Армия + СССР

Их мечта о свободной Кубе стала явью... 2 декабря 1956 года 12 изгнанников-повстанцев во главе с молодыми Фиделем Кастро и Че Геварой вернулись на Родину – и объявили партизанскую войну про-американскому режиму своей страны. Объявили войну узурпатору-тирану Батисте – тупо грабившему и кошмарившему народ Острова. Они смогли сокрушить и обрушить режим. Они смогли зажечь и поднять на борьбу за свободу и независимость Родины почти всё население Кубы!

Из маленького партизанского отряда в 20 человек они по-степенно стали «Повстанческой Армией»! Кубинцы начали бастовать и саботировать работу промышленности, помогать партизанам и нападать на представителей власти. Крестьяне приносили восставшим еду – и информировали их о перемещениях карателей. И даже городские буржуа снабжали повстанцев средствами борьбы.

То тут, то там вспыхивали новые очаги сопротивления. Молодёжь открыто выступала против узурпатора власти. В марте 1957 г. восставшие студенты даже попытались взять штурмом дворец Батисты, но потерпели поражение.

Команданте Че возглавил одну из двух групп бойцов, наступавших на Гавану. Армия Батисты, которую уже едва контролировал тиран, не смогла их остановить.

Героическим отрядом Че Гевары взята штурмом Санта-Клара. Важный город защищало более 3 тыс. батистовцев – но три сотни повстанцев сломили их! Началась всеобщая забастовка.

1 января 1959 г. диктатор сдался и сбежал с острова. А через пару дней партизаны свободно вошли в Гавану. Народ с восторгом встречал победителей на улицах столицы.

Постепенно Фидель Кастро стал не только вождём Кубинской революции – но и всего Острова Свободы. Постепенно стал наводить порядок, начал строить социализм – и «закручивать гайки», выявляя и высылая в Америку её чрезмерных поклонников, классовых врагов и чуждых элементов. Как и Че Гевара, он очень любил и уважал товарища Сталина, держал равнение на него.

Че Гевара пишет о начале своего революционного пути : «Я поклялся перед портретом умершего и оплакиваемого мною товарища Сталина, что у меня не будет отдыха до тех пор, пока я не увижу, как будет уничтожен капиталистический спрут».

Кубинская революция стала важнейшим мировым событием. Она явила пример безстрашия и героизма, всенародного энтузиазма, подъёма, порыва всего народа маленького Острова стать свободным! Всеобщая народная Мечта стала явью! Она вдохновила миллионы людей – прежде всего, в Латинской Америке с её множеством военных диктаторов – на борьбу за свободу.

Успеху революции способствовала безкомпромиссная готовность восставших пожертвовать собой. «Patria o muerte!» («Родина или смерть!») — под этим лозунгом они воевали против Батисты. Сорокатысячная армия узурпатора уступила движению, которое началось с маленького отряда, загнанного в горы Сьерра-Маэстра!

И Че, и братья Кастро остались в живых при разгроме их группы на Сьерра-Маэстра в 1956 году, проанализировали ошибки и причины первого неуспеха. «Враг нанёс нам поражение, но не сумел нас уничтожить. Мы будем сражаться – и выиграем эту войну!» – сказал тогда Фидель.

Если бы не проклятые пули, попавшие в ноги Че Геваре во время последнего боя в Боливии, то команданте так же изучил бы допущенные ошибки, сделал выводы – и продолжил борьбу с удесятерённой энергией.

Че Гевара и Фидель Кастро планировали разжечь в Латинской Америке партизанскую войну ещё в 1962 году, после Карибского кризиса. В 1963 году кубинцы начали организацию «континентальной герильи» – и основной базой для этого выбрали Боливию.

Эрнесто Че Гевара прибыл в Ла-Пас под чужой фамилией самолетом из Сан-Паулу (Бразилия), вероятно, в ноябре 1966 года. Без бороды, с залысинами, седой (результат краски), в толстых роговых очках, при галстуке, он своей внешностью никак не напоминал известного всему миру Че. Он под видом коммерсанта свободно ходил по улицам боливийской столицы. У него было два уругвайских паспорта. И его уже ждали друзья-соратники на готовой к приёму базе-ранчо.

Отряд Че Гевары насчитывал 53 человека. Боливийцы, кубинцы, аргентинцы, перуанцы… Многие из них прошли уже боевую подготовку, имели боевой опыт. С таким маленьким отрядом Че планировал развернуть партизанскую войну против Боливийской армии и режима военного президента-диктатора.

Че постарался сделать лагерь как можно более комфортабельным. Под его руководством были построены склады с продовольствием, наблюдательная вышка, даже маленькая электростанция. Он и другие наиболее образованные бойцы проводили с остальными занятия, преподавая историю Боливии, политическую экономию и грамматику. В качестве факультативных занятий по вечерам Че давал бойцам уроки французского. Разумеется, он учил их и тактике ведения боя, а некоторых даже обращению с оружием.

Между тем до властей дошли смутные слухи о появлении в лесах каких-то неизвестных людей с оружием. Группа Гевары не вела агитации, поэтому боливийцы сделали наиболее простой вывод : на ранчо Каламина окопались наркодельцы. 23 марта 1967 года армейский взвод вышел в лес — и угодил в засаду. Вместо банды наркобарона их встретили решительно настроенные партизаны. Итог короткой перестрелки — семеро убитых, 14 пленных, восемь человек сумели бежать. Че Гевара начал свою войну в Боливии.

Моральный дух армии рос, но бойцов было слишком мало. Надежды Че на привлечение местного населения не оправдались. Крестьяне не понимали и боялись партизан. Они ни о чём таком не мечтали. И вообще ни с кем не хотели воевать – да тем более за ненужную им свободу, да ещё для всего угнетённого человечества!

Вообще, Че ухитрился явиться в самую контрреволюционную республику. Дело в том, что земельная реформа, недавно проведённая в Боливии, серьёзно улучшила положение крестьян. Получившие в течение короткого времени собственность на землю – и права самоуправления, люди вовсе не горели желанием свергать правительство.

Они были намертво привязаны к своим клочкам земли – и ничего не хотели менять в своём привычном торгашеском мелкобуржуазном укладе. Они ничего не хотели видеть дальше своего носа и своей деревни. Они сотрудничали с властями, сливали им партизан – и даже организовывали против них свои «отряды само-обороны». Время шло, проходили месяцы. Новобранцы в отряд не приходили.

Боливийские коммунисты узнали, что хрущёвское Советское Правительство – уже приступившее к активному сворачиванию всех сталинских проектов и реформ, к постепенному разложению, развалу и сливу СССР – крайне негативно относится к Че и его революционной деятельности. И поэтому они перестали сотрудничать с Че, престали оказывать ему хоть какую-то поддержку.

Боливийская армия стала наступать... Об этом в отряде Че узнали из радиопередач.

