Этим и предлагалось довольствоваться шестнадцатилетней девушке, ощупью отыскивая свою будущность и призвание. Со свойственной Марихен хваткостью, она отчетливо поняла насколько стара и оторвана от жизни ее бедная старушка-мать и больше не заговаривала с ней об этом.
Единственное, что возрождало ее к жизни - это встречи и забавы в кругу ее сверстников, легкая дрожь при случайном игривом обмене взглядами, разжигающие кровь вечера. Они, как пламя свечи, разгоняли сгустившийся вокруг нее затхлый мрак тусклых дней. Как же скучно было в деревне зимой!
Но сегодня Марихен была возбуждена и более обычного нетерпелива: она то бралась за шитье, то его бросала, бесцельно и суетно ходила по дому, сама не зная чем была занята, и поминутно выглядывала в окно, проверяя не село ли еще солнце. Такая тревожная манера поведения была хорошо знакома всем домашним. Марихен ждала вечера, а значит близились развлечения. Едва солнце сядет, девушка накинет на плечи свое любимое пальто и, как обычно, тихо выскользнет из дома навстречу смеху и веселью.
А сегодняшнее развлечение обещало быть распрекрасным. Деревенская молодежь соберется в салуне и будет до поздней ночи травить страшилки при неверном свете свечей. Девушки, конечно, будут взвизгивать, а юноши заслонять их грудью от неведомой опасности. Марихен мысленно посмеивалась, представляя себе этот цирк и воображая самые ужасающие истории, которые только могли прийти ей на ум. А потом она, ссылаясь на страх перед приведением покойной матери пастора, попросит Гантера проводит ее домой, и всю дорогу станет пугливо жаться к нему главным образом для того, чтобы посмотреть как валит пар из красных ушей этого буйвола. Или же она выберет Томаса. А может быть даже сегодня кто-то другой из ребят отличится, завоевав ее милость и право пройтись вместе до дома.
Матушка, поглядывающая искоса на дочь со своего излюбленного места у окна, только качала головой. К вечеру, когда нетерпение Марихен достигло пика, женщина сказала:
- Возьмешь с собою Серапию? Кажется, вы замечательно провели время в прошлый раз.
- Ах, мама! - Марихен всплеснула руками, как бы раздосадованная внезапной отсрочкой. - Серапия не любит таких занятий, я не стану и спрашивать. К тому же, она сама твердит чуть ли не каждый день про экзамены на носу, я не могу больше о них слышать! Если она еще хотя бы раз произнесет в моем присутствии слово “экзамен”, то я лопну, честное слово! У меня просто разлетится голова! Так что, пока в руках у Серапии не появится этот треклятый аттестат, я к ней ни на шаг не подойду.
Матушка в ответ только покачала головой: ей было достаточно первого успеха и, искушая судьбу во второй раз, она и не чаяла получить согласия Марихен. Тем временем девушка, отделавшись от неугодной беседы, взлетела вверх по лестнице, ворвалась в спальню и быстрыми вывереными движениями отыскала нужное платье. Сегодня ее силуэт должен быть загадочным и элегантным, соответственно событию, а ткань и цвет платья такими, чтобы свет свечи, падая на него, тихо мерцал во мраке и привлекал всеобщее внимание. Для такой изящной задачи лучше всех подходило любимое синее платье в пол, и Марихен, не мешкая, облачилась в него. Торопливо окончив свой гардероб, она, прыгая через ступени, сошла в переднюю, набросила на плечи пальто и выскользнула из дома.
Старушка-мать через окно наблюдала, как оказавшись на стянутой вечерними сумерками заснеженной улице Марихен пошла степенно, будто и не она сейчас прыгала через ступени в радостном возбуждении.
