YouTube + Сделано в СССР

Ника Турбина, Надя Рушева, Саша Путря — три маленьких гения, живших в советское время. Прочитав их краткие истории, вы поймете, что эти дети, как кометы прилетели на нашу планету и, к сожалению, так же быстро угасли. Однако их мудрость мы будем хранить ещё долгое время.
Яркие, талантливые, ни на кого не похожие, они слишком рано покинули этот мир, оставив после себя богатое наследие — рисунки и стихи. Многое в их жизни было тесно переплетено с мистикой, высшими силами, непознаваемым.

Надя Рушева (1972) (youtube.com)

Надя родилась в 1952 году в Монголии, в Улан-Баторе. Когда девочке исполнилось полгода, ее родители — художник Николай Рушев и первая тувинская балерина Наталья Ажикмаа-Рушева — переехали в Москву.
Рисовать Надя начала в пять лет — по собственной инициативе, без обучения. Ее отец сознательно решил предоставить дочери свободу творчества. Для нее это стало регулярным и любимым занятием. Рушева не пользовалась ластиком (рисунки, которые ей не нравились, она выбрасывала), черпала вдохновение в классической музыке (по воспоминаниям мамы, часто творила под колокольный звон или музыку Рахманинова). Известный биографический факт: однажды вечером, пока папа читал ей вслух любимую «Сказку о царе Салтане», Надя нарисовала 36 иллюстраций.

Рушева говорила: «Рисование — это потребность»; по ее словам она обводила пером, фломастерами, карандашами то, что проступало перед ней на бумаге. В день она отводила любимому занятию не более получаса, после того, как были готовы уроки. Надя «выпускала» в мир пришедшие к ней образы — в общей сложности, она оставила после себя более 10 тысяч рисунков — легких, изящных. Она иллюстрировала книги, собственные сказки, придуманные ею же балеты. «Самому родному поэту», Пушкину, Рушева посвятила триста рисунков. Художников до глубины души поражала особенность Нади глубоко погружаться в любые эпохи и культуры. Ее лаконичные и безупречные рисунки были настолько необычны, что взрослые люди находили новый смысл в «нарисованных» ею произведениях.

С детства окруженная восхищением, она была самой обычной девочкой — играла в куклы, любила кататься на лыжах, бродить по залам музеев, мечтала поступить во ВГИК — делать мультфильмы. Первая выставка художницы, организованная журналом «Юность», состоялась, когда ей было 12 лет. В последующие пять лет у Рушевой прошло 15 персональных выставок — не только на родине, но и в Польше, Чехословакии, Индии, Румынии. Ее известность росла. Рассказывают, что гонораров, в силу возраста, ей практически не платили. Однажды Надя нарисовала себя в модных тогда джинсах, которых на самом деле у нее не было — семья Рушевых имела скромный достаток.

Если хочешь, чтобы они немного потлели, гори дотла сам… Это страшно трудно, но нужно. Нельзя только для себя", — написала Надя своему артековскому другу. Необычные способности художницы ярко проявились в ее последнем цикле — первых в истории отечественной литературы иллюстрациях к роману Булгакова «Мастер и Маргарита». Позже, уже после смерти Нади, рисунки показали вдове писателя Елене Сергеевне. Она была потрясена: девушка изобразила перстень на пальце Мастера, который был точной копией фамильного перстня Булгакова. А портрет Маргариты очень походил на старую фотографию самой Елены Сергеевны.

Накануне трагического дня Надя с папой вернулись из Ленинграда, домой. Девушка строила планы. Провожая отца на работу, она сказала: «Мастера и Маргариту» я завершила. «Войну и мир» — тоже. Биографию Пушкина, пожалуй, тоже… Буду продолжать Лермонтова, Некрасова, Блока, Есенина, Грина… И, конечно, Шекспира! Принеси мне, пожалуйста, сегодня из библиотеки «Дон-Кихота»: вижу новый цикл!". На следующее утро, 6 марта 1969 года, Надя умерла.

Мама Нади вспоминала: «Я засобиралась на работу, а Надюша — в школу. Приготовила девочке антрекот и яичницу, она выпила стакан кофе. Я ушла, а через несколько минут она потеряла сознание. Николай Константинович в соседней комнате почувствовал неладное. Телефона не было. Он в домашних тапочках побежал в больницу. Там его долго расспрашивали. Наконец приехали, увезли мою девочку на „скорой помощи“ в больницу. Через несколько часов она, не приходя в сознание, умерла. У нее оказался врожденный дефект одного из сосудов головного мозга. Сейчас это можно оперировать. Тогда не смогли. От кровоизлияния в мозг Надюши не стало. Никогда она не болела и не жаловалась». Ей было всего 17 лет.
Незадолго до этого Рушева гуляла с подругой по улице и, увидев похоронную процессию, сказала: «И так тяжело — человек умер, а тут вдруг такая музыка. Еще больше людей добивают. Если я умру, я бы хотела, чтобы меня похоронили в артековской форме и чтобы играли „Битлз“.

Встреча с Сашенькой (youtube.com)

Саша родилась в Полтаве через восемь лет после ухода Нади Рушевой — в 1977 году. Знала о ее творчестве, видела каталог работ. Ирония судьбы — рисунки двух гениальных девочек встретились уже после смерти Саши, на одной выставке, в 1991 году — в Новосибирске, и еще через 16 лет — в музее имени Рериха в Москве.
За 11 лет своей жизни Саша Путря сделала столько, сколько не делают иные взрослые художники. Ее наследие — 2279 работ: 46 альбомов с рисунками, шаржами и стихами, вышивки, поделки из пластилина, мягкие игрушки, изделия из бусинок, выжженные по дереву картины. Она даже придумала технические чертежи, благодаря которым, по ее мнению, люди могли бы достичь Луны и строить асфальтовое покрытие дорог без трещин.

