Пи-пи-пи-пи.
– Выключи, пожалуйста.
Какие с утра вежливые мысли.
Олег не глядя махнул по телефону.
– Спасибо.
В зеркале со вчера ничего не поменялось – небритая морда со следами прожитых лет. Поелозил зубы щеткой. Умылся. Лучше не стало. Но ритуал успокоил и смирил с наступлением очередного дня, не отличимого от бесконечной череды таких же. Хотя, почему бесконечных – momento mori.
Жена была в санатории – опять накидала фотографий: «Я и кровать», «Я и цветущие кусты», «Я и просто кусты», «Я ем».
Олег полюбовался – красивая. Протыкал сердечки на паре фотографий – на всех нельзя – скажет, что раз на всех, значит не смотрел. Опыт!
Он же помог изжарить идеальную яичницу без «соплей» – всего лишь нужно было накрыть крышкой на пару минут при жарке и в конце вовремя открыть.
По телеку шло очередное утреннее шоу, где ведущие с приклеенными улыбками, объявляли очередной глуповатый сюжет, иногда рекламируя конфеты и наигранно поднося брендованные кружки ко рту. Рука потянулась к пульту – пора было собир…
– Погоди, не выключай – что это за животное?
– Капибара.
– Классные.
– Угу.
Олег всё-таки выключил телевизор и, позёвывая, поплелся в коридор. И замер.
Голос. С ним кто-то разговаривал. Изнутри.
Так.
Приехали.
Шиза? Он читал, что шизофреник не осознает, что он сумасшедший – для него происходящее абсолютно реально. Но для него-то нет! Для него это дичь какая-то!
Олег стоял столбом посреди коридора. И что делать? Ехать на работу? Ну да – а что еще? В любой непонятной ситуации нужно продолжать действовать шаблонно – авось, рассосется само.
И он решительно полез в ботинки.
– А у вас в городском зоопарке есть капибары?
– Были, вроде, – Олег старательно делал вид, что всё хорошо, завязывая шнурки.
– Покажешь?
– Мне на работу нужно!
Голос тяжело вздохнул.
– Очень хочется посмотреть на них.
– А у вас там нет капибар?
– У нас вообще ничего нет – че думаешь мы к вам мотаемся?
– А вы кто вообще? – подумал Олег, спускаясь по лестнице. А по лестнице он шёл не просто так. Любой человек после сорока знает, что нужно использовать каждую возможность заняться физической активностью. Спуск и подъем по лестнице с шестого этажа давал индульгенцию перед своей совестью на всякие вкусняшки вечером.
– Странники. Туристы. Кочевники. Бродяги. Путешественники. Искатели. Свидетели. Любопытствующие. Сам выбери определение, какое больше нравится.
– И?
– Что и? Вот ты куда в отпуск ездил?
– Никуда. Дома сидел, жрал, играл, сериалы смотрел.
– Вот. А у вас вот некоторые по горам лазят, пешком мир исследуют, с парашютами прыгают, битвы прошлого реконструируют, ездят убивать девушек в другой город – отдыхают активно, короче. Вот они – дорого стоят. Я один раз в таком «активисте» отдыхал, но мне не понравилось – теперь высоты боюсь. Потому что он разбился вместе со мной, когда я с ним решил заговорить… А вот в таких как ты – дешево и сердито. Считай, я тоже почти «сижу дома, смотрю сериалы». Вот в прошлый отпуск в деда занесло. Думал, не повезло. А дед деятельный оказался – интересно было, жуть! И козу доили, и на лося ходили, и грибы, ягоды всякие.
– А… ты… давно во мне? – заданный тон беседы «выканье» не подразумевал.
– Нет. Утром заселение было.
– Надолго?
– На сутки. Потом в следующего – взял по скидке программу «Шесть за шесть». Случайным образом шесть сорокалетних мужчин-землян начала двадцать первого века.
– А чего не девушек?
– Дорого,– голос хмыкнул. – А разница не большая. Друг вон копил год на «женщину», а его в бабку закинуло парализованную, которая смотрела в выключенный телевизор сутки. А он все не выходил – ждал, вдруг чего произойдет.
