Военная история + Кавалерия

Продолжаю перевод с англ. яз. материалов о Красной Армии из журнала Intelligence Bulletin, издававшегося в 1942-46 гг. Службой военной разведки США (Military Intelligence Service). Предлагаю вниманию читателей статью "Ночной бой русской кавалерии" (Night Combat by Russian Cavalry), опубликованную в номере за октябрь 1942 г.

Представляет интерес то, что опыт советской кавалерии имел для Армии США практическое значение: в то время в ней также существовали кавалерийские части, которые планировалось применять на театре боевых действий. В частности, во время захвата японцами Филиппин (8 декабря 1941 г. – 8 мая 1942 г.) на фоне катастрофического поражения американо-филиппинских войск успешное сопротивление оказывал 26-й кавалерийский полк Филиппинских разведчиков (26th Cavalry Regiment Philippine Scouts) Армии США, действуя как в пешем, так и в конном строю.

НОЧНОЙ БОЙ РУССКОЙ КАВАЛЕРИИ.
1. ОБЩИЕ СВЕДЕНИЯ
Русские доказали, что конной кавалерии принадлежит определенное место в бою, несмотря на широкое использование в современной войне механизированных войск и самолетов. Действуя ночью, кавалерия избегает атак авиации и передвигается, спешивается и наносит удары с гораздо большей внезапностью, чем в светлое время суток.

2. МЕТОДЫ АТАКИ
Успех ночной атаки во многом зависит от тщательной разведки позиций противника. Разведка, проводимая командиром части или подразделения, включает в себя определение подходов к позициям противника и расположения его огневых точек и аванпостов. До наступления темноты принимаются все меры для обеспечения абсолютной секретности передвижения. План каждой штурмовой группы проработан в деталях. Кавалерийским подразделениям поручается захватывать аванпосты и обезвреживать охрану противника, а также расправляться с автоматчиками, пулеметными расчетами и танкистами вне танков, когда они снимаются с бивуака.
Продвигаясь к исходной позиции, с которой должна быть произведена атака, русские не делают ни единого выстрела, если только немцы не откроют огонь. В этом случае в ход пускается вся огневая мощь кавалерии России.
Опыт научил русских, что кавалерии трудно использовать свою артиллерию в ночных операциях, за исключением случаев, когда она находится в обороне. Обычно кавалерийские полки и эскадроны берут с собой только станковые пулеметы на тачанках и противотанковые средства. Пулеметы способны выполнять задачи, обычно возлагаемые на артиллерию.

Противотанковые подразделения оснащены противотанковым оружием, гранатами и бутылками с бензином ("коктейлями Молотова").
Все снаряжение тщательно проверяется перед тем, как кавалерия выдвигается в атаку. Стремена обматываются войлоком или соломой. Примерно в 3-5 милях от позиций противника пулеметные тачанки двигаются своим ходом, а орудия и минометы перевозятся во вьюках. Эскадроны спешиваются на открытой местности недалеко от вражеских аванпостов, и коноводы уводят и укрывают лошадей.
Если задача состоит в захвате определенного объекта атаки, пулеметы и минометы поддерживают действия эскадронов пока он не будет взят. Если миссия состоит в уничтожении вражеского подразделения, эскадроны возвращаются на исходные позиции, когда задача выполнена. В этом случае пулеметы и минометы размещаются на позициях, где они в дополнение к поддержке атаки также могут обеспечивать огнем отход подразделений.
Эти ночные атаки планируются таким образом, чтобы завершиться за 2-3 часа до рассвета. Русским нужен этот временной интервал, чтобы вернуться на исходные позиции, не подвергаясь атакам с воздуха.

3. ПРИМЕР ТИПИЧНОЙ АТАКИ
Ниже приводится цитата из советского отчета в качестве примера типичных ночных операций кавалерии по захвату населенного пункта:
"На подготовку этой атаки потребовалось два дня. Деревня находилась в 22 километрах (около 14 миль) от позиций нашей дивизии. На разведку был отправлен конный разъезд. Он вышел на шоссе, укрылся в лесу и наблюдал за передвижением на дороге; он определил численность противника, расположение аванпостов и расположение как танковых парков, так и ночных бивуаков, а также штабов и тыловых подразделений.

Подходы к населенному пункту были особенно важны. С запада и юга тянулись два оврага, слишком труднопроходимых для танков. Было принято решение атаковать с севера и востока. Эти направления позволили бы пресечь любые попытки немцев отступить по шоссе, которое проходило к северу от населенного пункта. Там планировалось накрыть противника перекрестным огнем и в то же время избежать опасности обстрела наших собственных войск. Поскольку один полк атаковал с севера, а другой - с востока на запад, эта опасность была предотвращена.

Дивизия двинулась двумя колоннами в 19.00; в 24.00 они собрались 3 километрах (ок. 2 миль) от населенного пункта, сразу спешились и вступили в бой. Для обеспечения внезапности атака была произведена без использования сигналов. Немецкие аванпосты были сняты без шума, и подразделения выдвинулись по мосту в застройку. Здесь трое немецких охранников открыли огонь, но было слишком поздно. Наши войска забросали гранатами дома, используемые для расквартирования личного состава, штурмовые группы атаковали огневые позиции и 15 танков были выведены из строя. Остальные танки отошли к шоссе, но наши инженерные подразделения взорвали мост.

Бой закончился в 05.00, и с этого времени до рассвета (в декабре около 08.00) эскадроны вернулись на свои позиции незамеченными вражеской авиацией.
Обычно наши операции направлены на то, чтобы расчистить путь пехоте.
В результате этих атак немцы теперь выставляют сильные сторожевые посты, и требуется еще более тщательная разведка".

Вторая мировая стала последней войной кавалерии как самостоятельного рода войск.
В Великой Отечественной войне кавалерия Красной Армии сыграла достойную роль, в т.ч. и в составе танково-кавалерийских группировок прорыва фронта. Однако, несмотря на то, что на Восточном фронте Второй мировой войны противник также располагал кавалерийскими соединениями, встречи советских конников с кавалерией врага в бою носили единичный характер. Большинство из них до сих пор являются поводом для дискуссии военных историков: документальных подтверждений почти нет, а воспоминания военных мемуаристов носят отрывочный характер.

Например, упоминающаяся в мемуарах генерала армии С.М. Штеменко (с 1943 г. - начальник Оперативного управления Генерального штаба) атака 2 марта 1943 г. близ Севска 3-й и 4-й гвардейских кавалерийских дивизий Красной Армии против растянувшейся на марше кавалерийской дивизии СС (SS Kavalleriedivision) остается предметом споров любителей военной истории: https://istorya.pro/Cabel'nyy-boy-v-velikoy-otechestvennoy-2-t.html.

В воспоминаниях одного из лучших кавалерийских командиров Великой Отечественной Иссы Александровича Плиева содержится рассказ о сабельном бое советских гвардейцев-казаков с румынской кавалерий 20 ноября 1942 г. во время совместного наступления 3-го гвардейского кавалерийского корпуса и 4-го танкового корпуса в Сталинградской стратегической наступательной операции. Тогда 3-й гв. кавкорпус генерал-майора И.А. Плиева выполнял классическую для советской кавалерии боевую задачу: обеспечение и расширение прорыва фронта врага, достигнутого бронетанковыми соединениями Красной Армии. Следуя за танками, мобильная красноармейская конница, располагавшая собственными сильными артиллерийскими и противотанковыми частями на конно-санной и автомобильной тяге, успевала за "острием наступления" быстрее вязнувших в снегу стрелковых дивизий. Численность 3-го гв. кавкорпуса на начало операции: около 22,5 тыс бойцов и командиров, более 18 тыс. лошадей, 70 76-мм орудий, 56 45-мм противотанковых пушек, около 400 82-мм и 50-мм минометов, 388 противотанковых ружей, 145 станковых и 379 ручных пулеметов, 40 зенитных пулеметов. И, разумеется - личное оружие всадников - винтовки, автоматы и казачьи шашки. Кстати, несмотря на закрепившееся за кавалеристами 3-го гв. кавкорпуса название "казаки" (добровольцев и призванных из казачьих областей среди них действительно было много), официально казачьим формированием Красной Армии корпус не являлся.

К фото - Советские кавалеристы на марше в период сосредоточения перед наступлением под Сталинградом, осень 1942. Бойцы одеты в общевойсковую зимнюю форму одежды (никаких эффектных бурок и папах: часть не казачья), вооружены обыкновенными "пехотными" винтовками Мосина обр. 1891/30.

На этапе расширения прорыва фронта противника на Дону в районе стницы Клетская и произошло боевое столкновение 20-го гвардейского кавалерийского полка 5-й гвардейской кавалерийской дивизии (ком-р гв. полковник Н.С. Чепуркин) с неназванным румынским кавполком 1-й румынской кавдивизии (ком-р бриг. ген. К. Баратеску).

О румынской армии на Восточном фронте традиционно сложилось пренебрежительное мнение. Отчасти оно верно: войска этого "мамалыжного" сателлита гитлеровской Германии по вооружению, снаряжению и подготовке существенно отставали от современных стандартов и, кроме того, отличались крайне низким боевым духом. Румынские солдаты, в большинстве своем мобилизованные крестьяне-бедняки, решительно не могли понять, что они забыли в снежных полях смерти под Сталинградом. Они голодали, беспардонно обворовывались снабженцами (кормились мародерством), люто ненавидели своих "союзников" немцев за высокомерие и немногим лучше относились к собственному командованию. Тем не менее, история войны знает немало примеров, когда "упершийся рогом" по непонятной причине румынский вояка мог становиться упрямым и опасным противником. К тому же кавалерия, считавшаяся элитой армии, отличалась лучшим личным составом и более высокой дисциплиной.

Подробный обзорный материал по румынской кавалерии в 1941-42 гг. содержится в работе севастопольского историка Александра Неменко: "Кавалерия - архаизм, или ... Румынский кавкорпус в начале войны".
На момент, когда злая судьба гитлеровских приспешников свела 1-ю румынскую кавдивизию с советскими гвардейцами-казаками генерал-майора Плиева, состав ее был следующим: 11-й моторизованный полк каларашей (кавалерия драгунского типа); 1-й полк рошиоров (кавалерия гусарского типа) "General Corp de Armata Alexandru Averescu"; 2-й полк рошиоров "Prunaru"; 1-й конно-артиллерийский полк и различные подразделения усиления и обеспечения.
Обстоятельства внезапного сабельного боя в ледяной степи описывает в своей статье "Всадники против танков: вариант Иссы Плиева" Артем Чунихин: "Вскоре 5-я гв. кавдивизии, двигаясь на Нижнебузиновку, стала отрезать группу (немецкой) 14-й танковой дивизии от основных сил дивизии. В середине дня и произошёл упоминаемый «удар по русскому кавполку». В отчёте кавалеристов полковника Чепуркина говорится, что 24-й гв. кавполк майора Дембицкого не имел разведдозоров с правого фланга, поэтому атака двух групп немецких танков (6 и 12 машин) из-за высот южнее линии наступления привела к отходу кавалеристов в овраги и балки. Развить атаку немецким танкистам не дали артиллерийские батареи, которые быстро развернулись и беглым огнём отогнали врага.
Когда артиллеристы вели перестрелку с танками, шедший в авангарде 20-й гв. кавполк попыталась атаковать в левый фланг румынская кавалерия. Если взглянуть на карту, видно намерение кавалеристов румынской 1-й кд ударить навстречу немецким танкистам".

Дальше - слово самому командиру советского 3-го гвардейского кавкорпуса И.А. Плиеву: "В 15.30 в ходе наступления части дивизии были атакованы полком кавалерии румын из балки Чечерова. 20-й гвардейский кавполк стремительно контратаковал врага, изрубил до 150 врагов и захватил в плен много солдат и офицеров, а также до 800 лошадей" (И.А. Плиев. "Под гвардейским знаменем"). Сообщается, что в кавалерийском бою красноармейских всадников вел начштаба 20-го гв. кавполка капитан Василий Петрович Суханов. Собственные потери советских кавалеристов на вечер 20 ноября 1942 г. оценивались в журнале боевых действий 5-й гв. кавдивизии примерно в 100 погибших и 150 раненых; очевидно, что в сабельной рубке с румынами была понесена лишь часть из них.

Остальные подробности кавалерийского боя 20 ноября 1942 г. можно только предполагать. Какой именно румынский кавалерийский полк дерзнул вступить в единоборство с гвардейской конницей Красной Армии - неизвестно, но очевидно, это были конные рошиоры-гусары, а не механизированные (наполовину) калараши-драгуны. Основу как советского, так и румынского кавполка составляли 4 сабельных эскадрона; и тот, и другой ранее участвовали в тяжелых боях и понесли потери, так что численность противников можно принять примерно равной. Конский состав румынской кавалерии на основании трофейных лошадей советские кавалеристы охарактеризовали следующим образом: "Лошади хорошего экстерьера, но сильно истощенные, почти не работоспособные". Кони советской кавалерии также были измотаны длительными маршами по снегу, по пересеченной местности, можно предположить - и они недоедали... Однако в итоге именно злополучных румынских рошиоров подвели в бою их оголодавшие одры. Численность захваченных лошадей (даже с учетом обозных) позволяет предполагать, что, проиграв бой, уцелевшие рошиоры драпали пешком - так получалось быстрее.

Итог: в сабельном бою при предположительно сопоставимых силах бойцы и командиры 20-го гвардейского кавполка Красной Армии одержали полную победу.
___________________________________________________М.Кожемякин.

Вторая мировая война на Азиатском театре военных действий стала свидетельницей активного применения кавалерии. В первую очередь это относится к Японо-Китайской войне, в которой все противоборствовавшие силы - Национальная армия Гоминьдана и войска китайских коммунистов, Япония и Маньчжоу-Го, уйгурские повстанцы и т.д. задействовали солидные конные контингенты, как регулярные, так и иррегулярные. Кавалерийские атаки в ходе этой крайне кровопролитной, ожесточенной и порою совершенно хаотичной войны исчислялись сотнями, зачастую имели большой успех и были реальным средством командиров для достижения победы на поле боя.

При этом, в отличие от войны в Европе, где, помимо одного столкновения польских улан с немецкими кавалеристами в сентябре 1939 г., всадники не сходились лицом к лицу, в Китае не редкостью были яростные сшибки кавалерийских разъездов и отрядов. В отчаянной рубке помимо сабель общемирового образца нередко шло в ход и традиционное оружие - катана у японских офицеров и мечи-каньдао у китайских кавалеристов.

В борьбе за Тихоокеанские острова между Японской империей и США возможностей для применения конницы было значительно меньше, однако и там произошел очень показательный эпизод проявления кавалерийского духа и успешных действий в конном строю не только против пехоты, но и против бронетехники. В ходе захвата японским вооруженными силами Содружества Филиппин (имевшего статус автономии в рамках США) против японцев успешно сражался 26-й кавалерийский полк Филиппинских разведчиков (26th Cavalry Regiment (Philippine Scouts) Армии США, укомплектованный личным составом из местных жителей и американскими офицерами. Не будет преувеличением отнести к нему слова японского командующего на Филиппинах генерал-лейтенанта Хома Масахаро, обращенные, правда, к последним защитникам острова Лусон: "Если бы все (филиппинцы и американцы) сражались так, отступать с Филиппин пришлось бы мне (а не американскому командующему генералу Макартуру)".

В вооруженных силах США никогда не было специальных колониальных войск, однако по принципу комплектования Филиппинские разведчики представляли собою типичные колониальные части. Впервые они были сформированы во время Американо-Филиппинской войны 1899-1902 г., когда, подавляя национально-освободительное движение на недавно "отжатых" у Испании Филиппинах, американские командиры прибегли к созданию отрядов следопытов и проводников из местных коллаборационистов по образцу индейских разведчиков Армии США в Индейских войнах. Постепенно Филиппинские разведчики приобрели структуру классических армейских подразделений, начали пополняться посредством широкой вербовки добровольцев на островах и к 1920 г. были реорганизованы в 4 номерных пехотных полка, 2 полевых и 2 береговых артиллерийских полка, 1 кавалерийский полк, 1 инженерный полк, 1 квартирмейстерский полк и еще ряд частей и подразделений боевого обеспечения, получивших обязательную приставку к названию: (Philippine Scouts). Их численность составляла около 12 тыс. чел., однако офицеров-филиппинцев в Армии США было всего шестнадцать. Организационно Филиппинские разведчики были подчинены Филиппинскому департаменту Армии США и считались регулярными американскими войсками, в отличие от частей Филиппинской армии, которые стали формироваться после получения Содружеством Филиппины статуса автономии в США в 1935 г. У Филиппинских разведчиков имелась собственная эмблема - рогатая голова местного буйвола карабао и девиз: "Наша сила в верности" (Our strength is in loyalty). Как истинные колониальные солдаты de-facto, они сражались за США во время Филиппинской кампании 1941-42 гг. едва ли не упорнее, чем природные янки.
***
Американская кавалерия получила богатейший опыт действий в конном, в пешем строю и быстрого перехода из одного в другой и обратно во время Гражданской войны в США и Индейских войн на "Диком Западе". Пожалуй, во второй половине XIX в. нигде в мире не было столь постоянно воевавшей кавалерии. Правда, противник у нее был весьма специфический: в Гражданскую войну американская кавалерия по сути воевала сама с собой, а индейцы представляли собой отличных традиционных воинов, но на регулярного врага явно "не тянули". Тем не менее, все выводы в духе времени кавалерийские начальники "Североамериканских соединенных штатов" сделали верно: время сабли уходит, наступает время ездящей пехоты с желательным усилением огневыми средствами, но конь еще сгодится в качестве транспортного средства и - американская специфика - бруствера, когда всадник под обстрелом укрывается за его тушей. В Испано-Американскую войну 1898 г. "лихие наездники" Тедди Рузвельта (1st United States Volunteer Cavalry) уже активно применяли это концепцию.