28 марта Че Гевара записал в своём дневнике: «Эфир продолжает быть перенасыщен сообщениями о герильях. Мы окружены двумя тысячами человек на участке в сто двадцать километров – и окружение сжимается, дополняемое бомбардировками с напалмом…».

Отряд оказался в оцеплении, отрезанным от всего остального мира, не имея связи ни с Кубой, ни с городом. Таким образом, шансов победить у Че не было никаких. Даже выбраться из оцепления живым ему, по всей видимости, не удалось бы.

Численность армии противника увеличилась до 4800 человек. Боливийцы не знали, кто является организатором герильи, но затем им удалось выяснить, что в лагере находится Че Гевара.

Че водил отряд по Боливии, между тем как кольцо окружения продолжало сжиматься. Постепенно они потеряли один за другим склады с продовольствием и медикаментами. Солдаты страдали от голода, отёков и укусов тропического насекомого бора, которое оставляло под кожей человека личинки. Последние месяцы существования отряда в джунглях Боливии были ужасны.

Сентябрь стал для партизан последним месяцем... В первых числах октября маленький отряд, сокращающийся с каждым месяцем (некоторые умерли от ран, другие дезертировали, попали в плен – и выдали своих недавних товарищей), был окончательно разгромлен.

7 октября 1967 года информатор из местных крестьян выдал боливийскому спецназу место расположения партизанского отряда Че Гевары в ущелье Кебрада-дель-Юро.

8 октября 1967 года его отряд из 17 человек был выслежен и окружён подразделениями «рейнджеров» – руководимых и обученных для борьбы с повстанческим движением специалистами из ЦРУ.

Гевара с несколькими соратниками отвлёк внимание на себя, был ранен и захвачен в плен. Но тем самым помог остальным 11 бойцам своего отряда уйти. Взять его смогли только после того, как у него закончились все патроны.

В плену держался вызывающе, гордо, голову держал высоко, смотрел всем в глаза. Улыбался без страха – несмотря на раны.

Утром 9 октября Че Гевара был казнён. Исполнитель приговора вошёл к нему с пистолетом в трясущихся от страха руках. Команданте Че презрительно крикнул в лицо убийце :

«Стреляй в меня, трус! Ты убьёшь только человека!»

Его изрешечённое пулями тело с почти живым осмысленным взором почему-то открытых глаз привязали к полозьям вертолёта – и доставили в ближайший городок, где выставили на всеобщее обозрение… С целью запугать боливийцев, показать им, что так будет с каждым врагом режима. Но для многих местных жителей и крестьян, пришедших попрощаться с Команданте, он стал объектом почитания – стал святым!

8 октября на Кубе в память об Эрнесте Че Геваре отмечают День Героического Партизана. 9 октября помнящие, любящие и уважающие Че люди мира чтут его память минутой молчания.

Сражаясь в Гватемале, Кубе, Конго, Боливии, Че Гевара понимал, что его в любой момент может настичь вражеская пуля. «Моё поражение не будет означать, что нельзя было победить. Многие потерпели поражение, стараясь достичь вершины Эвереста – и в конце концов, Эверест был побеждён».

Че Гевара указывал, что только один партизанский Вьетнам отнимает огромные ресурсы у США – у главного бастиона империализма, и вынуждает шататься всю капиталистическую систему мира. А если таких «Вьетнамов» станет много – империализм рухнет, не в силах справиться с международным сопротивлением. Вот именно с этой целью он приехал в Боливию – организовав и возглавив свой партизанский отряд «повстанческой армии».

Родина или смерть! – вот девиз Че Гевары по жизни, его программа, его мечта. Его осознанный выбор, его решение и намерение – формирующие суть-бу. Свободная Родина стала воплотившейся в явь мечтой. Покинув Родину – он нашёл смерть... Уйдя с родной земли воевать за чужое счастье. Будь осторожней в своих мечтах – они сбываются!

Но всё же, всё же, всё же... «Я всегда буду мечтать – и не перестану, пока меня не остановит пуля!» – говорил Команданте. Зажигая людей всего мира своей Мечтой.

Свет его Чело-вечной Души, свет его глаз и улыбки идёт сквозь время... Идёт сквозь нас – ныне сущих-живущих людей-человеков. Зажигая в нас тот же Вечный Огонь – который горел в безстрашном и безсмертном Команданте Че.

Вечная память тебе, Братское Сердце ! Вечная Слава !

El Pueblo Unido Jamas Sera Vencido ! Единый Народ никогда не может быть побеждён .

РОДИНА ИЛИ СМЕРТЬ ! - СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ КОМАНДАНТЕ ЧЕ ГЕВАРЫ

За время службы в Афганистане мне так и не пришлось осесть на одном месте. В полку в Джабале я прослужил лишь пару месяцев. Затем постоянно был в "командировках". Нас кидали на усиление постов пехоты, по секретам и на операции местного значения. Еще приходилось сопровождать свои батальонные колонны в полк. Боеприпасы и продукты, мы получали в полку. Все грузы надо было доставить на заставы, а потом уже по секретам. 

Где-то в конце апреля или начале мая нашу батарею из Душака (Северный Саланг) перевели в район кишлака Калатак (Южный Саланг). В этой главе я хочу рассказать об очередном секрете, в котором мне довелось нести боевое дежурство. На этой точке я бывал не один раз. Вначале простым бойцом, а потом уже старшим секрета. За последние полгода службы в Афганистане, наша батарея, да и весь батальон, понесут большие потери. Замены не будет и не будет долго. Мне вместе с Григорием Зыряновым придется сидеть на "Вышке" до самого дембеля, переслужив в армии четыре месяца больше положенного срока. Нас с ним спустят с гор только за пару недель до отправки домой.

Секрет носил название "Вышка", находился он на южном Саланге, над кишлаком Калатак. Поговаривали, что когда-то до нас в этом секрете душманы ночью вырезали всех бойцов. Секреты еще называли выносными постами. Они выставлялись в более уязвимых местах, то есть удобных для незаметного подхода и нападения на важные боевые объекты - заставу, колонну, мост и другие. Без преувеличения можно сказать, что от четкого и грамотного выполнения боевой задачи единицей секрета, зависели жизни сотен бойцов, тонны боеприпасов и продовольствия и огромное количество единиц боевой техники. По сути, секрет являлся живым заслоном на подходах к важным стратегическим объектам.

От батареи до секрета было километра полтора по дороге. Затем следовало спешиться с техники и пешком подниматься на вершину. До вершины горы дистанция была не более двухсот метров, но путь шел круто в гору.

Дорога к Салангу расположена в горном массиве и идет вверх. Если ехать на технике, подниматься по дороге, то за час можно доехать до перевала. За этот час ты встретишь и знойное лето, и осень, и весну, и даже зимнюю стужу со снегом.