Тем временем в салуне собирался народ, во всю шли приготовления. Зимой, когда вся деревня погружалась в сонное оцепенение и посетителей не предвещалось, отец Томаса позволял молодежи хозяйничать в помещении бара, а сам удалялся на второй этаж в жилые комнаты, лишь изредка и для вида появляясь за стойкой. Давая молодому поколению такую вольность, он прежде всего обеспечивал своему сыну место в компании сверстников, полагая, что при других обстоятельствах полуслепой Томас не имел бы шанса оказаться на хорошем счету у более удачливых юношей и девушек. Единственное, чего требовал хозяин салуна от гостей: сохранения салуна в целости, и возвращения его в том же виде, в каком приняли. Однажды старик, спустившись в салун поутру, обнаружил раздвинутые столы и беспорядочно стоявшие после танцев стулья. Так он задал юнцам такую трепку, что впредь подобного не повторялось!
И теперь, насупив косматые брови, он оглядел делавшиеся приготовления, прежде чем скрыться наверху.
Молодые, полные необузданной энергии, парни спорили, взрываясь друг на друга, о том как расставить столы и нужны ли они им вообще. В конце, заключив перемирие, они от столов отказались, расчистили пятачок посреди комнаты, выставили в круг стулья так, что сидящие смотрели друг другу в лицо, и, удовольствовашись результатом, принялись за свечи.
Света решено было использовать мало, ведь именно в неясной зыбкой тьме скрывается первобытный страх. Ни одна история не покажется пугающей при ярком свете дня, тогда как страхи, поведанные шепотом во мраке, протягивают руки к самому сердцу.
Кто знает почему человек, достигших таких небывалых высот развития, все еще тяготится опустившейся на него тьмой? Не потому ли, что в пучине ее тонут бесследно? Почему, вглядываясь в непроглядную ночь, всякий, рожденный женщиной, видит в ней гораздо больше, чем в ней скрывается? Не воспоминания ли о прожитой еще до рождения жизни толкают его под освещенный кров?
Безотчетно угадывая страхи рода людского, юноши поставили лишь одну свечу в самый центр круга, и она робко осветила пустые безжизненные стулья.
Когда Марихен вошла в салун, внутри уже царил полумрак. Загадочно освещалось в глубине помещения место таинства. Дрожащий свет свечи огибал ножки стульев и падал желтым частоколом на пол, тянулись в разные стороны, как риски на циферблате часов, длинные тени.
Здесь уже собрались все: Томас и Гантер, Бенедикт - парень с длинным рябым лицом, но очень гневливым характером, София - младшая сестра Гантера… И Элеонор - пышногрудая шатенка, которая так же, как и Марихен, любила быть в центре внимания, но ее флирт не был простой игрой, а служил неприкрытому соблазнению. Марихен ее не любила.
Придя последней, девушка огляделась вокруг с любопытством и восхищенно охнула:
- Как салун преобразился! Теперь и не знаешь, чего от него ожидать. Вы славно потрудились над ним.
Она дождалась, пока все взгляды обратятся к ней, и медленно сняла пальто, а тут же возникший рядом Гантер бережно принял его. С притворством разглядывая обстановку, девушка на самом деле краем глаза следила, как пожирают ее глазами другие - кто с завистью, а кто с затаенным вожделением. Элеонор первая фыркнула и отвернулась:
- Заставь нас ждать, и мы никуда не денемся, а вот свеча уже догорает. Ей нет дела до девичьих долгих сборов. Раз все опаздуны явились, можем мы уже начинать?
Она по-хозяйски сидела на столе, закинув ногу на ногу, и подол ее юбки приподнялся, едва не открывая взору прелестные колени. Марихен была готова побиться об заклад, что в том скрывался прямой умысел, а не случайная игра оборок.
Все согласились, что пора начинать. Девушки засуетились, выбирая места. Несмотря на то, что участников было шестеро, стульев в кругу стояло ровно семь - приболевший накануне Арне обещал оправиться к вечеру, но так и не явился, и теперь его никто не ждал.
