Драма + Рассказ

Он встал, подошел к окну. В отражении на мокром стекле угадывалось его собственное лицо – усталое, с тенью небритости и глубокими синяками под глазами. Тридцать пять лет. А ощущение – будто жизнь только начинается, и начинается она с какого-то тупика. Он отвернулся, и взгляд его упал на большой предмет, закутанный в старую, пыльную ткань и прислоненный к стене в углу. Его "наследство". Единственное, что он вынес из родительского дома после их смерти, кроме денег на образование. Антикварное зеркало в тяжелой, темной деревянной раме, покрытой замысловатой резьбой. Мать очень его любила, часто перед ним прихорашивалась. Артём же всегда испытывал перед ним странную, почти суеверную неприязнь. В нем было что-то… неживое, наблюдающее. Он засунул его в самый дальний угол и забыл. До сегодняшнего дня.

Что-то щелкнуло внутри. Может, отчаяние? Или просто потребность сделать хоть что-то, кроме тупого созерцания стены проекта? Он подошел к углу, схватил край ткани и резко дернул. Облако пыли закружилось в воздухе. Зеркало предстало во всей своей мрачной красе. Рама была действительно старинной, возможно, дубовой, почерневшей от времени. Резьба изображала переплетенные ветви деревьев и странных, полуптиц-полузверей существ. Но стекло… оно было идеально чистым, без единой царапины, хотя Артём был уверен, что не протирал его лет десять. Оно не просто отражало – оно поглощало тусклый свет комнатной лампы, делая отражение необычно глубоким, почти объемным.

Артём машинально провел рукой по стеклу. Оно было холодным, как лед. И вдруг… ему показалось, что в глубине, где-то за его собственным отражением, мелькнуло движение. Тень? Он резко отпрянул, сердце бешено застучало. "Галлюцинации от переутомления", – строго сказал он себе вслух. Голос прозвучал неестественно громко в тишине квартиры. Он решил проигнорировать это, повернулся, чтобы накрыть зеркало обратно. И в этот момент… оно заговорило.

Не звуком, нет. Слова возникли прямо у него в голове, тихие, но отчетливые, как мысли, но явно не его.

"Страшно?"

Артём замер, как вкопанный. Холодный пот выступил на спине. Он медленно обернулся. Его отражение в зеркале смотрело на него. Но это было не просто отражение. Выражение его лица было другим – смесью усталой мудрости и… жалости? Глаза казались старше, глубже.

"Не бойся, Артём. Я не причиню тебе вреда. Я лишь… свидетель. Хранитель."

– Кто… что ты? – прошептал он, не в силах отвести взгляд.

"Я – Зеркало. Точнее, его Суть. Я помню. Все, что видел. Все эмоции, что были передо мной. Особенно сильные. Особенно… твои."

Отражение Артёма в зеркале сделало едва заметный жест рукой – как бы приглашая подойти ближе.

"Ты потерян. Ты носишь боль внутри, как камень. И не знаешь, откуда она. Хочешь узнать?"

Сердце Артёма колотилось где-то в горле. Это был бред. Сломанный мозг на фоне стресса. Но… но это было так реально. И в предложении таилась невыносимая притягательность. Узнать. Наконец понять эту червоточину в своей душе.

– Что ты можешь знать? – голос его дрожал.

"Я покажу. Подойди. Коснись стекла. Дай мне твою боль. Я покажу тебе правду."

Рука Артёма, словно сама по себе, потянулась вперед. Разум кричал об опасности, но какая-то глубинная, израненная часть души жаждала этого. Он коснулся холодной, гладкой поверхности.

Мир взорвался.

Глава 2: Отражения Боли.

Не свет, не тьма. Поток ощущений, образов, звуков, запахов. Он не видел, он чувствовал.

Он – маленький Артём, лет пяти. Он бежит по парку, смеется, тянет за руку отца. Отец улыбается, но в его глазах – усталость, какая-то отстраненность. Мать сидит на скамейке, читает книгу, лишь изредка поднимая взгляд, и в нем – холодок. Артём падает, разбивает коленку. Рыдает. Отец поднимает его, но делает это механически. "Не реви, ты же мужчина". Мать даже не подходит. Боль от падения смешивается с болью от равнодушия. Зеркало висело в прихожей их старой квартиры. Оно впитывало эту сцену – детский восторг, сменившийся слезами, и ледяную стену родительского безразличия.

Поток сменялся. Артёму двенадцать. Он приносит первую "пятерку" по сложному предмету. Гордо распирает грудь. Он бежит домой, показывает дневник отцу. Тот, не отрываясь от газеты: "Молодец. Так и надо". Никакой радости, никакого тепла. Мать, помешивая что-то на плите: "Убери дневник, не мешай". Эйфория гаснет, оставляя горький осадок. Зеркало в гостиной отражает его счастливое лицо, которое медленно оседает в маску разочарования.