В период между мировыми войнами кавалерия США разделяла общую тенденцию армии к кадрированию. Дивизии, существовавшие в основном на бумаге, меняли нумерацию и переформировывались, подготовка личного состава велась в основном в учебных центрах (фортах) и частях Национальной гвардии штатов. Тем не менее, американская военная мысль не стояла на месте и энергично искала решения об интегрировании кавалерийских частей в современную военную машину страны максимально задешево (фатальный недостаток финансирования был непроходящей бедой военных США). В соответствии с Законом о национальной обороне 1920 г, в Армии США была создана должность начальника кавалерии. И хотя занимал ее "бревет" (т.е. "временный") генерал-майор, эти "бреветы" подобрались довольно толковые и поработали по крайней мере над теорией.
Военная доктрина США, с которой страна вступила, вернее, "залетела" во Вторую мировую войну (до Пирл-Харбора и янки-обыватели, и политическая элита воевать были не особо настроены) гласила: "использование крупных кавалерийских подразделений, вероятно, устарело, но конные кавалерийские части уровня полка и ниже могут быть приданы пехотным и бронетанковым соединениям для разведки и тому подобных задач по мере необходимости" (Stubbs, Mary Lee; Connor, Stanley Russell. Army Lineage Series: Armor-Cavalry. Washington. 1969). Параллельно проводилась механизация и усиление легкой бронетехникой существующих кавалерийских частей, насколько хватало денег (не хватало).
Боевой устав Армии США предусматривал, что кавалеристы могут сражаться, спешиваясь и выделяя одного коновода на четырех лошадей ("квота", общая почти для всех кавалерий), или атаковать в конном строю. Последнее было явно данью ковбойским традициям "Дикого Запада": "Конные солдаты атакуют со своими пистолетами; по команде "в атаку" солдаты натягивают поводья, сильно наклоняются вперед и пускают коней самым скорым аллюром навстречу врагу. Каждый солдат выбирает жертву непосредственно перед собой и приближается к ней с пистолетом на вытянутой руке, открывая огонь на расстоянии 25 ярдов (примерно 23 м.)". Просто вестерн какой-то, может сказать читатель; но - удивительно - даже против злой самоотверженной японской пехоты на Тихоокеанском театре это работало! Специфика вооружения кавалерии США: помимо винтовки каждый американский солдат-кавалерист носил у бедра пистолет, знаменитый самозарядный Кольт М1911. А вот сабли были сданы на склады незадолго до Второй мировой войны; они остались только у офицеров, старших сержантов и ассистентов при эскадронных и ротных значках (на пиках). Штаты и вооружение подразделений американской кавалерии - ЗДЕСЬ.

Кавалерия США фактически модернизировалась параллельно с развертыванием для вступления в боевые действия Второй мировой. В ходе войны Армия США выставила 3 регулярных кавалерийских дивизии, 4 кавдивизии Национальной гвардии, 5 кавдивизий Организованного резерва и 1 отдельную кавбригаду. На фронте именовавшиеся кавалерийскими части действовали и как броне-механизированные, и как пехотные, и раздавались в качестве мобильных разведывательных подразделений другим общевойсковым соединениям. В тылу они выступали как учебные для подготовки рекрутов и резервистов разных очередей.
За исключением отдельных случаев укомплектования небольших команд местными лошадьми, единственной частью кавалерии США, дравшейся во Вторую мировую в конном строю, был 26-й кавалерийский полк (Филиппинские разведчики) в 1941-42 гг.

***
26-й кавполк был сформирован в 1922 г. в Форте Стотсенбург, главной американской военной дислокации на Филиппинах из кадров 25-го полевого артиллерийского полка и 43-го пех. полка Филиппинских разведчиков. Полк состоял из двух конных эскадронов, каждый по три роты (troops, традиционно нумеровались буквами алфавита), пулеметной роты, взвода разведывательных бронеавтомобилей (полдюжины легких открытых Indiana White M1), штаба и подразделений обеспечения. По состоянию на декабрь 1941 г. в нем насчитывалось 787 чел. личного состава (90% - филиппинцы и полукровки филиппино-американцы, остальные - проживавшие на Филиппинах американцы и европейцы), все кадровые военные, и 55 офицеров, все американцы. Командовал полком бревет (т.е. временный) полковник Клинтон Альберт Пирс, старательный офицер, выходец из нижних чинов, участник Первой мировой.

26-й кавалерийский полк Филиппинских разведчиков дислоцировался в Форте Стотсенбург за искл. роты F и бронеавтомобилей, охранявших аэродром Ничолс к северу от Манилы.
Во время краткого но триумфального наступления японских вооруженных сил на Тихом океане на Филиппины 10 декабря 1941 г. высадилась 129,5-тысячная группировка войск "империи Ямато" под командованием талантливого генерала Хома Масахару при поддержке Императорского флота и мощной авиагруппировки из 541 самолета. Для защиты Содружества Филиппин, имевших переходный статус автономии в рамках США, была собрана группировка из 22,5 тыс. американских военнослужащих (более половины - Филиппинские разведчики) и примерно 130 тыс. филиппинских войск, в основном мобилизованных резервистов. При незначительном численном превосходстве и большем количестве сухопутной техники защитники Филиппин почти вдвое уступали в авиации и, главное, были отрезаны от сообщения с США по морю. Американские "джи ай" были подготовлены неплохо, но менее боеспособны, чем охваченные воинственным имперским духом и вышколенные до автоматизма "воины Ямато". Настолько же уступал прогрессивному и способному на неординарные решения японскому генералу Хома американский генерал Дуглас Макартур, который, несмотря на мифологизацию его импозантной фигуры в американской истории, оценивался современниками как слабый командующий и самовлюбленный политикан. Наспех собранные части армии Содружества Филиппин инструкторы из Армии США явно недоучили, да и не имели на это времени.

К фото - Японский командующий генерал Хома Масахару во время боевых действий на Филиппинах. После войны генерал Хома был расстрелян за военные преступления своих войск. На суде он заявил, что не знал о них. Не исключено: Хома Масахару был из тех людей, которые живут не в реальном мире, а в том, которым им бы хотелось, чтобы он был.

Словом, защитники Филиппин были изначально в проигрышной позиции, и то, что они продержались до 8 мая 1942 г., а в ряде мест и намного дольше, свидетельствует в пользу их упорства в обороне. Это тот случай, когда американо-филиппинские войска капитулировали, действительно почти исчерпав свой потенциал к сопротивлению. Лучше всех среди них дрались Филиппинские разведчики, отчаяннее всего - 26-й кавалерийский полк.
С первых часов после высадки японских десантов 26-й кавалерийский (в американской военной терминологии принято опускать слово "полк") был в бою. Его задачей являлось прикрыть отступление американских и импровизированных филиппинских войск на полуостров Батаан на главном филиппинском острове Лусон и задержать продвижение японцев. Типичная боевая работа кавалерии.

Филиппины при обилии труднопроходимых участков располагали хорошо развитой сетью дорог, и боевые действия "вытягивались" вдоль путей сообщения. Обстановку осложняли многотысячные толпы охваченных паникой беженцев, стремившихся уйти подальше от японского вторжения и создававших со своими повозками и автомобилями картину торжествующего хаоса. Надо отдать должное японскому командующему: он строжайше приказал своим подчиненным относиться к жителям Филиппин гуманно, а к их имуществу с уважением. Однако для воспитанных на идеологии милитаризма и японского господства в Азии солдат и офицеров Императорской армии слова генерала Хома о человечности звучали не громче, чем писк хомяка. Больше по сердцу им был популярный в "империи Ямато" постулат о "тройном уничтожении врага": "Всех убить, все забрать, все разрушить". Оказывается, жесткая субординации в японских вооруженных силах действовала не всегда, а только там, где не вступала в противоречие с официальной пропагандой.
Прикрывая бегущее население и отступающие войска, Филиппинские разведчики из 26-го кавалерийского действовали в крайне энергичном стиле, сочетавшем гибкость и твердость, в зависимости от обстановки. Они то следили за авангардом неприятеля, раскинув сеть конных разъездов, минировали дороги, разрушали мосты и уходили из-под удара. То вдруг жестоко трепали оторвавшиеся передовые отряды японцев засадами и кавалерийскими наскоками, а, если потомки самураев рвались вперед слишком рьяно, сдерживали их упорной позиционной обороной. Например, 16 декабря 1941 г. на высотах близ Дамортиса Филиппинские конные разведчики (в пешем строю, из окопов) в течение шести часов отражали натиск 4 японских пехотных полков. Но, надо сказать, японцы существенно помогли оборонявшимся своей неразберихой: у них было неудовлетворительно налажено взаимодействие, артиллерия и авиация скорее мешали (почти половину потерь японцы понесли от их "дружественного огня"), а один из полков на протяжении всего боя вообще штурмовал пустой холм. Фатального раздолбайства хватало и в хваленой Императорской армии, особенно когда ей противостоял смелый и умелый противник типа американо-филиппинских кавалеристов.
Случались у Филиппинских конных разведчиков и поражения. При отступлении в направлении Росарио они натолкнулись у моста через р. Буед на хвост задержавшейся с переправой колонны американского 192-го танкового батальона и внезапно попали под авиаудар, а потом были атакованы вырвавшимися вперед подразделениями японского 4-го бронетанкового полка, считавшегося одним из лучших в Императорской армии - легкими танками Тип 95 и стрелками-мотоциклистами. В хаосе развернувшегося танкового боя (победа осталась за японскими танкистами, 4 уцелевших американских танка M3 Stuart отступили), горящих машин, мечущихся лошадей без всадников и стонов раненых 26-й кавполк совершенно смешался, тем более что командир полка полковник Пирс оказался временно отрезан от своих людей. Кавалеристы начали в беспорядке переходить реку вброд, но тут их ждал второй неприятный сюрприз: населенный пункт Росарио был захвачен выброшенным японцами десантом. Положение спасли рота F с несколькими полковыми броневиками, подошедшие на соединение с полком (аэродром, который охраняли эти подразделения, был эвакуирован). Они заняли оборону и задержали противника, пока главные силы сумели отступить. Этот несчастный день стоил Филиппинским конным разведчикам 150 убитых и раненых, еще больше потерянных лошадей и всех боевых машин, которые пришлось бросить.

У мирных жителей Филиппин отступление конных разведчиков оставило неоднозначны воспоминания. Когда подошли к концу рационы питания (снабжение американо-филиппинских войск во время кампании было налажено отвратительно), кавалеристы забирали продовольствие и фураж у местного населения и беженцев, попросту - мародерствовали. Эти наемные колониальные солдаты чувствовали себя "туземцами первого сорта", а своих соотечественников, соответственно - второго.
Свой самый удачный бой Филиппинские разведчики 26-го кавалерийского дали 24 декабря 1941 г. на подступах к районному центру Биналонан (о. Лусон). Это была одна из немногих кавалерийских атак в истории Второй мировой, когда подразделения в конном строю целенаправленно атаковали бронетехнику и при этом добились успеха.

В ночь на 24 декабря из-за непонимания и отсутствия связи между американским командующим Макартуром и возглавлявшим оборону на севере о.Лусон бригадным генералом Дж. Уэйнрайтом 26-й кавалерийский оторвался от получивших приказ к отступлению на Батаан американо-филиппинских войск. Измученные длительными маршами и боями кавалеристы отдыхали, когда на них в предрассветный час вышли ударные силы японской группировки: 48-я пех. дивизия и 2-й полк Наземных сил флота (морской пехоты), усиленные танками 4-го и 7-го полков.
В темноте обе стороны не имели представления о силах друг друга, иначе Филиппинские конные разведчики предпочли бы отступить перед такой армадой, а японцы атаковали бы настойчивее. Однако полковник Пирс полагал, что имеет дело с передовым отрядом, а японцы - что янки наконец остановились и дают бой.
Сражение началось с рискованной кавалерийской атаки в темноте, в которую пошли всадники элитной роты А под командой командира 2-го эскадрона майора Томаса Трапнелла. Вооруженные пехотными гранатами и бутылками с бензином, которые использовались вместо "коктейлей Молотова", они галопом прорвались к передовым боевым машинам японцев и сумели поджечь несколько танков. Японские танкисты, ведя беспорядочный пулеметный огонь по мечущимся в отблесках огня теням всадников, дали задний ход. Им удалось спасти все машины, но факт остается фактом: танки отступили перед кавалерией.

С рассветом бой разгорелся с новой силой, но кавалеристы успели оборудовать оборонительные позиции и удачно отражали все атаки японцев; танки больше не совались и вели огонь с безопасной дистанции. Затем на позиции 26-го кавполка прорвался конвой генерала Уэнрайта, который оказался так же захвачен врасплох отходом американских войск по приказу Макартура. Его эскорт, включая легкий танк Combat Car М1, и офицеры штаба приняли участие в бою в качестве мотопехоты. Получив подкрепление, Филиппинские конные разведчики снова сели в седла, атаковали конными боевыми группами обоих эскадронов с флангов, охватили населенный пункт Биналон и вынудили отойти оттуда японских морских пехотинцев. Нужно похвалить командный стиль полковника Пирса: он всегда предоставлял максимум свободы действия своим офицерам "на поле", и это приносило плоды побед.
Бой закончился после полудня. По приказу генерала Уэйнрайта кавалеристы отступили в полном порядке, раненых вывезли на автомобилях генеральского кортежа. Японцы не преследовали. Командир 48-й дивизии генерал Цутибаси Тадамити распорядился из уважения дать храбрецам-разведчикам "золотой мост". Японские офицеры любили такие театральные жесты в духе кодекса "Бушидо"; иначе их бы только ненавидели за кровавые военные преступления. Потери 26-го кавалерийского полка Филиппинских разведчиков были велики. К вечеру 24 декабря 1941 г. в строю оставалось менее 450 чел.
***
После кровавого боя за Биналон, несмотря на катастрофически ухудшающееся положение американо-филиппинских войск, командование нашло возможность вывести 26-й кавалерийский полк Филиппинских разведчиков для пополнения. Рождество 1941 г. поредевшие разведчики отмечали в относительной безопасности ближнего тыла. "Каждому тогда, наверное, подумалось: не последнее ли это мое Рождество", - записал впоследствии исполнявший обязанности командира роты G (после ранения капитана) 1-й лейтенант Эдвин Прайс Рамси (Edwin P. Ramsey. Military Times).
26-й кавалерийский полк был пополнен за счет солдат, переведенных из других частей Филиппинских разведчиков до 657 человек, но убыль в конском составе восполнена не была. Теперь в эскадронах наблюдалась "чересполосица" - часть солдат конная, другая - пешком и на реквизированных гражданских автомобилях. Бронеавтомобилей больше не оставалось.

В таком состоянии полк был выдан на линию фронта в начале января 1942 г.
При выдвижении на запад п-ва Батаан, где полку был отведен сектор обороны, произошла вторая кавалерийская атака, которая, несмотря на меньшие масштабы, получила более широкую известность, чем бросок верхом на танки при Биналоне. Рота G под командой уже упоминавшегося лейтенанта Эдвина Рамси 16 января 1942 г. двигалась в конном строю в прибрежной полосе, когда у деревни Моронг была замечена шедшая в походном порядке рота японских пехотинцев. "Кто-то явно заблудился, то ли мы, то ли они, то ли все вместе", - вспоминал лейтенант Рамси. Времени на раздумья не было, и лейтенант использовал фактор внезапности: отправив часть людей занять деревню, он повел 27 всадников в атаку согласно уставу - с пистолетами в руках; сам Рамси применил с седла пистолет-пулемет Томпсона, легендарный "Томми-ган". Японцы, по-видимому, приняли Филиппинских разведчиков за свою кавалерию (у японских войск на Филиппинах были конные подразделения) и "вместо того, чтобы стрелять, поначалу отчаянно жестикулировали, словно предупреждая: мы свои!". Когда их ошибка разъяснилась, было уже поздно: палящие во все стороны из "кольтов" Филиппинские конные разведчики буквально разметали незадачливых "воинов Ямато" и прорвались в деревню. Там лейтенант Рамси спешил своих людей и занял оборону.
Впрочем, серьезных потерь от кавалерийского наскока японцы не понесли. Они быстро перегруппировались, развернули пулеметы и в свою очередь пошли на штурм деревни. Военное счастье уже поворачивалось в их сторону, когда к Моронгу вышли, привлеченные интенсивной стрельбой, роты Е и F 26-го кавполка Филиппинских разведчиков в конном строю. Командовавший ими капитан Джон Уиллер сориентировался в обстановке так же, как и лейтенант Рамси: сразу же бросил кавалеристов вперед, напав на противника с фланга и тыла врасплох. Среди галопирующих всадников с "кольтами" мчалась верхом молодая женщина с одним лишь стеком в руках: супруга капитана Хортенс Дю Морран-Уиллер, провожавшая мужа на фронт, была захвачена вихрем атаки. Этот эпизод обыгран в американском худ. фильме "Однажды, прежде чем я умру" (Once Before I Die, 1966).