Присутствующие расселись следующим образом. Робкая София заняла стул, повернутый спинкой к стене, а Марихен села по левую руку от нее. Элеонор, как бы бросая вызов, разместилась прямо напротив, и рядом с ней тут же сел Бенедикт. Томас явил необычайную прыть и с невозмутимым видом оказался рядом с Марихен, а Гантеру не осталось ничего иного, как сжав челюсти сесть рядом с Софи.
Марихен даже не пыталась подавить ухмылки, когда заметила, что единственный пустой стул остался рядом с Элеонор.
Воцарилась тишина. Все не знали, как полагалось начинать вечер, и вопросительно переглядывались, пока Томас, уперевшись прямыми руками в колени и втянув голову в плечи, не произнес:
- В Ахене есть традиция. О ней мало кто знает. - Все взгляды приковались к нему, и в наступившей тишине Томас говорил без нужды повышать голос. - Нет, не так. В деревне жил один мужчина. Его дочь часто и без умолку заговаривала с ним, но только по ночам. Он много раз просил ее перестать, просил дать ему тишины, но дочь вновь и вновь взывала к нему, пока однажды он не рассказал ей сказку, склонившись над ее могилой. С тех пор девочка перестала приходить к нему во мраке ночи, но стоило году минуть, как она, не получив свою сказку, приходила к старику вновь.
Кучка людей, впервые услышавшая эту историю, сидела тихо-тихо, неотрывно следя за невыразительным лицом рассказчика. Томас вперился взглядом в пол, помолчал немного и продолжил, понизив тон:
- Ровно сорок лет назад в эту ночь девочка утонула в темных водах озера Ахен. Старик-отец давно скончался, и покинутое дитя этой ночью входит в дома деревенских жителей, и никакой замок, никакая дверь не могут ее остановить. Она войдет в ваш дом, встанет над вашей постелью и простоит так до утра, покуда не получит свою сказку.
София зябко поежилась и крепче прижалась к боку Марихен. В этот момент Томас поднял голову и медленно обвел глазами всех присутствующих, каждому вглядываясь в лицо, а затем продолжил сдавленным голосом:
- И если вы хотите сегодня мирно спать… То должны рассказать сказку. Девочка незрима, но слышит и жадно ждет каждое ваше слово…
Тон вечеру был задан. Девушки нервно ерзали на стульях, а парни одобрительно ухмылялись, мол, “вот так штуку выдумал этот очкарик, неплохо!”. Зачинщик же откинулся на спинку стула и жестом предложил остальным продолжать то, чему он так ловко положил начало.
Участники вечера обменялись взглядами. София же оглянулась через плечо, будто высматривая ту самую девочку, но не найдя позади ничего, кроме стены, со вздохом облегчения возвратилась в прежнюю позу.
Тогда слово взяла Марихен и рассказала историю (которую до того отыскала и с особым вниманием вычитала в книгах) о звере, что явился из леса и вошел в первый попавшийся дом, где жила дряхлая старушка.
- Зверь похитил ее лицо, а саму старушку съел, но остался жить в этом доме, притворяясь его хозяйкой. Однако, зверь скоро проголодался и снова вышел на охоту. В этот раз он забрал лицо деревенской девчушки, и все вокруг стали замечать, как странно она себя ведет. Но потом и девчушка пропала… Если вдруг ваш знакомый стал странным - присмотритесь. Возможно, ему по вкусу придется ваше лицо.
Элеонор громко и презрительно фыркнула, Гантер тихонько похлопал в ладоши. По группе прокатились шепотки: София таращилась уже не в темноту, а в слабоосвещенные лица приятелей, Бенедикт что-то со смехом шепнул своей спутнице, а Гантер воспользовался проволочкой и разминал затекшие ноги.