Еще кадр. Артёму шестнадцать. Он первый раз влюбился. Девушка из параллельного класса. Он весь день ходит окрыленный, напевает. Вечером пытается поделиться с матерью. Она отмахивается: "Учебу не забрось, это все ерунда". Отец молчит, уткнувшись в телевизор. Его восторг натыкается на бетонную стену непонимания. Зеркало в его комнате фиксирует блеск в глазах, который тускнеет под тяжестью их равнодушия.

Артём в своей квартире содрогался, прижав ладонь к холодному стеклу. Слезы текли по его лицу, но он не замечал. Он видел, чувствовал каждую микротравму, каждое невысказанное "я тебя люблю", каждое проигнорированное достижение, каждую обесцененную радость. Он понимал, откуда эта вечная неуверенность, этот страх быть отвергнутым, это ощущение, что он не заслуживает счастья. Его родители не были монстрами. Они просто… не умели любить. Не умели показывать любовь. Их собственные жизни были серыми, полными нереализованных амбиций и тихого отчаяния. И их холод отразился на нем, как в этом проклятом зеркале.

– Зачем? – выдохнул он, вырывая руку. Боль была невыносимой, физической. – Зачем ты мне это показываешь?

Отражение в зеркале выглядело изможденным, как и он сам. Голос в голове звучал тише, но все так же ясно.

"Чтобы ты понял. Боль – не твоя вина. Ты нес ее, не зная источника. Теперь ты знаешь. Знание – первый шаг к освобождению."

– Освобождению? – Артём горько рассмеялся. – От чего? От себя самого? Это я и есть! Этот вечно сомневающийся, неуверенный, боящийся близости…

"Нет. Это – твоя броня. Твоя защита от повторения той боли. Но она мешает тебе жить сейчас. Мешает видеть добро."

– Какое добро? – прошептал Артём, глядя на свое искаженное страданием отражение. – Вокруг одни шипы.

"Ты не смотришь. Ты видишь мир через призму старой боли. Я покажу тебе другое. Дай мне еще одну твою боль. Самую свежую."

Артём колебался. Первый опыт был как нож в сердце. Но что-то в словах Зеркала задело струну. Жажда… не избавления, а понимания. Он снова коснулся стекла.

На этот раз картина была яркой, почти осязаемой. Он видит себя вчерашнего, сидящего в кафе после работы. Он измотан, зол на себя за провал проекта (который, как он теперь понимал, был провалом только в его глазах из-за перфекционизма, рожденного вечной погоней за родительским одобрением). К нему подходит официантка, Аня. Они видятся не в первый раз. У нее добрые, чуть усталые глаза. "Все хорошо? – спрашивает она. – Вы выглядите уставшим. Может, кофе со сливками? Наш новый сорт, очень нежный". Он бурчит что-то невнятное. Она приносит кофе и… маленький кусочек шоколадного брауни. "За счет заведения, – улыбается она. – Иногда сладкое помогает". В тот момент он был слишком погружен в себя, чтобы оценить этот жест. Зеркало в туалете кафе (странно, он его даже не заметил тогда) отражало его хмурое лицо и ее искреннюю, чуть застенчивую улыбку.

Поток продолжался. Он видит соседку по лестничной клетке, бабу Нину. Она вечно ворчит, но сегодня, когда он вышел из квартиры без зонта, а на улице шёл сильный дождь, она вышла на лестницу и сунула ему в руки старый, но целый зонтик. "Чтоб не простыл, парень!". Он пробормотал "спасибо" и побежал, не придав значения. Зеркало в ее прихожей (оно было!) отразило ее морщинистое лицо с выражением искренней заботы.

Его друг детства, Макс, который звонил ему на прошлой неделе, просто спросить "как дела?", хотя у самого куча проблем. Артём отмахнулся, сказал "норм", погруженный в свои мысли. Зеркало в прихожей Макса (Артём теперь видел их везде!) отражало его озабоченное лицо, когда он слушал короткие ответы Артёма.

Артём оторвал руку от стекла. Он плакал. Но теперь это были слезы другого рода. Не только боли, но и… стыда? Прозрения? Мир вокруг не изменился. Дождь все так же стучал в окно. Проект все так же лежал недоделанный. Но что-то внутри перевернулось. Он видел. Видел крошечные лучики доброты, которые он всегда игнорировал, потому что его внутренний радар был настроен только на холод, на отвержение, на подтверждение его собственной "недостойности".

– Они… они же пытались… – прошептал он.

