Ну да, как кошка, - улыбнулся Женька, приподнимая трость. – Что, когда на дело?

- Сядь! – скомандовал Виктор Федорович, все еще злясь на Женьку и на самого себя.

Женька повиновался – сел. И даже сидя продолжал хихикать, отчего сворачивался калачиком.

- Хи…хи… - передразнил Виктор Федорович. – Думаешь, что в фильм попал. Как «Старики-разбойники» с Никулиным и Евстигнеевым. Женя, тут серьезные люди. Они действительно не будут шутить. Вспомни, как он один меня чуть не похоронил в этой квартирке. Вот станет перед тобой такой амбал и будет тебе не до смеха. Или ты думаешь, они увидят старика и пожалеют. Ага, как бы ни так… меня тогда только чудо спасло.

- Все будет хорошо. Если мне не изменяет память, то в нашем плане не было ни одного столкновения с этими идиотами.

- Не было. И надеюсь, не будет. Но план имеет свойство смещаться, двигаться, корректироваться. Так что…

- Хватит болтать. Время! – раздраженно сказала Женька и встал.

- Да, ты прав. Время. Итак, действуем, как договаривались. Ты околачиваешься на нижних этажах, и звонишь мне при появлении этих… затем карабкаешься на четвертый этаж. Как хочешь, но ты должен поспеть за ними следом. А дальше, технику в руки и собираешь компромат. Только смотри, чтоб незаметно и тихо, ты понял?

Женька закатил глаза как ребенок, который так устал от нравоучений, что готов помереть на месте.

Виктор Федорович сделал вид, что не заметил столь явного укола. Он встал, сжал кулак.

- Ну, с богом.

- Давай, иди уже… - бросил в спину Женька.

Виктор Федорович перед самым входом в подъезд, обернулся, приметил сгорбленную фигуру Женьки. Мысленно пожелал ей удачи и вошел.

Запрелый запах подъезда тут же ударил в нос и дошел до самого мозга, как будто ледяной воды залпом выпил. Размалеванные стены, с надписями провожали Виктора Федоровича по лестнице. Ежики из окурков в банках, дружно стояли на каждом пролете. Складывалось ощущение, что у каждого курильщика в этом доме есть своя собственная пепельница в виде банки от кофе или консервов. И каждый курильщик даже не подумывал, что пепельницы имеют свойство заполняться и периодически их надо чистить. Нет. Бычки вываливаются через края. Торчат шипами как глубоководные мины.

Виктор Федорович брезгливо взглянул на подоконник. Не выдержал. Подошел и открыл окно. Ему показалось, что свежий уличный воздух отказывается перемешиваться с этим затхлым, спертым, густым сгустком запахов гнили и сигарет.

Виктор Федорович не спеша преодолел один пролет. На втором этаже встретилась какая-то бабка с метлой. На третьем он протискивался между людьми, что вышли перекурить на лестничную клетку.

«Бездельники! - подумал он. – На дворе четыре часа дня, а тут народу не протолкнуться».

Кипя и испытывая самые противные чувства по отношению к каждому присутствующему человеку, Виктор Федорович поднялся на четвертый этаж и уперся в колени, пытаясь поймать дыхание.

Вот он коридор и вот они двери. Нужная ему дверь с нацарапанными цифрами была приоткрыта. Стоило Виктору Федоровичу слегка толкнуть ее, как зловонный запах тут же вылился на площадку. Если бы этот запах имел цвет, он определенно был бы каким-то коричнево-рыже-зеленым. И все в темных тонах. Такой, тяжелый и жирный. Который даже при порыве ветра не развеется, а слегка качнется и останется дальше лежать, как толща воды.

Знакомый и неприятный вид встретил Виктора Федоровича в квартире. Квадратная прихожая, порванный линолеум, облупленный потолок. Мрак, тяжелые запахи и заваленный холодильник. Тот самый, которым подперли дверь. И дверь сама вырвана с внутренностями. Теперь, даже если захочется, то запереться не получится. Забаррикадироваться – да. Запереться – нет.

