Германия + Интербеллум

Автор: Алексей Котов.

Читайте ранее:

ИГ Фарбен. Часть I. Немецкая химия

ИГ Фарбен. Часть II. От кошмара Версаля до крупнейшей корпорации Европы

ИГ Фарбен. Часть III. Высокие технологии и высокая политика

ИГ Фарбен. Часть IV. Концерн и нацистские власти

ИГ Фарбен. Часть V. Арийский бензин

В 1935 году Германия пошла на прямое нарушение Версальского договора и объявила о создании Вермахта, открыто сообщив о возрождении военной мощи государства. Разумеется, в этом процессе должны были принять участие промышленники Германии, и, надо сказать, делали они это с большим энтузиазмом. Однако, есть один очень важный нюанс. Тот факт, что производство в оборонной промышленности стало расти после того, как в 1935 году Гитлер начал перевооружение, промышленники рассматривали не как подготовку к агрессивной войне, а как естественный результат восстановления полной независимости Германии. Генерал Томас из военно-экономического управления Вермахта утверждал: «Было бы несправедливо не согласиться с лидерами германской индустрии в том, что у них были все основания верить обещаниям Гитлера, что они понимали перевооружение только как меры для защиты отечества и считали своим патриотическим долгом помогать этой цели». На самом деле в первые годы своего правления Гитлер отличался довольно-таки миролюбивой внешнеполитической риторикой. Надо сказать, что наиболее верные соратники фюрера из финансово-промышленных кругов Германии, Ялмар Шахт и Фриц Тиссен, которые на самом деле способствовали приходу нацистов к власти, рассматривали программу перевооружения и восстановления военной мощи в первую очередь как средство для политического достижения внешних целей Германии. Это доказывается тем, что, когда в воздухе реально запахло войной, они приложили все усилия для того, чтобы остановить Гитлера и в результате были вычищены из нацистской государственной пирамиды в 1938 и 1939 годах.

Ну а в 1935 году немецкие промышленники с должным патриотизмом воспринимали перевооружение страны. ИГ «Фарбен», разумеется, не оставался в стороне. Еще в 1934 году по просьбе правительства концерн создал подставную компанию Wifo, которая занималась постройкой сети нефтехранилищ по всей Германии. Предполагалось разместить в них стратегические военные запасы до миллиона тонн авиабензина на случай войны. Постройка нефтехранилищ от лица ИГ «Фарбен» велась с целью маскировки, в 1935 году, когда необходимость скрывать действия по повышению боеготовности отпала, компания Wifo была продана государству.

Ведущим представителем концерна области контактов с военными стал Карл Краух, занимавший в структуре ИГ должность руководителя направления синтетического топлива и каучука. В начале 1935 года он возглавил еще один, новый комитет в управлении концерна, комитет по связям с Вермахтом (Vermittlungsstelle W[ehrmacht]). На самом деле связь поддерживалась не непосредственно с вооруженными силами, а с консультационным советом Вермахта и гражданской промышленности. Краух воспользовался возможностью, чтобы представить в марте 1935 года комплексный доклад, в котором сравнивались текущие вопросы перевооружения Германии с историческим опытом менеджеров ИГ, полученным во время Первой мировой войны. В своей докладе Краух предлагал централизацию всех аспектов экономического перевооружения. Его видение заключалось в объединении высшего руководящего органа с промышленностью. Всем менеджерам в секторах, имеющих отношение к перевооружению, должно было быть присвоено звание «Офицеры военной экономики» («Wehrwirtschafts-Offiziere»), если использовать термины Крауха. Они выполняли функции военных командиров на своих заводах и готовились к мобилизации личного состава и производственных мощностей на случай войны. Параллельно с этой «новой организацией военной экономики» Краух призывал к ускоренному расширению базы ресурсов и синтетических ресурсов: вискозы, пластмасс, легких металлов, синтетического каучука, топлива и масел. Его идеи заключались в том, чтобы стимулировать продажу и использованию этих материалов в гражданской экономике за счет ценовых субсидий и требований к их использованию (например, за счет коэффициента использования синтетических ресурсов).

Тут надо особо заострить внимание, что эти предложения ИГ «Фарбен» в 1935 году были отвергнуты руководством Третьего Рейха. «Уполномоченным по вопросам военной экономики» был назначен Ялмар Шахт, который не был сторонником резких перекосов экономики в военную сферу. То есть он, конечно, был за перевооружение, и, в частности, именно Шахт изобрел знаменитые векселя МЕФО, давшие возможность скрыто оплачивать военные потребности Германии, однако он никогда не забывал о том, что экономика должна функционировать, обеспечивая жизнедеятельность государства.

1936 год стал переломным моментом в недолгой истории экономики Третьего рейха. В сентябре Гитлер озвучил «Меморандум о Четырехлетнем плане». Официально план был призван «улучшить качество жизни германского народа», однако сутью этого плана (которая была предельно секретной) была установка срока готовности Германии к войне. Причем к войне в условиях экономической изоляции. Полный вариант Меморандума в 1936 году (написанный от руки самим Гитлером) получили только назначенный ответственным за выполнение плана Герман Геринг и военный министр фон Бломберг. Формальной целью плана, озвученная для широких масс, заключалась в том, чтобы вдвое снизить стоимость германского импорта путем создания мощностей по производству сырья на сумму порядка 2,3 млрд. рейхсмарок в год, или примерно 5 % от всего германского промышленного производства. На реализацию плана был запланирован государственный бюджет в 10 миллиардов рейхсмарок. Для ИГ «Фарбен» реализация Четырехлетнего плана была крайне выгодна так как в его основе, помимо резкого увеличения производства стали, лежало создание мощностей по производству синтетического сырья: топлива, каучука, волокон. Во всех этих областях ИГ «Фарбен» обладала фактической монополией на владение необходимыми технологиями. Более того, отвечавший за данный сектор производства ИГ Фарбен Карл Краух был назначен на государственную должность руководителя научно-исследовательскими и опытно-конструкторскими работами в отделе сырья. Все старшие советники Крауха в сфере топлива, каучука, взрывчатки и прочей продукции химического производства были его коллегами по ИГ. По настоянию главы концерна, Карла Боша, Краух сохранил свои посты в ИГ «Фарбен», поэтому не удивительно, что концерн в широких масштабах привлекали к выполнению этих проектов. Надо сказать, что положение ИГ «Фарбен» в Третьем рейхе было абсолютно уникальным в сравнении, например, со сталеплавильными компаниями – концерн обладал эксклюзивными технологиями и возможностями, являясь фактически монополистом. Карл Краух оставался активным действующим лицом в промышленной политике нацистской Германии с 1933 по 1945 г.

В условиях «нормальной» экономики перед развитием производственных мощностей ИГ «Фарбен» имелись бы «сдерживающие» факторы такие как экономическая целесообразность и ограниченность в финансировании. Однако гитлеровский режим решительно убирал эти препоны: «наполеоновские планы» ставились перед Фарбен государством, и обеспечивалось финансирование этих проектов государством, гарантировавшим концерну, как минимум, безубыточность. Ежегодные инвестиции ИГ возрастали почти неконтролируемыми темпами: составляя в разгар депрессии не более 10-12 млн рейхсмарок в год, к началу 1940-х гг. они увеличились до 500 млн рейхсмарок в год. «Планы, которые не могли быть реализованы, пока существовала нормальная экономика, стали реализуемыми, и впереди как будто бы замаячили самые потрясающие перспективы».

Все это привело к тому, что руководство ИГ «Фарбен» по большей части оказалось отодвинуто от оперативного управления значительной частью концерна, которое фактически перешло в руки государства, хотя и в лице функционеров «Фарбен», в первую очередь Карла Крауха.

«Блестящая на первый взгляд ситуация с платежным балансом ИГ ослабила центральное руководство. Такие молодые и активные технические сотрудники, как Амброс [синтетический каучук], Бютефиш [синтетическое топливо]», работавшие на Крауха с его программами в рамках Четырехлетнего плана, «…несли независимую ответственность за проблемы величайшего значения и брали на себя все более широкие обязательства. При просьбе обосновать их действия они обычно ссылались на „инструкции [,Auflage“], полученные от некоего управления в составе вермахта“».

Если в секторе искусственного топлива и искусственного волокна немцы могли опираться на работающие в промышленном масштабе технологии, то в сфере производства искусственного каучука ИГ «Фарбен» предстояло совершить как производственный, так и технологический рывок.

Попытки получить искусственный каучук стартовали с момента начала промышленного использования резины и, вообще говоря, они имели вполне экономическую подоплеку. Толчком для получения синтетического каучука послужил прежде всего недостаток натурального каучука в условиях массовой автомобилизации начала 20 века. Проблема заключалась в том, что бразильские плантации истощались, а великий перенос каучуконосов в ЮВА находился «в процессе». В 1906 году в условиях дефицита каучука на рынке его стоимость резко выросла, до 3 американских доллара за фунт (26 немецких марок). Компания Bayer объявила конкурс на создание заменителя каучука, цена которого не превышала бы 20 марок за фунт. В 1909 году группа химиков, руководимая Фрицем Хофманом открыла способ получения синтетического каучука на основе метил-изопрена. Полученный синтетический каучук полимеризовывался при различных температурах и в различных по химическому составу емкостях, в результате чего конечный продукт обладал различными свойствами, условно делясь на мягкий и твердый каучуки. Однако в результате стабилизации поставок натурального каучука в 1910 году (были введены в эксплуатацию новые плантации «перенесенные» из Бразилии в ЮВА и Конго), цены на сырье упали настолько, что производство синтетики стало нерентабельным. В годы ПМВ производство метил-изопренового каучука в Германии было возобновлено, так как блокада союзников лишила немцев источников натуральной резины. Однако эксплуатация синтетического метил-изопренового каучука выявило существенные недостатки: каучук разлагался под воздействием кислорода и солнечных лучей, цельнолитые шины были крайне чувствительны к температурным перепадам, разрушаясь на морозе, резина разъедалась при контакте с топливом и маслами. Еще одной проблемой был длительный срок полимеризации каучука, составлявший до 6 месяцев. Тем не менее немцы были вынуждены использовать то, что у них было, и производство метил-изопренового каучука в годы войны достигало уровня 150 тонн в месяц, всего до конца боевых действий немцы успели произвести 2500 тонн искусственного сырья.

После окончания войны сотрудники ИГ Фарбен продолжили свои изыскания в области искусственных каучуков. К началу 30-х годов был разработан метод получения синтетического каучука из бутадиена методом его полимеризации в присутствии натрия в углекислом газе. Полученное вещество было названо БУНА (от первых букв — БУтадиен и НАтрий). Что характерно, этот способ был изобретен русским ученым Лебедевым и запатентован в СССР значительно раньше открытий немцев, но те положили болт на советские патенты. Однако этот метод был слишком дорогим и при наличии относительно дешевого натурального каучука производить БУНУ для коммерческого использования не было смысла. В начале тридцатых годов на фоне великой Депрессии потребление каучука резко сократилось, в то время как поставки с плантаций оставались на прежнем уровне, что привело к рекордно низкому уровню цен на натуральную резину.