Фотография сделана из кишлака Калатак. Внизу видна дорога и мост. Выше в гору, над этим кишлаком, был наш секрет "Вышка", а внизу, под мостом, землянка пехоты, у них там тоже был секрет. Пятеро бойцов в нашем секрете на вершине горы и шесть бойцов внизу под мостом. Справа от моста из узкого прохода в ущелье вытекала река. За этим проходом брало начало большое ущелье со множеством кишлаков и огромной территорией. Между мостом и кишлаком были свалены "скелеты" сгоревшей техники. В кадре не запечатлены останки этой техники, они скрыты выступом горы и домами-дувалами. Судя по этому кладбищу техники, диверсии на мосту и обстрелы колонн здесь происходили не один раз. Наша задача - охранять мост, трубопровод и дорогу от диверсий. Мы обязаны были круглосуточно вести наблюдение за окрестностями. Обо всех подозрительных передвижениях в горах, ущельях, незамедлительно докладывать командованию батареи по связи.

На моем фото приблизительно видно месторасположение секрета и заметьте, не видно рядом никаких войск и укреплений. Эту территорию, на сколько глазу видно, мы, пятеро пацанов, держали под своим контролем, под мостом правда еще шесть таких же. Я конечно не приписываю все заслуги по охране этого участка маршрута только нам. Мы всегда могли рассчитывать на огневую поддержку нашей минометной батареи и к тому же, несколькими километрами выше к Салангу, на Самиде стояла застава пехоты нашего батальона. Да и дальнобойная полковая артиллерия была всегда к нашим услугам. Один раз даже мне лично довелось корректировать огонь дальнобойной артиллерии. Я не знаю с чем тогда была связана артподготовка артиллерии. Артиллеристы вели огонь через нашу вершину, то есть над нашими головами, вдаль в ущелье.

На "Вышку" первый раз я попал в ноябре 1984-го года. Уже после того, как наши пацаны подверглись обстрелу душманов. В то время на секрете несли службу бойцы из нашей батареи. Пятерки бойцов сменяли друг друга где-то через месяц - полтора. Осенью к нам в батальон прислали двух бойцов. Один из них почти до дембеля отслужил поваром в полку. Второй прослужил в Союзе немногим больше полугода. За какой-то залет, в наказание, их направили на "Вышку". И вместе с ними сержант, тоже из бывших нарушителей воинской дисциплины, но уже несколько месяцев прослуживший у нас. Я до сих пор не знаю, какому же военному стратегу, хватило ума отправить залетчиков на такое ответственное задание. Какие из них бойцы? Да они же не умеют ничего! Они ведут себя как слепые котята. Я понимаю, что ребята возможно совершили какие-то довольно тяжелые воинские преступления. В батальон к нам попадали люди из разных частей, их не судили, а просто ссылали на исправление. Но, исправление не должно приводить к гибели человека. Никто его к смертной казни не приговаривал. Я считаю, что такие исправления были неоправданными. По-моему, придумать такое мог только безответственный, глупый начальник. Я не знаю кто именно принимал такие решения. Но, я отношусь к ним крайне негативно. Потому что такие залётчики в новом коллективе пытаются показать свою крутость. Однако, они не понимают куда они попали. Они не понимают, что за любую свою ошибку они заплатят своей кровью. А скорее всего жизнью.

Согласно логике войны, по её жестокой закономерности, эти три неопытных бойца угодили под обстрел. При одном из спусков за продуктами именно они попали в засаду. Бывший повар был смертельно ранен. Второй боец получил ранение попроще. Подробности боя не знаю, в самом бою я не участвовал. Прибыл на место боя, когда всё было уже закончено. С места боевого столкновения, я выносил смертельно раненого повара. Эвакуировал его в БТР. Не помню куда ему пуля вошла. До сих пор у меня перед глазами стоит картина: сижу возле него, он лежит, хрипит-дышит, голый живот, а на животе нет ни единой волосинки. Я тогда почему-то смотрел только на его судорожно вздымающийся живот. Меня поразило сходство именно с каким-то детским образом. У меня-то уже пробивались волосы и на животе, и на груди. Волосатость на теле, я тогда считал основным признаком взрослости. Я смотрел на его голый детский живот и думал: "Мля, он ведь пацан совсем, да и отслужил уже, да и повар ведь, почему погиб? Зачем?"

МАСТИЦКИЙ Михаил Иванович, рядовой, повар, род. 14.9.1964 на тер. Совхоза "Любимовский" Есильского р-на Целиногр, обл. Казах. ССР. Белорус. Учился в СПТУ-5 в г. Лида Гроднен, обл. БССР.

В Вооруж. Силы СССР призван 29.9.82 Новогрудским ГВК Гроднен, обл.

В Респ. Афганистан с янв. 1983.

При спуске с высокогорного сторожевого поста 29.11.1984 группа воинов, в составе которой он находился, попала в засаду и была обстреляна.

При отражении нападения пр-ка М. погиб.

Нагр. орд. Красной Звезды (посмертно).

Похоронен в дер. Отминово Новогрудского р-на Гроднен, обл.

После этого боя оба бойца выбыли из строя. Один поехал в госпиталь, в Ташкент, а второй в цинке домой. Тот, который попал в госпиталь, благополучно прошел лечение и вернулся в батарею. Но через некоторое время погиб на секрете "Заря".

САЙДУЕВ Ахмед Магомедрамазанович, сержант, ком-р миномета, род. 14.7.1965 в с.Цовкра1-я Кулинског р-на Даг. АССР. Лакец.

В Вооруж. Силы СССР призван 20.10.83 Кулинским РВК.

В Респ. Афганистан с апр. 1984.

Принимал участие в боях. Проявил себя мужественным, храбрым и стойким воином. 7.5.1985 группа воинов под его командованием при следовании за боеприпасами и продуктами питания для сторожевого поста была обстреляна моджахедами. В ходе боя С. подорвался на мине и погиб.

Нагр. орд. Красной Звезды (посмертно).

Похоронен в пгт Манаскент Ленинского р-на Даг.АССР.

В с. Доргели Ленинского р-на на доме, в котором он жил, установлена мемор, доска.

Погода на вершинах гор капризная. Особенно весной. Стоишь на посту. Жара...солнце печет нещадно и укрыться от него некуда. Ни деревьев, ни даже кустов, ничего вокруг, кроме голых скал. И вдруг появляется облако. Большое, холодное и постепенно окутывает тебя. Все! Как будто и жары небывало. Промозглая сырость проникает под форму и начинаешь промерзать, кажется, до самых костей. Противное ощущение. По-быстрому накидываешь на себя бушлат или телогрейку и пытаешься согреться. Через некоторое время облако проходит сквозь тебя или ты сквозь него и опять жаркая, знойная погода. Очень хорошо запомнились эти резкие перепады температуры в горах.