Ну что ж, отсиживаться в планы не входило, так что все нормально. Он протиснулся между холодильником и дверным проемом. Осмотрел белые щепки двери, откуда торчала пара длинных шурупов, еще недавно вкрученных в замок.

Удивительно, но кроме самой двери, в комнате все осталось как прежде. Стол, диван, стулья. Даже плитка была на месте. Они ничего не тронули.

Интересно, по какой причине они решили сохранить имущество? Неужели властей бояться. Или у них тоже есть свой план? Что ж, поживем, увидим.

Осмотревшись, Виктор Федорович снял плащ и повесил на гвоздь, вбитый в дверь. Туда же отправил шарф и только потом присел на диван. Он с жадностью взглянул на рюкзак. Вот теперь самое время.

Только он набрал себе кружку чая и только раскрутил бутерброд, как зазвонил телефон:

- Да чтобы вас… - выругался он и, боясь положить еду на пыльную поверхность, а здесь любая поверхность была пыльной, Виктор Федорович изловчился и ответил. – Да! Чего там? – звонил Женька.

- Хочу сообщить тебе один очень интересный факт.

- Какой факт?

- Интересный.

- Женя! – серьезно сказал Виктор Федорович, понимая, что если его не остановить, он так и будет мусолить какую-то чушь без перерыва. – Я тут вообще-то занят. Говори быстрее.

- Интересно, чем это ты там занят?

- Господи дай мне сил. – От злости, Виктор Федорович даже бутерброд уронил на пол. Поднимать не стал.

- Ладно, не буду кряхтеть тебе в трубку, - сжалился Женька. – В общем, жди скоро своих гостей. Думаю, минут двадцать у тебя точно есть.

Продолжение следует

Глава 5

ссылка на Первую главу

Егор Куликов ©

Звонкий щелчок ворвался в подсознание. Виктор Федорович не проснулся. Ему показалось, что он на даче. Приехал сосед, который какой год подряд говорит о том, что починит забор из профлиста. Вот, Виктору Федоровичу и мерещилось, что сосед щелкает. Ставит клепки или просто лупит молотком по тонкой жести.

- Я думал мне мои информаторы фуфлыги намяли. А тут реально какая-то старая плесень завелась. Эй! Открывай зенки. Или ты уже помер?

Виктор Федорович к своему несчастью понял, что дверь была закрыта лишь на защелку. Толкни и заходи спокойно. Собственно как и поступил непрошенный гость.

Гость возвышался над Виктором Федоровичем.

- Нет, не помер, - ухмыльнулся мужик и упер руки в бока. Большие руки. Толстые как фонарные столбы. Да и сам он был явно выше и больше среднего роста. Голубая джинсовая куртка вряд ли вообще застегивается на этой широченной груди. А бицепс так и норовит разорвать ткань, чтобы почувствовать свободу. Казалось, что если этот гость сделает одно неправильное движение, то джинса лопнет. Не по шву пойдет, а разлетится в труху.

- Вы кто и что вам здесь нужно? – хриплым голосом спросил Виктор Федорович и сунул руку в карман, где гладкий баллончик лег в руку.

- Я кто? Это ты откуда тут нарисовался? – злая улыбка повисла на круглом лице. Свиные глазки спрятались за щеками, а лоб сложился гармошкой.

- Я тут… живу. Мне вот, комнатку сдали. Цена выгодная. Меня предупреждали, что тут не все так хорошо. Но если учесть то место где я обитал, то я словно в рай попал. С завтрашнего дня думаю начать тут приводить все в порядок. Я вам говорю, будет конфетка, а не квартирка. Я ведь много чего руками могу делать…

- Так дед, - перебил гость, - надеюсь, ты не только руками умеешь делать, но и ногами. Короче, вали отсюда подальше. И передай хозяйке, что мы от нее так не отстанем. Либо она продаст нам эту комнату, либо с ней будет то, что и с ее мужем.

- А что с ее мужем случилось? – выдавил Виктор Федорович, пытаясь сохранить голос ровным и придать ему нотки глупой любопытности.

- Решил окна помыть и случайно того… в общем поцеловал асфальт.