ИГ «Фарбен» продолжала экспериментальные работы по производству искусственных каучуков на небольшом заводе в Шкопау, однако те не имели коммерческого и промышленного значения. Впрочем, с качественной точки зрения немецкие химики смогли добиться улучшения конечного продукта. В 1933 году В. Бок и Э. Чункур заменили в составе БУНЫ 25% на полимер стирол, получив БУНУ-С. Новый каучук имел гораздо лучшую износостойкость, чем натуральный каучук даже самого высокого качества, однако он плохо вулканизировался и компаундировался. Требовалось добавлять в резину размягчители, что приводило к снижению износостойкости. В 1934 году Э. Чункур и Э. Конрад использовали акрилонитрил вместо стирола. В результате получен новый каучук БУНА-Н, который помимо всего прочего, обладал устойчивостью к бензину и прочим подобным жидкостям, размягчающим и, в конце концов, растворяющим обычный каучук. С технической точки зрения искусственные каучуки уже как минимум не уступали натуральному продукту, а по ряду параметров даже превосходили его, однако основной проблемой была стоимость – в 1934 году БУНА-Н стоила в 10 раз дороже натуральной резины, поэтому ИГ «Фарбен» не собиралась начинать производство буны в промышленных масштабах.

Между тем вопрос производства искусственного каучука из чисто промышленной плоскости перешел в политическую. 11 сентября 1935 года сам Гитлер на съезде партии заявил, что «технические проблемы с производством искусственного каучука можно считать решенными».

Несмотря на заявление фюрера, синтетический каучук концерна не находил себе применения ни в военной, ни в гражданской сферах Германии. Ялмар Шахт отказывался поддерживать программу производства искусственного каучука, считая, что на фоне низких цен на натуральную резину подобная экономия валюты будет стоить неоправданно дорого. Артиллерийское управление Вермахта, которое пытались убедить использовать БУНУ, после проведения испытаний пришло к выводу, что искусственный каучук непригоден для использования в военных целях, и предложило вместо развития программы создать стратегические запасы резины.

Тем не менее, рейхскомиссар Кепплер убедил руководство ИГ «Фарбен» в необходимости открытия хотя бы небольшого производства, поскольку сама идея одобрена Гитлером. Концерн начал строительство в Шкопау экспериментального завода по производству каучука годовой мощностью в 2500 тонн.

Все изменило введение «Четырехлетнего плана», в рамках которого «цена производимого сырья имело второстепенное значение». Протестовавший против подобного подхода Ялмар Шахт был снят с поста министра экономики. За экономические вопросы в Третьем рейхе начал отвечать Герман Геринг, для которого вопросы экономики были несущественными. Не надо думать, что Геринг был тупым – он просто знал то, чего не знал Ялмар Шахт – что война начнется максимум через четыре года, что это уже решено лидером государства бесповоротно.

В рамках реализации программы замены натурального каучука, государство гарантировало концерну компенсацию эксплуатационных расходов, амортизацию и прибыль по реализации продукции в размере 5%, по аналогии с «Бензиновым контрактом». Для расширения производства в Шкопау, концерн получил инвестиционный кредит в размере 90 млн. рейхсмарок. После заключения в сентябре 1937 года первого «Буна-Контракта», правление IG Фарбен дало зеленый свет менеджеру соответствующего производственного подразделения Фрицу тер Мееру, на расширение производства в Шкопау до 30 000 тонн в год. К весне 1939 года фабрика начала приносить прибыль. В рамках Четырехлетнего плана было запланировано строительство четырех заводов по производству искусственного каучука суммарной производительностью 100 000 тонн в год. В конце апреля 1938 года стороны договорились о строительстве завода «Буна II» в городе Хюльц годовой мощностью 15 000 тонн. Это предприятие начало производство в августе 1940 года, примерно через год после начала войны. Третий завод был построен на комплексе BASF в Людвигсхафене, причем ИГ «Фарбен» самостоятельно вела этот проект, не заключая контракта на гарантированную прибыль. Строительство четвертого завода в городе Ратвиц, недалеко от Бреслау началось незадолго до начала Второй мировой войны и вскоре после нападения на Польшу было заморожено. О том, почему в 1941 году было принято решение о строительстве нового завода около Освенцима, я напишу в одной из следующих частей.

По мере течения времени, потребные объемы производственных мощностей, заложенных в четырехлетнем плане, росли. Раскручивающаяся военными заказами экономика Третьего Рейха росла, увеличивая потребление ресурсов. Вложения в инфраструктуру в рамках развития производства сырья съедали драгоценные ресурсы, не давая мгновенной отдачи.

Между тем в 1938, на фоне обострения международной обстановки, в воздухе очевидно запахло войной. Важной составляющей готовности к войне было производство пороха и взрывчатки. В 1918 г. заводы Германской империи производили 13600 тонн взрывчатки и 13250 тонн пороха в месяц. Летом 1938 г. Третий рейх не мог произвести более 5400 тонн того или другого в месяц. С тем чтобы решить эту проблему, Геринг 12 июля 1938 г. одобрил новый вариант Четырехлетнего плана, известный как «Новый план военно-экономического производства» (Wehrwirtschaftliche Neuer Erzeugungsplan). К середине 1941 г. Краух намеревался достичь ежемесячных объемов производства взрывчатки в 17100 тонн и пороха в 18100 тонн. К 1942–1943 гг. объемы производства синтетического топлива планировалось довести до 8,3 млн тонн, а к 1944 г. – до 11 млн тонн. Но в августе 1938 г., когда до войны за Судеты, возможно, оставалось всего несколько недель, даже этого было недостаточно. Для того чтобы к концу 1939 г. достичь уровня Первой мировой войны, Краух выдвинул Schnellplan (Быстрый план) – краткосрочную чрезвычайную программу, имевшую абсолютный приоритет над всеми прочими многочисленными программами вермахта. С тем чтобы Краух получил необходимые ему ресурсы, Геринг наделил его специальным статусом генерального уполномоченного по особым вопросам химического производства (GB Chem), и этот статус позволил Крауху до самого конца войны оставаться главной фигурой в германской химической промышленности. В рамках быстрого плана значительные инвестиции были получены концерном ИГ «Фарбен» для расширения производства компонентов и сырья для пороха и взрывчатки.

1936 год был ознаменован прямым конфликтом между ИГ «Фарбен» и государством – не надо думать, что все шло как по маслу. Дело в том, что у Рейха опять случилась неприятность в виде валютного кризиса. Экспорт из страны не покрывал даже весьма сокращенный импорт, кредитная история Германии была испорчена дефолтами, и для реализации программ перевооружения и четырехлетнего плана требовалось изыскать валюту. Валюту государство изымало у граждан (в виде золота) и у предприятий (в виде зарубежных активов, предназначенных на продажу). Разумеется, как мы помним у ИГ «Фарбен» хватало зарубежных активов, которые, в принципе могли быть проданы за хорошие деньги. Но несмотря на то, что лично Гитлер требовал смертной казни, для любого, кто утаит хоть пфенинг, концерн отказывался декларировать все то, чем владел за границей. Эта ситуация продолжалась вплоть до конца Третьего Рейха, хотя с заграничными активами произошли интересные вещи, о которых я напишу чуть ниже.

Хотя ранее я писал о том, что в вопросах, касавшихся выполнения «Четырехлетнего плана», руководство ИГ «Фарбен» оказалось задвинуто на второй план в сравнении с непосредственными исполнителями, в остальном оно продолжало руководить концерном. В том числе и в таком интересном вопросе, как расширение ИГ «Фарбен» за счет поглощения компаний, находившихся на территории сопредельных с Германией стран. «Процесс пошел» в 1938 году, когда состоялся аншлюс Австрии. К слову, о предстоящей внезапной операции руководство концерна узнало одним из первых - компания Deutsche Gasoline AG [филиал ИГ] получила приказ дозаправить все бензоколонки в Баварии и прочих районах Южной Германии вблизи чешской и австрийской границ, что было вполне однозначным указанием на подготовку вторжения. Надо сказать перспектива грядущей войны сильно волновала руководство концерна, которое начиная с 1938 года разрабатывало программы «маскировки» зарубежных активов, для того чтобы они не были конфискованы после начала боевых действий.

Австрия была аннексирована в марте 1938 г., в октябре немецкие войска вошли в чешскую Судетскую область, а в марте 1939 г. были оккупированы Богемия и Моравия. В Австрии ИГ «Фарбен» закрепила свое присутствие путем быстрого поглощения завода по производству нитратов «Шкода Ветцлер» и его дочерних компаний. ИГ «Фарбен» впервые купила акции «Шкода Ветцлер» в январе 1938 года, еще до аншлюса Австрии; остальные акции концерн приобрел у банка «КредитАнстальт» в июне, через несколько месяцев после аншлюса. Руководители-евреи Исидор Поллак и Франц Роттенберг (оба уже были арестованы нацистами) и весь остальной «неарийский» персонал были немедленно уволены. Ханс Кюне, директор группы «Нижний Рейн» в ИГ, был назначен новым генеральным директором заводов «Шкода Ветцлер». Четыре месяца спустя ИГ «Фарбен» приобрела австрийские активы словацкого производителя боеприпасов «Динамит Нобель Братислава». Они были объединены со «Шкода Ветцлер» и образовали новую дочернюю компанию ИГ «Фарбен», «Донау Хеми».

Все эти сделки сопровождались беспощадным изгнанием евреев с экспроприированных предприятий. В отличие от методов, использовавшихся в Германии до 1938 года, весь персонал, идентифицированный как «еврейский», просто увольнялся и выбрасывался на улицу без выходного пособия. Менеджеры ИГ и пальцем не пошевелили, чтобы предотвратить антисемитское насилие, которое часто следовало за тем, что они называли «переговорами о покупке», такими как жестокое убийство Исидора Поллака эсэсовцами. Целью концерна было как можно быстрее завладеть австрийскими предприятиями по производству удобрений и взрывчатых веществ, мощности которых были немедленно интегрированы в текущие программы Имперского агентства экономического роста – то есть в «Быстрый план». ИГ «Фарбен» получил от государства 192 миллиона рейхсмарок для скорейшей интеграции предприятий, причем финансирование в основном поступало от Вермахта и Люфтваффе. Еще до того, как был завершен официальное создание «Донау Хеми» начала строительство новых производственных комплексов по производству авиационного топлива, смазочных материалов, магния и жизненно важных в военном отношении нитратов.

Аннексия Судетской области Германским рейхом в октябре 1938 года дала ИГ доступ к химическим и металлургическим заводам «Ауссигер Веррейн» в Фалькенау и Ауссиге/Усти-над-Лабем. Центральный комитет ИГ нацелился на это предприятие еще в апреле 1938 года. Однако, помимо ИГ «Фарбен» на эти заводы претендовал концерн «Хемише Верке Хейден». Посредником в заключении контракта выступило министерство экономики Рейха, который был подписан 7 декабря 1938 года. В итоге компании совместно купили «Аусигер Веррейн» за 32,4 миллиона рейхсмарок, хотя она была оценена в 120 миллионов рейхсмарок. «Аусигер Веррейн» была реорганизована в «Хемише Верке Ауссиге Фалькенау» GmbH, при этом каждый из двух партнеров внес половину уставного капитала в размере 10 миллионов рейхсмарок.

Все было замечательно, если бы не одно «но»: Германия стремительно катилась к войне, это было понятно в 1938 году, когда Европа чудом прошла по краю, а в 1939 году на фоне нарушения Гитлером Мюнхенских соглашений и продолжения территориальной экспансии Германии, стало понятно, что рано или поздно полыхнет.

