Наш бравый мексиканский связной Карина Абдусаламова на этот раз окунулась в настоящую чертовщину. Она посетила столицу колдовства — город Катемако, штат Веракрус, и вернулась живой. Край, в котором головорезы из наркокартеля Лос-Сетас отрезают дальнобойщикам пальцы, а колдуны снимают коворкинги и ударяются в сатанинские пляски. Девственницы, пентаграммы, шкуры, перерезанные глотки, селфи и марихуана — всё сплелось в очередном мексиканском шабаше.
Я стою в центре нарисованного мелом круга, контур которого ведьма Роза поливает зажигательной смесью, пока мой друг Джейк, сглатывая от удовольствия слюну, снимает это всё на камеру. Мы проводим церемонию очищения: Роза дует в морскую раковину, а потом начинает колошматить меня увесистым пучком зелени, мою футболку раздувает огонь. Пламя вокруг меня разгорается.
Моя бабуля Рая, ширококостная кубанская казачка с горящими голубыми глазами и канатом русых волос по колено, стала для меня первым проводником в мир паранормального. В её комнате с изысканным красным абажуром и кроватью, размерами напоминающей корабль, я то и дело находила подушечки, обёрнутые волосами, свечки, обклеенные бумажками, куколок, сушёные растения и цветы. Для бабушки Раи не существовало никаких других лекарств, кроме мумиё и питьевой мочи. Она семь раз спасала дедушке Али жизнь, потому что во сне к ней прилетали ангелы и сообщали о надвигающейся угрозе аппендицита или рецидиве желудочной язвы её мужа. Я обожала проводить время с бабулей, потому что она варила мне кукурузу в гигантском котле и позволяла срезать головки роз из своего сада для украшения моих импровизированных пирожных из песка. Однажды мы с бабулей Раей отправились к гадалке без спросу мамы: так мы узнали, что жить мне в Европе, дети у меня будут от разных мужей, количество которых (ни детей, ни мужей) подруга моей бабушки не указала.
С Европой совсем не сложилось или сложилось ещё не совсем, учитывая, что мне всего двадцать восемь и, быть может, мужья, дети и цивилизованный, открытый для диалога мир ожидает меня в будущем. Но вот я стою посреди нарисованного круга, Роза проводит по моей спине кокосовым орехом, разбивает его об пол, а содержимое выливает мне на голову. Всё это время Роза шепчет и стонет — поёт песню моей покалеченной души. Настаёт время выходить из круга: на моё место Роза кидает молотильный веник со словами: в нём накоплена вся твоя плохая энергия, если ветки с листьями сгорят — ты в порядке, если нет — что ж… Естественно, куст отказывается гореть, я прошу Розу подлить немного бензина, знаком показываю Джейку знак, чтобы он незаметно подул на пламя. Всё тщетно, нет мне спасения: листья обгорели лишь по краям, огонь потух. Джейк направил камеру на моё лицо и насмешливо улыбается.
О мексиканской столице колдовства Катемако в штате Веракрус нам с Джейком не рассказывал разве что ленивый, когда мы странствовали по Мексике в поисках сочных сюжетов для нашей документалки. Веракрус — это кофейный штат страны, знаменитый своими музыкальными традициями: здесь зародился жанр сон харочо (Son Jarocho), и песня «La Bamba», которую в интерпретации Ричи Валенса знает весь мир, была написана неизвестным музыкантом харочо. Кроме кофе и музыки, Веракрус также славится своими криминальными наркогруппировками. Одним из самых одиозных наркокартелей в регионе считается Лос-Сетас, банда высококвалифицированных головорезов, состоящая из дезертиров мексиканской армии. Самая частая байка, которую мне доводилось слышать от местных дальнобойщиков, была про пальцы: бандиты из Лос-Сетас останавливают грузовики в ночи и требуют 10 000 песо (30 000 рублей), и если у жертв находится, к примеру, лишь половина суммы, за недостающие пять тысяч им отрубают пять пальцев. А ещё Веракрус — это жара, субтропическая влажность и море, в котором не хочется купаться, поскольку побережье в этой части страны служит сугубо практическим целям — там находится главный порт Мексики.