Ближе к весне меня в очередной раз направляют на "Вышку", но уже не рядовым бойцом, а командиром секрета. Как только меня назначили на эту ответственную должность, я очень старался чтобы служба была налажена как положено. В продолжительном бою, возможно, нас могли бы выбить. Но застать врасплох и вырезать не могли. Реально, я сам был на пределе и пацанам расслабиться не позволял. Это при том, что я сам по натуре немножко лирик и немножко ботаник (очень люблю растения, даже палки, воткнутые в землю моей рукой, листья пускают). К тому же все пацаны по возрасту были старше меня. Кто на год, кто на два, а то и на три. Кто-то уже успел закончить училище или техникум, или даже вуз. Пацаны, которые были моложе меня призывом и то по возрасту все равно были старше меня. Это мне "свезло" с призывом, через три месяца после исполнения восемнадцати лет, я уже был бойцом Советской армии. В таком коллективе мне пришлось служить и воевать, и командовать. Приходилось действовать жестко, без малейших раздумий. Если кто-то пытался бравировать своим сроком службы, то он немедленно получал в рыло. Нет, не младшие по призыву, а именно свои. Хотя, прибегнуть к таким мерам мне пришлось всего разок или два, больше не понадобилось. Да и друг у меня был очень надежный и верный. Юра Дубовицкий. Хоть и не часто нам доводилось быть вместе, но я знал, что всегда могу рассчитывать на его помощь. В общем, несмотря ни на что, мне удавалось держать свой авторитет и железную дисциплину на вверенной мне точке. Хотя конечно, не все было так гладко. Ввиду возраста и какой-то молодецкой бесшабашности, отсутствия офицеров, я совершал проступки, подвергая смертельной опасности свою жизнь и жизни доверенных мне бойцов. Об этом я попытаюсь изложить по мере повествования.

И еще, я очень ненавидел дедовщину. Когда я с Григорием поднялся на "Вышку", там был один боец, призывом моложе нас. Он был небрит, не подшит, одет в очень грязную форму, в общем выглядел как военнопленный. Я не вникал, что с ним до этого происходило, сам ли он довел себя до такого состояния или помогли "дедушки". Я просто сказал ему: "Сейчас здесь я командир и пока я здесь, мы все равны, для меня практически не играет роль срок службы". 

Через некоторое время, к нам с проверкой, поднялся старший офицер батареи, старлей Липатов. Офицер был положительно удовлетворен порядком в секрете и спросил у меня: "Как тебе удалось преобразить "деда Фишку" (кличка бойца)? Я его таким никогда не видел. Он стал похож на бойца Советской армии. Выбрит, умыт, одет по уставу и даже глаза светятся".

Наши батарейцы старлея Липатова не очень уважали за его постоянные попытки установить армейскую дисциплину в нашем "партизанском отряде". Он был довольно жесткий офицер, да и ростом и силушкой его бог не обидел при рождении. Поэтому в батарее между бойцами и Липатовым периодически происходили конфликты. Но я как раз-таки и уважал его за эти черты и за отсутствие панибратства что ли, между солдатами и офицерами. Он умел держать допустимое в боевой обстановке, расстояние. Ну и как мне всегда казалось, ко мне этот офицер так же относился с уважением.

Где-то на вторые или третьи сутки моего пребывания в секрете к нам подошли несколько местных пацанов - бачей. Естественно, они остановились на расстоянии от наших минных заграждений и через часовых вызвали старшего, то есть меня. Разговор был один на один. Внизу горы на которой располагался секрет, находились кишлаки можно сказать во все стороны вокруг горы. Мне была предложена немалая сумма денег еженедельно, за то, чтобы я "закрывал" глаза на то, что кто-то будет грабить колонны внизу, только афганские, наши трогать не будут. Я категорически отказался и сказал, что о любых нарушениях такого плана, я буду докладывать командованию. Так что передайте тем, кто вас послал, что сделка не состоялась. Я ожидал, что последует какая-то месть в ближайшее время. Но поверьте, у нас впредь завязалось что-то вроде дружеских отношений. Я не знаю причину и не знаю, чем они руководствовались. Но бачата не один раз приходили с сообщениями и предупреждали нас об усилении бдительности, потому что могли проходить не местные банды. Я помню их слова: "Будь осторожен сегодня ночью, могут быть чужие банды, они могут на вас напасть, они ведь не знают, что ты хороший".

Часто их сведения совпадали со сведениями нашего командования. Уже после предупреждения бачей, комбат передавал нам по связи об усилении бдительности,. Получены данные от полковой разведки о передвижении бандформирований в нашем районе. Я правда, до сих пор не могу объяснить суть всего, что тогда происходило. Но думаю, что афганцы были уверены в том, что мы в состоянии защитить не только себя, но и их кишлаки от "залетных" банд. Ведь на Саланг периодически совершали вылазки банды Ахмад Шаха из Панджшера и Гульбеддина Хекматиара из Чарикарской зелёнки. Для этих головорезов не существовал никакой закон. Они воевали, как с советскими войсками, так и сжигали, и грабили афганские колонны, и кишлаки.

На "Вышке" я обратил внимание на надежность советского оружия. И на отношение некоторых товарищей к этому оружию. Я бы даже сказал к пофигизму и халатности. На секрете "Вышка" у нас был стандартный набор оружия. Автоматы Калашникова, миномет, пулемет Калашникова и еще АГС. Где-то на второй или третий день пребывания на "Вышке", я решил проверить в каком состоянии находится вооружение. Все, кроме пулемета было в относительно нормальном состоянии. А вот пулемет ни в какую не хотел стрелять. Коробка с лентой заправлены, но пулемет не стреляет и даже затвор передернуть невозможно. И более того, его невозможно было разобрать. Пулемет я поставил на приклад и при помощи удара ломиком, нам удалось передернуть затвор. И, о чудо, машинка заработала. Я выпустил какое-то количество патронов по дальним горам. Только после этого, я смог разобрать пулемет. Внутри был не просто нагар от стрельбы, казалось, что все внутренности пулемета покрыты железной рудой и ржавчиной. Не знаю сколько надо было сделать из него выстрелов, сколько времени не чистить его и плюс к тому вид был такой, что его еще и как будто в воде держали. Этот эпизод указывает на очень высокую и почти безотказную надежность пулемета. Хоть и при помощи ломика, но я смог из него стрелять!!! Никогда бы не поверил, если бы не самому лично пришлось в этом убедится. Впредь я всегда уделял должное внимание вооружению и постоянно указывал на это бойцам. Ведь от состояния оружия напрямую зависели наши жизни.

Я бы сказал, что обеспечение в секрете продуктами и боеприпасами у нас было хорошее и вовремя. Хорошее и вовремя, понятие очень относительное. Афган уже сумел приучить нас относиться и к голоду, и к холоду вполне спокойно.