В этих условиях ИГ «Фарбен» приступила к «маскировке» своих заграничных активов. Делалось это довольно просто: как правило концерн субсидировал приобретение своей заграничной собственности доверенной компании из третьей страны. Например, все американские активы были официально проданы «ИГ Хеми». Немцы выходили из состава директоров компаний, зачастую фирмы переименовывались, убирая из названия «ИГ». Делалось все это на основании личных договоренностей, какова была бы судьба фирм в случае победы немцев мы не знаем, но юридически продажи оформлялись честь по чести (что, впрочем, не помешало американцам наложить лапу на собственность концерна в США).

Важным событием для концерна оказался разрыв соглашений с корпорацией «Стандарт Ойл оф Нью Джерси», случившийся в сентябре 1939 года, практически сразу после начала Второй мировой войны.

В предыдущей части статьи я уже упоминал о сотрудничестве ИГ «Фарбен» с американским концерном «Стандарт Ойл» в разрезе синтетического топлива. На самом деле сотрудничество компаний было гораздо более широким. В коммерческом плане сотрудничество между ИГ «Фарбен» и «Стандарт Ойл» трудно назвать сильно значимым, в первую очередь потому, что у них не было очень широкого пересечения плоскостей интересов – если «Стандарт Ойл» был сосредоточен на топливной сфере, то у ИГ «Фарбен» интересы были гораздо шире.

Коммерческие отношения заключались в участии капитала компаний в совместных проектах и в немецких закупках топлива и нефти через ИГ «Фарбен» у «Стандарт Ойл» по выгодным ценам. Однако американская и немецкая компании «нашли друг друга» в научно-технической сфере – недаром, со стороны американского концерна отношения с ИГ «Фарбен» строились в основном через руководителя научно-технического отдела Ф. Говарда. Американцы были традиционно сильны в нефтехимии и в топливной химии, немцы – были мировыми лидерами в вопросах синтеза. Концерны решили объединить свои научно-технические достижения, и для этой цели была создана компания JASCO - Joint American Study Company, в качестве площадки для получения патентов на совместные проекты. Создатели новых технологий имели 5/8 доли в новом патенте, а вторая сторона — 3/8 доли. Эта схема оказалась на удивление рабочей, и в ее рамках американцы и немцы вели совместные работы над технологиями, ради общего блага. Приведу два примера подобного сотрудничества.

Хотя сегодня мы знаем, что «Четырехлетний» план, в рамках которого бурно развивалась синтетическая топливная промышленность Германии, имел своей целью подготовку к войне, но главный потребитель топлива – Люфтваффе – до 1940 года не использовали синтетические бензины, поскольку получаемое гидрогенизацией топливо имело недостаточное октановое число. Немецкие авиабензины получали путем переработки нефти. Американские химики разработали технологию повышения октанового числа топлива путем добавления тетраэтилсвинца. ИГ «Фарбен» будучи заинтересованным в поставках авиабензинов Люфтваффе приобрел эту технологию у «Стандарт Ойл», завод по производству добавок в Германии начали строить в 1939 году, закончено строительство было уже в 1940, но еще до начала военных действий ИГ «Фарбен» приобрел у партнеров 500 тонн тетраэтилсвинца, который можно было использовать для производства авиабензина до введения завода по производству добавок в эксплуатацию. К слову, власти США пытались предотвратить эту сделку, однако в рамках действующих соглашений американский концерн не видел причин отступать от принципов работы.

С другой стороны, немцы передали «Стандарт Ойл» технологию полимеризации изобутилена, на основании которой американцы сделали загуститель для моторных и трансмиссионных масел Vistanex, пользовавшийся огромным спросом. Новые масла благодаря немецкому изобретению стали морозоустойчивыми, что сильно способствовало их продажам.

Надо сказать, что с «немецкой» стороны контакты ИГ «Фарбен» с «Стандарт Ойл» курировались военными и государством гораздо плотнее, нежели с американской. В частности, от концерна требовали не передавать американцам технологические секреты производства искусственного каучука. При этом представители концерна понимали, что «одностороннего обмена» с американцами не будет, и настаивали на том, что надо выполнять условия контракта.

«Было бы, конечно, просто настаивать на секретности в интересах национальной обороны во всех случаях, когда имеются какие-то сомнения. Но такие действия имели бы крайне серьезные последствия... Прежде всего это означало бы, что другие страны не стали бы больше делиться с нами своими техническими знаниями. Но и для нас такие технические знания других стран имеют иногда решающее значение».

При этом, ситуация была довольно странной. Производство «Буны» в США не имело никакого коммерческого смысла, поскольку налаженные поставки натурального каучука по низкой цене делала промышленное производство абсолютно нерентабельным. Поэтому немцы вполне резонно недоумевали, зачем американцы просят технологическую документацию на производство. С другой стороны, отношения между США и Германией портились на глазах, и в этих условиях совместная деятельность могла вызвать сложности с государственными властями. В 1939 году начались переговоры по разрыву отношений, которые не были закончены к началу Второй мировой войны. В итоге оформлять расторжение пришлось в нейтральной Гааге. ИГ «Фарбен» получал права на патенты ДЖАСКО в Германии, «Стандарт ойл» - во всем мире. Немцы так и не передали полной технической информации по производству «Буны» американцами, но и американцы не дали немцам технологии производства бутилкаучука. По иронии судьбы в 1943 году именно американцы сделали технологический прорыв и разработали реакторы непрерывного процесса, что сделало производство бутилкаучука дешевым и массовым. Бутилкаучук удерживает воздух в 13 раз лучше, чем натуральный каучук, и обладает отличной стойкостью к старению, атмосферным воздействиям, химическим веществам, влаге, озону, экстремальным температурам и разрывам. И что самое приятное, сырье для него было доступно в изобилии и дешево.

Ну а пока мы вернемся к ИГ «Фарбен», и в продолжении я расскажу про историю концерна во время Второй мировой войны и после её окончания.

Пост с навигацией по Коту

А ещё вы можете поддержать нас рублём, за что мы будем вам благодарны.

Значок рубля под постом или по ссылке, если вы с приложения.

Подробный список пришедших нам донатов вот тут.

Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!

Автор: Алексей Котов.

Читайте ранее:

ИГ Фарбен. Часть II. От кошмара Версаля до крупнейшей корпорации Европы

ИГ Фарбен. Часть III. Высокие технологии и высокая политика

ИГ Фарбен. Часть IV. Концерн и нацистские власти

Заправка «Лойны» — подчеркивается — немецкий бензин!

Надо сказать, что государственная важность концерна ИГ «Фарбен» в Третьем рейхе многократно выросла в сравнении с Веймарской республикой. Во многом это было связано с незаменимостью продукции концерна в случае начала новой войны, которая, как известно, была конечной целью главы государства. Производство компонентов пороха и взрывчатки не утратило своей актуальности, а новые проекты немецких химиков – синтез топлива и каучука, которые замысливались как международные, по иронии судьбы давали возможность Третьему рейху существовать в отрыве от мировой экономики во время войны. Но и для недолгой «мирной» жизни Германии под управлением нацистов, с 1933 по 1939 года, деятельность ИГ «Фарбен» имела, без преувеличения, жизненно важное значение. Это определялось тем, что продукция концерна, производимая из «отечественных» материалов, могла реализовываться за границей, обеспечивая Германии приток жизненно важной валюты.

Тем не менее, сближение концерна с нацистским режимом происходило довольно плавно. У руководства ИГ «Фарбен» попросту не было налаженных связей с руководством нацистов, а руководству нацистов в 1933 году было не до промышленности. Первой ласточкой непосредственных взаимоотношений ИГ «Фарбен» и Третьего рейха стало соглашение Федера-Боша, более известное как «Бензиновый контракт». Напомню предысторию, изложенную в предыдущей части. В 1927 году на заводе ИГ «Фарбен» в Лойне была открыта первая промышленная установка по гидрогенизации угля, производившая 100 000 тонн автомобильного бензина. В 1928-1929 годах производство бензина расширялось и доходы концерна от реализации синтетического топлива составили 6 и 14 миллионов рейхсмарок соответственно. Однако на фоне мирового экономического кризиса цены на топливо катастрофически рухнули – в 1931 году цена на литр импортного бензина составляла всего 5,2 пфенинга за литр, в то время как себестоимость производства синтетического бензина составляла 23 пфенинга за литр. Правительство Брюннинга с целью защиты ИГ «Фарбен» ввело протекционистские меры, повысив ввозные пошлины на топливо. В 1932 году цена продажи бензина в Германии почти в шесть раз превышала цену закупки, за счет пошлин, сборов и налогов. Тем не менее, значительная часть руководства ИГ выступала за закрытие проекта «Бензин Лойна», который в обозримом будущем, по их мнению, станет убыточным. Одним из самых активных сторонников проекта был Карл Бош, генеральный директор IG Фарбен. Он видел в строительстве гидрогенизационных заводов возможность сократить расходы иностранной валюты на закупку топлива, и снизить зависимость Германии от импорта нефти.

В 1932 году представитель концерна ИГ «Фарбен», директор завода Лойна Г. Бютерфиш встретился с Гитлером, который на тот момент еще не являлся канцлером Германии, обсудив с ним вопрос производства искусственного топлива. Несмотря на «взаимопонимание» и высказанную лидером НСДАП заинтересованность, эта встреча не вылилась в конкретные действия после прихода нацистов к власти.

А. Феглер (слева) с Гитлером, до прихода фюрера к власти.

Идея привлечь власти Третьего Рейха к решению топливного вопроса родилась вообще «на стороне». Инициатором переговоров между государством и ИГ «Фарбен» стал Альберт Феглер – генеральный директор гигантского стального и угольного конгломерата Вестадж. Он был кровно заинтересован в расширении угольного рынка и в налаживании новых связей с химической промышленностью. Реализация проекта на заводе «Лойна» обеспечивала угольному магнату гарантированный сбыт сотен тысяч тонн угля, используемого в качестве сырья и энергоносителя при производстве синтетического бензина. Феглер давно уже был близок к НСДАП, председателем наблюдательного совета руководимого им конгломерата был Фриц Тиссен – идейный и последовательный сторонник Гитлера. Феглер знал о стремлении Гитлера добиться автаркии для Германии, и понимал, насколько важны в этом разрезе перспективы синтеза жидкого топлива из угля. Играя на заинтересованности Гитлера в автаркии, он предложил фюреру план по производству нескольких миллионов тонн синтетического топлива. 10 августа 1933 г. Феглер получил возможность уведомить профессора Карла Крауха, заведовавшего технологической частью в рамках программы IG по синтезу топлива, о том, что министерство экономики Рейха готово провести переговоры по поддержке программы производства искусственного бензина.

