Еще пишется

- Медведь одичавший без женской мохнатой ласки? - возбужденно сказал Глеб.

- Хуже. Нечистый в последней стадии. Сидит на пеньке и банку с тушёнкой доедает. Сам холёный, обмундирование всё новенькое, чистенькое и совсем не дешёвое. На нашего брата сталкера ничуть не похож. Тут меня крамольная мысль и пробрала.

- Грабануть по-тихому.

- Окстись, сын мой. Где я, а где грабёж, - положив руки на грудь крест-накрест, сказал Отшельник, - сбежать по-тихому, пока не он видит, и бандитам стукануть. - Я неслышно глубже в кустики и подальше в лес. Метров через пятьсот проснулся во мне червь совести и грызёт: «Доверили тебе уважаемые люди важные дела, а ты сразу и бежать к бандитам с жалобами. Им он тоже не нужен. На рынке его не продашь. Сам только испачкаешься. Пристрелят они человека, и дело с концом. Даже амуницию брать не будут. Нечистая. Себе дороже выйдет».

- Бандитам откуда знать такие подробности: чист, нечист? - спросил Глеб.

- «Амулет Навигатора» знает. Пробежал я ещё метров сто и развернулся обратно. Совесть победила мой сомнения. Человек с этого пня и не вставал, из банки мясо доел, кофе попивает из термоса. «Вот подлец», - думаю про себя. Кофе весь нос страстью выпить разъедает, а глотнуть не попросишь из рук нечистого. Присмотрелся я поближе. Оружия у него по минимуму: один автомат через плечо перекинут и пистолет автоматический. Одежда добротная, походная. Сам не новичок в «зоне отчуждения», на одежде множество амулетов и знаков, но без клановой принадлежности. На земле рюкзак и два больших фанерных чемодана, обитых дорогой чёрной кожею. Сидит, ждёт.

- Доброго вечера, мил человек, - говорю я немного с издёвкою, - на поезд опоздали?

- Мой экспресс в ад через две недели прибудет по расписанию, - серьёзно отвечает пассажир, - надеюсь с вашей помощью пропустить этот рейс.

- Может, проводнику взяточку подкинуть за аннулирование билета?

- Вам виднее, - отвечает заблудший.

- Удачи вам с поездкой, - сказал я, разворачиваясь, направляясь в глубь леса.

- Подождите, Отшельник "Восточного лагеря", - резко вскакивая с места, закричал мужчина, - помогите мне, я вам очень хорошо заплачу.

- Кто вам доложил обо мне? - немного испуганно произнёс я, отбегая подальше в лес.

- У меня есть влиятельные друзья в "Западных землях", они многое знают.

- Шпионы, значит. Я таким не занимаюсь.

- Нет. Я не разведчик.

- Твои друзья от тебя отвернулись? - немного с издёвкой произнёс я. Этот человек меня раздражал на уровне инстинктов, хотя и был вежлив.

- Это не совсем верно. Они выбросили меня в этот лес, обещав оказать полное содействие в моём выздоровлении. Я заплачу за две недели аренды вашей заимки. Вот столько.

Тут он назвал сумму, от которой мои глаза округлились . Жаба хватанула за горло даже мой закалённый характер, но деньги у Нечистого брать было страшно.

- У тебя руки грязные, - ответил я.

- Не бойся, я продумал многие варианты событий, в том числе и этот. Я ведь Мастер. - похвастался пассажир. Хорошее настроение начало к нему возвращаться. - Записывай код первой транзакции за аренду землянки. Деньги получит торговец в "Восточном лагере". Из банка переведут деньги на торговый счёт.

В конечном итоге он меня убедил. Вместе с двумя очень тяжёлыми чемоданами, которые он, кряхтя, тащил сам несколько километров, мы к ночи добрались до моей запасной землянки в этом секторе. Следующие полторы недели я бегал по его поручениям из одного сектора в другой. Друзья хоть и выкинули его из клана, но не оставили без помощи. Я таскал различные закодированные послания от одного влиятельного командира кланов к другому. Человека этого очень ценили в высших кругах сталкерского общества за способность создавать специфические коллекционные предметы. "Как его угораздило попасться в нечистые, - думал я, - он белая косточка элитных мастеров." Вчера он получил сообщение и, раскодировав его, страшно обрадовался и попросил привести на мою бывшую уже заимку сталкера по кличке Скандинав.

- Меня? - изумлённо произнёс Глеб.

- Да. Обещал мне и тебе приличную сумму денег.

- Тебе деньги зачем? В лесу живёшь. - спросил с ехидством Глеб.