Папа Саши — художник, мама — музыкант. Девочка начала рисовать в три года: делала это не переставая, мечтала: „Когда я вырасту большая, непременно стану художницей и буду рисовать с утра до вечера. Даже ночью“. „Ручки и личико ее всегда были вымазаны фломастерами или акварельными красками. Вся наша квартира, ванная комната, кухня, туалет, двери шкафов разрисованы до той высоты, куда доставала она рукой. Рисунки свои щедро дарила друзьям и родственникам — на праздники и дни рождения поздравляла открытками, которые рисовала сама, сама же писала и тексты, часто в стихах“, — вспоминал отец Саши Евгений Путря. Девочка рисовала „из головы“ — родственников, студенток мамы, наряжая их в сказочные одежды, любимых зверят в невиданном облачении — »чтобы им было приятно".

В пять лет Саша заболела — ей поставили диагноз «острый лейкоз». Шесть лет она боролась с болезнью. Саша просиживала за фломастерами и красками по восемь — десять часов в день. Когда девочка вместе с мамой ложились в больницу, о состоянии ее здоровья судили по количеству рисунков. Она любила рисовать под музыку — в фонотеке было около ста пластинок: записи детских сказок, мюзиклов, инсценировок, песен, которые она знала наизусть. Ласковая, добрая, любящая красоту… «За всю свою короткую жизнь она никогда никого не обидела. Мы до сих пор чувствуем ее детские объятия, приятное прикосновение теплых щечек, утомленное тельце на плече», — пишет папа.

Для восстановленной Пушкаревской церкви она написала небольшую икону Божией матери. Но особой любовью Саши была Индия — особенно после того, как она влюбилась в «танцора диско» Митхуна Чакраборти. Она рисовала портреты актеров индийского кино, танцовщиц, принцев, бога Шивы. А однажды сказала маме: «Помнишь, у нас был слон? Большой такой! Я сидел у него на спине, в красивой такой корзиночке». Она никогда не видела живого слона. Откуда у нее появились эти воспоминания, близкие не знают: «Возможно, память души?».
В разгар болезни на рисунках Саши появился космос, звезды. Она увлеклась астрологией, гороскопами, НЛО. Свято верила, что это прилетают предки людей, и настанет день, когда она с ними встретится. 22 января, в больнице, она нарисовала свою последнюю работу — «Автопортрет». Дети из разных соседних палат наперебой заказывали картинки. Сашенька счастливо улыбалась и говорила: «Нарисую, нарисую! Всем нарисую!». А потом попросила родителей отпустить ее. Папа Саши вспоминал, что она попросила его приложить руку к белому листу, обвела ее, потом сверху приложила и обвела свою руку. Наверху, возле большой Луны нарисовала Сириус — звезду, на которую девочка хотела улететь. Умерла она в ночь на 24 января 1989 года. «Последние ее слова были: „Папа?.. Ты прости меня… За все...“, — вспоминает Евгений Путря.

Похоронили ее в сари, в котором она встречала свой последний новый год, с портретом Митхуна Чакраборти на груди.
С 1989 по 2005 года прошло 112 персональных выставок Саши в десяти странах мира. В Австрии выпустили почтовый конверт с рисунком Саши, издали серию работ, средства от продажи которых пошли на закупку одноразовых шприцов для больных в СССР. О Саше сняли пять документальных фильмов. Посмертно она была награждена различными медалями и Национальным призом Всеиндийского детского объединения „Неру Бал Самити — Каласари“.

Ника Турбина (youtube.com)

Гениальная поэтесса родилась в 1974 году в Ялте. Рассказывают, что девочка еще в два года поставила свою бабушку в тупик вопросом: есть ли душа. Ника болела бронхиальной астмой в тяжелой форме, боялась уснуть из-за приступов удушья. Ночью она сидела в постели, обложенная подушками, хрипло дышала и лепетала что-то на своем языке. А потом эти слова начали складываться в стихи. Ника звала взрослых и требовала: „Пишите!“. Голос, который диктовал ей строчки, девочка называла Звуком. Казалось, что ей и правда кто-то стихи диктует — она читала с жаром, пылкими эмоциями. Позже в интервью Ника признавалась: „Стихи приходят внезапно. Когда сильно больно или страшно. Это похоже на роды. Поэтому мои стихи несут в себе боль“.

Мама девочки демонстрировала ее поэтический талант гостям дедушки Ники — крымского писателя Анатолия Никаноркина. В его ялтинском доме часто гостили московские поэты и писатели. Когда Нике было семь лет, ее стихи удалось передать Юлиану Семенову. Он прочитал и воскликнул: „Гениально!“. По просьбе Семенова к Турбиным приехали журналисты. А 6 марта 1983 года в печати впервые появились стихи Ники.
Бабушке
Я печаль твою развею,
Соберу букет цветов,
Постараюсь, как сумею,
Написать немного слов,
О рассвете ранне-синем,
О весеннем соловье,
Я печаль твою развею,
Только непонятно мне — Почему оставшись дома,
Сердце болью защемит?
От стены и до порога
Путь тревогою разбит…
И букет цветов завянет — В доме не живут цветы…
Я печаль твою развею — Станешь счастлива ли ты?

Девятилетняя школьница познакомилась с Евгением Евтушенко, который поспособствовал стихотворной „карьере“ девочки. Он помогал организовать ее поездки по стране, выступления на поэтических вечерах. Ее называли „поэтическим Моцартом“. В 1984 году, благодаря Евтушенко, вышел сборник стихов Ники „Черновик“, а фирма „Мелодия“ выпустила пластинку с ее стихами. Советский детский фонд выделил Нике именную стипендию; ее работы перевели на двенадцать языков.
Ника собирала аншлаги в городах Союза, Италии, США. В Венеции на фестивале „Земля и поэты“ Турбиной вручили престижную премию в области искусства — »Золотого льва". 12-летняя девочка стала второй, после Анны Ахматовой, русской поэтессой, удостоенной этой награды.
В конце 80-х Ника пережила первый творческий кризис. В стране в разгаре была перестройка, мама девочки во второй раз вышла замуж. Ника искала себя: в 1989 году она сыграла роль трудной девочки, больной туберкулезом, в фильме «Это было у моря», согласилась на откровенную фотосессию в «Плейбое». В середине 90-х «прогремела» скандальным интервью, в котором заявила, что Евтушенко ее предал, а позже взяла обидные слова назад, объяснив их юношеским максимализмом.
В маленьком ресторанчике, где терпко от запаха моря,
Звучит итальянская песня — о чём-то поют двое.
Плиты от солнца горячие — даже сквозь босоножки,
И под столом бродит за день уставшая кошка.
Лениво вино льётся в синеющие фужеры…
Нам было так спокойно… Как быстро минуты летели!
****
Венеция
Запеленали город мостами — В каменном платье Венеция встала…
Ей ожерелье из белых домов
Брошено под ноги
И островов
Не сосчитать — Даже ночи не хватит…
Так отчего эта женщина плачет?