Гораздо труднее было сохранить и распределить продукты на какой-то срок. В основном поднимали нам все необходимое. В первую очередь нас старались обеспечить боеприпасами, углем и соляркой. Уголь мы использовали для приготовления пищи и обогрева в холодные ночи, а солярку для розжига угля и самодельной лампы. Лампа была довольно простой конструкции. Она состояла из банки из-под тушенки с крышкой. В крышке отверстие для фитиля из шинели. Соляркой или керосином заправляешь банку и всю ночь в полуземлянке коптит это "чудо цивилизации" для освещения. Правда по утрам приходилось пальцем копоть из носа выковыривать.

Так как я был старшим секрета, мне приходилось самому лично и хранить, и распределять продукты питания. Вот припрут масло в банках, мясо свинины и еще какие-то полутуши, вроде даже кенгурятина бывала (стоял штемпель Новая Зеландия), а хранить негде. И получалось, несколько дней жри хоть про запас скоропортящийся продукт или выбросишь, а потом на крупе сидишь. А не хочется только кашки кушать, вот и придумывали, как добыть "разносолов", ну и даже жизнью рисковали иногда. А бывали и совершенно не рисковые случаи добычи дополнительного пропитания.

В горах Афганистана, я не очень часто видел пернатых. Неприветливые, холодные, лишенные практически любой растительности, горы перевала Саланг не привлекали птиц. Да и животными, кроме шакалов, особо не изобиловала эта местность. По-видимому, ни птицы, ни звери не считали пригодными для обитания, вершины этих гор. Это у нас не было выбора. Нам пришлось приспособиться. Приспособиться и жить, жить здесь месяцами, жить и воевать. Единственный вид птиц, который все же обитал в этих горах, были орлы. Вот орлов встречал, их довольно часто приходилось видеть. Эти птицы величаво парили над нашей горной вершиной. Мы даже пробовали их иногда стрелять из автомата Калашникова, но увы, при моей памяти, так никто ни разу и не попал в орла. А однажды к нам на "Вышку" зачастила стайка птичек, чем-то похожих на наших воробьев. Мы их иногда подкармливали. Правда обернулось наше гостеприимство для птичек совсем нехорошо.

Как-то по причине проведения боевой операции батальоном в горах, нам не подняли продукты. Не хватило личного состава для прикрытия каравана и подъёма. А у нас реально, уже несколько дней вообще не было ни мяса, ни тушенки. Единственной пищей была пшенная крупа. А тут, видишь ли, птички эти крутятся. Порхают себе, чирикают. Ага. Стоп. А чем не мясо. Что же мы их зря подкармливали? Ну и решили мы поохотиться.

В общем на некотором отдалении от секрета насыпали пшена. Я и Григорий, засели в засаду, естественно с калашами. Через какое-то время, стая прилетела и опустилась на приманку. Мы с Гришкой открыли стрельбу, птицы взлетели сразу, но стрелять мы продолжали и по целям в воздухе. Я скажу, что результаты охоты из Калашникова по воробьям нас не сильно порадовали. Стреляли короткими очередями. Если пуля попадала в птичку, то только пух летал вокруг, даже и не перышки. Но все-таки затея была не совсем пустой. Несколько птичек оказались контужены, пуля только касательно зацепила. В общем мы быстренько подобрали их, ощипали, выпотрошили. И вышло, что не птички пшеном полакомились, а мы птичками с пшеном. Навару, правда было уж совсем мало, только запах, ну и удовольствие от охоты слегка.

С водой у нас на "Вышке" было тоже все хорошо. Надо было лишь пройти по вершине горы, параллельно дороге и немного спуститься вниз на обратную сторону. Там между горами, на возвышенности, было что-то вроде небольшого ущелья. Из соседних гор протекал ручей. На далеких вершинах круглый год лежал снег, он понемногу таял и талые воды образовали ручей. За водой мы ходили сами. По связи предупреждали командование батареи. Комбат давал добро. При этом происходило усиление бдительности в нашу сторону и готовность броне группы выдвинуться к нам по первому зову. Два человека оставались в секрете. Один боец с пулеметом устраивался для прикрытия, в специально построенном из камней СПС, перед самым спуском в ущелье. Два человека с резиновым бурдюком спускались за водой. Один набирал воду, второй прикрывал его. Старались долго не задерживаться, но успевали еще и слегка сполоснуться студеной водой. Так что и в плане гигиены на "Вышке" у нас было хорошо. Вшей здесь не было. За водой мы ходили по очереди и поэтому, каждый мог вымыться во весь рост, хоть и впопыхах. Единственное, что все-таки было плохо, то что видеть бойцов у воды мог только пулеметчик, сидящий в СПС. Так что, основная ответственность за жизни своих товарищей лежала на нем. Ну и еще, перед выходом конечно же надо было разминировать тропу. С трех сторон секрета у нас были минные поля. С одной стороны, пропасть. Но были две тропы. Одна вниз до кишлака и через кишлак на дорогу, и другая по вершине горы в сторону спуска за водой. На этих тропах мы устанавливали растяжки из гранат и сигнальные мины. Минами и растяжками у нас в основном занимался Григорий Зырянов. Он хоть и был по воинской специальности связист, но лучше его, другого такого сапера-любителя, наверное, не было у нас в батарее. Хотя в батарее был еще один такой же любитель, кстати земляк Григория, тоже из Сибири, Виктор Кузнецов. Эти бойцы даже на минных полях постоянно добавляли растяжки. Каждую мину знали, как свои пять пальцев. Их, как говориться, хлебом не корми, а только позволь побродить по минному полю, да понатыкать дополнительно растяжек. Ох и любили они это дело.

Как-то при очередном подъёме продуктов пацаны передали нам дрожжей. Вода есть, сахар есть и томатная паста имеется. Все что надо для бражки. Замутили мы брагу в сорокалитровом баке. Немногим меньше чем полбака. Весна уже, ближе к лету. Жара стоит приличная. Брага за три дня поспела. Ну и пили бы себе молча, потиху. Так нет же, мне захотелось похвастаться мужикам из секрета "Заря", как мы козырно живем. А на "Заре" тогда нес службу мой хороший товарищ Юрка Дубовицкий и земляк Григория Виктор Кузнецов.

