Добро пожаловать обратно на самую необычную улицу города. Здесь в подвалах шепчутся мертвецы, в чердачной пыли прячутся чужие воспоминания, а новенький риелтор всегда знает, кому "случайно" забыть показать подвал. Во втором сезоне "Улицы ужасов" вас ждут шесть новых адресов с пропуском в кошмар. Просто подпишите договор... и не читайте пункт 7.3.
Первый эпизод второго сезона сериала коротких рассказов
Улица ужасов. Сезон 1
Эпизод 1. Возрождение
Клиника «Светлая сосна» закрылась осенью 1987 года. В газетах писали, что здание «не соответствует санитарным нормам» - мол, прогнившие перекрытия, плесень в операционных. Но старики на рынке шептались о другом. О том, как в последнюю ночь перед закрытием из морга сбежал санитар, оравший что-то про «живые трупы», а утром нашли семь тел, аккуратно разложенных в ряд. У всех были вскрыты черепа (мозги словно кто-то тщательно промыл), а вместо языков — комки ваты, пропитанные йодом.
Я узнал эти подробности слишком поздно - уже после того, как подписал договор купли-продажи. Дом рядом с клиникой продавали за бесценок: три комнаты, печное отопление и подвал, который риелтор настойчиво избегал показывать. Мужчина в слишком дорогом костюме (пахнущий одеколоном с нотками формалина) торопливо тыкал пальцем в пункт 7.3: «Покупатель соглашается, что не имеет претензий к истории объекта и его прежним владельцам».
Когда я спросил, что это значит, он лишь неестественно широко улыбнулся:
- Обычная формальность! Здесь же раньше… детский сад был. Воспитатели иногда шлёпали детей - вот и судились.
Его левый глаз дёргался, будто в него влили кислоту. Неудивительно, такая явная ложь. Никакой полиграф не нужен, чтобы уличить этого парня.
- А почему окна в подвале заколочены? - спросил я, уже подписывая бумаги.
Риелтор резко замер, его пальцы на мгновение сжали ручку так, что костяшки побелели. Затем он неестественно расслабился и протянул мне визитку с надписью: "Служба экологической очистки".
- Видите ли, предыдущие хозяева хранили там овощи, - голос его звучал слишком гладко, будто заученный текст. - Всё сгнило, образовалась плесень. Очень опасный вид - чёрная, знаете ли. - Он нервно провёл пальцем по воротнику, где проступили капельки пота. - Мы уже вызвали специалистов, но пока лучше туда не спускаться. Для вашей же безопасности.
Когда он передавал мне ключи, я заметил, что его ладони были неестественно влажными и липкими, будто покрытыми тонким слоем какого-то раствора. Визитка в моих руках оказалась слегка шершавой на ощупь, с размытыми буквами, словно её напечатали кустарно и в спешке, совершенно не заботясь о дизайне. Я не задумываясь сунул её в карман.
Ключ застрял в замке, будто старый дом не хотел впускать нового жильца. Пришлось немного подёргать, и тогда железо сдалось с протяжным скрипом, похожим на стон. Риелтор, бросивший на прощание что-то невнятное про "обязательно загляну на днях", уже мчался к своей потрёпанной Toyota, оставляя за собой шлейф пыли и моих сомнений.
Первое, что ударило в нос - тяжёлый, спёртый воздух, пропитанный ароматами запустения: пыль вековой выдержки, прогорклое дерево и... что-то ещё. Сладковатый, приторный запах, напоминающий испорченный мёд, смешанный с лекарственной горечью. Нос сам собой сморщился, а в горле запершило. Я переступил порог, и старые половицы сразу закачались под ногами, издавая слишком громкие для пустого помещения звуки. Скрип раздался не только под моими шагами - где-то в глубине дома тоже послышались ответные потрескивания, будто жилище пробуждалось ото сна.
Прихожая оказалась тесной и недружелюбной. Обои с блёклыми ромашками местами отставали от стен, открывая взгляду чёрные узоры плесени, которые при ближайшем рассмотрении складывались в странные очертания - то ли лица, то ли искажённые гримасы. На стене одиноко торчал крюк для одежды, под которым застыла тёмно-коричневая капля. Я машинально провёл пальцем - субстанция оказалась засохшей, но на ощупь... липкой. Не ржавчина, точно.
Гостиная встретила простором и запустением. В углу стоял провалившийся диван, обтянутый тканью неопределённого цвета - нечто среднее между засохшей кровью и выцветшим бордо. Над ним висело овальное зеркало в посеребрённой раме, стекло которого покрыла мутная дымка. Моё отражение казалось размытым, нечётким, будто смотрело на меня сквозь толщу воды. Когда я провёл пальцем по поверхности, на мгновение показалось, что отражение движется с небольшой задержкой, а в глубине стекла мелькнуло что-то тёмное...
