Тревожность

Н.Н.: - Повышенная тревожность – проблема сегодня весьма распространенная. Но больше оттого, что бросают как бы в один мешок совершенно разные понятия и называют одним общим словом. Например, тревожность психиатрической природы (так называемый тревожно-параноидный синдром) абсолютно далека от стремления человека подстраховаться от будущих неприятностей в собственной жизни. А последнее тоже нередко называют тревожностью, да еще и повышенной. Тревога – это по определению "беспредметный страх", но насколько тот или иной страх беспредметен – обычно почему-то определяют посторонние люди.

Поэтому, говоря о повышенной тревожности, важно вначале определить природу этого ощущения и его причины.

- Откуда вообще берется повышенная тревожность?

Н.Н.: - Возьмем такой пример: человек оказался в достаточно экстремальной среде. В сложной, неоднозначной, потенциально опасной обстановке. Он естественным образом беспокоится о своей безопасности (хотя бы в рамках общеизвестного инстинкта самосохранения), и пытается совершать какие-то предварительные действия для увеличения этой самой безопасности. И когда его ловят (буквально так!) за этим занятием – то обвиняют в той самой "повышенной тревожности". Обвиняют в первую очередь те, кого вполне можно называть "рыцарями без страха и упрёка": те, у кого ни жизненного опыта не нарабатывается (и поэтому им не за что себя упрекнуть, так как живут они здесь и сейчас), ни причинно-следственного мышления не имеется (и такой человек не испытывает страха, так как не может прогнозировать, к чему те или иные действия или внешние обстоятельства могут привести). То есть такой "рыцарь" живет по принципу "Пока я жив – у меня все хорошо". Естественно, для него какие-то попытки подстраховаться на будущее – смешны и непонятны. И потому он обвиняет другого человека "в повышенной тревожности".

Еще надо заметить, что слово "повышенный" – сравнительное, оценочное. Повышенная относительно чего? Например, когда мы говорим "повышенная температура", мы сравниваем имеющиеся показатели с оптимальными 36,6. А когда вам говорят, что у вас повышенная тревожность (или вы сами себе это говорите) – она повышена относительно чего? Относительно всеобщей "надежды на русский авось"?

Конечно, излишнее беспокойство и чрезмерная перестраховка тоже у многих бывают: но чаще всего потому, что эти люди по тем или иным причинам берут на себя слишком большую ответственность за всё происходящее вокруг. А еще точнее – переживают, что за всё происходящее именно их будут наказывать, как оно бывало в жизни всегда: что бы в доме ни случилось – крайним оказывается ребенок. И в результате ребенок вырастет с действительно повышенной тревожной напряженностью.

А иногда за повышенную тревожность принимается вообще нечто другое. Например, оценочная зависимость: "Я боюсь, что мне поставят плохую оценку, что обо мне скажут что-то плохое". Или манипулятивность: "Я так переживаю, поэтому делай, что я тебе говорю".

В любом случае, говорить о работе с оценочной тревожностью заочно сложно потому, что основной момент здесь – диагностика. А это тема для работы в кабинете.

- Возможны ли явления соматизации этой постоянной тревоги?

Н.Н.: - Конечно. Когда человек живет в потенциально агрессивной среде, и ему не хватает данных для увеличения собственной безопасности – он в конце концов оказывается в ситуации "собачек Хананашвили". Известный физиолог М.Хананашвили провел серию опытов над собаками. Вначале он вырабатывал у собаки примитивный павловский рефлекс на сигнал высокого тона: звучит сигнал – собака может нажать лапой на педаль у кормушки и получить еду. Потом он выработал у животных другой рефлекс – на сигнал низкого тона: при таком сигнале собака получала ощутимый удар током. И естественно, уходила от кормушки подальше. Дальше вроде бы течение эксперимента проблем не вызывало: высокий сигнал – собака бежит к кормушке, низкий сигнал – держится от нее в отдалении. А потом экспериментаторы начали постепенно сближать тоны сигналов: высокий становился все ниже, а низкий – все выше. И хотя у собак довольно тонкий слух, все равно однажды наступал момент, когда собака переставала различать эти сигналы – и соответственно, не могла предугадать, что же она получит: поощрение или наказание. В итоге при любом сигнале собака начинала вести себя совершенно неадекватно: металась по клетке, забивалась в угол и оттуда лаяла, вопреки ударам током бросалась на кормушку, а если получала удар, то кусала собственную пострадавшую лапу. А вскоре собаки, живущие в условиях такого эксперимента, заболевали, теряли аппетит, линяли и в конце концов погибали. А на вскрытии выявлялись, как правило, множественные язвенные процессы в области желудочно-кишечного тракта.

Точно так же и люди, находящиеся в подобном положении, испытывают соматический и психологический дискомфорт от нахождения в состоянии неопределенности и невозможности адаптироваться к внешним обстоятельствам в силу недостатка информации о взаимосвязи собственных действий с внешними социальными реакциями. То есть что бы человек ни делал – уровень потенциальной опасности изменить он не может.

Иногда соматизация возникает как один из способов спастись от этой агрессивной внешней реальности: по системе бёрновских игр типа "Что вы хотите от человека с деревянной ногой", то есть – от слабого, больного, несчастного. Причем нельзя сказать, что это идет как холодный расчет в сознании: эти выкладки производит наше бессознательное, а сам человек может и не понимать, с чего это он вдруг стал чаще болеть. Но беда в том, что человек, долгое время прячась от опасностей за ширмой болезни (особенно если эта мимикрия проходит удачно), привыкает к такому модусу жизни, и тогда уже информация, что с ним происходит, может ему не помочь в полной мере: более того, он может отвергать ее на уровне внутреннего сопротивления. Разбираться, откуда идет/шла потенциальная опасность и как формируются деструктивные защиты – становится неприятно и даже страшно.

- "Если звезды зажигают - значит, это кому-нибудь нужно?", т.е. есть ли какая-то условная психологическая выгода в том, чтобы быть ипохондриком, несчастным (счастливым?) обладателем фобий и пр. и пр.?

Н.Н.: - К сожалению, действительно есть, выше мы как раз об этом говорим: да и я об этом писал не раз. Не было бы выгоды – не было бы фобий и прочей ипохондрии. Другое дело, что опять же это выгода неосознаваемая: это не сам человек хочет "всех обмануть и выиграть", это его бессознательное играет в первую очередь с ним самим во всякие деструктивные игры. Но если человеку о такой выгоде говорить в лоб и напрямую – будут обида, агрессия и прочие негативные эмоции. Потому что сам-то он сознательно ничего такого не хочет, а у нас еще плохо осознаётся разница между понятиями "сам человек" и "его бессознательное". Более того, иногда у человека, спасающегося ипохондрией или фобией, нет другого способа избежать той или иной навязываемой опасности и/или внешнего давления. Хотя бы потому, что он пока еще о других способах не знает. И вообще "выгода", которую дают фобии, панические атаки и т.п. – бывает для самого человека достаточно деструктивна. Это такой же "диалог негодными методами", как, скажем, суицид.