В ноябре мы добрались до Катемако — тропического рая, как его показывают в иллюстрациях к детским книжкам: напуганная гомоном мартышек стая красно-синих попугаев ара вылетает из круглых зелёных кустов в красное предзакатное небо. Раскалённое солнце с шипением опускается в лагуну. Местные бездельники сидят на перевёрнутых вверх дном рыбацких лодках, время от времени присвистывая вслед проходящим мимо тропическим красоткам, богиням плодородия. Город-деревня (население сорок семь тысяч человек) начал приобретать свой магический статус с 1970 года, когда самым старым и уважаемым колдуном в Веракрус Гонсало Агирре была проведена первая конвенция чёрной магии. С этих пор съезд магов и чародеев с разных концов не только страны, но и континента традиционно проводится у лагуны Катемако. Помимо лагуны и колдунов, в окрестностях города также находится остров орангутангов, куда можно добраться на утлых деревянных судёнышках местных рыбаков, которые также подрабатывают шаманами в свободное от промысла время. Рестораны со свежими морепродуктами здесь перемежаются магазинами спиритических товаров. И рыбку съесть, и порчу навести.
В наш первый день в поисках персонажей мы заглянули в одну из таких сакральных лавок: тряпичные куколки вуду, свечи в форме пенисов и обнажённых женщин, впечатляющее собрание статуй троллей, смеющихся золотых Будд, младенцев Иисусов, Иисусов среднего возраста, много вариаций на тему Святой Смерти (мы публиковали репортаж о последователях этого культа) и сатаны. Продавец с сильно выставленной вперёд челюстью и характерным взглядом исподлобья — вероятно, последний человек, с которым мне хотелось бы проводить интервью. Я останавливаю взгляд на сушёных травах и, тыкая в лечебные икебаны, задаю вопросы про целебные свойства растений. Покупка красных сухих цветочков, перемешанных с деревяшками — сбора от воспаления придатков — открыла мне портал в мир красноречия магического продавца. «Покупателей у меня никогда мало не бывает: одни приходят сюда из-за проблем со здоровьем за лекарственными сборами, другие ищут амулеты, магическую пыль, талисманы. Покупают и товары для проведения работ: снятия и наведения порчи». Пока он говорит, я замечаю за его спиной магический закуток с зеркалами, свечами и фотопортретами женщин и мужчин, приколотыми булавками к стене. Черешенкой этой композиции становится стоящая на столе чёрная свеча с намотанными на ней женскими трусиками. Эта комната оказывается коворкингом колдунов, у которых нет своих мастерских. Они приходят туда с клиентами, выполняют заказ и оставляют его там до лучших времён. Меня волнует этическая составляющая вопроса: как он себя чувствует, арендуя пространство своей лавки для сведения счетов? «Я всего лишь продавец: если кто-то приходит за статуей Святой Смерти, я продам её в любом случае, верю я в неё или нет. Я не поощряю и не порицаю людей за то, чем они занимаются, и не вижу в этом моей вины: я такой же продавец, как и тот, что работает в супермаркете. Ты же не станешь обвинять его в том, что он продаёт вино алкоголикам, правда?» Как выясняется, большинство его клиентов — не палачи, исполняющие спиритические приговоры, а обычные бедняки, для кого магические снадобья и лекарственные сборы стали единственным продуктом, который им по карману.