На кухне царил беспорядок. Дверцы шкафов были приоткрыты, словно кто-то недавно рылся в них. Внутри рядами стояли пустые стеклянные банки с пожелтевшими этикетками. Одна из них лежала на боку, открывая взгляду полустёртую надпись: "Обр. 1987". Холодильник, который я точно не включал, вдруг гулко заработал, заставив меня вздрогнуть. А под раковиной... Под раковиной зияли свежие, глубокие царапины, будто отчаянные следы когтей. Кто-то или что-то явно пыталось выбраться наружу, и, судя по блестящим на свету зазубринам на дереве, случилось это совсем недавно.
Я уже направился к лестнице, чтобы осмотреть спальни, когда услышал. Лёгкий, но отчётливый стук. Не сверху, не с улицы. Откуда-то снизу, из-под пола. Точно такие же звуки, что оставили эти зловещие отметины под раковиной. В доме явно было что-то ещё. И оно знало, что я здесь.
Я замер, прислушиваясь. Стук повторился - теперь уже четче, настойчивее.
«Крысы», — попытался я убедить себя, хотя прекрасно понимал: никакая крыса не издает такие размеренные звуки.
Темнело. В доме не было электричества - или его просто не подключили, - поэтому я зажёг свечу, найденную на кухне рядом с пустыми банками. Оранжевый свет дрожал на стенах, оживляя тени, и от этого казалось, будто по углам кто-то шевелится.
Я решил осмотреть дом до конца. В спальне стоял старый шкаф с потертыми створками. Когда я потянул за ручку, одна из дверей застряла, будто что-то мешало ей открыться. Пришлось дёрнуть сильнее — и с глухим стуком на пол выпала потрёпанная кожаная папка.
На обложке, вытисненная золотыми буквами, надпись:
«Дневник наблюдений. Доктор В.Г. Лисов. 1984–1986»
Страницы пожелтели от времени, но чернила сохранились. Первая же запись заставила меня замереть:
«3 ноября 1984 г. Сегодня получил разрешение на проведение экспериментальной терапии. Пациенты - жители района, добровольцы. Все они страдают от неизлечимых заболеваний, но я верю, что смогу им помочь. Главное - не допустить паники. О результатах - только в этом дневнике»
Я перевернул страницу. Далее шли медицинские записи, схемы, графики с пометками. Но чем дальше, тем больше менялось содержание:
«17 декабря 1984. Пациент №4 демонстрирует невероятную регенерацию тканей. Раны затягиваются за считанные часы. Но... побочные эффекты. Он больше не спит. Говорит, что слышит шёпот по ночам»
«9 января 1985. Пациент №7 пытался покончить с собой. Перерезал вены. К утру они заросли. Он плачет и просит, чтобы я «отпустил его». Но я не могу. Мы так близки к прорыву»
Последние страницы были исписаны нервным, дрожащим почерком:
«Они больше не умирают. Они меняются. Кожа бледнеет, глаза становятся светлее... Они смотрят на меня и улыбаются. Они благодарны. И это ужасает»
«Если кто-то найдёт этот дневник... Бегите. Они уже не те, кем были. Они ищут новых. Им нужно больше тел»
Я резко захлопнул дневник.
За окном что-то упало, а потом стало тихо. Слишком тихо. Как будто кто-то притаился и слушал.
Свеча догорала, тени на стенах удлинялись, а тишина в доме стала слишком плотной, словно само здание затаило дыхание. Дневник лежал на столе, его страницы слегка шевелились от сквозняка, будто кто-то невидимый листал их.
Я схватил ключи, выбежал на улицу и, не оглядываясь, уехал в город. Даже не запомнил, закрыл я дверь или нет.
На следующий день я вернулся.
Солнце стояло в зените, но улица казалась неестественно пустой. Ни детей, ни собак, ни старушек на лавочках. Только редкие фигуры, поспешно скрывающиеся в тени. Мой сосед, пожилой мужчина в выцветшей кепке, копался в гараже. Когда я поздоровался, он резко вздрогнул, не поднимая головы, и пробормотал что-то невнятное. Его руки дрожали.
- Прекрасная погода, да? - попытался я завести разговор.
Он резко кашлянул, отвернулся и, не сказав ни слова, скрылся в темноте гаража. Дверь захлопнулась за ним с глухим стуком.