А нередко "псевдовыгоду" подобных состояний невольно формирует сам социум. По следующей схеме: например, в социуме есть установка "бояться стыдно". Стыдно априори, не выясняя, чего именно бояться. А у каждого человека есть свои внутренние опасения, иногда вполне естественные: но нет же, извне ему говорят: кто боится – тот трус. И тут же выдвигается бинарная альтернатива: а хороший человек и годный член общества – тот, кто никогда ничего не боится! И тогда может возникнуть "выгода" назвать свой страх – фобией. Потому что страх – это фу и бяка, а фобия – это болезнь. Это уже требует уважения. Особенно в социуме, где по сути никогда не было здравоохранения (профилактики), но было "болезнеохранение".

И когда клиент обращается с "паническими атаками", нередко он банально находится в потенциально проблемной и опасной для него ситуации, в силу высокой сензитивности ощущает эту проблемность и опасность раньше и сильнее остальных, но при этом не имеет сведений, как можно подстраховать себя и/или повлиять на развитие ситуации в будущем. Он испытывает страх, но так как бояться стыдно – вместо заказа "разобраться с тем, что его пугает" он жалуется "у меня панические атаки". И тем самым как бы защищается от того, что над ним будут глумиться и обзывать трусом.

Так что опять приходим к тому, что при подобных состояниях невозможно дать никаких общих рецептов: диагностика и еще раз диагностика.

- Ну и, наконец, "как перестать беспокоиться и начать жить?"

Н.Н.: - Если бы эта беседа велась с клиентом в кабинете – то мы бы начали с анализа степени беспокойства, причин, его вызывающих, того, насколько оно "повышенное", и уже потом – говорили бы о способах коррекции потенциально опасной ситуации до такой степени, чтобы она не вызывала у человека излишнего беспокойства. Потому что в принципе "перестать беспокоиться", то есть стать полным пофигистом и вообще не думать ни о каких вероятных опасностях и способах избежать их – наверное, само по себе будет опасно. И я хотя бы с позиции "не навреди" вряд ли буду помогать клиенту стать таковым.

А если подходить к вопросу с позиции заочных рекомендаций и точности формулировок, то чтобы "перестать беспокоиться и начать жить" – эффективнее всего начать жить. Именно жить: не существовать, не выживать, не прозябать, не "жить для совести", особенно для чьей-то чужой. И не пытаться понравиться и угодить всем. Стать, если хотите, тем самым капитаном своей жизни, который сам определяет, что для него необходимая степень осторожности, а что – уже лишнее. А если будет сложно самому разобраться в этом или справиться с "лишним беспокойством" – то самостоятельно решить, когда и к какому психотерапевту обратиться за консультацией по этому вопросу.

Пост в Лигу психотерапии о стрессе: механизмы и причины возникновения, описание основных признаков, пара советов - что со всем этим делать?

Относительно новое в медицине понятие, да и не вполне медицинское, хотя в нём видят причины многих болезней. ВОЗ считает, что где-то 45% болячек - на самом деле следствие стресса.

Основные признаки поражения стрессом:

• Раздражительность, постоянная или волнообразная, возникающая по пустяковым поводам или вообще без них; сидит впереди в маршрутке тётка и бесит, залезла перед тобой успела занять место, нет, всё было культурно - они не ломилась, но теперь бесит.

• Слезливость, плаксивость, тоже не особо обоснованные, хочется сесть и возрыдать, потому что все люди, как люди, а у тебя набойка отлетела.

• Пониженное настроение, всё плохо.

• Ухудшение сна - сон становится беспокойным, с частыми просыпаниями, не приносит чувства отдохновения.

• Нарушения аппетита - в сторону как снижения, так и нервного жора.

• Ухудшение отношений с окружающими, потеря интереса к компаниям, гостям, социальной активности.

• Ухудшение внимания и концентрации, как следствие - проблемы с памятью и мыслительными процессами.

• Зацикленность на проблемах, делах, обязанностях.

• Физическая усталость, судороги, мышечные и головные боли, быстрое утомление, нежелание что-либо делать.

• У некоторых предрасположенных появляются тики, навязчивости, повышенная мнительность в отношении здоровья, подозрительность.

На самом деле изначально стресс был механизмом выживания. Очень старым, где-то так на уровне от "крокодильих мозгов" до чуть повыше.

В джунглях работало отлично: встретился мордой к морде с тигром - получил в кровь всех гормонов стресса - активировались все элементы выживания - взлетел свечкой на дерево - ускакал подальше - когда лапы перестали трястись, съел банан и упал спать - во сне крокодилы поговорили с приматами на своём бессловесном, вы несколько раз за ночь подскакивали, но вам утром на работу не вставать - за несколько ночей всё устаканилось - в следующий раз будете с дерева слезать озираясь, а то и вовсе не полезете в те дурные кусты. Всё, в общем, прекрасно.

Наступило светлое настоящее.

Вы пришли на работу и морда к морде встретились с начальником - он на вас нарычал не хуже тигра - вы получили своё ведро гормонов.

Тут надо отметить, что крокодильим мозгам и миндалевидному телу один фиг - с тигром вы или с начальником общаетесь, они считают, что ситуация опасная и адреналина вам вламывают соответственно. - Тут бы кинуть в начальника сумкой и бежать, роняя туфли с воплем на крышу - но нет же! Нельзя же, приличные люди так не делают.

"Фига ли мы стоим?" - интересуется тем временем отвечающий за выживание среди львов отдел мозга. - "Наверное, что-то пошло не так! Надо поддать жару!"

К концу разговора вы получаете три суточные дозы адреналина и кортизола. Вы не израсходовали их как положено - не попрыгали. не поорали, не вцепились супостату в морду маникюром, не перегрызли глотку. Теперь стрессовый коктейль будет выводиться медленно, вызывая у вас головокружение, слабость, тошноту, дурноту. Потом вам захочется поспать, но будет ещё рабочий день и надо будет работать.

Но мозги хотят отдохнуть и переварить опасный момент, но вы не можете - надо работать. Выкинуть идиота - начальника из головы тоже не выходит (потому что мозгам НАДО переварить, если спать не дали, они это будут делать наяву). Вы не справляетесь с работой и берёте её домой. Но дома у вас на неё тоже сил нет. Заснуть не получается - спали плохо - встали мутными - на работе опять встретили начальника.

Кстати, внутренний крокодил его запомнил и вкатил вам дозу ещё до того, как начальник приблизился - просто на один вид. Потому что эта рептилия считает, что это хищник, который чуть не сожрал вас вчера, и надо рвать когти, пока он вас не заметил. Но вместо того, чтобы падать на брюхо и прикрываясь ноутом, ползти из этого опасного места в сторону остановки общественного транспорта (или к машине), вы идёте дальше.

Садитесь за стол, начинаете работать. Но ничего почему-то не выходит. То есть, всё логично - спали плохо, мало, не отдохнули, да ещё тут хищник по кустам ходит. То есть начальник. Но ваш внутренний ящер считает его хищником и не дают вам сосредоточиться - вы должны быть бдительны и за кустами следить, а не в бумажки смотреть. Скоро состояние становится хроническим.