Согласно исследованию, проведённому Национальным институтом статистики и географии (el Instituto Nacional de Estadística y Geografía) в 2012 году, ежегодно мексиканцы тратят около 970 000 000 песо на лечебные травы и услуги шаманов и целителей. Для многих этот выбор обусловлен принципиальным отрицанием навязываемых западным миром ценностей. Об этом нам поведал другой герой этой истории, бывший баскетболист, а теперь терапевт и учёный Иларио, исследующий лекарственные травы, — которого, однако, местные за глаза называют шаманом. Иларио живёт в окрестностях Лос Тукстлас, недалеко от Катемако и помогает всем тем, у кого нет денег на покупку лекарств и визиты к обычным докторам. Он работает в команде со своей женой, химиком по образованию: вместе они собирают лечебные травы и готовят на их основе лекарства. Мы терпеливо ждём, пока Иларио освободится, наблюдая за тем, как он складывает пациентов вдвое, выправляя им кости, поит их травяными чаями, мажет пахучими мазями, даёт советы и травит байки. К истории страны эпохи завоеваний Иларио относится скептически, ставя в вину колонизаторам упадок культуры древних мексиканских цивилизаций: «Они разрушили традиционные ацтекские храмы, чтобы из их камней построить католические соборы, превратили языческих божеств в христианских святых и попытались стереть фундаментальные знания о мире, накопленные в течение многих веков, из коллективной памяти аборигенов. Они обратили нас в религию, которая нам не принадлежит, и сегодня нам велено почитать Иисуса, но мой Иисус — это пернатый змей Кетцалькоатль». Иларио рассказывает о том, что значило название Мексики на языке ацтеков и как древние практики пересекались с магией: «Слово „Mexico“ состоит из трёх слов, каждое из которых имеет принципиальное значение в языке ацтеков: „me“ обозначает нашу прабабушку Луну, „xi“ переводится как пуповина, а „со“ — это место. Таким образом, „Mexico“ — это место лунной пуповины. Здесь были построены пирамиды луны и солнца, наша мать — это земля, Пачамама. Раньше люди могли лечить не только с помощью лекарственных растений, но и животных. К примеру, с помощью яйца можно вылечить многие болезни, однако сегодня это называют колдовством. Такого понятия, как колдовство, вообще не существовало среди коренных индейцев: традиции чёрной магии и вуду были завезены Кортесом вместе с африканскими и кубинскими рабами. В эпоху завоеваний Мексика стала точкой пересечения религиозных верований разного толка: сантерия, вуду, католичество были завезены на наши земли вместе с новыми болезнями, и как и болезни стали частью нашей реальности».
На этом Иларио оставляет тему целебных растений и традиционных практик и погружает нас в мир порталов в другие измерения, духов, проявляющих себя в телах людей и животных, а также рассказывает об особенностях церемоний экзорцизма, проводимых в этих краях. По словам Иларио, одержимых демонами можно часто встретить на собраниях анонимных алкоголиков, потому что духов притягивают люди со слабостями, будь то пристрастие к спиртному, наркотикам или распутной жизни. Однако даже анонимные одержимые не способны сравниться с рассказом Иларио про нагвалей — шаманов, способных превращаться в тотемных животных. Он поведал нам про ритуалы, что проводятся в первую пятницу марта некоторыми колдунами в пещерах Катемако: как приглашённые на сатанистскую вечеринку музыканты сон харочо играют на своих маленьких гитарах-харанах, пока шаманы яростно вертятся в ритуальном танце при слабом свете разожжённого костра, принимая формы диких зверей и возвращаясь в своё человеческое тело. Этот образ застрял в моей голове.
Мы. Должны. Попасть. На. Эту. Вечеринку.
Несмотря на впечатляющий багаж эзотерических баек, Иларио так никогда и не подтвердил свою причастность к магическому миру, предпочитая называть себя лекарем, тогда как мы искали настоящих колдунов и ведьм. Вскоре нам удалось заполучить контакт Розы, одной из самых могущественных, как здесь говорят, ведьм Катемако. После свечей с трусами идти к ней нам немного стремновато. К тому же, местный климат — сырость, удушливая жара и тошнотно-серое небо — не располагал к свершениям. В свободное время (которого было слишком много) мы зависали в ресторане с красным углом, в котором висела распечатанная на плохой бумаге фотография Мела Гибсона с владельцем заведения: в Катемако Мел приезжал снимать свой «Апокалипсис». Приход нашего персонального апокалипсиса был близок: Роза уже несколько раз отменяла интервью, а нам уже нужно было уезжать в другое место. В последний день от отчаяния мы чуть было не согласились на экскурсию на остров обезьян, но наконец позвонила Роза и пригласила нас в гости.
