Новый губернатор прошёл к креслу главы поселения и медленно опустился в него. Откинулся назад. И расплылся в улыбке. Его предшественник скромно сел на место просителя.
‒ Восхитительно. Даже начинаю понимать, почему вы так держались за это место.
‒ Тогда вы понимаете не всё. Я действительно намеренно проиграл вам эти выборы.
Теперь внимание губернатора сосредоточилось на собеседнике. Улыбка сменилась деловым выражением лица, когда он придвинулся ближе, оперевшись о стол.
‒ И почему же, позвольте спросить? Неужели устали занимать должность?
‒ Не совсем. На наше поселение надвигается кризис, с которым я не знаю, как справиться. Вот и решил дать дорогу молодым. Может, вы, с вашим новым взглядом, сможете найти выход.
Повисло молчание. Губернатор нахмурил лоб, глядя на предшественника.
‒ Та-ак. И вы собираетесь мне объяснить, в чём состоит кризис?
‒ Конечно. Но давайте подойдём к нему постепенно. Как думаете, зачем мы нужны?
‒ Кто ‒ мы? Градоправители?
‒ Да нет, мы ‒ наше поселение. Все те пара дюжин семей, что живёт посреди космической пустоты вдали от цивилизации. Мы ничего не производим, ничего не экспортируем. Всё необходимое: еду, воду, воздух, энергию, сырьё для генераторов гравитации, инструменты ‒ в общем, совершенно всё ‒ мы получаем с материнской планеты.
‒ Да, и вы каждый раз разворовываете эти поставки.
‒ Ай, да хватит вам! ‒ Бывший губернатор раздражённо махнул рукой. ‒ Вы уже победили. Оставьте свои предвыборные лозунги. Думайте. Нам дают всё необходимое. Причём каждая поставка ‒ огромный риск: мы же сидим в поясе астероидов, челнок каждый раз рискует разбиться, летя к нам. Зачем мы метрополии?
‒ Затем же, зачем вам было это место. Из принципа. Метрополия хочет везде видеть свою власть, своих людей. ‒ Губернатор холодно ронял фразы, произнесённые, как он надеялся, жёстким голосом. ‒ И метрополия достаточно богата, чтобы позволить себе такую блажь: обеспечивать проблемное поселение.
‒ Серьёзно? Вы так думаете? Или просто никогда не задумывались о том, какова наша функция, и всё это сочинили прямо сейчас?
Губернатор молча смотрел на предшественника.
‒ Ладно, тогда позвольте небольшой ликбез. Начнём с названия. Вы же не знаете даже, как наше поселение называется, верно? Программа колонизации была рулеткой, и улетая в новый мир, вы не знали, куда попадёте.
‒ Мне очень не нравится ваш снисходительный тон. Не забывайте, теперь я могу отправить вас под замок, а то и в шахты за неуважение к власти. Удобный закон вы приняли.
‒ Да, извините. Старые привычки быстро не уходят. Что ж. На звёздных картах этой планетарной системы мы называемся Маяк Любви. И главная задача нашего поселения ‒ поддерживать работу маяка.
Губернатор снова помолчал. Взгляд его бегал от одного предмета к другому, но каждый раз возвращалсяк лицу предшественника.
‒ Но ведь у нас нет никакого маяка. Вы что, саботировали его строительство?
‒ О боги, вы готовы обвинить меня во всех грехах? Впрочем, не отвечайте: я знаю ответ. Лучше скажите: вы знаете, как ориентируются корабли во время полётов? Космос ‒ это очень много пустого пространства без каких-либо ориентиров.
‒ Не держите меня за дурака. Они по звёздам летают.
Бывший губернатор невесело улыбнулся.
‒ Боюсь, это не так. Навигация по звёздам подходит для полётов только на очень небольшие расстояния. Проблема в том, что там, где звёзд много ‒ много и гравитационных линз. Свет искривляется, летит странной траекторией. Ориентироваться по нему было бы всё равно, как если бы в метрополии водные суда ориентировались тоже по звёздам, но наблюдали их не на небе, а в отражении покрытой рябью и волнами воды. Нет, для прокладки курса нужны более стабильные объекты.
‒ Эмоции. Все профессиональные навигаторы ‒ эмпаты. А волны человеческих эмоций распространяются очень далеко и не искажаются никакими скоплениями массы. Поэтому метрополия и создаёт вот такие поселения посреди пустоты. Их задача только в одном: всё население должно испытывать одну и ту же эмоцию.