«Если человек не полный идиот, у него бывает изредка депрессия. Иногда просто хочется уйти, закрыть за собой дверь и послать всех к черту», — говорила Турбина. Она боролась с одиночеством по-своему: убегала из дома, пила снотворное, резала вены. Чтобы самоутвердиться, в 16 лет вступила в гражданский брак в 76-летним профессором из Швейцарии, итальянцем по происхождению. Отношения продлились недолго — Ника вернулась в Москву, где уже почти никто не помнил про «поэтического Моцарта». Она встретила свою первую любовь и, окрыленная, поступила во ВГИК, училась у дочери Александра Галича Алены, которая стала ее подругой. Несмотря на отчаянные попытки вытащить Турбину, ее отчислили за неуспеваемость с первого курса.
После разрыва с любимым человеком, Ника сильно пила, нашла нового мужчину, бизнесмена, но отношения с ним продлились недолго — он поместил ее в психиатрическую клинику, из которой ей помогла выбраться Алена Галич. 15 мая 1997 года Ника спрыгнула с балкона. У нее оказались сломанными оба предплечья, раздроблены тазовые кости, сильно поврежден позвонок. «Сначала даже жалела, что осталась жива: столько боли перенесла, столько разочарования в людях… А потом стала себя ценить, поняла, что я еще что-то могу», — призналась девушка.
Ника перенесла двенадцать операций, ей поставили аппарат Елизарова и заново научили ходить. Она вновь стала популярной — после трагического случая журналисты вспомнили о поэтессе. Но ей нужен был человек, за которым она была бы как за каменной стеной… Увы, такого не нашлось. 11 мая 2002 года Ника вновь выбросилась с балкона пятого этажа. Она погибла в 27 лет.
Восемь дней тело Ники пролежало в морге института Склифосовского, никем не опознанное. Ранее поэтесса просила ее кремировать — друзья попрощались с ней прямо в больнице, думая, что кремация пройдет именно там. Но крематория там не было — в последний путь Турбину проводили рабочие, злые за то, что им не доплатили за дополнительные работы.
Позже Алена Галич добилась, чтобы Нику отпели в храме и похоронили на Ваганьковском кладбище, напротив могилы Игоря Талькова. То, чего Ника всегда боялась, и от чего бежала — одиночество — преследовало ее и после смерти.
Гадалка
Гадают сейчас на времени — Карты ушли в историю.
Кому выпадает чёрное — Бросают туда бомбу.
Не карты, а люди разбросаны
На бедном земном шаре,
Каждый боится вытащит
Кровью залитые страны.
Как жаль, что я не гадалка — Гадала бы только цветами,
И радугой залечила б
Земле нанесённые раны.

Золотая рыбка
Золотую рыбку обманули — все дары назад вернули,
Даже те слова, что о любви сказала
Мы назад отдали — горькое начало…
Отчего же снова с берега крутого
Мы с мольбою смотрим, ожидая слова?

Жизнь взаймы Авторская программа Ники Турбиной (youtube.com)

По мотивам произведений Рэя Брэдбери.

Будет ласковый дождь, будет запах земли.
Щебет юрких стрижей от зари до зари,
И ночные рулады лягушек в прудах.
И цветение слив в белопенных садах;
Огнегрудый комочек слетит на забор,
И малиновки трель выткет звонкий узор.
И никто, и никто не вспомянет войну
Пережито-забыто, ворошить ни к чему
И ни птица, ни ива слезы не прольет,
Если сгинет с Земли человеческий род
И весна... и Весна встретит новый рассвет
Не заметив, что нас уже нет.
© Узбекфильм,1984г Режиссёр: Дмитрий Иванов

Будет ласковый дождь, 1984 (youtube.com)

Фильм советского режиссера Дзиги Вертова «Человек с киноаппаратом» признан лучшим документальным фильмом всех времен. Такое решение высказали британские кинокритики и кинематографисты Института кино и журнал Sight & Sound.

Немой экспериментальный фильм «Человек с киноаппаратом» снимался в Одессе, Харькове и Киеве. Он вышел на экраны в 1929 году.
В документальном фильме кинокамера снимает людей, места, объекты, но киноаппарат в фильме является действующим лицом: он оказывается в воздухе, под землей, в самой гуще событий. Камера фиксирует малейшие нюансы, не давая оценки, не следуя сценарию.
Дзига Вертов – советский режиссер, один из основателей и теоретиков документального кино. Именно он придумал методику «скрытая камера».
Символично, что в статье, посвященном этому событию, автор называет Вертова «украинским режиссером», при том что кинематографист родился в польском Белостоке, который на тот момент входил в состав Российской Империи. Сам же Вертов по национальности был евреем и носил фамилию Кауфман.
Добавим, что фильм «Человек с киноаппаратом» регулярно попадает в мировые рейтинги. Два года назад в рамках аналогичного опроса, проведенного среди экспертов Института кино, картина Вертова заняла только восьмое место.
Первое место, как нетрудно догадаться, досталось другой советской ленте – «Броненосец „Потемкин“, снятой Сергеем Эйзенштейном. Эта лента не только считается одной из лучших в истории: она также является первой цветной кинокартиной. Режиссер собственноручно раскрашивал некоторые кадры (речь идет о советском флаге, венчавшем корабль)

ЧЕЛОВЕК С КИНОАППАРАТОМ (1929) документальный фильм смотреть онлайн (youtube.com)

Эта история произошла в 1985 году, но в последствии постепенно забылась. Шли годы — многие подробности были искажены, кое-что было выдумано. Даже те, кто первыми рассказал об этих событиях, допускали явные ошибки. Операция «Союза-13» по спасению орбитальной станции «Салют-7» была впечатляющей попыткой проведения ремонта в открытом космосе.

