Великая Французская Революция + Франция

Фильм посвящен жизни морского офицера Франсуа Атаназа де Шаретт де ла Контри (Хьюго Беккер).

Бретонский генерал-роялист и политик (1763-1796), служивший во французском Королевском флоте во время войны за независимость США и бывший одним из лидеров восстания в Вандее.

Местные крестьяне упросили Шаретта стать их лидером, но в итоге он был схвачен и казнен, когда ему было всего 32 года.

Наполеон называл его «единственным великим человеком» Вандейского восстания, «настоящим героем этого эпизода».

StudioCanal выпустит фильм в следующем году.

Как быть либералом.

Я думаю, что написать книгу автора побудил взлёт национализма в десятые годы. В то время, как националисты считают, что общество состоит из двух групп, постоянно конфликтующих между собой - народа и элиты, Ян говорит нам, что на самом деле ничего этого нет. Нет такой вещи, как народ. Все разные со своими ценностями, интересами и странностями. Те, кто так не считают, рассказывают свою сказку про «народ» и заявляют о своей легитимности как его представителей. Согласен? Значит, тебя берут в демократию. Нет? Ну и ладно, сиди себе и не высовывайся. Для националиста есть одна идентичность на всех. Ведь не можем же мы быть сразу многими вещами одновременно? Или? Или! Конечно, мы можем иметь несколько идентичностей. Так автор опровергает первую ложь националистов. А всего их шесть, этих видов лжи.

Вторая ложь – мир прост. Вся великая экосистема – торговые сети, закон, финансы, суверенность – стирается при этом. Всё становится простым и чёрно-белым.

Третья ложь – ты не должен возникать. Не следует задаваться и покушаться на чистоту народа. Независимые умы представляют собой угрозу власти. Таких следует нейтрализовать, пометив ярлыком «врага народа».

Четвёртая ложь – всевозможные организации (ООН, ЕС, ВОЗ, ВТО...) – все они находятся в заговоре против простых людей. На самом же деле эти организации обеспечивают баланс власти, не допуская злоупотреблений со стороны отдельных правительств. «Так не пойдёт!» - говорят националисты. Для людей, говорящих от имени народа, не должно быть ограничений их власти. Потому-то на институции ведутся атаки, всегда и во все времена. Сперва их дискредитируют, затем лишают полномочий, а в конце концов – разрушают.

Пятая ложь – бойся тех, кто не такой, как ты. Меньшинства угрожают целостности народа. Народ должнен быть един. Как организм. Как машина.

И последняя, шестая ложь – правды не существует. Лезешь со своими доказательствами – реализуешь заговор элит. Независимые эксперты и журналисты-расследователи попадают в категорию политических оппонентов. Разумеется, это недаром так: истина является вызовом для власти. Ведь так чего доброго можно вывести лжеца на чистую воду.

Как видим, весь каркас лжи призван законсервировать власть националистов. Либерализм же борется за свободу личности. Если следовать ему, он не может служить власти сильных. Он не различает между народом и элитой и преследует свободу каждого человека в своём самосозидании. Единственное ограничение при этом – защита свободы других.

Жил во Франции семнадцатого века впечатлительный юноша. Звали его Рене. Его мучали настолько явные кошмары во снах, что он стал сомневаться в том, что есть сон, а что – действительность. Как различить одно от другого, как доказать существование? Рене решил посвятить свою жизнь поиску определённости. В этом поиске он стал опираться на совершенно непреложные, несомненные факты. В процессе ему удалось разрушить старый мир и создать новый, построенный на правах, разуме и свободе.

К числу вещей, до которых он додумался, была независимость объекта от наблюдателя. Свеча существует независимо от того, кто на неё смотрит. Это значило, что весь мир существует сам по себе. Человек – не центр Вселенной. Постичь природу вещей он предлагал, опираясь на микроскопические качества, которые можно было постигнуть языком математики. В 1637 году он опубликовал книгу под названием Рассуждение о методе.

В ней было впервые заявлено о  системе подвергать всё сомнению и требовать пруфов. Система была проста и состояла из четырёх шагов: раздели истинное от сомнительного, раздели задачу на мелкие, решай от простого к сложному и, наконец, пересмотри всю работу, чтобы ничего не забыть.