Потом наступает следующая фаза. Организм начинает протестовать. Организм не любит когда его насилуют вообще, а когда его насилуют регулярно он начинает вести себя, как маленький ребёнок, которого пытаются отвести в поликлинику на укол: он будет орать, извиваться, у него повысится температура, начнется понос и головная боль - всё, что угодно, только бы не ходить.

Гормоны стресса задействуют ресурсы. Когда вы один раз с тигром встретились - всё нормально. Отъедитесь, отлежитесь - пополните закрома. Когда у вас такой возможности нет организм пытается сохранять жидкие ресурсы, докладывая об усталости и снижая активность в целом. Он отдаёт запасы эндорфина, чтобы вы продержалтсь на плаву, но эндорфин заканчивается, новый не успевает накапливаться - возникает снижение настроения.

Вы перестаёте контролировать своё состояние и активность, всё валится из рук, начинают посещать мысли о несостоятельности, что вы ничтожество, никчёмны, ни на что не годны. Объективная реальность с удовольствием вам помогает утвердиться в этих предположениях. Начальник так и говорит, что ничтожество. Друзья пытаются подобрать - типа возьми себя в руки, соберись, тряпка. Собраться не получается - всё становится ещё хуже - вот уже и с друзьями лишний раз не хочется встречаться. Во-первых, ты ничтожество, а во вторых, ща ж начнётся...

Как-то так многие и зарабатывают себе настоящие депрессии и генерализованные тревожные расстройства.

Эта история написана по мотивам реальных событий в жизни миллионов людей. Самое поганое, что начинаются эти истории ещё со школы. У меня с точно такими же историями полно пациентов школьного возраста, обращаются они с жалобами - от энуреза до суицида, но в базе из проблем - поведение педколлектива школы в отношении ребёнка с мизерными проблемами. В итоге проблемы становятся неиллюзорными.

Люди живут в стрессе годами, не зная вообще, что такое нормальное существование. Если им удаётся выбраться из этих порочных кругов... ну, я наблюдала несколько сложноописуемых катарсисов.

К стрессу мы ещё вернёмся, сегодня обратимся к одному из компонентов в его составе - к тревоге. Очень часто мешают заснуть всякие мысли, которые лезут в голову, мешаются друг с дружкой. Очень часто эти мысли связаны с тем что будет на следующий день, с какими-то событиями, нас тревожащими. И мы не можем уснуть, планируя, перепланируя, стараясь понять, а что если так, а эдак. Негативные расклады заставляют нас тосковать и переживать сложные чувства - от потребности всё бросить встать и немедленно начать предпринимать что-то для усиление контроля над ситуацией, то чувства вины за то, что мы не сделали что-то, недостаточно хорошо сделали. А что если завтра на зачёте влепят пару? Ах зачем-зачем я пил всю субботу, надо было зубрить.

Очень выматывает, не даёт заснуть, ухудшает качество сна.

Что можно сделать?

От дел насущных помогает планировщик. Блокнот, тетрадь, просто лист бумаги - берёте и перед сном записываете на него все дела на завтрашний день. Отличное занятие на те самые четверть часа перед сном, только эти заканчивать не надо. Всё записали - отлично. Теперь выкиньте всё это из мозгов, подумайте о приятном. Вспомните места, где вам нравится, сцену из книжки, которая зашла, обмозгуйте фанфик, мысленно спойте себе песенку.

Если с тревогой всё равно справиться не удаётся или её источник - не повседневные дела, попробуйте её анатомировать.

Первый вопрос - о чём я тревожусь?

Второй - а угрожает ли это моей жизни?

В большинстве случаев реальной угрозы нет и можно своему крокодилу сказать - да ты оборзел меня накручивать из-за фигни!

Ещё одна метафора, помогающая бороться с тревогой:

Отличный критерий для обрубания тех мыслей, которые мешают уснуть.

Думаете о завтра? Прекратите.

Думайте о сегодня и сейчас, обнимите подушку, прижмитесь телом к постели, найдите самую удобную позу, сосредоточьте мозги на том, как греет одеяло - и в путь по фазам.

Удачи!

Пост в Лигу психотерапии.

(Отрывок из книги "Стой, кто ведет? Биология поведения человека и других зверей" Дмитрия Жукова).

Человек относится к биологическому виду, поэтому он подчиняется тем же закономерностям, что и другие представители животного царства. Это справедливо в отношении не только процессов, происходящих в наших клетках, тканях и органах, но и нашего поведения — как индивидуального, так и социального. В книге автор анализирует такие вопросы, находящиеся на стыке биологии, эндокринологии и психологии, и показывает, подтверждая их примерами из медицины, истории, литературы и живописи.

Представление о депрессии как самостоятельной болезни ввел великий немецкий психиатр Эмиль Крепелин.

Э. Крепелин описал триаду симптомов депрессивного состояния, которая сохраняет диагностическое значение до нашего времени:

Иначе говоря, депрессия характеризуется угнетением аффективных, когнитивных и моторных функций личности. Для мании как для состояния, противоположного депрессии, указанная триада инвертируется. Мания характеризуется жизнерадостным настроением, а также умственно-речевым и двигательным возбуждением. Отметим, что активация когнитивных функций при маниакальном состоянии не является плодотворным состоянием. При этом одна мысль «спешит сменить другую», оставляя речи не полчаса, а полсекунды. Более того, мысли не только не следуют за рассуждениями, но и возникают и исчезают стремительно, без логической связи.

В отличие от мании, эйфория характеризуется повышенным аффектом, т. е. беспричинно хорошим настроением, а также снижением моторной и когнитивных функций.

Здесь же отметим, что термин «мания» часто непрофессионально употребляется для обозначения бреда, например «мания величия», «мания преследования». Использование этого термина в данном случае неправомерно, как и употребление такого, например, термина, как «сексуальный маньяк». Больные в маниакальной фазе гиперсексуальны, но не в силу болезненно высокой половой мотивации, а вторично — из-за повышенной самооценки. Во время депрессивного эпизода самооценка человека, соответственно, снижена.

Э. Крепелин подчеркивал большую роль наследственного фактора в развитии депрессивного психоза. Наличие больных среди родственников человека значительно увеличивает риск того, что частые субдепрессивные состояния являются зарницами психоза, т. е. со временем перейдут в тяжелую болезнь. Между тем, как и любой признак, депрессия возникает под влиянием сочетания генетических и средовых факторов. Основной фактор внешней среды, который влияет на формирование депрессии, — неконтролируемый стресс.

Депрессия, симптомы которой впервые были описаны в «Кодексе Гиппократа», и до сих пор представляет собой важную психиатрическую проблему. Депрессией страдают от 10 до 20 % населения всех стран и культур, а в тяжелой форме, требующей госпитализации, — от 3 до 9 %. Причем около трети больных нечувствительны к какой-либо форме лечения, включая психотерапию, лекарственную и электроконвульсивную терапию, лишение сна, светолечение и более не применяющуюся лоботомию (хирургическую операцию на головном мозге).