Переговоры по заключению так называемого "Бензинового контракта" шли довольно долго, и условия были сформулированы лишь к концу 1933 года. Дело в том, что Готфрид Федер, ведущий экономист НСДАП, занявший после назначения Гитлера рейхсканцлером должность ответственного статс-секретаря в имперском министерстве экономики, был сторонником плана по использованию низких цен на нефть в интересах экономики Рейха вместо того, чтобы вкладывать значительные средства в строительство инфраструктуры производства искусственного бензина. Он предлагал значительно увеличить нефтеперерабатывающие мощности Германии, чтобы перерабатывать импортируемую из-за границы сырую нефть. Этот вариант был, по его мнению, значительно более экономичным по сравнению с субсидированием производства искусственного бензина. Кроме этого, нефтеперерабатывающие мощности можно было использовать для использования собственной нефти. В 1933 году в Германии была запущена программа «Рейхсбурение», целью которой был поиск нефтяных месторождений на территории Рейха. За короткое время были открыты многочисленные новые нефтяные месторождения в районе Ганновера, в Эмсланде, в земле Шлезвиг-Гольштейн и в долине Верхнего Рейна. С 1928 по 1935 год добыча нефти в Германии выросла со 103 000 до 427 000 тонн в год и достигла пика в 1,1 миллиона тонн в 1940 году. Кроме этого, после аншлюса Австрии немцы начали разработку богатых месторождений нефти в Венском бассейне, увеличив добычу нефти с 57 000 тонн в 1938 до 1,2 миллиона тонн в год в 1944 году.

В свою очередь руководство ИГ «Фарбен» предоставило меморандум, согласно которому развитие индустрии синтетического топлива позволило бы государству экономить дефицитную валюту и, что было крайне важно в условиях 1933 года, стимулировало бы рынок труда внутри Германии. Именно эта, экономическая, а не «военная» аргументация привела к подписанию 14 декабря 1933 года соглашения Федера – Боша.

Заправка Лойны в разрушенном Дрездене

Договор министерства экономики был заключен непосредственно с заводом «Лойна», и его условия не распространялись на другие предприятия ИГ «Фарбен», кроме этого условия контракта ограничивались объемом топлива в размере 350 000 тонн в год. Десятилетний контракт вступил в силу 1 июля 1934 года. Согласно контракту «Лойна Верке» обязалась увеличить производство к 31 декабря 1935 года до 350 000 тонн бензина в год, и не допускать снижения годового производства бензина ниже 300 000 тонн, а также обеспечивать дальнейшее развитие технического процесса гидрогенизации, например, через повышение товарного качества бензина. Бензин, произведенный заводом, реализовывался через сеть заправочных станций дочернего предприятия ИГ «Фарбен», а нереализованные остатки выкупались государством. Минимальная цена покупки топлива, гарантируемая государством, должна была обеспечить все затраты завода, включая налоги и амортизацию, и пятипроцентную прибыль. Если выручка от продаж бензина не покрывала эти условия, государство доплачивало заводу разницу, однако если прибыль от продаж топлива была больше 5% от оборота, разница уходила государству. Для этого проводился ежегодный аудит себестоимости производства топлива с правом государства проверять бухгалтерию завода. В конечном итоге контракт оказался выгоден для Третьего рейха, в 1934-35 годах завод получил в качестве субсидий 4,8 млн рейхсмарок, но впоследствии рыночные цены на топливо выросли и за счет этого, а также из-за сокращения издержек на производство топлива прибыль выросла, и до 1944 года завод, в рамках Бензинового контракта, выплатил министерству финансов рейха более 90 млн. рейхсмарок.

Надо сказать, что с одной стороны, заключение «Бензинового контракта» не имело какого-то решающего значения для обеспечения топливом Третьего Рейха – в 1934 году потребление топлива Германией составило 3,5 млн. тонн, на фоне чего 350 тыс. тонн бензина особой роли не играли. С другой стороны, государственные гарантии позволили ИГ «Фарбен» продолжать работы над технологиями гидрогенизации угля, не неся при этом экономических убытков. Уже через год после заключения контракта технологи концерна добились двухкратного снижения себестоимости производства топлива по методу Бергиуса.

Вообще вся история довоенной экономики Третьего Рейха скакала от кризиса к кризису, и следующий шаг на пути развития индустрии синтетического топлива был сделан вследствие валютного кризиса 1934 года. Валютные резервы Германии были исчерпаны, к июню 1934 г. запасы валюты в Рейхсбанке составляли менее 100 млн. рейхсмарок, чего едва хватало для оплаты недельного импорта, даже находившегося на минимальном уровне. Импорт нефти и нефтепродуктов, даже с учетом низких мировых цен на топливо, обходился Германии в 200 млн рейхсмарок ежегодно. Путем объявления дефолта по внешним долгам и введением системы непосредственного регулирования импорта специальными комиссиями немцы смогли стабилизировать ситуацию с валютой, однако для продолжения экономической деятельности государства требовалось как можно быстрее уменьшить объемы импорта ресурсов. 21 сентября 1934 рейхсминистр экономики Германии Шахт провел в Берлине совещание ведущих промышленников в области производства угля и минерального топлива и сообщил им, что сложившаяся в стране ситуация с иностранной валютой требует резкого расширения отечественных мощностей по производству топлива.

Десяти ведущим угледобывающим корпорациям 25 октября 1934 г. было предписано «объединиться» в Braunkohlenbenzin AG (Brabag) (Буроугольная бензиновая компания). Каждая из них должна была выписать чек не менее чем на 1 млн рейхсмарок, доступных для немедленного использования, составив тем самым базовый капитал новой корпорации. Надо сказать, что угледобыча Германии была наиболее «зарегулированной» государством отраслью промышленности, поскольку она эксплуатировала «народное достояние» в виде залежей полезных ископаемых. Еще в 1919 году вступил в силу Закон об угольной промышленности, который обязывал компании образовывать так называемые угольные синдикаты. Хотя угледобывающие компании оставались в частной собственности, синдикаты находились под общим контролем государства. На практике это означало, что с начала 1920-х годов министерство экономики Рейха в лице Имперского угольного совета устанавливало цены, условия поставок, региональное распределение рынков сбыта, заработную плату в угольной промышленности. В то же время этот закон закреплял возможность принудительного слияния горнодобывающих компаний с отдельными сбытовыми и производственными организациями, так что руководство Третьего Рейха действовало вполне в рамках действующего законодательства.

В принципе, угольные магнаты были не против принятия участия в проекте. Это было связано с увеличением объемов добычи на рудниках компаний, что могло привести только к увеличению прибыли, тем более что государство гарантировало объемы закупки по фиксированным ценам. В то время для производства 1000 кг бензина по методу Бергиуса требовалось 3600 кг лигнита (бурого угля). В связи с этим при производительности 200 000 т/год (тонн топлива в год) на одну установку гидрогенизации требовалось около 720 000 т сырого угля. Кроме того, заводами были востребованы тысячи тонн угля для выработки электроэнергии и тепла. Фактически, только в 1943 году завод в Шварцхайде, например, закупил 1,3 миллиона тонн бурого угля. С помощью синтеза Фишера-Тропша из 1000 кг угля можно было получить 600 кг, а чуть позже 950 кг бензина.

Единственной проблемой с точки зрения угольщиков было «чужое счастье» - им очень не нравились высокие отчисления за произведенное топливо в пользу ИГ «Фарбен», владевшего патентными правами на метод Бергиуса. С целью достижения компромисса, один из четырех заводов корпорации «БРАБАГ», которые планировали возвести по первоначальному плану, должен был функционировать по методу «Фишера-Тропша», права на который были безвозмездно переданы ИГ «Фарбен» в компанию «Рурчеми». Надо сказать, что метод «Фишера-Тропша» в целом был более затратным, в сравнении с методом Бергиуса, с его помощью нельзя было получать высокооктановое топливо, и, в целом к 1934 году технология промышленного производства бензина по «Фишеру-Тропшу» не была отработана, но перспектива не платить отчисления ИГ «Фарбен» перевешивала в глазах большей части инвесторов все эти недостатки.

Корпорация «БРАБАГ» представляла из себя сплав государственных и частных структур. Компания напрямую подчинялась Министерству экономики Рейха, представленному рейхскомиссаром, возглавлявшим исполнительный комитет «Брабаг». Эту функцию взял на себя директор Рейхсбанка Роберт Деумер. Акционеры остались бенефициарными владельцами компании. Соответственно, в наблюдательном совете доминировали представители буроугольных компаний. Государственный служащий Вильгельм Кепплер был назначен председателем наблюдательного совета. За техническую часть проекта отвечал представитель ИГ «Фарбен», директор завода «Лойна» Генрих Бьютерфиш.

Расположение заводов было, разумеется, основным предметом споров между учредителями компании – было абсолютно понятно, что заводы надо размещать по соседству с угольными шахтами, которые будут обеспечивать производство ресурсами, и, соответственно, будут иметь гарантированный сбыт своей продукции. Шахты учредителей располагались в разных районах страны, так что вопрос размещения производств был принципиальным. Собственно, именно по причине заинтересованности поставщиков сырья было принято решение о строительстве нескольких относительно небольших (с производительностью до 200 тысяч тонн бензина в год) заводов вместо одного большого предприятия, аналогичного, например «Лойна-Верке».

В конечном итоге, в 1935 году корпорацией «БРАБАГ» были заложены три завода по производству искусственного топлива, два (Белен и Магдебург) должны были работать по методу Бергиуса, третий завод – в районе Шварцхайде – использовал синтез Фишера-Тропша. Расчетная производительность заводов составляла 200 – 240 тысяч тонн в год. Что интересно – на стадии разработки проектов заводов, высказывалась идея сделать их подземными, на случай возможной войны и атак с воздуха. Специалисты ИГ «Фарбен» заявили, что подобные методы сильно усложнят строительство предприятий, и от идеи отказались, хотя уже в 1943 году сильно об этом пожалели. Строительство велось в несколько этапов, первые установки в Белене и Магдебурге включились в работу уже в 1936 году, с 1938 г. до конца 1942 г. на обоих заводах последовали еще три этапа расширения производства. Лицензионные сборы, которые ИГ «Фарбен» получила за продукцию завода в Бёлене, только за первый год превысили один миллион рейхсмарок. На заводе в Шварцхайде, в связи с тем, что технологии производства по Фишеру-Тропшу требовали обкатку при внедрении, возникли значительные трудности при запуске. После официального ввода в эксплуатацию большие части завода пришлось снова снести. В первые два года здесь смогли получить только 5000 тонн дизельного топлива и бензина. Однако фактически этот завод представлял собой, так сказать, масштабную испытательную площадку, на которой предстояло набраться опыта масштабного внедрения новых установок Фишера-Тропша по производству бензина. Для поддержки развития производства министерство финансов Рейха списало 3,6 миллионов рейхсмарок на амортизацию фондов завода.

Заводы по методу Бергиуса, распределенные по типу сырья. Оранжевый — бурый уголь, красный буроугольная смола, черный — каменный уголь, голубой — другое сырье (мазут, сланцы и т.д.)