Несмотря на то, что сам Декарт (такова была фамилия юноши) всегда настаивал, что его наука согласуется с христианством, новое мировоззрения было вызовом для Церкви. Учёному пришлось маскироваться: писать анонимно и переключиться на латинский. Чтобы избавиться от подозрений, он решил написать книгу, которая бы показала, что его метод подвергать всё сомнению не угрожает существованию Бога. Он потерпел неудачу. Эта книга стала известна на века именно популяризацией тех самых скептических идей.

В Размышлениях Декарт начал с сомнений в своих же ощущениях. Мы не можем быть уверены в том, что у нас есть руки и ноги: ведь мы их не чувствуем во сне. Чего уж говорить о сложных материях навроде физики, астрономии и медицины. Или неба, воздуха, цветов, фигур, звуков и т.д. Всё это даётся нам в весьма сомнительном ощущении. Ни на что нельзя положиться!

Кроме... самого факта сомнения. Он – налицо. Тот, кто сомневается – он есть, он существует. Я мыслю – значит я существую!

Cogito, ergo sum.

Итак, есть как минимум одна определённая вещь. Это – сам мыслящий человек. Индивид. Так люди стали свободны от того, чтобы быть частью целого.

Это было начало. Но далеко не конец. Следующими в цепи либералов были английские революционеры, которых называли левеллерами. Декарта они вряд ли читали, но свободу ого-го, как ценили. Особенно в условиях, когда Карл Первый душил свободную прессу. Его советник, архиепископ Лод "прославился" на этом поприще, разрешив лишь 20 печатных прессов на весь Лондон и сделав печать местных новостей преступлением.

По иронии судьбы, семена свободы вызрели внутри самой церкви. Первым был Лютер с его обличением злоупотреблений папства. Из Лютера выросло целое протестантское движение, одном из ветвей которого были пуритане, которые стали доминантной группой левеллеров. Они считали , что церковь должна быть отделена от государства и упирали на важность личного обращения к Богу. Из этого следовали три важные мысли:

Люди должны иметь свободу совести. Человек сам должен решить, в какого бога он будет верить, и будет ли верить вообще.

Каждый должен сам найти дорогу к Господу, потому делался упор на личность.

И в конце концов важно было подвергать веру сомнению. Никто не знает, как должно почитать Господа. Потому нельзя никого заставлять верить "должным образом".

Эти три идеи и легли в основу либеральной мысли.

Карлу пришлось потерпеть поражение в войне против парламента. Но его преемники продолжали ограничивать свободу печати. Мысль была проста: если государство неспособно контролировать печать, оно не может контролировать идеи. А значит не может вообще ничего контролировать. Снова началась борьба. Один из обличителей цензуры, поэт Джон Мильтон,  утверждал, что когда люди не знают, что верно, найти истину позволяют свободные дебаты, а не цензура. Конечно, его обличений было мало. Нелегальные печатные машины безжалостно изымались. Одну из них забрали у некого Ричарда Овертона, который додумался до совсем уж "крамольной" мысли:

Природой каждому  дана индивидуальная собственность, на которую никто не должен покушаться.

Он не требовал отдельных плюшек для себя, квакеров или баптистов. Но прав для каждого. Овертон пошёл дальше, говоря о том, что каждый должен иметь возможность делать всё, что хочет, пока это не затрагивает свободу других.

Гражданская война шла дальше. В 1647 году левеллеры вместе с Армией нового образца получили власть над Англией. Овертон вышел на свободу. Стало реально реализовываться разделение властей - ещё одна основа либерализма. Парламент перестал быть игрушкой в руках короля. 28 октября в Церкви святой Марии в Путни левеллеры принесли на обсуждение новый документ под названием "Соглашение народа". Это был план демократической системы, в которой народ избирает людей для написания законов. И в которой нашлось место для списка свобод, которые не должны этими законами нарушаться: свобода от произвольного тюремного заключения, свобода совести, свобода от военного призыва и т.д.

Документ, подразумевающий народ в качестве автора, был на самом деле написан самозванцами, которых никто не избирал. Под "народом" они понимали далеко не каждого: минус женщины, минус иностранцы, минус слуги, минус должники.