- Ай-ай-ай, как жалко, - наигранно мотал головой Виктор Федорович.

- Так дед, давай без этого… у меня дел еще по горло. Зови сюда свою хозяйку.

- Я не знаю где она.

- То есть как? – мужик скривил от непонимания лицо и сделал шаг ближе.

- Я видел ее один раз. Сейчас просто буду отправлять ей деньги на карту.

- Хитро, хитро. Но я и не таких уделывал. Давай номер ее карты и телефон.

- Но…

- …дед, - тут же оборвал мужик. – Давай я тебе обрисую ситуацию, что бы ты хоть немного понимал, в какую клетку со львами тебя закинули. Скажу тебе первое – жить ты здесь не будешь в любом случае. Второе – чем быстрее ты дашь мне номер карты и номер телефона хозяйки, тем лучше будет для тебя. А если ты мне скажешь, где она сейчас живет, так это будет вообще фарт. За это сможешь тут околачиваться минимум месяца три без какой-либо платы. Усек?

- А если я этого не сделаю? - осторожно спросил Виктор Федорович.

- Сделаешь, - снова эта злая улыбку. – Но если интересно, то могу рассказать. Тебе как лучше, начать с чего-то легкого, типа пара синяков и ссадин или сразу перейти к паяльнику, утюгу, плоскогубцам и молотку.

Виктор Федорович почувствовал, как волосы на затылке встают дыбом. Ощутил, как сердце увеличивается в размерах и давит на ребра, пытаясь вырваться. Коленки затряслись и затряслись в прямом смысле этого слова. Чашечки так и начали бегать вверх-вниз, словно поршни в двигателе. Да и в желудке что-то неприятно зашевелилось.

- Это частная собственность и вам запрещено здесь находиться! – сказал Виктор Федорович. Хотел, чтобы это выглядело настойчиво, твердо и быть может угрожающе, а в итоге было похоже на просьбу.

- Либо я чего-то плохо слышу, либо ты меня плохо услышал. Я тебе сейчас такую частную собственность покажу. А ну пошел отсюда.

Мужик схватил Виктор Федорович за шиворот и как ребенка оторвал от дивана.

- Пойдем в мою частную собственность.

Хорошо, что входная дверь была открыта, иначе бы Виктор Федорович со всего размаху вклеился в эту дверь. А так как она открывается внутрь комнаты, то было бы больно. Очень больно.

В итоге Виктор Федорович вылетел в квадратный коридор, проехался коленками по грязному полу и закончил свой путь в нескольких сантиметрах от стенки.

- Что вы себе позволяете? – сказал Виктор Федорович, как только остановился. Он тут же, вскочил на ноги и начал отряхивать потертые и пыльные брюки. А под брюками коленки продолжали бегать вверх-вниз… вверх-вниз.

- Какой-то ты слишком наглый для старика. Или слишком глупый, - говорил мужик, протискиваясь боком в дверной проем. – Я тебе сейчас такую жизнь устрою, что ты будешь раем считать то, где ты раньше обитал. Давай мне ее телефон и номер карты и останешься целым.

- Нет. – Твердо ответил Виктор Федорович и вздернул голову к потолку.

- Дед, ты сам напросился.

- Вы бы хоть представились для начала.

- Ты кто такой, чтобы представляться тебе!

Лицо Виктора Федоровича утонуло в широкой ладони незваного гостя. Голову качнулась в сторону, и в этот раз он все-таки встретился со стенкой. Затылок обожгло болью, а в голове начал нарастать гул.

- Теперь до тебя дошло, старая плесень?

- Дошло. Дошло.

Виктор Федорович левой рукой потирал затылок, а правую сунул в карман.

- Повторить?

- Чего сказал?

- Точно глухой. Еще прописать?

- Я не прописан.

- Я говорю, тебя еще раз об стенку вмазать?

- Какие мази?

Мужик совсем озверел.

- Ты тупой!? – прогорланил он в тесном коридоре и подошел впритык к Виктору Федоровичу. Склонившись к уху, сказал, - Дурака из себе не строй.