Я постоял, озадаченный, и направился к дому. По пути заметил еще двоих - женщину с мальчиком. Они шли по противоположной стороне улицы, неестественно вытянув шеи, будто стараясь не поворачивать голову в мою сторону. Женщина что-то шептала ребенку, и он прижался к ней, ускорив шаг.
В этот момент из-за калитки соседнего дома вышла пожилая женщина — единственный человек на улице, который не выглядел готовым сбежать при моём появлении. Она несла в руках жестяную лейку, но, увидев меня, остановилась и пристально посмотрела.
- Вы новый жилец, - сказала она негромко. Не вопрос, а утверждение.
Я кивнул, делая шаг в её сторону. Она не отпрянула, но её пальцы сжали лейку так, что костяшки побелели.
- Вам не следовало сюда возвращаться, - прошептала она, оглядываясь по сторонам.
- Почему? Что здесь происходит?
Старуха наклонилась ближе, и я учуял запах лаванды и чего-то ещё — лекарственного, горького.
- Они до сих пор здесь, - её голос дрожал. - Те, кто согласился участвовать. Врач обещал им исцеление, вечную молодость... а дал нечто другое.
Она снова оглянулась, затем резко взяла меня за руку и потянула к себе во двор. Её ладонь была холодной и сухой, как бумага. Заперев калитку, она усадила меня на скамейку, скрытую от посторонних глаз разросшимися кустами смородины.
- Тридцать лет назад, - начала она, - почти все жители этой улицы были... больны. Неизлечимо. Когда доктор Лисов предложил им экспериментальное лечение, они согласились. Кто-то - за деньги, кто-то - из-за отчаяния.
Она замолчала, прислушиваясь к звукам с улицы.
- Первое время всё было хорошо. Люди действительно выздоравливали. А потом... начались исчезновения. Сначала те, кто отказался от "терапии". Потом - те, кто задавал слишком много вопросов.
- Что с ними случилось? - Cпросил я, хотя часть меня уже не хотела знать ответ.
Старуха медленно покачала головой.
- Они никуда не исчезали. Они просто... изменились. И теперь нуждаются в новых телах.
В этот момент где-то рядом хрустнула ветка. Старуха резко вскочила, её глаза расширились от ужаса.
- Уходите. Сейчас же. И если увидите, что ваши соседи выходят ночью - не смотрите. Ни в коем случае не смотрите им в глаза.
Она толкнула меня в сторону задней калитки, ведущей к переулку.
- И сожгите этот дневник! - бросила она мне вдогонку. - Пока они не поняли, что вы его прочитали.
- Как вы узнали, что я нашёл дневник? – Почти прокричал я, но калитка уже захлопнулась у меня за спиной.
После разговора со старухой страх сменился странным, почти болезненным любопытством. Я не мог просто взять и уехать - не узнав, что здесь происходит на самом деле.
Дом встретил меня гнетущей тишиной. Я зажёг все свечи, какие нашёл, но свет казался неестественно тусклым, будто стены впитывали его. Дневник доктора Лисова лежал на столе, и я вновь перечитал последние страницы - те, где почерк становился неровным, а записи всё бессвязнее:
«Они ходят по ночам. Шепчутся. Смотрят на меня своими бледными глазами и улыбаются, будто знают что-то, чего не знаю я»
Я задремал в кресле, но проснулся от звука.
Гул. Низкий, вибрирующий, будто десятки голосов скандировали что-то в отдалении. Он шёл со стороны заброшенной больницы — того самого здания, которое все здесь так старательно избегали. Я подошёл к окну. Ночь была лунной, и в её синеватом свете больница выделялась чёрным силуэтом. Окна, заколоченные досками, теперь зияли пустотой. Доски лежали на земле.
А из распахнутой двери лился тот самый гул.
Я стоял у окна, пальцы непроизвольно впились в подоконник. "Не ходи туда" - голос разума шептал рациональные доводы. Но было уже поздно - любопытство, это древнее, первобытное чувство, пересилило страх. Я не должен был идти. Но пошёл.
Улица встретила меня гробовой тишиной. Даже сверчки не нарушали этот мёртвый покой. Мои шаги гулко отдавались в ночи, будто кто-то шёл параллельно мне - в тени, за домами. Я обернулся. Никого.
"Просто нервы", - попытался убедить себя, но спину уже обливал холодный пот.
Больница росла передо мной, её фасад, покрытый трещинами, напоминал паутину гигантского членистоногого. Воздух вокруг стал гуще, тяжелее, с явственным привкусом меди и... чего-то ещё. Сладковатого. Гниющего.