Левеллеры не удержались во власти. Парламент оказался зачищен. Карлу Первому отсекли голову. Но свято место пусто не бывает: Кромвель стал монархом по всем признакам, кроме названия. Один из матёрых революционеров, Джон Лильберн, написал впоследствии:

Хоть мы и потерпели неудачу, наша правда восторжествует.

Так и случилось. Их правда утвердилась, пройдя три революции.

Первой была Славная революция, положившая начало современной британской истории. Когда всё улеглось, некто Джон Локк опубликовал Два трактата о правлении, в которых он определил и обосновал то, что случилось. В них он не стал опираться на некие мифические древние установления, а прямо заявил о естественных правах каждого. Люди по природе все свободны, равны и независимы. При этом никто не должен вредить другим в их жизни, здоровьи, свободе и собственности. Да, чужая собственность должна быть неприкосновенна. Ведь она порождение труда, а труд двигает человечество вперёд. Деньги и торговля позволяют извлекать пользу каждому члену общества. Конечно, неизбежны конфликты. Для их разрешения нужна некая независимая инстанция. Это и есть государство.

Правда, власть не всегда благоприятна для общества. Вполне возможны злоупотребления с преступлением закона под любым благовидным предлогом. Чтобы снизить риск, власть надо разделять. Народные избранники должны писать законы, а правитель должен управлять, согласно им. Если же власть преступна и не выполняет свою функцию, то народ имеет право свергнуть её в процессе революции. Как свергли Якова Второго при жизни Локка.

Локк открыл глаза на новую картину мира. Картину, в которой естественным состоянием человечества была не власть, а свобода. Естественно не правительство, но права человека. А о законности правительства решение принимает не государство, а народ.

Второй была Американская революция, которая разразилась в ответ на повышение налогов Британской метрополией. Которые подняли вследствие долгов. Которые появились в результате участия в Семилетней войне. Которую Британия выиграла у Франции. Колонисты взяли идеи Локка и других радикальных авторов в свою Декларацию Независимости 1776 года, которая провозглашала, что

...все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью. Для обеспечения этих прав людьми учреждаются правительства, черпающие свои законные полномочия из согласия управляемых.

Парламент сделали двухпалатным. Сенат должен был сдерживать власть Палаты Общин. После победоносного завершения войны за независимость выяснилась, однако, неприятная штука: центральная власть была слаба, в то время, как правительства отдельных штатов могли пасть жертвой сильных групп интересов. Демократия - это не всё. Без мер защиты воля народа может быть ещё более гнетущей, чем произвол правительств.

Решением стала Конституция США. В её основу легли идеи знаменитого француза Монтескьё, который в своём труде О духе законов связал хорошее управление в стране с разделением власти на три ветви: законодательную, юридическую и судебную. Эти ветви, являясь независимыми в своих решениях, тем не менее зависят друг от друга таким образом, что ни одна сторона не в состоянии узурпировать всю власть. Так называемая система сдержек и противовесов. Её и выстроили авторы Конституции. Конгресс стал законодательной властью, президент с его офисом - исполнительной, а независимые суды с их пожизненно избираемыми судьями - судебной. Согласно системе сдержек, судьи Верховного Суда, например, назначаются президентом, но с одобрения Сената. Президент может наложить вето на закон, но оно может быть опровергнуто значительным большинством в Конгрессе. Который может отрешить от должности и самого президента.

В качестве первой поправки в Конституцию вошёл Билль о правах, где содержится свобода слова, совести, прессы, собраний и прочие ценные вещи. Пресса стала де-факто четвёртой ветвью власти, которая мешает потенциальным узурпаторам в их деле и обеспечивает борьбу со злоупотреблениями.

Как и левеллеры в Англии, отцы американской демократии не имели в виду буквально каждого, говоря об универсальных правах. Полмиллиона рабов остались в своём положении. Не имели прав и женщины, чьё исключение понималось столь естественным, что о нём даже не упоминалось. Что уж говорить об индейцах и иностранцах.

Третьей революцией стала Великая Французская. И её тоже подтолкнули проблемы с финансами. В решающий момент армия не поддержала Людовика Шестнадцатого, и 14 июля 1789 года пала Бастилия. Национальное Собрание приняло Декларацию прав человека и гражданина, в которой нашлось место и для прав на свободу, на безопасность, на сопротивление притеснению, а также в особенности - на собственность. И на разделение власти.