Для того чтобы выйти на связь в батарею, надо было произвести два одиночных выстрела из автомата. Это был условный сигнал включить рацию и три выстрела на связь с секретом "Заря". Батарея находилась между секретами. Связался я с "Зарей", да и разрисовал во всех красках, какой у нас напиток шикарный созрел, да еще и в каком объёме. Ох и разговеемся мы сегодня, да и не на один день праздника нам хватит. А Липатов в батарее услышав мой сигнал на связь секрета "Заря", тоже включил рацию на нашу частоту и решил послушать, о чем это мы беседуем. Естественно, менее чем через полчаса внизу к кишлаку подъехала броня с бойцами. Но мы все-таки службу несли как положено. Часовой доложил о суете внизу. Но пока эта "суета" к нам поднялась, бак с "амброзией" был надежно спрятан на минном поле среди скал. Кроме Гришки туда точно никто не прошел бы. А с Гришей можно было обойти любую мину. К нам поднялась "делегация" во главе с Липатовым. Полазили, порыскали где возможно, на минное поле пойти никто не отважился. В общем ничего не нашли. Липатов конечно же меня "допрашивал". Но я стоял на своем: "Пошутили мы с пацанами, мол решили проверить, прослушивает ли нас кто". Наверное, поверил он мне, а даже если и не поверил, все равно ушли они ни с чем.

Попили мы на следующий день славно. Даже не очень хочется об этом писать. Выпили, посидели, потрындели. Скучно все же, душа праздника жаждет, продолжения банкета. И что? Внизу под мостом есть пехота. Там же кишлак, дуканы. А давай ка мы в гости к пацанам зарулим, да еще и с угощением. Наполнили брагой два цинка из-под патронов, приспособленные под ведра. И в общем я старший секрета, с еще одним бойцом на целый день покинул свой пост. Спустились вниз мы благополучно, слегка пошатываясь от выпитой браги. Встретили нас радушно. Стол накрыли тем, что имели. Банкет продолжился. Потом, уже в довольно сильном опьянении мы походили по дуканам, что-то еще прикупили к столу. Захотелось свежей рыбки. В чем проблема? Набрали гранат в землянке пехоты. Наверное, с десяток гранат мы бросили в речку. Правда улов нас не порадовал, ни одна рыбка не всплыла. Может там ее и не было совсем, а может из-за очень быстрого течения рыба всплывала в нескольких километрах ниже. Все-таки река горная, вода летела в ней с большой скоростью. В общем погуляли, погудели по полной. И еще вечером, уже по темноте, поднимаясь в свой секрет, мы прошлись по подобии огородиков на склоне горы и нарвали там зелени: лук, чеснок и все что там росло. Просто повезло. Нас ведь по темноте могли и душманы уничтожить, и свои, или просто местные жители. Да и мины. Меня до сих пор мучает совесть за такое поведение. Это же каким надо быть долбодятлом? Полное отсутствие опасности, потеря контроля над своим поведением. Когда-то еще в полку, стоя над изувеченными трупами бойцов, я сказал себе, что буду помнить об этом всегда и не совершу глупых поступков с риском для жизни. В моей главе "Прибытие" этот эпизод описан. Не запомнил, напрочь забыл. Времени то прошло всего нескольким больше года. Послужил, уже, повоевал немного. А тут еще и командиром выносного поста назначили. Заматерел, да плюс к тому же алкоголь. Все-таки мы даже на войне оставались пацанами и не всегда руководствовались здравым смыслом. Я ведь тогда поставил на карту не только свою жизнь, но и жизни всех бойцов, вверенных мне командованием. Наверное, не всегда человек в восемнадцати-двадцатилетнем возрасте может адекватно оценить ситуацию, последствия поступков. Да и действие алкоголя или других одурманивающих веществ, как мы видим, напрочь отключает мозг. Главное, что я до сих пор помню это все очень хорошо, но объяснить не могу. Я помню сильное напряжение, нервишки на пределе, но и смелости не отнять, готов был вступить в бой один, с целой бандой душманов (слава богу, что во время нашего "вояжа", нам не встретился на пути ни один хотя бы самый захудалый моджахед)

Однажды утром, мы напоролись в пару метрах от нашего "жилища" на целый клубок - гнездо змей. Не помню по каким признакам, но мы решили, что это было семейство гюрза. Я и Гриша, расстреливали их из калашей. В общем после пары пустых магазинов, повсюду валялись извивающиеся фрагменты этих существ. Они никак не могли успокоится, мы естественно тоже. В наличии у нас была солярка. В общем кое как мы сгребли все это в кучу, облили солярой и подожгли. А вот запах был приятный, запах жаренного шашлыка. Правда стрельба в горах, практически в упор, была несколько опрометчивым поступком. Осколками скал мне слегка рассекло шею.

Как-то нас по связи предупредили, что в кишлаках внизу ущелья силами царандоя (народная милиция Афганистана) и ХАДа (служба безопасности) будет проводиться операция - призыв в армию местных афганцев. Будут вооруженные люди и суета, возможно стрельба. Нам никаких действий не предпринимать, если только на нас случайно никто не попрет. Но мы были все же довольно высоко над этими кишлаками. Ну и вот, вооружился я биноклем, занял удобную позицию. Наблюдал не один, там и без бинокля было нормально видно и картина вполне понятная. В общем подъехали несколько БРДМ и шушариков (ГАЗ-66), из них выскочили вооруженные люди, окружили кишлак. Была суматоха, беготня. Выстрелы. Через некоторое время, вывели под вооруженным конвоем какое-то количество людей (призывников), загрузили в шушарики и уехали. Вот при таком "призыве" в армию, я присутствовал, или правильно назвать - наблюдал. Вообще сверху это смотрелось, как фильм. Было видно, кто-то убегал, кто-то оказывал сопротивление, такая рукопашная борьба. Вот и представьте, как долго и верно могли служить в армии такие призывники. И насколько можно было им доверять в бою, оказавшись плечом к плечу. Поговаривали, что многие из них убегали при первой возможности, но уже получив оружие и потом организовывали небольшие бандформирования в окрестностях своих кишлаков.

В один из солнечных дней, во время дежурства на "Вышке", часовой заметил в дальнем кишлаке ущелья какое-то передвижение вьючных животных. Когда мы взяли бинокль, оказалось на самом деле передвижение груженого каравана верблюдов и ишаков. Я по связи доложил командованию. Получил инструкцию, несколько дней понаблюдать за местностью у кишлака. Кишлак находился не внизу ущелья, а почти у вершины горы, на плато. Гора эта была выше нашей и очень далеко. Несколько дней мы наблюдали, как караваны приходили в этот кишлак, естественно докладывая об этом командованию. Где-то через неделю мы увидели работу авиации по этому кишлаку. Я почти уверен в том, что разведка проверила нашу информацию и получила достоверные сведения об опасности, раз пришлось почти немедленно прибегнуть к услугам авиации. Потому что, исходя лишь из наших наблюдений, район не мог быть подвергнут атаке воздушных сил.

Два раза с рассветом мы обнаружили пробоину трубопровода на нашем участке. Ночью афганцы пробивали трубу, врезали краник и спускали себе соляру или керосин. Выбирали место, скрытое от глаз и пользовались. Но все же при тщательном наблюдении с нашей горы со временем просматривалось жирное пятно, которое растекалось на желтой земле. В этом случае нам положено было вовремя заметить пробоину и доложить командованию. Что я незамедлительно и делал. А дальше была работа "трубачей". Хорошо, что в этих двух случаях пробоины не оказались заминированы и при замене труб, "трубачи" не подверглись обстрелу душманов. Значит это не было засадой, скорее всего просто местные "пошалили". А и нам хорошо, задача выполнена и обошлось без боев и потерь.

