А женщины? Им выдали пьедестал из пенопласта. С него удобно наблюдать, как внизу рассыпаются в труху традиции, логика и то, что ещё вчера называлось здравым смыслом. Вместо настоящей власти, семьи и гармонии — корпоративные значки, фейковые статусные медальки, маркетинговые лозунги и фальшивое чувство избранности. Им не дали власть — им дали витрину. И сказали: держитесь за неё покрепче — это и есть ваша свобода.
Всё. На Западе уже не притворяются. В США мужчину можно посадить за эмоциональное насилие — достаточно одного сообщения в чате. Судебные дела возбуждаются по щелчку, без доказательств, без расследования. Потому что у нас теперь не правосудие, а правочувствие. Добро пожаловать в постюридический театр правового абсурда — Святую Эрмандаду эпохи diversity, где судьи — не монахи, а активистки с дипломом по гендерным наукам и перечнем задач по борьбе за справедливость.
В школах и университетах правит бесконтрольная феминистская тирания, где мальчиков с юных лет учат виноватиться — перед всеми без исключения. Университет больше не храм знаний, а дрессировочный лагерь по уничтожению мужественности. Здесь слово мужчина звучит как приговор, а любая попытка заявить о себе — как социальное преступление. Судебная система давно стала инструментом перераспределения не только имущества, но и идентичности.
Теперь для обвинения достаточно не факта, а воспоминания о чувствах. Неважно, что ты делал и делал ли.
Важно — как она это потом вспомнила.
А в Европе институциональная охота уже идёт в открытую. В Испании действует закон, по которому женщина — априори жертва, а мужчина — виновен по факту пола. Подозрение = приговор. Суд — театральный антураж, ритуал. Во Франции, Германии, Швеции выстроена система, сочетающая параноидальный матриархат и цифровое доносительство. Ювенальная юстиция — это уже не защита, а механизм отъёма детей. Отцовство стало не правом — риском. Пропаганда и идеология работают не как мнение, а как принудительная установка. А любая попытка возражения как самообороны — автоматическое усугубление вины.
Отточенная схема, где сопротивление — само по себе преступление.
Здесь давно работает программа утилизации мужчин через правовое расщепление. Любой бытовой конфликт мгновенно маркируется как гендерная агрессия. Испанский закон об антигендерном насилии — это юридическое пожизненное. Попробуешь оправдаться — лови второе обвинение. Даже если женщина режет тебя ножом и крошит кости молотком, она остаётся под защитой закона — у неё стресс, аффект, травма, депрессия, эмоциональная неустойчивость, посттравматическое расстройство, гормональный сбой, давление среды, страх, уязвимость, особое положение. Любой аргумент работает в её пользу, а мужская защита превращается в дополнительное обвинение.
А теперь — внимание — Россия. Казалось бы, последний бастион здравого смысла. Но и здесь отношения превратились в рыночную симуляцию. Только если на Западе имущество изымает суд, здесь — бытовая проституция под брендом серьёзных отношений. Симулякр семьи, где всё продаётся в рассрочку — от любви до квадратных метров. Сначала ты оплачиваешь романтику. Потом — ипотеку. Потом — эмоциональные издержки. Потом — молча исчезаешь из её жизни и всплываешь в повестке о выплатах.
Семья как стартап-однодневка: ты вложился, она — вышла из проекта, ты остался с долгами.
Миф о равенстве мёртв. Пришло время называть вещи своими именами: мы живём в реальности гендерной диктатуры — с односторонним правом на агрессию, ресурсы и моральную непогрешимость. Любая попытка возразить стигматизируется: мизогиния, токсичность, радикализм. Это интеллектуальное Гуантанамо с фем-эстетикой и правовой геометрией без обратного хода.
Тренд очевиден: мужчина теряет даже не привилегии — базовые права. Он больше не субъект — он объект перераспределения. Ходячая рента с паспортом. И лавина только набирает обороты — то, что сегодня кажется абсурдом в Калифорнии, завтра будет законопроектом в Верховной Раде и нормой в Подмосковье. Будущее уже приехало. Просто его доставили в чёрном фургоне без номеров, с печатью Минюста и фем-смайликом на боку.
Теперь на арену выходит биосоциальная селекция, в которую мы вляпались сами — одевшись в свитерки толерантности и ветровки с надписью не всё так однозначно. Старая модель сильный выживает заменена на удобный поощряется. Побеждает не лучший — предсказуемый. Не дерзкий — согласный. Мужчина теперь должен быть безопасным. А значит — не мужчиной.