Но было в шестой статье нечто особенное. А именно:

Закон есть выражение общей воли.

Что это за общая воля такая? Её нашли среди идей Жан-Жака Руссо, который не считал, как Локк, что законность государства базируется на согласии граждан. Вместо этого государство руководствуется на их общей воле. Это не воля большинства, нет. И не воля какой-то группы. Это некое коллективное сознание, через которое люди действуют, являясь частью целого. Выражая абстрактный общий интерес.

Я думаю, вы уже догадываетесь: под эту мутную концепцию можно подвести любую мерзость. Во имя общей воли можно упразднить личные свободы, отвергнуть права, настоять на некоей абсолютной истине и поставить над всеми правителя, облечённого полномочиями реализовать эту общую волю на своё усмотрение.

Так и вышло. Национальное Собрание растоптало Декларацию, начав с гонений на церковь, продолжив отрешением короля от власти. Когда санкюлоты начали своё восстание, ему осталось лишь самораспуститься. Взамен его был избран Конвент, который живо отправил Людовика на гильотину. Дальнейшие ужасы террора и попрание прав оправдывались той самой общей волей. Робеспьер объявил:

Мы должны организовать деспотизм свободы, чтобы разрушить деспотизм королей.

Общая воля заменила всё: демократию, разделение властей, власть закона и индивидуальные права. Это был Террор, жертвами которого были все несогласные с "волей народа", выражаемой радикалами, сидевшими в Конвенте. За первые девять месяцев гильотина обслужила 16 тысяч человек. Революционный Трибунал работал, не покладая рук. В последующем хаосе воля народа стала означать волю Комитета общественного спасения во главе с Робеспьером. Который пал в конце концов жертвой своего же террора. Прошло немного времени - и террор угас после финального аккорда с казнью якобинцев.

Многие стали винить в произошедшем индивидуализм, вырвавшийся на свободу. Но оказался некто, кто сказал, что проблема была не в том, что было слишком много индивидуализма. А в том, что его было слишком мало. О нём - в следующей части.

-------------------------------------

Сразу скажу, что Ян - не учёный, а журналист. Он вдохновлён либеральной идеей и ищет на свой страх и риск истоки её формирования. Вот я бы, например, поостерёгся начинать с Декарта. Либерализм базируется на нескольких идеях, связь между которыми весьма иллюзорна. Принцип подвергать всё сомнению несомненно установился в век Просвещения. Но тот же век написал на знамёнах поиск объективной истины. Сомнение - лишь инструмент, но не утверждение того, что истина не существует. Или взять эгалитаризм. Здесь уж точно без апостола Павла не обойтись. Ну а упор на свободу личности не появился с пуританами, а коренится в исторической ситуации в Англии с его слабым королём и сильными феодалами.

Существует ли на самом деле такая вещь, как народ? Я считаю, что если бы и не существовала, её бы всё равно рано или поздно придумали. Ибо трудно собрать мотивированную армию из независимых свободных личностей, каждая из которых имеет свои интересы. Человек, словами Аристотеля -  общественное животное. Чтобы действовать сообща, надо иметь общие убеждение, и интересы тоже. Потому либералы могут теоретизировать столько, сколько захотят: язык пушек всегда говорит, кто на самом деле прав.

Стоит сказать, что Фортуна была никак не на стороне революционных сил — поддержку населения они не получили, согласия между генералами и руководством страны не было, со снабжением постоянно были проблемы, а боевой дух солдат пал уже после первых столкновений с австрийцами — французы повально бежали с поля боя, порой убивая собственных офицеров. К началу августа 1792-го герцог Брауншвейгский со своей 75-тысячной армией перешел Рейн и двинулся на Париж, незадолго до этого пообещав сравнять столицу Франции с землей, если будет причинен вред законному правителю и его семье. Однако революционеры не испугались — 10 августа в Париже вспыхнуло восстание, результатом которого стало свержение Людовика XVI и окончательное упразднение монархии, вызвавшее всеобщий патриотический подъем. Более 400 тысяч человек были готовы бороться с подходящим врагом до победного конца, пусть и уступая его армии в профессионализме и вооружении.

