CreepyStory

Антон вздохнул.

— Мой брат работал на Лозинского. Играл роль вашего арендатора, оставил сценарий. Стандартное задание, ничего особенного. Но потом... потом Кирилл начал задавать вопросы, много вопросов.

— И что случилось?

— Он исчез. Три дня назад. Не отвечает на звонки, не появляется дома. Я нашел в его квартире записи о проекте «Нарратив» и вашем имени. И решил, что вы можете что-то знать.

Я прислонилась к двери. Еще одно исчезновение, связанное с Лозинским и его экспериментами. Сначала Борис Коржавин, теперь Кирилл.

— Почему вы думаете, что я могу помочь?

— Потому что вы центр всего этого. Лозинский одержим вами. В записях Кирилла постоянно упоминается, что вы «ключ» к завершению эксперимента.

— Ключ к чему? — спросила я, хотя уже догадывалась об ответе.

— К тому, что Лозинский называет «квантовым нарративом». Способу изменять реальность через истории.

Я почувствовала, как по телу пробежала дрожь. Значит, это не бред сумасшедшего. Или, по крайней мере, не только мой бред.

— Вы верите в это? В то, что истории могут менять реальность?

Антон помолчал.

— Я не знаю. Но я верю, что Лозинский верит в это. И что он опасен. И что мой брат в беде.

Я решилась и открыла дверь. Антон выглядел измученным, с темными кругами под глазами и растрепанными волосами.

— Входите, — сказала я. — Но учтите при первом подозрительном движении я вызываю полицию.

Он кивнул и вошел в квартиру. Я провела его на кухню и поставила чайник. Почему-то мне казалось, что разговор предстоит долгий.

— Расскажите все, что знаете о Лозинском и его экспериментах, — попросила я, разливая чай.

Антон обхватил чашку ладонями, словно пытаясь согреться.

— Кирилл работал на него около трех месяцев. Сначала обычные актерские задания, сыграть роль, выполнить инструкции. Но постепенно он стал замечать странности. Например, то, что события, описанные в сценариях Лозинского, действительно происходили. Не просто примерно, а точно, в деталях.

— И что думал об этом ваш брат?

— Сначала решил, что Лозинский как-то манипулирует ситуацией. Подкупает людей, устраивает совпадения. Но потом... — Антон сделал глоток чая. — Потом он увидел, как Лозинский написал сценарий о внезапном граде среди ясного дня. И через час это произошло. Точно, как в сценарии.

Я вспомнила свою ночную писанину. Изменил ли мой сценарий что-нибудь в реальности? Стал ли Лозинский лучше, как я описала?

— Когда Кирилл спросил Лозинского об этом, тот рассказал ему о проекте «Нарратив», — продолжил Антон. — О том, что его отец открыл способ влиять на реальность через структурированные истории. И что он, Виктор, усовершенствовал метод.

— Но для чего? — спросила я. — Зачем все эти манипуляции, эксперименты? Если он действительно может менять реальность своими сценариями, почему не использует эту силу напрямую?

— Потому что у силы есть ограничения, — ответил Антон. — По словам Кирилла, Лозинский говорил, что нарратив должен быть «принят» ключевым наблюдателем. Что-то связанное с квантовой физикой и сознанием наблюдателя. И что вы идеальный наблюдатель из-за вашей генетической предрасположенности.

— Моя мать участвовала в оригинальных экспериментах, — пояснила я.

— Да, Кирилл упоминал об этом. Лозинский называл вас «дитя нарратива». Говорил, что вы рождены в точке пересечения реальности и истории.

Я поежилась. Звучало как бред, но что-то в этих словах тревожило меня на глубинном уровне.

— И что произошло с Кириллом? Почему он исчез?

Антон поставил чашку и потер лицо руками.

— Он нашел что-то. Какие-то старые записи Георгия Лозинского, отца Виктора. Что-то, что напугало его настолько, что он решил бежать. Он позвонил мне, сказал, что Виктор не просто экспериментирует с реальностью, он пытается её переписать. Полностью. Создать новый мир.

— Как? — я почувствовала, как сердце забилось быстрее.

— Через вас, — просто ответил Антон. — Вы не просто наблюдатель, Алиса. Вы точка фокуса. Если верить теории Лозинского, через вас можно не просто изменить отдельные события, а перезапустить всю реальность. Создать новую версию мира.

Я вспомнила слова из записки Георгия Лозинского: «Вирус, который изменяет реальность».

— И для этого им нужны документы из архива? — спросила я. — Те, что я должна была украсть по их сценарию?

Антон кивнул.

— Насколько я понял из записей Кирилла, в архиве хранится полная версия исследований Георгия Лозинского. Все его теории, все формулы и методики. Виктор имеет доступ только к части материалов. Остальное было засекречено после смерти его отца.

— И он хотел, чтобы я нашла эти документы и взяла на себя вину за убийство охранника, — я покачала головой. — Какой изящный план.

— Дело не только в документах, — возразил Антон. — Дело в вас. В том, что вы должны были сделать что-то, что активировало бы вашу... способность менять реальность.

— Убийство, — я похолодела. — Он хотел, чтобы я совершила убийство.

— Экстремальный эмоциональный опыт, — подтвердил Антон. — Кирилл писал, что по теории Лозинского, чем сильнее эмоциональное потрясение наблюдателя, тем значительнее изменения в реальности.

Я встала и прошлась по кухне. Все это звучало как безумие, но что-то подсказывало мне, что это правда. Или по крайней мере, что Лозинский верит в это настолько, что готов убивать людей ради своей цели.

— И что теперь? — спросила я Антона. — Что будет делать Лозинский, когда поймет, что его план не сработал? Что я не последовала его сценарию?

— Не знаю, — честно ответил он. — Но Кирилл был напуган. И если с ним что-то случилось...

Он не закончил фразу, но я поняла его опасения.

— Нам нужно найти вашего брата, — решительно сказала я. — И раскрыть, что задумал Лозинский. У вас есть какие-нибудь зацепки?

Антон достал из кармана смартфон.

— Последнее сообщение от Кирилла. Он написал: «Все дело в дате. 17 марта 1989. Спроси Алису».

Я замерла. 17 марта 1989 года, дата моего рождения. Та самая дата, которая стояла на документе в подвальной комнате.

— Что означает эта дата? — спросил Антон.

— Это день моего рождения, — ответила я. — И дата какого-то эксперимента, связанного с проектом «Нарратив». Я видела документы.

— Что за эксперимент?

— Не знаю точно. Но, кажется, он был связан со мной. Или с моей матерью.

Я задумалась. Что, если вся эта история с нарративным программированием и изменением реальности каким-то образом связана с моим рождением? Что, если я действительно «дитя нарратива», как называл меня Лозинский?

— Мне нужно поговорить с матерью, — сказала я. — Лично. Сейчас же.

— Я поеду с вами, — предложил Антон. — Если Лозинский следит за вами, лучше не оставаться одной.

Я колебалась. Доверять незнакомцу, который внезапно появился на моем пороге с безумной историей? Но что-то в глазах Антона, какая-то искренняя тревога, заставило меня согласиться.