Слушатели понемногу вовлекались в действо, истории лились легко и плавно, и все более красноречивы были рассказчики. Все присутствующие будто сплотились против невидимого врага, обитавшего во тьме за их спинами, и будто сговорились ни в коем случае не оглядываться на него. Зажженная свеча в центре у их ног была последним оплотом не только света, но и жизни.
Глухо отмеряли время в темноте часы, и каждый шаг стрелки казался шагом неведомого существа - обитателя историй, высвобожденного и хищно рыскающего по комнате. Иногда скрипел потолок под весом дедушки - хозяина салуна, и пыль со старых досок слетала на головы участников кружка, лишний раз доказывая о существовании потусторонних сил.
В это время Бенедикт как раз с жаром рассказывал историю. Он всем телом склонился вперед, держась обеими руками за сидушку стула так, будто собирался с ним катапультироваться, и, поочередно заглядывая каждому в лицо, зловещим шепотом повествовал:
- Убийца всегда заходил только в те дома, где были не заперты двери… И он, - Бенедикт вдруг громко выкрикнул, - явился!
Фух! Пламя свечи дрогнуло и погасло. Непроглядная тьма как обухом ударила по голове, желтые лица спутников разом исчезли, и в следующее мгновение поднялся истошный женский визг. Марихен почувствовала, как, крича, вскочила, услышала как глухо упал рядом пустой стул Софии. Комната заполнилась до краев девчачьими воплями, и вдруг мальчишки (а именно так их и следовало в этой ситуации обозвать!) дружно рассмеялись. Возникло сомнение, и крик поутих.
Но вдруг оглушительно хлопнула входная дверь, и на сером фоне ночного снега обрисовался строгий мужской силуэт. Девушки, замолкшие на не долгую секунду замешательства, подняли визг втрое больше прежнего. Попадали стулья, Марихен краем глаза заметила, как кувыркнулся через спину Бенедикт.
- Тише, тише, да успокойтесь вы! - проорал мужской голос, напористо перекрывая стоявшую в воздухе какофонию звука. И немного погодя, когда все почти улеглось, но продолжали бешено вздыматься груди, добавил. - Экая напасть. Я увидел бар и свет в окне, и подумал, что заведение работает.
Ответом ему было смятенное молчание. Мужчина закурил сигару и прислонился к дверному косяку.
- Что тут у вас? Сатанисты? - небрежно спросил он, очерчивая комнату рукой с сигарой.
Первым сбросил оцепенение Гантер. Он склонился над свечой и щелкнул зажигалкой: через мгновение яркий огонек разгорелся, открывая вновь прибывшему вид на живописную группу внутри салуна.
- Нет, не сатанисты, - громко объявил первый. - Страшилки травим, вечер коротаем. Проходите, бар работает.
С появлением света незнакомец окончательно растворился в тени, и у Марихен мелькнула мысль уж не привиделся ли им незванный гость? Однако звук твердых шагов по деревянному полу неуклонно приближался, и вскоре в мягком пятачке света появился молодой мужчина.
У него был острый нос и сильно выступающие скулы, из-за чего щеки казались впалыми, а челюсти - туго обтянутыми кожей, придавая всему лицу птичий хищный вид. Однако светлые глаза с опущенными вниз внешними уголками смотрели добро, а аккуратный рот смягчал производимое чертами лица впечатление благодаря чувственной форме губ.
Незнакомец носил укороченный пиджак в клетку с завышенной талией и шляпу-котелок, которую лихо заламывал набок. Вследствие последнего несколько скрученных в мелкое колечко прядей высвобождались из заточения и обрамляли белый лоб. Было в его внешности нечто необъяснимо привлекательное.
Он подошел и внимательно, с нескрываемым любопытством, будто осматривал экспонаты в музее, оглядел честную компанию. Затем, удовлетворившись в полной мере увиденным, неторопливо приподнял край шляпы, приветствуя всех и каждого в отдельности, особенно дам. Элеонор, от внимания которой не ускользнул щеголеватый наряд чужака, выразительно улыбнулась, сверкая глазами. Тем временем дым от сигары неспешно заполнял помещение и теперь, когда гость оказался совсем близко, Марихен неожиданно закашлялась. Молодой человек обернулся к ней, внимательно посмотрел и отступил во тьму салуна к барной стойке в сопровождении Томаса.