Сражение при Вальми (20 сентября 1792 года)

Тем временем, а именно 2 сентября, прусская армия подошла к Вердену. Положение французов стало критическим — продолжи герцог Брауншвейгский наступление в том же темпе, не дав соединиться французским армиям, революция была бы подавлена. Однако этого не произошло, войска встретились и 20 сентября одержали победу над противником у деревушки Вальми. Как такового сражения не произошло — исход боя решила артиллерийская перестрелка (т.н.канонада при Вальми), в которой французская артиллерия подтвердила свой статус лучшей в мире. Поражение серьезно подорвало моральный дух прусской армии, в результате чего герцог был вынужден сдать все захваченные крепости и поспешно уйти за Рейн. Свидетель сражения, немецкий поэт Иоганн Вольфганг фон Гёте, сказал тогда своим товарищам, прусским солдатам:

«Здесь и отныне началась новая эпоха всемирной истории, и вы вправе говорить, что присутствовали при её рождении»

И действительно, уже на следующий день, 21 сентября 1792 года, произошло одно из важнейших событий не только французской, но и мировой истории — была провозглашена Первая Французская республика. Но какова была цена этой победы? Многие исследователи сходятся во мнении, что решающую роль в победе над пруссаками сыграли деньги, причем суммы называются поистине баснословные. О подкупе говорили и во времена указанных выше событий, причем последнее слово осталось за самим герцогом Брауншвейгским— при описи его наследства были обнаружены драгоценности, ранее принадлежавшие французским королям. Среди них был знаменитый алмаз Хоупа и многие другие вещи, украденные из королевской сокровищницы незадолго до победы при Вальми. Как же так произошло? Чтобы ответить на этот вопрос, давайте вернемся на некоторое время назад.

В июне 1791 года Людовик XVI с семьей предпринял попытку бегства из Парижа (королевская семья с октября 1889 года находилась в заключении в собственном дворце Тюильри) — попытку, как уже было сказано выше, неудачную. Король был вновь арестован, авторитет монархии еще более подорван, а в распоряжение зарождающегося правительства была передана королевская казна и драгоценности французской короны, в числе которых был, например, знаменитый голубой бриллиант, известный также как «голубой француз» или «алмаз Хоупа» — самый крупный бриллиант в мире.

Реплика ордена Золотого руна на фоне портрета Людовика XV (1710-1774) — именно он распорядился инкрустировать в награду голубой алмаз

Всего, согласно инвентаризации, проведенной в 1791 году учредительным Национальным собранием, королевская сокровищница состояла из более чем 10 000 камней: бриллиантов, жемчуга, рубинов, изумрудов, сапфиров, топазов, самые ценные из которых стоили миллионы и десятки миллионов евро XXI века. Все это богатство было помещено в Гард-Мёбль — здание, где хранилась мебель и предметы искусства, предназначенные для украшения королевских апартаментов. Раз в неделю до 1792 года каждый желающий мог посетить королевское хранилище, чтобы собственными глазами увидеть за стеклянными витринами несметные богатства французских королей. Однако однажды наступил день, когда драгоценностям было суждено покинуть стены королевского двора.

«Возвращение королевской семьи в Париж 25 июня 1791 года» Раскрашенная гравюра по картине Жана-Луи Приера

В ночь с 11 на 12 сентября 1792 года банда воров под предводительством профессионального грабителя Поля Миетта, освобожденного из тюрьмы во время сентябрьской резни (массового убийства заключенных революционной толпой), проникла в Гард-Мёбль. Не встретив никакой охраны, Поль и его подельники крадут сотни драгоценностей, в числе которых самые большие камни королевского двора, включая знаменитый «Регент». Таким же образом другая группа грабителей проникла в хранилище драгоценностей в следующую ночь, унеся с собой еще большее их количество. Так продолжалось еще несколько ночей подряд, прежде чем в ночь с 16 на 17 сентября патруль Национальной гвардии во главе с неким Камю, проходя мимо Гард-Мёбль, лицезрел следующую картину: группа людей бросала со второго этажа какие-то вещи, а другая группа, находящаяся под окнами, их подбирала. Так как патруль был малочисленный (а группа преступников насчитывала более десяти человек), Камю не рискнул сам арестовывать подозрительных лиц, а побежал будить охрану. Когда, наконец, гвардейцы Камю и охрана Гард-Мёбль вошли в помещение, они обнаружили, что большая часть сокровищ исчезла, а их место заняли разбитые бутылки, остатки еды и даже проститутки. В общей сложности грабителям удалось унести драгоценностей примерно на 25 миллионов ливр, оставалось же ценностей примерно на 600 тысяч — в основном это были старые никому не нужные королевские диваны и кресла.