Депрессивные состояния представляют собой гетерогенную группу расстройств. Но для всех них характерны три симптома: сниженное настроение, когнитивная и моторная заторможенность. Кроме того, обычно присутствуют дополнительные симптомы: агедония (потеря интереса ко всем или почти всем обычным занятиям или же отсутствие удовольствия от них); снижение либидо; расстройство аппетита (повышение или снижение); психомоторное возбуждение или торможение; расстройства сна; астения; идеи самообвинения с ощущениями бесполезности существования; суицидальные мысли (рис. 5.5).

Об актуальности проблемы тревоги говорит то, что мировое потребление противотревожных препаратов (валиум, седуксен, тазепам, феназепам и т. п.) в 1980–2000 гг. ХХ в. уступало только аспирину. Следует подчеркнуть, что как депрессивный, так и тревожный синдромы часто встречаются в структуре разных психических заболеваний. Так, тревожная депрессия существует как самостоятельная болезнь, а депрессивные и тревожные состояния часто сопровождают соматические заболевания. Более того, аффективные расстройства, степень которых не достигает уровня психоза, периодически развиваются у большинства населения вследствие «стресса жизни».

Классификация депрессивных состояний

Термины «депрессия» и «тревога» часто употребляют как синонимы стресса. Это неправильно. Между этими понятиями существуют значительные различия.

Тревога — аффект, возникающий в ожидании неопределенной опасности или неблагоприятного развития событий.

Депрессия — синдром, для которого характерно сочетание трех симптомов: пониженное настроение, заторможенная интеллектуальная и двигательная активность, т. е. сниженный уровень аффективной, когнитивной и моторной функций личности.

При депрессии, возникшей в результате прошедших событий, человек погружен в безрадостное настоящее, тогда как при высокой тревожности его внимание поглощено неприятными или опасными событиями, которые могут произойти в будущем (рис. 5.6). Тревога возникает вместе со стрессом и сопровождает его, а депрессия — это следствие хронического стресса. Таким образом, на определенных стадиях патологии повышенная тревожность часто совмещается с депрессивным синдромом.

Депрессия — весьма распространенное психическое расстройство, способное принимать различные формы. В структуре этой болезни может присутствовать и тревога, и другие аффекты. Существует, например, «гневливая депрессия». Существует даже ажитированная депрессия, при которой больной, несмотря на подавленное настроение, находится в двигательном и психическом возбуждении. Так что ведущим симптомом депрессии является расстройство аффекта — сниженное настроение. Обращает на себя внимание обилие синонимов депрессивного состояния: уныние, тоска, хандра, печаль, скорбь, сухота, кручина, туга, ипохондрия, меланхолия и сплин. Такое лексическое богатство указывает на распространенность этого состояния и его значение в жизни русских людей. Примечательно, что наиболее распространенное слово — уныние — имеет индоевропейский корень nau, который обнаруживается в древнерусском слове навь — «мертвец».

Таким образом, очевидно, что в сознании древних депрессивные состояния тесно связаны со смертью. Это подтверждается современной статистикой самоубийств. Подавляющее количество успешных суицидальных попыток совершается людьми, находящимися в депрессивном состоянии.

Для лучшего понимания природы депрессии рассмотрим классификацию депрессивных состояний.

Депрессии разделяют по разным критериям.

Так, выделяют реактивную депрессию, если очевидна причина ее возникновения. Если психическому расстройству предшествовали потрясения в личной жизни, природные катастрофы, тяжелые несчастные случаи и т. п. — скорее всего, причина болезни именно в этом событии, т. е. болезнь является реакцией (иногда отсроченной) на сильное внезапное воздействие. Гораздо чаще депрессивный эпизод развивается без очевидной причины, или же поводом к нему, который указывают сами больные, является совсем незначительное событие. Поскольку внешней причины заболевания не удается установить, то такую депрессию называют эндогенной, т. е. имеющей некую внутреннюю причину.

На самом деле эндогенные депрессии тоже имеют внешние причины. Их развитие связано с постоянно действующими на человека хроническими стрессорными воздействиями.

Он может и не осознавать того, что находится в состоянии неконтролируемого стресса. Многие бытовые драмы, которые порой завершаются убийствами «на почве личных неприязненных отношений», представляют собой ситуации, неконтролируемые одной или всеми сторонами. Кроме того, многочисленные мелкие стрессорные события не проходят бесследно. Их эффект аккумулируется и выливается в клинически явную картину. Это «стрессопланктон» — …микромир крошечных, но многочисленных чудовищ, где слабые, но ядовитые укусы незаметно подтачивают древо жизни».

М. Зощенко, широко известный как автор смешных, хотя и очень невеселых рассказов, страдал депрессивным психозом. Явные признаки болезни появились у писателя задолго до выхода «Постановления о журналах “Звезда“и “Ленинград”», в результате которого он был исключен из Союза писателей, что, конечно, обострило течение болезни, но не было ее причиной. В романе «Перед восходом солнца», законченном в 1944 г., Зощенко перебирает события своей жизни, пытаясь объяснить частые приступы дурного настроения. Среди прочего он вспоминает и свое ухаживание за женщиной, с которой в течение двух недель только гулял по улицам и которая во время прогулки зашла к портнихе, а его попросила подождать на улице. Через какое-то время женщина вышла, и молодые люди продолжили гулять. Спустя некоторое время герой романа узнал, что женщина посещала не портниху, а любовника. На его недоуменный вопрос женщина ответила, что он сам виноват (поведение девушки мы характеризуем как переадресованную активность).

Анализируя подобные события, Зощенко пытается убедить читателя (и себя самого), что этот и множество других подобных «мелких случаев» — пустяки и они никак не могут быть причиной его почти постоянного дурного самочувствия, плохого настроения. В доказательство писатель приводит разные аргументы, ссылается на многочисленные примеры силы духа, уверяет, что поведение человека объясняется его волей и разумом (первая публикация сокращенного варианта романа вышла под названием «Повесть о разуме»).

Несмотря на все это, в том числе и на оптимистическое авторское название романа, сам Зощенко не смог путем рационализации преодолеть свою постоянно прогрессировавшую болезнь. Таким образом, многочисленные неприятные события, каждое из которых само по себе не является сильной психической травмой, в силу своего большого количества и, конечно, особого психического склада личности вызывают тяжелую депрессию.

Одним из аргументов против того, что выученная беспомощность в результате неконтролируемого стресса представляет собой адекватную модель эндогенной депрессии, служит краткосрочность используемого стрессорного воздействия.

Если в качестве стрессора применяют болевое раздражение электрическим током — самое простое и потому распространенное стимулирование, то время воздействия не превышает одного часа. Возможно, что в таком случае действительно уместнее трактовать полученные изменения в поведении и физиологии животных как модель реактивной депрессии, т. е. такой формы расстройства, которая развивается в результате кратковременного, но сильного воздействия. Чтобы избежать этого справедливого возражения, специалисты по моделированию психических расстройств на животных разработали модель депрессии в результате хронического умеренного стресса.