"Да, – отозвалось Зеркало. Его отражение выглядело спокойнее. – Мир не черно-белый, Артём. Он полон оттенков. Твои родители не смогли дать тебе тепло, но это не значит, что его нет вовсе. Оно вокруг. В мелочах. В жестах. Ты просто не позволял себе это видеть и принимать. Твоя броня отталкивала тепло так же, как и холод."

Глава 3: Трещины на Стеклах.

Следующие дни были странными. Артём жил в каком-то подвешенном состоянии между прошлым и настоящим. Работа над проектом пошла легче – как будто глыба внутри сдвинулась. Он не стал гением общения, но начал замечать.

Он пришел в то же кафе. Когда Аня подошла, он не буркнул, а поднял взгляд и улыбнулся. Слабо, неуверенно, но улыбнулся.

– Здравствуйте, Аня. Кофе, пожалуйста. И… спасибо за тот брауни. Он был восхитителен.

Девушка удивленно вспыхнула, потом широко улыбнулась.

– Пожалуйста! Рада, что понравилось. Сегодня тоже принести кусочек?

– С удовольствием, – кивнул Артём. И это была правда. Впервые за долгое время он почувствовал искорку простой человеческой радости.

Он встретил бабу Нину на лестнице. Вместо того чтобы пробежать мимо, остановился.

– Спасибо за зонтик, Нина Петровна. Выручили.

Старушка фыркнула, но в глазах мелькнуло что-то теплое.

– Да ладно тебе. Главное, не болей. Мужик, а мокрый как цуцик!

Он позвонил Максу. Не отмазываясь, а сказал: "Знаешь, Макс, в тот день я был не в духе, сорян. Как у тебя на самом деле дела?" Они проговорили час.

Каждый вечер Артём подходил к Зеркалу. Он не всегда касался стекла, иногда просто разговаривал. Рассказывал о своем дне, о маленьких победах, о том, что увидел доброго. Зеркало молчало, но он чувствовал его присутствие – как тихого, понимающего слушателя. Его отражение в нем постепенно менялось. Исчезала вечная складка между бровей, взгляд становился менее напряженным, более… живым. Он начал понемногу приводить квартиру в порядок, купил пару комнатных растений. Появилось ощущение, что он не просто существует, а начинает жить.

Однажды вечером он снова коснулся стекла, поделившись ощущением легкой, почти забытой надежды. И Зеркало ответило:

"Ты учишься. Это хорошо. Но помни – боль не исчезла. Она часть тебя. Прими ее. Не борись. Просто не позволяй ей управлять тобой."

– Как? – спросил Артём. – Как принять то, что причиняет такую боль?

"Прощением."

– Простить их? – голос Артёма дрогнул. – После всего, что ты мне показал? Их равнодушие? Их холод?

"Не только их. В первую очередь – себя."

Артём замер.

"Себя – за то, что злился на них. За то, что считал себя недостаточно хорошим для их любви. За то, что нес эту боль как знамя. За то, что не видел добра вокруг. Прощение – это не оправдание их поступков. Это освобождение себя от груза гнева и обиды. Это признание: да, так было. Это причинило боль. Но я выбираю не тащить это дальше. Я выбираю жить сейчас."

Слова Зеркала падали, как капли, растапливая лед в его душе. Он смотрел на свое отражение. В глазах стояли слезы, но это были слезы очищения. Он медленно кивнул.

– Я… попробую.

Глава 4: Исцеление и Трещина.

Прошли недели. Артём не стал другим человеком. Он все так же мог впасть в уныние, разозлиться из-за пустяка. Но фон изменился. Он стал… легче. Добрее к себе. Он начал видеть краски мира. Завязал более близкое знакомство с Аней – оказалось, у них много общего. Наладил отношения с Максом. Даже баба Нина как-то принесла ему банку своего соленья "для здоровья".

Он больше не боялся Зеркала. Оно стало его странным, но бесценным другом, наставником. Он делился с ним радостями и сомнениями, и Зеркало всегда отвечало мудро, помогая разобраться в чувствах. Его отражение в нем светилось спокойствием, которого не было никогда.

Однажды вечером, после особенно теплого разговора с Аней, Артём подошел к Зеркалу. Он был полон благодарности.

– Спасибо тебе, – сказал он искренне, глядя вглубь стекла. – Ты спас меня. Ты показал мне путь.

Отражение улыбнулось ему – теплой, почти отеческой улыбкой. Но в глазах его Артём вдруг уловил тень… печали? Или усталости?

"Я рад, Артём. Ты нашел в себе силы. Ты учишься любить и принимать любовь. Это главное."

Голос в голове звучал тише обычного, как будто издалека.

– С тобой все в порядке? – насторожился Артём.

"Все имеет свою цену, Артём. Я – вместилище боли. Старой, тяжелой боли. Твоей и не только твоей. Я впитывал ее веками. Твоя боль была… особенной. Сильной. Глубокой. Чтобы показать ее тебе, чтобы помочь тебе ее вынести и трансформировать… мне пришлось взять ее на себя. Всю."