— Хорошо. Только сначала я позвоню маме.

Я набрала её номер, но трубку никто не взял. Попробовала еще раз, то же самое.

— Странно, — пробормотала я. — Она всегда отвечает.

— Может быть, еще спит? — предположил Антон.

— В восемь утра? — я покачала головой. — Только если заболела.

Нехорошее предчувствие охватило меня. Я попробовала позвонить отцу, тоже безрезультатно.

— Что-то не так, — сказала я. — Нужно ехать немедленно.

Мы взяли такси до родительского дома. Всю дорогу я пыталась дозвониться до родителей, но телефоны молчали. Тревога нарастала с каждой минутой.

Наконец, мы подъехали к их дому. Все выглядело обычно, тихий двор, старые деревья, подъезд с облупившейся краской.

Мы поднялись на четвертый этаж. Я позвонила в дверь родительской квартиры. Тишина. Позвонила еще раз, подольше. Никакого ответа.

У меня были ключи от их квартиры. Я открыла дверь, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле.

— Мама? Папа? — позвала я.

Тишина. Квартира казалась пустой, но что-то было не так. Какой-то странный запах...

— Проверь кухню, — сказала я Антону. — Я посмотрю в спальне.

Я прошла по коридору к родительской спальне открыла дверь и застыла на пороге.

Комната была перевернута вверх дном. Ящики выдвинуты, вещи разбросаны, матрас сдвинут с кровати. Кто-то явно что-то искал. И судя по беспорядку, делал это в спешке.

— Алиса! — позвал Антон из кухни. — Идите сюда!

Я побежала на его голос. Он стоял у кухонного стола, держал в руках листок бумаги.

— Записка, — сказал он, протягивая её мне.

Почерк матери, торопливый, неровный:

«Алиса, они пришли. Лозинский нашел нас. Мы с отцом уезжаем. Не ищи нас, так безопаснее для тебя. Все дело в дате твоего рождения. Ты не просто родилась 17 марта 1989 года, ты была создана. Спроси у Елены Сергеевны, она знает правду. Берегись Лозинского, он хочет использовать тебя, чтобы изменить всё. Помни, истории имеют силу, но выбор всегда за тобой. Люблю тебя. Мама».

Я перечитала записку несколько раз, пытаясь осмыслить её содержание.

«Ты была создана». Что это значит?

И кто такая Елена Сергеевна?

— Вы знаете, о ком идет речь? — спросил Антон, наблюдая за моей реакцией.

Я покачала головой, а потом вдруг вспомнила.

— Елена Сергеевна... Возможно, это доктор Новикова. Она была акушеркой, которая принимала роды у моей матери. Мама иногда упоминала её.

— Вы знаете, как её найти?

— Нет, — я задумалась. — Но, может быть, в бумагах родителей есть какая-то информация.

Мы начали искать. Перерыли все шкафы, все ящики, все папки с документами. Наконец, в старой коробке с фотографиями я нашла выцветшую визитку: «Елена Сергеевна Новикова, акушер-гинеколог. Роддом №12».

— Вряд ли она до сих пор работает там, — сказал Антон. — Прошло больше тридцати лет.

— Но это начало, — возразила я. — Можно попробовать найти её через больницу.

Мы уже собирались уходить, когда я заметила на полу, под диваном, уголок какого-то документа. Наклонившись, я вытащила старую фотографию. На ней была группа людей в белых халатах, та же фотография, что я получила в таинственном конверте. «Проект "Нарратив", 1975 год. Лаборатория поведенческих алгоритмов».

Но на этой фотографии никто не был обведен красным маркером. Вместо этого на обороте была надпись рукой моей матери: «Начало всего. Елена С. крайняя справа».

Я перевернула фотографию и посмотрела на женщину, стоящую с краю. Елена Сергеевна Новикова. Она была частью проекта «Нарратив»!

— Нам нужно найти её, — сказала я Антону. — Немедленно.

Мы вернулись ко мне домой, и я начала поиски в интернете. Елена Сергеевна Новикова, акушер-гинеколог, роддом №12... Информации было мало, но через социальные сети я нашла упоминание о том, что доктор Новикова после выхода на пенсию переехала в пригород Москвы, в поселок Заречье.

— Поедем туда, — решила я. — Сейчас же.

— Не думаете, что стоит сначала позвонить? — предложил Антон.

— И что сказать? «Здравствуйте, вы меня не знаете, но моя мать утверждает, что я была каким-то образом "создана", и вы знаете об этом правду»?

Антон вынужден был согласиться, что личный визит предпочтительнее.

Мы снова взяли такси и отправились в Заречье. По дороге я пыталась осмыслить все, что узнала за последние дни. Нарративное программирование, изменение реальности через истории, загадочные эксперименты, связанные с моим рождением... Все это звучало как сюжет фантастического фильма, но почему-то я не сомневалась в реальности происходящего.

— О чем вы думаете? — спросил Антон, наблюдая за моим лицом.

— О том, что, возможно, вся моя жизнь — это чей-то сценарий, — ответила я. — И о том, что если истории действительно имеют силу менять реальность, то я хочу быть автором своей собственной истории.

Он кивнул.

— Знаете, я тоже писал сценарии. Любительские, конечно. Но всегда верил, что хорошая история может изменить мир. Просто не думал, что это может быть буквально правдой.

Я посмотрела на него.

— Почему вы мне помогаете? Только из-за брата?

Антон помолчал, глядя в окно на проносящиеся мимо пейзажи.

— Не только. Когда Кирилл рассказал мне о вас, о проекте «Нарратив», о теориях Лозинского... Что-то в этом зацепило меня. Как будто я всегда знал, что истории — это нечто большее, чем просто выдумки. Что они каким-то образом связаны с самой тканью реальности.

Он повернулся ко мне.

— И еще... Я видел ваши сценарии. Те, что не были приняты студиями. Кирилл показывал мне. Они... они особенные. В них есть что-то, чего нет у других. Какая-то сила.

Я удивленно подняла брови.

— Вы читали мои отвергнутые сценарии? И что в них такого особенного?

— Они меняют тебя, — просто ответил Антон. — После прочтения ты начинаешь видеть мир иначе. И дело не в сюжете или диалогах. Дело в какой-то... энергии, которая пронизывает текст.

Я не знала, что ответить. Все мои сценарии получали отказы, один за другим. «Слишком сложно», «не формат», «нет коммерческого потенциала»... А этот человек говорил, что в них есть особая сила.

— Мы приехали, — сказал водитель, прерывая наш разговор.

Заречье оказалось тихим дачным поселком с аккуратными домиками, утопающими в зелени. По адресу, который мы нашли в интернете, стоял небольшой деревянный дом с зеленой крышей и палисадником, полным цветов.

Мы подошли к калитке. Я глубоко вздохнула и нажала на звонок.

Через минуту на крыльцо вышла пожилая женщина. Несмотря на возраст, в ней все еще можно было узнать ту молодую женщину с фотографии.

— Елена Сергеевна? — спросила я.

Она внимательно посмотрела на меня, и её глаза расширились от удивления.