Писатель Николай Белаковский собрал все факты воедино и готов впервые за все время предоставить нам полноценный рассказ о тех событиях. Темнеет и Владимиру Джанибекову становится холодно. У него есть фонарь, но нет перчаток: работать с ними сложнее, а справиться надо быстро. Руки мерзнут, но это неважно. Запасы воды его команды ограничены и если они не починят станцию вовремя, чтобы она успела отогреть свои питьевые емкости, им придется покинуть ее и отправиться домой. Однако допустить этого они не могут: слишком много значит эта станция. Солнце садится. Работать с фонарем одному неудобно, поэтому Джанибеков возвращается на корабль, который доставил их сюда, чтобы отогреться и подождать пока они не пролетят ночную сторону Земли. Он пытается спасти «Салют-7», новейший из серии проблемных, но все более успешных советских космических станций. Его предшественник — «Салют-6» наконец-то вернул станциям советов титул самых длительных управляемых человеком космических программ, побив 84-дневный рекорд, установленный Американским Skylab в 1974 на 10 дней. Дальнейшие полеты продлили его до 185 дней. А после запуска «Салют-7» на орбиту в апреле 1982 года, первый полет на него обновил рекорд до 211 дней. Станция начала свое существование без каких-либо серьезных проблем. Ситуация изменилась быстро. 11 февраля 1985 года, в тот момент, когда «Салют 7» находился на орбите, управляемый автопилотом в ожидании своей следующей команды, Центр управления полетами обнаружил неполадки. Система телеметрии сообщила о перепаде тока в электрооборудовании, что привело к срабатыванию защиты от перегрузки и отключению электрических схем основного радиопередатчика. Резервные радиопередатчики включились автоматически, устранив возникшую угрозу потери станции. Уставшие под конец своей 24-часовой смены, Операторы ЦУП рекомендовали связаться со специалистами из конструкторского бюро, отвечавшими за создание электрических и радиосистем. Специалисты должны были проанализировать ситуацию, предоставить отчет и рекомендации, однако на тот момент станция была в порядке, и следующая смена была готова заступить на дежурство. Не дожидаясь, пока прибудут специалисты, а возможно, с самого начала не побеспокоившись им позвонить, операторы следующей смены решили перезапустить главный радиопередатчик. Они предположили, что защита от перегрузки сработала случайно, а если даже и нет, она все еще была активна и если проблема действительно есть — сработала бы опять. Операторы, действуя вопреки сложившимся традициям и процедурам своего ведомства, отдали команду на повторную активацию основного радиопередатчика. В тот же момент по станции пронеслась целая серия коротких замыканий, которая вывела из строя не только передатчики, но и приемники. 11 февраля 1985 года, в 13:20:51 по МСК «Салют-7» замолчал и перестал отвечать на команды Центра. Что делать? Эта ситуация поставила операторов полета в неудобное положение. Одним из доступных вариантов было просто бросить «Салют-7» и дождаться, пока его преемник — станция Мир станет доступна для программ деятельности человека в космосе. Запуск Мира должен был состояться в течение года, однако ждать его означало не только задержать космическую программу на год. Это также привело бы к тому, что весь объем научной работы и инженерных испытаний, запланированный для «Салюта-7» остался бы невыполненным. Более того, признание поражения было бы позором для советской космической программы, особенно болезненным на фоне количества предыдущих неудач серии «Салют», а также очевидных успехов американцев с их программой Space Shuttle. Оставался только один вариант: отправить на станцию ремонтную команду, чтобы починить ее изнутри, вручную. Однако затея эта легко могла закончиться еще одной неудачей. Стандартные процедуры стыковки с космической станцией были полностью автоматизированы и очень сильно полагались на информацию о точных орбитальных и пространственных координатах, которую отправляла сама станция. В тех редких случаях, когда автоматика не срабатывала и требовался заход на ручную стыковку, все основные сложности возникали в сотнях метров от станции. Возникал вопрос: «Как выполнить стыковку со спящей станцией?» Отсутствие коммуникаций создавало другую проблему: узнать состояние бортовых систем было невозможно. Станция была спроектирована для автономных полетов, и в текущей ситуации это было максимальное количество сбоев, с которыми она могла справится, после которого требовалось вмешательство человека. На момент прибытия ремонтной команды она могла быть в хорошем состоянии, требуя проведения ремонтных работ только по замене поврежденных передатчиков. Возможно на ней случился пожар или из-за столкновения с космическим мусором произошла разгерметизация. Случиться могло что угодно, но узнать наверняка было невозможно. Официально, широкой общественности ничего не известно о том, проводилось ли обсуждение и рассмотрение вариантов решения сложившейся ситуации на уровне высшего руководства. «Известно» однако, что советское руководство решило провести ремонтную операцию. Это означало, что нужно было разработать все процедуры стыковки с чистого листа, надеясь помимо этого и еще и на то, что за время отсутствия связи на борту станции не появилось никаких неисправностей, потому что в противном случае ремонтная команда могла бы не справиться с задачей. Это было смелое решение. «Стыковка с не кооперируемым объектом» Первостепенной задачей ремонтной команды было определение того, как она могла попасть на станцию. В более благоприятных условиях «Союз» (3-х местный корабль, который использовался для доставки космонавтов на станцию и обратно), едва попав на орбиту, получил бы информацию о станции от ЦУП, задолго до того, как та попала бы в поле зрения экипажа. Сообщения содержали бы информацию об орбите космической станции, которая дала бы подлетающему судну возможность вычислить орбиту сближения. Как только расстояние между судном и станцией достигнет 20−25 км, они установили бы прямое сообщение и автоматическая система свела бы их друг с другом, завершив стыковку.
На первой части изображена нормальная процедура сближения и стыковки «Союза», на второй — ее измененный вариант, который использовал «Союз Т-13». Обратите внимание, что на рисунках 2б и 2в корабль летит боком, для того, чтобы увидеть станцию через иллюминатор.