Артём почувствовал ледяной укол страха.

– Что ты хочешь сказать?

Вдруг на идеально гладкой поверхности зеркала, прямо посередине, появилась тонкая, но отчетливая трещина. Она зигзагом прошла сквозь отражение лица Артёма, как шрам.

"Я выполнил свое предназначение для тебя, Артём. Но силы мои не бесконечны. Боль, которую я ношу… она требует выхода. Или… поглотит то, что я есть."

– Нет! – вскрикнул Артём. – Не может быть! Ты же… ты же вечный! Ты хранитель! Что я могу сделать? Как помочь?

Отражение в треснувшем зеркале смотрело на него с бесконечной нежностью и смирением.

"Ты уже помог. Ты исцелился. Твоя боль больше не отравляет тебя. Она трансформировалась в понимание, в способность любить. Это – величайшая помощь. Но моя ноша… она слишком велика. Трещина – лишь начало. Скоро я не смогу удерживать все то, что вобрал. И тогда…"

Зеркало умолкло. Трещина казалась зловещей. Артём чувствовал отчаяние. Этот странный, фантастический друг, который вернул его к жизни, теперь сам умирал? Из-за него?

– Нет! – повторил он, сжимая кулаки. – Я не позволю! Должен быть способ! Скажи!

Долгая пауза. Голос в голове прозвучал как шепот:

"Есть… один. Но он опасен. И требует огромной силы духа. Той самой, что ты обрел."

– Говори!

"Я могу… передать боль. Всю накопленную боль, что во мне. Не только твою. Боль всех, кто когда-либо стоял передо мной с разбитым сердцем. Но не в одного человека. Это убьет его. А… рассеять ее. Выпустить в мир. Маленькими, почти неощутимыми частичками."

Артём не понимал.

– Рассеять? Как?

"Через тебя. Ты стал… проводником. Ты научился чувствовать глубоко. Ты можешь стать каналом. Но это будет как… пройти сквозь ад. Вся боль, которую я копил веками, хлынет через тебя. Ты должен будешь ее почувствовать. Каждую слезу, каждое разбитое сердце, каждую утрату, каждую предательскую иглу равнодушия. И не сломаться. Не дать ей поглотить себя. А затем… отпустить. Выпустить в мир, как легкий пепел, как дождевую пыль. Она растворится, станет частью фона, но уже не будет концентрированной, разрушительной силой. Она станет… эмпатией мира. Его скрытой памятью."

Артём побледнел. Мысль о том, чтобы добровольно принять на себя океан чужой многовековой боли, была чудовищна. Он едва выдержал свою собственную.

– А если я сломаюсь?

"Тогда боль поглотит нас обоих. И вырвется наружу не рассеянной, а цунами отчаяния. Это риск. Огромный."

Артём посмотрел на трещину на зеркале. Она будто пульсировала. Он посмотрел на свое отражение – спокойное, взрослое, живое. Он вспомнил улыбку Ани, заботу бабы Нины, дружбу Макса. Он вспомнил, как учился прощать себя и своих родителей. Как в его душе наконец появился свет.

Он не хотел терять это. И не хотел терять своего странного спасителя.

Он глубоко вдохнул. В его глазах загорелась решимость, которой не было даже в самые отчаянные моменты работы.

– Делай.

Глава 5: Пепел и Свет.

"Ты уверен?" – голос Зеркала был едва слышен.

– Да. – Артём твердо положил обе ладони на холодное стекло, прямо по обе стороны от трещины. – Вместе. До конца.

Он закрыл глаза.

И мир рухнул.

Это не было потоком образов. Это был океан. Океан чистейшей, неразбавленной агонии. Боль разлук. Боль предательств. Боль неразделенной любви. Боль утрат. Боль одиночества. Боль непонимания. Боль физических и душевных ран. Она врывалась в него через ладони, как ледяная лава, заполняя каждую клетку, каждую мысль, выжигая все на своем пути. Он закричал, но не услышал собственного крика – его заглушил рев тысячелетнего страдания. Он почувствовал, как его сознание трещит по швам, как его "я" растворяется в этом бесконечном море муки. Он видел лица – миллионы лиц, искаженных горем, глаза, полные слез, руки, протянутые в пустоту. Он был каждым из них. Он умирал с каждым.

"Держись, Артём! – сквозь рев боли едва пробивался знакомый голос, но он звучал искаженно, слабея. – Чувствуй! Но не цепляйся! Пропусти сквозь себя! Как воду! Помни, кто ты! Помни Аню! Помни свет!"