- У меня пациенты, - уверенно ответил Лазарь, - кормить нужно.

- Бандиты твои пациенты, мха и болотной травки?

- Не только. Ещё разные заблудшие и раненые сталкерские души. На одни лекарства сотни тысяч долларов в год уходят. Ещё амуниция для них и питание.

Тут Глеб уже промолчал.

- Если решишься сходить к Нечистому, жду тебя завтра утром здесь, на этой заимке - сказал Отшельник.

Автор. Текста: Вячеслав Петров.

Книга Контролер. Великий философ зоны отчуждения.

Книга Скрытый талант.

Книга Кровь и вечность

Начало 2 части Сталкер.Контролер. Великий философ зоны.Часть 2.

В подвале я нашёл зал, больше, чем верхний этаж, больше, чем должен быть. Потолок терялся в темноте, а пол был усеян костями, бумагами, осколками ампул, которые светились, как звёзды в лужах. В центре — яма, чёрная, бездонная, и из неё поднималась жижа, медленно, как дыхание. Она пела, и я чувствовал, как медальон отвечает, как ампула в рюкзаке бьётся, как вены под кожей тянут меня к краю. Я видел тени в углах — фигуры с моим лицом, но их рты были полны зубов, а руки — когтей. Они не двигались, но их глаза следили за мной, и я знал, что они ждут.

Тогда я услышал шаги. Человек в плаще появился из темноты, его маска блестела, как ртуть, а глаза были пустыми, как яма. Он не говорил, но воздух дрожал от его присутствия. "Сосуд готов," — голос был везде, в жиже, в стенах, во мне. Он поднял руку, и я увидел, как метки на его пальцах повторяют узор на моём медальоне. Я бросился на него с трубой, но он исчез, как дым, и я услышал смех — не его, а Таркова. Жижа в яме поднялась, и я увидел, как моё отражение в ней меняется — кожа трескается, вены горят, а глаза становятся чужими. Я ударил по яме, но труба застряла, и жижа потянула её вниз, как голодный зверь.

Я бежал. Коридоры подвала извивались, как кишки, и метки на стенах вели меня глубже, хотя я хотел выбраться. Тени следовали за мной, их когти царапали стены, их дыхание смешивалось с моим. Я нашёл дверь, старую, железную, с вырезанным узором — тем же, что на диске. Я вставил диск, и дверь открылась, выпуская волну жижи, которая пахла кровью и металлом. За дверью — ещё один зал, но в нём не было света, только голос: "Завершение близко." Я почувствовал, как медальон тянет меня вперёд, как ампула в рюкзаке поёт, как вены под кожей сливаются с метками на стенах.

Теперь я стою у края ямы, глубже, чем раньше. Жижа внизу шевелится, и я вижу в ней лица — сотни, тысячи, все мои, но не мои. Человек в плаще где-то рядом, я слышу его шаги, его дыхание, его смех. Медальон бьётся, как второе сердце, вены горят, ампула шепчет: "Стань." Я не знаю, кто я теперь — Волк, сосуд, или что-то ещё. Тарков дышит, башня поёт, а я держу трубу так, будто она может спасти меня. Завтра я шагну в яму. Или он шагнёт за мной. Тарков не отпускает.

Кофе-бот стоял в углу, как всегда, с его вечно мигающим индикатором, который напоминал подмигивание старого пирата, знающего, где спрятан клад, но не собирающегося делиться. Иван ткнул шваброй в корпус машины, словно ожидая, что она заговорит или, хуже, начнёт танцевать. Но кофе-бот лишь издал привычный гул, выплюнув струйку пара, пахнущего чем-то средним между эспрессо и сгоревшей проводкой.

— Ну, хоть этот пока не бунтует, — пробормотал Иван, опуская швабру. — Но я ему не доверяю. Слишком тихо работает. А в этом офисе тишина — как затишье перед тем, как холодильник начнёт выдавать джаз.

Гриббл, всё ещё держась за трон, робко шагнул к кофе-боту и заглянул в его дисплей. На миг ему показалось, что вместо обычного меню там мелькнули строчки кода — не те, что он видел на экранах разработчиков, а что-то старое, как будто написанное на языке, который умер вместе с дискетами. Он моргнул, и экран снова показывал стандартный выбор: «Эспрессо», «Капучино», «Перезагрузка системы». Последний пункт заставил Гриббла вздрогнуть.

— Иван, — прошептал он, — тут… тут написано «Перезагрузка системы». Это нормально?