Я остановился перед входом. Рука сама потянулась к карману - проверить телефон, фонарик. "Последний шанс повернуть назад".
Но вместо этого я переступил порог.
Темнота внутри была не просто отсутствием света - она казалась живой, вязкой субстанцией. Фонарик выхватил из мрака облупившиеся стены с пятнами плесени, складывающейся в подобие лиц, разбросанные медицинские инструменты — скальпели, заржавевшие ножницы, тёмные пятна на полу... Слишком тёмные. Слишком правильной формы.
"Не думай об этом. Просто иди".
Гул нарастал, исходя явно из подвала. Я нашёл лестницу - узкую, крутую, с проваливающимися ступенями.
С каждым шагом вниз воздух становился гуще, сладковатый запах теперь смешивался с чем-то химическим. Температура падала, но я продолжал потеть.
Голоса теперь можно было разобрать. Но язык мне был непонятен.
"Почему я это делаю? Почему не убегаю?" - пронеслось в голове. Но ноги продолжали движение.
Последняя ступень. Я замер. Передо мной - дверь. Старая, дубовая, с выцарапанными символами, которые пульсировали в свете фонаря. И она была приоткрыта. Из щели сочился жёлтый, неровный свет. Там явно горели свечи или факелы. Рука сама потянулась к круглой медной ручке...
Дверь со скрипом поддалась, и я застыл на пороге, пытаясь осознать открывшуюся картину.
"Это невозможно. Этого не может быть..."
Подвал был огромным, освещённым дрожащим светом десятков чёрных свечей. Их воск стекал кровавыми ручейками по ржавым металлическим стойкам. В центре — каменный алтарь, на котором лежал обнажённый мужчина. Его кожа была покрыта странными шрамами - точёными, аккуратными, будто кто-то практиковался на нём.
"Беги. Сейчас же беги!" - кричало внутри меня, но ноги словно приросли к полу.
Вокруг алтаря стояли фигуры в чёрных балахонах. Их капюшоны скрывали лица, но из-под ткани доносилось мерзкое, булькающее дыхание. Они хором повторяли слова на том же странном языке, что и соседи днём.
Стеклянные цилиндры - десятки, может сотни - стояли вдоль стен, заполненные мутной жидкостью. В каждом...
"Боже... В каждом было тело!"
Бледные, почти прозрачные, с закрытыми глазами. Они плавали, как образцы в лаборатории. Но самое ужасное - некоторые из них шевелились.
"Это не может быть правдой. Это сон. Кошмар!"
Один из цилиндров стоял особняком, ближе к алтарю. В нём плавало тело молодой женщины. И в тот момент, когда мой взгляд упал на неё, её глаза резко открылись.
Я подавил крик, отшатнувшись назад.
- Новый доброволец пришёл. - Раздался знакомый голос.
Из-за алтаря вышел человек в белом халате. Его лицо было скрыто тенью, но когда он поднял голову, свечи осветили черты...
"Нет. Нет, этого не может быть!"
Передо мной стоял доктор Лисов. Тот самый, чей дневник я нашёл. Но как? Ведь записи датировались 80-ми!
- Мы ждали тебя. - Сказал он, и его голос звучал слишком молодо для этого морщинистого лица.
Я рванул к выходу, но сильные руки схватили меня сзади. Холодный металл скальпеля прижался к горлу.
- Не бойся. - Прошептал голос доктора Лисова прямо в ухо. - Это не конец. Это... переход.
Меня повалили на каменный стол. Последнее, что я увидел перед тем, как сознание помутнело - это своё собственное отражение в стеклянной стенке цилиндра. И ужасающую улыбку доктора.
"Они... они используют их как сосуды!" - пронеслось в голове.
Я вспомнил последнюю запись в дневнике:
«Бегите. Они уже не те, кем были. Они ищут новых. Им нужно больше тел...»
[Последняя запись в дневнике, почерк неровный, чернила свежие]
Они не умирают. Они пересаживают своё сознание. Я видел это своими глазами. Доктор Лисов уже трижды менял тела. Теперь я знаю слишком много...
Завтра утром ко мне придёт новый жилец. Риелтор уже подготовил договор. И когда он подпишет пункт 7.3, я смогу наконец покинуть это старое, изношенное тело.
Ведь все мы здесь - добровольцы. Просто кто-то ещё не знает об этом. И как же неуютно в этом чертовом подвале.
[Приписка другим почерком, аккуратная, медицинская]
Эксперимент №147 успешно завершён. Сознание полностью перенесено. Новый сосуд идеален. Старое тело подготовить к утилизации.