Первое, о чём нам поведала ведьма, — это история о мертвом котёнке, которого она нашла на пороге своего дома этим утром. Дурной знак. Розе не больше тридцати пяти лет, она очень смуглая с зелёными кошачьими глазами. Вся одета в белое, на голове платок. Несколько лет назад ей диагностировали рак, который, по её утверждениям, она вылечила сама, с помощью трав. Однако с тех самых пор платка она на людях не снимает: её волосы могут видеть лишь самые близкие люди. Мы садимся за стол. Я напротив неё, Джейк — поодаль с камерой. Она пристально смотрит мне в глаза, её взгляд мягкий и внимательный, но меня всё равно пробирает до костей. Выдержав недолгую паузу, Роза рассказывает мне мою жизнь в деталях в своей метафизической манере, ведьминско-эзоповским языком. Мне хочется верить, что этим она всего лишь хочет завоевать моё доверие, а не напугать меня до чёртиков. «Как ты это делаешь?» — «В энергии хранится вся информация, я всего лишь умею её считывать». Образ свечи, обмотанной трусами, снова всплывает в моей голове.
Роза говорит о Катемако с позиции его магической ценности: лагуна расположена посреди трёх потухших вулканов, образующих треугольник, что сосредотачивает огромное количество энергии в одной небольшой точке. Само название города «катемако» переводится как «место сгоревших домов», хотя об этом Роза достоверно ничего не знает. Здесь произрастает много лекарственных трав, которых не найти ни в какой другой части страны, что также притягивает тех, кто работает с зелёной и белой магией. Зелёная, красная, белая, чёрная — все эти виды магии обладают разными свойствами и служат разным целям. Роза работает со всеми четырьмя видами, хотя, в отличие от продавца в спиритическом магазине, признаёт за собой ответственность за то, кому она помогает: «Было несколько случаев, когда я отказывалась помогать, даже если мне предлагали очень большие деньги. Я чувствовала, что эти люди обращаются к магии не из благих побуждений; они искали не помощи, а возмездия, а в этом я не участвую». Делать карьеру в области волшебства в планы Розы никогда не входило: её воспитали в строгих католических традициях, поэтому когда в раннем возрасте она обнаружила в себе сверхъестественные способности, — считывать информацию об окружающих по их энергетическому полю и видеть будущее — она сочла это скорее за проклятье, чем за благословение. Она по-прежнему считает, что её жизнь сложилась бы гораздо лучше, не будь Роза отмечена печатью избранничества: «Магия — это мафия, мир магии принадлежит мужчинам: женщинам крайне тяжело добиться на этой нише профессиональных успехов, потому что им не позволяют получать опыт и совершенствоваться. Помимо этого, мне всё время приходится жертвовать личным временем и семьёй, ограничивать себя в еде, сексе и развлечениях, чтобы сохранить правильный энергетический баланс и иметь возможность помогать людям. Я не могу ходить в церковь и почти не встречаюсь с моими родственниками, потому что боюсь, что слухи обо мне плохо отразятся на их репутации. Люди часто называют меня ведьмой, чтобы унизить или оскорбить меня — но меня это не обижает, таково уж моё призвание. Я лишь каждый день прошу у Господа сил на то, чтобы всё это выдержать и стать сильнее».
