Издательство Academic Studies Press готовит к выходу книгу Ивана Селеньи и Петера Михайи «Разновидности посткоммунистического капитализма. Сравнительный анализ России, Восточной Европы и Китая». Предлагаем вашему вниманию отрывок из 3-й главы, в которой идет речь о разновидностях коммунизма.
Обладал ли вообще коммунизм легитимностью?
Являлись ли коммунистические общества примерами легитимного порядка? С точки зрения либеральной демократии, коммунизм можно с легкостью охарактеризовать как «нелегитимный», но Макс Вебер вряд ли стал бы занимать такую позицию. Если нам удастся обнаружить образцы коммунистического общественного устройства, в которых присутствует достаточная степень «добровольного подчинения» со стороны Beherrschten [подвластных. — Нем.], то можно считать, что Вебер без колебаний счел бы данный порядок легитимным и задался бы вопросом о том, на чем эта легитимность основана. Для некоторых коммунистических режимов была характерна незначительная степень «добровольного подчинения» — порядок в них поддерживался путем систематического принуждения. Например, сталинский террор в 1930-е годы и после Второй мировой войны даже Вебер не сомневаясь назвал бы нелегитимным: применение принуждения носило системный характер. То же самое можно сказать и о Китае в последний период правления Мао. Чуть менее известными аналогичными примерами в истории являются Камбоджа при Пол Поте и Эфиопия при Менгисту Хайле Мариаме в 1977–1987 годах.
Харизма и традиционная власть
При этом в ходе длительных промежутков времени порядок в рамках коммунистических режимов поддерживался без принуждения — в эти периоды устанавливалось нечто вроде коммунистического Herrschaft [господства. — Нем.]. Но какова была его природа? На сей вопрос исследователями даются разные ответы. Некоторые коммунистические лидеры, по меньшей мере в определенные моменты времени, устанавливали харизматический порядок — наиболее ярким примером здесь выступает Фидель Кастро, а также можно вполне убедительно утверждать, что Ленин, а следуя его примеру, и Сталин сумели утвердиться в качестве харизматических лидеров на протяжении целой эпохи. То же самое предположение можно сделать и относительно Мао. Очевидным инструментом создания харизмы лидеров был «культ личности». Появлялась ли в результате настоящая харизма, или же это была лишь псевдохаризма — вопрос дискуссионный. Впрочем, есть и отдельные исследователи, которые рассматривают коммунизм как традиционную или неотрадиционную власть.
Все эти теории содержат догадки о природе коммунистических обществ в отдельные моменты их истории и обеспечивают полезный инструментарий для эмпирического исследования различных образцов этих обществ. Можно утверждать, что в ранние периоды становления большинства коммунистических порядков они имели сильную харизматическую притягательность — опять же, можно упомянуть Сталина, Мао и Кастро. Очевидна также важная роль пропагандистского аппарата в производстве подобной харизмы и формировании энтузиазма (именно этот момент получил название «культа личности») и преданности в отношении лидеров, которые обещали совершать «чудеса» при помощи «революционных изменений».
Когда лидеры либо оказывались неспособны совершить чудо, либо умирали, перед системой возникала сложная задача: или осуществить институционализацию харизмы, или передать ее другому лидеру. Некоторые коммунистические системы деградировали в нелегитимные деспотические режимы, которые задействовали массовое системное принуждение (что, как видно, и произошло в Камбодже при Пол Поте, в СССР в середине 1930-х годов и в Китае во время «культурной революции»). В некоторых случаях преемники замахивались на то, чтобы поднять на щит харизму своих предшественников. Лучшим примером этого является Сталин, который в 1920-х годах подделал «завещание» Ленина, якобы назначившего его преемником, привел в действие пропагандистскую машину и создал вокруг себя культ личности (все это в определенной степени действительно наделяло Сталина харизмой в начальный период его правления). Тем не менее в типовых случаях после ухода первого харизматического лидера коммунистические общества стремились обрести легитимность иного типа. В некоторых случаях даже предпринимались попытки создать некую версию классической традиционной власти — в качестве примера можно привести появление династии Ким в Северной Корее, которая правит этой страной уже в третьем поколении.