Свет... В кромешной тьме отчаяния мелькнул крошечный огонек. Улыбка Ани. Тепло ее руки. Потом – облегчение на лице Макса, когда он просто выслушал его. Добродушное ворчание бабы Нины. Гордость за хорошо сделанный кусок работы. Первый луч солнца после долгого дождя. Аромат кофе. Простое "спасибо". Эти крошечные, хрупкие искорки тепла начали вспыхивать в бушующем океане боли, как звезды в урагане.

Он не боролся с болью. Он позволил ей течь через себя. Страшной, всесокрушающей волной. Но он цеплялся за эти искорки. За свое "я". За то чувство дома, которое наконец начало теплиться в его душе. Он не впитывал боль. Он был проводником. Он чувствовал ее с нечеловеческой интенсивностью, но не становился ею. Он представлял, как эта темная, густая субстанция, проходя сквозь него, дробится на миллиарды мельчайших частиц, становясь легкой, как пепел, и рассеивается в невидимых потоках мира.

Это длилось вечность. Секунды? Часы? Он не знал. Он был на грани. Казалось, еще мгновение – и он исчезнет, растворится в этом хаосе. Но искорки тепла внутри него крепли. Они сливались в маленькое, но упорное солнце в его груди.

И вдруг... напор ослабел. Боль не исчезла, но ее яростный поток стал редеть, превращаясь в ручей, потом в тонкую струйку. Стало... тише.

Артём открыл глаза. Он стоял на коленях перед Зеркалом, весь мокрый от пота и слез, дрожа как в лихорадке. Ладони все еще лежали на стекле. Но стекло... Оно было покрыто паутиной трещин. Десятками, сотнями тончайших, расходящихся из одной точки линий. Отражение в нем было разбитым на тысячи осколков, в каждом из которых угадывались его черты – изможденные, но... спокойные. Очищенные.

Он убрал руки. Зеркало не подавало признаков "жизни". Ни голоса, ни ощущения присутствия. Оно было просто... разбитым старинным зеркалом.

– Зеркало? – прошептал Артём охрипшим голосом.

Тишина.

Он поднялся на ноги, чувствуя невероятную слабость, но и странную... легкость. Как будто гиря, которую он тащил всю жизнь, наконец исчезла. Не только его собственная. Та, что была тяжелее во сто крат.

Он подошел к окну. Рассвет только начинался. Город просыпался. И Артём вдруг почувствовал его. Не шум и суету, а ... пульс. Теплый, живой, сложный. Он почувствовал легкую, едва уловимую грусть, витающую в воздухе – как эхо той рассеянной боли. Но поверх нее – надежду. Упорство. Радость нового дня. Доброту, спрятанную в миллионах сердец. Это была не его эмпатия. Это было... эхо эмпатии мира. Его скрытая память, как сказало Зеркало. Теперь он мог ее слышать. Чувствовать.

Он глубоко вдохнул свежий утренний воздух. В груди горело маленькое солнце – его собственное, завоеванное в страшной битве. Он знал, что боль мира никуда не делась. Она была частью жизни. Но теперь он знал и другое – она не всесильна. Ей противостоит любовь. Простая, человеческая, повседневная любовь. И он научился ее видеть. И дарить.

Он повернулся, чтобы взглянуть на разбитое Зеркало в последний раз. И вдруг заметил на полу перед ним маленький предмет. Он нагнулся. Это был осколок стекла, выпавший из рамы. Идеально гладкий, размером с монету. Он поднял его. В его глубине, как в капле воды, отражался рассвет за окном – чистый, розовый, полный обещаний.

Артём улыбнулся. Небольшой, но самой искренней улыбкой в своей жизни. Он бережно сжал теплый осколок в ладони. Не как талисман. Как напоминание. О боли. О цене света. О том, что самое сильное волшебство – это способность любить и прощать, даже когда мир кажется жестоким. И о том, что иногда спасение приходит из самых неожиданных, даже пугающих мест.

Он подошел к телефону и набрал номер Ани.

– Привет, это Артём. Извини, что рано... Не хотел ли ты сегодня встретиться? На завтрак? Мне есть что тебе рассказать. Очень важное. И ... я хочу тебя видеть.

Голос в трубке ответил что-то теплое, сонное и радостное. Артём смотрел на осколок в своей руке, в котором играли первые лучи солнца. Он больше не был один. Он был дома. И мир, со всеми его тенями и светом, был бесконечно прекрасен. Он заплакал. Слезами благодарности и бесконечной, выстраданной доброты. И где-то в глубине души ему показалось, что очень тихий, почти неуловимый голос прошептал: "Спасибо..."

Глава 6: Отражение в Осколке.