‒ Да. И мы ‒ Маяк Любви. Чтобы мы работали как надо, вы все должны были полниться любовью. Я пытался добиться этого. И сам любил вас, как мог.
‒ Очень вы, должен сказать, хреново это делали.
Бывший губернатор виновато улыбнулся, разводя руками.
‒ Увы. Тут мне нечего возразить. Скажу только, что мой стиль правления и правда был направлен на исполнение этой задачи. Я рассчитывал, что совместная борьба с трудностями сплотит вас, а в сплочённости рождается любовь. Я надеялся, что ваша борьба со мной станет поводом для романтического мировоззрения. Я ошибся.
‒ Вы даже не представляете как! Вы что, не могли просто по-человечески всё объяснить?
‒ Не мог. И вас от этого предостерегаю. Человек не умеет испытывать эмоции по указке. Если вам нужно, чтобы человек что-то почувствовал ‒ ни в коем случае нельзя сообщать ему это. Нужно только создать подходящие условия.
‒ Знаете что? Запихайте себе свои советы в задницу. Понятно же уже, что вы ни хрена в людях не разбираетесь. Потому и проиграли мне. И я что-то не услышал пока ничего про кризис, с которого мы начали.
На секунду на лице бывшего губернатора мелькнуло выражение гнева. Но он подавил его и медленно кивнул.
‒ Да… Да, вы правы. Что ж… Кризис состоит в том, что мы не справляемся со своей задачей. От нашего маяка идёт сигнал, далёкий от заданного. И сейчас к нам летит инспектор.
‒ И чем это нам грозит? Что он сделает?
‒ Он должен откалибровать сигнал маяка. Любыми способами. Включая замену излучающих элементов.
Губернатору потребовалась почти минута, чтобы смысл сказанного раскрылся перед ним во всей полноте.
‒ То есть… Замена? Что это значит?
‒ Именно то, что вы подумали. Увы, наиболее эффективным и наименее гуманным способом.
‒ И что, он так и сказал? ‒ Жена губернатора сидела перед раритетным трюмо, укладывая в волосы бигуди. Членистоногие крохи зарывались в причёску, наматывая на себя локоны в соответствии с выбранной программой. От этого казалось, что голова женщины шевелится. Узор, похожий на извилины мозга, перетекал и изменялся.
‒ Да, так и сказал. Если не добудем из людей любовь ‒ нам конец. ‒ Губернатор, одетый в полосатую пижаму, уже расстелил кровать и теперь говорил с женой, наполовину укрытый одеялом.
‒ Ну хорошо, а этот инспектор ‒ что он может сделать? Мы можем как-то повлиять на него? ‒ жена взглянула в глаза губернатора, отражённая сразу в трёх зеркалах.
‒ Как? Дать взятку не получится. Если наш сигнал не будет соответствовать нужной эмоции ‒ это заметят сразу. Сопротивляться не получится: они просто прекратят поставки воды и воздуха. Мы долго не протянем. Сжульничать тоже не выйдет. Инспектора потому сюда и направили, что этот, ‒ губернатор брезгливо сморщился, ‒ уже истратил все свои уловки. А он в этом деле явно будет поискуснее, чем я.
В спальне повисла тягостная тишина. Прервал её жалостливый голос губернатора:
‒ Дорогая, я не знаю, что мне делать!
Женщина повернулась и теперь посмотрела на мужа уже не через отражение.
‒ В каком смысле не знаешь? По-моему, у тебя только один правильный выход. Тебя избрали потому, что ты обещал людям не быть таким, как этот. Тебе надо честно всё всем рассказать. Мы люди и сильны общностью. Мы найдём решение.
Зал церкви, позади алтаря которого неоном светились цифры “42”, был заполнен до отказа. Пришли даже те, кто обычно пропускал службу. Губернатор стоял за кафедрой, и его слушали все. Но вот его речь подошла к концу, и в зале установилось молчание.
‒ Вот такая ситуация. Если у кого есть какие предложения, высказывайтесь, ‒ снова нарушил молчание губернатор.
‒ А ты точно уверен, что этот тебе не соврал, ‒ раздался с задних рядов голос кого-то из обитателей дистиляционных ферм. ‒ Он тебе документы какие-то показал, где вот то же самое написано?