При таком стрессе крысы или мыши ежедневно на протяжении четырех недель подвергаются одному из следующих воздействий:

Каждую неделю порядок применения воздействий меняется.

Если каждый из этих стрессоров применить изолированно, т. е. воздействовать на животных только однократным лишением воды на сутки либо наклоном клетки, то это, конечно же, вызовет стрессорные реакции. Но поведенческие и физиологические показатели животных вернутся в норму через двое-трое суток. Однако при хроническом применении воздействий, причем в непредсказуемом порядке, у животных развивается состояние выученной беспомощности, которое может длиться несколько месяцев.

Эндогенную депрессию называют первичной, поскольку отсутствует явная причина заболевания, точнее, ее не удается обнаружить.

Вторичной называют депрессию, имеющую очевидную причину. Это может быть психотравмирующее событие или же болезнь. При любом недомогании настроение падает; если оно снижается очень сильно, то говорят о депрессии, вторичной к соматическому заболеванию.

Различить первичную и вторичную депрессию бывает сложно, особенно если не удается обнаружить какого-то сильного потрясения, предшествовавшего заболеванию, поскольку первичная депрессия часто сопровождается болями в разных частях тела. Соответственно, говорят о различных соматических масках депрессии — от сердечно-сосудистых до дерматологических. Это могут быть жалобы на боли и неприятные ощущения в отсутствие органических изменений: психогенная одышка; психогенная головная боль; психогенное головокружение, двигательные нарушения, имеющие психогенное происхождение; психогенный псевдоревматизм (жалобы на костно-мышечные боли); разнообразные жалобы на неприятные и болезненные ощущения в разных частях областях живота; психогенные нарушения в области почек, а также самые разные сексуальные нарушения.

Термин «ипохондрия», который теперь означает сосредоточенность на вопросах своего здоровья, происходит от греческого hypochondrion — подреберье. Хондрой старые анатомы называли грудо-брюшную перегородку, полагая ее состоящей из хряща. Мы делаем вывод, что античные ипохондрики жаловались главным образом на неопределенные болезненные ощущения в верхней части живота (рис. 5.7). Заметим, что русская «хандра» — производное от «ипохондрии».

Высокая частота такой локализации болей при депрессии отразилась в возникновении такого ее синонима, как «сплин». Это английское название селезенки, которая расположена в левом подреберье. В 1606 г. один англичанин выпустил книгу с описанием своей депрессии, в которой употребил to spleen как глагол.

С селезенкой же связан и такой распространенный термин, как меланхолия, который означает «разлитие черной желчи». Напротив селезенки, в правом подреберье, лежит печень, орган коричневого цвета, выделяющий желчь, придающую характерный цвет фекалиям. Селезенка имеет темно-коричневый цвет, и по аналогии с печенью ее секрет назвали «черной желчью». Приступы депрессии связывали с разлитием черной желчи. Заметим, что это мифическая жидкость: селезенка не выделяет никаких жидкостей, в этом органе образуются форменные элементы крови.

Интересно, что такой бич путешественников эпохи великих географических открытий, как цинга, тоже является одним из соматических (телесных) проявлений депрессии. В школе нас учат, что недостаток витамина С в пище приводит к цинге — тяжелому заболеванию, при котором выпадают зубы. В частности, цинга очень часто встречалась среди членов экспедиций. Особенно это стало заметно, когда в XV в. начались дальние плавания европейцев на другие континенты. Свежие овощи и фрукты — богатые витамином С продукты — быстро кончались, и цинга разыгрывалась среди экипажей во время многомесячного пребывания в открытом океане без свежих припасов. Одним из предтеч профилактической витаминизации считается капитан Джеймс Кук, который в 1768 г. взял в кругосветное плавание квашеную капусту, что, как считается, предотвратило появление цинги у членов экипажа.

В подобном рассказе почти все правильно. Действительно, витамин С необходим, так как он не синтезируется в организме человека и должен поступать с пищей, т. е. является витальным диетиеческим фактором. И мы даже без напоминаний врачей охотно едим квашеную капусту, лимоны с апельсинами, зеленый лук и черную смородину. Однако цингу вызывает не само отсутствие витамина С, а нарушение его обмена в организме, что уменьшает синтез коллагена — белка соединительной ткани и ведет к выпадению зубов. Если обменные процессы нарушены, то даже при избытке витамина С в диете цинга все равно разовьется. И это нарушение обмена часто происходит при депрессии.

Что касается капитана Кука, то, конечно, не будем отрицать его заслуг перед географической наукой, парусным мореплаванием и английской короной. Но обратим внимание, что в XVIII в. кругосветные путешествия уже не были экспедициями в Неизвестное. Все уже хорошо знали, сколько надо плыть от Европы до Америки, от Европы до мыса Доброй Надежды, от мыса Доброй Надежды до Малабара и т. д. Морские путешествия перестали быть неконтролируемой ситуацией, какой они являлись для первых путешественников — Васко да Гамы, Колумба, Магеллана. Поскольку неконтролируемость ситуации значительно снизилась, то значительно упала и вероятность развитии депрессии. В пользу трактовки цинги как в первую очередь биологического маркера депрессии, а не недостатка витамина С свидетельствует, в частности, высокая частота этого заболевания (несмотря на достаточное количество витамина С в диете) среди людей, испытывающих длительный неконтролируемый стресс, например среди заключенных или среди участников полярных экспедиций.

Заметим, что в экспериментах нарушение синтеза коллагена используется как биологический маркер депрессии, намного более надежный, чем результаты психологических тестов.

Частота конкретных соматических проявлений депрессии различна в разных социальных группах и изменяется с течением времени. Это связано с тем, что психосоматические симптомы, как и многие психические расстройства, имеют эпидемический характер распространения, обусловленный бессознательным подражанием.

Соматические расстройства при депрессиях настолько разнообразны, что сложился афоризм: «Кто знает клинику депрессии, тот знает медицину», подобно врачебному афоризму XIX в.: «Кто знает клинику сифилиса, тот знает медицину». Соматические маски депрессии не только разнообразны, но и исключительно широко распространены. По данным разных исследователей, от трети до половины пациентов, впервые обращающихся к врачу, нуждаются в коррекции эмоционального состояния, а не в лечении сердца, печени, почек и т. д.. Иными словами, болезненные ощущения в разных частях тела, на которые они жалуются, являются не следствием болезни расположенных там органов, а отражением первичного депрессивного состояния.

Между тем с практической стороны исключительно важно установить, чем вызвано угнетенное состояние больного — следствием болезни или же проявлением симптомов первичной, эндогенной депрессии. В первом случае назначается лечение конкретного соматического расстройства, а во втором — антидепрессивная терапия. Для дифференциальной диагностики первичной депрессии эффективно используются различные гормональные тесты.