Если в случае с созданием BRABAG немецкому государству приходилось преодолевать некоторое сопротивление немецких промышленников, то дальше дело пошло по накатанной. Как я уже упоминал, повышение цен на топливо сделало рентабельным бизнес по производству искусственного топлива, и промышленники начали вкладываться в него. Как правило инициаторами постройки завода выступали компании владельцы ресурсной базы – залежей угля. В частности, свои заводы по производству топлива имелись в корпорации Круппа и «Рейхсверке Герман Геринг». Специалисты ИГ «Фарбен» возводили и вводили в эксплуатацию установки по гидрогенизации угля, после чего концерн зарабатывал на отчислениях с производимого на заводе топлива. Однако и сам концерн вложился в создание еще двух заводов по синтезу ГСМ, отдельно стоит отметить завод, построенный в городе Пелитц, который, впоследствии стал самым большим предприятием по производству синтетического бензина в Третьем рейхе: в конечном итоге завод производил 15% от всего объема производства синтетического топлива в Германии. История создания этого завода, помимо прочего, любопытна тем, что в его строительство вложился не к ночи будь помянутый «Стандарт Ойл». Причины участия американцев в проекте были очевидны, во-первых, как я уже отмечал, производство синтетического топлива в Германии стало коммерчески выгодным, а во-вторых, в качестве сырья для получения бензина завод, отчасти, должен был использовать отходы нефтеперегонного завода «Стандарт Ойла» в Гамбурге. Вообще надо отметить, что производство синтетического топлива очень сильно подстраивалось под конкретные производственные условия – характеристики местного сырья, воды и т.п. поэтому вклад технических специалистов ИГ «Фарбен» был очень важным в каждом предприятии.

На пике производства, в 1943 году в Германии функционировали 12 заводов, работавших по методу Бергиуса, производительностью от 50 000 до 700 000 тонн в год, суммарно к середине 1944 года производившие 4 230 000 тонн нефтепродуктов в год. Их дополняли 9 заводов синтеза по Фишеру-Тропшу, которые могли производить дополнительно 620 000 тонн в год. Средняя производительность заводов по Ф-Т была значительно ниже, чем у заводов, работавших по методу Бергиуса.

Заводы по методу Фишера-Тропша

Имеет смысл зафиксировать некоторые моменты, касающиеся синтетического топлива Германии. Во-первых, немецкие заводы могли синтезировать как бензин, так и дизельное топливо и смазочные материалы. Так, например, в 1943 году продукция всех 21 гидрогенизационных заводов составила около 3 млн т бензина (автомобильного и авиационного), 770 тыс. т смазочного масла и 430 тыс. т дизельного топлива.

Во-вторых, непосредственно на заводах синтетического топлива производился только автомобильный бензин. Авиабензин получали либо из натуральной нефти, либо повышая октановое число автомобильного топлива добавками тетраэтилсвинца. К слову, в любое немецкое топливо в обязательном порядке добавлялся картофельный спирт – это было государственное требование, минимальное содержание спирта составляла 2,5% от веса топлива. Был и особый тип топлива – «монополин», содержавший 25% спирта.

На немецких заправках не было разделения бензина на синтетический/натуральный, классификация бензинов велась по октановому числу (Разделение топлива на С-2 и С-3, т.е. натуральный и синтетический, шло по американской классификации).

Продолжение следует...

Пост с навигацией по Коту

А ещё вы можете поддержать нас рублём, за что мы будем вам благодарны.

Значок рубля под постом или по ссылке, если вы с приложения.

Подробный список пришедших нам донатов вот тут.

Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!

Автор: Алексей Котов.

Читайте ранее:

ИГ Фарбен. Часть II. От кошмара Версаля до крупнейшей корпорации Европы

ИГ Фарбен. Часть III. Высокие технологии и высокая политика

Штаб-квартира концерна ИГ «Фарбен» в городе Франкфурт

Итак, в январе 1933 года, после череды политических кризисов Веймарской республики, которые последовательно привели к отставке фон Папена и Шлейхера с поста рейхсканцлера (главы правительства) Германии, этот пост получил (был назначен на него президентом Веймарской Республики Гиндебургом) глава НСДАП Адольф Гитлер.

Получив пост рейхсканцлера, Гитлер инициировал роспуск рейхстага и проведение очередных парламентских выборов, на которых он рассчитывал получить парламентское большинство, для проведения в жизнь необходимых для достижения полноты своей власти законов. Надо отметить, что на осенних выборах 1932 в Рейхстаг нацисты потерпели серьезную неудачу, потеряв 34 места в рейхстаге и получив всего 196 мест. При этом позиции коммунистов усилились – они увеличили свое представительство в парламенте до 100 депутатов. Нацистам требовалось провести серьезную предвыборную компанию, а с учетом плачевного финансового состояния партии на конец 1932 года, для этого срочно требовались деньги. Ставший соратником Гитлера бывший президент Рейхсбанка Ялмар Шахт организовал встречу Гитлера с представителями крупного капитала, на которую, по понятным причинам были приглашены руководители концерна ИГ «Фарбен». Первые лица химического концерна, однако, на встречу с рейхсканцлером не явились, откомандировав туда в качестве ответственного представителя концерна руководителя отдела внешней торговли Георга фон Шницлера.

Георг фон Шницлер

Надо сказать, что предстоящей тема встречи «дайте денег на выборы» не озвучивалась перед приглашенными заранее. Неформальный «председательствующий» среди приглашенных промышленников Густав Крупп фон Болен подготовил список вопросов, касающихся экономической политики новой власти, однако озвучить и получить ответы на них ему так и не удалось. Гитлер не предлагал слушателям задавать ему вопросы и не объяснял, что именно он ожидает от лидеров бизнеса. Выступление рейхсканцлера было посвящено исключительно политическим вопросам – борьбе с коммунистами. Согласно уцелевшим стенограммам встречи, конфликт между левыми и правыми служил 20 февраля единственной темой выступления Гитлера. Он не упоминал ни об антиеврейской политике, ни о каких-либо завоевательных планах Германии, ни о планах выхода страны из экономического кризиса. Гитлер ограничился заявлением о том, что только сильная власть может обеспечить процветание Германии и ликвидировать коммунистическую угрозу частным капиталам. В конечном итоге, Ялмар Шахт объявил о том, что нацистской партии на проведение предвыборной кампании требуется 3 миллиона рейхсмарок, и предложил присутствующим принять участие в финансировании НСДАП. Оценив ситуацию, руководство концерна ИГ «Фарбен» приняло решение выплатить в партийные кассы НСДАП (400 тысяч марок) и фон Папена (100 тысяч марок), что и было сделано 28 февраля 1933 года. Эти платежи были первым подтвержденным финансовым взаимодействием между концерном и нацистами.

Резиденция главы Рейхстага (на тот момент Геринга) в которой прошла секретная встреча

Что хотелось бы отметить. Несмотря на то, что запрос на финансирование делался от лица рейхсканцлера и лидера самой представительной партии рейхстага, нацистам не удалось собрать всей желаемой суммы – вместо ожидаемых 3 миллионов рейхсмарок они получили всего 2 071 000 миллиона, причем 150 000 рейхсмарок поступили непосредственно от организатора встречи – Ялмара Шахта. Взнос от ИГ «Фарбен» был вторым по значимости, уступая лишь выплатам союза сталелитейщиков и угольщиков «Bergbauverein». Однако для сравнения стоит отметить, что годом ранее концерн без каких-либо колебаний выделил на «политические» выплаты втрое большую сумму: в 1932 году «политические» расходы ИГ «Фарбен» составили 1,5 миллиона рейхсмарок, включая 1 млн. рейхсмарок выделенный на предвыборную кампанию будущему рейхспрезиденту Гиндебургу. К слову, выигравшему выборы как раз у Гитлера. Довольно часто встречается утверждение, что выплаты нацистам в феврале 1933 года были сделаны без ведома непосредственного руководителя концерна, Карла Боша, однако, с учетом дотошности директора концерна, это является крайне сомнительным предположением. Впрочем, буржуазные партии, которые ранее поддерживались ИГ «Фарбен» и являлись проводником интересов концерна в рейхстаге и правительстве, к 1933 году полностью утратили популярность в массах и свое политическое влияние, обратившись в ничтожество, так что что особой альтернативы у Боша не было.

Несмотря на полученные средства, развернутую активную предвыборную кампанию, и откровенно террористические, непарламентские меры, применяемые к основным конкурентам на выборах – коммунистам и социал-демократам, на парламентских выборах в марте 1933 года нацисты так не смогли получить требуемого для решения поставленной задачи количества голосов. Поэтому полноту власти Гитлер захватил «неспортивными» политическими методами: провокацией с поджогом Рейхстага, запретом компартии Германии и аннулированием ее представительства в парламенте. После этого задача получения 2/3 голосов в парламенте была решена перетягиванием на свою сторону депутатов партии католического центра. Нацисты получили возможность проводить через парламент законы нарушающие отдельные положения конституции Веймарской республики. После принятия закона об особых полномочиях рейхсканцлера от 24 марта 1933, упразднения федеративных структур Веймарской республики, запрета СДПГ 22 июня 1933 года, закона о запрете политических партий от 14 июля 1933 г., и закона об обеспечении единства партии и государства от 1 декабря 1933 года Германия окончательно превратилась из в Веймарской республики в Третий рейх. (Впрочем, Гитлер объявил об этом превращении еще в сентябре 1933 года.) Граждане Германии, организации, компании, в том числе и ИГ «Фарбен» в течение буквально одного года стали существовать в принципиально отличном от Веймарской республики государстве.

Закон «об особых полномочиях»

Одной из наиболее сложных проблем во взаимоотношении между ИГ «Фарбен» и нацистами стал, как ни странно, еврейский вопрос. Так получилось, что значительное число немецких ученых-химиков, а также функционеров и учредителей концерна имели неправильную, с точки зрения нацистов, национальность. В двух из шести образующих компаниях концерна, «Агфа» и «Кассела», евреи играли ключевые роли в менеджменте и производственных подразделениях. Первой ласточкой для концерна оказалась судьба уже упоминавшегося мной ранее Фрица Габера. С момента образования ИГ «Фарбен» выдающийся немецкий химик, Нобелевский лауреат и патриот Германии, ветеран Первой мировой войны входил в состав Наблюдательного совета концерна, совмещая этот пост с руководством Институтом физической химии и электрохимии кайзера Вильгельма. 7 апреля 1933 года Гитлер подписал закон о восстановлении профессиональной государственной службы. Этот первый расовый закон нацистского режима требовал увольнения государственных служащих не арийского происхождения. В соответствии с этим законом были уволены все еврейские служащие в институтах кайзера Вильгельма, включая тех, кто работал под началом Габера. Габер не смог предотвратить увольнения коллег, и в знак протеста подал в отставку и вышел на пенсию в мае 1933 года. Осенью этого же года Габер покинул Германию, ведя переговоры о получении английского гражданства. Параллельно он прорабатывал проект создания в Палестине научного учреждения, которое могло бы принять изгнанных из Германии ученых-евреев. В тоже самое время на фоне преследовавших Габера потрясений, здоровье его начало ухудшаться, и в конце концов, немецкий химик умер в Швейцарии 29 января 1934 года в возрасте 65 лет, от сердечного приступа. В первую годовщину его смерти глава концерна Карл Бош, не считаясь с нацистами, заказал панихиду усопшему. Он разослал приглашения видным ученым и деятелям в области просвещения, членам руководства ИГ «Фарбен» и государственным чиновникам, в прошлом поддерживавшим отношения с Габером. Когда нацистский министр просвещения узнал, что некоторые его подчиненные приглашены участвовать в церемонии, он запретил им это. «Намерение... организовать панихиду по случаю первой годовщины смерти Габера следует... расценивать как вызов национал-социалистскому государству... Это подтверждается и тем фактом, что организаторы, не колеблясь, призвали приглашенных на эту церемонию явиться в форменной одежде». Церемонию поминовения памяти знаменитого химика посетили более 500 человек, в том числе многие высокопоставленные сотрудники ИГ «Фарбен».