В других случаях предпринимались попытки создать некую разновидность неотрадиционной или патерналистской власти, основанную на сложных патрон-клиентских отношениях. Эта система легитимировалась претензиями на то, что партийное руководство либо конкретный лидер партии основательно — лучше, чем кто-либо другой — заботятся о Beherrschten [подвластных. — Нем.]. Ключевую роль здесь играла номенклатурная система. Отдельно взятый чиновник в партии или государственной бюрократии не мог продвигаться в рамках номенклатуры без помощи покровителя. В обмен на эту помощь в карьерном росте клиент проводил политику патрона. Именно институционализированные номенклатурной системой патрон-клиентские отношения помогают объяснить способность партийных лидеров генерировать масштабную поддержку своей политики.
В поисках новой власти: легально-рациональная власть с ценностной рациональностью при реформированной версии коммунизма
Ни один из коммунистических режимов не был демократическим. Власть имущие могли формально избираться от чьего-либо лица, но де-факто они назначались в качестве представителей номенклатуры под контролем исполнительной власти — политбюро (или первого секретаря коммунистической партии), центрального комитета партии либо какой-нибудь партийной организации более низкого уровня. Вся система формировалась по одной и той же логике — сверху вниз, путем назначения. Ни в одном из вариантов коммунизма не претворялся в жизнь один из ключевых принципов либерализма — разделение законодательной, исполнительной и судебной ветвей власти, а также принцип гарантий/неприкосновенности личных прав собственности. В то же время было бы резонно предположить, что подобная «бутафорская легально-рациональная власть» была фактором легитимации, дополнявшим харизму, традиционную власть или ценностную рациональность.
Если обратиться к СССР, то в системных настройках его легитимности происходили важные изменения. Ленин, как утверждают некоторые исследователи, после 1917 года был признан харизматическим лидером. Революция, а в особенности последовавшая за ней Гражданская война, были событиями кровавыми и переполненными насилием. Тем не менее в ряде работ утверждается, что после того, как «яйца», необходимые для совершения революции, были разбиты, а Гражданская война завершилась победой коммунистов, ленинский режим обладал определенной харизматической легитимностью. Смерть Ленина вызвала кризис легитимности. Сталин предпринял отчаянную попытку перетащить ленинскую харизму на себя, но не мог рассчитывать даже на повиновение штаба советской власти: ключевых его фигур — от Троцкого до Бухарина, Зиновьева и Каменева — Сталину пришлось ссылать и уничтожать. Коллективизация привела к миллионам жертв, и к концу 1930-х годов основой власти в СССР было масштабное принуждение. Примечательно, что Сталин ликвидировал даже элиту своей военной разведки. Это кровавое столкновение между правителем и его штабом было явным признаком того, что режим скатывался к иллегитимности, превращаясь, по определению Монтескьё, в «деспотизм», держащийся на «страхе» перед властью, который испытывают подчиняющиеся. По определению Артура Кёстлера, это была «тьма в полдень».
Тем не менее в ходе Второй мировой войны определенно состоялось второе пришествие Сталина в качестве харизматичного лидера. К началу ноября 1941 года немецкие войска стремительно продвигались к Москве, и там уже строились планы взорвать Кремль, чтобы он не попал в руки немцев. Несмотря на это, 7 ноября на Красной площади состоялся привычный военный парад, участников которого Сталин приветствовал взмахом руки с трибуны мавзолея Ленина. Это было символически значимое событие: за какой-то месяц немцы, ко 2 декабря находившиеся всего в восьми километрах от Москвы, были остановлены и повернули назад — так состоялась первая победа над вермахтом войск Советского Союза и его союзников. Советские люди, а в особенности солдаты Красной армии, жаждали чуда и желали видеть харизматичного лидера, который бы его совершил. В конечном итоге харизма была приписана Сталину, однако из мемуаров маршала Георгия Жукова становится понятно, что вождь совершил ряд серьезных ошибок в командовании Красной армией, и в результате победа была достигнута не благодаря, а вопреки Сталину.