Прошли годы. Квартира на окраине Москвы давно сменилась на светлую, уютную в центре. В ней пахло кофе, свежей выпечкой и детским смехом. Артём сидел на полу в гостиной, строя башню из кубиков с кареглазым четырехлетним сорванцом, Мишей. София, их годовалая дочка, сосредоточенно пыталась засунуть погремушку в рот плюшевому мишке.

Аня, теперь уже его жена, поставила на стол поднос с круассанами и двумя кружками кофе. Она улыбнулась, глядя на мужа и детей. Улыбка ее была такой же теплой, как и в тот день в кафе, только теперь в ней было еще и глубокое, зрелое счастье.

– Папочка! Падай! – требовательно крикнул Миша, указывая на почти достроенную башню.

Артём с преувеличенным ужасом подул на конструкцию. Кубики с грохотом разлетелись по ковру. Миша залился счастливым смехом. София, испугавшись грохота, надула губки, но увидев смех брата, тоже засмеялась своим булькающим смехом.

Артём поднял взгляд на Аню. В ее глазах он читал ту же бесконечную благодарность за эту простую, совершенную сцену, что и в его душе. Он встал, подошел к жене, обнял ее и поцеловал в макушку.

– Спасибо, – прошептал он.

– За что? – улыбнулась она.

– За все.

Он отошел к старому книжному шкафу. На самой верхней полке, в красивой, неглубокой тенистой шкатулке из темного дерева (напоминавшей зеркальную раму), лежал тот самый осколок. Он достал его. Крошечное стеклышко, отполированное временем и прикосновениями до идеальной гладкости, лежало у него на ладони, отражая свет лампы и улыбки его семьи.

Артём смотрел на осколок. В нем не было больше голосов, не было потока чужих воспоминаний. Но когда он смотрел в его глубину, он чувствовал... связь. С тем, что было. С той болью, что его сломала и переродила. С тем странным существом, которое пожертвовало собой, чтобы дать ему шанс.

Он чувствовал эхо мировой боли – легкую грусть в песне за окном, тревогу в новостях, чье-то одиночество в толпе. Но теперь это не подавляло. Это делало его более чутким. Более человечным. Он научился не просто видеть добро, но и быть его источником. Для своей семьи. Для друзей. Даже для незнакомцев. Он понял, что прощение – это не разовый акт, а ежедневная практика. В первую очередь – прощение самого себя за не идеальность.

Он поднес осколок к губам и тихо прошептал:

– Спасибо. Я помню.

За окном светило солнце. Жизнь, со всеми ее сложностями и радостями, шла своим чередом. И в маленьком осколке разбитого зеркала, как в капле утренней росы, отражался целый мир. Мир, который Артём научился не бояться, а любить. Со всеми его тенями и светом. Потому что он знал: самые сильные чары – это не фантастика. Это способность любить, прощать и видеть искру добра даже в самых темных осколках жизни. А самое главное волшебство – это сотворить дом и семью там, где когда-то была лишь холодная пустота. И это волшебство было вполне реальным, стоило лишь поверить в него и заплатить свою цену.

Он положил осколок обратно в шкатулку, вернулся к жене и детям, подхватил на руки визжащего от восторга Мишу и прижал к себе. Сердце его было полно. Полно любви. Полно жизни. И легкой, светлой грусти, которая лишь оттеняла счастье настоящего момента. Он был дома. Навсегда.

…Очнувшись, Антон понял, что не может пошевелиться. Его руки и ноги были прочно пристегнуты к креслу. Тесная комната была залита светом, а прямо перед лицом с потолка свисали несколько инструментов, напоминавших пилу с набором скальпелей и паяльников. Кто бы ни построил эту операционную, она была не похожа ни на одну иллюстрацию из научных журналов.

У оборудования перед креслом, спиной к нему, стоял киборг и что-то настраивал в парящем в воздухе интерфейсе. Антон начал вырываться, но тугие ремни отвечали лишь издевательским поскрипыванием. Наконец, киборг обернулся. Его голубые знакомые с детства глаза были окружены морщинами. Губы стали бледными, будто у мертвеца. Лицо осунулось, хотя тело по-прежнему оставалось крепким…

— Папа?… — С ужасом и удивлением Антон смотрел на своего отца, Тимофея Егорыча. Два года он думал, что тот сгинул в тайге. Возвращался в день, когда вместе с охотниками прочесывал лес, и не переставая корил себя за то, что не нашел ни следа, ни клочка одежды.

— Что с тобой случилось?

Не обращая внимания на сына, Тимофей подошел к креслу. Его глаза были открыты, но он будто бы спал наяву. Взгляд был подернут дымкой и лишен каких-либо чувств.