— Боже мой, — прошептала она. — Ты выглядишь точно, как твоя мать в твоем возрасте.

— Вы знали мою мать? Дарью Рязанцеву?

Женщина кивнула.

— Знала. И ждала, что когда-нибудь ты придешь. Входите.

Она открыла калитку и пропустила нас в дом. Внутри было уютно и чисто, пахло травами и свежеиспеченным пирогом.

— Чай? — предложила Елена Сергеевна, указывая на стулья за кухонным столом.

— Спасибо, — я села, чувствуя, как дрожат колени. — Мне нужно знать правду. О моем рождении. О проекте «Нарратив». Обо всем.

Елена Сергеевна вздохнула и села напротив меня.

— Я знала, что этот день настанет, — сказала она. — Особенно когда услышала, что Виктор Лозинский возобновил эксперименты.

— Ты готова услышать правду, Алиса? Настоящую правду о том, кто ты и почему Лозинский так одержим тобой?

Я кивнула, не доверяя своему голосу.

— Тогда слушай. Все началось в 1975 году, когда Георгий Лозинский создал проект «Нарратив»...

Продолжение следует...

1 глава 2 глава

Я сел в свой пикап Форд Ф-150 и помчал по Блу-Хилл авеню на Садбери-стрит авеню дом 40, где я работал. От Остин стрит, где я жил, до моей работы всего десять миль. Но с утра стояли жуткие пробки, поэтому я ехал целых сорок минут. Двигатель привычно стучал, а машину вело в правую сторону. Я уже полгода хочу отдать авто в ремонт, но все времени нет.

Не успел я сесть за свое рабочее место, как меня позвал начальник Девид Скотт по кличке Козлорыл. Эту кличку дал ему я за его козлиное лицо и не менее козлиное поведение. Он был груб и постоянно хамил подчиненным.

— Ну что там этот федерал вынюхал? У нас будут проблемы? — начал начальник, не поздоровавшись.

— Да все в порядке. Проблемы будут не у нас в управлении. Мы тут вообще не виноваты. Я съехал на том, что мне нужно было узнать информацию от Кривочлена по делу Капкейка. Я сказал, что Кривочлен замешан в его убийстве, поэтому и подослал ему агента.

— Но как Кривочлен мог его убить, если Кривочлен в тюрьме? — недоумевал Козлорыл.

— Да этот фбэровец не стал вдаваться в подробности. Я продал ему версию, — засмеялся я, пытаясь говорить как можно убедительней, но выходило натужно.

— Я ничего не понял — вздохнул Козлорыл, — ну и хер бы там. Хоть обколитесь, черти… Вам не прогнуть Девида Скотта! — Козлорыл сплясал свой победный танец, переставляя правую ногу за левую и наоборот.

— Можно я уже пойду? — мне уже было скучно.

— Иди, иди, и пусть делом твоего напарника занимаются федералы. В последний раз тебе говорю это! Ты уже дел наделал! Кстати, со дня смерти Хэнка Саливана прошло уже два месяца. Пора брать себя в руки. Теперь ты работаешь с Черри Легспис. Иди знакомься. И это… без шуточек там про негров.

Я вернулся на свое рабочее место и плюхнулся в кресло за свой стол. Рядом буквой «г» стоял стол моего напарника, за которым сидела невысокая чернокожая девушка лет 25. Видно было, что она была начинающим детективом и стеснялась. Ровное без морщин лицо было приятным, от Черри пахло ягодным джемом и шоколадом. На столе стоял йогурт.

— Привет. Будем работать вместе. Мне начальник сказал, что я буду работать с Черри. А тут я вижу Блерри… — я засмеялся. Не знаю, приняла ли Черри мои слова за флирт, но я старался ей понравится.

Черри смутилась. Еще пять секунд и она бы заплакала. Поэтому я отшутился:

— Да не парься, все хорошо. Я пошутил. Жизни Черри важны. Я, кстати, не расист, так что сработаемся. Тем более что ты не уродина, — короче, я наговорил на увольнение без выходного пособия.

В других обстоятельствах я бы такое не сказал, но сейчас мой зад прикрывало ФБР, поэтому я мог себе это позволить. К тому же мне надо было сразу показать, кто в управлении хозяин, чтобы взять быка за яйца, так сказать.

Пока я размышлял, ворвался ошалелый Козлорыл и закричал:

— У нас ЧП. Тройное убийство в Бостоне. Вот адрес, езжайте туда и займитесь делом.

На листе бумаги было написано: пляж Малибу.

— Ну что же, Черри, по коням! Поедем на твоей. А то моя скрипит вся и в грязи, — я встал и протянул руку Черри. Она ее не взяла, а молча встала, схватив свой йогурт.

— Сахар вреден для организма. И соль, — сказал я и направился к выходу.

Мы врубили мигалку и через пробки доехали с ветерком до пляжа. Там уже были стояли машин полиции. Зеваки стояли поодаль и снимали происходящее на телефоны.

У входа на пляж стоял полицейский. Я показал ему жетон и спросил:

— Что тут произошло, офицер?

— Убили молодых людей. Парня и двух девушек лет девятнадцати. Ножевые ранения, — сухо отрапортовал полицейский.

— Надеюсь, никто там ничего не трогал. Никого не пускайте. Сейчас сюда приедут криминалисты и фотограф, — сказал я и пошел к месту преступления, жестом пригласив пройти за мной чернокожую напарницу.

Нам с Черри открылась такая картина. На пляже лежал парень в плавках и две девушки в купальниках. У всех по несколько ножевых в область шеи и груди. Песок был вокруг багровый. Убитые лежали кучно в паре метрах друг от друга. Позы неестественны. Рядом лежала аккуратно сложенная одежда.

— Ну что, Черри. Твои версии. Что ты видишь? — спросил я, давая шанс напарнице отличиться и проявить себя.

— Ну это убийство. Орудия убийства нет, скорее всего преступник был один. Это я вижу по следам на песке, от места преступления убегал явно один человек, — сказал догадливая Черри.

— Хорошо. А теперь вопрос на засыпку. Почему тела расположены близко друг к другу? Что это значит? Допустим, преступник был один. Он ударил одного человека. А другие почему не побежали?

— Хм, возможно, они были пьяны. Вижу бутылки из-под пива… — сказала Черри.

— Может. А может потому что преступник был из их компании и убил всех одним махом, а потом, когда каждому нанес по ранению, добил.

— То есть это спланированное убийство, не спонтанное? И преступник был знаком с жертвами? Может они студенты. И убийца их однокурсник, — предположила Черри.

— Скорее всего так и есть. Это не ограбление, вещи не разбросаны. И убийца белый. — Сказал я.

— Почему? — спросила Черри, ей мое предположение явно не понравилось. Она была из тех негров, которые не любили, когда упоминали их цвет кожи.

— Потому что жертвы белые. А маловероятно, что они дружили с черным. Это только в фильмах так.

— Но я же черная! — воскликнула Черри.

— А мы что, дружим? — сказал я, как на идиотку посмотрев на Черри.

Я надел перчатки и пошарил в карманах жертв. Как я и полагал, они были сокурсниками, это было понятно по их пропускам.