- Что будете пить? - будничным тоном спросил парнишка, по-хозяйски обосновыясь за стойкой.
Гость неспешно, якобы раздумывая, затушил сигару в пепельнице и поднял взгляд на темные ряды бутылок позади бармена. Он спиной чувствовал, что все внимание обращено на него, и компания, чей вечер так неожиданно прервался, пребывает на своих местах в нерешительности.
- Виски, шотландский. Есть? Неразбавленный, пожалуйста.
- Нет. К сожалению у нас такое редко заказывают. Могу предложить пиво, несколько сортов, одно местного производства…
- Я буду его, спасибо. Сколько?
Томас назвал цену, получил купюру, но достаточно очевидным для всех образом смутился вновь:
- У вас не найдется купюры поменьше? Боюсь, я не смогу сейчас сдать с нее сдачу.
Покупатель хлопнул рукой по пиджаку с таким видом, мол, “и как же это я не подумал!”. Вновь извлек кошелек из кармана и с тщанием, силясь разобрать номинал купюр при скудном свете, щурясь, извлек другую бумажку, чья разменная стоимость устроила бармена.
Вся эта сценка не ускользнула от внимания деревенских. Элеонор встрепенулась, снова оглянулась на гостя и убедившись, что тот не видит, быстрыми движениями рук поправила волосы, уложила подол платья как надо и выставила вперед мысок ботинка, так что он, показываясь из-под платья, уводил взгляд вверх к узкой щиколотке. Марихен сидела, сложа руки на коленях, и с сомнением косилась в сторону гостя. Приезжий? Ну, разумеется, приезжий - в деревне отродясь не водилось птиц такого полета. Бесспорно модно одет, показывает, что не стеснен в средствах и искушен в запросах. Однако, что понадобилось ему в такой живописной, но глухой деревне, как Ахен, в конце зимы?
И все же в этом явлении, каким бы странным ни считала его Марихен, она находила приятное волнение - даже если гость уедет также скоро, как явился, он все равно был в ее глазах первым предвестником весны, первой птичкой из пестрой шумной стайки наезжавших. Унылые зимние вечера неизбежно подходили к концу.
Гость тем временем получил свой напиток и, крепко обхватив стакан, подошел к компании. Он остановился у спинки впереди стоящего стула, будто их ряд был для него заграждением, обвел одним движением кисти круг перед ним и спросил:
- Значит, страшилки? Позволите мне присоединиться? Я, видите ли, знаю несколько интригующих историй, а у вас так кстати есть один лишний стул.
Гантер сию минуту насупился и поднял тяжелый взгляд на вторженца, а Элеонор, не спросив общего мнения, тут же расцвела в улыбке и махнула рукой:
- Конечно! Мы только рады оказаться в таком обществе. Свои истории, видите ли, уже пересказали друг другу по многу раз и теперь с удовольствием послушаем что-то новенькое.
- Как тебя зовут, приятель? - вклинился Бенедикт.
- Кристоф, Кристоф Манн, к вашим услугам, - объявил щеголь и приподнял край шляпы.
Присутствующие тут же, кто радушно, а кто более сдержанно, представились в ответ.
Немного подумав и бегло оглядев всех, Кристоф бочком протиснулся между близко поставленных стульев и сел на место Томаса рядом с Марихен. Девушка вопросительно оглянулась на него, а он в ответ примирительно улыбнулся, сощурив левый глаз. При этом Марихен, не менее заинтригованная новым знакомством, чем ее постылая товарка, мысленно поздравила себя с еще одной одержанной победой и снова взглянула на юношу из-под полуопущенных ресниц уже поощрительно, но сразу стыдливо отвела взгляд.