Рискованный расчет капитана Уиллера полностью оправдался: японские пулеметчики не успели сориентироваться, пехота поспешно рассеялась и отступила в заросли. Бой окончился полной победой кавалеристов, потерявших двоих убитыми и девятерых ранеными. "К нашему разочарованию, на месте осталась только пара мертвых "джапов" и один тяжелораненый, который, несмотря на благородную попытку миссис Уиллер оказать ему помощь, скоро покончил со страданиями", - так оценил потери неприятеля лейтенант Рамси.
За кавалерийскую атаку при Моронге капитан Уиллер и лейтенант Рамси еще до падения Филиппин были награждены Серебряными звездами (Silver star). За бой против танков в конном строю при Биналоне, к слову, наград не получил никто.
***
Вскоре после отважного кавалерийского бенефиса 26-го кавполка Филиппинских конных разведчиков им пришлось расстаться со своими боевыми конями при драматических обстоятельствах. Американо-филиппинские войска, окруженные на полуострове Батаан, голодали, и командование приняло решение пустить всех лошадей и мулов на мясо. Скакунов, переживших бой с японскими танками и пулеметный огонь, забили, разделали и съели, словно мясной скот...
1-й эскадрон полка после этого был переформирован в мотострелковый, 2-ой - в механизированный. В качестве бронетехники полк получил некоторое количество универсальных тягачей Bren, но основным транспортом были гражданские автомобили, неряшливо перекрашенные в "хаки".
В новом качестве Филиппинские уже не конные разведчики приняли участие в оборонительных боях на Батаане и успели заслужить новую славу - упорно цепляющейся за позиции пехоты. 9 апреля 1942 г., когда большая часть защитников Батаана капитулировала, в японский плен отправилось 28 офицеров и около 500 солдат 26-го кавполка Филиппинских разведчиков. Среди сдавшихся оказался и командир полка полковник Пирс; исполняя приказ командования о капитуляции, старый вояка не стал обращаться с речью к своим солдатам: "Я знаю слова перед боем, слов для сдачи я не знаю".

Часть бойцов полка, среди них отважный лейтенант Эдвин Прайс Рамси, отказались сдаться и ушли в партизаны, благо реликтовых лесов вокруг хватало.
Сражаться продолжала и рота С, отрезанная от своих на севере о.Лусон. Рота приняла участие в дерзком рейде на захваченный японцами аэродром Тугегарао, где были сожжены оставленные самолеты морской авиации США, чтоб не доставались врагу.
Американский командующий Макартур бежал с Филиппин, бросив свои войска. Сменивший его генерал Уэйнрайт с примерно 100 тысячами истощенных и утративших надежду солдат и офицеров 8 мая 1942 г. капитулировал перед победоносными японцами.
Для Филиппинских конных разведчиков потянулись мучительные годы плена или исполненные лишений годы партизанской борьбы.
Бесчеловечное обращение японцев с военнопленными вошло в историю Второй мировой в одном ряду со зверствами нацистов. Сдавшийся в плен солдат представлялся воспитанным на воинском кодексе "Бушидо" потомкам самураев трусом, "потерявшим лицо", и не мог рассчитывать на снисхождение. Пленные погибали десятками тысяч во время "маршей смерти", на непосильных работах в тяжелом климате Тихоокеанского региона, от местных болезней, от пули и штыка надсмотрщика, нередко - на потопленных по ошибке Союзниками тюремных кораблях и под бомбами своих. Из 28 пленных офицеров 26-го кавалерийского полка Филиппинских скаутов до освобождения в 1945 г. дожили 8 человек, включая полковника Пирса, который потом продолжил службу в Армии США и достиг генеральских чинов. Среди погибших, к сожалению, оказалась участница кавалерийской атаки при Моронге Хортенс Дю Морран-Уиллер, она скончалась от малярии в японском лагере для интернированных в 1943 г. Среди солдат и сержантов из плена были освобождены немногим более 100 чел., однако пропорция между живыми и мертвыми здесь сложнее. Не выдержав испытания тоской, голодом и унижениями, некоторые из Филиппинских разведчиков перешли на службу к японцам, другие были освобождены при попытках заигрывания японской оккупационной администрации с местным населением. После освобождения Филиппин кое-кого из бывших конных разведчиков 26-го кавалерийского ждали не медали, а трибунал и военная тюрьма за измену.
Боевая традиция полка, тем не менее, не прерывалась в годы оккупации. Движение Сопротивления на Филиппинах, большую роль в котором играли отказавшиеся сдаться американские и местные военнослужащие, было массовым и ожесточенным. Сражавшиеся в партизанах бойцы роты С продолжали именовать свой отряд 26-м кавалерийским полком и сохранили в качестве боевого знамени ротный значок. На смену погибшим и схваченным оккупантами приходили добровольцы из местных жителей и принимали на себя гордое название Филиппинских конных разведчиков.

Лейтенант Эдвин Прайс Рамси, главный герой кавалерийской атаки при Моронге, в Сопротивлении достиг положения одного из старших командиров. Человек авантюрного склада, сочетавший подготовку кадрового офицера с университетским образованием, отличный спортсмен, "враг рутины и скуки" по собственным словам, он представлял собою прекрасный кадр для партизанского движения. К концу войны самопровозглашенный майор Рамси руководил Восточно-Центральным партизанским районом Лусона (East Central Luzon Guerrilla Area), силы которого исчислялись в 40 тыс. партизан и подпольщиков. Ценой такого командного роста были два тяжелых ранения, целый букет тропических заболеваний и симпатии к местным коммунистам, одной из движущих сил Сопротивления. После освобождения Филиппин Армия США постаралась поскорее избавиться от такого "неуправляемого и опасного человека". Получив в утешение звание подполковника, Эдвин Рамси в 1946 г. был уволен со службы с формулировкой: "плохое состояние здоровья" (poor health). Даже врать почти не пришлось.

26-й кавалерийский полк Филиппинских разведчиков был расформирован в 1946 г. и выведен из списков Армии США в 1951 г.
На мемориальном кладбище в Маниле в настоящее время покоятся останки 301 бойца полка Филиппинских конных разведчиков, погибшего во Второй мировой войне.
_________________________________________________Михаил Кожемякин.

Начало: ЗДЕСЬ.

***
С учетом опыта боевых действий Японо-Китайской войны, Халхин-Гола и общемировых тенденций в военном деле комплектовались новые штаты японских кавалерийских частей и подразделений. С октября 1940 г. существенно усилились дивизионные кавалерийские полки - им надо было воевать!

Их развернули до трех сабельных и одного пулеметного эскадронов, значительно усилили подчиненные штабу полка вспомогательные подразделения. В лучшие времена в Китае такой полк мог насчитывать до 950 солдат и офицеров, хотя по прежним штатам едва дотягивал до 400. Сабельные эскадроны наконец "насытили" огневыми средствами, на каждый приходилось по 6 ручных пулеметов и 4 гранатомета Тип 89 (легкий 50-мм миномет). Пулеметный эскадрон располагал 4 станковыми пулеметами и 2 37-мм противотанковыми пушками Тип 94 или Тип 1. Весь строевой личный состав полка был верхом, все вооружение и снаряжение - во вьюках либо на конной тяге. Лошадей по штатам в полку было около 600 верховых и 370 вьючных. Укомплектованный таким образом полк был реальной мобильной боевой силой, особенно на фрагментированном театре военных действий вроде китайского или бирманского.

Модернизация состава японских кавалерийских бригад, последовавшая в том же октябре 1940 г., наводит на мысль, что воинским начальникам "империи Ямато" после разгрома на Халхин-Голе не давали покоя неприятные воспоминания о монгольских кавдивизиях (2 кавполка, артдивизион, "броневой" т.е. противотанковый дивизион, 2 эскадрона бронемашин, зенитно-пулеметный эскадрон, эскадрон связи и т.д.), и они пытались "подогнать" стандарты своей конницы под вероятное будущее столкновение с ними. Во всяком случае в новых штатах японских кавбригад наблюдается явное сходство с таковыми кавдивизий МНРА.
Механизированная, усиленная и осовремененная японская кавалерийская бригада образца 1940 г. в восходящих солнечных мечтах командования должна была состоять из штаба, двух кавполков, конно-артиллерийского полка размером с дивизион (2 батареи по 4 75-мм кавалерийских орудия Тип 41), танкового отряда (12 легких танков Тип 95), противотанкового эскадрона (4 37-мм противотанковых пушки Тип 94 или Тип 1), скорострельного эскадрона (4 20-мм автоматических пушки Тип 98; могли применяться в кач-ве зенитных), саперного подразделения, достаточно многочисленного медицинского/ветеринарного подразделения (батальонного размера) и транспортного дивизиона (2 автомобильных и 2 вьючно-гужевых эскадрона). Японская специфика была представлена подразделением по очистке воды из 67 чел. - очень важное нововведение: лошадки всегда хотят пить, и солдаты тоже (не всегда выпить), о чем обычно принято забывать. Курс на моторизацию кавалерии отразился в появлении наряду с лошадьми большого количества легковых и транспортных автомобилей (около 160); противотанковый и скорострельный эскадроны передвигались на мехтяге, артполк - на гужевой. Значительно усилилась мощь залпа кавалерийского полка. На каждый из четырех сабельных эскадронов полагалось 8 ручных пулеметов и 4 гранатомета Тип 89, а полковой пулеметный эскадрон располагал 8 станковыми пулеметами и 2 20-мм противотанковыми ружьями Тип 97, разработанными на основе авиационной пушки, крайне "убойными" в деле.

Разумеется, ПВО бригады было слабовато, а против советских бронетанковых частей или Морской пехоты США она бы не устояла. Но такая кавбригада в полном составе вполне могла сойтись на равных с главным потенциальным противником - кавдивизией МНРА, а слабую китайскую конную дивизию просто разнесла бы в клочья. Впрочем, как сказал мудрец, "гладко было на бумаге, да забыли про..." ограниченные возможности мобилизационных ресурсов и военной промышленности "империи Ямато". В избытке имелось только фанатичной самоубийственной храбрости солдат и офицеров, во всем остальном начал ощущаться серьезный недостаток еще до рокового Пирл-Харбора.
Запланированный в штабах в Токио расцвет японской кавалерии на деле обернулся ее закатом. Намереваясь "догнать до штатов" кавбригады в Китае и Маньчжурии в условиях дефицита ВСЕГО, японское командование под начало "кавалерийской реформы" 1940 г. расформировало 2-ю кавбригаду, дислоцированную в метрополии (хотя, с точки зрения практичности, укомплектование проще всего было начать с нее). Положения это не спасло. Бригады Кавалерийской группы, даже самая элитная 1-я, на протяжении 1940-42 гг. получали подразделения усиления неравномерно и не полностью, имеющиеся перефутболивались от одной бригады в другую или изымались "в распоряжение командования". Самая воевавшая 4-я кавбригада из обещанных новшеств увидела только свой артполк, да и в том "не доложили" в каждую батарею по пушке. Личного состава еще хватало благодаря мобилизации, проведенной с вступлением Японии "во всеобщую войну" в 1941 г., численность кавбригад колебалась между 3 и 3,5 тыс. чел. Хватало и лошадей, но баргутские и китайские породы все больше вытесняли "японскую строевую лошадь", а выезжать и обучать четвероногих рекрутов приходилось прямо в эскадронах.

***
По мнению известного исследователя участия Японии во Второй мировой войне Леланда Несса, японские вооруженные силы "не потянули" реформу кавалерии из-за исчерпания ресурсов своих конных заводов. а замена крестьянскими и полудикими лошадьми, которую предоставляли Китай и Монгольские степи, не была равнозначной. Очевидно, это была одна из причин, но не первоочередная. С вступлением Японии в войну с США, Великобританией и их союзниками на Тихоокеанском театре военных действий, он стал играть для нее главную роль. В морских десантах, наступательных и оборонительных операциях на островах, даже столь обширных, как Лусон (Филиппины) и Ява, в боях с хорошо организованным и насыщенным автоматически и артиллерийским вооружением противником, как вооруженные силы США, Британского Содружества и Голландской Ост-Индии, кавалерия утрачивала роль ударной силы на поле боя. Ее было сложнее перевозить морем, развертывать и снабжать, чем пехоту и Сухопутные силы флота, а с "кавалерийскими задачами" на островах худо-бедно справлялись мотопехота, велосипедисты и пешие патрули. С 1942 г. Китай с его удобными условиями для применения кавалеристов превратился для японского командования в очень затратный, крайне кровавый, но второстепенный ТВД. Следовательно, второстепенной оказалась и кавалерия.

К фото - Помимо японской кавалерии, в Китае и Маньчжурии активно действовали конные формирования различных прояпонских коллаборационистов. Например, эти всадники т.н. "Монгольской армии независимости", в которой было сформировано (на 1939 г.) 12 кавалерийских и 2 конно-артиллерийских полка.
К концу войны из кавалерийских формирований Маньчжоу-Го, "беломонголов" и т.п. японское командование предприняло попытку создания соединения корпусного уровня - Суюаньской армейской группы. Однако в ходе наступления Красной Армии и МНРА против Квантунской армии в августе 1945 г. она была разгромлена Советско-Монгольской конно-механизированной Группой всего за несколько дней и преимущественно разбежалась или сдалась в плен.

В 1942 г. штаб Кавалерийской группы, отборная 1-я кавбригада и некоторые элементы 3-й кавбригады были расформированы и направлены на формирование 3-й танковой дивизии. Таким образом, Императорская армия, с одной стороны, использовала наработанный в предвоенные годы Великобританией, Францией и СССР опыт трансформации кавалерии в бронетанковые части, а с другой - укомплектовала танковую дивизию опытными солдатами, а не довольно жалкими резервистами пятого для Японии года войны.
Сокращенная 3-я кавалерийская бригада была выведена после этого на территорию метрополии. Там она продолжала нести службу, пока 19 января 1945 г. не была официально расформирована, а фактически - передислоцирована морем (с неизбежными тяжелыми потерями от авиации Союзников) обратно на материк для формирования в феврале того же года в Маньчжурии 77-й отдельной сводной бригады.
До конца Второй мировой войны просуществовала только 4-я кавбригада, которая в декабре 1942 г. была придана 12-й японской армии и дислоцирована сначала в центральном Китае, а с марта 1945 г. - на западе страны. Она принимала ограниченное участие в боевых действиях, в основном против китайских партизан, а также жестоко "кошмарила" местное население и была расформирована после капитуляции Японии.
Таков был путь японских кавалерийских бригад, на долю которых в конце 1930 - начале 40-х гг. выпало много реформ и гораздо меньше сражений. Зато на фоне огромных потерь Императорской армии во Второй мировой войне личный состав кавалерийских бригад демонстрировал практически рекордный уровень выживаемости. Большая часть погибших и пропавших без вести относится к периоду, когда кадры кавбригад пошли на укомплектование других частей.
***
Дивизионная кавалерия (кавполки и кавэскадроны общевойсковых дивизий) активно участвовала в боях Японской императорской армии на всех крупных направлениях до конца войны. Однако и ее численность неуклонно сокращалась, особенно с начала 1940-х гг. По штатам июня 1943 г. в дивизионном кавполку снова оставили два конных эскадрона плюс один пулеметный. Впрочем, наряду с двухэскадронными, существовали и трехэскадронные полки, например 93-й кавполк дивизии аналогичного номера.
Как уже упоминалось выше, с 1938 г. в новоформируемых дивизиях вместо кавалерийского полка все чаще стал формироваться разведывательный, в котором остался только один конный эскадрон численностью 141 чел. С началом 1940-х гг. в японских дивизиях типа А (япон.: "Ко", усиленных, на самом деле базовых) и В ("Оцу", обычных, на самом деле ослабленных) разведывательные полки формировались все чаще, а кавалерийские - все реже. Согласно штатам октября 1940 г., моторизованном разведывательном полку кавэскадрона вообще не полагалось. Во время компании на Тихом океане конные контингенты стали упраздняться при формировании разведполков дивизий для действий на островах, "амфибийных", "специальных" и т.п. В большинстве дивизий типа S ("Хэй", в осн. охранных на оккупированных территориях) с 1940 г. не формировалось ни разведывательного, ни кавалерийского полка. А в создававшихся в 1945 г. на пределе мобилизационных возможностей Японии мобильных и береговых дивизиях для обороны метрополии таких полков не было вообще никогда.
Впрочем, от кавалерии японское командование отказывалась вынужденно, из-за недостатка возможностей, а не в силу изменившейся военной концепции. При возможности кавалерийские части создавались вплоть до последнего года войны. В пехотных полках, созданных с июня 1943 г., в т.ч. в с трудом набранных в последний год войны для защиты самой Японии, формировался взвод конной разведки. Последний из дивизионных кавполков Императорской армии, 79-й, был сформирован в составе дивизии (типа S) такого же номера.
До последних дней войны в Китае продолжали воевать 3-й, 9-й, 11-й, 28-й, 47-й, 75-й, 77-й, 79-й и 93-й дивизионные кавалерийские полки и 171-й отдельный кавалерийский полк Японской императорской армии. Последняя атака японской кавалерии здесь состоялась в 1945 г. в последние дни войны при прорыве обороны Императорской армии на Северо-Восточном фронте частями 8-й китайской армии, контролировавшейся коммунистами. Тогда, согласно официальной версии историков КНР, китайскими красными кавалеристами был уничтожен контратаковавший их японский эскадрон. Этот эпизод в несколько измененном виде показан в китайском художественном фильме "Моя страна, мои родители" (2021).

