Ночевку в бронетранспортёре я перенёс почти нормально, моя верхняя часть туловища, в которой у некоторых находится мозг, почти не отломалась, не укатилась под командирскую сидушку, ноги тоже остались при мне. Поутру я проснулся изрядно помятый, но довольный, что проснулся. Со всей ротой, как культурный человек, умылся в реке, позавтракал и тут на всех навалилась небывалая новость - нас попёрли на построение. Построение в армии, это точно, самая новая новость.
Застроили нас на пляже поротно, с оружием и вещмешками, как говорится – с шинелями в скатку, точно, как перед первой операцией. Комбат капитан Есипенко поставил боевую задачу - десантироваться на вертолётах в район «Пизгаранского креста». Указанное место было печально известно нашему полку, 30-го апреля 1984-го года в полукилометре от кишлака Пизгаран, рядом со слиянием в «крест» трёх ущелий, прошел бой первого батальона капитана Королёва.
Для душманов это место имело стратегическое значение, ибо имело удобные, скрытные проходы через глухие горы в Пакистан. Оттуда на территорию Афганистана поступало оружие, боеприпасы, пополнение, деньги, рабы и всё это «счастье» было удобно оборонять в организованном душманами крупном перевалочном центре. Природа устроила в том районе очень высокие горы на очень большой площади, техника здесь не каталась, если правительственные войска сюда полезут, они останутся без еды, воды и боеприпасов. Поэтому к боевой операции привлекли советских солдат, типа, они крепче техники, они справятся.
Мне было очень приятно ощутить себя крепче чем броня, но всё же имелось лёгкое желание слегонца очкануть. Потери первого батальона намекали на грустные обстоятельства - душманы в тех горах водились борзые, они залупились на целый батальон, именно там ошивался Ахмад Шах с двумя телохранителями и французскими киношниками. Сидели, жабы, в горах и ждали как бы пообидней меня застрелить и заснять на видос.
Долго очковать советскому солдату не к лицу, я выслушал комбата Есипенко, получил задачу высадиться с вертолёта в офигенное душманское логово, огромную агломерацию кишлаков под названием Абдуллахейль, горестно махнул рукой внутри себя и подумал: - «Жизнь есть жизнь, как бы ты ее не жил, а иначе что это за жизнь».
По приказу комбата, командиры рот поделили своих подчиненных на группы для посадки в вертолёты, приказали с вещмешками и оружием дожидаться прибытия бортов прямо на каменистом пляже. Мы, солдаты, сидели и лежали группами, курили и трындели ни о чём. К нам подъехал БТР с коробками, ИО ротного и старшина прямо с брони доукомплектовали нас сухпайком на трое суток.
Сентябрь 1984г. Погрузка Третьего батальона для десантирования в Абдуллахейль.
Может быть час, а может и полтора, наша рота «загорала» на пляже, затем появились первые борты, то есть вертолёты. Они заходили на посадку, ИО командира роты выкрикивал какие-то команды, но рёв двигателей и свист лопастей заглушал всё вокруг. Солдаты догадывались о том, что приказывает командир, по мимике и жестикуляции. Группа поднимала свои вещмешки, бежала на посадку, насколько это было возможно с грузом на горбу. Под грохот и гул я тоже поднялся и попытался побежать под своей ношей. Здоровенный вещмешок подскакивал на моих плечах при каждом шаге и вбивал меня в гальку пляжа, как баба копра вбивает в землю лягушонка. Если бы я знал, что быть горным стрелком настолько неприятно, наверное, пошел бы в кружок кройки и шитья с самого детства, но вспомнил пословицу «Солдат может делать то, что он желает, но не может желать, что ему желать» и побежал не лучше других.
По инструкции, первыми в вертолёт должны загружаться самые тяжелые солдаты группы, им полагалось проследовать в дальний конец десантного отсека и занять там места. При такой методике загрузки тяжело груженые бойцы десантируются самыми последними, а первыми покинут борт самые лёгкие и подвижные воины, разбегутся веером перед вертолётом и начнут прикрывать высадку метким огнём.
Самым тяжелым у нас оказался солдат с АГСом на горбу. Как положено по инструкции, он первым вполз по алюминиевой лесенке, ввалился внутрь вертолёта и плюхнулся на самое ближнее ко входу место. Ему было тяжело бежать дополнительных пять шагов, поэтому он сфилонил и как можно быстрей разгрузил свою спину. По закону глобального западлизма рядом не оказалось Рогачёва, некому было дать регулирующий подсрачник отважному воину, и мне пришлось проследовать на его место в конце десантного отсека. С трудом я преодолел ступеньки подпрыгивающей лесенки, впёрся со своим вещмешком в проём двери и чуть ли не на карачках достиг места АГСчика. Не прошло тридцати секунд, «бортач» втянул алюминиевую лесенку внутрь вертолёта, закрыл погрузочную дверь и взмахнул рукой, как Юрий Алексеевич Гагарин:
Вертушка рванула вдоль пляжа, весело задрала хвост и пошла на подъем, я попытался смотреть в круглый иллюминатор,
увидел лишь горы, сплошные дремучие горы, они покрывали всё пространство вокруг и мне показалось, что вся планета сделана из этих жутких, корявых, островерхих непроходимых нагромождений скал и булыжников. «За что меня везут в этот ужас, почему я не сдох в детстве», - в полном офигении подумал я под шум движков, лопастей и вибрацию всей машины.