Виктор Федорович слышал и чувствовал кожей горячее дыхание этого бугая. Видел его прилипшие к голове уши и морщинистый как сухофрукты затылок.

Пока голова этого громилы находилась над самым ухом и не могла своими свиными глазками видеть, что там делает внизу, Виктор Федорович решил воспользоваться моментом. Заранее, когда играл в глухого, он нащупал большим пальцем кнопку и крепко сжал.

- Я тебя услышал, и я тебя понял, - довольно спокойно и слегка отстраненно, сказал он.

Незваный гость начал выпрямляться и в этот самый момент, Виктор Федорович вытащил руку и нажал.

Облако жгучего перца вырвалось наружу. Незваный гость мгновенно сощурил глаза и закричал. Одна рука тут же прилипла к обожжённому лицу, а второй, вслепую он нанес удар. Виктор Федорович ожидал этого, поэтому заранее сделал шаг в сторону.

Кулак, размером с добрую кувалду врезался в стену. К обжигающей боли в глазах, добавилась боль в руке.

Виктор Федорович продолжал жать на кнопку, пытаясь дотянуться до лица этого верзилы. Вначале он почувствовал запах перца, а затем ощутил, что глаза начинают слезиться. Облако быстро растворялось в тесном коридоре.

- Убью! – орал мужик, продолжая щуриться и размахивать руками.

Виктор Федорович пригнулся и прошмыгнул в комнату. Потом он жалел об этом и думал, что зря вернулся. Надо было убегать из этой квартиры, но рюкзак… он помнил, что оставил свои вещи в комнате. На кой черт ему сдался этот рюкзак. В нем даже ничего ценного-то и нет.

И как только он оказался в комнате, то тут же хлопнул дверью, закрыл на два замка и отошел. Хотел было схватить вещи и попробовать прошмыгнуть мимо, но было страшно. Даже страшнее, когда он летел на коленках по коридору. Он знал, что разбудил зверя. А рев в коридоре стоял поистине медвежий.

Спустя пять минут, дверь начал вздрагивать.

- Открой старик! Открой иначе хуже будет. – гуп… гуп… гуп… казалось, вместе с дверью, дрожит и вся стена.

- Вы не имеете права. Это частная собственность, - пытался вразумить Виктор Федорович, понимая, что ничего не выйдет. Таких вразумить довольно сложно. А в его ситуации – невозможно.

- Я тебе сейчас покажу частную собственность! – дверь едва держалась.

- Я сейчас в полицию позвоню.

- Звони хоть президенту. – Снова удары. Сколотая штукатурка осыпалась на пол.

- Достал телефон. Уже звоню в полицию, - вслух говорил Виктор Федорович. Он держал телефон, но не вызывал. Еще и адрес, вылетел из головы. Только и помнит, что квартира сорок четыре. И что это даст?

- Ало, дежурный, - для пущего эффекта и чтобы лучше вжиться в роль, Виктор Федорович прислонил заблокированный телефон к уху, второй рукой сделал ракушку, чтобы его было лучше слышно и только тогда, громко и отчетливо, чтобы прорваться через крики этого зверя, начал говорить, - Да… вламываются мне в квартиру. Хорошо. Через сколько вас ждать? Пожалуйста побыстрее, а то этот верзила убьет меня. – «Лишь бы он не услышал, что я не назвал адрес», подумал и решил добавить – Да! Квартира сорок четыре, четвертый этаж. Хорошо, жду.

С последним его, словом дверь перестала дрожать.

- Ну, мужик, доиграешься. Ты теперь не выйдешь отсюда. Ты понял!? Понял!? Там ты и сгниешь. В собственном дерьме.

Несколько минут была тишина, а после Виктор Федорович услышал, как по полу, волоком тащат что-то большое: шкаф, тумба или что-то в этом роде.

- Приедут сейчас к тебе. Пусть приезжают. Пусть. – Приговаривал мужик за дверью. – Будет тебе и полиция, и синяки и паяльник в заднице. Тварь! До сих пор слезы идут. Ууххх… - дверь вновь задрожала. Одиночно, как выстрел пушки.