Олег хрюкнул от смеха. Тетка, притиснутая к нему в переполненном вагоне метро, опасливо покосилась. Хотя с распространением гарнитур, человек разговаривающий сам с собой, уже не вызывал такой однозначной реакции, как раньше.
– А почему именно в начало двадцать первого?
– Я ж говорил: спокойно, безопасно и достаточно интересно.
– Неужели тебе не скучно будет смотреть, как я целый день буду работать с таблицами, иногда ходить в туалет и один раз пообедаю?
– Ну… Ты же думаешь о всяком, вспоминаешь. И вечер еще будет – вдруг, ты воспользуешься отсутствием жены и…
– Ну-ну, мечтай.
– Угу… Я уже понял… Сериалы, случайные воспоминания и прочее всякое. Нормально – окупишься.
– А ты мысли читаешь?
– Не совсем. Я всё вижу, слышу, чувствую, будто я – это ты. Сразу говорю – в память лазить не могу. Только что ты сам вспомнишь– это увижу. Вот вспомни какую-нибудь свою самую страшную тайну!
– Не буду я ничего вспо…
– Аха-ха-ха! Что, реально подрочил на Цветаеву?
Олег почувствовал, как густо пунцовеет лицом. Даже кончики ушей запылали. Тетка на всякий случай отодвинулась подальше.
– Да Светка… Блин… Ей назло.
– Не знаю, че за Цветаева – а че за Цветаева? И чего такого?
– Поэтесса Серебряного века Русской поэзии! Очень уважаемая!
– И?
– Что и?
– Ну почему это у тебя такая страшная тайна? Ты же про это вообще никому не рассказывал.
– Ну… Даже не знаю, как объяснить… Просто подрочил на черно-белый рисованный портрет поэтессы, по которой доклад делал.
– Ну не на дядьку же. Вспомни обложку. Ага, вижу. Ну такое да… На любителя. Но в целом при желании… Повторюсь – не на дядьку же! Так что не понимаю, чего ты так переживаешь? Женщина, как женщина. Тоже мне, преступник – на женщину подрочил.
Олег впервые с пятнадцати лет подумал, что и правда, а что тут такого? Эта свежая мысль поразила его так глубоко, что он некоторое время молчал. Морщил губы, шевелил бровями и думал, что с него только что упал бесконечно тяжелый груз. Желание возлюбить ближних своих не появилось, но глуповатая улыбка на лицо вылезла. Идея сходить посмотреть на капибар вдруг показалась вполне жизнеспособной. Но…
– У тебя отгул есть не отгулянный, – напомнил голос, – ты только что о нем подумал.
– Так это на черный день.
– У тебя так часто бывают гости в голове?
Олег задумался.
– Да кому ты нужен, я тебя умоляю. Один день твоего отсутствия даже Викуля не заметит.
Олег опять густо покраснел.
– У меня там срочный проект – я важный винтик механизма! На мне много всего держится!
– Ты мне то не ври. И себе тоже. Был бы действительно важный – меня б в тебя не пустили.
– Ну ладно, ладно. Ну не могу я взять отгул просто так!
– Потому что…
– … это сломает привычный ход бытия, – Олег скривился, будто лизнул подкисший лимон. – Прервет череду одинаковых дней, в конце которых закономерная смэрть. И когда жизнь будет проносится перед глазами, она будет казаться статичной картинкой...
– К капибарам?
– К капибарам.
Олег вышел на ближайшей станции и поехал в обратную сторону.
– Аркадий Павлович? У меня тут это… жизненные эти… обстоятельства. Семейные. Нужно очень. Отгул. Я оформлю. Я отработ... А? Без проблем? Хорошо, спасибо!
– Без проблем говорит… Даже не стал ругаться, отговаривать, умолять выйти на работу, – Олег ощутимо расстроился.
– Ты еще заплачь.
– Получается, ты прав. Что я никому не нужен.
– Пошли с моста скинемся.
– Шутишь?
– Конечно шучу. Сначала к капибарам.
***
– Один взрослый и один для голоса в голове, – зачем-то сказал Олег кассирше.