Кража в Гард-Мёбль (иллюстрация)

Пройдет совсем немного времени, прежде чем несколько участников этого грандиозного ограбления будут пойманы, а с их помощью выяснены и имена их подельников. По некоторым данным, 17 человек будут обвинены, 12 приговорены к смертной казни, а казнены лишь пятеро из них — произойдет это 13 октября все того же 1792 года. Самое интересное, что Поль Миетт — доказанный организатор этого дела, в список этих пятерых не вошел — его правосудие настигло лишь пять лет спустя. Как же удалось преступникам совершить преступление, все детали которого и в XXI веке остаются тайной?

Как вы уже знаете, после событий лета 1792 года сокровища французских королей были помещены в один из залов королевского хранилища Гард-Мёбль, который в свою очередь был опечатан, а также находился под охраной нескольких стражников, дежуривших посменно, что исключало проникновение посторонних. Изнутри, но не снаружи. Об этом знал и организатор ограбления Поль Миетт, знакомый с планировкой внутренних помещений здания — ввиду того, что буквально несколько дней вор находился в Гард-Мёбль под стражей. Выйдя на свободу, Миетт поделился планом ограбления, очевидно разработанным им во время заключения, с вором Каде Гийо из Руана, а после ими двумя была собрана шайка уголовников для этого деликатного дела. Причем многие из тех, кто участвовали в ограблении, на тот момент отбывали наказание в тюрьме Ла Форс — ночью они беспрепятственно покидали свои камеры, а к утру возвращались обратно как ни в чем не бывало. Благодаря карте ниже вы можете примерно представить, какой путь им приходилось совершать:

Карта Парижа 1792 года. Обозначил местоположение тюрьмы Ла Форс и, собственно, королевского хранилища Гард-Мёбль (соответственно, синим и красным маркером)

Дождавшись, когда наступит ночь, шайка грабителей добралась до здания королевского хранилища, после чего несколько человек с помощью веревок, опираясь на фонарные столбы, забрались на фасад, добрались до балкона первого этажа, а затем до окон второго, в одном из которых вырезали стекло. Грабители посетили множество комнат в поисках наиболее ценных сокровищ, попутно подделывая печати, так, что на утро охрана не замечала следы взлома. Впрочем, судя по всему, стражники исполняли свои обязанности плохо, ибо на работе их запросто можно было застать спящими (вспомним день, когда грабители были обнаружены), да и сами преступники вели себя довольно шумно. Так бы и продолжалось их еженочные вылазки, если б на шестую ночь (17 сентября) грабителей, уже набивших карманы драгоценностями, не спугнул ночной патруль, услышавший подозрительный шум со стороны Гард-Мёбль.

Кто виноват? Как можно догадаться, нити этого дела ведут не только к Полю Миетту и его дружкам, а гораздо дальше — к известному французскому революционеру Жоржу Дантону (хотя некоторые исследователи считают, что банды грабителей, пользуясь воцарившимся на улицах хаосом, просто воспользовались ситуацией и ни к какой из политических фракций Французской революции отношения не имели — такого мнение, например, Жермена Бапста («Histoire des joyaux de la couronne»,1889). В то время Дантон занимал пост министра юстиции Франции и в том числе лично курировал тюрьму Ла Форс, а потому мог быть настоящим организатором ограбления. Существовала теория, что Дантон нанял воров для совершения кражи, чтобы затем подкупить герцога Карла Вильгельма Фердинанда Брауншвейгского и, собственно, обосновать его дальнейшее отступление от Парижа. В пользу этого мнения обычно приводят и речь самого Дантона, сказанную в Конвенте 6 сентября 1793 года, когда обсуждался вопрос, как вернуть захваченный англичанами Тулон. Предлагая заплатить англичанам за сдачу города, Дантон прямо заявил:

«Там, где не пройдёт пушка, проползёт золото».