Виктор Федорович догадался, что ему заблокировали дверь. Подперли с той стороны. Значит, без посторонней помощи не выбраться. Кому теперь звонить, МЧС?

- До встречи плесень, - крикнул мужик и тяжелые шаги оповестили о том, что он покинул квартиру.

Несколько минут Виктор Федорович старался не дышать. Все его внимание ушло в слух. Он прислушивался к каждому шороху и если чего-то слышал, тот тут же бросал испуганный взгляд на хиленькую дверь. Как бы снова не начала ухать и дрожать.

Спустя десять минут присел на диван. Долго еще слушал посторонние шумы: за окном детвора и взрослые голоса. За стенами едва различимый говор, а в остальном все спокойно.

Тихонечко, стараясь не проронить ни звука, Виктор Федорович достал телефон и позвонил Лизе. Сказал, что останется здесь и дождется новых хозяев. Естественно он не упомянул о незваном госте, о перцовом баллончике и о том, что его заблокировали. Мда… влип.

А полиции все равно спасибо, - подумал он. – Все они вот такие, вначале кричат, что можешь вызывать, кого хочешь и ничего тебе не поможет, а потом убегают, поджав хвосты.

Ближе к вечеру Виктор Федорович съел свои немногочисленные припасы. Неохотно и с отвращение сходил по маленькому в ведро и накрыл куском фанеры. К замкам, как и к двери, он пока что не прикасался.

Долго смотрел в окно, прячась за шторой. Как жаль, что окна выходят не на подъезд. Глядишь, можно было бы чего и увидеть.

Когда совсем стемнело, Виктор Федорович стал возле двери, почесал затылок, затем ухмыльнулся и открыл дверь. Видимо перцовый баллончик не только слезы выбил, но и все мозги разом.

Да и я тоже хорош, - промелькнуло в голове, - знал ведь, что дверь отпирается вовнутрь, а сам же и испугался, что заперт.

Он огляделся по сторонам. Постоял несколько минут в темноте, затем вскарабкался на холодильник, кое-как закрыл дверь на верхний замок и тихо, как кот на охоте, вышел из квартиры.

Оплеванные и разрисованные стены провожали его по лестнице. Между этажами встретились местные жильцы: курили, пили, громко общались. Казалось, они даже не заметили, что рядом с ними прошел старик. А Виктору Федоровичу от этого было только лучше.

Домой он попал к полуночи.

Испуганными глазами встретила его Лиза:

- С вами все в порядке? Их не было? Не стоит вам туда лезть?

- Все со мной хорошо. Как видишь, цел и здоров. Проголодался, правда, немного.

- Это мы сейчас исправим, - улыбнулась Лиза и убежала на кухню.

Пока Виктор Федорович был в ванной и затирал грязные коленки, Лиза накрыла стол.

- Ого, - искренне удивился он, наблюдая за горячей тарелкой супа и ровными кусками хлеба.

- Сейчас еще рис с котлеткой положу.

- И рис с котлетой!? Лиза, ты меня балуешь.

- Ну что вы, Виктор Федорович. Живем тут у вас, объедаем.

- Ради такого, - он указал на тарелку, - можете объедать сколько угодно.

Он с жадностью набросился на горячий суп. Хотел не показывать голод и вести себя интеллигентно, сдержано. Да вот только желудок был против. Слопал тарелку, затем обещанный рис с котлеткой и лишь тогда, откинувшись на стул, понял что переел.

- Все, не могу больше. Сейчас лопну.

- Может быть, для чая осталось место?

Виктор Федорович ухмыльнулся:

- А ты знаешь, на что давить. Для чая у меня всегда найдется местечко.

Весь ужин Лиза просидела рядом и буквально сверлила его взглядом. Не тяжелым и не усталым. Это был взгляд любой матери, которая видит, с каким наслаждением ее чадо уплетает приготовленную еду.