‒ Да, показал. Правда, там всё на старотерранском. Я мало что понял. Но уведомление о визите инспектора он мне тоже показал, оно было на общем. Там всё действительно так.
‒ Учительница знала старотерранский.
‒ И звездочёт тоже. Но этот их обоих на рудники сослал. Может, просто вернуть их? Пусть прочитают.
Люди согласно зашумели, но губернатор поднял ладони, призывая к тишине.
‒ Нет никаких рудников. Он это выдумал для устрашения. На самом деле диссидентов он просто отправлял обратно на материнскую планету. Но считал, что это недостаточно страшно звучит, и многие добровольно захотят вернуться в метрополию, потому и выдумал эти рудники. Но теперь никого из сосланных вернуть нельзя, и у нас нет того, кто может прочитать документы.
‒ А где он сам-то? Куда делся?
‒ Забился в свою усадьбу. Но, кстати, она тоже зависит от поставок из метрополии. Так что он с нами в одной лодке. Погибнем мы, погибнет и он. Так что ему нет смысла нам врать.
Зал снова зашумел. Люди возмущённо вспоминали прегрешения предыдущего губернатора, сожалея, что он сумеет спастись вместе со всеми. Новый губернатор вновь поднял руки, призывая к тишине. Выходец из простых работяг, он держал на центральном астероиде лавку перераспределения, куда каждый мог обратиться в час нужды. Ещё до избрания он пользовался немалым авторитетом, поэтому люди успокоились достаточно быстро.
‒ Давайте не отвлекаться. О судьбе этого мы сможем поговорить потом. Если выживем. Сейчас у нас другая проблема, которой надо найти решение. Мы должны начать излучать в космос любовь. Как нам это сделать?
В переднем ряду поднялась рука. Это был сын парусника ‒ ловца разреженного на таком расстоянии от звезды солнечного ветра. Губернатор кивнул юноше.
‒ Учительница говорила, что основа любого успеха ‒ правильное целеполагание. И у меня вопрос. А что, собственно, такое “любовь”? Что именно нам надо излучать? Это как любовь между мужчиной и женщиной? ‒ на последней фразе он непроизвольно повернул голову туда, где через проход сидело семейство смотрителя купола, и щёки его тронул румянец. Отцы обоих кланов, заметив этот взгляд, не сдержали улыбку.
‒ Очень хороший вопрос! ‒ взял слово священник, до того стоявший у стены.
Он вышел к кафедре и на секунду остановился перед ней, ожидая, что губернатор уступит ему место, но глава города лишь смотрел на нового оратора, поэтому священник развернулся к пастве, сложил пальцы домиком в почти молитвенном жесте и заговорил:
‒ Вера способна дать ответ на этот вопрос. Ведь Вера, как и Надежда, являются родными сёстрами Любви, ‒ перед именем каждого чувства священник делал крошечную паузу, отчего даже в устной речи казалось, что он произносит их с большой буквы. ‒ Любовь ‒ это то, как проявляется наша душа в мире, то, как она прорастает в реальность. И прорастая, она растёт. Любовь ‒ то, что делает нас лучше. Это не то, что просто случается с тобой. Это ‒ выбор. Ежеминутный выбор. Когда ты достаточно самостоятелен, чтобы прожить без кого-то ещё, но выбираешь быть с людьми. Сам, трезво и взвешенно решаешь идти с ними вместе по дороге жизни.
Некоторое время люди в церкви молчали, обдумывая слова пастыря.
‒ Да что за бред, ‒ раздалось вдруг от дверей. Это был агротехник, пытавшийся превратить некоторые из астероидов в теплицы. ‒ Любовь ‒ это просто химия. Сигналы в мозгу, которые можно вызвать и заглушить. И насчёт вызвать: у меня как раз есть решение. Я в следующем цикле собирался заказать нам скот…
‒ Кстати, об этом, ‒ перебил его губернатор. ‒ Я с тобой хотел проконсультироваться. У нас, как я говорил, основная проблема в том, что если мы не будем соответствовать требованиям, нам отрежут поставки. Но у нас есть какое-никакое производство. От гравитации, конечно, придётся отказаться: тёмную материю мы сами никак не добудем. Но если затянуть пояса, воду мы можем запустить в цикл. И энергии нам на что-то хватит. Жить будем плохо, но будем. Но вот воздух и еда почти целиком на тебе. Сможем ли мы прожить без поставок?