В свою очередь сторонники Дантона, монтаньяры, обвиняли своих противников жирондистов и лично Жана Мари Ролана де Ла Платьера, исполнявшего обязанности министра внутренних дел и к тому же отвечавшего за охрану драгоценностей, ведь и к самим охранникам, профукавшим драгоценности на 25 миллионов, было очень много вопросов.

Член партии монтаньяров Жорж Жак Дантон (1759-1793) и жирондист Жан Мари Ролан де Ла Платьер (1734-1793) — видные деятели Французской революции. Как мы можем видеть, вор-рецидивист Поль Миетт, пережил их обоих.

Напоследок стоит сказать, что около ¾ всех ограбленных драгоценностей были найдены в течение двух лет после ограбления в разных уголках Франции и часто при весьма неожиданных обстоятельствах. Однако один из ценнейших бриллиантов коллекции, знаменитый «голубой француз», был утерян — первые сведения о его местонахождении появятся лишь двадцать лет спустя. Что касается настоящего времени, то сейчас лишь небольшая часть сокровищ принадлежит Франции — они находятся в галерее Аполлона в Лувре.

О судьбе же знаменитого алмаза мы предлагаем вам поговорить в одной из наших следующих статей (поверьте, его история интересна как до, так и после освещенных в данной статье событий), а пока на этом все. С вами был Бородатый Горец, спасибо, что дочитали до конца. Подписывайтесь на нашу группу «Бородатый Бард», если вам понравился наш материал и читайте другие наши статьи, если хотите познакомиться с новыми интересными историями)

Галерея Аполлона в Лувре, где в настоящее время представлены драгоценности французских монархов

Французской королеве приписывают фразу, ставшую символом непонимания того, как тяжело живётся бедным. Мы проверили, говорила ли она это на самом деле.

(Для ЛЛ: эту фразу приписывают многим людям, жившим, зачастую, еще до Марии-Антуанетты)

(Для ЛТ: это исторический мем)

Высказывание, которое якобы принадлежит Марии-Антуанетте, казнённой в 1793 году, уже давно стало одним из самых известных в массовой культуре. Разумеется, оно встречается в многочисленных сборниках цитат, его используют в критических текстах на политические и экономические темы. В 2006 году на экраны вышел фильм Софии Копполы о Марии-Антуанетте, в котором выражение «Пусть едят пирожные» произносит королева в исполнении Кирстен Данст.

Для начала заметим, что устоявшиеся переводы как на русский, так и на английский языки (Let them eat cake) не совсем верны. По-французски фраза звучит как Qu'ils mangent de la brioche, то есть дословно — «Пусть едят бриоши». Бриошь — это такая сладкая масляная булочка, традиционная во Франции. Именно эту фразу нужно искать в исторических источниках.

Самое раннее упоминание выражения Qu'ils mangent de la brioche — «Исповедь» Жан-Жака Руссо, написанная в середине 1760-х годов и впервые опубликованная в 1782 году. В шестом томе этой автобиографической книги говорится: «Наконец, я вспомнил о крайней мере великой принцессы, которая, когда ей сказали, что у крестьян нет хлеба, ответила: "Тогда пусть едят бриоши"».

Стоит отметить три детали. Во-первых, Руссо не приписывает это выражение непосредственно Марии-Антуанетте — напротив, он использует слово «принцесса» с неопределённым артиклем (d’une grande princesse). Во-вторых, будущей французской королеве на момент написания текста было всего лишь около десяти лет, а замуж за французского короля она вышла только в 1770 году. В-третьих, в шестой книге «Исповеди» речь и вовсе идёт о событиях первой половины XVIII века.

Самое раннее письменное упоминание фразы про бриоши в связи с Марией-Антуанеттой мы находим уже в 1840-х годах, спустя полвека после казни королевы. Альфонс Карр, журналист и редактор существующей до сих пор газеты Le Figaro, в 1843 году писал: «Мы помним, какое возмущение они (враги королевы. — Прим. ред.) вызвали в своё время против королевы Марии-Антуанетты, распространив слух, будто та, услышав, что у людей нет хлеба, ответила: "Пусть едят бриоши!"». По утверждению журналиста, саму идею фразы недруги королевы позаимствовали из источника 1760 года (будущей Марии-Антуанетте было тогда пять лет), где она приписана некоей итальянской аристократке.