По тяжести расстройства, т. е. по тяжести клинических симптомов, депрессия может быть как психозом, так и оставаться на уровне невротического расстройства. Не вдаваясь в тонкости различных определений невроза и психоза, скажем только, что граница между двумя формами болезни проходит по уровню социализации больного. При неврозе он может выполнять многочисленные функции члена общества, общаться с другими людьми и даже работать, хотя это дается ему с трудом и доставляет сложности другим людям. При психозе больной выключается из социальной жизни и нуждается в госпитализации. В случае психотической депрессии пациент лежит в постели и почти не реагирует на внешние раздражители и внутренние потребности.

Соответственно, тяжести расстройства говорят об аффективных нарушениях, если они выражены, и о дистимических, если расстройства настроения малозаметны или преходящи. Например, при предменструальном синдроме (см. главу 3) чаще всего имеют место дистимические нарушения.

Тяжести заболевания, как правило, соответствует тип течения. При наиболее тяжелой форме депрессии периоды спада в аффективной, когнитивной и моторной сферах (депрессивные эпизоды) сменяются маниакальными фазами. В это время у больных происходит сдвиг в противоположном направлении: отмечается немотивированный подъем настроения, психическое и двигательное возбуждение. Это не означает, что такой период благоприятен для умственной деятельности. Для маниакальных больных характерно речевое возбуждение, иначе говоря, болтливость. Психическое возбуждение означает, что пациенты не могут сконцентрироваться на одном предмете или занятии. Их мысли скачут; возникнув, он не успевают оформиться и логически завершиться, как на смену им приходят новые. Маниакальное возбуждение больного очень тягостно для окружающих.

Монополярная депрессия, при которой светлые промежутки сменяются только депрессивными эпизодами, как правило, протекает легче биполярной, при которой светлые промежутки чередуются и депрессивными, и маниакальными фазами.

Депрессивные эпизоды повторяются с разной периодичностью. Если они возникают исключительно в осенне-зимний период, то прогноз благоприятен. Осенняя депрессия достаточно легко корректируется и, как правило, не выходит за рамки легкого невроза. Если же депрессивные эпизоды возникают вне связи со сменой естественной освещенности, то прогноз менее благоприятен.

Что касается тревоги, то ее классификация проще. Выделяют первичную тревогу, так называемый посттравматический синдром, при котором ведущим симптомом является чувство беспокойства. Вторичная тревога сопутствует многим ситуативным расстройствам, что естественно, поскольку и здоровому человеку определенная тревожность необходима для формирования мотивации. Вспомним, что при стрессе чувство тревоги побуждает человека или животное приспособить свое поведение к изменившимся условиям.

Поскольку депрессия часто сопровождается повышенной тревожностью, исключительно важно правильно диагностировать тревогу как первичную либо как вторичную, т. е. входящую в состав депрессивного синдрома. Для этого применяют так называемый диазепамовый тест. Диазепам — противотревожный препарат, который не имеет антидепрессивной активности. Если после его приема у больного уменьшаются какие-либо симптомы или жалобы, значит, они были обусловлены тревогой.

https://postnauka.ru/longreads/17799

Обживаюсь тут потихоньку на Пикабу, поэтому запощу сюда вот эту статейку о своём опыте. Для удобства читателя снабдил используемые в тексте общепринятые термины ссылками (в основном, на Википедию). Приятного прочтения и осмысления прочитанного!

Дисклеймер

Опишу парочку решённых проблем, и некую сформированную в недрах моих мозгов :) теорию клаустрофобии, панических атак и прочего подобного. Я не претендую на какую-то научную новизну - лучше меня воспринимать как рефлексирующего и размышляющего практика без профильного образования. Таким образом, мой пост не является диванной аналитикой. Он - результат осмысления личного опыта работы с самим собой и моего опыта психотерапевтической работы с другими людьми. Обсуждая с различными психологами, консультантами и психотерапевтами психотерапевтические методы "лечения" клаустрофобии и панических атак, я обнаружил, что для многих из них мой практический опыт - это что-то такое, что "не должно работать" и "всё, на самом деле, устроено не так, как ты говоришь". Поэтому я решил изложить свою теорию "для широкой публики" - возможно, кому-то это будет полезно и заставит посмотреть на проблему клаустрофобии и панических атак несколько с другой стороны. Предупреждение: много букафф! :)

Анамнез

Я сам страдал клаустрофобией и паническими атаками. Трудно вспомнить, когда это вообще началось. Такое ощущение, что я родился с этим. :)

Про клаустрофобию (переживания)

Если вы не знаете, как это выглядит, то я попытаюсь описать свои собственные переживания. Приступы начинались, например, в лифтах (поэтому я научился быстро бегать по лестнице и вырос стройным :) ). Никаких попсовых "стены надвигаются", "пространство сжимается". Просто замыкало в мозгу, внимание предельно концентрировалось на чём-то внутри тела, страх парализовывал, становилось тяжело дышать, как будто дышишь в каком-то подвальном помещении с низкими потолками, плохой вентиляцией и, как следствие, протухшим воздухом. Настигали ощущения, что я не смогу выбраться из кабинки, что ко мне в тесное пространство лифта начнут ломиться какие-то непонятные и пугающие существа. :) Расслабиться (беззаботный совет "да расслабься ты!") в таких условиях не возможно. Всё, что я описал - это уже после приступов осознаёшь, а в момент самого приступа мозги отключаются напрочь, как будто тебя грузовик на полном ходу снёс.

Про панические атаки (переживания)

Представьте, что вы идёте по тихой улице в прекрасный солнечный день, никакой опасности, даже намёка на неё, вокруг деревца, птички, добрые старушки и счастливые мамы с колясками :) , но вас посреди ходьбы внезапно охватывает стремительно развивающийся приступ тяжёлой тревоги, спирает дыхание - чем-то похоже на солнечный удар, только намного сильнее и более угнетающий. У меня были на столько сильные и концентрированные ощущения, что я даже не в состоянии был понять, что испытываю какой-то там страх и тревогу. У меня просто скручивало живот, через спину струился какой-то "ток". Начинался процесс лихорадочного мышления в стиле "куда спрятаться от навалившегося?". Когда я приходил с подобными симптомами к специалистам, то они не могли у меня даже диагностировать атаки - отправляли к гастроэнтерологам и прочим невропатологам, а те в свою очередь, попытавшись лечить "не знамо что", разводили руками и отсылали меня назад. Плюс, как потом выяснилось, я бессознательно скрывал часть симптомов, которые бы, наверное, помогли врачам в постановке диагноза. Такая избирательная психологическая слепота.