Этот второй харизматический период в истории СССР продлился не слишком долго. Вскоре после окончания войны Сталин вернул систему террора, тем самым восстановив свое деспотическое и, используя веберовскую терминологию, нелегитимное правление, продолжавшееся до его смерти в 1953 году. В промежутке между 1945 и 1949 годами СССР постепенно навязал коммунизм всем странам Центральной Европы, три из которых перешли к коммунистической системе «по собственному почину». Первой из них была Югославия, где во время Второй мировой шла мощная партизанская война против немцев, в результате чего лидер партизан Иосип Броз Тито стал харизматичным национальным героем для многих жителей страны. Во-вторых, это Чехословакия, где в 1946 году коммунистическая партия выиграла выборы, набрав 31,2 % голосов под руководством Клемента Готвальда, который пусть и не являлся слишком уж харизматичным лидером, но был избран демократическим путем. Наконец, Болгария, где лидер коммунистов Георгий Димитров, похоже, также обладал определенной харизматической притягательностью. Тито и Димитров пытались создать большую федерацию южных славян, объединив свои страны, но внутренние разногласия и притязания Сталина на тотальный контроль над Восточным блоком привели к тому, что в 1948 году лидер СССР положил конец планам создания Балканской федерации. Раскол между Тито и Сталиным не оставил Димитрову особого выбора, кроме как следовать сталинистской линии. Вскоре после этого, в 1949 году, Димитров умер, и кое-кто предполагал, что его могли ликвидировать в советской больнице, где болгарский лидер лечился от заболевания сердца. Как бы то ни было, Димитров не может нести ответственность за зарождавшуюся нелегитимную систему деспотизма, зато Клемент Готвальд к 1948 году подчинился сталинскому порядку, введя в Чехословакии деспотическое правление в духе Сталина, — впрочем, он умер сразу после сталинских похорон в 1953 году.
Особый случай, как всегда, представлял собой Китай. Одержав победу над Чан Кайши, Мао стал харизматическим лидером и сумел, пусть и не без труда, сохранить свою харизматическую легитимность вплоть до смерти в 1976 году. С 1948 по 1953 год он строго следовал советской модели, однако после смерти Сталина отношения Китая с СССР становились все более напряженными, а в 1958 году, когда Мао затеял «большой скачок», начался явный разрыв КНР со своим старшим соседом в плане социальной и экономической политики. С 1961 года отношения с СССР стали уже откровенно враждебными, и Китай приступил к разработке собственной стратегии развития, которая имела много существенных институциональных отличий от советской модели. Один из наиболее показательных примеров — китайские коммуны, в определенном смысле основанные на национальных традициях деревенских общин и довольно сильно отличавшиеся от советских колхозов. Кроме того, в Китае никогда не происходило отделения компартии от государства, характерного для советской модели.
За этими исключениями, между 1948—1949 и 1956 годами большинство коммунистических стран копировали советскую модель. Сталин не доверял местным лидерам коммунистов, полагаясь на те кадры, которые в промежутке между двумя мировыми войнами находились в изгнании в Москве. С другой стороны, население коммунистических стран не слишком доверяло сталинскому выбору лидеров наподобие ставшего президентом Польши ультрасталиниста Болеслава Берута или генерального секретаря Венгерской коммунистической партии Матьяша Ракоши.
В годы сталинского деспотизма почти вся Центральная Европа управлялась с помощью принуждения, которое использовалось в громадных масштабах. Все это были явно нелегитимные режимы, где подчинение основывалось почти исключительно на страхе.
Когда в 1953 году к власти в СССР пришел Никита Хрущев, он попытался сместить некоторых сталинистских лидеров. В Венгрии, например, в рамках хрущевских реформ вскоре после смерти Сталина премьер-министром был назначен Имре Надь, хотя Матьяш Ракоши был выслан в СССР лишь летом 1956 года. Жесткий сталинист Болеслав Берут присутствовал на ХХ съезде КПСС и умер при загадочных обстоятельствах вскоре после секретного доклада Хрущева. В том же 1956 году антисталинист Тодор Живков сменил Вылко Червенкова, преемника и шурина Георгия Димитрова.
Период после 1953 года в СССР и в Центральной Европе был временем поиска легитимности, или, иными словами, попыткой найти способ реформировать коммунизм. Задача заключалась в том, чтобы преодолеть различные проявления неэффективности перераспределительной координированной/централизованной плановой экономики и построить «социализм с человеческим лицом», или рыночный социализм, демократическую разновидность социализма...