И всё же: могла ли совсем юная Мария-Антуанетта (в 1760-х годах, кстати, ещё австрийская эрцгерцогиня Мария Антония Йозефа Иоганна Габсбург-Лотарингская) быть автором этой фразы, несмотря на перечисленные выше оговорки? Нам не удалось найти каких-либо исторических исследований в поддержку такой версии. Некоторые приписывают авторство фразы про бриоши разным придворным дамам: дочери Людовика XV мадам Виктуар, его фаворитке мадам дю Барри и даже знаменитой мадам Помпадур. Впрочем, Вероник Кэмпион-Винсент и Кристин Шоджаи Каван в своей статье о знаменитом выражении оценивают многие из подобных атрибуций как сомнительные.

Те же исследовательницы предлагают искать корни фразы в истории другой революции — религиозной, а не политической. Реформация в Германии XVI века привела в том числе и к крестьянским войнам, экономическим проблемам и, как следствие, голоду. Неудивительно, что сразу в нескольких источниках того времени можно встретить сюжет о знатной даме, которая не понимает, как тяжело живётся простолюдинам. Фразы, очень похожие на приписываемые Марии-Антуанетте, стали среди местных поговорками. Более того, есть свидетельства, что Мария Терезия, супруга Людовика XIV, делала очень похожее утверждение, но там вместо бриоши фигурировала «корочка пирога» (la croûte de pâté).

При этом, как отмечают учёные, Мария-Антуанетта была не просто крайне непопулярна в предреволюционной Франции — её считали развратной, экстравагантной и просто недалёкой. Схожая репутация была и у многих других дам, которым приписывали подобные высказывания. Кэмпион-Винсент и Шоджаи Каван видят в этом типичное проявление фольклора, причём не только в отношении представителей знати, но и в адрес женщин, чьё положение в то время (даже в аристократической среде) оставалось довольно ущемлённым. Не последнюю роль сыграло и то, что Мария-Антуанетта была по происхождению не француженкой, а австриячкой.

Впрочем, употребление аналогичных конструкций приписывают и мужчинам, причём как современникам Марии-Антуанетты, так и у жившим раньше и позже. Интересно, что обычно в таких случаях альтернативой хлебу выступает не бриошь, а что-то куда менее приятное, а сама фраза ассоциируется не с легкомысленностью, а с агрессией. Так, в свидетельствах времён Великой французской революции вместо сладкой булочки фигурирует сено или трава, а в немецких источниках времён Реформации — и вовсе «дерьмо».

Правда, есть и куда более «добрые» примеры. Например, в хрониках VII века зафиксирован случай, когда императору Хуэй-ди из китайской династии Цзинь рассказали, что его народ голодает из-за нехватки риса. Тот якобы ответил: «Тогда почему они не едят мясную кашу?» Кстати, это выражение стало идиоматическим в китайском языке.

Таким образом, не существует достоверных свидетельств того, что авторство фразы «Пусть тогда едят бриоши» принадлежит французской королеве Марии-Антуанетте. Даже если она действительно её произносила, то вряд ли была «первооткрывателем» такого оборота.

Сохранилось множество свидетельств разной степени достоверности, которые вкладывают выражение в уста её современников и, что гораздо важнее, живших значительно раньше людей. Судя по всему, мы имеем дело с довольно архетипичным высказыванием, своего рода мемом, который как минимум с XVI века приписывали разным знатным дамам (зачастую неназванным). Позднее оно «прилипло» к Марии-Антуанетте как самому известному и одновременно самому стереотипному воплощению этого образа.

Наш вердикт: неверная атрибуция цитаты

Другие проверки

Ещё нас можно читать в Телеграме, в Фейсбуке и в Вконтакте. Традиционно уточняю, что в сообществах отсутствуют спам, реклама и пропаганда чего-либо (за исключением здравого смысла), а в день обычно публикуем не больше двух постов.

Почитать по теме:

1. V. Campion-Vincent, C. Shojaei Kawan. Marie-Antoinette et son célèbre dire : deux scénographies et deux siècles de désordres, trois niveaux de communication et trois modes accusatoires

2. К. Душенко. Большой словарь цитат и крылатых выражений