Самое неприятное во всех этих клаустрофобиях и атаках в том, что ты теряешь контроль, словно внутри есть нечто такое, что намного превосходит тебя по силе, и Оно (как говорил дедушка Фрейд) захватывает тебя почти без остатка, как громадный червь, пожирает изнутри. :(

Как всё начиналось (изменение общего состояния)

Разгадку для своих состояний я уже обнаружил, когда начал самостоятельно заниматься психотерапевтическими практиками. С чего всё начиналось? Я как-то сел просто посидеть и понаблюдать, что будет происходить со мной (во внутренней реальности - в голове т.е.). Я не делал (это важно!) никаких техник, просто более-менее осознанно сидел и проговаривал про себя, что именно я наблюдаю. И заметил, как начала нарастать чётко осознаваемая тревога, казалось, абсолютно без причины. Она нарастала и нарастала... Я уже не мог спокойно сидеть на месте. Но как только я поднимался и прекращал эксперимент, тревога как ни в чём ни бывало прекращалась. Т.к. я человек увлекающийся и любопытный, то меня этот странный феномен заинтересовал. Позднее, проштудировав психологическую литературу, я нашёл описание похожего феномена и у Перлза, и у Франкла, и у ряда других исследователей. Перлз описывал эксперименты, в которых участники пытались просто присутствовать "в настоящем моменте", просто осознавая всё, что с ними происходит. Если выполнялось достаточно длительно, то некоторых начинал охватывать беспричинный страх. И, кажется, Франкл описывал, что если попросить некоторых невротиков спокойно посидеть в кресле и ничего не делать, то они начинали беспокойно и судорожно чем-то заниматься, двигаться, кто-то даже подскакивал, как будто их било током.

Мне захотелось разобраться, что это вообще за неизвестно откуда взявшаяся тревога. Я стал наблюдать за поднявшимися ощущениями, рефлексируя их. Но не всё так просто: нарастающая тревога не очень способствует беспристрастному наблюдению за собой. Поэтому первое время пришлось учиться не вскакивать и убегать. :) Сидел я так в самонаблюдении, кажется, часов по пять в день. И вдруг в какой-то из дней неожиданно мне начало ломить кости. Прям выкручивать, как наркоману. На сём мой сеанс самонаблюдения закончился, потому что терпеть это не хватало силы воли. :) В следующем сеансе кости снова стало ломить. Но мне эти пытки уже порядком надоели, я разозлился и, набравшись решимости, пообещал, что буду сидеть, пока не разберусь с этим.

В какой-то момент сидения я внезапно осознал, что в школе мне нравилась одна девочка, я хотел подойти и поцеловать её, но из-за своих комплексов волновался и не мог даже подумать о каких-либо решительных действиях в этом плане - все школьные годы просто любовался ею со стороны. И как только я осознал своё прошлое желание, меня резко отпустило, будто мне морфий вкололи. Тело мгновенно расслабилось, через него бурно начала идти какая-то энергия, которая там давно уже не была. :) Все проблемы, беспокойства и прочее как будто кто-то тряпкой с доски стёр одним махом. Расслабление было такой силы, что после несколько суток я мог спать в любом положении тела, хотя до этого дискомфорт был у меня даже на ортопедическом матраце. Я шёл по улице и улыбался, как дебил. :) Ничего подобного ранее я не испытывал, даже когда с наркотиками экспериментировал. :) Никакого страха лифтов и прочего подобного, настроение на подъёме.

Что я вынес из этого опыта? Я увидел, что в обычной жизни я внутренне очень сильно напряжён и зажат - всё время, 24 часа в сутки - и фоном идёт вот эта мучительная непрекращающаяся тревога, которая в сессии переросла в "наркоманскую" ломку. Разницу с "нормальным" состоянием я ощутил только тогда, когда у меня резко снизился (ушёл) вот этот негативный внутренний психосоматический фон. А до этого мне даже сравнить не с чем было - я всю жизнь жил в такой своеобразной психоэмоциональной яме. Было очень неожиданным понять, что ты постоянно находишься в тревоге и почему-то не можешь осознать столь очевидное.

Конечно, потом после улучшения моё общее состояние смазалось, но уже тогда было заметно, что оно не откатилось назад. Скажем так, я привык к нему, к своему новому состоянию и стал его воспринимать как обычное. Если описывать это метафорой, то это как выбросить немного камней из тяжёлого заплечного рюкзака - рюкзак всё ещё остаётся тяжёлым, но уже стало чуть легче.

Я не понял, как мне удалось так хорошо расслабиться, но позднее это всё-таки удалось "воспроизвести", а потом ещё, и ещё, и ещё... Впоследствии я разобрался с тем, как это работает (в двух словах хорошо не объяснишь) и смог уже работать с другими людьми, передавая им "навык".

Уход приступов

В общем, работая и работая, приобретая опыт и разбираясь в различных нюансах, я как бы уменьшал и уменьшал свой общий негативный фон-рюкзак, а также помогал это делать другим. И что было замечено?

А то, что постепенно стали пропадать различные яркие негативные состояния. Опишу один памятный случай. Пошёл я как-то в магазин :) и в каком-то месте улицы осознал, что у меня должен был сейчас случиться приступ паники, но я... "не знаю", как его сделать! Да-да, я понял, что не смог бы его получить даже, если бы захотел. Я словно забыл, как создавать такие приступы, как будто мне нечем было топить их печь за неимением дров. Тогда меня это весьма порадовало и даже развеселило: я ощутил некую победу над собой что ли. :) В этом не было никакой мистики - всё было для меня прозрачно. Зачем "паниковать", если можно не "паниковать"? :) И дрова эти для растопки - это мой общий негативный фон (основная составляющая этого фона - общая фоновая тревожность, которая то тут, то там постоянно всплывала в моих терапевтических сеансах).

Как, если кратко, я работал над собой, уменьшая негативный фон?

Суть метода (без миллиона нюансов) состоит в следующем. Терапевтируемому нужно смотреть в то, что называют "настоящий момент", т.е. на то, что присутствует в теле и психике "в настоящем моменте", скажем так, в фоне (идёт фоном; иногда этот фон называют предсознанием - это информация для тех, кто в психоаналитической терминалогии шарит). Если вы тревожитесь фоном по жизни, то "в настоящем моменте" у вас будет эта самая тревога (очевидно!). Если хотите хоть каких-то примеров работы "с настоящим моментом", поищите на Ютюбе, как работает Перлз: это, конечно, будет лишь маленькая часть того, что можно затронуть "в настоящем моменте", однако, какое-то представление вы получите.

Как обычно, не всё так просто. :) У психики есть так называемые психологические защиты. Зачем они ей нужны? В контексте моего объяснения они нужны для того, чтоб всякие злоумышленники (и вы, в том числе :) ) не смогли получить доступ к содержимому психики и что-то там легко поменять. Защиты, как иголки у ежа, нужны, чтоб сохранить ваше психическое здоровье. И они же, по иронии, сыграют с вами злую шутку, заблокировав уничтожение негативного фона.

Как это выглядит на практике для терапевтируемого? Вы садитесь поработать со своим "настоящим моментом", ожидаете, что там будет какая-то актуальная для вас проблема, тревога в данном случае, но никакой тревоги не видите. А раз её нет, то как бы и работать не с чем, не так ли? :) Но на самом деле работать есть с чем - с психологическими защитами, потому что именно они и "загружены" в "настоящий момент". Убираем защиты - выползет ваша тревожность, возможно (и даже - скорее всего :) ), в такой форме, в которой вы не ожидали её увидеть. Приведу пример из опыта человека, с которым я работал.