Пилоты «Союза» проходили обучение ручной стыковке, однако неисправности в работе автоматической системы происходили редко. Самый серьезный случай произошел в июне 1982-го, когда компьютерный сбой прервал процесс автоматического сближения «Союза Т-6» за 900 метров до станции. Владимир Джанибеков немедленно принял на себя управление и успешно пристыковал свой «Союз» к «Салюту-7» на целых 14 минут раньше запланированного времени. Вполне естественно, что Джанибеков был основным кандидатом на роль пилота в любой возможной миссии по спасению «Салют-7». Необходимо было разработать серию совершенно новых стыковочных техник, что и было сделано в рамках проекта, который получил название «Стыковка с некооперируемым объектом» [Орбиту станции предполагалось измерять при помощи наземного радара с передачей этой информации на «Союз», который будет на ее основании планировать курс сближения. Целью было подвести корабль на расстояние 5 км от станции, с которого ручная стыковка считалась теоретически возможной. Инженеры ответственные за разработку новые процедур пришли к выводу, что шансы на успех операции, после внесения соответствующих модификаций на «Союз», составляли 70−80%. , Советское правительство пошло на риск, считая станцию слишком ценной для того, чтобы просто позволить ей потерять орбиту в отсутствии управления. «Союз» начали модифицировать. Систему автоматической стыковки следовало убрать, установив лазерный дальномер в кабину пилотов для того, чтобы помочь команде определить расстояние и скорость приближения. Команду также следовало обеспечить приборами ночного видения на тот случай, если им придется стыковаться на ночной стороне. Посадочное место 3-его члена экипажа было снято, а дополнительные припасы, такие как еда, и, что в последствии окажется жизненно важным, вода были доставлены на борт. Вес, сэкономленный за счет удаления автоматической системы и 3-его места был использован для заполнения топливных баков до максимально возможного уровня. Кто полетит на операцию? Когда дело дошло до выбора команды для полета, нужно было учитывать два важных момента. Прежде всего, пилот должен был обладать опытом по выполнению ручной стыковки на орбите, а не только на симуляторах. Во-вторых, бортовой инженер должен был знать системы «Салюта-7» очень хорошо. Только трое космонавтов ранее выполняли ручную стыковку на орбите: Леонид Кизим:Космонавт Леонид Кизим (youtube.com)

Юрий Малышев :Космонавт Юрий Малышев - YouTube

и Владимир Джанибеков:Космонавт Владимир Джанибеков (youtube.com)

Кизим только недавно вернулся с длительной миссий на «Салюте-7» и все еще проходил реабилитацию после этого полета, что исключало его из списка возможных кандидатов. У Малышева было мало опыта полетов. Он также не проходил тренировок по выходу в открытый космос, что потребовалось бы позже в ходе операции для того, чтобы установить на станцию дополнительные солнечные панели, в случае, если ее восстановление прошло бы успешно. Оставался только Джанибеков, который провел в космосе 4 полета длительностью от одной до двух недель, при этом тренированный для длительных операций и выходов в открытый космос. Однако медики запретили ему участвовать в длительных полетах. Джанибекова, который был первым в списке основных кандидатов на роль командира корабля, быстро передали в руки врачей, которые через несколько недель наблюдения и проверок, допустили его до полета, длительность которого не должна была превышать 100 дней. Список на роль бортинженера был еще короче и состоял всего лишь из одного человека. Виктор Савиных Космонавт Виктор Cавиных (youtube.com)

до этого выполнил один вылет на «Салют-6» длительностью 74 дня. В ходе той операции, он обеспечивал работу Джанибекова и первого космонавта Монголии, которые посетили станцию на «Союзе-39». Помимо прочего, он уже проходил подготовку к следующей длительной операции на «Салюте-7», запуск которой был намечен на 15 мая, 1985 года. К середине марта состав экипажа был утвержден. Владимир Джанибеков и Виктор Савиных были выбраны для попытки провести самую смелую и сложнейшую на тот момент ремонтную деятельность в открытом космосе. Поехали! 6 июня 1985 года, почти 4 месяца после потери контакта со станцией, «Союз Т-13» стартовал с командиром Владимиром Джанибековым и бортинженером Виктором Савиных на борту. После двух дней полета станция появилась в поле зрения. Во время приближения к станции с корабля велась прямая видеосъемка, которая транслировалось в Центр управления. Вот одно из изображений, полученных тогда:
«Салют», каким его увидел экипаж приближающегося «Союза Т-13». Обратите внимание на то, что солнечные панели наклонены под разными углами.