Иван нахмурился, его борода задрожала, как антенна, ловящая сигнал беды. Он наклонился к дисплею, но в этот момент кофе-бот издал резкий писк, и экран погас. Где-то в глубине офиса раздался новый звук — не шаги, не скрежет, а низкий гул, как будто кто-то включил старый сервер, который давно списали в утиль. Наполеон в серверной поднял голову, его уши дёрнулись, а медальон на ошейнике звякнул, словно подтверждая: да, это не к добру.

— Зелёный, — тихо сказал Иван, — бери свой трон и вали к серверной. Если что, прячься за котом. Он, похоже, единственный тут, кто знает, что происходит.

Гриббл хотел возразить, но гул становился громче, и теперь к нему примешивался ритмичный стук, как будто кто-то отбивал морзянку на металлической трубе. Он попятился к серверной, где Наполеон уже встал, выгнув спину и шипя на что-то, чего Гриббл не видел. Кот выглядел не просто сердитым — он выглядел так, будто готовился к битве, в которой ставкой была не банка тунца, а весь офис.

Иван, не теряя времени, рванул к шкафу с инструментами, где хранился старый фонарь и отвёртка, которую он называл «убийцей принтеров». Но не успел он открыть дверцу, как свет в офисе снова мигнул, а затем погас. На этот раз темнота была не просто отсутствием света — она была тяжёлой, как будто кто-то накрыл офис чёрным покрывалом, пропитанным запахом озона и старых микросхем.

— Наполеон! — выкрикнул Гриббл, вцепившись в трон так сильно, что картон начал крошиться. — Сделай что-нибудь!

Кот издал низкий рык, и его глаза загорелись в темноте, как два зелёных маяка. В этот момент гул резко оборвался, и тишину разрезал голос — не человеческий, а синтетический, как будто кто-то подключил старый модем к динамикам.

— Тунца, — произнёс голос, и Грибблу показалось, что он исходит прямо из кофе-бота. — Тунца за информацию.

Иван, стоя у шкафа с фонарём в одной руке и отвёрткой в другой, замер. Его борода дрожала, но теперь в его глазах было не только подозрение, но и что-то вроде уважения.

— Это что, — пробормотал он, — кот теперь через кофе-бота переговоры ведёт?

Наполеон фыркнул, словно говоря: «Не мели чушь». Он медленно подошёл к кофе-боту, его хвост хлестал по полу, как метроном. Кот уставился на машину, и, к удивлению Гриббла, экран снова загорелся, показывая не меню, а чёрный фон с белыми буквами: «Тунца. Три банки. Тогда скажу, кто в коридоре».

Гриббл сглотнул, его лапы тряслись так, что трон чуть не рухнул на пол.

— Иван, — прошептал он, — у нас вообще есть тунца? И… это точно Наполеон говорит? Или это… что-то другое?

Иван медленно повернулся к коту, который выглядел так, будто только что выиграл шахматную партию против суперкомпьютера.

— Зелёный, — сказал он, — в этом офисе я уже ничему не удивляюсь. Но если кот хочет тунца, значит, он знает больше, чем мы. И, чую, без этого тунца мы не узнаем, что за хрень бродит по коридору.

Он достал из шкафа фонарь, включил его, и луч света выхватил из темноты Наполеона, который теперь сидел перед кофе-ботом, как судья на троне. Гул возобновился, но теперь он был тише, словно кто-то приглушил звук, чтобы не мешать переговорам.

— Ладно, кот, — сказал Иван, его голос был твёрд, но в нём сквозила усталость. — Тунца найдём. Но сначала скажи: это админ? Призрак? Или, чёрт возьми, холодильник решил стать ИИ?

Наполеон лизнул лапу, его глаза сузились, а кофе-бот снова пискнул. На экране появилась новая надпись: «Тунца первым. Потом истина».

Гриббл посмотрел на Ивана, потом на кота, потом на свой трон, который уже начал разваливаться. Где-то в глубине офиса раздался новый звук — не гул, не стук, а тихий шорох, как будто кто-то перебирал старые кабели. И в этот момент Гриббл понял: тунцовая сделка — это только начало. А фигура из коридора, кем бы она ни была, уже сделала свой ход.

— Иван, — тихо сказал Гриббл, — кажется, нам нужен не только тунца. Нам нужен план. И, может, новый трон.

Иван только хмыкнул, но его взгляд был прикован к Наполеону. Кот, словно чувствуя, что все карты у него на лапах, зевнул и улёгся на пол, будто говоря: «Время пошло, господа». А где-то в темноте, за пределами луча фонаря, шорох становился громче, и тень, затаившаяся в углу, начала двигаться.