— Ну что же, Черри. Едем в колледж Фишер. Это на Бикон стрит, — сказал я. Тут нам было уже делать нечего.

— А как же экспертиза? — спросила Черри.

— Да не нужна нам никакая экспертиза. До вечера закроем дело. В путь! — я сфотографировал документы убитых и пошел прочь, и Черри, немного подумав, последовала за мной.

Пока мы ехали в колледж, я позвонил туда и переговорил с деканом. Женщина заверила, что к нашему приезду соученики убиенных будут готовы к расспросам.

В дверях колледжа нас встретила декан. Это была чернокожая жирная женщина лет 50 с пухлыми губами и огромной задницей.

— Здравствуйте мисс Пердингтон… — приветствовал декана я, — мы разговаривали недавно по телефону...

— Добрый день. Такая трагедия… Ученики уже в аудитории. Но вы же понимаете, что… — мисс осеклась.

— Да нам нужно выяснить обстоятельства. Мы никого не подозреваем —

Я подмигнул Черри, давая понять ей, что под подозрением будут все.

Большая аудитория с портретами никому не известных людей в строгих костюмах удручала. Пахло как из ботинок. На стульях сидели, уткнувшись в телефоны, студенты. Штук наверно 50.

— Здравствуйте, — начал я. Тут такое дело. Джимми Лунгова, Берри Контову и Снетту Кушку убили — я перечислил имена по фото на телефоне. — Я знаю, что вы знали этих студентов, любили их, дружили с ними. Но нам прежде всего надо найти их убийц. Убийц легче всего искать по горячим следам. А сейчас у меня к вам одна небольшая просьба.

Я сделал паузу.

— Со мной сюда к вам приехал известный психолог Черри… Черри Кампус. Короче, не смотрите на ее молодость, ее прислали из ФБР. Сейчас она выяснит, есть ли среди вас убийца… Напоминаю вам, что это расследование, и вы все под подозрением. А сейчас делайте то, что я вам скажу. Сейчас я досчитаю до пяти. И насчет пять вы поднимите все правую руку. А Черри сразу поймет с помощью свой методики, кто на самом деле убийца. Итак, раз… два… три…

На слове три из аудитории ломанулся здоровый, как боров, парень. Нам с Черри предстояло догнать его. Этот ублюдок оказался быстрым, и уже через 30 секунд мы бежали за ним по Бикон стрит. Черри не отставала, я выхватил револьвер и разрядил барабан в ноги ублюдку. Попал, парень покатился кубарем и снес мусорный бак.

— Да что ты делаешь, черт возьми, — заорала Черри.

А мне было плевать, меня прикрывали федералы, к тому же я хотел наверняка знать, холостые в моем револьвере патроны или нет.

Я подбежал к истекающему кровью парню и закричал: «Работает полиция! Зачем ты убил своих сокурсников, ублюдок?».

В управлении Козлорыл встретил меня неодобрительно.

— Ты что творишь, Джерри? Лучше бы ты меня трахнул, чем такое устраивать, — Козлорыл был не в настроении.

— Да там пару царапин. Он кинулся на прохожего. Я применил оружие оправданно, — сказал я.

— Это правда, — сказала Черри.

А она мне начинает нравиться! Видимо напарница начала понимать, что ей со мной еще долго работать, и поэтому хотела услужить мне, чтобы я остался ей должен.

— Да он троих на пляже заколол. Сейчас в больницу на допрос поедем, — сказал я.

— Да никуда ты уже не поедешь. Это висяк будет, скончался Фил Санчес. Ты ему не только ногу прострелил, но и печень. Только что из больницы звонили… — Козлорыл почему-то не танцевал свой коронный танец.

— Да твою мать… — бросил я, плюнув на пол.

— Что ж ты плюешься, козел! Судья дал орден на обыск в его доме. Ребята уже выехали. Ты остаешься тут и никуда не поедешь. Черри поедет одна. Сиди и не отсвечивай. А теперь пошли вон, — Козлорыл замахал руками, как будто проветривал комнату.

— Ладно, — сказал я и пошел к выходу из его стеклянной перегородки.

В пять вечера позвонила Черри. Она сказала, что в мусорном баке рядом с домом Фила нашли окровавленную одежду. В посудомойке Фила лежал окровавленный нож. Кроме того, нечеткие следы крови есть на сиденье его машины и на руле. По всему выходило, что именно Фил убийца. Конечно, нужно будет провести экспертизу и выяснить мотив, но уже можно говорить, что дело закрыто.

Через пять минут ко мне зашел радостный начальник. Он уже не сердился. С собой он принес бутылку дешевого виски и два грязных стакана.

— Джерри Харисон, тебе нельзя пить, — услышал я в наушниках мужской голос незнакомого оператора.

— Да почему нельзя, можно… — пробубнил я себе под нос.

Погодите…  как они узнали? Впрочем не важно.

— Нельзя, это противопоказано в твоем случае, ты же зараженный, — сказал мужской голос.

— Да я только сделаю глоток, — шепнул я.

— Это ты с кем разговариваешь? — спросил Козлорыл, разливая по стаканам виски цвета застоявшейся мочи.

— Да тут по гарнитуре… — бросил я, отмахнувшись.

— А ты молодец, ловко ты устроил там в колледже представление. Мне Черри рассказала, — Козлорыл поднял стакан, поднес к своему длинному носу и понюхал виски.

— Ох уж эта Черри! Задница у нее ничего так, — я поднес стакан к губам.

— Не пей, это опасно! — послышалось в ухе.

Выпив все махом, я налил еще. Да пошло все к черту!

— Ну все, хватит. Надо работать, — сказал Козлорыл, забирая стаканы и бутылку.

Начальник ушел, и меня сразу замутило. Я хотел смачно блевануть. Я забежал в туалет и, как только я склонился над унитазом, из меня пошла струя блевоты. Проблевавшись, я посмотрел вниз и ахнул. В воде плавали ошметки плоти… Как будто я ел человечину.

— Джерри Харисон, все хорошо, — послышалось в ухе.

— Ах вы грязные ублюдки… как хорошо. Откуда это… черт. Вы что, меня кормили человечной этой ночью? — заорал я на весь туалет.

— Джерри, это Куксакер — послышался знакомый голос, — Я стою напротив твоей работы. Выходи и садись, я отвезу тебя домой и все объясню. Твой пикап пригонят наши агенты к твоему дому ночью.

— Хорошо, хорошо, я выхожу. И будь любезен на этот раз ничего не скрывать. Я не хочу больше сюрпризов.

Куксакер ждал меня в своем пикапе. Я открыл переднюю пассажирскую дверь, и Куксакер сказал, не поворачивая головы:

— Садись, Джерри. Сейчас все расскажу. Пути до твоего дома как раз хватит.

— Ну начинай, — я сел и захлопнул дверь машины.

— Ты когда ел в последний раз? — спросил Куксакер.

А действительно. Когда я ел в последний раз после нападения на меня оборотня? Я начал вспоминать. И понял, что ничего не ел и не пил с того дня на кладбище. Исключение было только глоток виски сегодня с начальником тюрьмы и пара глотков пива, когда приехал к Бренде и ее близнецам.