Операторы ЦУП заметили неладное: солнечные панели станции не были параллельны. Это говорило о серьезном сбое в системе, которая ориентирует солнечные панели на Солнце и вызывало беспокойства о состоянии всей электрической системы станции. Экипаж продолжил приближение. В. Джанибеков: «Расстояние 200 метров, включаем двигатели на разгон. Сближение идет с небольшой скоростью, в пределах 1,5 м/сек. Скорость вращения станции в пределах нормы, она практически за стабилизировалась. Вот мы зависаем над ней, разворачиваемся… Ну вот, сейчас мы будем немножко мучиться, потому что по солнышку у нас не все хорошо… Вот изображение улучшилось. Кресты совмещены. Рассогласование корабля и станции в допуске… Нормально идет управление, гашу скорость… ждем касания…» Медленно и тихо экипаж «Союза» летел навстречу переднему стыковочному узлу станции. В. Савиных: «Есть касание. Есть мехзахват». Успешная стыковка со станцией была крупной победой и впервые в истории показала, что сблизиться и состыковаться можно практически с любым космическим объектом. Однако праздновать ее было рано: команда не получила от станции какого-либо физического или электронного подтверждения о стыковке. Одно из главных опасений о том, что во время отсутствия связи на станции возникли серьезные проблемы быстро становилось реальностью. Отсутствие информации на экранах корабля о давлении внутри станции вызвало опасения, что она разгерметизировалась, однако команда осторожно продолжила работу. Первым делом следовало попытаться выровнять давление на корабле и на станции, насколько это было возможно. Как в старом, заброшенном доме Все советские и российские космические станции, начиная с «Салюта-6» имели по крайней мере 2 стыковочных узла: передний, который соединялся с переходным отсеком и задний, который соединялся с основным отсеком станции. Задний узел также имел сообщение с топливным бакам станции, что давало возможность пополнять их при помощи грузового корабля «Прогресс», который совершал рейсы по доставке грузов на станцию. Команда пристыковалась к переднему узлу и начала выравнивать давление. «Салют-7» был спроектирован на основе «Салюта-6» и имел схожую с ним конструкцию, схема которой дана ниже:
Схема показывает стыковку «Союза» (слева) с «Салютом-4». Корабль соединен с переходным отсеком (G), люки которого ведут в секцию H на «Союзе» и секцию C на станции. Начиная с 6 поколения «Салютов», секция D была модернизирована: в ней находилось не только механическое отделение, но и стыковочный узел. Корабли «Союз» способны стыковаться с обоими узлами, тогда как корабли «Прогресс» могут стыковаться только с задним.

Чтобы попасть в главное отделение станции, которое называется «рабочим отсеком», экипажу нужно было преодолеть, в общей сложности, 3 люка. Сначала, им нужно было открыть люк корабля и, через небольшое отверстие в люке станции, выровнять давление между кораблем и переходным отсеком станции. Сделав это и проверив переходный отсек, они смогли бы начать работу с люком, разделяющим переходный и рабочий отсеки станции. Земля: «Открывайте люк корабля». В. Савиных: «Люк отодрали». Земля: «Тяжело было? Какую температуру имеет люк [станции]?» В. Джанибеков: «Люк потный [от конденсата]. Другого ничего тут не видим». Земля: «Принято. Аккуратно отворачивайте пробку на 1−2 оборота и быстро уходите в бытовой отсек. Приготовьте все к закрытию люка корабля. Володя (Джанибекову), ты на один оборот открой и послушай, шипит или не шипит». В. Джанибеков: «Стронул я. Немножко шипит. Но не так бурно». Земля: «Ну, чуть-чуть еще отверни». В. Джанибеков: «Ну, отвернул. Зашипело. Выравнивается деление». Земля: «Закрывайте люк [корабля]". В. Савиных: «Люк закрыт». Земля: «Давайте мы еще минуты три посмотрим, а потом будем двигаться дальше». В. Джанибеков: «Давление без изменений… начинает выравниваться. Очень уж медленно». Земля: «Что делать! Нам еще летать и летать. Поэтому спешить некуда». В. Джанибеков: «Давление 700 мм. Перепад образовался в 20−25 мм. Сейчас открываем люк [корабля]. Открыли». Земля: «Пошевелите пробку». В. Джанибеков: «Сейчас». Земля: «Шипит пробка? Пробку пошевелите. Может быть она еще будет травить, и выравнивайте тем самым». В. Джанибеков: «Побыстрее, да?» Земля: «Конечно». В. Джанибеков: «Этот вопрос мы решим быстро. Этот знакомый родной запах… Так, открываю я немножко дырку. Вот, теперь повеселее дело пошло». Земля: «Шипит?» В. Джанибеков: «Да. Давление 714 мм». Земля: «Идет перетечка?» В. Джанибеков: «Идет». Земля: «Если вы готовы к открытию люка станции, можно приступать». В. Джанибеков: «Готовы. Открываю люк. Оп-а, открыл». Земля: «Что ты видишь?» В. Джанибеков: «Нет. Я имею в виду — замок открыл. Сейчаc пытаюсь открыть люк. Заходим». Земля: «Первое ощущение? Температура какая?» В. Джанибеков: «Колотун, братцы!» В это момент космонавты начали осознавать всю серьезность ситуации. Электрическая система станции лишилась питания, в результате чего система температурного регулирования отключилась. Кроме заморозки жизненно важных запасов, таких, как вода, это означало также, что все системы станции были подвержены воздействию температур, работать в которых они изначально не были приспособлены. Экипаж даже не был уверен в том, что находиться на борту станции было безопасно. Земля: «Холодно сильно?» В. Джанибеков: «Да». Земля: «Вы тогда люк в бытовой отсек прикройте». В. Джанибеков: «Запахов никаких, но холодно». Земля: «Вы сейчас с иллюминаторов снимите заглушки» В. Джанибеков: «Иллюминаторы открываем сходу». Земля: «На люке, который вы только что открыли, надо завернуть пробку». В. Джанибеков: «Сделаем немедленно». Земля: «Володя, по ощущению, это все же минус или плюс?» В. Джанибеков: «Плюс, такой небольшой, плюс пять может быть есть». Земля: «Попробуйте свет включить». В. Савиных: «Сейчас попробуем свет. Выдали команду. Никакой реакции, хотя бы один светодиодик, что-нибудь загорелось бы…» Земля: «Если холодно, оденьтесь… осмотритесь и не спеша начинайте работать. И всем надо перекусить. С переходом, вас!» В. Джанибеков: «Ну, спасибо». Вскоре после этого, они пропали из зоны действия наземных станции и потеряли связь с Центром управления. Сегодня спутники-ретрансляторы на высокой орбите обеспечивают постоянное сообщение с МКС, однако в то время потеря связи была нормальной ситуацией. Позже в тот же день, экипаж восстановил связь с Центром управления, готовясь к анализу атмосферы рабочего отсека, который планировалось прокачать через индикаторные трубки. Они показали бы присутствие аммиака, углекислого газа, угарного газа и других компонентов, наличие которых в атмосфере могло бы свидетельствовать о том, что на борту произошел пожар или возгорание. Земля: «Как температура?» В. Савиных: «Градусов три-четыре тепла. Прохладненько». Земля: «Как давление в отсеке?» В. Савиных: «Давление 693 мм. Приступаем к газовому анализу». Земля: «Просьба: при проведении анализа индикаторные трубки держите в руках для повышения их температуры. Это даст повышение точности замеров… Вы работаете с фонариком?» В. Савиных: «Нет, мы открыли все иллюминаторы, здесь светло. А в ночи с фонариком работаем». Земля: «На следующем витке планируем открытие люка. И, наверное, на сегодня на этом закончим. Вы уже достаточно устали. Завтра с утра будем продолжать». В. Савиных: «Понятно». Индикаторные трубки показали, что атмосфера на станции была в норме, поэтому команда измерила давление между отсеками, подобно тому, как они делали это через внешний люк станции, разделявший корабль и переходный отсек. На всякий случай, Центр управления рекомендовал им одеть противогазы и открыть люк. В зимних куртках и фонарями в руках, они вплыли в темноту и холод рабочего отсека, стены которого были покрыты ледяным налетом. Савиных попытался включить свет, но как он и ожидал — безрезультатно. Они сняли противогазы, так как те еще больше ухудшали видимость в темноте. Запахов пожара не было. Савиных нырнул к полу и открыл шторку иллюминатора. Слой яркого света лег на потолок, слегка осветив станцию. На столе они нашли сухари и соль, гостеприимно оставленные предыдущим экипажем — русская традиция, которая до сих пор практикуется на МКС. Бортовая документация была аккуратно закреплена на полках. Вентиляторы и другие обычно издававшие шум устройства были выключены. Савиных вспоминает в своем космическом дневнике: «В этот момент у меня было ощущение, что я оказался в старом заброшенном доме. Жуткая тишина давила на уши.» Теперь, когда команда и Центр управления оценили ситуацию, им нужно было что-то предпринять. На следующее утро экипаж проснулся и получил распоряжения с Земли: в первую очередь исследовать «Родник», систему хранения питьевой воды и проверить не замерзла ли в ней вода. Центр строго ограничил космонавтов на предмет техники безопасности. Из-за отсутствия вентиляции на замерзшей станции, продукты дыхательной деятельности космонавтов скапливались вокруг них, что могло легко повлечь за собой отравление углекислым газом. Поэтому Центр управления разрешил только одному из членов экипажа работать внутри, в то время как второй, должен был следить за состоянием своего товарища с корабля. Джанибеков отправился первым. Земля: «Володя, а вот если плюнуть, замерзнет или нет?» В. Джанибеков: «Немедленно делаю. Плюнул. И замерзло. В течение трех секунд». Земля: «Это ты прямо на иллюминатор или куда?» В. Джанибеков: «Нет, на термоплату. Вот тут резина замерзла. Она стала, как камень, твердая». Земля: «Это нас не воодушевляет». В. Джанибеков: «А нас тем более…» Савиных занял его место и попытался прогнать воздух через воздушные подушки «Родника». В. Савиных: «Схему «Родника» собрали. Насос под стыковали. А клапаны не открываются. Там, где «воздух», из клапана торчит сосулька». Земля: «Понятно, с «Родником» временно работу прекращаем. Бежим в другую сторону. Нам надо понять, сколько «живых» блоков аккумуляторов, которые можно реанимировать… Мы готовим предложение, как от солнечной батареи станции выйти напрямую на эти блоки. В свободное время посмотрите, пожалуйста, как батареи станции ориентированы на Солнце». Проблема с «Родником» была серьезной. Запасов воды экипажа хватало на 8 дней — достаточно, чтобы остаться на станции до 14 июня. Шел уже третий день полета. Они могли свести использование воды к минимуму и воспользоваться экстренным запасом воды «Союза». Если бы при этом им удалось разогреть пару пакетов воды со станции, они смогли бы растянуть свои запасы до 21 июня, выиграв еще 12 дней для ремонта станции.