‒ Это вряд ли. Проблема в первую очередь с воздухом. Мои растения, может, и осилят регенерировать всё, что мы надышим, но для этого придётся переселиться в теплицы, а там на всех места хватит только если впритык. И тогда вы мне всю зелень повытопчете и делать кислород станет нечему. Так что, считай, что ответ ‒ нет.
Губернатор медленно кивнул, открыл рот, собираясь спросить что-то ещё, но так и не произнёс ничего. Убедившись, что его больше не прервут, агротехник продолжил:
‒ Так вот. Я собирался завести скот. Коз, в основном. Может быть, коров. Не суть. Дело в том, что после перевозки в невесомости животные теряют тягу к размножению, а это значит ‒ сразу минус молоко от них. Эту проблему решают феромонами: распыляют в воздухе вещества, повышающие влечение, и всё нормализуется. Вот я эти феромоны и заказал. Они у меня уже на складе лежат. Ну а человек от козы не слишком отличается…
‒ Ты что, предлагаешь нам уподобиться диким зверям? ‒ священник в ужасе уставился на агротехника.
‒ Почему диким? Одомашненным, ‒ агротехник надменно ухмыльнулся носителю веры.
‒ Ладно, ‒ резюмировал губернатор. ‒ Это звучит как хоть какой-то план. Распыляй свои феромоны.
В воздухе висел едва уловимый цветочный запах. Он дурманил, опьянял. Эмоции вспыхивали сверхновыми, окрашивая своим светом любую мысль. Губернатор стоял на балконе своей служебной резиденции и смотрел на нежно любимый им город. В нос он вставил фильтры, чтобы хоть как-то спастись от непреодолимой силы химической любви. Ему нужно было подумать. А это было невозможно, когда любая мысль тут же разгоралась калейдоскопом чувств.
Губернатор смотрел на сцену, разворачивающуюся посреди площади. Сын парусника страстно обнимал дочь смотрителя купола. Их поцелуи были жаркими, но полными скорее романтического вожделения, чем плотских желаний. Вдруг рядом появился швартовщик челноков ‒ молодой парень, но всё же значительно старше, чем целующиеся подростки. Некоторое время он смотрел на влюблённую пару, широко улыбаясь. Потом подошёл ближе, приобнял обоих, и сам потянулся губами к слившимся в поцелуе лицам. Сын парусника тут же яростно оттолкнул третьего лишнего. На лице швартовщика отразились последовательно непонимание, обида и гнев. Он с кулаками кинулся на юношу. Другие люди, оказавшиеся на площади, устремились в эпицентр событий.
Губернатор взглянул на вышедшую к нему на балкон жену. Проговорил скрипучим от усталости голосом:
‒ Плохо, что у нас нет никакого измерителя любви. И мы не можем узнать, излучаем ли что-нибудь.
‒ Есть у нас этот измеритель. Это люди. Те, для кого мы должны излучать, тоже просто чувствуют эмоции, ведь так? Я, может, и не сумею это сделать сквозь пространство, но я тебе точно скажу: то, что происходит сейчас ‒ это не любовь.
В этот раз тишина в зале церкви была в основном из-за того, что большинство прихожан сидели в респираторах. Только у дверей толпилась небольшая группа людей с открытыми лицами; они слегка покачивались и счастливо улыбались.
‒ Ну что же. Можно однозначно заключить, что твой план не сработал, ‒ обратился губернатор к сидящему в первом ряду агротехнику.
‒ Так бывает. Наука же вам не религия. Мы не ответы даём, а ищем истину. Путём постепенного улучшения ответов. Вот мы попробовали идею ‒ она не сработала. Значит, надо пробовать что-то другое.
‒ Что ‒ другое? ‒ в голосе парусника слышалось раздражение. Но агротехник снова пожал плечами.
‒ Не знаю. У меня пока нет других идей.
‒ Значит, обратимся к религии. Раз даже ты признаёшь, что она даёт ответы, ‒ тяжело проговорил губернатор. ‒ Святой отец, вы в прошлый раз очень убедительно начали рассказывать про любовь…
Священник, до того стоявший в тени, вышел вперёд. Губернатор отошёл в сторону, уступая ему кафедру. Секунду подумав, священник поднялся на неё, медленно обвёл взглядом собравшихся.