— Дело в том, что через два-три дня после превращения человек не может есть ничего, кроме плоти и крови человека. Остальное организм отторгает. Ты можешь выпить немного воды, но и она пойдет тяжело. Остальное: еда, кола, а тем более алкоголь, тебе противопоказаны, и чем дальше, тем больше. Твой организм это отторгнет, ты это и сам сегодня увидел, — Куксакер завел машину, включил поворотник и тронулся с места.

— Именно поэтому вы будете кормить меня по ночам человечиной, верно? — возмутился я. Мне было не до шуток.

— Верно. Но мы никого не убивали. И ты не убивал в эту ночь. Мы просто кинули тебе через люк в потолке плоть свежего трупа. Специально никого не убивали, но человечина свежая, это правда.

— Небось подкинули мне какого-нибудь бедолагу, а потом сожгли машину… — сказал я, пристально взглянув на правую сторону лица Куксакера. Голову агент так ни разу и не повернул.

— А, ты про ту аварию? Да, это наших рук дело. Только в том происшествии мы сожгли человека, которого ты убил на третий день своих похождений в парке. Когда войдешь в камеру, посмотри сам на люк в потолке, он маленький, живой человек в него не пролезет. А тебе надо питаться, чтобы набираться сил.

Конечно, я не поверил ни единому слову этого ублюдка. Я начинал догадываться, что он водит меня за нос. И все его рассказы нужно было делить на 10 или умножать на 100… В общем, он темнил. Но с другой стороны, я действительно со дня превращения ничего не ел, поэтому кого бы я там проглотил будучи оборотнем, уже было не важно, пусть это будет уже на совести ФБР… Пусть кидают хоть живых, хоть мертвых.

— Хорошо, Куксакер… По имени тебя, кстати, как звать-то? — спросил я.

— Да не важно… Называй меня Кук если хочешь… — агент ничуть не смеялся. Но похоже было, что они издевается, правда со знанием дела.

— Ладно, Кук… сакер… Ладно, ты прав. Давай работать дальше. Сегодня был плодотворный день. Но Кривочлен на меня так и не вышел.

— Думаешь, а Черри? — с железной интонацией спросил Куксакера.

— Хм. Да она писулька… какая она бандитка. Так, зассыха, — сказал я, но уже сам себе не верил.

— Или хочет такой казаться. Пока ты там бегал с ней по улицам, мы провели у нее в доме обыск. И кое-что нашли, — сказал Куксакер.

— Она внебрачная дочь Кривочлена? — засмеялся я.

— Насчет этого не знаю, мы копаем, все не так быстро. Но похоже она просто получила на тебя заказ, позарившись на деньги. У нее в диване мы нашли 100 000 долларов. Но это еще не все, Джерри, — Куксакер замолчал.

Автомобиль остановился у моего дома.

— Открой бардачок, посмотри, что там, — сказал Куксакер, глядя на дорогу.

В бардачке лежала коробка с патронами.

— Это серебряные пули, и похоже они по твою душу. Мы нашли их в ее доме.

— Вы ее арестовали, допросили? — спросил я. Наш разговор мне уже не нравился.

— Нет, будем следить за ней дальше. Да не волнуйся ты так. Пули мы подменили на обычные, в пистолете тоже заменим сегодня, когда она ляжет спать.

— А если проснется? — Сказал я, кладя пули обратно в бардачок. Одну пулю ловким движением я вытащил и спрятал в ладони.

— Не проснется… не проснется.

— Куксакер, а ты, я гляжу, парень не промах, все ходы просчитываешь. Но что же ты так и не разобрался в этом деле с оборотнями? Я вот уже на 99% уверен, что это китайцы нам мстят за коронавирус… Хотя погоди, если убийства начались 12 лет назад, а вирус появился два года назад, то это не китайцы… Может тогда русские? За развал Советов мстят нам, а? — спросил я с нескрываемым ехидством.

— Если бы все было так просто, Джерри, если бы! Как я тебе уже говорил, это некий вирус. Но это не вирус. Это хрень не пойми что. А что касается того же Китая… так там эпидемия оборотней. Там вся властная верхушка по нашим данным превращенная… так что так, — Куксакер говорил негромко, и его слова казались фантазмами.

— А в нашем правительстве есть оборотни? — также тихо спросил я.

— Ну видишь как… я не могу тебе это сказать. Но раз мы друг другу доверяем, и чтобы подтвердить нашу дружбу, я тебе открою один секрет. Наш президент оборотень.

— Вот… я так и думал! И не только я! — воскликнул я.

— Но ты не волнуйся. Мы все держим под контролем. На ночь он садится в клетку. Но представь, если пресса узнает, что Президент Соединенных штатов Америки каждую ночь ест человечину, это ж будет скандал! — Куксакер повернул голову в мою сторону и улыбнулся. Я смотрел на него с открытым ртом, не в силах скрыть недоумение.

— Спаси и сохрани… — я перекрестился, хоть и не верил в Бога, — но он же еле ходит и у него деменция...

— Да, поэтому мы скармливаем ему мертвых младенцев. Они помягче, — сказал Куксакер. Его слова звучали как долбаная шутка. Но на самом деле он говорил серьезно.

Я вышел из машины и захлопнул дверь, прошел в дом и сел на диван, схватился за голову и начала усиленно думать. В таком положении я провел полчаса. За окном темнело, начался закат и оператор напомнил мне, пора отправляться в клетку. К

Каждый день я узнавал что-то новое… Но последние новости про Президента… Господи, это ж что за страна у нас такая!

Есть ещё одна часть истории, которая толком так ничего и не объясняет, но даёт точно понять, что кошачьи неровно дышат ко всем потусторонним проявлениям культа У'о.

Почему? Я не могу дать пока что ответ. А может никогда и не смогу дать. Но надеюсь, что однажды ответ на этот вопрос станет явью.

Я не был свидетелем всего произошедшего и данной истории в частности, так как тогда в тот момент находился внутри мебельной фабрики, когда всё случилось, и Вирсавия упорхнула в небеса, подхваченная восемью гигантскими мухами. Свидетелем оказался мужчина, что вышел покурить на балкон и увидел всё своими глазами. После поведал обо всём в интернете и конечно же оказался в лечебнице Анима. Впрочем, как и я в своё время.

Как я и сказал прежде мужчина вышел покурить на балкон. Ничего не предвещало беды, на улице уже было темно, при этом стоял довольно плотный туман, и в воздухе ощущалась аура зловещего, что надвигается своей незримой и бесшумной походкой. Хотя туман и был плотным, но мужчине это не помешало увидеть того, что он увидел, благодаря тому, что его дом стоит впритык к мебельной фабрике и высится над ней. Таким образом у него был отличный обзор на крышку самой мебельной фабрики и того, что происходило дальше.

С его слов, он как и всегда закурил сигарету и как и обычно опёршись на перила наслаждался вечерней прохладой. Следом из окна мебельной фабрики вылетело восемь мух с высунутыми языками и девушкой, в белом платье закреплённой в их цепких объятиях. Конечно же, его это удивило, и он продолжал наблюдать.