- Мне жутко неудобно, - тихонечко начала Лиза, - Мы итак у вас живем и объедаем вас и энергию тратим (снова она за свое, - промелькнуло в голове у Виктора Федоровича) Четно говоря, мне жутко стыдно, но если вы завтра не заняты, могли бы вы посидеть с Катей хотя бы часиков до двух-трех. Я постараюсь вернуться как можно раньше, но обещать пока не могу.

Виктор Федорович и без ее слов думал взять себе выходной. Особенно после таких приключений.

- Без проблем. Только скажи мне, чего ей нельзя есть и делать.

- Ой, спасибо вам большое. – Вскочила с места Лиза и звонко чмокнула его в щеку. Виктор Федорович тут же сконфузился и начал краснеть. Дабы не подавать вида, прильнул к чашке чая и, совершенно не замечая, что чай слишком горячий, сделал несколько глотков. Он понял это, лишь когда обжигающая жидкость проникла в горло. Поперхнувшись и покраснев еще больше, выпучил глаза и зажал рот рукой.

- Она у меня совершенно неприхотливый ребенок, - не обращая внимания и даже не замечая состояния Виктора Федоровича, говорила Лиза. – Аллергии у нее ни на что нет, по крайней мере, я о таковой не знаю. Ест она все подряд. Может, правда, иногда покапризничать, но с вами она будет себя хорошо вести. Единственная просьба, не включайте ей на целый день телевизор. Она так сутками может просидеть и про поесть и про попить забудет.

- Это да… дети нынче разбалованные.

- Еще раз огромное вам спасибо.

- Я пойду, полежу, - сказала Виктор Федорович, взял чай и вышел.

Уже ночью, когда легли спать, он думал, что нисколько не переживал за свою квартиру. Они ведь могли оказаться самыми настоящими мошенниками. Вот так, присесть на уши какому-то старику или старушке. Пробраться в дом и вынести всё, что можно вынести. Или найти документы и квартирку на себя переписать. Лиза, правда, не похожа на мошенницу, но кто их разберет. У мошенника ведь на лбу не написано, что он мошенник. Все они добрые и отзывчивые, пока не доберутся до того, что им надо.

Ну и денек сегодня был. Вот это ты даешь Витька. Оказывается ты не такой уж и старый, как думал о себе. Сцепиться с таким бугаем, да еще и выйти победителем, это многого стоит. А как ты его развел знатно? А? Чего? Не слышу? Мазь! Какая мазь? А потом бац ему в морду перцового газа и получай слепого котенка. Может, если бы не струсил, так и побил бы его там же, в этом квадратном как ринг коридоре. Хотя нет… это я чего-то сам себе привираю. Он бы и слепой меня смог уделать, если бы один раз попал своей кувалдой мне в рожу. Но все-таки это было знатно. Ой, как знатно.

И долго еще думал Виктор Федорович. Долго прокручивал в голове события прошедшего дня. И видел перед собой ободранные стены. И чувствовал запах перца. И от кулака уворачивался. Будто бы снова пережил этот день. А сердце, стоило только вспомнить, мгновенно начало тарабанить быстрее.

- Ну, все, все… успокойся родненькое, - прошептал Виктор Федорович и прикоснулся к груди.

Ему казалось, что он и не спал вовсе. Вот так, всю ночь пролежал на спине с закрытыми глазами, а сна и не было. Казалось, он слышал все, что происходило на протяжении долгой ночи. Как включилась сигналка на машине под окнами. Как редкие прохожие ходили и довольно громко разговаривали. Казалось, что стоит поднапрячь память и он сможет слово в слово вспомнить все, что они говорили. Слышал он и то, как Лиза встала утром, еще до рассвета. Ходила на цыпочках, скрипела дверцами. Стукнула щеколда в ванной, вода начала сливаться. Затем она оделась, на несколько минут затаилась в комнате с дочкой, открыла входную дверь, взвела защелку и ушла. А после была тишина. Приятное утреннее спокойствие.

Казалось, что за эту бессонную ночь он вспомнил всю свою жизнь. Но больше всего он вспоминал вчерашний день. Опять же, казалось, что вчерашний день стал какой-то границей между прошлым и будущим. Между тем что было «тогда» и тем, что есть «сейчас».

Продолжение следует