‒ Во-первых, немедленно уберите из воздуха эту мерзость, ‒ голос звучал глухо из-под респиратора, но в зале царила полная тишина, так что слова пастора слышали все. ‒ Она туманит разум. А разум есть проводник души. В душе мы сможем найти любовь к миру, к жизни, друг к другу. Но она так и останется заперта там, если мы не покажем ей дорогу в мир. И сделать это можно только осознанным разумным выбором.
‒ Святой отец, а можно поконкретнее? Что делать-то надо? ‒ кто-то в середине задал вопрос почти сразу, как поднял руку. Священник смерил его долгим взглядом.
‒ Не всегда есть простой путь. Не всегда достаточно действовать по инструкции. Но, к счастью, это не тот случай. Я уже говорил вам раньше: любовь ‒ это выбор. И говорю сейчас: любовь следует за мыслью. За верой. Нам нужно вести себя так, будто мы любим друг друга. И мы поверим себе. Порой достаточно притвориться, чтобы стать тем, кем прикидываешься.
Зал наполнился приглушённым гомоном: люди обсуждали услышанное. Но вот священник поднял руку, и сразу установилась тишина. Шум не затих постепенно, как бывало, когда ко вниманию призывал губернатор: все замолчали сразу же и уставились на человека за кафедрой.
‒ И ещё одно. За грехи должен ответить тот, кто их совершил. Надо заставить прошлого губернатора снова занять свою должность. Пускай, когда явится этот инспектор, ответ перед ним держит тот, кто загнал нас в нищету. Тот, кто планомерно убивал в нас любовь, которую должен был пестовать.
Гравикар медленно двигался по главной улочке самого крупного астероида. Люди выходили из домов, чтобы лично увидеть транспорт посланника метрополии. Многие из них спохватывались и обнимали друг друга, когда обтекаемый корпус пролетал мимо. На лицах почти всех поселенцев проступали натужные улыбки. Но глаза, чьё выражение было контролировать сложнее, выражали страх.
На крыльце резиденции посланника метрополии встречал сам старый губернатор. Стоило чиновнику пружинисто спрыгнуть из открывшейся двери, градоначальник приветственно раскрыл объятия и спустился к нему по ступеням. В отличие от прочих жителей, его улыбка была совершенно искренняя.
‒ Дорогой вы мой, что же вы так задержались? Надеюсь, полёт прошёл без происшествий?
Мужчина с военной выправкой быстро поднялся навстречу и, не позволив заключить себя в объятия, поймал ладонь губернатора и крепко пожал её.
‒ Благодарю. Да, пробраться к вам между астероидами было непросто. Но на то здесь и маяк, чтобы предупреждать об опасном участке.
‒ Ну что вы сразу о делах? Идёмте, стол уже накрыт. Нечасто к нам гости залетают, уж не откажите в чести принять вас как следует.
Спустя пару часов, после плотного обеда, ради которого из запасов достали всё самое дорогое и вкусное, разговор о делах продолжился.
‒ Итак, я готов засвидетельствовать, что ваш маяк работает строго в рамках регламентированной частоты. Скажите, как у вас это получается? Я читал ваше досье. Вы приводите к нужному состоянию любой маяк.
‒ Всё просто. Нужно дать людям возможность оценивать свои результаты и задать достаточно высокую планку. Дальше они всё сделают сами.
‒ Что ж. Хорошо. Может у вас есть какие-то пожелания, чтобы улучшить работу маяка?
‒ Да. Я уже посылал запрос. Мне бы не помешал отряд лояльных людей для поддержания порядка.
‒ Хорошо, я отмечу это в рапорте. Но вы же понимаете, что вооружённые люди, испытывающие эмоцию вашего маяка ‒ довольно взрывоопасный субстрат?
‒ Думаю, с этим я как-нибудь справлюсь.
‒ Что ж, как скажете. Итак… ‒ Эмиссар метрополии отстегнул от пояса планшет и некоторое время что-то делал в нём. ‒ Именем правящих метрополии и делегированной мне властью я продлеваю ваше губернаторство на новый срок. Поздравляю! Было бы прекрасно, если бы все Маяки работали так же чётко, как ваш Маяк Отчаянья.