В Бирме до капитуляции Японии сражались остатки 49-го и 55-го дивизионных кавполков.
В 1941-42 г. дивизионные конные разведчики принимали участие в крупнейших десантных и наступательных операциях японцев на Тихоокеанском ТВД - на Филиппинах, на Яве и в Сингапуре. Однако ни о каких атаках в конном строю в тех боевых условиях речи быть не могло. Единственный случай преследования и жестокой рубки японскими кавалеристами бежавших филиппинских военнопленных во время Батаанского марша смерти 7 апреля 1942 г. надлежит отнести к категории военных преступлений, а не кавалерийских атак. Судя по всему, тогда "отметились" солдаты 23-го разведывательного полка, который в июне 1945 г. был сам почти полностью истреблен американцами при обороне о.Лусон.

К фото - Японский конный разведчик (офицер: отсутствует карабин, вооружен мечом-катаной, а не саблей) во время Тихоокеанской компании. Спасая свою лошадь от тропической жары, он приспособил ей на голову "соломенную шляпку золотую".
"И лошадью какой-то офицерской/ С гримасою какой-то изуверской/ Она внезапно съедена была".

Когда война закончилась, выжившие кавалеристы "империи Ямато" в основном дисциплинированно сложили оружие по условиям капитуляции. Среди полусумасшедших героев джунглей, долгими годами отказывавшимися верить в поражение своей "хризантемной родины" и партизанивших/выживавших в глухих уголках Океании, не известно ни одного кавалериста. Во многих случаях перед капитуляцией солдаты постреляли своих лошадей, избавляя их от смены хозяина к худшему. Среди японских военных преступников, осужденных трибуналами оккупационных войск Союзников, многие офицеры в разное время служили в кавалерийских частях, но на момент ареста никто уже не принадлежал к этому роду оружия.
Из СССР и МНР небольшое количество оказавшихся в плену после разгрома Квантунской армии японских кавалеристов были в основном репатриированы с первым эшелоном военнопленных осенью 1946 - весной 1947 г., "как простые солдаты". Несколько офицеров кавалерии в чине до капитана были отпущены из плена по соответствующему приказу советского МВД осенью 1947 г. Попал ли в советский плен хоть один японский кавалерист выше капитана - неизвестно. Последние пленные японцы в Советском Союзе - осужденные военные преступники - были амнистированы в 1956 г.
В Китае сдавшимся кавалеристам Императорской армии повезло меньше. Многие из пропавших без вести офицеров, младших командиров и даже солдат по факту были задержаны китайцами в плену бессрочно и либо принуждены к службе в Народно-освободительной армии "красных" (такое практиковалось довольно широко) во время китайской Гражданской войны 1946-49 гг., либо сгинули в заключении.
***
Общая оценка действий японской кавалерии во Второй мировой войне не может быть однозначной. Объективно, она была одной из самых интенсивно сражавшихся кавалерий в этот период. Кавалерийские бригады были лучше качеством, а дивизионные кавполки и конные разведчики - чаще встречали врага в поле. Эффективность действий прямо соответствовала театру военных действий и боевым возможностям противника. Большинством успехов в Китае японские эскадроны обязаны скорее слабости неприятеля, чем своим заслугам; большинством поражений - невыгодному стечению превратностей войны и превосходству неприятеля, а ничуть не собственной малой боеспособности. В то же время "разгромил" японские кавбригады не враг, а военное командование в Токио, которое посчитало, что их время прошло - быть может, ошибочно посчитало.

Японский кавалерист обладал всем боевыми качествами солдата "империи Ямато" - самоотверженной храбростью, слепой дисциплиной, выносливостью на грани человеческих возможностей. Его лошадь явно уступала ему в последней из этих доблестей. Кроме того, большинство солдат кавалерии были неплохо обучены своему военному ремеслу, а офицеры и унтер-офицеры имели хорошую профессиональную подготовку. И те, и другие, без раздумий выполняли приказы. С одной стороны, они честно служили своей "хризантемной родине", с другой - густо запятнали себя участием в военных преступлениях японского милитаризма.
___________________________________________________Михаил Кожемякин.

Японская кавалерия Второй мировой войны - предмет, изученный в военной истории, на первый взгляд, достаточно подробно. Кавалерийским частям и соединениям отведено должное место в ряде обобщающих работ по Японской императорской армии 1937 (вступление Японии в войну уместно отсчитывать с начала интенсивных боевых действий против Китая) - 1945 гг.

О кавалерии "империи Ямато" упоминают:
Leland S. Ness. Rikugun: Guide to Japanese Ground Forces 1937–1945. Helion & Company, 2014;
Mike Неwitt. Uniformes and Equipment of the Imperial Japanese Army in WWII. 2002;
Edward J. Drea. Japan's Imperial Army: Its Rise and Fall, 1853–1945. Lawrence, Kansas, 2009;
Philip Jowett. The Japanese Army 1931–45. Osprey Publishing, 2002 и др.
Однако от одного автора к другому кочует поверхностное отношение к японской кавалерии, привычка рассматривать ее как "новообразование" эпохи модернизации (Мэйдзи), вне исторической взаимосвязи с японским боевым стилем, и занижать ее эффективность. Даже Леланд Нэсс, один из наиболее фундаментальных исследователей вооруженных сил "империи Ямато", открывает соответствующий раздел своей монографии словами: "В отличие от большинства других стран, Японская армия не имела традиции кавалерии, как рода оружия". Если принять во внимание то, что Япония перешла к созданию государственных структур современного образца только в XIX в., то ее вооруженные силы фактически шагнули к армии Нового времени непосредственно от феодального типа, минуя тот этап, когда у большинства европейских держав постепенно создавались регулярные войска. Так что конное рыцарское ополчение не превращалось в Японии сначала в рейтары, затем в кирасиры. От феодальной самурайской конницы сразу произошел радикальный переход к комплектовавшейся рекрутами "правильной" кавалерии драгунского типа второй половины ХIХ в. Но об "отсутствии традиции" кавалерии в Японии это не дает оснований говорить.
***
Изначально японское самурайское войско было именно конным. Хотя со временем пехота феодальных ополчений стала преобладать, на протяжении всего Средневековья и начала Нового времени конный самурай, в первую очередь - конный лучник, а с появлением огнестрельного оружия - стрелок, оставался основной ударной силой в полевых сражениях. Якобы появлялись даже отряды амазонок-воительниц, если это не выдумка последующих популяризаторов истории. Снаряжение конного воина "дореформенной" Японии - яматогура - по сложности не уступало европейскому рыцарскому, а по удобству даже превосходило (хотя уступало по защитным качествам).

Разумеется, массовая призывная армия эпохи Мейдзи (1868-1912), сформированная по европейскому образцу, положила конец самурайской коннице. Традиционные верховые породы японских лошадей при своей резвости и выносливости были малорослы и хорошо подходили для конных стрелков, но не для сабельных эскадронов. Однако образ воина на коне в японском обществе и культуре был хорошо известен и, как и рыцарь "старой" Европы, считался символом благородства и доблести. Новой японской кавалерии из крестьянских сынов с комсоставом частично из "разночинцев", частично - из самураев, было на кого равняться.
По штатам мирного времени 1893 г. кавалерия Японской императорской армии состояла из гвардейского полка 2-эскадронного состава и 6 армейских полков 3-эскадронного состава, организационно приданных шести дивизиям. Подготовка кавалеристов велась по германской методике, но имелись существенные недостатки. "У японцев нет для того подходящего конского состава... Поэтому предъявлять к ним большие требования в отношении боевых конных действий нельзя", - писал германский офицер О. Леффелер, наблюдавший японскую конницу в бою (Леффлер О. Русско-японская война в наблюдениях и суждениях иностранцев: сборник). Несмотря на то, что в Японии была проведена программа по выведению строевой породы лошадей путем скрещивания местных боевых лошадей кисо-ума с европейскими и североамериканскими породами, на выходе получился не особенно подходящий для кавалерии гибрид. Тактическая подготовка японских кавалеристов, особенно для ведения дозорно-разведывательной службы, также хромала. Единственным утешением была красивая форма гусарского образца, хотя по сути японские кавалеристы были типичными драгунами; некоторые переводчики даже называют японские кавполки "драгунскими".

Язвительный Редьярд Киплинг, ставший очевидцем учений японской кавалерии в 1889 г., не пожалел для их описания унизительного сарказма: "Учитывая вес этих коней и японских всадников, из тех и других, вместе взятых, скорее можно сформировать совершенную конную пехоту, а нация слепых подражателей пыталась превратить их в тяжелую кавалерию... Если случайности и переменчивость военной судьбы сведут вас с японскими войсками в бою, обойдитесь помягче с их кавалерией. Она не причинит никакого вреда" (Р. Киплинг. От моря до моря).
В ходе Японо-Китайской войны 1894-95 гг. ввиду низкого качества войск одряхлевшей Цинской империи слабость японской кавалерии не проявилась особенно рельефно. Тем не менее, основоположник японской регулярной кавалерийской школы бригадный генерал Акияма Есифуру в период перед Русско-Японской войной предпринимал отчаянные усилия по ее совершенствованию (Жизнь и служба генерала стали одной из сюжетных линий романа известного японского писателя Сиба Ретаро "Тучи над холмами", по которому в 2009 г. был снят сериал, переведенный на русский язык). Акияма Есифуру добился формирования в 1902 г. двух кавалерийских бригад, вооружения кавалерии пулеметами, много делал для изучения опыта передовых кавалерийских держав мира, в первую очередь - Российской империи.

Но результаты реформ оставляли желать лучшего. В ходе войны с Россией на Маньчжурском театре в 1904-05 г. бригадная группа кавалерии "Акияма", которой командовал этот генерал-новатор, с разведкой и боевым охранением войск худо-бедно справлялась, но в бою предпочитала тактику спешенных стрелков. Кавалерийских боев с русскими казаками в ходе войны было всего два. 23 апреля 1904 г. разъезды забайкальцев из 2-го Читинского полка под командой хорунжих Левицкого и Чугуевского застали врасплох и разгромили неполный японский эскадрон, при чем взяли пленных, которых запечатлели на фотопленку.

В другой раз японцев был полный эскадрон, казаков - неполная сотня (75 чел.) во главе с подъесаулом Железновым из 4-го Уральского полка. Казаки атаковали японскую кавалерию в условиях песчаной бури, и произошел бой, в котором стороны хаотически перестреливались и рубились. Верх взяли казаки, а японцы отступили в беспорядке, оставив на поле 3 офицеров и более 30 нижних чинов убитыми и ранеными, 14 пленными, а также много лошадей и оружия. Казаки потеряли только одного убитым, нескольких пленными (увлеклись преследованием) и 10 ранеными.

Случались и более мелкие стычки в конном строю, обычно с неутешительным для всадников "страны восходящего солнца" результатом.
Японская пропаганда в период войны полюбила представлять благодарной народной аудитории блестящие кавалерийские победы, этот миф частично укоренился и в общественном сознании: в упомянутом выше романе Сибо Ретаро написано, что генерал Акияма Есифуру "победил казаков, лучшую конницу в мире". Однако военным было понятно, что над кавалерией еще работать и работать.

Оценка казачьим офицером Левицким японской кавалерии после войны была под стать киплинговской: "Японцы непрочно сидели в седле, плохо управляли лошадьми, а их шпажонки никак не выдерживали против казачьих шашек" (А. Левицкий. Неудачная разведка. Военная быль, №49, 1961). "Шпажонкой" он назвал японскую кавалерийскую саблю Тип 32, действительно довольно громоздкое и неудобное изделие. Германский теоретик кавалерии генерал Герхард фон Пеле-Нарбонн был менее критичен: "К действиям холодным оружием (японская) кавалерия почти никогда не прибегала, но зато весьма часто, не только при обороне, но и во время наступления пускала в дело винтовки... Конский составь был плох, но в пешем строю люди выказывали изумительную сноровистость. Большими преимуществом японской кавалерии... было большее общее развитие нижних чинов, которые все поголовно были грамотны".
Общая тенденция первого этапа развития японской регулярной кавалерии вырисовывается довольно четко: подходящих кавалерийских лошадей нет, кавалерийские навыки ниже среднего, но неплохая "ездящая пехота".
***
Русско-Японская война стала опытом боевого применения кавалерии, от уроков которого, в первую очередь негативных, Императорская армия отталкивалась в строительстве этого рода войск в 1910-20-х гг. В результате были предприняты дальнейшие меры по развитию японского коневодства, была выведена т.н. японская строевая лошадь - отдельная порода, которую стали исключительно использовать в армии, окончательно вытеснив традиционную киса-ума даже из обозов. Империя не знала полумер: военные настояли, чтобы жеребцы киса-ума холостились в массовом порядке, дабы не возникало соблазна мобилизовать эту "устаревшую" породу (которая в итоге чуть не погибла). Личный состав обучался на основании сделанных на войне выводов. Начало уделяться большое внимание выездке лошадей, действиям в конном строю на пересеченной местности, быстрому переходу из конного строя в пеший и обратно, укрытию лошадей под огнем (предпринимались попытки заставить несчастную скотину "залегать", используя опыт русских казаков). В 1909 г. были сформированы еще 2 кавалерийские бригады трехполкового состава, огневые средства были усилены "общекавалерийским" полком конной артиллерией.

В следующем военном конфликте Японии - захвате германской колонии Циндао в 1914 г. (в Первой мировой войне страна выступила на стороне Антанты) - японская кавалерия была представлена подразделениями 22-го кавалерийского полка, высаженными в составе десанта Японской императорской армии. Несмотря на активное раскручивание сюжетов кавалерийских подвигов в японской официальной пропаганде (это вообще одна из ее излюбленных тем), кавалеристы под Циндао в развернутом строю в атаки не ходили, однако вполне справились со своей профессиональной задачей: "завесили" Циндао на дальних подступах со стороны материка и перехватывали пытавшихся выбраться из осажденного города военных и гражданских.

Японская кавалерия активно участвовала в интервенции в Советскую Россию в 1918-22 гг., а также в экспансии в Китае ("аренда" Квантуна и создании там одноименной армии) и военной интервенции а Маньчжурию (1931-32 гг.). Учитывая специфику боевых действий - большие пространства и невысокую военную организацию противника (с полевыми частями РККА японские интервенты не сталкивались, а войска находящегося в состоянии послереволюционного "полураспада" Китая были слабы) - японские кавалеристы приобрели богатый опыт действий в конном строю, в т.ч. и кавалерийских атак. Токийские "былинники речистые" были наконец удовлетворены рассказами о том, как японский кавалерист побеждал с саблей в руке.