Лицо Элеонор скривилось, но молниеносно приобрело прежнее доброжелательное выражение.
- Господин Манн, - пропела Элеонор, всеми силами перетягивая на себя его внимание. - Ваша фамилия кажется мне знакомой. Возможно, при других обстоятельствах мне доводилось ее слышать?
Кристоф изобразил смущенную улыбку, хотя держался весьма непринужденно, и остановил взгляд на шатенке:
- Уверяю вас, если бы нам довелось встречаться раньше, то эту встречу я бы ни за что не забыл. К слову, все церемонии излишни. Обращайтесь ко мне просто - Кристоф.
Он умел придать своему голосу очарования, так что его хотелось слушать, и, докончив говорить, улыбнулся шире прежнего, а девушка быстро захлопала ресницами, обыгрывая робость. Одновременно Марихен поймала себя на брезгливом отвращении, ибо эти двое представились ей самозабвенными лицемерами: уже не так был ей любезен этот мужчина, будь у него хоть какой кошелек! Разве может он так говорить с другой, когда рядом с ним она, Марихен? Произведя нужное впечатление, Кристоф продолжил мягким неспешно льющимся голосом:
- Вероятно в вас откликнулось воспоминание о моей тетке и вашей доброй соседке фрау Манн. И если так, то вы совершенно правы. К ней я и прибыл по поручению отца и пробуду в Ахене довольно долгое время, потому надеюсь на вашу дружбу.
Тут из-за барной стойки вернулся Томас и встал над своим прежним местом, подслеповато уставясь на темный силуэт на нем. Кристоф закинул голову, недолго смотрел в лицо юноше и осторожно спросил:
Однако Том продолжил безмолвно нависать своей длинной фигурой над облюбованным им местом. Все затаили дыхание, и даже Гантер с интересом посматривал на очкарика и болел за него, потому как всего за несколько мгновений неприязнь к самозванцу пересилила слабую негодующую ревность из-за Томаса.
И все же долговязый юноша качнул головой, как бы говоря этим “нет”, и, еле передвигая ногами, добрался до стула и сел рядом с Элеонор. Гантер разочарованно уронил голову на грудь. Он не поощрял близости Томаса к Марихен, но теперь, в нынешних обстоятельствах, винил его за проявленную нерешительность.
Вечер страшных историй возобновился. Кристоф, слушал безмолвно, так что только глаза сверкали в темноте. Время от времени, он оборачивался к Марихен и задорно улыбался или же делал испуганное лицо, вытаращив глаза, но сама девушка почти не слушала.
Дослушав очередную историю, Бенедикт хлопнул по коленям и объявил:
- Пойду перекурю на улице, свежим воздухом подышу. Кто со мной? Никто? Ну сидите.
Бенедикт подобно тени скользнул к входным дверям, и в круге, будто зияющая дырка в ряде зубов, появился один пустой стул. Вдруг Кристоф взял слово. Он повел историю о человеке без лица и без имени, который появлялся среди ночи, как призрак, сотворенный из тумана.
- Оказавшись вдруг посреди пустынной улицы, он заговаривал с редкими прохожими, и, если удавалось разболтать кого-то, брал вот так за руки…
Кристоф повернулся всем телом к Марихен и медленно, с осторожностью, потянул свои руки с длинными пальцами к ее. Девушка поняла, что сейчас произойдет, и в ней взыграло ретивое. Марихен отдернула свою руку и отклонилась в противную от Кристофа сторону, обратив свое лицо и взгляд к сидевшей рядом Софи.
Молодой человек так и замер с зависшими в воздухе руками. Марихен смаковала момент. Как Кристоф, должно быть, сейчас жалок! Пусть этот заносчивый мальчишка раз и навсегда поймет, что погнаться за несколькими зайцами сразу не удастся, а она, фройляйн Грау, стоит несоизмеримо выше любой другой девушки и не простит иного к себе отношения. Гантер улыбнулся, расправил плечи и откинулся на спинку стула всем своим гордым видом как бы говоря: “Вот она, моя Марихен! Получи!”.