ИСТОЧНИК - здесь собрали лучшие фотоснимки времён СССР.

Известно, что в числе немецких специалистов-оружейников, работавших на Ижевском оружейном заводе в период с 1946 по 1952 гг., находился и Хуго Макс Рихард Шмайссер.

Автор - Дмитрий Беляев, материал опубликован в журнале «КАЛАШНИКОВ»

Именно этот факт дал любителям альтернативной истории повод для бесконечных фантазий относительно якобы его участия в работах над АК-47. Полемика с такими персонажами совершенно бессмысленна, но доступ для них к некоторым документам мы, всё-таки, обеспечим.

Для начала, следует отметить, что немецкие оружейники работали только в Ижевске и в других важнейших оружейных центрах страны (Тула, Ковров и Климовск) их не было. Ижевск стал исключением по определённым причинам.

В послевоенное время в столице Удмуртии производством стрелково-пушечного вооружения занимались три оружейных предприятия: завод № 74 (Ижевский машзавод), завод № 622 (Ижевский механический завод) и завод № 524 (Ижевский мотозавод), выпускавшие различные образцы стрелкового вооружения, разработанные в московских и тульских конструкторских бюро.

Хотя в 1933 г. на Ижевском машзаводе было открыто бюро новых конструкций (БНК, позже ставшее отделом Главного конструктора, а сегодня являющееся конструкторско-оружейным центром (КОЦ), — вплоть до 1950-х годов его специалисты занимались освоением, доводкой и конструкторским сопровождением серийного производства изделий, разработанных в Москве, Туле и Коврове.

Только в период Великой Отечественной войны конструкторами Ижевского машзавода освоено и запущено в производство 20 новых видов вооружения. Такая загруженность текущей работой, а также отсутствие опытных кадров не давали возможности ижевскому бюро заниматься разработкой собственных оригинальных проектов.

В разное время к БНК были прикомандированы такие выдающиеся конструкторы-оружейники, как С. А. Симонов, В. А. Дегтярёв, Б. Г. Шпитальный, И. А. Комарицкий, А. Э. Нудельман, А. С. Суранов, М. Е. Березин, но их пребывание в Ижевске было временным и ограничивалось помощью в организации производства разработанных ими систем оружия.

Основным видом продукции Ижевского машзавода были карабины системы Мосина обр. 1944 г., производство которых особой тайны не представляло. Эти позволяло принять на ижевский завод иностранных специалистов без особого риска утечки секретной информации. Работая здесь, они были удалены от мест создания новых образцов вооружения, не имели доступа к информации о новой советской оборонной технике, не посвящались в новые проекты.

Тем не менее, в целях обеспечения секретности немецкие специалисты, привлечённые к работе на Ижмаше, были ознакомлены с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 9 июля 1947 г. о перечне сведений, составляющих Государственную тайну, с обязательной распиской о неразглашении ставших им известными сведений.

Реальную пользу Ижевскому машзаводу немецкие конструкторы могли принести, принимая участие в решении одной из важнейших задач, стоящих перед предприятием в послевоенные годы и связанной с освоением конверсионных видов продукции.

С 1945 г. здесь вновь налаживали выпуск мотоциклов и станков, а также осваивали производство сельхозинвентаря, мебели, предметов бытового назначения и спортивно-охотничьего оружия. Для немецких инженеров-оружейников, долгое время трудившихся в условиях ограничений Версальского договора, процесс конверсии был хорошо знаком, и их опыт мог быть весьма полезным. Кроме того, немецкие специалисты могли оказать помощь в подготовке молодых конструкторских кадров завода.

В городе тогда не существовало ни одного технического вуза, специалистов-оружейников готовил только Индустриальный техникум.
Немецкие конструкторы были, несомненно, ценным источником информации, а выполненные ими проекты, технические отчёты и другая документация могли быть использованы в учебно-демонстрационных целях.

Как свидетельствуют архивные документы, специалисты из Германии (16 человек, некоторые с семьями) прибыли в СССР 25 октября 1946 г. и с 5 ноября приступили к работе на Ижевском машзаводе. Большей частью это были конструкторы и технологи фирм Gustloff Werke, Grossfuss, DKW и DKKA.

Кроме Шмайссера, наиболее известными оружейниками были доктор Вернер Грунер и Курт Хорн — создатели пулемёта MG-42, главный конструктор Gustloff Werke Карл Барницке и главный конструктор мотоциклов DKW Герман Вебер. В соответствии с их специальностями и прежней работой в Германии, командированных разбили на четыре группы: конструкторы по вооружению, специалисты мотоциклетного производства, специалисты по холодной штамповке, химики-лаборанты.

В группу конструкторов по вооружению вошли всего шесть человек: доктор Вернер Эрнст Грунер (фирма Grossfuss), Карл Август Барницке (фирма Gustloff Werke), Оскар Шинк (фирма Gustloff Werke), Курт Отто Хорн (фирма Grossfuss), Оскар Генрих Бетцольд (фирма Gustloff Werke), Хуго Макс Рихорд Шмайссер (фирма Haenel). Эта группа была сформирована при отделе Главного конструктора (отдел № 58). Руководителем был назначен К. Барницке, а Грунера, Шинка, Хорна, Бетцольда и Шмайссера зачислили на должности конструкторов по вооружению.

Немецкие оружейники в Ижевске: на переднем плане — инженер Хорн; второй ряд (сидят слева направо) — фрау Барницке, Хуго Шмайссер, фрау Шмидт, инженер Шмидт, фрау Шинк; третий ряд (стоят) — мастер Хайденрайх, инженер Барницке, фрау Хорн, оберинженер Шинк, фрау Грюнер, доктор Грюнер, фрау Фольмер, инженер Фольмер

Все вопросы, касающиеся режима пребывания немцев в городе и режима работы их на заводе, были утверждены в специальных инструкциях, разработанных Министерством Вооружения Совета Министров СССР. При заводе была создана спецкомендатура, в её полномочия входило следующее: ежедневная поверка немцев при входе и выходе с территории завода, предотвращение побегов с назначенного места жительства, организация поисковых работ в случае побега, предотвращение возможных случаев вредительства либо саботажа.

Кроме этого, спецкоменданты были обязаны внимательно следить за материально-бытовым положением немецких специалистов, принимать необходимые меры (через директора завода) по поступившим от них жалобам и заявлениям.