Бригадная структура японской кавалерии продемонстрировала удивительную долговечность: 4 кавалерийские бригады с порядковыми номерами просуществовали с 1902/1909 гг. до разгара Второй мировой войны. Состав бигард - по 3 кавполка - также оставался стабильным до середины 1930-х гг.
В 1932 г. до японской кавалерии не добрались общемировые "новые веяния" механизации. В 1-й кавбригаде был сформирован экспериментальный эскадрон бронеавтомобилей (7 боевых машин и несколько грузовиков), который в 1933 г. был закреплен в штатах. Новые штаты для всей кавалерии подоспели в 1936 г. По ним кавалерийских полков в бригаде осталось два, зато в каждую бригаду добавились батарея конной артиллерии (4 75-мм орудия), пулеметный эскадрон (8 тяжелых пулеметов), эскадрон танкеток или кавалерийских бронеавтомобилей (9 машин), саперная команда и транспортный дивизион (конный; частично автомобильный в перспективе). Кавполк при этом состоял из четырех сабельных в прямом смысле слова эскадронов (бойцы были вооружены только саблями и карабинами) и пулеметного эскадрона (6 "легких" и 6 "средних" пулеметов). К слову, в японском языке эскадрон и рота обозначаются одним и тем же словом, 中隊 - "чутай", так что название "эскадрон" в дальнейшем используется по принципу принадлежности к кавалерии.
По штатам военного времени каждый кавполк насчитывал 1 260 солдат и офицеров, конная батарея - 143 чел., дивизионный пулеметный эскадрон - 85 чел., эскадрон боевых машин - 60 чел., саперная команда - 40 чел., и транспортный дивизион - 470 чел. Как обстояло дело с заполняемостью штатов кавбригад перед "большой войной" неизвестно, но, принимая во внимание последующую тенденцию к хроническому недокомплектованию кавалерии, можно предположить, что не лучшим образом.
Другой контингент японской кавалерии составляли кавалерийские полки, входившие в состав каждой из армейских дивизий (сформированных до начала "большой войны" с Китаем в 1937 г.) для обеспечения разведки и боевого охранения. Номера этих полков чаще всего совпадали с дивизионными, их отличала крайне небольшая численность: в предвоенные годы всего два эскадрона по 5 офицеров и 148 нижних чинов каждый и небольшие подразделения обеспечения. Огневую мощь дивизионного кавполка, помимо карабинов, составляли всего 10 пулеметов: 2 станковых в полковом пулеметном взводе и 8 ручных по эскадронам. Ни одного автомобиля не полагалось; все вооружение, снаряжение и имущество перевозилось в седлах, на вьюках и повозках. Тем не менее, именно дивизионные кавполки были самыми воевавшими в Японской императорской армией и воспринимались пехотинцами как "своя" кавалерия.

При комплектовании конским составом дивизионных кавполков, дислоцированных в Китае и Маньчжурии, использовались не только ввезенные из Японии, но и местные лошади, в первую очередь - монгольской породы, их также именовали "баргутскими". Недостаточно рослые, они, тем не менее, были известны отличными качествами для применения на военной службе еще со времен Чингиз-хана и активно использовались японцами. Об этом, в частости, писал в своей поэме "Далеко на Востоке" (1939), посвященной боям на Халхин-Голе, знаменитый советский поэт Константин Симонов:

когда за треснувшим триплексом
метались баргутские лошади
и прямо под танк бросался смертник с бамбуковым шестом.

Сильной стороной предвоенной японской кавалерии была очень высокая насыщенность офицерами и старшими унтер-офицерами, качество которых традиционно было в Японии очень хорошим. Один офицер или кадровый унтер в кавалерии приходился примерно на 18-20 солдат; в пехоте этот показатель был примерно 1 к 23-25.
***
В рядах Японской императорской армии кавалериста отличал ряд специфических элементов снаряжения. Приборным цветом кавалерии был темно-зеленый - на стояче-отложной воротник мундира образца 1930 г. (Тип 90) помещались петлицы в форме "ласточкиного хвоста" из сукна такого цвета, на более поздних образцах формы одежды они отсутствовали. Особой формы одежды кавалерии не полагалось, однако для удобства при верховой езде мундиры общеармейских образцов укорачивались, а на брюки, чтобы не стирались о седло, нашивалось кожаное "очко". Главной обувью кавалеристов были кожаные сапоги со шпорами, аналогичные офицерским (вернее, сапоги общего образца в Японской армии полагались только офицерам, кавалерии и конной артиллерии). Однако, особенно к концу войны, когда остро встала проблема с дефицитом снабжения войск, встречались варианты ношения кавалеристами солдатских ботинок с кожаными крагами и даже с "пехотными" обмотками.

Чисто кавалерийским "аксессуаром" были подсумки для 30 патронов и емкости с ружейным маслом с ремешком для ношения через плечо, которые изготовлялись из кожи или прорезиненной ткани. Через плечо также носился холщовый бандольер для гранат и дополнительных боеприпасов.
Фляжки для кавалерии выпускались специальные - с привинчивающейся, чтоб не отлетала на галопе, чашкой-крышкой.
Рядовой солдат-кавалерист был обычно вооружен 6,5-мм карабином Тип 38 или Тип 44, в русском обозначении известным как "Арисака". После Русско-японской войны для усиления огневой мощи кавалерии подавляющее большинство строевых должностей в этом роду оружия, включая унтер-офицеров, трубачей-сигналистов, номеров расчетов пулеметов и орудий конной артиллерии, были переведены с револьверов на карабины. Однако в подразделениях обеспечения кавалерийских бригад - обозных, медицинских и т.п. - было много невооруженных солдат, на всех выдавалось лишь малое количество винтовок для несения караульной службы. Сабля Тип 32 была длиннее общемировых стандартов, чтобы компенсировать малый рост всадника при рубке с седла, и потому довольно тяжелой, почти полтора кг; для сравнения - казачья шашка весила около 1 кг. Пика Тип 88 ко Второй мировой войне вышла из боевого употребления и использовалась только для ношения взводных и разъездных значков.

Кавалерийское седло Тип 14 и уздечка копировали американский и британский образцы. При седле возились кожаный чемоданец для предметов ухода за лошадью и сбруей, а также холщовые переметные сумы для запаса фуража и личных вещей всадника.

Кавалерии Японской армии полагались собственные нормы продснабжения, при чем как для лошадей, так и для солдат. Отечественный исследователь Японской императорской армии Андрей Цвершиц (lautlesen) приводит подробное описание того, чем, согласно устава, могла набить брюхо трудолюбивая японская лошадка на военной службе в период Второй мировой: "Для питания (лошадей) поступали централизованно заготовленные рисовые отруби, солому и соевые бобы. (...) В 1939 году в Японской императорской армии установленная стандартная суточная норма кормления ездовых лошадей (включая кавалерийские для верховой езды) составляла: ячмень (5250 г, 5 шо), сено (3750 г, 1 канме), солома (3750 г, 1 канме); и для вьючных (грузовых) лошадей: ячмень (4200 г, 4 шо), сено (3750 г, 1 канме) и солома (3750 г, 1 канме)" (https://historychp.blogspot.com/2022/02/blog-post_110.html).
Специфика японского военного питания заключалась в том, что рацион кавалериста по ряду норм выдачи был урезан по сравнению с общеармейским. Например, консервированное мясо (знаменитая тушенка "Ямато-ни") полагалось кавалеристу в половинном размере - всего 75 гр против 150. Вероятно, армейские снабженцы "империи Ямато" полагали, что кавалеристу, раз его возит конь, требуется меньше калорий для поддержания сил, иначе такую дискриминацию объяснить нечем.
***
С развертыванием Японией агрессии против Китая в 1937 г., кавалерия Императорской армии приняла там активное участие в боевых действиях. С тех пор и до конца второй мировой войны Китай стал главным "театром войны" для конных контингентов японских войск.
Условия действительно благоприятствовали боевому применению конницы. Ландшафт был разнообразен, но в основном легко проходим для всадников и вьючных лошадей, которые на огромных пространствах часто имели шанс успеть вперед пехоты. Над полем боя, как правило, господствовала японская авиация. Слабая подготовка и недостаточное вооружение большинства частей Национальной армии Гоминьдана (несмотря на массовый героизм китайских солдат и офицеров) дали понять японскому командованию, что "век кавалерии" в масштабах этой отдельно взятой кампании отнюдь не закончен.

Спектр применения был крайне широк - от классических кавалерийских задач типа разведки и боевого охранения до сабельных атак против беспорядочно отступающего или растянувшегося на марше неприятеля, особенно разных полурегулярных контингентов типа отрядов Охраны порядка (но не китайских коммунистов, их самые неорганизованные ополченцы равнялись по стойкости лучшим частям Гоминьдана). Во фронтовых боях конница чаще применялась в пешем строю. Но случалось японским кавалеристам и ходить в конном строю против упорно обороняющейся китайской пехоты, и сходиться клинки в клинки с китайской кавалерией, словно вернулась эпоха Наполеоновских войн. Успех в таких случаях был переменным, а потери с обеих сторон - очень высокими, однако обе противоборствующие стороны это нимало не смущало. Японская пресса нередко записывала (или приписывала?) решающий вклад в выполнении боевой задачи именно на счет кавалерии - пропагандисты "империи Ямато" были явно неравнодушны к "солдатикам на лошадках" еще с конца XIX в. Прессе обязан своей скоротечной популярностью самый известный японский кавалерист этого времени - унтер-офицер Токуда Тода (за точность транскрипции не ручаюсь), прозванный журналистами "Летящим клинком". Во время битвы за Шанхай 13 августа — 26 ноября 1937 г. он в нескольких боевых эпизодах зарубил, по данным газетчиков, около 50 солдат противника. Дальнейшая судьба храбреца не прослеживается.

Сабельная атака в Китае. Японская пропагандистская картинка из цикла: "с юмором об Императорской армии".
Кто владеет японским языком, может перевести, о чем думала в это время лошадь.

Группировка кавалерии Императорской армии на Японо-Китайской войне начиналась в 1937 г. с кавполков 16 развернутых на этом фронте японских дивизий. С 1938 г. в некоторых формируемых японских дивизиях кавалерийский полк стали заменять на разведывательный, в котором остался один конный эскадрон, а остальные катались на автомобилях (в идеале было также несколько танкеток) или крутили на велосипедах.
Из четырех кавбригад все, за исключением 2-й, находились в Манчьжурии в составе Квантунской армии. В 1937 г. японское командование предприняло опыт создания из них кавалерийского соединения уровня дивизии/корпуса, соединив 1-ю и 4-ю бригады (впоследствии заменена 3-й) в т.н. Кавалерийскую группу. Это стало вершиной организационного развития японской кавалерии. Однако во фронтовых боевых действиях с китайцами из отборных кавалерийских бригад приняла участие только 4-я, в начале 1938 г. переброшенная в центральную часть Китая в распоряжение 2-й японской армии. Основную тяжесть этой беспощадной и бесчеловечной войны вывозил на своем потертом седле именно скромный дивизионный кавалерист. На его же злополучную карму выпала и немалая доля участия в военных преступлениях японского милитаризма в этом регионе. Кавалерия, что вполне логично, активно привлекалась японскими оккупационными силами в Китае для антипартизанских, карательных и реквизиционных акций, равно как и для насильственной мобилизации рабочей силы из местных жителей. Образ японского кавалериста как полупьяного жестокого мародера, всегда первым бросающегося ловить в китайской деревне красивых девушек, поросят и уток, вечно нагруженного со своей лошадью тюками награбленного барахла, выведенный во множестве китайских художественных фильмов - конечно гротеск, но основанный на реальных фактах.
Заметно отрезвило затуманенные сладким китайским вином воинской славы головы японских кавалеристов столкновение Императорской армии с сильным регулярным противником, последовавшее 11 мая — 16 сентября 1939 г. в ходе советско-монгольско-японского вооруженного конфликта на реке Халхин Гол, в японской историографии стыдливо именуемого Номонханским инцидентом. Кавалерия собственно Императорской армии была представлена на Халхин-Голе конными разведчиками 23-й дивизии (эскадрон) и, на завершающем этапе, кавполком подошедшей 7-й дивизии. В боях против советских войск немногочисленные подразделения японских кавалеристов особенно себя не проявили.

Главным образом в сражении участвовали части кавдивизии прояпонского маньчжурского государственного образования "империи Маньчжоу-Го". На левом фланге японской группировки Северный охранный отряд из двух маньчжурских кавполков встретился с 6-й кавалерийской дивизией Монгольской Народно-Революционной армии, примерно бригадной численности, но включавшей сильную артиллерию и бронетехнику, а, главное, подготовленной по советским уставам. Точно так же кавалерийские части Маньчжоу-Го подражали японской модели. Можно сказать, произошло столкновение "упрощенных копий" кавалерий СССР и "империи Ямато", или "красномонголов" и "беломонголов", учитывая, что маньчжурские конники были этническими баргутами, народом монгольского происхождения. Несмотря на первоначальные успехи "маньчжуро-баргутов" благодаря поддержке японской авиации, обученный командирами РККА противник оказался им не по зубам. В последовавших боях "красномонголы" успешно выбили японских приспешников за госграницу. Кавалеристы обеих сторон в основном вели бой как конные стрелки и ездящая пехота, но по крайней мере однажды съезжались рубиться.

Кто выиграл кавалерийскую сшибку, не совсем ясно, но факт остается фактом: победа на этом участке осталась за потомками Чингиз-хана с красными звездочками на фуражках, а в целом Красная Армия нанесла японцам унизительное поражение._____________________М.Кожемякин.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.

Начало: ЗДЕСЬ.

В 23.30 22 июня командир Кубано-Терской казачьей кавдивизии генерал-майор Константинов получил приказ командира 6-го кавкорпуса Никитина (отступившего со штабом восточнее – в местечко Подгуже) на отвод частей дивизии в направлении на Белосток. Под покровом ночи, освещенной пожарами, казаки снялись с позиций и двумя походными колоннами в конном строю начали выдвижение в указанном направлении. Согласно Оперсводке №2 штаба 10 армии, новым районом сосредоточения 6-й кавдивизии были назначены Сокулка-Крынки, а связь с ней поддерживалась «через делегатов связи и рации».

В то же время, как воспоминает старший сержант 39-го эскадрона связи Захара Рябченко, с 23 июня радиосвязь дивизии с вышестоящими штабами была нарушена: «Видимо поменялся код, новый нам не довели, и мы остались без связи». Приказ об отступлении был воспринят личным составом неоднозначно: с одной стороны, отход после удачного боя вызывал у казаков досаду, а с другой эти потомственные воины уже начинали понимать, что общий ход боевых действий складывается пока отнюдь не в пользу Красной Армии, и были готовы выполнить любой приказ командования. Оставленные прикрывать отход два эскадрона и артдивизион 152-го Терского Ростовского полка снялись с позиций и ушли перед самым рассветом 23 июня «при минимальном контакте с противником», однако части германской 23-й дивизии оперативно начали преследование и, что говорится, «сели на плечи» казачьему прикрытию. В результате эскадроны и артдивизион были полностью разгромлены, и на соединение к главным силам дивизии вышли только разрозненные группы уцелевших бойцов.

Впрочем, есть версия, что в бою 22-23 июня 1941 г. 6-й Кубано-Терской казачьей кавдивизии могла противостоять не 23-я, а 87-я пехотная дивизия вермахта (87. Infanterie-Division, ком-р генерал-лейтенант Богислав фон Штудниц - Bogislav von Studnitz, дивизионное прозвище "Gr;nes Herz"). Это соединение, хоть и не столь старое (сформировано в 1939), тоже имело боевую репутацию вполне опытного, и нашим казакам нечего "стесняться" такого врага.
В течение дня 23 июня 6-я Кубано-Терская казачья кавдивизия, выполняя задачу по сосредоточению в назначенном районе, прошла форсированным маршем более 75 км. Согласно воспоминаниям начштаба 94-го кавполка майора Гречаниченко, «враг не давал покоя, все время обрушивались бомбовые удары. В порядок маршевые колонны приводили себя на ходу». От налетов авиации противника казачьи части пытались укрываться в лесных массивах, однако это удавалось не всегда, и на открытом пространстве они несли тяжелейшие потери в личном и конском составе. В 1940 г. французская кавалерия умела выдерживать авианалеты люфтваффе, отпуская лошадей, на которых «переключались» немецкие летчики, и продолжала поле этого действия в пешем строю. Однако для воинской этики казаков (как и для польских улан в 1939 г.) бросить коней под огнем противника было недопустимо. В результате, подвергнувшись атаке с воздуха, эскадроны просто рассеивались и пытались выйти из-под огня на полном скаку, а германские «Мессершмитты» и «Штуки» с бреющего полета расстреливали всадников из пулеметов. Еще серьезнее пострадали на марше подразделения 35-го механизированного полка, танки и бронемашины которого, прикрытые только заградительным огнем немногочисленных казачьих зенитных пулеметов и орудий, представляли отличную мишень для гитлеровских стервятников. Кроме того, отсутствие подвоза ГСМ привело к тому, что танкистам приходилось сливать горючие из баков выведенных из строя машин, чтобы уцелевшие могли продолжить движение. В результате, к 17.30 23 июня, когда дивизия выполнив поставленную задачу сконцентрировалась в Супрасельской пуще в нескольких километрах к северо-востоку от Белостока, она фактически состояла только из сильно поредевших 94-й и 48-й кавполков, двух эскадронов 152-го кавполка и различных разрозненных групп и подразделений. Тылы, значительная часть артиллерии и большинство бронетехники были потеряны.