Иррациональный антисемитизм Гитлера был тем камнем преткновения, который не позволил в конечном итоге главе ИГ «Фарбен» Карлу Бошу сойтись с нацистским режимом. Многие знают про крылатое выражение Геринга «В моем ведомстве я решаю, кто еврей, а кто нет», касающееся судьбы будущего фельдмаршала Мильха, на тот момент кандидата на пост главы министерства авиации. Карл Бош, используя свое положение, пытался в ходе личной аудиенции донести до фюрера, что патриотизм, полезность и верность Германии не определяется национальностью. «Потеря еврейских ученых отбросит Германию на сто лет назад в области химии и физики» – говорил глава химического концерна. «Ну что ж, Германия проживет без этих наук» - ответствовал Гитлер, после чего немедленно прервал встречу, в довольно хамском ключе, вызвав секретаря и заявив – «Тайный советник хочет уйти». Впоследствии Гитлер демонстративно игнорировал Карла Боша, в частности, покидая совещания в случае присутствия на них главы концерна. Понятное дело такая ситуация не могла устроить руководство ИГ «Фарбен», «почетный выход» из ситуации был найден в 1935 году, когда скончался сооснователь концерна и глава Наблюдательного совета Карл Дуйсберг. Бош вынужден был покинуть пост главы ИГ «Фарбен», заняв освободившуюся должность. Главой концерна был назначен Герман Шмитц, пользовавшийся большим доверием у нацистов. Чистки евреев в концерне продолжились. Личный секретарь Боша, Эрнст Шварц, был переведен в Соединенные Штаты, где фактически получил повышение и стал ведущим менеджером американской холдинговой компании «ИГ Фарбен Американ». Курт Ганс Майер, полноправный член правления, решил предотвратить предсказуемое давление на концерн, добровольно уйдя в отставку и эмигрировав в Швейцарию. Банкир Макс М. Варбург также освободил свой директорский пост «по собственному желанию». В 1935 и 1936 годах трое уважаемых соучредителей ИГ «Фарбен», Артур фон Вайнберг, Карл фон Вайнберг и Эрнст фон Симсон были вынуждены оставить свои руководящие посты. Затем они были исключены из совета директоров в 1937 году вместе с Отто фон Мендельсон-Бартольди. Последним топ-менеджером, получившим клеймо «неариец» и изгнанным из управления концерном, был Ричард Мертон после того, как Центральный комитет на заседании 25 апреля 1938 года, проводимом «без протокола», решил уволить весь «еврейский персонал концерна». Карл Бош вынужден был смириться с этими решениями. В личных выступлениях он критиковал антисемитскую политику НСДАП, однако по понятным причинам на положение евреев в Германии это никак не влияло. В конечном итоге, знаменитый химик, отстраненный от практической деятельности, впал депрессию и алкоголизм, предпринял неудачную попытку самоубийства и в 1940 году скончался от болезни.

К 1933 году в составе правления концерна ИГ «Фарбен» не было ни одного человека, состоявшего в рядах НСДАП. После прихода к власти, Гитлер объявил мораторий на прием новых членов партии, не желая привлекать в состав НСДАП «случайных попутчиков». Поэтому на первых порах у представителей концерна не было возможности «примазаться» к власти, насколько бы это ни было выгодно для бизнеса, хотя заместителя Карла Боша и будущего директора ИГ «Фарбен» Германа Шмица в 1933 году ввели в состав Рейхстага как почетного депутата от НСДАП. Один из членов совета директоров, Генрих Гаттино, вспомнил, что в молодости числился в отрядах штурмовиков и вступил в ряды СА, за счет своего положения быстро взлетев по карьерной лестнице до советника Э. Рема по экономике. Это едва не вышло ему боком, ибо уже в 1934 году произошла известная «Ночь длинных ножей», во время которой Гаттино был арестован, как высокопоставленный член СА, но вскоре выпущен на свободу. В 1935 году прием членов в НСДАП был восстановлен и к концу 1936 г. восемь членов правления концерна вступили в нацистскую партию. Впоследствии минимум двое из них стали членами СС. На высшем и среднем уровнях управления началась гонка за получением нового статуса в виде партийной книжки. Персонал подвергался насильственной организации через Немецкий трудовой фронт (Deutsche Arbeitsfront, DAF). Результатом стала полная самонацификация рабочих мест ИГ «Фарбен», где менеджеры и персонал стремились воплотить «принцип лидера и подчинения», закрепленный в «Законе об организации национального труда» 1934 года. Эти преобразования получили восторженное освещение в газете компании «Von Werk zu Werk». К 1937 и 1938 годам почти все члены правления и Центрального комитета, все ведущие менеджеры берлинских офисов и все ведущие менеджеры ИГ, вовлеченные в исполнительные органы четырехлетнего плана, были членами НСДАП.

Хейнрих Бьютерфиш, директор завода Лойна. Стал оберштурмфюрером СС

Как и прочие предприятия Германии, ИГ "Фарбен" регулярно проводил отчисления в казну нацистов. Согласно картотекам, хранившимся в ЦК ИГ до 1945 г., самые большие суммы были выплачены под прикрытием мероприятий по координации производства в два фонда: 12.7 миллионов рейхсмарок в «Фонд Адольфа Гитлера для немецкой экономики» и 16 миллионов рейхсмарок на «Зимнюю благотворительную кампанию» (Winterhilfswerk). Надо, однако, заметить, что с 1934 года эти выплаты уже не носили «добровольного характера», а являлись фиксированными и обязательными для любых предприятий.

Кроме этого, значительные выплаты шли руководящим группам НСДАП, СС и СА, а также большинству массовых и профессиональных организаций нацистского движения. Централизованно подсчитанные выплаты и взятки к концу войны составили 39,6 миллиона рейхсмарок. Однако, если брать абсолютные цифры взносов, которые в период с 1933 по 1944 год составляли от 1 млн 367 тыс. до 3 млн 968 тыс. марок, они кажутся огромными, однако на деле они представляли лишь 0,42 % от оборота концерна в 1933 году, 0,24 % – в 1934 и 0,1 % в 1944 году.

Надо отметить, что в области экономики нацистское правительство всячески поддерживало частное предпринимательство. Во-первых, следует иметь в виду, что нацистская идеология высоко ценила предпринимательство. Частная собственность считалась необходимым условием для развития творческих способностей представителей немецкой расы в интересах народа. Вторая причина связана с убежденностью даже в высших эшелонах нацистской элиты в том, что частная собственность сама по себе обеспечивала важные стимулы для достижения большей экономии, повышения эффективности и технический прогресс.

Адольф Гитлер неоднократно подчеркивал, что он против бюрократического вмешательства в экономику государства и всячески приветствует «естественный отбор в экономических вопросах».

Тем не менее у государственных структур Третьего Рейха хватало инструментов для осуществления контроля над экономикой и для того, чтобы направлять энергию частного предпринимательства в нужное русло. В первые годы существования нацистского режима, экономическая политика руководства Германии была объединена так называемым «Новым планом» Ялмара Шахта. Вся внешнеторговая деятельность Германии и всех немецких компаний попала под жесткий контроль государственных комиссий, утверждавших финансирование любых внешнеэкономических сделок. Государственные структуры контролировали поставки практически всех видов сырья, необходимого для осуществления деятельности промышленного производства, а также распределяла по квотам сталь, производимую в Германии. Нацисты немедленно подняли налоги на прибыль юридических лиц, ввели прогрессивный налог на оборот, приняли закон об ограничении прибыли корпораций. Все это было сделано для аккумулирования ресурсов в руках государства, которое направляло эти средства на решение необходимых для режима задач: борьбу с безработицей, субсидирование экспорта, и, разумеется, перевооружение Вермахта.

При этом, до определенного момента нацисты могли решать свои задачи без прямого принуждения частных компаний. Как правило государство выступало в роли заказчика и инвестора и финансировало нужные ему проекты. Нацисты прекрасно понимали, что фактически единственным стимулом для предпринимателей является прибыль, и условия государственных контрактов гарантировали эту прибыль. Более того, в высокорискованных проектах государство официально выступало гарантом получения минимальной прибыли, даже в случае убыточности производства. Стоит отметить, что в ряде случаев частные компании отказывались от участия в проектах. Так, например, концерн ИГ «Фарбен» отказался увеличивать свое производство искусственного волокна, считая это нерентабельным, и предоставив возможность участия в государственном проекте своему конкуренту – компании VGF.

Лишь в самом крайнем случае государство шло на жесткие меры, такие как создание государственной корпорации «Герман Геринг Рейхсверке» или отъем бизнеса у Гуго Юнкерса.

Пост с навигацией по Коту

А ещё вы можете поддержать нас рублём, за что мы будем вам благодарны.

Яндекс-Юmoney (410016237363870) или Сбер: 4274 3200 5285 2137.

При переводе делайте пометку "С Пикабу от ...", чтобы мы понимали, на что перевод. Спасибо!

Подробный список пришедших нам донатов вот тут.

Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!

Публикации по истории отечественного танкостроения появляются с завидным постоянством. Некоторые из них являются результатом многолетних архивных исследований, но бо́льшая их часть основана на более ранних публикациях. Ничего зазорного в этом нет, грамотное компилирование — ничуть не меньший труд, чем написание статьи с нуля. Правда, при этом возникает проблема, связанная со степенью достоверности источников, используемых при подготовке материала. Кроме того, даже в архивном документе могут содержаться ошибки, нередко связанные с недостатком информации. В результате вокруг истории советского танкостроения сложилось немало мифов, которые успешно культивируются не один десяток лет. В этой статье речь пойдёт о мифах, связанных с довоенным танкостроением в Советском Союзе.

Самостоятельный первенец

Несмотря на то что ещё в 1920-1921 годах были построены первые советские танки «Рено-русский», фактически советское танкостроение начало развиваться ближе к середине 20-х. 6 мая 1924 года было создано Технического бюро ГУВП, которым руководил конструктор С.П. Шукалов. Появилось оно не на пустом месте: ещё 13 января 1921 года РВСР издал приказ №111/20, согласно которому при Главном военно-инженерном управлении создали специальную комиссию. Её задачей стала разработка конструкций танков и сопровождение их постройки. Именно эту комиссию и возглавлял Шукалов.

Первой разработкой Технического бюро ГУВП стал «танк сопровождения (полковой)», принятый 6 июля 1927 года на вооружение Красной армии как Т-18 (МС-1). Нередко можно услышать, что он был инициативной разработкой, но это не так. Требования на танк появились ещё в 1924 году, но за время разработки они неоднократно менялись. Вместе с тем именно эти изначальные требования самым прямым образом повлияли на концепцию танка.

Эскизы малых танков, которые в середине 20-х рассматривались в качестве советских малых танков сопровождения. Среди них есть и FIAT 3000, и будущий МС-1

В случае с МС-1 существует миф о том, что этот танк был спроектирован под влиянием итальянского FIAT 3000. Более того, в некоторых публикациях говорится о том, что один итальянский танк, имевшийся в польской армии, был захвачен в 1920 году, а создатели будущего МС-1 тщательно его изучили. Оставим эту информацию на совести тех, кто её распространял. Действительно, FIAT 3000 имеет некоторое отношение к советскому танкостроению, но совсем не так, как это иногда преподносят. Никакого трофейного FIAT 3000 не было, а впервые об этом танке заговорили в 1924 году. Итальянцы предлагали закупить партию из десяти таких машин, в итоге дело закончилось приобретением трёх танков, которые прибыли в Россию в ноябре 1927 года. То есть при всём желании повлиять на программу разработки Т-18 итальянцы не могли. При этом FIAT 3000 вполне серьёзно рассматривался в качестве запасного варианта в случае провала работ по программе МС-1.