За спиной раздался шелест, скрипнули ножки стула об деревянный пол, и Марихен, на секунду подняв глаза, с негодованием увидела Кристофа подле Элеонор. Он как ни в чем ни бывало возобновил с самого начала предложение, на котором остановился, и потянулся к рукам Элеонор, а та, завороженно глядя ему в глаза, трепетно подала руку.
- … Брал вот так за руки, и говорил, говорил, вкрадчивым шепотом проникая в души людей. Одним он сулил великие богатства, другим - славу, и всякий раз находил путь к изменчивому человеческому сердцу. Но однажды он повстречал особенного человека. Взяв его за руку, он говорил: “Посмотри, как изношены твои ботинки и платье, как поливает неистовый дождь твою простоволосую голову. Твои ноги, должно быть, промокли и заледенели, но ты продолжаешь ходить по этой дороге изо дня в день, изо дня в день. Вот уже и твои руки покрылись мозолями, потрескалась кожа. Завтра они превратятся в рубцы, но ты, будто лошадь, продолжишь ходить по кругу, пока не падешь и не исдохнешь. Скажи…”
Он приблизил свое лицо, и свет свечи в его потемневших глазах отплясывал адскими огнями. Кристоф с каждой секундой все меньше походил на себя самого. Вся его фигура странно заострилась, а лицо, наполовину освещенное, а наполовину сокрытое тенью, приобрело мертвенно-бледный оттенок.
- Скажи, на что ты готов, ради того… Чтобы изменить свою жизнь?
Он медленно потянулся к побледневшим щекам Элеонор, как вдруг густой воздух разрезал вскрик:
- На все! - Марихен не успела подумать, как слова сами сорвались с ее губ.
Десятки глаз вдруг обратились к ней. Кристоф смотрел, выразительно приподняв брови, а рядом испуганная Софи часто моргала, не отводя взгляда от соседки. И только Гантер наклонился вперед и с дружеским участием спросил:
Она в ответ мелко закивала и опустила в пол глаза. Тишина оглушила Марихен, ее собственное поведение - шокировало, и, сгорая от стыда, она желала лишь, чтобы это скорее прошло. Будто услышав ее мысли, Кристоф мягко рассмеялся, отпустил руки Элеонор и принял надлежащую позу, обращаясь ко всем:
- Похоже, моя история оказалась чересчур убедительна. Как видно, будет правильно ее не продолжать. Кто-нибудь хочет еще рассказать свою?
После небольшой сумятицы желающие нашлись, а Марихен подняла украдкой благодарный взгляд на юношу пососедству и даже подумала: правильно ли она сделала, что не позволила ему коснуться ее руки? Вернувшийся Бенедикт разместился рядом с Марихен и отпустил пару шуток, но не был услышан и замолчал.
Возобновились истории, хотя общая усталость давала о себе знать. От этого чувство страха притупилось, и слушатели, вместо того, чтобы напряженно следить за ходом рассказа, стали чаще переглядываться, перешептываться. Марихен обратила внимание, как Кристоф говорил что-то шепотом на ухо Элеонор, как она ему отвечала, прижавшись к его плечу пышной грудью. Еще через некоторое время, иноземец любовно поправил прядь волос, упавшую на лицо девушки, а когда эстафетная палочка совершила круг, он уже сидел закинув руку на плечи новой знакомой и по-свойски ухмылялся. Заметив, что Марихен смотрит на него, он открыто и нагло взглянул ей в лицо, озорно сверкнув глазами - девушка вспыхнула и отвернулась.