– Голоса проходят бесплатно, – улыбнулась желтыми прокуренными зубами та, выдавая билетик. – Тараканов, если есть, можете на корм ежикам сдать.
– Обязательно.
В зоопарке было людно: стайки детей сновали между вольерами, создавая хаос, шум и наводя суету. Повсюду подозрительные личности торговали сахарной ватой и мороженым. Было вымученно весело. Солнце сияло ярко и почему-то раздражало.
– А чего мы дуемся?
– Пятьсот рублей! Совсем озверели.
– А это много?
Олег почесал макушку.
– Ну… Грубо говоря, два часа моего рабочего времени.
– Точно много?
– Да ну тебя… Ну да, да! Немного! Нисколько!
– А вата сколько?
– Да понял я, понял.
Вата была очень вкусная.
– Очень вкусная штука, – подтвердил голос.
– А ты и вкус чувствуешь?
– Я же говорил! В этом весь и интерес: ты ощущаешь всё, что ощущает «приёмник». В каком-то смысле, я сейчас, это ты. Кстати, современный человек не все «ощущения» может пережить без вреда психике. Поэтому в совсем уж далекое прошлое мотаются только ученые, прошедшие специальную подготовку и те, у кого совсем уж деньги девать некуда.
– А у нас прям вот всё спокойно.
– Очень! Представь, что я бы попал не в офисного до рези Олега, в какого-нить Гашека с бубонной чумой и вместе с ним бы сутки умирал. Или закованного в цепи черного раба в полузатопленном трюме трещащего по швам галеона, идущего мимо мыса Горн в шторм.
– Представил. А в конкретного человека нельзя?
– Ну и кроме исторических личностей, оказавших влияние на все Человечество. О, смотри! Это кто?
– Выдра. А ты, значит, человек.
– Не, ну а кто? Думаешь, какому-нибудь разумному слизню с Капы Лебедя будет интересны человеческие ретро сериалы?
– А что, уже встретились с другими цивилизациями?
– Да ни с кем мы не встретились… Даже похожих на Землю планет нет – все терраформировать приходится. Одиноки мы во Вселенной.
Они прошли мимо вольера бегающей по кругу лисицы, мимо грустного волка, мимо задумчиво глядящего на Олега орангутанга с трогательно прижатым к груди почерневшим от грязи крошечным, для такой громады, плюшевым мишкой.
– Гена работал в зоопарке крокодилом, – невпопад пробормотал Олег. – Слушай, а ты такой разговорчивый. Мне кажется, что при таком виде туризма, скорее всего, будет запрещено вот так общаться с «приёмником» – только смотреть.
– Есть в инструкции такой пункт. Но мне все равно. Я всегда с вами беседую. Это намного интереснее, чем просто «кататься». Ты кстати задумывался, что ты, твоя личность, это всего лишь небольшой шарик биомассы, который сидя в защищенной рубке, управляет человекоподобным биороботом, и сейчас, нас просто в рубке двое?
Олег разглядывал спящего медведя. Медведь был неопрятным, грязным, со свалянной в комки шерстью. Он спал в максимально неудобной позе и ему было нормально. Хотя, как может быть нормально в тесной клетке, где из развлечений только пень, коряга, большой набивной мяч и небольшой прудик с стоялой зеленой водой?
– Жалко их.
– Жалко. Зато работать не надо, чтобы за клетку платить.
– Так он работает… Медведем. Хоть бы сериалы ему включили. Вечером, после работы…
Оба синхронно вздохнули.
Зато всякая мелочь чувствовала себя прекрасно.
Олег надолго залип около подвижных сурикатов, около меланхоличных шиншилл. Дошла очередь и до капибар: они сидели в воде, изредка прядая ушами. И воняли. Дети фотографировали их и были предельно счастливы.
– Прикольные.
Они уже шли обратно, когда Олег вдруг дернулся к стойке с игрушками на выходе и уверенно ткнул в большого медведя. Потом долго бегал и искал хоть кого-то из персонала. Долго убеждал, просил, умолял. А потом прижав руки к стеклу смотрел, как орангутангу выдают подарок. Тот игрушку обнюхал, покрутил, а потом присоединил к грязному старому мишке и обнял обоих. Посидел, глядя на Олега. Грузно поднялся, подошел к стеклу и прижал ладонь к его ладони с другой стороны стекла.