Личный состав был деморализован гибелью стольких товарищей и измотан физически, а начкомсоставу, кроме того, не давали покоя мысли о покинутых в Ломже женах и детях, о которых не было никаких известий (впоследствии выяснилось, что казаки из частей обеспечения все-таки сумели вывезти большую часть семей военнослужащих в Минск). Однако надо отдать должное командиру дивизии генерал-майору Константинову и другим командирам и штабным работникам 6-й кавдивизии, которые в таких ужасающих условия на фоне страшного поражения Красной армии в первые дни войны сумели сохранить дивизию как боевое соединение и выполнить приказ. Более того, как вспоминает майор Гречаниченко, комдив Константинов даже сумел сохранить небольшие запасы продовольствия и фуража и, как только район сосредоточения был достигнут, приказал выдать бойцам сухой паек и накормить лошадей. Положительно, казакам везло с командирами!
Однако высшее командование войсками советского Западного фронта в те трагические дни находилось в состоянии панической растерянности и, как результат, отдавало по поводу боевого применения 6-й Кубано-Терской казачьей распоряжения, далекие от адекватности. 23 июня в северной части Белостокского выступа была организована конно-механизированная группировка (КМГ) в составе 6-го мехкорпуса и 6-го кавкорпуса (формально она включала и 11-й мехкорпус, действовавший самостоятельно) для нанесения контрудара во фланг прорвавшейся группировке противника в общем направлении на Гродно. Ее возглавил заместитель командующего фронтом генерал-лейтенант В. И. Болдин, во время Польского похода РККА в сентябре 1939 г. командовавший аналогичным соединением. Впоследствии он вспоминал, что уже 23 г. в расположение его штаба прибыл командир 6-го кавкорпуса генерал-майор Никитин и доложил дословно следующее: «Шестая дивизия разгромлена». При этом, правда, он высоко оценил действия дивизии в ее первом бою, заявив: «Казаки превосходно дрались. Они буквально усеяли землю вражескими трупами, но не на шаг не отступили». Однако именно в тот момент преждевременная списанная своим корпусным командиром со счетов 6-я кавдивизия как раз заканчивала отступление в назначенный ей район сосредоточения и, несмотря на большие потери, не перестала существовать как боеспособное соединение и была готова драться опять. Что касается командования Западного фронта, то в «Боевом распоряжении от 23 июня 1941 г. командующему войсками 10-й армией на оборону рубеже Забеле, Визна, Сураж, Гайновка» оно отдало совершенно фантастический приказ «6-ю кавалерийскую дивизию 24.6.41 г. сосредоточить районе Свислочь в готовности 25.6.41 г. вести ею решительное наступление направлении Пружаны». Достаточно посмотреть на карту, чтобы понять, что для выполнения этого плана казакам предстояло проделать еще один почти 100-километровый марш и перейти с северного фланга «Белостокского выступа» на южный.
Не совсем ясно, был ли этот приказ доведен в дивизию, однако в таком случае генерал-майор Константинов счал возможным попросту «забить» на него: 6-я Кубано-Терская осталась под Белостоком. В ночь на 24 июня она выдвинулась на 35 км в направлении Сокулки и заняла оборону на широком фронте вдоль железнодорожной линии Сокулка-Белосток. Оставшиеся от 35-го Кубанского казачьего механизированного полка несколько танков и бронемашин и личный состав были переданы на усиление брошенных в отчаянное контрнаступление частей 6-го мехкорпуса. Очевидно, в ближайшие дни они все были уничтожены противником с воздуха, сожжены в наземных боях или брошены из-за отсутствия горючего и непроходимости дорог...
День 24 июня начался относительно спокойно, если не считать периодических авианалетов и стычек разъездов боевого охранения 6-й кавдивизии с разведдозорами противника. Бои шли несколько северо-западнее, и казаки могли наблюдать вздымающиеся в небо столбы дыма и постоянно «висящие» над полем боя самолеты люфтваффе. Этот день стал кульминационным в развитии контрудара КМГ генерала Болдина в направлении Гродно, и к 16.00 дивизия получила приказ о наступлении за фронтом 29-й механизированной дивизии 6-го мехкорпуса в направлении Гродно с последовательным захватом рубежей Верхолесье, Жуки и Сидра. Однако в условиях отсутствия связи с 29-й дивизией (втянутой в ожесточенный встречный бой с частями 20-го армейского корпуса Вермахта в районе Сокулка – Кузница) и недостаточности разведданных, казакам приходилось продвигаться буквально наугад, «прощупывая» направление движения сильными конными разведгруппами численностью до взвода. В авангарде в конном строю шел 94-й Кубанский Северо-Донецкий полк, усиленный артбатареей 15-го Терского конноартиллерийского дивизиона. Около 21.00 1-й эскадрон 94-го кавполка, усиленный пулеметным взводом, в долине реки Бобр (Бебжа) южнее Сидры натолкнулся на боевое охранение наступавшей немецкой 256-й пехотной дивизии (256. Infanterie-Division). Командир эскадрона старший лейтенант Ф. Липко спешил своих бойцов, завязал с противником перестрелку и запросил артиллерийскую поддержку. С вступлением в бой полковых 76-мм орудий немецкая пехота начала отступать и под прикрытием своей дивизионной артиллерии, вступившей с казачьими батареями в огневую дуэль, отошла за реку. С наступлением темноты командир 6-й кавдивизии генерал Константинов отдал приказ частям занять оборону и окопаться на рубеже Маковляны – колхоз Степановка. Несмотря на артиллерийско-пулеметный обстрел с германской стороны, казаки 94-го Кубанского Северо-Донецкого и 48-го Кубанского Белоглинского кавполков за ночь отрыли окопы полного профиля, окопали полковую артиллерию и укрыли коней в ближайшем лесу – западнее местечка Богуше. Два эскадрона 152-го Терского Ростовского кавполка и 15-й Терский конноартиллерийский дивизион оставались в дивизионном резерве позади позиций. Комдив Константинов планировал с рассветом возобновить наступление. Но жестокая реальность войны смешала его планы.

Как вспоминал начштаба 94-го кавполка майор Гречаниченко, «день 25 июня был для полка, да и для всей дивизии, самым черным днем. Начиная с рассвета, немецкая артиллерия открыла массированный огонь на всю глубину нашего боевого порядка. В воздухе на небольшой высоте непрерывно барражировала вражеская авиация. Она наносила бомбовые удары даже по небольшим группам наших войск, а истребители прикрытия гонялись за каждым человеком... Уже в первые часы все наше тяжелое вооружение было выведено из строя, радиостанция разбита, связь полностью парализована. Полк нес тяжелые потери, был плотно прижат к земле, лишен возможности вести какие-либо активные действия». Около полудня в наступление на позиции казаков двинулись подразделения 256-й и 162-й пехотных дивизий 20-го гитлеровского армейского корпуса. Это были «молодые» и относительно неопытные дивизии, сформированные в вермахте уже после Французской компании 1940 г., и в других условиях казаки сумели бы встретить их достойно, однако подавляющее огневое превосходство гитлеровцев сыграло свою роль. К вечеру оборона 6-й кавдивизии, понесшей огромные потери, была прорвана в нескольких местах, связь между частями, подразделениями и штабами потеряна и началось неорганизованное отступление. Большая часть лошадей была убита или разбежалась в ходе артиллерийских обстрелов и бомбардировок противника, а шанс оторваться от преследования был только у тех, кто сумел найти коня. Наиболее многочисленную группу, основой которой стали два эскадрона 152-го кавполка, а также работники штаба и политотдела дивизии, возглавил генерал-майор Константинов, который принял решение отвести остатки своих частей за реку Россь в район Воковыска. Для установления связи с другими подразделениями им был отправлен начштаба дивизии подполковник Трембич. Около 21.00 начштаба встретил довольно крупную группу, насчитывавшую примерно 300 казаков в конном строю, которую вывел из боя принявший командование 94-м кавполком после гибели подполковника Петросянца легко раненый майор Гречаниченко. Трембич передал им приказ комдива, отправился на поиски других подразделений и пропал без вести, как и большинство старшего комсостава 6-й Кубано-Терской кавдивизии. В условиях страшного разгрома КМГ генерала Болдина это могло означать только плен или смерть. Отряд майора Гречаниченко в ночь на 26 июня вобрал в себя еще одну группу верховых казаков – остатки 48-го кавполка под командой старшего лейтенанта Я. Гавронского – и, пройдя через пылающее местечко Крынки, к утру занял оборону на высотах в районе Большой Берестовицы. Здесь он в течение дня 27 июня выдерживал авианалеты и атаки передовых частей гитлеровцев и даже существенно пополнился за счет отходивших разрозненными кучками и подразделениями красноармейцев из частей разбитой КМГ. Майор Гречаниченко вспоминал, что только тогда он и его казаки осознали всю катастрофичность масштабов поражение советского Западного фронта, и для них «это была сильная, почти физическая боль». В ночь на 27 июня группа снялась с позиций и в смешанном конно-пешем строю начала отход к Волковыску без контакта с противником.
Большинство бойцов и командиров 6-й Кубано-Терской казачьей кавдивизии, не погибших в роковом бою 25 июня, разделили судьбу 10-й армии, КМГ генерала Болдина и других обескровленных и деморализованных соединений Красной Армии, загнанных войсками врага в печально знаменитый «Белостокский котел». Как свидетельствует в своих мемуарах командующий 2-й танковой группой (2. Panzer Gruppe) вермахта генерал Гейнц Гудериан, те из красноармейцев, кто выжил при постоянных бомбардировках, обстрелах и в отчаянных попытках прорваться сквозь огненный обруч окружения, к 3 июля начали большими группами сдаваться в плен…
Впрочем, непокорная и свободолюбивая натура казаков нередко отказывалась мириться с перспективой безвестно сгинуть за колючей проволокой, и многим военнослужащим 6-й кавдивизии удалось укрыться среди местного населения. Вероятно, не в последнюю очередь потому, что лихие кубанцы и терцы пользовались большой популярностью у белорусских девчат!

Между тем последние героические осколки 6-й Кубано-Терской казачьей кавдивизии осуществляли отход за реку Россь. Отряд комдива Константинова совершил конный марш без особых происшествий и 27 июня занял оборонительные позиции в районе Волковыска. Группа же майора Гречаниченко на рассвете на подходе к реке встретилась с непредвиденным обстоятельством в лице конвоя маршала Советского Союза Г. И. Кулика, хаотически метавшегося по частям и соединениям Западного фронта. На этого скандально известного военачальника произвели благоприятное впечатление мужественный раненый командир и его сохранившие строй казаки, и майор «с места в карьер» получил приказ ни много ни мало организовать оборону за рекой Россь севернее Волковыска. Окапываясь на указанном рубеже, Гречаниченко и его люди стали свидетелями потрясающей своими масштабами картины исхода беженцев и разгромленных войск. «Мимо сплошным потоком двигались автомашины, трактора, повозки, переполненные народом, - написал в своих мемуарах начштаба 94-го кавполка. - Мы пытались останавливать военных, ехавших и шедших вместе с беженцами. Но никто ничего не желал слушать. Иногда в ответ на наши требования раздавались выстрелы. Все уже утверждали, что уже занят Слоним, что впереди высадились немецкие десанты, заслоны прорвавшихся танков, что обороняться здесь не имеет никакого смысла».

28 июня немецкая авиация начала массированную бомбардировку импровизированных позиций советских войск на берегах Росси и в районе Волковыска, а затем появились передовые части 7-го и 9-го армейских корпусов Вермахта, пытавшиеся с ходу форсировать водную преграду. Обе казачьих боевых группы – генерала Константинова и майора Гречаниченко - вместе с другими подразделениями заслона весь день вели упорный оборонительный бой, сдерживая мощный натиск превосходящих сил пехоты противника. 29 июня остатки советских войск начали отход с волковыского рубежа в общем направлении старой государственной границы, где, как представлялось дезориентированным бойцам и командирам, группируются свежие силы Западного фронта для отпора агрессору. «Все стремились туда кто как мог и сколько мог», - вспоминал майор Гречаниченко. При отступлении был тяжело ранен осколками бомбы в ноги и спину храбрый командир 6-й Кубано-Терской казачьей кавдивизии генерал-майор Константинов. На автомашине его в сопровождении ординарца и женщины-военфельшара отправили в Минск в окружной госпиталь. Однако, как оказалось, город был уже занят прорвавшимися германскими танками и мотопехотой. Раненого генерала удалось спрятать у местного населения в предместье белорусской столицы. С его выходом из строя была окончательно утрачена надежда на воссоединение двух сохранившихся казачьих отрядов.
Тогда же, 29 июня, 6-я кавдивизия в последний раз упоминается в штабных документах Западного фронта. В Оперативной сводке № 10 о ходе боевых действий войск фронта несколько запоздало, но вполне объективно сообщается: «6-я кавалерийская дивизия с исходном положении для наступления на рубеже Маковляны, Кол. Степановка подверглась сильной атаке авиации, которая продолжалась беспрерывно до 12 часов. В 12.00 25.6.41 г. дивизия была рассеяна и в беспорядке начала отходить в леса юго-западнее Нова Воля». Трагический парадокс заключается в том, что сама дивизия к этому моменту существовала уже только на бумаге…
Боевая группа майора Гречаниченко 30 июня вышла на линию старой госграницы, где ее ждало столь же ужасающее зрелище разгрома и панической неразберихи. «Все перелески были забиты машинами, повозками, госпиталями, беженцами, разрозненными подразделениями и группами отступавших наших войск, оказавшихся в окружении», - записал Гречаниченко.
Однако в этом хаосе казаки продолжали оставаться все еще державшейся вместе и готовой сражаться «боевой артелью», хоть и смертельно уставшей. Неудивительно, что когда командующим 3-й советской армией генерал-лейтенатом В. И. Кузнецовым в ночь с 1 на 2 июля 1941 г. была организована попытка прорыва из окружения в юго-восточном направлении через железнодорожную линию Барановичи-Минск, казаки майора Гречаниченко были включены в состав сводного отряда, который прикрывал прорыв на направлении разъезда Волчковичи. К сожалению, после жестокого и кровопролитного сражения вырваться из окружения удалось лишь немногим. Боевая группа казаков до самого рассвета вела неравный бой, сдерживая германские части, стремившиеся «заткнуть» пробитый в котле узенький проход. После того, как отряд был разгромлен, а большинство бойцов и командиров погибли или оказались в плену, майор Гречаниченко с горсткой уцелевших сумел укрыться в лесном массиве. Очевидно, крайне измотанные физически и морально бойцы, как и их командир, дошли до некого психологического предела. Отчаявшийся Гречаниченко, у которого к тому же воспалилась рана, велел казакам «разойтись и пробираться самостоятельно». Сам он сумел получить медицинскую помощь в одной из местных гражданских больниц и впоследствии «затихариться» среди сельского населения.
Последней сохранившейся группе казаков численностью до 350 бойцов, с которой шли остатки штаба и политотдела 6-й Кубано-Терской кавдивизии, после ранения генерала Константинова удалось избежать окружения в «Минском котле» и отступить в район Орши. Там конникам пришлось оставить своих истощенных переходами и окончательно «разбивших ноги» лошадей, и они влились в оборону советских войск как пехотное подразделение. К сожалению, подробности июльских боев последних казаков 6-й Кубано-Терской неизвестны; считается, что к середине июля подавляющее большинство из них сложили под Оршей свои головы или попали в плен.
По некоторым данным, этой группой вывозились зачехленные боевые знамена дивизии и ряда ее частей. Однако точная их судьба до сих пор остается загадкой. В списке трофеев вермахта на Восточном фронте, насколько известно, не упоминается ни одно из знамен 6-й Кубано-Терской казачьей кавдивизии. Вероятнее всего, они были либо безвозвратно утрачены в боях, либо спрятаны последними остававшимися в живых казаками и впоследствии так и не найдены.