— Папа, очнись! Это же я, Антон! Когда мамы не стало, ты говорил, что всегда будешь рядом. Помнишь, как вечерами ты рассказывал про другие планеты?…

Диск пилы завертелся, и послышался пронзительный визг. Она подъезжала все ближе к виску. Антон не переставал ерзать в тщетных попытках освободиться, а его голос сорвался на крик:

— А как мы рыбачили помнишь? Как однажды мне воткнулся в палец крючок? Когда ты его вытащил, я орал, как безумный. Ты сказал, что мужчины не плачут, а у самого глаза были в слезах…

Тимофей заглянул в лицо сына и открыл рот. Вместо слов из него вырвалось только мычание, подобное тому, что издавал немой приемный отец. Глаза забегали, но движения тела оставались размеренными. Тем временем поток воздуха от зубьев пилы стал обдувать висок Антона.

— Не надо! — Его отчаянный вопль затих, когда он почувствовал, что руки и ноги свободны. Пила замолчала и отъехала в сторону.

Отец коснулся его лица. Одной щекой Антон почувствовал теплую ладонь, а другой — холодок металлического инструмента. Из глаз покатились слезы. Щеки Тимофея оставались сухими, но его взгляд был тем же, что сохранил Антон в своей памяти.

— Папа… — Обняв отца, Антон зажмурился. Он вдруг понял, как сильно скучал эти годы. В его фантазиях они оказались дома. Бункер исчез вместе с его обитателями, и страх растворился.

Услышав мычание Тимофея, Антон открыл глаза. Они стояли посреди операционной. Уютные видения, в которые он почти успел поверить, оказались иллюзией. Отстранившись, он посмотрел на отца. Тот взял его за руку и повел к выходу.

В проеме двери виднелась лишь кромешная тьма, но когда Тимофей подошел ближе, вспыхнул свет. Взгляду открылась пустая комната, напоминавшая мастерскую. На длинном столе рядами лежали инструменты, такие же, что были у киборгов.

— Все говорили, что тебя растерзали волки. А я все равно ждал, что ты однажды вернешься…

Отец отвечал только мычанием. Неспешной походкой они пересекли мастерскую.

— Нужно выбраться отсюда. А потом привести помощь. Спасти Игоря. — За дверью показался коридор бункера, и Антон замолчал, крепко вцепившись в ладонь отца.

Коробок на виске Тимофея зажужжал, и он остановился перед проемом. Антон тоже замер. По коридору перед ними медленно кто-то прошел. Шли минуты, которые казались часами.

Наконец, Тимофей повел его дальше. Рядом с ним даже это проклятое место не так пугало. Казалось, он вдруг воскрес. Случилось чудо, и все пережитое здесь было не зря. «Мне нужно столько тебе рассказать», — думал Антон, шагая за отцом по коридору.

Все вокруг было освещено. Секции бункера вспыхивали и угасали, следуя в ногу за Тимофеем. Трое киборгов возились с оборудованием позади. Антон старался на них не смотреть, но мимо одного им все-же предстояло пройти.

Дядя Коля склонился над прибором перед висящей в воздухе голограммой. На ней было нечто, напоминающее гладкий параллелепипед. «Космический корабль», — вдруг понял Антон, заметив на его фоне звезды и очертания неизвестной планеты. Коробок на виске тихо жужжал, а рядом с голограммой корабля тянулись ряды непонятных символов.

Стараясь не дышать и идти только на цыпочках, он вместе с отцом миновал дядю Колю. Впереди, уже был виден тупик, где открывался люк на свободу.

С каждым шагом сердце колотилось сильнее. Было трудно поверить, что кошмар вот-вот останется позади. Антон представлял, как вернется в родную деревню. Как будет жить вместе с отцом, и больше никогда не потеряет его. Но сперва они приведут помощь. Спасут всех, кого превратили в персонал дьявольской диспетчерской.

Внезапно вспыхнула секция в десятке метров, выхватив из полумрака раму. Спустя секунду из нее вышел киборг и повернул им навстречу. Тимофей свернул к ближайшему дверному проему, но было поздно. По бункеру снова пронесся рев, и все вокруг залил красный свет.

…Оказавшись в комнате, Антон отпустил руку отца. «Только не снова», — пронеслось в голове, и его взгляд стал беспомощно обшаривать помещение. По боковой стене тянулась труба. Через равные промежутки из нее торчала дюжина шлангов, насадки которых были закреплены на уровне лица. С надеждой Антон посмотрел на цилиндр в углу, способный вместить четырех человек. Хотелось втиснуться за него, но щель была слишком узкой. В нос ударил запах переваренного мяса.

— Нужно спрятаться! — Заметив на дальней стене широкие двойные двери, Антон направился к ним, но Тимофей коснулся его плеча. В красном свечении губы отца зашевелились, будто он что-то пытался сказать. Прежде чем Антон сумел разобрать слова, Тимофей схватился за коробок на своем виске. Вырвав блок с корнем из своей головы, он вложил его в руки сына.