— Слушай, давай сделаем что-то весёлое, — предложил Саша, молодой учёный с растрёпанными волосами, ухмыляясь. — Имплантируем нейроконнектор гусю.

— Гусю? — удивился пожилой учёный Виктор, приподняв бровь. — Это что, теперь птиц в сеть подключать будем?

— Ага, для смеха, — ответил Саша, пожимая плечами. — Представь: гусь с человеческим интеллектом. Мы прославимся!

— А если что-то пойдёт не так? — вмешалась Елена, женщина средних лет, скрестив руки на груди. — Это всё-таки экспериментальное устройство.

— Да ладно тебе, Лена, — отмахнулся Саша. — Это же гусь, что он сделает? Начнёт лекции читать?

Виктор хмыкнул, но в его глазах мелькнуло любопытство.

— Ну, если что, ты отвечаешь, — сказал он, глядя на Сашу. — Давай попробуем.

— Отлично! — Саша хлопнул в ладоши. — Тащите гуся!

Они поймали гуся на ферме и принесли в лабораторию. Птица шипела и хлопала крыльями, но учёные быстро зафиксировали её на столе. Под ярким светом ламп Саша начал операцию, а остальные наблюдали.

— Ну что, пернатый, готов стать звездой науки? — пошутил Саша, подключая нейроконнектор.

— Осторожнее, не повреди ему мозг, — предупредила Елена, хотя в её голосе слышалась насмешка.

— Какой там мозг, это же гусь, — рассмеялся Виктор. — Хотя, может, он нас ещё удивит.

Через несколько минут операция была завершена.

— Готово, — объявил Саша, отступая назад. — Включаем.

Гусь лежал неподвижно, его глаза были закрыты. Вдруг он резко открыл их и посмотрел на учёных.

— Что вы со мной сделали, кретины? — произнёс гусь саркастичным голосом.

Учёные замерли. Елена уронила планшет, Виктор поперхнулся, а Саша вытаращил глаза.

— Он... он говорит? — пробормотал Виктор, отступая к стене.

— Конечно, говорю, — отрезал гусь, сверля их взглядом. — Вы хоть понимаете, что натворили?

— Это невозможно, — прошептала Елена. — Нейроконнектор не должен так работать на животных!

— Ну, поздравляю, — гусь усмехнулся. — Вы только что создали монстра.

Саша нервно рассмеялся, пытаясь сохранить лицо.

— Ладно, пошутили и хватит. Открывайте дверь, выпустим его.

— Ты уверен? — Елена посмотрела на него с тревогой. — Он явно не в восторге.

— Да что он сделает? — отмахнулся Саша. — Это же просто гусь.

Они открыли дверь, и гусь вылетел наружу. Но перед тем как исчезнуть, он обернулся и бросил:

— Вы ещё пожалеете, что связались со мной.

С этими словами он улетел в сторону комплекса «Менделеев», оставив учёных в смятении.

На территории комплекса гусь быстро освоился. Его разум, теперь острый и проницательный, позволял понимать человеческую речь и отвечать с пугающей уверенностью. Он изучал окружение, прячась в тени, и вскоре начал использовать свои способности против людей.

Я умнее их всех, — думал гусь, устроившись в укромном уголке. Теперь я могу вершить свою судьбу.

Он чувствовал себя чужим, но это только разжигало его дерзость и любопытство.

Судьба свела гуся с майором Сергеем Нечаевым, известным как П-3, — суровым человеком с тяжёлым прошлым. Их встреча произошла на болотах близ «Менделеева». Гусь, спрятавшись в траве, заговорил.

— Эй, П-3, — крикнул он насмешливо. — Всё ещё мучаешься из-за жены?

П-3 замер, его лицо потемнело.

— Кто здесь? — рявкнул он, оглядываясь.

— Я тот, кто знает твои секреты, — ответил гусь. — Твои ошибки, твои потери.

П-3 бросился к голосу, но гусь ускользнул.

— Ты не поймаешь меня, — сказал он, высунувшись из другого укрытия. — Я слишком умён.

— Чего тебе надо? — прорычал П-3.

— Твоих страданий, — бросил гусь и скрылся в зарослях.

Для П-3 гусь стал не просто раздражителем, а загадкой. Каждое слово птицы задевало старые раны, но за этим крылась тайна.

— Откуда он знает моё прошлое? — думал П-3. И что он скрывает?

Майор решил разгадать эту головоломку, чего бы это ни стоило.