Наглядное сравнение FIAT 3000 и МС-1. Как можно заметить, у этих танков мало общего

Общего у FIAT 3000 и Т-18 было немного. Во-первых, в качестве источника вдохновения использовался Renault FT, а во-вторых, обе машины имели поперечное расположение двигателя. Это оказалось связано с одинаковыми требованиями — снизить боевую массу. На этом сходство и заканчивалось. И по корпусу, и по башне Т-18 являлся оригинальной боевой машиной, это же касалось и ходовой части. Если французский и итальянский танки использовали грузовые двигатели, то для Т-18 разработали специальную силовую установку. С ней связан ещё один миф — что её якобы разработал А.А. Микулин, известный конструктор авиационных моторов. Впервые Микулин, тогда работавший в НАМИ, ознакомился с мотором будущего Т-18 только 26 февраля 1927 года, когда тот уже был построен и проходил испытания. Схемы трансмиссии FIAT 3000 и Т-18 очень сильно отличаются. Наиболее оригинальным решением в случае с Т-18 стало использование мотора и КПП в одном блоке. В отличие от зарубежных танков, Т-18 проектировался с пушечно-пулемётным вооружением. Одним словом, называть FIAT 3000 прародителем первого советского массового лёгкого танка собственной разработки может только человек, плохо разбирающийся в технике, а главное, в конструкции данных машин.

«Немецкий меч ковался в СССР»

Одной из излюбленных тем, к которой имеет прямое отношение и советское танкостроение, является деятельность Рейсхвера на территории СССР. Прежде всего это касается Технических курсов Осоавиахима (ТЕКО, в немецких документах — полигон Kama), где испытывались немецкие танки и бронемашины, а также обучались немецкие танкисты. Эта деятельность называется чуть ли не взращиванием будущих танковых сил Германии, в связи с чем звучат требования покаяться.

Схема ходовой части Т-28 и Großtraktor Krupp — как можно заметить, у них много общего

Кроме грустной улыбки, подобные разговоры ничего другого вызывать не могут. Для начала следует чётко очертить время сотрудничества Германии и СССР в военной сфере — 1924-1933 годы. После прихода к власти нацистов сотрудничество свернули. Кроме того, испытания немецких танков и броневиков под Казанью являются не более чем верхушкой айсберга, и, если копнуть хотя бы немного глубже, разговоры о «ковке меча на Востоке» выглядят откровенно нелепо. Фактически все те немецкие танки и броневики, которые испытывались в СССР, оказались тупиковым путём развития. И Großtraktor, и Leichttraktor, и Räder-Raupen Kampfwagen m/28 на испытаниях показали себя плохо — настолько плохо, что их доработка заняла несколько лет и ни к чему хорошему не привела. Уже в 1932 году было понятно, что ни один из этих танков не годится для серийного производства, и даже как учебные машины эти разработки выглядят весьма сомнительно. В результате немецкие конструкторы «срисовали» компоновочную схему с артиллерийского тягача Carden-Loyd, которые полулегально закупили у англичан. То есть всё, что смогли получить немцы от испытаний, — это необходимость проектировать новые танки, а также несколько десятков обученных танкистов.

Спаренная установка орудия, 45-мм танковая пушка (37 мм в немецком варианте) и перископический смотровой прибор (прицел) были подсмотрены у немецкого Leichttraktor

Гораздо интереснее выглядит другая сторона медали — выгода советской стороны от сотрудничества с немцами. Об этом любители рассказывать про немецкий меч стараются не вспоминать, и напрасно. Помимо активности немецких конструкторов, например Эдварда Гроте, имелись и другие, куда более осязаемые результаты. Для начала, без немецких станков производство МС-1, первых советских крупносерийных танков, запустить было бы куда сложнее. Часть станочного оборудования, которое получил завод «Большевик», имели немецкое происхождение. Также в Германии было закуплено практически всё электрооборудование, на моторах советских танков использовались карбюраторы Pallas. Более того, во многих советских предвоенных танках использовалось электрооборудование Bosch. Сотрудничество с Rheinmetall дало советским танкам новые пушки калибра сначала 37, а затем 45 мм. Таким образом, не Советский Союз взращивал немецкое танкостроение, а совсем наоборот.

Советский танковый шлем и его прародитель

Отдельно стоит поднять тему испытаний на ТЕКО с советской стороны. Обычно её показывают с немецкой стороны, даже не задумываясь, какие дивиденды получил Советский Союз. Между тем деятельность немцев под Казанью имела прямые последствия для советского танкостроения. Как раз в самом конце 20-х-начале 30-х годов советское танкостроение находилось на перепутье. Работы по модернизации Т-18 постепенно заходили в тупик, собственный средний танк Т-24 оказался не совсем тем, что хотели военные, да и ТГ-1 получился неудачным. И вот тут, что называется, заграница помогла. Ходовая часть Großtraktor Krupp легла в основу Т-28, самого удачного и массового среднего танка межвоенного периода, да и мотор данной машины имел немецкое происхождение. Концепция Großtraktor легла в основу опытного танка ПТ-1, который позже эволюционировал в Т-29. Информацию о немецких танках советские конструкторы почерпнули на ТЕКО — всего там побывало восемь человек, включая С.А. Гинзбурга, создателя Т-28 и человека, который внедрял Т-26 в серийное производство. Спаренная установка орудия на однобашенном Т-26 делалась под влиянием Leichttraktor. Подсмотрели у немецких танков и перископические приборы. Изучение немецких машин существенно ускорило внедрение на советских танках сварки. Также у них подсмотрели поручневые антенны. Наконец, в основе советского танкового шлема лежал немецкий образец. Одним словом, влияние немецкого танкостроения оказалось весьма высоким. Более того, с результатами своей деятельности немцы столкнулись уже в 1936 году в Испании — легион «Кондор», вооружённый лёгкими танками Pz.Kpfw.I, столкнулся с советскими Т-26, где имелась масса разработок немецкого происхождения.

Колёсно-гусеничные агрессоры

С лёгкой руки одного широко известного писателя советские колёсно-гусеничные танки БТ стали именовать танками-агрессорами. Дескать, их создавали целенаправленно, специально для хороших дорог Западной Европы. Этот миф старательно поддерживается адептами данного писателя и примкнувшими к ним. Дескать, только Советский Союз занимался подобными машинами, что лишний раз доказывает его злодейские намерения. Подобные высказывания не вызывают ничего, кроме улыбки, поскольку показывают лишь незнание реальной ситуации в мировом танкостроении межвоенного периода.

Autochenille Saint-Chamond Mle.1921, первый образец серийного колёсно-гусеничного танка

Чтобы понять, откуда вообще появились колёсно-гусеничные танки, следует перенестись в конец 1910-х годов. В то время танки только развивались, но уже имелись две существенные проблемы. Первая заключалась в невысоком сроке службы гусеничных лент, составлял он всего несколько сотен километров. Вторая проблема заключалась в крайне низкой скорости передвижения. В это время американского конструктора Джона Уолтера Кристи и осенила мысль о создании колёсно-гусеничной схемы. Благодаря переходу на колёсный ход скорость передвижения существенно возрастала, правда, при этом танк мог двигаться только по более-менее приличным дорогам. Кристи, впрочем, не повезло — его танки и САУ долгое время оставались опытными машинами, зато тему колёсно-гусеничных танков стали развивать в других странах.

Первое предложение аналога колёсно-гусеничного танка со стороны Фольмера, 1924 год

Первыми успех, хотя и локальный, праздновали французы из FAMH — ими было построено более десятка колёсно-гусеничных танкеток Autochenille Saint-Chamond Mle.1921. Эти машины вызвали массу нареканий и тем не менее стали первыми серийными колёсно-гусеничными танками. У англичан дальше опытных машин дело не продвинулось, зато колёсно-гусеничной схемой активно занимались два немецких конструктора — Йозеф Фольмер и Отто Меркер. В случае с Фольмером речь шла о танке на базе трактора Hanomag Z WD-50, который предлагался Советскому Союзу, но больше заинтересовал чехословацкую сторону. Итогом стали колёсно-гусеничные танки семейства Kolohusenka, да и в целом до начала 30-х годов чехословацкие военные очень хотели получить колёсно-гусеничные танки. Если следовать логике адептов культа «танка-агрессора», чехословацкий президент Томаш Масарик спал и видел, как орды «Колохусенок» продвигались по автобанам, инфернально хохоча и навязывая соседям культ пива с кнедликами.

KH.50. Вряд ли наличие данной машины говорит о крайне агрессивных планах Чехословакии

Ещё одной страной, которая очень активно занималась колёсно-гусеничными танками, являлась Швеция. Шведы также воспользовались услугами «варягов». Первым из них был Фриц Хейгль, более известный по монументальным трудам, посвящённым танкостроению. Талантливый австрийский конструктор разрабатывал по заказу шведской армии танк, который существовал и в колёсно-гусеничном виде. Смерть Хейгля в декабре 1930 года поставила крест на реализации данного танка, зато судьба второй разработки оказалась более успешной. Речь идёт о Räder-Raupen Kampfwagen m/28, также известном как Landsverk L-5. Данная машина была разработана Отто Меркером и шведской являлась с очень большой натяжкой. Дело в том, что непосредственно в Швеции было построено два из шести танков. Да и сама Landsverk находилась под колпаком GHH (Gutehoffnungshütte, Aktienverein für Bergbau und Hüttenbetrieb) — немецкой компании, также контролировавшей MAN. Собственно говоря, Landsverk была той самой наковальней, где ковался немецкий бронетанковый меч. Работы по колёсно-гусеничной теме на Landsverk закончились только в конце 30-х, когда стало окончательно ясно, что конструкция Меркера слишком сложна.

Landsverk работала над колёсно-гусеничными танками до конца 30-х годов

Изучение вопроса говорит лишь об одном: колёсно-гусеничные танки хотели все, но что-то приличное получилось только у Кристи. Кроме того, в 1935 году было построено 16 Convertible Medium Tank T4. Фактически до появления Medium Tank M2 все американские средние танки были колёсно-гусеничными. Невольно задаёшься вопросом, чьи автострады они должны были штурмовать и доказывает ли это агрессивные намерения США. Если же говорить серьёзно, то во второй половине 30-х годов мода на колёсно-гусеничную схему стала сходить на нет. Одной из постоянных проблем было разрушение резиновых бандажей опорных катков, при этом превосходство над чисто гусеничными машинами становилось всё менее очевидным. Столь долгое увлечение данной схемы в СССР объяснялось просто: там колёсно-гусеничные танки получились более или менее удачными. Впрочем, и в Советском Союзе к концу 30-х годов стали отказываться от данной схемы.