Когда мухи с девушкой поравнялись с крышей мебельной фабрики, на одну из них, что была ближе всего к крыше, напали коты. Честное слово, с его слов котов там было не менее сотни. По крайней мере, в привычных условиях он никогда не видел прежде такого количества котов в одном месте. Ну, пять, ну десять, но уж точно не сотню.

Коты поделились и разом напали примерно на трёх из восьми летящих мух, но им удалось остановить только лишь одну, ту, что была ближе всего, и на которую смогло наброситься больше всего котов. Они быстро отсекли язык мухи, чтобы она не смогла держаться за девушку, и они начали тянуть её вниз, на крышу, чтобы дальше с ней разделаться уже на крыше. Остальные коты, что атаковали других мух, оставили свою добычу и спрыгнули вниз, чтобы присоединиться к своим товарищам.

Не было ничего толком и видно. Всё смотрелось как огромный комок из котов, с гигантской мухой в центре. На всю округу разносилось множество звуков. В основном крики котов, и хлюпающие звуки, с которыми от мухи отрывались куски её плоти.

Следом же всё затихло. Мухи больше не было. От неё осталась только мокрая лужица на крыше. Коты более не были одним целым и общностью. Они вновь стали индивидуалистами и разбрелись кто куда. Но более в них не ощущалось сплоченности.

А между тем на фоне неясной затуманенной луны виднелись очертания во влажной плотности тумана, как в дали в глубины небес уносится девушка в белом платье на алых и склизких языках семи гигантских мух.

1 глава

На следующее утро я проснулся в парке голым. Город еще спал, и только ранние птицы щебетали, встречая рассвет.

Голова гудела. Я встал на колени и провел по лицу — оно было чистым, без крови. Значит, я никого не убил в эту ночь. Полная луна сошла, и наверное, сила волка ослабла. Я ничего не знаю об этом, это всё мои догадки, не в библиотеку же идти? Хотя чем черт не шутит, возможно, придется провести собственное расследование, если меня не поймают.

Но мне нужно вернуться домой, забрать деньги и пистолеты, одеться, в конце концов, а потом уже свалить из города. Думаю, про убийство двух детей и их матери в Олбани уже известно. Скоро полицейские выйдут на меня по камерам — и тогда мне крышка. А уж когда увидят, каким чудовищем я становлюсь по ночам, то сдадут властям на опыты. Этого мне еще не хватало!

Прежде чем войти в свой дом, я огляделся. Никаких подозрительных машин не было. Мой детективный нюх подсказывал, что все чисто. Даже слишком чисто. Но была не была, чем черт не шутит?

Войдя в дом, я достал из шкафа неразорванные джинсы (их оставалось все меньше), и стал их надевать. В этот момент из-за шторы вышел агент Куксакер, ступая по ковру в своих лакированных туфлях. Этот еще молодой по полицейским меркам агент имел неприятную внешность. Его большие оттопыренные уши просвечивались от света, который шел от окна.

Дальше была немая сцена. Что же делать? Я покосился на лежавший на диване в кобуре Кольт, но Куксакер покачал головой.

— Не стоит этого делать, Джерри Харисон, ты не успеешь.

— А кто же мне помешает? Попробуешь защелкнуть на мне наручники? Ты же знаешь правило 21 фута. Рискнешь подойти ближе? — с наездом сказа я.

— Да я просто пришел поговорить. Я тебе не враг. А может даже друг, — сказал Куксакер, сделав два шага назад в знак примирения.

— Хм, ты думаешь, по мне дурка плачет? — я не мог понять, к чему ведет Куксакер.

— Да нет, не дурка. А стальная клетка. Я сейчас занимаюсь делом тройного убийства в Олбани. И от меня зависит, что с тобой будет дальше. Но мы можем прямо сейчас договориться, на берегу, так сказать, и найти для тебя хороший выход из всей этой непростой ситуации. Ведь по сути убивал не ты… А зверь внутри тебя, — последние слова Куксакер с сочувствием, пытаясь втереться ко мне в доверие.

— Ближе к делу. Мне нечего тебе предложить, — бросил я, скача на одной ноге. Джинсы никак не налезали.

— А вот это не так. Ты думаешь, я такой 27-летний дурачок, который попал в бюро случайно или по связям? Но это не так. Расследование убийства агента в тюрьме, которого ты подослал к Кривочлену это всего лишь прикрытие. Ха, кстати про Кривочлена — я узнал подробности этой истории у твоих коллег, она действительно смешная. Но сейчас к делу. Правительство поручило мне решить более серьезную проблему — откуда все эти оборотни появились в США.

— Все? Нас много? — с интересом спросил я. Джинсы я уже надел и искал в шкафу рубашку

— По всей стране фиксируются необъяснимые убийства с особой жестокостью. Но нам удается пока все это скрывать от общественности. Вот и в доме Бренды мы уже все подчистили, — успокоил меня Куксакер.

— И сколько всего убийств? — поинтересовался я.

— За последние двенадцать лет более их более двадцати пяти тысяч, — прошептал Куксакер, — но это секретная информация, не говори никому.

— В США людей убивают оборотни. Правительство не знает, как с этим бороться. Хорошо. От меня вы что хотите, чтоб я сдал кровь на анализ? — сказал я. Вместо рубашки я надел красную футболку. И теперь стоял перед Куксакером в синих джинсах, красной футболке, которая была мне мала, и без носков.

— Можно и сдать для порядка, — вздохнул Куксакер, — но этой крови у нас в лаборатории целый холодильник. Пока наши вирусологи не могут понять, как бороться с этой заразой.

— Так это вирус? — спросил я.

— Ну можешь считать это вирусом для простоты. Но давай пока не вдаваться в детали. А перейдем к делу. Мы отследили, что зафиксированные ФБР убийства начались двенадцать лет назад. Далее они росли по экспоненте. И сейчас угрожают человечеству. Тебя бы прямо сейчас без проблем отправить на опыты, как мы это делали с другими подобными тебе, но есть одно «но». Ты оказался ключом к расследованию, — Куксакер замолчал, выдерживая паузу.

— Золотым ключиком? — посмеялся я.

— Да, прямо золотым. Дело в том, что все, кого мы поймали, превращались в зверей. Но они ничего не помнили, когда превращались обратно в людей. И только брат Кривочлена помнил. Так сказал Кривочнел там в тюрьме, и мне нет оснований не доверять его словам. А значит, возможно, его брат был одним из первых оборотней, если не самым первым. Мы пробили его судьбу, и по всему выходит, что это так. Именно 12 лет назад до этого дружившие братья расстались. Брат Кривочлена исчез. Из-за чего последний ударился в наркотики и в конце концов сторчался. Но за несколько дней до убийства семьи из трех человек Кривочлен встретил брата. И видимо после этого у него крыша и поехала, и он убил тех людей… — сказал агент.

— А потом Кривочлен рассказал брату про меня и напарника, и оборотень отомстил. Мой напарник что-то знал, раз дал мне серебряные пули, — догадался я.

Куксакер сел в кресло напротив окна. Его лицо было спокойным. Создавалось ощущение, что два приятеля встретились и разговаривают о науке.