Что касается бытовых условий, немецкие специалисты были расселены в отдельных квартирах в центре города, по адресу ул. Красная, 133. Архивные документы свидетельствуют о полном обеспечении их и членов их семей всем необходимым; в том числе им разрешалось пользоваться радиоприёмниками, один раз в месяц отправлять на родину посылки, выписывать из Германии ежемесячные журналы на немецком языке. Была возможность организации обучения детей немецких специалистов в образовательных учреждениях города.

Силами заводского отряда ВОХР была организована охрана квартир и имущества немецких специалистов. В отдельных случаях было предусмотрено разрешение на выезд из района места жительства по служебным и личным делам, но только организованно и с обязательным присутствием представителя завода. Также немецким специалистам и членам их семей было разрешено свободно посещать рынки, магазины, театры, кинотеатры, клубы и рестораны в местах их проживания.

Исходя из этого бытовые условия, предоставленные немцам и членам, их семей являлись более чем удовлетворительными (отдельная квартира в кирпичном пятиэтажном доме в центре города в 1940-е годы была пределом мечтаний любого советского гражданина).

Таким образом, присутствие в Ижевске немецких специалистов квалифицировалось не как принудительная ссылка, организованная страной-победительницей, а как служебная командировка, от которой «не рекомендовали отказываться».

Вместе с тем, согласно инструкции, на заводе немцам было выделено для работы отдельное помещение. Обязательным было сопровождение немецких специалистов при передвижениях по территории завода. Им было запрещено посещать производственные участки и отделы основного производства, в своей работе пользоваться отдельными листами бумаги или записными книжками. Для этого выдавались специальные рабочие тетради, учтённые в режимном отделе завода и оформленные как секретные документы, т.е. прошитые, пронумерованные, прошнурованные и опечатанные сургучной печатью. Ведение тетрадей контролировалось режимным отделом.

Категорически запрещено было посещать немцам иностранные посольства, представительства и другие иностранные учреждения, общаться с подданными других государств; был запрещён выезд за пределы СССР, в том числе в зону советской оккупации.
Любопытным является тот факт, что оформление немецких специалистов при найме на завод происходило на общих основаниях, им были назначены оклады в соответствии с образованием и наличием учёной степени, без учёта заслуг и регалий, полученных ранее в фашистской Германии.

Например, конструктору по вооружению В. Грюнеру, имеющему степень доктора технических наук, был назначен самый высокий оклад в 5000 рублей, а знаменитому Х. Шмайсеру, единственному из шести специалистов, не имеющему специального образования, был назначен самый низкий оклад в 2500 рублей (средняя заработная плата инженерно-технических работников завода составляла 1300–1400 руб.).

В своих письмах к директору завода Сысоеву Шмайсер неоднократно высказывал недовольство по этому поводу, однако таковой была абсолютно чуждая для бывшего технического директора фирмы Haenel советская заводская система, лишённая любой коммерциализации.

Из основных направлений работ немецких конструкторов-оружейников было отмечено, что с 1946 по 1948 г. группа работала по специальному заданию Технического Управления, использовалась в текущей работе по проектированию приборов, приспособлений, модернизации аппаратуры.

В характеристиках, датированных сентябрём 1951 г., отмечены следующие выполненные работы:
К. Хорн — проект и рабочие чертежи 7,62-мм автомата под патрон обр. 1943 г. (три варианта); разработка двух вариантов полусвободного затвора к карабину; проектирование различного рода приспособлений.
В. Грюнер — технический проект и чертежи 7,62-мм ручного пулемёта под патрон обр. 1943 г.; проект и рабочие чертежи автомата под немецкий патрон уменьшенной мощности на принципе полусвободного затвора; проектирование различного рода приспособлений.
Х. Шмайсер — консультация по проектированию образцов пехотно-стрелкового оружия; разработка проекта коробчатого магазина к ППШ; проект магазина и винтовки обр. 1891 г.; эскизный проект автомата под немецкий патрон.
О. Шинк — разработка проекта и рабочих чертежей авиационной пушки; проект машины для испытаний пружин; проектирование различного рода приспособлений.
О. Бетцольд — разработка проекта и рабочих чертежей авиационной пушки; проектирование различного рода приспособлений.
К. Барницке — технический проект и чертежи самозарядного карабина 7,62-мм под патрон обр. 1943 г.; технический проект и чертежи танкового пулемёта; технический проект и чертежи пистолета-пулемёта под немецкий патрон; проект автомата с полусвободным затвором под немецкий патрон; проектирование различного рода приспособлений.

Стоит отметить, что в характеристиках на немецких специалистов неоднократно указывалось на невозможность использования их на секретных работах, на отсутствие секретности в выполняемых ими заданиями.

Например, из характеристики Х. Шмайсера: «Ввиду того, что Шмайсер имеет узкую специализацию, в настоящее время используется в работе от случая к случаю, выполняемая им работа секретности не представляет <...> Никакой пользы за время пребывания не принёс <...> Ни на каких работах завода использован он быть не может».

Эта публикация не ставит целью принизить выдающиеся заслуги немецких оружейников, в том числе Х. Шмайсера, в области конструирования оружия. Бесспорно, их вклад в развитие мировой оружейной мысли достаточно весом. Но, вместе с тем, проведённое исследование подтверждает достаточно теоретический и, если так можно выразиться, факультативный характер деятельности немцев на ижевском заводе, которая не привела к практическому воплощению какого-либо проекта.
А отмеченное в заводских характеристиках симулирование болезней, отсутствие желания работать, отказ от работы со ссылками на «отсутствие специального образования и неумение самостоятельно проектировать» вполне объяснимы в условиях принудительной работы специалистов побеждённой в войне страны.

Исходя из вышеизложенного, видна несостоятельность наиболее распространённых заблуждений об участии Х. Шмайсера в разработке автомата АК-47, или мифе о его «заслугах» во внедрении штампованной ствольной коробки: ведь судя по документам, немцы помогали осваивать её лишь в производстве гражданской продукции, а именно мотоциклов.

Специалистами по штамповке были конструкторы гражданской продукции.
Х. Шмайссер не был профессионалом в данной области, и при разработке «Штурмгевера» STG-43 был вынужден воспользоваться услугами фирмы Merz из Франкфурта. Шмайссер даже не был инициатором внедрения данной технологии в своей штурмовой винтовке — на этом настоял министерский советник, ведущий инженер доктор Петер.

Стоит обратить внимание на тот факт, что именно с началом организации производства АК-47 (особо секретного) на Ижевском машзаводе в 1949 г. ставится вопрос о возвращении немцев в Германию по причине невозможности их использования в секретных работах.

Последние архивные данные о пребывании немецких специалистов на Ижевском машзаводе содержат заключения (за подписями директора завода и секретаря партийного комитета) о возможности отпуска с завода всех немецких специалистов «ввиду нецелесообразности их дальнейшей задержки на предприятии», датированные мартом 1951 г., а также ведомости о выплате им полного расчёта заработной платы (январь 1952 г.).