В Вечно живой Т-28

Т-34, принятый на вооружение Красной армии 19 декабря 1939 года, считается лучшим танком Второй мировой войны. Вместе с тем существует мнение, что постановка данного танка на вооружение была чуть ли не ошибкой. Аргументом против Т-34 указывается то, что данный танк стал результатом эволюции колёсно-гусеничного танка БТ. Между тем до того основным советским средним танком был Т-28. Так вот, существует мнение, что вместо развития БТ требовалось развивать конструкцию Т-28. Более того, в качестве аргументов в данную теорию иногда даже добавляются схемы о том, каким бы могло быть развитие Т-28.

Т-28 был лучшим из предвоенных средних танков, но его ходовая часть имела определённые ограничения

Как уже говорилось выше, при разработке Т-28 была позаимствована подвеска немецкого среднего танка Großtraktor Krupp. Собственно говоря, подвеску этого танка сами немцы не считали удачной, приняв решение развивать конструкцию Rheinmetall. В Советском Союзе решили иначе — не в последнюю очередь это было связано с изучением результатов испытаний на ТЕКО. Нельзя сказать, что советские конструкторы ошиблись. При изучении ходовой части разных танков, которое проводил опытный завод №185, наиболее удачной огневой платформой признали именно шасси Т-28. Оно обеспечивало плавный ход и по шоссе, и по бездорожью. Проблемы начинались при преодолении препятствий. На высоких скоростях подвеска вела себя плохо, особенно это касалось преодоления вертикальных препятствий на высокой скорости (15-18 км/ч). У упомянутого Großtraktor Krupp спереди имелся опорный каток, который частично принимал на себя удары при преодолении вертикальных стенок, при создании Т-28 от этого катка отказались.

Результат езды Т-28 по сильно пересечённой местности. После пробега на дистанции 102 км со средней технической скоростью 21,8 км/ч разрушилась резина на 20 катках

Между тем требования АБТУ КА относительно подвижности танков постепенно росли. Увеличивалась и боевая масса танка, которая с 25,2 т постепенно доросла до 29. Попытка поднять максимальную скорость показала неоднозначные результаты. Опытный Т-28А действительно стал значительно быстрее, но возникли проблемы с преодолением вертикальных стенок и быстрой ездой по бездорожью. Разрушение ходовой части начиналось при езде по бездорожью на скорости 15-18 км/ч, при этом высота преодолеваемых вертикальных препятствий составляла всего 0,2-0,3 м.

Т-29 должен был сменить Т-28 ещё в 1936 году, но по ряду причин этого так и не случилось

В связи с выявленными проблемами АБТУ КА форсировало работы по потенциальному сменщику — колёсно-гусеничному танку Т-29. Перспективы Т-29 понимали и на заводе №185, куда в конце 1934 года окончательно передали работы по танку. По планам, производство Т-28 должно было прекратиться ещё в 1936 году, а сменял его Т-29 (данная машина действительно выглядела более перспективной). По ходу доводки проекта боевая масса достигла уровня Т-28, но при этом даже на гусеничном ходу этот танк превосходил машину, которую должен был заменить. Беда в том, что сам Т-29 оказался проблемным танком. Помимо всего прочего, причиной проблем стал указанный выше рост боевой массы — это привело к снижению надёжности ходовой части. Кроме того, Т-29 имел двухместную башню, при замене её на трёхместную конструкцию по типу Т-28 масса выросла бы ещё больше.

Совсем не радовала и цена. Сам Т-28 в этом отношении не был подарком: изначально он обходился по 250 000 рублей за штуку, а в 1938 году ценник подскочил до 380 000 рублей. При этом Т-29 даже по первоначальным расценкам обходился в 350 000 рублей, так что цена за серийную машину могла подскочить почти до полумиллиона. Для понимания сути проблемы, Т-26 обходился в 80 000 рублей, а БТ-7 — в 120 000. По итогам программу Т-29 в августе 1938 года закрыли. Что же касается Т-28, то в 1938-1940 годах их выпустили 263 штуки, то есть чуть больше половины от всего объёма. При этом в АБТУ КА прекрасно понимали — эта машина уже устарела.

Один из вариантов Т-115 — танк прорыва, который был разработан КБ завода №185 как сменщик Т-28. Минимальный порог боевой массы при этом составлял 35 т, а в максимальном варианте превышал 40 т

На этом разработка средних танков в Ленинграде закончилась. В постановлении №198сс Комитета обороны при Совете народных комиссаров (СНК) СССР от 7 августа 1938 года сменщиком Т-28 значился тяжёлый танк прорыва. Одновременно этот танк сменял и Т-35. В дальнейшем развитие советских средних танков пошло по линии А-20/А-32, которые изначально являлись лёгкими танками. Что же касается Т-28, то он в принципе не рассматривался как образец для развития, так как устарел ещё в 1935 году — этот танк был слишком громоздким и имел слишком слабую броневую защиту. Что бы происходило при её усилении, хорошо видно по проекту Т-29ЦН. По проекту машина получала рациональные углы наклона броневых листов корпуса и башен, броневая защита лба увеличивалась до 50 мм, а бортов — до 30 мм, также ставилась торсионная подвеска. Это усиление увеличивало боевую массу танка до 32,5 т — можно только представить, что произошло бы с опорными катками. И это всё ещё идёт речь о танке с двухместной башней, превращение же Т-28 в идеальный средний танк альтернативного историка потянуло бы более чем на 35 т, не считая целого ряда других переделок.

В результате всех преобразований из Т-28 получается… совершенно новый танк. Ближе всего к нему был бы Т-115 — колёсно-гусеничный танк прорыва, который прорабатывался заводом №185 в 1938 году. Даже в гусеничном варианте и при толщине брони 50 мм боевая масса составила бы 35-36 т. И это мы ещё не говорим о таких аспектах, как цена и производственные возможности. Стоил бы такой средний танк как Т-35 и выпускался тиражом, в лучшем случае, 200-300 штук в год. Одним словом, никакого глубинного смысла в дальнейшем развитии Т-28 не было в принципе.

Этот Т-28 использовался как тестовая лаборатория для отработки подвески для тяжёлого танка СМК

Что же касается образцов Т-28, на которых обкатывалась подвеска тяжёлого танка Т-35, а также торсионная подвеска, то информация о якобы попытке модернизации в данном направлении является не более чем бурной фантазией отдельных авторов. Данные опыты имели всего одну цель — выбрать оптимальную подвеску для тяжёлого танка СМК-1. Именно он и должен был сменить Т-35, а также Т-28, но позже появился «урезанный» вариант данной машины, более известный как КВ.

Немецкая чудо-броня и плохие снаряды

Одним из широко известных мифов стала история с якобы проваленными испытаниями по обстрелу немецкого танка Pz.Kpfw.III в 1940 году. Якобы осенью 1939 года один такой танк был захвачен советскими войсками. Последовали испытания обстрелом борта немецкой машины, в ходе которого из 5 попаданий с дистанции 400 м якобы удалось добиться пробития всего в 2 случаях. Также немецкую цементированную броню толщиной 30 мм якобы признали равнопрочной советской броне толщиной 42-44 мм. Кроме того, советские снаряды выпуска 1938 года были якобы перекалёнными, что ещё сильнее ухудшало ситуацию. На основании подобных публикаций складывается картина, что немецкие танки были почти неуязвимы для огня советских танковых и противотанковых пушек.

Тот самый Pz.Kpfw.II, который обстреливался в 1940 году НИИ-48. Согласно отчёту, броня гомогенная, борт раскалывался при скорости снаряда 360 м/с

И автор этой статьи, и другие исследователи упорно пытались найти тот самый отчёт об испытаниях, на который ссылаются авторы подобных публикаций. Найти подобных материалов не удалось, зато удалось обнаружить доказательства того, что факт захвата осенью 1939 года немецкого среднего танка Pz.Kpfw.III является не более чем попыткой выдать желаемое за действительное. В самом деле, благодаря лихому рейду 24-й легкотанковой бригады на немецкий СПАМ, располагавшийся в Томашув-Любельском, оказалось захвачено два десятка танков и тягачей — среди них были и два немецких танка, вот только это были Pz.Kpfw.II Ausf.B и Ausf.C. Один из этих танков действительно обстреливали, и его броня без проблем пробивалась, причем её посчитали хрупкой. На самом деле немецкая «тройка» в СССР действительно попала, но это был Pz.Kpfw.III Ausf.G, официально купленный в Германии. Об истории данного танка есть отдельный материал, стоит лишь отметить, что полноценного обстрела корпуса данной машины не было в помине. Никто не стал бы расстреливать танк, который представлял для советской танковой промышленности огромный интерес как носитель технологий.

Броню этого танка действительно изучали всерьёз. В 1942 году НИИ-48 подготовил материал, посвящённый броне зарубежных танков, где как раз и фигурировал тот самый Pz.Kpfw.III Ausf.G, купленный в 1940 году. И уже этот доклад вызывает массу вопросов насчёт цементированной брони. Дело в том, что никакой цементированной брони в бортах НИИ-48 не обнаружил — она имелась только у лобовых деталей, что вполне логично, так как именно лобовая часть танка принимает на себя основной объём вражеских снарядов.

Первое же попадание в немецкую деталь раскололо её. Для сравнения, та же деталь из советской стали, которую обстреляли теми же снарядами с той же дистанции

Дальше начинается самое интересное. Танк действительно обстреляли — в борт, но не совсем. На Ижорском заводе, где как раз в это время находился НИИ-48, для обстрела взяли крышку эвакуационного люка, заменив её такой же деталью, которую сделали на заводе. Крышку испытали обстрелом, и первый же 45-мм снаряд её расколол. Больше обстрела из 45-мм пушки не производилось — несомненно, все читатели умеют считать, и разница между цифрами 1 и 5 очевидна. Естественно возникли подозрения, что дело в термическом воздействии на деталь (её разрезало пополам перед обстрелом). Поэтому была изготовлена такая же деталь из советской стали ФД 5634, которую точно так же сначала разрезали пополам, а затем произвели два выстрела на пределе пробития (скорости снаряда — 525,4 и 564,2 м/с). Пробития детали не произошло, на люке появились две вмятины. Итого имеем одно пробитие немецкой брони толщиной 30 мм и два непробития советской брони той же толщины, при этом использовались одинаковые снаряды. То есть всё в точности наоборот.

Пробитие борта StuG III теми самыми «бракованными» снарядами выпуска 1938 года

Данные испытания были далеко не единственными. В октябре 1940 года проводились испытания 45-мм противотанковой пушки образца 1937 года. На них выяснилось, что броню толщиной 30 мм, установленную под углом 30 градусов от нормали, снаряд пробивает на дистанции 1000 м. Никакой обеспокоенности насчёт бракованных снарядов нет и в помине. Обеспокоенность есть только в том, что при повышении толщины брони до 40 мм дистанция пробития резко падала. Аналогичные испытания обстрелом продолжились и далее. В 1942 году танков для обстрела хватало, и так сложилось, что обстрел немецкой самоходки StuG III Ausf.B производился бронебойными снарядами того самого «дефектного» 1938 года. Лоб толщиной 50 мм снаряд не пробил, что ожидаемо, зато борт был пробит на дистанции 850 м. Те же результаты были получены и при обстреле борта немецкого среднего танка Pz.Kpfw.III Ausf.H. Автор этой статьи и его коллеги продолжают с нетерпением ждать того самого отчёта с цементированной бортовой бронёй и перекалёнными снарядами…

Источник: Cat_Cat и Warspot. Автор: Юрий Пашолок.

Личный хештег автора в ВК - #Пашолок@catx2