С пятнадцати лет Розу преследуют кошмарные видения: она видела лицо своей одноклассницы, насмерть сбитой грузовиком, за несколько минут до катастрофы. Несколько месяцев назад ей привиделись толпы бегущих в смятении людей по одной из площадей какого-то европейского города, а затем в разговоре со знакомой немкой Роза выяснила, что её видение было предзнаменованием теракта, произошедшего в Германии вскоре после этого. В последнее время она видит сцены великой войны: «Они говорят, что следующая война разразится не из-за голода, однако это неправда — люди будут бороться за еду. Миллионы людей странствуют с места на место, оставляя свои дома, храня в своём сердце горькое разочарование. Они чувствуют себя обездоленными, потому что все обращаются с ними, как с люмпенами. Они мертвы внутри, потому что вынуждены были покинуть свои дома. Для того, чтобы выжить в этой войне, странам придётся закрыть свои границы, но сделают это только две страны — они и выиграют войну». Я переспрашиваю, потому что не верю своим ушам. Чтобы выиграть войну, нужно закрыть границы от беженцев? Что это за страны? В какой части света они находятся? Я чувствую себя немного глупо, узнавая мировые политические прогнозы у ведьмы из глухой мексиканской провинции. С другой стороны, миллионы людей верили предсказаниям осьминога Пауля, так что это всего лишь вопрос расстановки приоритетов. После интервью Роза диагностирует у меня депрессию — и предлагает меня «очистить» специальным ритуалом. После ритуала меня трясёт два дня, я постоянно рыдаю и не могу ни на чём сконцентрироваться. Джек убеждает меня позвонить Розе и спросить, как называется порча, которую она на меня наложила. В разговоре по телефону Роза объясняет мне, что это из меня выходит кармический смрад, убеждает меня, что через пару дней всё наладится и приглашает приехать на карнавал чёрной весны в марте. Через пару дней, действительно, жизнь моя начинает налаживаться, а в первую неделю марта мы снова наведываемся в Катемако, чтобы своим глазами увидеть сатанинскую вечеринку, о который мы столько наслышали.
Роза шлёт мне голосовое сообщение по WhatsApp: спрашивает, как у меня дела и просит приехать в среду или в начале четверга. Выясняется, что пятничная конвенция колдунов в действительности проводится в четверг ночью. Мы с Джейком приезжаем в Катемако на последнем автобусе в восемь вечера в четверг, заселяемся в номер, и я сразу же звоню Розе: она заедет за нами через час. В марте в Катемако воздуха совсем нет: влажность стягивает мои лёгкие и завязывает их в узелок. Джейк щёлкает шнурок потолочного вентилятора: он разрезает лопастями нагретый мокрый воздух, по вискам Джейка струится пот. Я тянусь к занавеске, чтобы открыть окно, и с криком отпрыгиваю в сторону: на узком подоконнике нашего застеклённого оазиса на втором этаже сидит опоссум и слюнявит стекло уродливым ртом. Зачем он здесь? Оправившись от кататонического ступора, мы начинаем гоготать, как гиены. Это тотемный опоссум, присланный к нам из подземного мира с приглашением на сатанинский праздник, не иначе. В одиннадцать вечера у крыльца нашего отеля появляется машина Розы с безмолвным мужем в качестве шофёра. Мы сразу понимаем, что Розе повелевать этим вечером — она выглядит подобно королеве джунглей: перья, звонкие браслеты, длинные ногти, броский мейкап. Она советует нам ничего не бояться, что бы ни случилось. Желательно надеть наши вещи наизнанку — это минимальная защита от освобождённых духов. «И штаны тоже?» — нервно спрашивает Джейк. Роза утвердительно кивает головой.
Мы подъезжаем к дому Энрике — главному колдуну Катемако. Его называют самым молодым магом из всех, кто удостаивался этого статуса в регионе. В огромном патио уже толпятся танцоры, одетые в перья, полураздетые девушки, измазанные чёрной краской, колдуны в шёлковых мантиях и команда журналистов — сатанистский праздник постепенно начинает терять свою эксклюзивность. Роза представляет нас Энрике: ему на вид не больше сорока, взгляд нервный и блуждающий, будто бы он не очень хорошо представляет, что ему нужно делать и о чём говорить. Зато в наряде Энрике переплюнул даже Розу: тут и головной убор из перьев, и чёрный палантин, и браслеты, и меха.