Так завершился трагический боевой путь единственной казачьей дивизии Красной Армии, принявшей в июне 1941 г. первый удар гитлеровских войск. Впрочем, многие польские или французские соединения, в 1939 и 1940 гг. достигшие не большего, давно получили у себя на родине эпитет «героических». Доблести их солдат и офицеров посвящены памятники, исторические исследования и художественные произведения. Казаки 6-й Кубано-Терской кавдивизии все еще ждут признания своего подвига…
К исходу лета 1941 г. немногие казаки и командиры дивизии, сумевшие поодиночке и малыми группами вырваться из смертельных котлов Западного фронта в Белоруссии, сражались в составе других частей и соединений Красной армии (как правило не кавалерийских) или находились на излечении в госпиталях. Дивизия ушла в небытие с десятками других, не переживших тяжелого разгрома первых месяцев войны. 19 сентября 1941 г. она была официально расформирована.
Тысячи отважных казаков и командиров 6-й кавдивизии сложили свои головы в июньских-июльских боях 1941 г., и точное их число, наверное, уже никогда не будет установлено. Одновременно, несмотря на традиционное для казаков стремление всеми силами избежать плена, большое количество военнослужащих Кубано-Терской казачьей в первые недели войны оказались за колючей проволокой гитлеровских лагерей для военнопленных. Наибольшее число казаков попало в плен после разгрома 25 июня в «Белостокском котле», менее многочисленные группы были захвачены врагом ранее – в боях на границе, и позднее – после разгрома боевой группы Гречаниченко и под Оршей. Большинство красноармейцев, попавших в плен в «Белостокском котле», в начале июля были сконцентрированы немцами на двух армейских сборных пунктах (в Березе Картузской и Бобровниках) и в шести «дулагах» (концентрационных лагерях) – в Волковыске, Молодечно, Лиде, Слониме, Липово и Гродно. Казаки могли оказаться во всех или в части из них. Согласно информации известного историка проблемы плена во Второй мировой войне Арона Шнеера, условия, в которых содержались красноармейцы, были поистине ужасными: сотни тысяч людей были сконцентрированных под открытым небом в условиях абсолютной антисанитарии и отсутствия адекватной медпомощи раненым. Советские военнопленные массами погибали от инфекционных заболеваний и просто от истощения и обезвоживания, а в осеннее-зимние месяцы – от холода. К зиме 1941-42 гг. большая часть советских пленных умерла в страшных мучениях; вся полнота вины за это чудовищное военное преступление ложится не только на нацистское руководство, но и на командование вермахта, не желавшее наладить адекватное содержание военнопленных или, как предусмотрено условиям Женевской конвенции, "если это невозможно, провести их освобождение" (за исключением отдельных случаев).
Вероятно, содержавшиеся там казаки разделили жестокую судьбу своих товарищей по неволе. Немногие выжившие в плену, например, старший сержант 39-го эскадрона связи Захар Рябченко, прошли затем через различные лагеря на территории Польши и "третьего рейха", а после освобождения познакомились с отношением сталинских органов безопасности к бывшим пленным.

Удачнее сложилась судьба казаков 6-й Кубано-Терской кавдивизии, попавших в плен после разгрома боевой группы майора Гречаниченко или при попытках выйти из окружения за рекой Россь. Их эпопея вполне могла бы послужить сюжетом для военно-приключенческого кинофильма или романа. После пленения они (несколько десятков человек) были направлены в концентрационный лагерь в Минске, где условия для тысяч красноармейцев были несколько лучшими хотя бы потому, что немецкая лагерная администрация сконцентрировала там до 300 трофейных полевых кухонь и, хоть и скудно, но кормила пленных. Однако в первую очередь казакам удалось выжить, вырваться на волю и еще сказать свое веское слово в войне потому, что среди них оказался, как бы выразились сейчас, прирожденный неформальный лидер. 24-летний старшина Дмитрий Денисенко, сын кубанского казачьего офицера Первой мировой и Гражданской войн, сумел сплотить вокруг себя сослуживцев и не дать им пасть духом, что было особенно важно в страшных условиях немецкого плена. Установив непререкаемое лидерство над своей группой (хотя в ней были даже скрывавшие свои звания лейтенанты и политруки), Денисенко сумел завоевать такой авторитет в лагере, что его люди никогда не оказывались обделенными при раздаче скудного пайка, а лагерная полиция, навербованная гитлеровцами из самых отпетых головорезов, считалась с ними. Внешне дисциплинированный и исполнительный, но державшийся неизменно с достоинством и, к тому же, владевший немецким языком на неплохом советском школьном уровне, казак получил доверие лагерной администрации. Используя новые связи, старшине Денисенко удалось добиться, чтобы его группа в начале 1942 г. была направлена на работу в город Столбцы, а затем – на лесозавод в деревню Новый Свержень, где казаки находились фактически на положении свободных рабочих. Сориентировавшись в обстановке и окрепнув физически, казаки 5 мая 1942 г. внезапно обезоружили охранявших завод белорусских полицаев и, реквизировав у местных жителей лошадей, ушли партизанить в Налибокскую пущу.

Отряд быстро пополнился за счет белорусской молодежи и бывших военнослужащих Красной армии, скрывавшихся по деревням (в частности, одним из первых был «мобилизован» проживавший как частное лицо майор Гречаниченко, которого Денисенко очень уважал, но на командную должность все равно не допустил). Действуя с отчаянной смелостью и подлинной казачьей смекалкой, Денисенко вскоре прославился среди местного населения как «атаман Митяй». В августе 1942 г. он развернул отряд в Особый казачий Белорусский кавдивизион, а в апреле 1943 г. – в 1-ю Белорусскую особую казачью партизанскую бригаду, состоявшую из постоянных «атаманской» и «пластунской» сотен, нескольких отдельных взводов, полевого госпиталя и «управы» по работе с беженцами. В зависимости от прибыли/убыли личного состава формировались другие сотни, роты и отряды-"филиалы".
Нередко бригаде удавалось наносить оккупантам чувствительные удары; в других боях она сама несла тяжелые потери, и Денисенко был несколько раз серьезно ранен. Сотрудничая с руководством советского партизанского движения в Белоруссии, Денисенко, тем не менее, всегда стремился к сохранению полной автономии, сам назначал «сотников» и «взводных» и не принимал в бригаду «контролирующих товарищей из центра». Когда в апреле 1944 г. «атаман Митяй» больше не мог уклоняться от создания в бригаде должности политкомиссара, он сделал комиссаром своего бывшего командира майора Гречаниченко. После освобождения Белоруссии большинство бойцов бригады влились в состав регулярных казачьих частей Красной Армии.

Мужественный казачий командир 1941 г. Гречаниченко закончил войну со скромным карьерным ростом до подполковника и был вскоре уволен в запас. «Идейно невыдержанного» Дмитрия Денисенко в армию не пустили, по официальной версии «вследствие плохого состояния здоровья», и оставили на «народнохозяйственной работе» в тылу. Пользовавшийся большим уважением среди местного населения, после войны бывший лихой атаман несколько лет занимал второстепенные должности в различных райисполкомах Белорусской ССР; однако перманентные конфликты «резавшего правду матку» казака с партийным начальствам привели к тому, что «неудобного героя» послали на работу в колхоз, где он и трудился до конца жизни.
Важную роль в партизанском движении в Белоруссии сыграл и бывший командир 6-й Кубано-Терской казачьей кавдивизии генерал-майор Константинов. Едва оправившись от тяжелых ранений к началу 1942 г., он оставил свое убежище и после долгих и драматических поисков сумел установить контакт с Минским подпольным обкомом ВКП(б). Вплоть до сентября 1942 г. Константинов был задействован руководством советских партизан как ответственный за военно-оперативную работу соединения из нескольких отрядов, действовавших в зоне Полесья. Затем, будучи вывезен на «большую землю», бывший комдив 6-й Кубано-Терской казачьей некоторое время состоял «на листе ожидания» в распоряжении Центрального штаба партизанского движения, прошел ускоренный курс Высшей военной академии и с февраля 1943 г. вновь находился в действующей армии на различных командно-штабных должностях. Войну он закончил одним из наиболее известных командиров советских кавалерийских корпусов, генерал-лейтенантом и Героем Советского Союза.
После войны генерал Константинов пытался собирать сведения о своих бывших подчиненных из 6-й кавдивизии, однако результаты оказались неутешительными: из почти семи тысяч удалых кубанских и терских казаков, принявших свой первый бой в Белоруссии 22 июня 1941 г. до долгожданного мира дожили считанные сотни, а возможно – и считанные десятки людей.

__________________________________________________________________Михаил Кожемякин.

ЛИТЕРАТУРА ДАНА ПЕРВЫМ КОММЕНТАРИЕМ.

Участие казаков во Второй мировой войне стало предметом большого количества исторических и историко-публицистических исследований. Однако, на фоне неугасающего интереса к этой теме, до сих пор остается почти неизученным самое первое из казачьих соединений, вышедшее на поля сражений еще в сентябре 1939 г. и к моменту нападения гитлеровской Германии на СССР являвшееся единственной дивизией Красной Армии, имевшей статус «казачьей». Это - 6-я кавалерийская Кубано-Терская казачья Чонгарская Краснознаменная ордена Ленина и ордена Красной Звезды дивизия имени товарища Буденного. К сожалению, в большинстве работ о ней содержатся только самые общие данные и отрывочные упоминания о ее коротком, но исполненном драматизма боевом пути.

Основываясь на доступном документальном, мемуарном и ином материале, попытаемся восполнить это белое пятно, вызвав из прошлого мужественные образы бойцов и командиров дивизии, достойно поддержавших боевые традиции казачьих войск в самый трагический для Красной Армии период войны – в июне-июле 1941 г.
6-я кавдивизия была одним из старейших кавалерийских соединений РККА. Сформированная в октябре 1918 г. как Ставропольская кавдивизия, она принимала участие в Гражданской войне в составе Первой конной армии и за отличие в боях на Чонгарском полуострове в 1920 г., согласно приказу Реввоенсовета Республики от 2 января 1921 г., получила почетное наименование Чонгарской. Казаков в то время в ее рядах было немного: большая часть российского казачества поддержала Белое движение. Аналогичная ситуация сохранилась и в последующие годы, когда Советской властью были введены жесткие ограничения на военную службу казаков.

6-я Чонгарская Красная кавалерийская дивизия дислоцировалась в Белоруссии в районе Гомель-Могилев-Рогачев и первоначально входила в состав 3-го, а затем – 6-го кавалерийских корпусов Белорусского военного округа. Имевшая репутацию одного из наиболее элитных соединений советской конницы, она регулярно отмечалась правительственными наградами. В 1928 г. дивизия получила Почетное Революционное красное знамя, в 1930 г. его украсил орден Боевого Красного знамени, а в 1935 г., в ознаменование 15-летия Первой конной – высший советский орден Ленина. В 1933 г. дивизии было присвоено название Краснознаменной и имя товарища Буденного. Служба в 6-й кавдивизии считалось престижной среди комсостава и советской молодежи. Дивизия гордилась превосходным личным и конским составом, отличным снабжением, а также высоким уровнем боевой и - что характерно для советского строя - политической подготовки. Вот как охарактеризовал дивизию Г. К. Жуков, вступивший в 1937 г. в должность командира 6-го кавкорпуса: «6-й кавалерийский корпус по своей боеготовности был много лучше других частей… Выделялась 6-я Чонгарская дивизия, которая была… хорошо подготовлена, особенно в области тактики, конного и огневого дела. Надо отдать должное бывшему ее командиру Л. Я. Вайнеру (репрессирован в 1937 г. – прим. автора), положившему много сил и энергии для того, чтобы поднять дивизию до высокого уровня».

Статус казачьей 6-я кавдивизия получила в 1936 г., после того, как ЦИК СССР 20 апреля 1936 г. издал «Постановление о снятии с казачества ограничений по военной службе в РККА». Приказом № 67 наркома обороны К. Е. Ворошилова от 23 апреля того же года 6-я Чонгарская кавдивизия, наряду с 4-й, 10-й территориальной, 12-й территориальной и новосформированной 13-й территориальной кавдивизиями, обрела новый облик под названием 6-й Кубано-Терской казачьей Краснознаменной кавалерийской дивизии. С этого момента ее личный и младший командирский состав стал пополняться за счет призываемых на действительную службу уроженцев бывших областей Кубанского и Терского казачьих войск. Как известно, память в среде казачества о жестоких репрессиях со стороны Советской власти («расказачивании») в те годы была еще свежа и, несмотря на внешний конформизм казаков с государством, скрытые антисоветские настроения у них были довольно сильны. Однако это вовсе не означало, что «человеческий материал», который предоставили для элитной советской кавалерии казачьи области после Приказа НКО СССР № 67 1936 г., был плох. Во-первых для службы в казачьих дивизиях партийно-советскими и мобилизационными органами на местах отбирались представители наиболее идеологически благонадежной казачьей молодежи – комсомольцы, активисты ОСОАВИАХИМ и т.д. Во-вторых выходцы из других регионов страны составляли на многих казачьих территориях большинство населения еще до 1917 г., а после того, как усилиями большевиков казачество существенно поредело, этот перевес стал подавляющим. Тем не менее, «иногородние», как выражались сами казаки, долгие годы жившие бок о бок с ними, перенимали многие обычаи и традиции казачества; разумеется, в СССР, в котором все прежние сословные границы были стерты, они направлялись на службу в казачьи части по территориальному принципу. И, наконец, в третьих, казачья воинская этика заставляла молодых станичников, шедших «в Красной Армии республики служить» гордиться службой именно в «казачьей» части и усердно выполнять свои воинские обязанности вне зависимости от их личного отношения к Советской власти. Прирожденные конники и воины, казаки зарекомендовали себя в 6-й кавдивизии как первоклассные бойцы и младшие командиры. На них в отношении боевых навыков и специфического духа товарищества ровнялись красноармейцы и младшие командиры «иногороднего» происхождения. Конечно же, бессмысленно отрицать, что такие реалии сталинской эпохи, как перманентный контроль политсостава за умонастроениями бойцов, «стукачество» и т.д. имели место и в подразделениях Кубано-Терской казачьей. Однако в целом сплоченность воинских коллективов и боевой дух казачьих частей РККА находились на очень высоком уровне.

Немалую роль в возрождении казачьих традиций в элитной советской кавалерии сыграло введение эффектной казачьей формы одежды. В случае с 6-й Кубано-Терской кавдивизией за основу была взята униформа дореволюционных Кубанского и Терского казачьих войск. Парадная форма кубанских частей состояла из темно-синей черкески с красными обшлагами рукавов и рядами газырей серебристого металла на груди (обычно газыри изготовлялись из латуни или алюминия; бойцы быстро приспособили их под хранение свернутых трубочкой писем из дома). Под черкеской носился красный бешмет, у комсостава обшитый по застежке золотистым сутажом или галуном, у политсостава – черным. Уставной поясной ремень в парадном строю заменялся на тонкий «наборный» пояс с украшениями из серебристого металла, «общекавалерийские» сапоги – на мягкие кавказские; носилась также кавказская шашка. Головным убором, при чем как парадным, так и повседневным при зимней форме, являлась круглая папаха-кубанка с красным донцем, перекрещенным у личного состава черным сутажом, у начкомсостава (командиров, политработников и т.д.) – золотистым (или галуном). При парадной и повседневной форме одежды носились широкие казачьи шаровары синего цвета с красным кантом. К зимней форме одежды полагалась черная бурка-«крылатка» и красный башлык, эпатажно закидывавшийся на спину. Форма терских частей отличалась от кубанской тем, что черкеска была «серостальной», а ее обшлага, бешмет, донце папахи, башлык и кант шаровар – светло-синими. Для начкомсостава кубанских и терских казачьих частей был также введен повседневный бешмет защитного цвета. Петлицы, нашивавшиеся при парадной форме на воротник чекменя, были установленного для кавалерии РККА синего цвета, с золотистой окантовкой у комсостава и с черной – у политсостава. За вышеупомянутыми отличиями, полевая и повседневная форма казаков были принятого для всей Красной Армии образца.

6-я Кубано-Терская казачья дивизия приняла свое боевое крещение во время похода Красной Армии в принадлежавшие до Второй мировой войны Польше Западную Белоруссию и Западную Украину 17 сентября - 5 октября 1939 г. Кубано-Терская казачья дивизия в составе 3-го, 48-го, 94-го и 152-го кавполков, 35-го механизированного полка и 15 конно-артиллерийского дивизиона (командир – комбриг П. Г. Макаров, заместитель по политчасти – полковой комиссар И. А. Быков, начштаба – полковник П. Ф. Красильников) действовала на Белорусском фронте в составе 6-го казачьего кавкорпуса имени Сталина, включенного в конно-механизированную группировку (КМГ) комкора И. В. Болдина. 17 сентября 1939 г. дивизия перешла «старую» советско-польскую границу и к исходу дня форсировала реку Ушу.
В ходе скоротечной кампании, которая была отмечена довольно эпизодическими столкновениями с не имевшими четкого приказа о начале боевых действий польскими войсками, самым значительным эпизодом для 6-й Кубано-Терской казачьей кавдивизии стал захват 19 сентября города Лида. 152-й Терский казачий Ростовский полк при поддержке танкового эскадрона 35-го Кубанского казачьего механизированного полка после короткого боя овладел городом и захватил в плен около 2 500 польских военных, полицейских и других госслужащих (из которых, правда, только 300 оказались вооружены). Трофеями казаков стали 23 боевых и гражданских самолета, захваченных на местном аэродроме, более 100 тыс. патронов и большое количество другого военного имущества.