***
– С детства не плакал, – пожаловался Олег, вытирая глаза платком.
– Я тоже – уже не зря смотался.
– Куда теперь?
– Прямо.
Шумел город, шумели веселые беззаботные дети, шумели листвой деревья. День расходился, а солнце поднималось все выше. Олег пожал плечами и просто пошел по улице прямо.
– Ты очень хороший психолог. Даже если бы тебя на самом деле не было, тебя стоило выдумать.
На центральные улицы выходить не хотелось. Он так и шел мимо старых домов, тонущих в зелени кривых таких же старых деревьев. Иногда останавливался около памятных табличек, читал вслух. Иногда сидел на давно не крашенных скамейках в тесных дворах, где будто остановилось время, и скармливал очередной батон бойким оглушительно чирикающим воробьям. На душе было легко и светло.
«Гуляю», – отправил он сообщение, добавив картинку с переулка, где деревья низко нависая над старым выщербленным асфальтом, образовывали туннель, пронизанный золотыми стрелами солнечных лучей.
На фотке вскоре появилось эмодзи сердечко. Вопроса: «А чего не на работе?» не последовало – как раз наступил обед. Олег улыбнулся своей мелкой хитрости и завернул в ресторанчик, из которого очень вкусно пахло горячим хлебом.
– Что-то хочешь особенное попробовать? – Олег взял меню со столика.
– На твой вкус – мне все равно эти названия ничего не скажут.
– Тогда давай… Ух… Ну и цены… Может в киоске чего возьмем лучше? Шавуху…
– Опять начинаешь? А гостя угостить?
– Ладно, – махнул рукой Олег. – Здравствуйте, десять хинкали с говядиной. Аджики. Хачапури по-мегрельски. Морс клюквенный. И вино. Домашнее. Красное.
Официант предупредил, что придется подождать и ушел. Но вскоре вернулся и поставил на стол корзинку с шоти.
– Ну и как тебе? – Олег тут же впился зубами в еще горячий хлеб, жмурясь от удовольствия.
– Грустно. Вот мы живем, нам нормально. А их никого уже нет: ни орангутангов, ни лис, ни волков, ни капибар этих твоих. Никого.
– Даже кошек нет?
– Домашние-то звери есть. Я про настоящих. Эх, такую планету просрали… Расскажи хоть, что мы будем есть?
***
За разговорами полгорода прошли. Олег то рассказывал, то спрашивал и слушал. Когда ноги уставали, он садился и сидел. Ел мороженое. Смотрел на летних девушек, с удовольствием обсуждая их достоинства с гостем и радуясь, что они сходятся вкусами. Не было запретных тем, не было страха показаться глупым, странным – голос понимал его как никто другой, умудрялся находить те самые слова одобрения, оправдания или сочувствия, которых так всю жизнь не хватало. Он даже насмехался над Олегом не обидно, а по-братски.
Олег даже съездил к старому родительскому дому, где жил до переезда, впервые за очень много лет. Попросился в свою квартиру. Его пустили. Конечно же, полностью отремонтированная квартира ничего общего с «домом» не имела.
Школа тоже была какая-то чужая, хотя здание было то же. И всё вокруг было чужое.
– Не возвращайся туда, где был счастлив.
Голос тактично молчал.
Закат уже наливался оранжевым. Люди спешили с работы и пустые пересохшие от летнего зноя улицы как-то вдруг стали полноводными реками.
– Домой, к сериалам?
– Давай. Даже я уже устал, – посетовал голос.
На сериалы Олега не хватило. Он принял душ, стыдливо прикрывая всякое, под смех голоса. Поел макарон, показал гостю книжку с той самой Цветаевой из серии «ЖЗЛ», отверг скабрезное предложение продолжающего веселиться голоса и лег полежать «пол часика», чтобы набраться сил перед киномарафоном.
***
Пи-пи-пи-пи.
Олег дернулся всем телом и зашарил по кровати, пытаясь нащупать телефон. Шесть. Он так и проспал в майке и домашних штанах до утра.