Ритуал состоит из четырёх частей: сначала все колдуны встают возле тела голой женщины, что лежит на столе, символизируя плодородие, и толкают речь об энергии, силе, весне и сообществе. Другие девушки, которые оказываются девственницами, привлечёнными на праздник для ублажения вкусов сатаны, образуют круг. В него помещены ритуальные артефакты: шкуры и черепа животных, деревянные статуи сатаны, магические камни и свечи. Вторая часть посвящена жертвоприношениям: сначала выносят петухов, которых взбивают на подушки, подбрасывая их в воздух и тряся ими во время ритуальных заклинаний, а затем выводят белоснежного козлика, чей апатичный взгляд сообщает нам о том, что он, кажется, в курсе, зачем его пригласили на бал. Пока Джейк снимает на обычную камеру, я проскальзываю внутрь ведьминского круга с GoPro, но сразу же жалею об этом решении. Этическое во мне борется с профессиональным: я стою прямо напротив козлика с перерезанной глоткой, по белоснежной шерсти которого струится тёплая бордовая кровь. Он ещё блеет и вяло вырывается из рук колдунов, что держат его за рога, сцеживая кровь в стальную посудину. У меня начинает темнеть в глазах: отсняв полминуты материала, я вылезаю из круга, такая измождённая, будто бы только что осуществила побег от ведьм, которые пытались перерезать глотку мне, а не козлику. Чаша с кровью передаётся из рук в руки: каждый желающий может из неё испить. В третьей части колдуны осуществляют коллективный ритуал очистки восьми человек, которые, как я полагаю, имели предварительные договорённости с колдунами. Они все одеты в чёрное и стоят посередине круга: каждый колдун выбирает себе наставника. Я стою прямо напротив Энрике, который помогает «открыть путь» отчаявшемуся толстяку, лупя его голове живым петухом, пока толстяк не падает в обморок.
Четвёртая и заключительная часть ритуала — это поджигание гигантских пентаграмм: одна в вертикальном положении, другая, побольше, в поле. Энрике выглядит очень испуганным, когда ему подают факел. К нему подходит Роза и шепчет ему что-то на ухо. Он встаёт в фотогеничную поджигательную позу и, призывая сатану дать нам всем сил, подносит факел к звезде. Затем все колдуны по очереди подходят к звезде, чтобы сделать селфи. Я замечаю, что колдун в барсучьей шапке, на котором лежит миссия прыскать на горящую пентаграмму из бутылки с текилой для того, чтобы дать огню силу, использует алкоголь в целях подкрепления собственного внутреннего огня. Затем нас и других журналистов зовут на крышу дома, чтобы посмотреть, как пылает вторая звезда, которую зажигают в поле. Пламя от огня освещает лица оранжевым светом, танцоры в перьях исполняют шаманские танцы, стуча в барабаны, поодаль кто-то курит марихуану. К Энрике подходят девушка лет двадцати в красивой меховой шапке и прозрачном платье, на руках у неё ребенок, он нежно обнимает её и произносит заключительную речь. Все протягивают руки в воздух и произносят какое-то слово, которое я не разобрала. В воздухе чувствуется единство и запах крови. Забытый козёл лежит с поникшей головой на столе, где раньше возлегала женщина-плодородие. Тушки мёртвых петухов разбросаны по периметру опустевшей ритуальной площадки. Джейк с кряхтением выворачивает обратно свои штаны. Я чувствую себя смертельно уставшей: мне сто тысяч лет, моя душа сгорела на ритуальной звезде. Только бы опоссум свалил уже с подоконника к нашему приходу.