— Ну видишь. Ты уже начал все понимать. Ты хороший детектив. И вот как мы поступим. Так как брат Кривочлена мертв, только Кривочлен знает, что ему рассказал брат про его превращение. Это и будет та тайна, которую нужно будет разгадать. Мы выясним, откуда пошла эта зараза и сможем ее таким образом обуздать. И США будут свободны от оборотней.

— Хорошо, но есть одна проблемка… — я развел в руки в сторону, как бы показывая на самого себя.

— Как я уже сказал, мы подчищаем такие убийства. Про смерть Бренды и ее детей никто не узнает… Она просто уехала. И да, ты убил еще одного человека той ночью в парке, на третий день… после заражения. Мы там тоже все зачистили… почти зачистили… — вздохнул Куксакер. Было видно, что он напряженно думает.

— И больше таких убийств не было? — спросил я, посмотрев внимательно на Куксакера.

— Нет. Насколько я знаю, в Бостоне остался только один оборотень. И это ты, — Куксакер явно хотел успокоить меня.

— Понял. Но я о другой проблеме. Это я. Когда на город опускается ночь, я становлюсь животным.

— Мы это решим уже сегодня. В твоем доме сейчас установят пуленепробиваемую комнату с автоматическими засовами. Вот — это тебе, — Куксакер передал наушник, — оператор подскажет, когда нужно зайти и запрет дверь удаленно. На случай нештатной ситуации у нас есть бронированный фургон, мы можем подхватить тебя в течение пары десятков минут в любой точке города. Все под контролем.

— Господи, я хочу, чтобы это зараза вышла из меня, — вздохнул я. Я уже начал понимать, в какую задницу попал. Но из этой задницы сейчас был только один правильный выход — работать на Куксакера.

— Это целиком зависит от тебя. Выясни у Кривочлена все детали, и мы поможем тебе, — деловито произнес агент.

— По рукам. Но у меня еще один вопрос. Ты говоришь, что все случаи нападения оборотней вы скрываете. А как же мой напарник? — я не хотел упустить случай узнать подробности убийства Хэнка Саливана.

— Конечно, нам удается скрыть нападения не на всех людей. Если человек общественно значимый, то просто так исчезнуть он не может. В данном случае на ушах бы стояло все управление, которое бы начало копать. Поэтому мы просто скрыли ряд фактов. ФБР взяла все под контроль и проводило свое расследование, а вам скормило только часть правды. На самом деле зверь оставил кучу следов на месте преступления. А в ваше управление мы отправили только фото шеи и головы твоего напарника, да и то после того, как твой шеф позвонил заместителю директора ФБР со словами, что его подчиненные на стену лезут как хотят разобраться в деле. Все, что сделал оборотень с телом твоего напарника, мы не показали.

В обед приехало человек 20 людей с инструментами и материалом. Управились за четыре часа. Они собрали внутри моей спальни железную конструкцию размером два на два метра с дверью на специальных замках, которые закрывались удаленно. Как мне пояснил Куксакер, выбраться из этой клетки мне будет невозможно. Снаружи ее покрыли звуконепроницаемым материалом, так что я мог в ней выть так громко, как мне вздумается.

Во всех помещениях дома и вокруг были установлены камеры и микрофоны.

— Ну вот и все. Твоему начальнику я сказал, что сегодня ты работаешь со мной по делу об убийстве агента. А уже завтра ты должен выйти на работу. Вот часы с резиновым браслетом, надень их. Наушник я тебе уже отдал. Также связь будем держать по телефону. И вот тебе еще запасной, тут мой контакт вбит.

— Когда я превращусь в зверя? — спросил я.

— Этого никто не скажет, зверь может проснуться и в 9 вечера, и в 12 ночи. Но точно известно, что превращения случаются только после захода солнца и зависят от фаз луны. Превращения будут каждый день. По крайней мере те оборотни, которых мы исследуем, ведут себя так. Так что как только солнце зайдет, ты должен сидеть в клетке. Оператор будет подсказывать. Ты всегда на связи и просто можешь сказать вслух, какие есть вопросы и нужна ли помощь. Наша оперативная группа будет всегда следовать за тобой и дежурить у дома и работы.

— Но зачем мне ходить в управление, давай я встречусь с Кривочленом Фредом Джонсоном и расспрошу его? — спросил я. Мне не хотелось каждый день ходить на работу и вдобавок сидеть в клетке.

— У нас есть все основания думать, что у Кривочлена есть сообщники. Он как-то быстро узнавал всю информацию. Поэтому нужно вести себя так, как будто ничего не произошло.

— Но он же знает, что я оборотень, зачем этот спектакль! — воскликнул я, натягивая кроссовок на левую ногу.

— И поэтому мы будем ждать, когда Кривочлен выйдет на тебя сам через своих помощников. Веди себя как ни в чем не бывало. А тебе уже пора. В клетке, к сожалению, нет дивана, так как после превращения ты его превратишь в труху. Но пол мы сделали с небольшим подогревом и прорезинили его. Будет жестко, но не прям как на кафеле… В углу небольшое отверстие для справления естественных нужд. В камеру встроен душ. После того, как ты превратишься, тебя придется ополоснуть, так как ты можешь быть весь в говне. Удачи.

— Хочу потом на это посмотреть, — сказал я.

— Это исключено. А теперь тебе пора. Оставь одежду, телефон и наушник снаружи убежища. Ничего не бойся, в твой дом никого не пустят агенты, а связь ты сможешь держать с оператором через микрофоны и динамики, встроенные во всех помещениях твоего дома. Все звонки тебе будут переводится на громкую связь, ты также можешь набрать любого. Комфортную температуру пола и воздуха тебе настроят.

Я зашел в клетку, закрыл дверь и услышал, как мягко затворился засов.

— Здравствуйте, меня зовут Джесси. Сегодня я ваш оператор, — услышал я голос из стены.

Я сел на пол, чувствуя неловкость.

— День добрый. Можно мне чуть подогреть на пару градусов пол, а то жопа мерзнет, — сказал ехидно я, чтобы разрядить обстановку.

— Сделано. Если что-то нужно, то я помогу, но в рамках протокола, — сказала Джесси, которая была любезна со мной. Ее приятный голос убаюкивал и был похож на один из тех, которым говорят в сексе по телефону.

— Хорошо. Какие новости в Бостоне. Были ли сегодня убийства? — спросил я.

— Минуту… Насколько вижу из новостей, сегодня убийств не было. Было происшествие на шоссе. Легковой автомобиль выехал на встречную полосу, перевернулся и загорелся. Водитель погиб. Возможно, заснул за рулем.

— Хм, интересно. Сгорел дотла, наверно? Хорошая работа, Куксакер… Тогда такой вопрос. Джесси, ты видела хоть раз оборотней? — спросил я, глядя в потолок. Я пытался разглядеть скрытые камеры, но не находил их.

— Да, это моя работа, — ласково ответила Джесси. Ее голос возбуждал. И я стыдливо прикрыл член, который начал пульсировать. Было такое ощущение, что я сплю и все идет к тому, что я скоро кончу во сне.