Парень 22ух лет находился в подавленном состоянии. В одной из терапевтических сессий у него "в настоящий момент" всплыл полузабытый эпизод, в котором один из родственников склонял его сделать, извиняюсь, м@%ет. Парень согласился, а потом начал беспокоиться, что об этом эпизоде кто-то узнает, так как вращался в полукриминальной среде. Стыд, страх разоблачения, вина и прочие эмоции - всё смешалось в кучу и запихалось в дальний угол подсознания. Сам эпизод, вроде как, забылся, но вскоре, по словам самого бедолаги, внезапно начались какие-то "непонятные" приступы в замкнутых помещениях: будто останавливалось дыхание, и накатывал прям таки панический ужас. Всё это парню приходилось скрывать, чтоб не прослыть в своих кругах слабаком. После проработки эпизода с родственниками некоторые симптомы исчезли, состояние во время приступов стало более контролируемым. Как вы понимаете, логически найти связь между лифтом и гомосексуальным сексом не представляется возможным (если не впадать в крайние степени фрейдизма головного мозга :) - это не в обиду самому отцу психоанализа). Через какое-то время на поверхность вылезли и другие эпизоды, питающие приступы. В конечном итоге приступы в замкнутых пространствах прошли, попутно ушёл и выяснившийся в процессе работы страх за своё будущее (который шёл фоном по жизни у парня и управлял его действиями в многочисленных ситуациях), ушла и ещё парочка заморочек.

Немного про защиты...

...Чтоб было понятно непосвящённым. "Диссертацию" писать не буду - просто приведу несколько примеров (условных) защитных механизмов.

- Девушка 27и лет. Когда в терапевтической сессии начинаем подбираться к корням проблематики, девушка начинает чихать и не может остановиться. :)

- Парень 29и лет. Во время сессии начинает натурально засыпать и ничего не может с этим поделать. Работать со спящим, по понятным причинам, не возможно, если вы не гипнотерапевт. :)

- Девушка 25и лет. В сессии в определённые моменты начинает на меня раздражаться, вести себя малость неадекватно. Аналогичное поведение у неё наблюдается со всеми своими бойфрендами, которые, вероятно, по этой причине уходят от неё.

- Мужчина 52ух лет. Постоянно сидит в сессии в таком характерном состоянии, типа "я самый умный, я прожил уже много лет, я и так всё про всё знаю". Эффективно работать из такого состояния не представляется возможным: "ты и так уже всё "знаешь" и поэтому ничего нового о себе и не сможешь узнать".

- ...

Теория

Итак, соберу все кусочки моего рассказа в один пазл. Если у вас есть приступы панических атак, клаустрофобия и пр., то по "моей" теории вы тревожитесь не в какой-то конкретный период времени разворачивания, пика и угасания приступа, а всё время. Просто, возможно, уже на столько привыкли к этому, что воспринимаете такое фоновое состояние как само собой разумеющееся. А приступы - это что-то вроде всплесков, пиковых значений на условном графике тревожности в течение некоторого периода времени:

Работая с фоном, который присутствует "в настоящем моменте", вы уменьшаете количество "горючки" для всплесков. Постепенно снижается их частота и интенсивность. Вплоть до пропадания.

В процессе работы, как показала моя практика, вас, скорее всего, должно посетить (то самое) озарение, что тревога с вами всегда, буквально не отпускает вас. Это уже большой шаг к устранению самих приступов (я считаю). Попутно пропадают и другие типы всплесков, кроме приступов панических атак и клаустрофобии. Само собой, придётся потрудиться, чтобы получить результат.

Критика существующих методов

Немного покритикую известные мне группы методов работы со всплесками. Выражаю лично своё мнение и ничью работу не хочу обесценить. Короче, галопом по Европам. :) Не знаю, на сколько это будет интересно не терапевтам...

Первая группа - это "работа в поле". Т.е. человека приводят (или сам приходит :) ), допустим, к лифту и непосредственно на месте, "в бою", в рестимулирующих условиях начинают работу. Недостаток этого подхода в том, что психика может оценить подобные ситуации как крайне небезопасные и заблокировать всю терапию от греха подальше. Терапевты как-то пытаются обойти эту преграду, придумывая различные ухищрения и замены для рестимулятора. Например, заранее обучают своих клиентов навыкам расслабления.

Вторая группа - работа с памятью. Т.е. каким-либо способом терапевтируемый вспоминает некоторый эпизод с приступом (в ряде подходов эпизод моделируется, например, в воображении, но для этого тоже нужна память), далее эпизод проясняется/"шлифуется" в рамках какого-либо подхода. Недостаток: нужно мучить память. Психика, чтобы защитить свои воспоминания, очень часто принимает решение: "убрать" возможность сознательно вспомнить (смоделировать) какие-то ключевые моменты приступа, знание о которых помогли бы процессу избавления. Т.е. бедолага не специально что-то скрывает и по своей инициативе усиленно сопротивляется терапевту, а "искренне" не помнит, т.е. если это и есть защита, то на практике не ясно какая именно (с чем работать???), т.к. она проявляется, скажем так, в скрытом (молчащем) режиме. Есть даже на столько тяжёлые случаи, что терапевтируемый не в состоянии вспомнить практически ни одной детали никакого приступа - даже под гипнозом. Кто-то (даже) вообще не осознаёт ("искренне"), что испытывает какие-либо приступы.

Работа же "с настоящим моментом" не задействует сознательные усилия по вспоминанию (и моделированию), так называемую "сознательную память". Контролируемая среда терапевтической сессии расценивается психикой как более безопасная, чем в случае "работы в поле". "В настоящем моменте" "загружен" только, скажем так, актуальный, уже готовый для работы материал. Эта гипотеза недоказуема, конечно. Однако, из опыта, я не сталкивался явно со случаями, когда терапевтируемый не смог в принципе справиться с какими-то переживаниями "в настоящем моменте".

Недостатки:

- Не рационально работать с заранее выбранными проблемами (так называемая "работа по запросу терапевтируемого") - копают только то, что присутствует "в настоящем моменте". В ряде случаев, чтобы добраться до той же проблемы панических атак, придётся разгрести другие проблемы, "загруженные" "в настоящий момент". Для кого-то это может быть не недостатком, а преимуществом, т.к. попутно идёт работа с другой проблематикой (во множественном числе).

- Т.к. защиты тоже пускаются в процессе терапии "под нож" (т.е. защиты убираются/снимаются), нужен период адаптации для психики, чтобы она восстановила свою оборону. Как показывает практика, временное состояние без части защит может сильно напугать терапевтируемого - последний должен понимать особенности динамики процесса терапии.

Замечу, что глубокие нарушения, проявляемые в виде той же клаустрофобии и панических атак, проседают (проваливаются) с уровня психики ещё ниже - уже даже на уровень (физического) тела. Т.е. на каком-то этапе терапии придётся работать со здоровьем тела: правильное питание, физические упражнения, дыхательная гимнастика и пр., - иначе тело не будет успевать подтягиваться за психикой. Это тоже, само собой, из опыта пишу.

Заключение

Спасибо, что дочитали до конца! Не слишком сложно написал? Есть ли вопросы? Стоит ли писать ещё подобные популяризаторские статьи с авторским взглядом на различные околопсихологические вопросы?