В нормальных условиях, подзарядка аккумуляторов контролировалась автоматической системой, работа которой также требовала электроэнергию. Экипажу нужно было найти способ подать электричество на батареи. Самым простым способом перезарядить их было подать питание от батарей «Союза», однако состояние электросистемы станции было изучено не до конца. Если в проводке все еще было замыкание, оно могло также вывести из строя электросистему «Союза», и тогда космонавты оказались бы отрезаны от внешнего мира. Вместо этого, руководство придумало сложную последовательность действий, которые команда должна была выполнить. Сначала, им нужно было проверить аккумуляторы на возможность принять заряд. К их большой радости, 6 из 8 батарей, судя по всему, были пригодны к восстановлению. Далее, команда подготовила кабели для подключения батарей напрямую к солнечным панелям. В общем, им нужно было соединить 16 проводов, скручивая их жилы голыми руками, на холоде. Соединив провода, команда должна была перелезть в «Союз» и использовать двигатели ориентации корабля для изменения пространственного положения таким образом, чтобы солнечные панели были обращены к Солнцу. Земля: «Будем делать закрутку вокруг оси Y с помощью системы управления корабля «Союз Т-13»: чтобы четвертая батарея была освещена. До следующего сеанса связи нужно, чтобы вы подключили на всех хороших блоках плюсовые разъемы, кроме четвертого, с ним мы больше работать не будем. Потом сделаем закрутку и начнем питать первый блок». В. Джанибеков: «Мы это вручную делаем?» Земля: «Да, вручную… Ручку в нейтральное положение и гасить закрутку». В. Савиных: «Хорошо». В. Джанибеков: «Я готов к работе». Земля: «Разворачиваемся по тангажу до попадания Солнца в визире. И как только оно пришло, начинаем тормозить». В. Джанибеков: «Хорошо. Ручку вниз. Работаю по тангажу». Земля: «Уже начали тормозить?» В. Джанибеков: «Нет еще». Земля: «Еще нас волнует воздух. Надо в рабочем отсеке организовать воздуховод». В. Джанибеков: «Понятно. Но у нас работает один регенератор: поэтому не так все быстро выходит на должный уровень». Земля: «Мы подумаем: может поставим второй регенератор». В. Джанибеков: «Проводов у нас хватит… Солнце в центральном поле зрения… Пошел на разворот по часовой стрелке». В. Савиных: «Как в хорошую зимнюю погоду. На иллюминаторах снег, светит солнце!» Земля: «Будем считать, что заряд начался». В. Джанибеков: «Ну, с Богом!» Земля: «Не поняли, не слышим». В. Савиных, В. Джанибеков (вместе): «С Богом!» Земля: «Исторический момент». В своем космическом дневнике Савиных пишет: «Именно этот день стал первой радостью, искоркой надежды в той массе проблем, неизвестностей, трудностей, которые нам с Володей предстояло разрешить». Все это время космонавты не знали наверняка, смогут ли они остаться на станции или запасы воды закончатся раньше. Они старались не обсуждать ситуацию, сосредоточившись вместо этого на работе. После изменения пространственного положения и одного дня ожидания, пять батарей были заряжены. Экипаж отсоединил их от своей суррогатной зарядной системы и подсоединил к электросети станции. Они включили свет… и к своему большому облегчению увидели, что он загорелся. В течении следующих нескольких дней, они работали над перезапуском различных бортовых систем станции. Они включили вентиляцию и воздушные регенераторы, что дало им возможность работать на станции вдвоем. Работы было так много, что они провели на станции целый день, чтобы после вернуться на «Союз» и с радостью заснуть. 12 июня, на 6 день полета экипаж приступил к замене сгоревшей системы коммуникации и проверке воды из медленно отогревающегося «Родника» на предмет загрязнения. 13 июня, на 7 день полета, экипаж продолжил работать над системой коммуникации и к полудню по московскому времени Центр управления восстановил связь со станцией. Они также проверили автоматическую систему стыковки, понимая, что если она не пройдет испытание, им придется отправиться домой. Станция нуждалась в провизии, доставить которую в больших количествах могли только грузовые корабли, управлять которыми вручную, как «Союзом», было невозможно. К счастью, проверка прошла успешно и космонавты продолжили свою миссию. И наконец, 16 июня, на 10 день, когда запасы уже 2 дня как должны были закончиться, работоспособность «Родника» была полностью восстановлена. Наступил момент, когда на станции было достаточно работающих систем и припасов для продолжения операции.