Идеал мужчины сегодня — эмаскулированный поставщик ресурсов. У него нет клыков — только QR-код. Нет авторитета — только СНИЛС. Нет статуса — только аккаунт в Госуслугах. Нет намерений — только тревожность. Это уже не эволюция. Это деградационный селективный отбор. В природе такое называют — вытеснение вида.
Пока ты работаешь, строишь, платишь и надеешься, что всё наладится, — на системном уровне идёт ползучая перезапись архитектуры общества. Отцы — больше не нужны. Защита — не требуется. Агрессия названа преступлением, инициатива — токсичностью, сопротивление — экстремизмом. От тебя ждут одного: быть тихой, виноватой, функциональной единицей. Как термит в муравейнике — только без семьи, без братства, но с алиментами и судебной повесткой.
Мужчина как биологический вид системно выводится из активной среды. Всё его наследие — культура, наука, война, искусство, механика, язык, логика, даже само понятие иерархии — признаётся опасным, угрожающим, потенциально дискриминирующим. Его наследие отрицается, его роль упраздняется, его биология ставится под подозрение. Всё, что он создал, провозглашается оправданием угнетения. Всё, что он есть, декларируется как угроза прогрессу.
Скоро и слово мужчина будет приравнено к экстремизму.
Мы живём во времени, когда само половое размножение с XY-компонентом уже трактуется как форма социальной агрессии. Когда простое привлечение внимания может быть домогательством, а отказ подчиняться — патриархальной тиранией. То, что ты просто хочешь жить по прямой линии — уже достаточный повод, чтобы усадить тебя в спираль вины.
Цифра и право стали новыми охотничьими инструментами. Больше не нужно метать копья — достаточно реестра домашних насильников, которому верят больше, чем элементарному здравому смыслу. Племён больше нет — теперь есть базы данных, системы оценки рисков и нейросети, которые решат: ты отец или преступник, партнёр или агрессор, человек — или остаток.
Старая цивилизация уходит не с боем, а с судебным иском и HR-повесткой. В ней больше нет места сильному, прямому, опасному мужчине — потому что такой мужчина ничего не боится. И вот тут — шизофрения на экспорт: выживает не тот, кто сильнее, а тот, кто предсказуемее. Это и есть новый отбор — отбор по удобству. Мы не проиграли в борьбе полов. Мы проиграли в борьбе с собственной надеждой, что оно как-нибудь само рассосётся.
Эволюция закончилась. Началась классификация. Мужчина больше не зверь. Он — артефакт. Объект учёта. А его мужская природа признана устаревшей прошивкой. Файлом на удаление.
В мир, где старый порядок не пал героически, а сдох — как перегревшийся хомяк в офисном колесе. Государство больше не просто рядом — оно теперь дышит тебе в затылок, учит, кого любить, как чувствовать и за что страдать. Семья? Забудьте. Это больше не институт, а музейный экспонат: пыльный, бесполезный, слегка неловкий. Вместо дома-крепости, где отец держал в руках ритуальную дубину, — открытое пространство. Входишь через турникет под прицелом камеры с функцией распознай и подчинись. Это она — корпоративная утопия, где чувства стали данными, а близость — пунктом в контракте.
Альфа-держава заигралась в спасителя — как неопытный интерн в реанимации, отчаянно пытающийся откачать труп седьмой серией компрессий. Параллельно — продолжает учить, судить, наставлять, перевоспитывать. Хотя раньше всё работало просто и эффективно — как удар дубиной по черепу: мужчина был вожаком, женщина — музой, дети — смыслом, а не поводом для судебных процессов.
Грубо, примитивно —зато надёжно. Патриархальная семья не поддерживала порядок — она его создавала. Пока не появилась идея фикс: а давайте-ка обнулим мужское значение.
Ну что ж, это случилось — раз, два! — и мужской статус растаял так же быстро, как алименты в день зачисления. Семья теперь — не оплот, а экспозиция, где на входе табличка: не трогать. не работает. Современный союз — это ловушка с сюрпризом. Возникло желание удостовериться, ваши ли дети? Потребовали ДНК-тест?