С 26 сентября 6-й кавкорпус был переподчинен 4-й армии советского Белорусского фронта. В тот же день казаки Кубано-Терской кавдивизии впервые столкнулись со своим будущим противником – гитлеровским вермахтом. Выполняя договоренность о демаркации захваченной территории между советским и немецким командованием, части дивизии вступили в городок Высоке-Мазовецк, из которого вышли гитлеровские войска. При отходе немцы подверглись нападению польских патриотов, и в отместку обстреляли город зажигательными снарядами, а по пытавшимся бороться с огнем жителям вели пулеметный огонь. К тому времени, как Высоке-Мазовецк взяла под контроль 6-я кавдивизия, там уцелело всего 10 домов и старинный костел, а из 5 тыс. жителей на пепелище осталось около 20%. Проявив присущее казакам великодушие, советские кавалеристы оказали жителям посильную помощь, развернув для них полевые кухни, оказав помощь раненым и по возможности разместив детей и женщин в палаточном лагере. Однако реально они могли сделать для потерявших все людей очень немного…
По окончании похода 6-я Кубано-Терская казачья кавдивизия была передислоцирована на новоприсоединенные к СССР территории – в район Ломжа-Дроздово-Езерко Белостокской области. Основой для военных городков дивизии послужили старые казармы и конюшни Подляской кавбригады Войска Польского. Обживаясь на новом месте дислокации, казаки имели возможность столкнуться с проявлениями самого разного отношения со стороны местного белорусского, польского и еврейского населения – от восторженного до открыто враждебного.
Поэтическим напоминанием об участии дивизии в сентябрьско-октябрьском походе 1939 г. стала «Кубано-Терская кавалерийская» песня на стихи М. Рудермана и музыку К. Листова, написанная в рамках пропагандистской компании вокруг присоединения западнобелорусских и западноукраинских земель к СССР. В ней, в частности, были следующие патетические строчки:
По болотам и равнинам
Гнали панские полки,
И коней полёт орлиный
Не забудут казаки!
И награда нам большая -
Песни вольные людей,
Счастье и свобода края,
Слава Родины моей!
15-16 июня 1940 г. Кубано-Терская казачья кавдивизия в составе 6-го кавкорпуса 11-й армии была введена в Литву и участвовала в присоединении этой прибалтийской республики к СССР. В ходе похода подразделения дивизии имели ряд стычек с вооруженными группами литовских националистов и потеряли несколько человек ранеными. По окончанию операции дивизия была возвращена к месту постоянной дислокации.
Весной 1941 г., когда в рамках реорганизации Красной Армии все остальные казачьи дивизии были обращены на формирование мехкорпусов, 6-ю Кубано-Терскую «миновала чаша сия», возможно в силу ее хрестоматийной для советской идеологии репутации. Однако, согласно приказу НКО СССР №005 от 1 февраля 1941 г., с эффектной традиционной кубанской и терской парадной формой одежды все же предстояло расстаться. К роковому июню 1941 г. 6-я кавдивизия оставалась единственным соединением Красной армии, имевшим статус казачьего. Вместе с 36-й кавдивизией она входила в состав 6-го кавкорпуса Западного особого военного округа.

14 марта 1941 г. в должность командира дивизии вступил генерал-майор М. П. Константинов, ранее командовавший горнокавалерийскими дивизиями. Не имевший на тот момент академического военного образования, он, тем не менее, запомнился сослуживцам как храбрый и толковый командир, заслужено уважаемый подчиненными, а, кроме того, как обладатель пышных усов и зычного «атаманского» голоса. Можно сказать, что на фоне не лучшего состояния советского генералитета, с трудом оправлявшегося от последствий "ежовских чисток", 6-я Кубано-Терская казачья кавдивизия к началу войны имела вполне адекватного командира.
Генерал-майор М. П. Константинов.
Заместителем комдива по политчасти на июнь 1941 г. оставался полковой комиссар И. А. Быков, начальником штаба дивизии был подполковник Трембич, начальником политотдела – батальонный комиссар Анисимов.
В состав дивизии входили штаб и управление (в т.ч. неизбежное 3-e «особое» отделение), 3-й Кубанский казачий Белореченский кавалерийский полк (кадрированный, ком-р подполковник В. В. Рудницкий), 48-й Кубанский казачий Белоглинский кавалерийский полк (ком-р подполковник Н. И. Алексеев, начштаба майор Замятин), 94-й Кубанский казачий Северо-Донецкий кавалерийский полк (ком-р подполковник Н. Г. Петросянц, замполит батальонный комиссар Метелкин, начштаба майор В. А. Гречаниченко), 152-й Терский казачий Ростовский кавалерийский полк (ком-р подполковник В. В. Рудницкий), 35-й Кубанский казачий механизированный полк (ком-р полковник В. И. Тяпугин, замполит батальонный комиссар М. Гуревич, начштаба капитан А. Селезнев). По штатам каждый кавалерийский полк насчитывал 1 428 чел. личного состава, 1 506 лошадей и состоял из четырех «сабельных» эскадронов, пулеметного эскадрона (16 станковых пулеметов и четыре 82-мм миномета), полковой артиллерии (четыре 76-мм и четыре 45-мм орудия), зенитной батареи (три 37-мм зенитных орудия и три счетверенных зенитных пулеметных установки). Однако в июне 1941 г. штаты нигде не были полными; в 6-й кавдивизии, в частности, в полках не были сформированы зенитные батареи и минометные взводы. Далее в состав дивизии входили 15-й Терский казачий конно-артиллерийский дивизион, 64-й отдельный зенитно-артиллерийский дивизион, 15-й артиллерийский парк, 17-й саперный эскадрон, 38-й отдельный эскадрон связи (ком-р майор Груша), 10-й отдельный дегазационный взвод, 26-й медико-санитарный дивизион, 3-й продовольственный транспорт, 20-й автотранспортный эскадрон, 255-й дивизионный ветеринарный лазарет, 10-й ремонтно-восстановительный батальон, 337-й полевой хлебозавод, 47-я походная ремонтная мастерская, 49-я шорно-седельная мастерская, 259-я полевая почтовая станция, 384-я полевая касса Госбанка, а также отделение военной прокуратуры.

Дивизия насчитывала 6 759 человек личного состава (при штатах в 8 968 чел.), из них – 608 чел. начкомсостава и 1 068 младшего начкомсостава; 5 758 лошадей (при штатах в 7 625 лошадей), в т.ч. – 4 122 строевых, 1 054 артиллерийских, 582 обозных; 175 автомашин, в т.ч. - 13 легковых, 91 грузовую, 71 специальную; 10 мотоциклов; 6 тракторов; 132 автоматических винтовки и автомата; 4967 винтовок и карабинов; 2408 револьверов и пистолетов; 155 ручных пулеметов; 64 станковых пулемета; 15 зенитных пулеметов; 20 45-мм противотанковых орудий; 24 76-мм полевых орудия; 4 76-мм зенитных орудия (при штатах в 8 орудий); 8 122-мм гаубиц; 48 танков БТ-7 (при штатах в 64 танка); 9 бронеавтомобилей БА-21 (при штатах в 18 бронеавтомобилей); 66 радиостанций; 65 полевых кухонь. При не достигающем штатов личном и конском составе, а также ощутимом недокомплекте в бронетехнике и катастрофическом недокомплекте зенитного вооружения боевой потенциал дивизии был значительно снижен. Впрочем, к сильным сторонам следовало отнести довольно высокий уровень боевой подготовки личного состава и отличный боевой дух, зиждившийся не только и не столько на преданности партии и советскому правительству, но и на боевых традициях казачества. Однако среди высшего и среднего начкомсостава дивизии выходцы из казаков составляли меньшинство.
В роковую ночь на 22 июня 1941 г. части 6-й Кубано-Терской казачьей кавдивизии находились на местах своей постоянной дислокации в военных городках в Ломже и Езерках. Только два эскадрона 3-го Кубанского Белореченского полка (по сути включившие весь его строевой состав), усиленные двумя взводами танков, были 19 июня направлены на усиление 87-го отряда Погранвойск НКВД, прикрывавших госграницу на ломжинском направлении. После отбоя казаки, за исключением подразделений, несших караульную службу, спокойно отдыхали в казармах, даже не подозревая, что для очень многих из них следующий сон окажется вечным. Командиры и политработники, квартировавшие в «частном секторе», впрочем, в связи с ростом напряженности на границе были переведены с семьями на территорию военных городков. Тем не менее, в дивизии сохранялось внешнее спокойствие службы мирного времени. 21 июня в Ломжинском доме офицеров прошел праздничный вечер с танцами и банкетом по случаю выпуска младших лейтенантов, 22 июня, в воскресенье, ожидались дивизионные и корпусные конно-спортивные соревнования…
После полуночи командира 6-й кавдивизии генерал-майора Константинова, ночевавшего в расположении штаба, срочно вызвал к телефону начальник 87-го погранотряда майор И. М. Горбатюк и сообщил, что его наблюдатели фиксируют концентрацию на польской стороне границы больших сил германской пехоты, и что переход ими границы возможен в ближайшее время. Много сказано о упрямом нежелании высшего советского руководства верить в возможность агрессии со стороны гитлеровской Германии летом 1941 г., однако для командиров развернутых в приграничной полосе частей и соединений предчувствие войны буквально витало в воздухе. Им не было смысла обманывать себя. Во втором часу ночи командир 6-го кавкорпуса генерал-майор И. С. Никитин вызвал генерал-майора Константинова к себе; они прорабатывали алгоритм действий на случай перехода вермахтом границы. Около 3.00 утра 22 июня 1941 г. из штаба Западного военного округа по телефону был получен приказ «вскрыть красный пакет», что означало подъем войск по тревоге и выдвижение на намеченные им рубежи обороны. Командованию кавкорпуса была доведена печально знаменитая запоздалая «Директива командующего войсками Западного особого военного округа с объявлением приказа Народного комиссара обороны о возможности внезапного нападения немцев в течение 22-23 июня 1941 г.» Можно предположить, что для взвинченных до предела кавалерийских командиров это стало своего рода облегчением. Около 3.30 утра истошный вой «тревожных» сирен и голоса игравших тревогу кавалерийских горнов стали для казаков 6-й Кубано-Терской кавдивизии первыми звуками войны. Тем не менее, следуя приказу «быть в боевой готовности, но людей из казарм не выводить» (в котором впоследствии начштаба 94-го Кубанского Северо-Донецкого кавполка майор Гречаниченко предположил даже диверсию подключившейся к телефонным линиям дивизии немецкой агентуры), казаки начали выдвигаться на позиции только после того, как в небе появились самолеты люфтваффе первой волны.

Немецкие истребители прикрытия «прочесали» расположение 94-го кавполка пулеметный огнем, нанеся ему немалые потери в людях и лошадях, однако первая кровь не деморализовала полк, а, наоборот, придала ему боевой злости.
Мобильные и находившиеся в большей боеготовности кавалерийские полки дивизии около 4.00 утра выступили из военных городков через Гельчинский лес, чтобы занять оборону на правом берегу реки Нарев, прикрывая ломжинско-белостокское направление. 35-й механизированный полк несколько задержался, выводя и готовя к маршу свою бронетехнику. В это время первые подразделения 6-й Кубано-Терской казачьей кавдивизии – развернутые на линии госграницы эскадроны 3-го Белореческого полка и танковые взводы - уже вступили в бой…
Ломжинский участок границы, имевший форму выступа, не находился на направлении главного удара германской группы армий «Центр». Севернее его перешли в наступление части 3-й танковой группы генерал-полковника Гота и 9-й армии вермахта, а южнее – знаменитая 2-я танковая группа хваленого немецкого танкового командира генерал-полковника Г. Гудериана и 4-я армия. Словно клещами охватывая главные силы советского Западного военного округа (с началом боевый действий – фронта), они должны были окружить их и захватить столицу Белорусской ССР Минск. Непосредственно «Ломжинский выступ», оборонявшийся частями советских 6-го кавкорпуса и 1-го стрелкового корпуса 10-й армии имел в планах гитлеровского наступления второстепенное значение. Его должны были захватить части 42-го и 7-го армейских корпусов вермахта.
Непосредственно против 6-й Кубано-Терской казачьей кавдивизии к югу от Ломжи наступала немецкая 23-я пехотная дивизия (23. Infanterie-Division), ком-р генерал-лейтенат Гейнц Гельмих (Heinz Hellmich), 7-го армейского корпуса 4-й армии – одно из лучших пехотных соединений вермахта, известное под прозвищем «Grenadierkopf» - «Голова гренадера», по дивизионной эмблеме. Впрочем, этот вывод можно сделать только на основании немецких боевых расписаний. Для казаков 6-й советской кавдивизии противник не имел имени – сведения разведки Западного военного округа о противнике были крайне отрывочны и недостоверны.

После артподготовки, осуществленной силами корпусной и дивизионной артиллерии, частям 23-й дивизии противника удалось успешно прорвать оборону советских погранвойск (хотя отдельные заставы 87-го погранотряда продержались в окружении от нескольких часов до суток и начали отход только по приказу) и развернуть наступление, в боевых порядках двигаясь в направлении Ломжи. Два эскадрона 3-го Белореченского Кубанского полка и танковые взвода, державшие оборону в приграничной полосе, были сбиты с позиций и разгромлены превосходящими силами противника; избежавшие гибели или плена казаки присоединились к еще сражавшимся пограничникам.
Около 10.00 22 июня на рубеже Ломжица-Завады в 1-2 км западнее Ломжи началось встречное сражение между наступающими частями немецкой 23-й пехотной дивизии и выдвигавшимися ей навстречу кавполками 6-й Кубано-Терской казачьей. Первым в бой вступил рвавшийся отомстить за погибших при авианалете товарищей 94-й Кубанский Северо-Донецкий полк, который с приближением противника спешился и развернулся в оборонительные порядки вдоль железнодорожной линии Ломжа-Лапы. Не успевшие даже отрыть индивидуальных стрелковых ячеек, казаки, тем не менее, не дрогнули под натиском опытной немецкой пехоты и, укрываясь за железнодорожной насыпью, встретили ее интенсивным ружейно-пулеметным и артиллерийским огнем. Завязался ожесточенный огневой бой, не раз переходивший в ближний. С подходом 48-го Кубанского Белоглинского и 152-го Терского Ростовского кавполков, смело контратаковавших в пешем строю, продвижение немецкой пехоты было остановлено. 35-й Терский механизированный полк, задержавшийся с выступлением, на марше подвергся сильным ударам германской авиации и понес значительные потери, однако все-таки сумел выйти на исходные рубежи. Когда на поле боя вышла советская бронетехника, гитлеровская пехота прекратила атаки и перешла к обороне. Захватить Ломжу с хода элитной 23-й пехотной дивизии вермахта не удалось: она натолкнулась на мужественное сопротивление такой же элиты Красной Армии – казаков. Точных данных о потерях сторон в ходе этого сражения нет (только в хронике боевых действий 23-й германской дивизии встречается информация о «170 эвакуированных раненых»), однако все советские источники в один голос утверждают, что гитлеровцы были изрядно потрепаны. Большие потери, несомненно, понесли и казаки, позиции которых, к тому же, весь день «утюжила» немецкая авиация. Однако, несмотря на все жертвы и неясную боевую обстановку на других участках фронта, настроение в боевых частях 6-й Кубано-Терской кавдивизии 22 июня было приподнятое: казаки почувствовали вкус победы! К сожалению, этому сладостному мигу вскоре было суждено смениться кровавой горечью поражеия…
До исхода дня 22 июня 6-я кавдивизия успешно держала оборону Ломжи. Однако обстановка на других участках Западного фронта на фоне стремительно развивавшегося германского наступления в это время катастрофически ухудшалась, а его штаб все больше терял контроль над ситуацией и выпускал из рук управление войсками. В частности, об успехе казаков в штабе фронта в Минске знали лишь то, что «6-й кавкорпус - южнее Ломжи», что явствует из Оперсводки №1, появившейся к 22.00 22 июня.

В то время, как боевое крещение 6-й Кубано-Терской казачьей дивизии оказалось удачным, ее тылы и подразделения обеспечения 22 июня ощутили на себе все трагические последствия полного господства немцев в воздухе, завоеванного люфтваффе в первые часы войны. Согласно боевому донесению №1 штаба 10-й армии, по состоянию на 14 часов 40 минут противник совершил «10 авианалетов, каждый по 30-35 самолетов… Ju-87, Do-17 и Do-53» на военные объекты 6-й кавдивизии и 6-го кавкорпуса в Ломже. В результате продолжавшие оставаться в местах дислокации казачьи тыловые подразделения понесли тяжелые потери, были практически уничтожены склады боеприпасов и ГСМ и других боевых и вспомогательных метериалов. По свидетельствам очевидцев, пожары в разрушенных бомбами военных городках бушевали более суток, а над горящим складом горючего в воздух поднимался столб пламени и дыма, заметный за много километров. Таким образом, 6-я кавдивизия в первые же часы войны лишилась своего тыла и, как результат, столь необходимого для регулярной боевой деятельности снабжения.__________________________________________________________М.Кожемякин.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.