В полёте мы находились минут двадцать, или тридцать. Вертушка шла ровно и уверенно. Пацаны внутри сидели, нахохлившись и угрюмо молчали. А ты попробуй поразговаривать внутри летящего вертолёта МИ-8. Можешь даже не поразговаривать, можешь покричать. Хочешь, выкрикни какие-нибудь обидные слова про Рогачава. Или про Джуманазарова. Пользуйся случаем, тебя всё равно никто не услышит. Даже ты сам. Поэтому пацаны молчали и смотрели кто под ноги, кто в иллюминатор. Лично я смотрел в иллюминатор. Чтобы запомнить дорогу обратно, если что. Но только хрен чего я там запомнил. Горы, горы и горы. Кругом горы и все на одно лицо. Как говорится, ничто не выглядит так одинаково, как нечто похожее на то же самое.
Внутри вертолёта, бойцы перед десантированием. На их лицах выражены все их ощущения и эмоции.
Вертушка набрала высоту. Всё, что я раньше видел снизу-вверх, сделалось видным сверху-вниз и радикально изменилось, я ничего не мог узнать. Сидел, хлопал глазами и не выступал. Всё равно никто не услышит.
В какой-то момент мы начали снижаться, чувак в пластиковом лётном шлеме откатил дверь, ведущую из десантного отсека нахер, то есть на улицу, то есть в никуда, за борт. Скомандовал «Приготовиться к высадке». Вообще-то он мог скомандовать что-то другое. Скажем, мог прокричать «Я имел ввиду род Бабрака Кармаля», или «Спят усталые игрушки» - это было без разницы, что именно он прокричит. Мы по ситуации понимали, что нам нужно делать. А делать надо было просто и бесхитростно – выпрыгивать через открытую дверь в расположенную на террасе делянку кукурузы.
- Что-о-о-о? – я реально охренел, когда увидел под вертолётом кукурузу. Это высокое, сцука, растение! Выше неё только пихты или пальмы. Какого хрена летуны выбрали именно кукурузу?
Мне резко пришло в память как в босоногом детстве я догадался спрыгнуть с крыши сарая в сугроб. Теперь я совершенно точно знаю, что это низменное занятие. Хуже него бывает только поступок, связанный с засовыванием пальцев в розетку. В детстве мне доводилось делать и то, и другое, по итогу я так и не пришел к выводу какой из них наиболее дурацкий и неприятный по последствиям. Оба достаточно хреновые, поэтому я не хочу повторять ни один, ни второй. В момент, когда ты с крыши летишь в сугроб, твой глазомер ориентируется на поверхность снега и считает её твёрдой, мышцы ног срабатывают, чтобы погасить удар, но снег проваливается, ноги не встречают сопротивления опоры, мышцы думают, что всё пронесло и расслабляются. А через долю секунды до тебя долетает спрятанная под снегом грядка и со всей дури херачит по ступням. В щиколотках хрустят детали твоей ходовой части, возникает ощущение резкой боли, коленки подламываются, пяточина перекашивается гримасой разочарования, ты валишься на четвереньки со стоном: - «Ёк-колобок». После такого жизненного опыта я больше не хочу совать пальцы в розетку. И не хочу прыгать с крыши сарая в сугроб. Поэтому, по заявкам трудящихся, летуны привезли меня в Абдуллахейль и зависли над делянкой кукурузы. Бортач растворил затворку и скомандовал: – «Уёбензебитте из моей машины нахер!»
Пацан с АГСом, который забежал в вертолёт первым, поступил по принципу «взался за хрен – тяни», если первым заскочил, значит будь таковым во всём, первым и выскакивай, он схватил автомат и выпрыгнул в открытую дверь с перекошенным от мужества лицом.
Зачем он это сделал, никто не знает и теперь никогда не узнает. Потому что он исчез в дверном проёме так, будто его сдёрнули за верёвочку, будто его смыло унитазом.
АГСчик полетел в сторону поверхности планеты Земля с ускорением 9,8 метров в секунду квадратную, как положено любому, кто прочитал учебник физики за 9-й класс. Долго ли, коротко ли он летел, но, таки, сквозь стебли кукурузы достиг поверхности планеты, попытался спружинить ногами, но наегорился на долю секунды из-за кукурузы, резко получил по стопам неожиданный удар выскочившей из-под стеблей клумбой. Коленки от этой подачи у него подломились, он инстинктивно выставил вперёд руки, встал на четвереньки… едва его ладони коснулись планеты Земли, торчащий из рюкзака черный ствол гранатомёта, толщиной в полтора хера мамонта, с размаха впечатался ему в затылок всей массой стальной болванки.
Пацан даже не охнул. Он ткнулся в грядку лицом, и попытался затихнуть в позе на карачках кверху задом. Но и этого ему не удалось, тут же, без секунды промедления, на торчащую кверху задницу гранатометчика, припечатались полусапожки снайпера, который выпрыгнул вторым туловищем.
По идее, снайпер относился к категории лёгких бойцов, однако, рожа гранатомётчика этого не ощутила и поехала юзом по стеблям кукурузы. Тело гранатомётчика выпрямилось, полусапожки снайпера сместились из-под центра тяжести самого снайпера, тот нелепо взмахнул в воздухе руками, как чайки крыльями, и смачно грохнулся копчиком и вещмешком на ноги гранатомётчика. В это время из вертолёта к ним двоим уже летели боевые товарищи. Ну и пошло-поехало: шлёп, шмяк, бац, хрясь, ой, уй…
Когда борт вертолёта покинул я, то прыгал уже не в кукурузу, а в кучу-малу, составленную из вещмешков, автоматов, зелёных солдатских тел, черных полусапожек… Всё это ворочалось, хрипело и материлось.
Вертушка выкинула замыкающего бойца мне на горб, завалилась лопастями вдоль склона, с красивым виражем загрохотала винтами прочь. Порывом ветра, уходящего из-под винтов, мотнуло несколько уцелевших сиротливых стеблей кукурузы, подняло в воздух и понесло чью-то панаму. Высадка состоялась успешно.