Готовьтесь: в лучшем случае — к общественному суду, в худшем — к уголовному. В Германии, Италии, Австрии, Новой Зеландии, Швейцарии, Испании, Канаде — это уже преступление. Вторжение в личную жизнь женщины — говорят они. Дерзостный бунт против святого бюрократического канона. Недостаточно? Франция: частный ДНК-тест — это уголовка с французским акцентом, штраф до 15 тысяч евро и год тюрьмы. Даже если тест сделан за границей — вы всё равно преступник. Bienvenue, мсье. Вы осмелились усомниться в святом.
Это не правовая система — это рай для неверных жён. Святилище материнской тайны охраняется тут строже, чем ядерные коды. Мужчина обязан платить, заботиться, участвовать — но не имеет права знать, за кого. Инстинкт самца — под замок. Логика — под запрет. Забавно: мужчине вручают полный мешок обязанностей, но отбирают базовое право — удостовериться в своих генах.
Забудьте, ребята. Это не ваши дети. Это её дети. Всё остальное — ваша преступная самонадеянность.
В матриархальной реальности с антимужскими законами и фем-риторикой разговоры о социальной справедливости для всех звучат как чёрный юмор на поминках. Единственный способ хотя бы обойти этот цирк — суррогатное материнство. Мужчина мог бы стать отцом без участия королевского совета по феминной морали. Но это — угроза национальной безопасности. Как это: ребёнок, которого нельзя отобрать, и к которому не прикручен алиментный хомут? Это почти саботаж. Поэтому в 2022 году лазейку тихо захлопнули. Слишком опасна для устоявшейся схемы.
Кто это тут собрался стать папашей — без санкции сверху?
А теперь — инструкция по эксплуатации мужчины. Женщина в браке может не хранить верность — это её личное пространство, особенно если так сказано в гороскопе. Секс на стороне? Психологический кризис. Ребёнок от охранника из Магнита? Ну, с кем не бывает — биология сбилась с курса. Обман вскрылся? Никто не виноват. Это же не Турция, где за измену дают срок. У нас — прогресс. У нас муж — это мобильный спермобанк с алиментной функцией, а любые подозрения в подложном отцовстве — это не ваши права, это ваша токсичная неуместность.
А после развода всё по схеме: детей — забрали, алименты — назначили, до свидания. Она свободна, он — должен. Это не семья. Это феодальная модель нового типа, где мужчина — крепостной с распиской о добровольном подчинении. Сам подписал, сам оплатил, сам ещё и спасибо сказал. Всё — по закону. Только вот зачем?
Нет, это не брак. Это биологически оптимизированное рабство с соцпакетом.
Научный журнал American Journal of Obstetrics and Gynecology, 1996 год. Врачи — не моралисты. Цифры у них не стесняются. Исследование: 753 послеродовых теста на отцовство. Результат: 37% — не отцы. Треть мужчин, стоящих с цветами у роддома, оказываются массовкой на чужом празднике. Причём, почти каждая мать знала: тест — не лишний. Удивлены? Напрасно. Просто маленькая семейная традиция: кто посеял — неважно, чьи заботы — очевидно.
Данные покрупнее: США, 2002 год — 300 тысяч ДНК-тестов. Каждый третий ребёнок — от другого мужчины. Тридцать процентов. Это не статистическая погрешность — это социальная архитектура. Хромосомная рулетка в каждой третьей коляске.
Что это значит на практике? А то, что в любой средней группе детского сада из двадцати детей — минимум шесть оплачиваются посторонними мужчинами, которые понятия не имеют, что финансируют чужие хромосомы. Он с умилением слушают папа, я тебя люблю, пока где-то в прошлом мама забыла указать, кто был настоящим папой.
Это норма? По текущим стандартам — почти да. Биология молчит, закон улыбается, мужчина платит. Сегодня папа — это не генетика. Это счётчик. Вот ты стоишь у спортивной площадки, гордишься, как ловко сын забивает мяч в ворота — а где-то по генетической линии аплодирует сосед с третьего этажа, даже не зная, что его ДНК только что арендовали.
И вот мы, как бы невзначай, подходим к теме, скользкой, как масло на кафеле, и острой, как битое стекло. Социально неудобной, общественно неловкой и хронически кровоточащей — разведённые.
______________________
Окончание в пятой части. Оставайтесь на линии.
Короткие эссе, смысловые импульсы, интеллектуальный абсурд, фрагменты снов и шумов. Добро пожаловать в синапс. Подписывайтесь: https://t.me/gromovaty/