Владимир Джанибеков и Виктор Савиных на станции «Салют-7», 1985 год (youtube.com)

Остальная часть истории
Причиной, по которой станция погрузилась в холодную тьму, оказалась неисправность одного-единственного датчика, следившего за состоянием заряда 4-ой батареи. Он был запрограммирован на отключение от системы подзарядки, как только батарея, с которой он работал, становилась полностью заряжена, предотвращая ее чрезмерную зарядку. Каждая из семи основных и одной резервной батарей имели такие датчики и любой из них, не зависимо от того основной он или резервный, имел право отключить систему подзарядки.
В какой-то момент после потери связи со станцией датчик 4-ой батареи начал сбоить. Он посылал сигналы о том, что батарея заряжена даже в тех случаях, когда это было не так. Один раз в день, когда бортовой компьютер посылал команду на зарядку батарей, датчик 4-ой батареи немедленно прекращал этот процесс. В конце концов бортовые системы забрали из аккумуляторов всю имевшуюся в них энергию и станция начала медленно замерзать. Если бы связь с ней не прерывалась, операторы могли бы вмешаться и заблокировать неисправный датчик. Однако в отсутствие связи сказать, когда он отказал, было невозможно.
Джанибеков пробыл на станции в течении 110 дней. Он вернулся домой на «Союзе Т-13» с Георгием Гречко, который прилетел на станцию с Владимиром Васютиным и Александром Волковым на «Союзе Т-14» в сентябре 1985 года. Васютин, Волков и Савиных остались на борту для проведения длительной операции, которая, впрочем, была досрочно прервана в ноябре, когда Васютин заболел и это заставило их немедленно вернуться на Землю.
19 февраля 1986 года был запущен базовый модуль преемницы «Салюта-7» — станции «Мир». Несмотря на то, что замена «Салюту-7» была уже на орбите, его роль в советской космической программе еще не подошла к концу. Первый экипаж, отправившийся на «Мир» сделал нечто беспрецедентное. После прибытия на «Мир» и выполнения предварительных операций по запуску станции, они поднялись на борт «Союза» и отправились на «Салют-7». Это был первый и единственный в истории перелет экипажа с одной станции на другую. Там они завершили работу, которую оставил невыполненной экипаж «Союза Т-14», после чего вернулись на «Мир», чтобы в дальнейшем вернуться на Землю.
Советский Союз надеялся продолжать использовать «Салют-7» даже после того, как его покинул «Союз Т-15», поэтому, с целью сохранения станции, она была помещена на высокую орбиту. Однако с развалом советской, а затем, и российской экономики планы по финансированию будущих полетов на «Салют-7», при помощи кораблей «Союз» или находящихся тогда в разработке шаттлов «Буран», так и не воплотились в жизнь. Станция медленно теряла орбиту пока контроль над ней не был потерян и она не вошла в атмосферу над Южной Америкой в 1991 году.
Несмотря на то, что станции, как таковой больше нет, ее наследие в виде торжества над превратностями судьбы остается с нами. Из всей серии «Салютов», седьмой номер прошел, вероятно, через самые серьезные испытания за всю их историю. Однако, в то время, как другие станции были потеряны, мастерство и решительность конструкторов, инженеров, операторов управления и космонавтов «Салюта-7» удержало его в полете. Этот дух живет и по сей день на Международной Космической Станции, которая находится на орбите вот уже более 15 лет. Она также испытывала системные сбои, утечки охлаждающего вещества и другие проблемы, однако также, как и их предшественники, которые работали над «Салютом-7», современные конструкторы, инженеры, операторы полета, космонавты и астронавты с той же решительностью продолжают ее полет.

БИТВА ЗА «САЛЮТ». ИСТОРИЯ ПОДВИГА. Документальный фильм. (youtube.com)

История спасения космической станции "Салют-7" (youtube.com)