Вечер подходил к концу. Упоенные зловещими историями, все стали расходиться. Для удобства зажгли свет, и яркий мир слепил глаза. Салун вновь стал добрым и приветливым, мрачные тени забились по углам будто их и не было, а компания собралась у выхода, разыскивая на вешалках каждый свою одежду.
Марихен бросила еще один косой взгляд на Кристофа - он помогал Элеонор надеть пальто - и вдруг почувствовала невыразимую горечь от того, что глубоко преданный ей Гантер стоял, как глупый истукан, и не догадывался побыть галантным. Несправедливо негодуя на молодого фермера, Марихен и не задавалась вопросом откуда он мог бы усвоить эти уроки этикета? Она только сердито надулась, была немногословна, и бросив пару скупых слов на прощание, вышла в февральскую ночь.
За дверьми салуна, пропахшего запахами плавленого воска и человеческого дыхания, было свежо, прохладно, отрадно. Над головой беззвездное темное небо, впереди дорога с вытоптанной за день в снегу колеей, а вдалеке один единственный на всю улицу фонарь напротив дома деревенского врача.
Марихен шла в тишине и прислушивалась к звучащему в душе хору эмоций. Она несомненно была оскорблена, унижена и зла. Когда в зале впервые появился новый участник, она напугалась - столь эффектно было его появление, но затем… От незнакомца, будто от ветерка, ворвавшегося в давно запертую комнату, повеяло переменами: он нес на себе печать неизведанного, подспудное приглашение в новый очаровательный мир. В кошельке у него водились такие деньги, какие Марихен никогда не случалось держать в руках, одевался он с иголочки и по последней моде, а вьющиеся мелкими колечками кудри… В его лице было что-то привлекательное…
Марихен вдруг тряхнула головой, и мысли ее потекли в ином направлении. Нет! Кристоф был некрасив. Кроме того, за вечер он показал насколько глуп, невежествен и плохо разбирается в женщинах. От такого мужчины считай за благо держаться подальше, Марихен! Уму непостижимо как кто-то, обладая даром зрения, мог предпочесть Элеонор ей?!
Вдруг мысли ее вновь приняли мрачный оборот, и девушка подумала: наверное сейчас Элеонор представляет, как запускает руку в его туго набитый кошелек. Или хуже! Он уже предложил Элеонор вернуться вместе с ним в город!
Последний образ едва возник в мозгу, а кровь в жилах мгновенно застыла. В город! Она вдруг поняла насколько страстным для нее стало это желание. Неужели она не могла немного потерпеть его бесноватые выходки, великодушно закрыть на них глаза, а потом, хорошенько устроившись в городе, расплатиться с наглецом сполна? Ведь в городе наверняка дышится по-другому, нет этой полумертвой тишины и там не заставляют молодых девушек работать учительницами.
Девушка едва не расплакалась, представив себе светлое будущее этой мерзкой завистливой Элеонор, все блага, каковые будут окружать грудастую девицу в городе, а ее - Марихен - нет.
Но вдруг перед глазами снова, будто в калейдоскопе сменяющихся картинок, встало ухмыляющееся лицо и рука, небрежно накинутая на плечи девушки. Жар бросился к щекам, а сама она так распалилась в своей неприязни к Кристофу, что и не заметила как дошла до дома. Нет, все-таки премерзкий он человек, и Марихен не желает иметь с ним дел!
Она остановилась у калитки, положила на нее руку и, прикрыв уставшие веки, тяжело выдохнула. Затем вновь набрала в легкие морозный воздух, лениво взглянула на дом. Эта крошечная домушка служила ей приютом уже многие годы. Когда она возвращалась днем, в окне ее неизменно встречал образ матери, возвратясь вечером она находила ее полусонную в гостинной. Здесь она засыпала и просыпалась, вкусно ела, красиво одевалась, но дом все равно не подходил ей, как не подходит чужая пара сапог. Он стал для нее воплощением матери - местом, куда радостно бывает вернуться, но и которое жаждешь покинуть.
