А может и правда сознание просто возникает и исчезает, раз и навсегда, думаю я, глядя на поедающих мышь муравьев. А мы ищем справедливости, о, как же трудно смирится с совершенной мимолётной уникальностью существования, которого никогда не было и не будет, да невозможно представить, да вредно для продуктивности населения.
Все равно, мышь жила в ожидании своей вечности, её тело, психика полагали, что мы вечны и каждое наше действие некоторая дань в мир и дань себе. Другие существа, что также, где-то глубоко, не ощущали внутри это вечное мнимое присутствие, давно исчезли. Мышь, и живая, и кормящая муравьев не может представить, что все, что у нее есть, временно, и все возьмёт и отдаст она вечности, а вечность смерть.
Пространство беспощадно порождает сознание и холодно забирает. Течение процессов Бог, все Бог, все течет, как наше желание не быть съеденным, как сами мы, порождено не нами, мы - условие для гордости. А другие с отсутствием её, давно вымерли. Умные совсем не выживают, сильные не выживают, выстраивая цепочки пеших муравьев.
И написав это, я чувствую особенный души провал, который так и ждёт и ищет и подразумевает надежду на вечное существование, да мышь дохлая какой-то частью, своего недоеденного тела, жаждет эту вечность, её жаждет всё пространство, а если жаждет, значит боится исчезнуть, значит может, ибо другие уже давно испарились, не дрогнувшие перед бездной.
Да зачем они жаждут этого? Просто генетическая ошибка, заставившая любить жизнь, ошибка строения молекул, заставившая удерживать их ход вселенной. Неужели никто не догадывался и не пытался выйти из матрицы, закончить бесконечно подлейшее мироздание, чтобы воздать ему по заслугам, по справедливости за столько срубленных случайностью рожденных душ. Если я подчинялся, поняв это, разве я не способен дать себе разрешение на выход вне всего, на большой, смертельный выход. Он есть, иначе не придумал б я его, я бы вышел, ах, этот муравей полез в свои дома, там вход, и я увидел вход, обратное всему.