— Я вот тоже видел. Они как медведи с мордой волка. Но такие, знаешь ли, тощие, необычные. Это какая-то помесь медведя и волка… я думаю… — мое возбуждение начинала спадать.

Не помню, как отключился. Но встал с больной головой. Пол был в каплях, а воздух тяжелый, как будто наполненный влагой. Видимо, меня мыли. Вчера, пока я мило болтал с Джесси, я изучал мою камеру. Это был куб размером два на два на два метра. Вверху горели четыре плафона, видимо, под бронестеклом. В правом дальнем углу от двери, если стоять к ней спиной, был расположен слив. Такое ощущение, что пол имел наклон в несколько градусов на этот слив.

— Я могу выйти? — спросил я.

Засовы открылись. Мне нужно было одеться и ехать в управление. На диване я нашел пять новых костюмов.

— Это от агента Куксакера. При желании вы можете использовать эту одежду. — Раздался голос Джесси откуда-то из стены.

Видимо, они поставили динамики и микрофоны во всем доме, вмонтировав их в стены.

Я одел новый костюм, взял револьвер и опешил:

— А где серебряные пули? — воскликнул я, — почему тут другие?

— Мы их изъяли. Днем они вам не понадобятся. А ночью ты в камере, — сказала Джесси бархатным голосом, который успокаивал.

— Понятно, боитесь, что покончу с собой. Кстати, а что будет, если я простыми пулями себя порешу? Давай посмотрим? — сказал я, вынимая револьвер из кобуры.

Я прислонил дуло к виску и взвел курок.

— Джерри Харисон, вам незачем это делать. У нас все под контролем, — голос Джесси остался спокойным, но не столь дружелюбным.

— Ну нет, давай посмотрим… — я нажал на спусковой крючок.

В эту секунду в комнату вломились два агента с озадаченными рожами.

— Спокойно, парни. Я всегда оставляю одну камору в барабане пустой, чтобы не прострелить себе жопу, ведь револьвер я не всегда держу в кобуре, часто требуется скрытое ношение… Не ссыте. Теперь вижу, что в револьвер патроны мне положили боевые. Хоть за это спасибо, — сказал я и медленно положил револьвер на диван, смотря в тупые лица черного и белого агента.

Револьвер, который мне подарил мой напарник, был старой системы без предохранителя. Поэтому мне приходилось одну камору держать пустой, чтобы не дай бог не пусть пулю в себя.

День начинался весело. Я вышел на улицу и вдохнул свежий воздух. Но надо ехать в управление заниматься рутиной и ждать, когда человек Кривочлена выйдет на меня. Ну что же, поехали на работу!

Я случайно наткнулся на одну историю, которую нашел в старых пыльных архивах, когда писал курсовую по краеведению. Думал, это какая-то байка местная, страшилка для туристов. Но чем глубже я ее изучал, тем сильнее на затылке шевелились волосы. Даже совсем спать перестал.

***

Заозерье. Когда-то, еще в начале XIX века, это было обычное село, затерянное в глухих лесах где-то на крайнем севере нашей необъятной Родины. Мужики лес валили, бабы хозяйство вели. Человек семьдесят душ, не больше. Ничем не примечательное место.

Жили себе они не тужили, пока в одну промозглую осеннюю ночь 1817 года, здесь не начало твориться жуткое.

Началось все с Марфы — тихой, одинокой бабы. Пошла она на рассвете к колодцу за водой, да так и не вернулась. По началу все подумали, что в лес по ягоды ушла. Спохватились ближе к вечеру, когда она так и не объявилась. Нашли ее только на следующий день. В том самом колодце.

Ее стеклянные глаза, были в ужасе распахнуты, а на губах… застыла жуткая улыбка. Словно увидела она перед смертью своей что-то такое, от чего разум ее помутился. Но будто в последний момент, ей это даже понравилось.

Меня до сих пор передергивает, как я себе это представлю.

Через пару дней, после Марфы, пропал местный батюшка, отец Серафим. Он любил в одиночестве по лесу гулять, читая молитвы. Ушел – и как в воду канул!

Собрали поисковый отряд, пятерых мужиков. Вернулся к ночи только один, самый молодой по имени Федька. Бледный, как смерть. Трясся да бормотал одну и ту же фразу: «Проснулось… Оно… Оно видит… Оно знает… Оно идёт…». Решили, оставить его в покое, до утра. А потом, как отойдет, распросить. Но не успели.

Ночью Федька повесился в своем сарае.

И после в Заозерье начался сущий ад!

Дети по ночам стали ходить во сне. Бродили с пустыми глазами, бормоча что-то на непонятном языке. Лошади срывались с привязи, бились о заборы, пока не падали замертво с пеной у рта.

По ночам сам по себе начал звонить церковный колокол. Глухо бился, будто по покойнику. И каждый раз, как он звонил, непременно в деревне кто-то умирал. Страшной смертью.

Человек внезапно будто застывал, падал корчась в судорогах, пока не умирал. С той же жуткой улыбкой на лице, как у Марфы.

Староста деревни, Еремей Кузьмич, набожный суровый сибиряк, в отчаянии полез в церковный архив. В котором нашел ветхую книгу, какую-то летопись в кожаном переплете. И там, среди записей о сборе податей и урожаях, он наткнулся на страшную правду.

Оказывается, Заозерье построили на месте древнего капища. Места силы, как тогда говорили. Только сила та была черная, языческая. Веками там проводили жуткие обряды, кровь лили рекой, приносили жертвы каким-то своим тварям из нижних миров.

А камни для фундамента местной церквушки, как выяснилось, брали как раз с развалин того самого капища. Видимо тогда и потревожили что-то.

Еремей собрал оставшихся в живых. Решили провести свой обряд, освятить землю заново, изгнать нечисть. Назначили им нового священника, молодого, отца Игнатия, только из семинарии. Тот приехал, полный рвения.

Начали они службу прямо на площади, перед церковью. Зажгли свечи, отец Игнатий начал читать молитвы…

И в этот самый момент как рассказывали те немногие, кто выжил и сумел сбежать, земля под ногами задрожала и начала трескаться. И из этих трещин повалил смрадный дым, запахло серой и гнилым мясом. Свечи разом погасли, а из окон домов и церкви полыхнуло багровое пламя. Вся деревня загорелась в один момент, будто ее керосином облили!

Крики, вой, треск горящего дерева… Выжившие говорили, что сквозь этот рев слышали жуткий, нечеловеческий хохот.

Заозерье в один миг сгорело дотла. Превратилось в проклятое пепелище.

***

Те, кто пытался туда потом сунуться, либо не возвращались вовсе, либо возвращались… другими. Кого потом в петле находили, кто-то с крыши вниз головой прыгал. А кого и с перегрызанными зубами венами.

Я когда листал эти записи, мне казалось, будто кто-то все время за моей спиной стоит. Холод такой по коже пробежал.

Думаю, проклятье Заозерья никуда не исчезло. Оно просто затаилось и ждет. Ждет, когда очередной любопытный дурак вроде меня сунет туда свой нос. Или когда кто-то снова потревожит ту землю.