– Ты тут?
Ему никто конечно не ответил.
Ну и слава богу. Всё-таки было в этом всём что-то отдающие сумасшествием. Ведь голос его во всем поддерживал! Он толкал его к выполнению всех самых потаенных желаний! Он знал о нём всё! Ну не мог же он так сойтись характером с кем-то, кроме… себя? То есть, он просто целый день говорил сам с собой? Даже его лучший друг, Пашка Осинцев, с которым они со школы пуд соли вместе съели, так его не понимал. А ведь ближе никого у него и не было.
Механически, погруженный в мысли, Олег поел, оделся, уехал на работу.
– Паш, давай пообедаем вместе – давно не виделись. Я тут ресторанчик классный нашел.
***
– Чё, как сам?
– Да нормально. Слушай, вот у тебя есть какая-то страшная тайна? – Олег прихлебнул чая.
– Есть конечно, – хмыкнул Паша, обгрызая до хвостика хинкалину.
– Поделишься?
– Щаз. Она на то и страшная, что очень личная. Таким не делятся.
– А я вот с одним… другом поделился. И сразу так легко стало.
– И че за тайна?
– Я дрочил на Цветаеву в девятом классе.
– И что? – Паша взял следующую хинкалину. – Не на Ломоносова же.
– Да так, ничего…
– Стрёмная у тебя страшная тайна, – прочавкал Паша.
– Есть ещё одна, – решился Олег, которому вдруг стало очень обидно за свою страшную тайну.
– Давай, колись.
– Вчера во мне был мужик, и мне понравилось!
– У, брат, – промокнул рот салфеткой Паша. – А вот этой тайной я бы на твоем месте не стал делиться ни с кем больше никогда. Ты ради этого меня сюда затащил?
– Да. Думал тоже поймёшь.
– А чего вдруг?
– Да так… Случай свел.
Доедали в молчании. В молчании разошлись в разные стороны.
Олегу было горько. Друг не попытался понять, уточнить, не шутка ли – сразу осудил.
И еще этот тут же ставшим презрительным взгляд.
Небо затянуло угрюмыми тучами, идеально отражая настроение.
Шутка же совсем простая, игра слов, скрывающая незатейливую правду. Но её хватило, чтобы сорвать маску с нарисованной улыбкой, оголив истинное лицо давно чужого человека. Сколько еще вокруг таких ненастоящих людей? А сам он какой? Не ходил ли он все время в маске, которую ему выдали еще в школе, назначив на второстепенную роль в спектакле, под названием «Жизнь»? Где же тогда настоящий Олег? Тот веселый парень, который мечтал стать путешественником? Который всегда бегал, а не ходил. Которому всё вокруг было интересно? Уж не с ним ли, выбравшемся откуда-то изнутри через приоткрывшуюся дверцу, он беседовал? И может не было никаких туристов из Будущего, где не осталось настоящих зверей, свежего хлеба, стихов Цветаевой, а есть только вынужденные проживать чужие жизни люди, потому что своей нет?
***
Олег брел куда глаза глядят. Хотелось познания. Куда идти дальше? Ведь прикоснувшись к Божественному, так было мучительно возвращаться к мирскому.
Впереди, как ответ на вопрос, показался мраморный склеп с большой буквой «М». За дверями угадывались ступеньки, ведущие под землю. Олег ужаснулся – это был путь домой?!
Олег развернулся и побежал.
Уже начинало темнеть, когда он, уже еле переставляющий ноги, буквально уперся в трамвайную остановку. На табличке была единственная строка: «05 Лесное кладбище – гора Зелёная». Оба названия ни о чем ему не говорили. Но когда пришел трамвай, сел в него не задумываясь.
Зеленой горой оказался облезлый холм на самом краю города, за которым тянулся заброшенный парк, заросший старыми яблонями, в который вели ржавые покосившиеся распахнутые навечно ворота. На лысой вершине нашлась одинокая скамейка, неизвестно кем и зачем туда воткнутая. Олег плюхнулся на нее и уставился на серое темное небо, по которому комьями серой неряшливо надерганной ваты, плелись облака.
И сидел так долго.
(c)JackMcGee 2025