Так началась история гуся — полная тайн и опасностей, в мире, где границы между живым и искусственным стирались.

— Эта река она не просто свет, — сказал Иван, и его голос был как рокот камней, что катятся с горы. — Она знает нас. Она помнит, кто мы, даже если мы сами забыли.

Алексей кивнул, его пальцы сжали осколок звезды, и тот запульсировал, как живое существо. — Может, она и есть память, — ответил он. — Память мира, что хочет, чтобы мы вспомнили, кто мы должны стать.

Река не была преградой — она была приглашением. Но её сияние не скрывало глубины: в нём мелькали образы, как лица в толпе, что смотрят на тебя и ждут. Это были не тени, как те, что встречали их раньше, а отражения — их собственных сомнений, их страхов, их надежд. Каждое отражение шептало своё имя, и эти имена были не просто словами, а историями, что требовали быть рассказанными.

— Чтобы пересечь её, нужно ответить, — сказал Алексей, и его голос был как звон колокола в ночи. — Не реке, а самим себе. Что мы несём? Зачем мы идём?

Иван усмехнулся, и в этой усмешке была не дерзость, а вызов — не миру, а тому, что могло их остановить. — Я несу свой топор, — сказал он. — И свою правду. Если река хочет знать, я покажу ей, кто я.

Он шагнул к краю берега, и земля под ним вспыхнула искрами, что взлетели, как звёзды, падающие вверх. Топор в его руке засветился, и из его лезвия вырос мост — не из камня или дерева, а из света, что был соткан из его воли. Мост дрожал, как струна, но держался, как обещание, что нельзя нарушить.

Алексей посмотрел на осколок звезды, и в его свете увидел не только реку, но и себя — мальчика, что мечтал о звёздах, воина, что сражался с тенями, путника, что нёс свет. Он знал, что правда, которую река ждёт, не в словах, а в шагах. Он поднял клинок, и тот запел — не для битвы, а для созидания. Лезвие рассекло воздух, и из этого разреза родилась тропа, что легла рядом с мостом Ивана, сияющая, как дорога, что ведёт домой.

— Я несу свой клинок, — сказал Алексей. — И свою веру. Если река хочет знать, я готов ответить.

Они ступили на мост и тропу, и река откликнулась. Её сияние стало ярче, но не ослепляло — оно обнимало, как руки, что ждали их возвращения. Каждое отражение в реке поднималось, становилось фигурой, что шла рядом с ними. Это были не призраки, а спутники — их собственные истории, их победы и поражения, их свет и тьма. Каждое отражение пело, и их голоса сливались в хор, что был громче бурь и тише шёпота.

— Назови своё имя, — сказала река, и её голос был как гул звёзд, что падают в вечность.

— Иван, — ответил он, и его топор ударил по мосту, рождая искры, что стали созвездиями. — Тот, кто ломает, чтобы строить.

— Алексей, — сказал он, и его клинок вспыхнул, осветив тропу, как маяк. — Тот, кто несёт свет, чтобы помнить.

Река приняла их имена, и её течение стало их путём. Они шли, и сияние вокруг них росло, как лес, что пробуждается весной. За их спинами мост и тропа не исчезали — они становились частью реки, частью песни, что текла дальше, к горизонту, где звёзды пели о новом начале.

Но путь не был окончен. Впереди, в сердце сияния, вставала фигура — не тень, не отражение, а нечто большее, как гора, что смотрит на небо. Её глаза были как галактики, и в них был вопрос, что не требовал слов. Она не преграждала путь — она ждала, как мать, что знает, что её дети найдут дорогу.

— Что дальше? — спросил Иван, и его голос был как вызов, но в нём звучала готовность.

— То, что мы выберем, — ответил Алексей, и его рука сжала осколок звезды. — То, кем мы станем.

Они шагнули вперёд, и река пела за ними, как хор, что знает их имена. Звёзды смотрели, и их свет был не только вечностью, но и началом. А в тишине, что глубже света, рождалась новая мелодия — о двух путниках, что шли через реку, чтобы стать её голосом.

Характер (намёки во внешности):

Его  поза, скованность и привычка съёживаться выдают годы унижений. Но в  угловатости его фигуры, в резких движениях, когда он думает, что никто  не видит, угадывается упрямство. Он не сломлен — пока нет.

Идеально  для раба, у которого в прошлом могла быть другая жизнь, а теперь  остались только бледная кожа, светлые волосы и глаза, слишком яркие для  мира грязи и цепей.

Вот книга, в которой главный герой Эвис - https://author.today/work/460692

Поделитесь как Вы описываете своих героев?