— Папа!…

Глаза Тимофея потухли, и он рухнул на пол. Антон застыл, машинально сжимая блок с торчащими из него окровавленными электродами. Ядовито желтел диод, заставляя капельки крови переливаться подобно рубинам.

В комнату влетела оранжевая сфера. Она напоминала шаровую молнию из журналов. С электрическим треском она направилась прямо к Антону, который так и стоял у тела отца. Каждый его волосок зашевелился от близости переливающегося сгустка энергии. Он знал, что произойдет дальше. Бежать было бессмысленно. Молния все равно догонит. Последует удар жуткой силы, а дальше…

«Пусть лучше убьет», — взмолился в душе Антон, широко распахнув глаза.

Облетев его, молния издала писк, на который откликнулся тихим жужжанием блок у него в руках. Не обращая больше внимания на Антона, молния коснулась головы Тимофея, после чего ослепительно вспыхнула и исчезла. Лицо отца превратилось в кусок угля, а свет в комнате обрел изначальный оттенок.

Антон бросился к отцу и начал его трясти.

— Очнись! Пожалуйста! Мы должны вместе вернуться домой… — Он попытался приложить к обгорелому виску коробок, но Тимофей продолжал лежать без движения.

Иллюзии неумолимо отступали перед суровой реальностью. «Это несправедливо!», — рыдал Антон, проклиная дьявола, создавшего это место, а вместе с ним бога, который позволил им встретиться лишь затем, чтобы разлучить снова.

Услышав гул из дальнего конца комнаты, Антон вздрогнул. Двойные двери медленно разъехались в стороны. Повеяло холодом.

Готовый ко всему, Антон смотрел в темноту открывшегося взгляду проема. Спустя секунду послышался скрежет, будто кто-то тер лезвие ножа о железо. Изнутри показалась низенькая платформа, напоминающая парящую над землей металлическую тонкую дверь. Быть может, под платформой были колеса, но больше всего Антона пугал острый крюк, который и издавал пугающий скрежет, цепляя о пол. Отпустив Тимофея, он стал медленно отходить.

Платформа приблизилась к телу и подняла крюк на длинной складывающейся мачте, после чего с размаху вонзила его в отца. Не в силах вдохнуть, Антон наблюдал, как дьявольская машина протащила тело по полу и погрузила его на себя. С тихим гудением она покатилась обратно к дверям.

Вырвавшись из оцепенения, Антон помчался следом. Платформа скрылась внутри, но двери остались открыты, скорее всего, потому что он стоял перед ними. Еще один шаг — и свет внутри загорелся. Антона обожгло холодом. Из его горла вырвался тихий вскрик.

С потолка на крюке свисала освежеванная туша волка. По соседству болтался человек без головы. Грудь и живот были вскрыты. Одна рука отсутствовала вместе с куском плеча. Вторая безвольно свисала, и из запястья, лишенного кисти, торчал пучок проводов.

Антон был готов кричать от бессилия. Мысль о том, что с телом Тимофея сделают то же самое, впивалась раскаленными ножами под кожу. Но попадись он адским машинам, и жертва отца будет напрасна.

— Папа… — Не в силах смотреть на все, что ждало его дальше, Антон бросился к коридору. Хотелось бежать что есть мочи, но вдруг он понял, что должен идти. Той же размеренной неторопливой походкой, которой ходили киборги.

Прежде он старался закутаться поглубже во мрак, но теперь прятаться было негде. Он шел на виду у жутких существ, а свет следовал за ним по пятам. Без отца рядом ноги начали заплетаться. Будто в ночном кошмаре, где бегство от монстра сопровождалось невероятной слабостью. Вот только страх оказаться разорванным вклочья не мог сравниться с тем, чтобы превратиться в одного из обитателей бункера.

Киборг, возившийся с оборудованием впереди, отошел от приборов и двинулся по коридору навстречу Антону. В глазах стало темнеть. Шаркнув о пол, он едва не упал, но продолжал идти в неизменном ритме. Коробок на виске киборга обменялся жужжанием с блоком отца.

С расстояния десятка метров Антон узнал Игоря. Широко открытыми глазами он смотрел в лицо киборга и пытался отыскать хотя бы проблеск чего-то родного. Сражаясь с безумным ужасом, на задворках его сознания надрывался голос: «Игорь, это же я! Уходим со мной!». Но существо перед ним не было Игорем.

Они поравнялись. Казалось, киборг вцепится в него мертвой хваткой. Просверлит голову инструментом, отволочет в операционную или поднимет тревогу. Но тот прошагал мимо, даже не взглянув на беглеца.

Воображение рисовало кошмарные сцены, в которых киборг подкрадывался со спины. Оставалось только идти вперед не оборачиваясь. Люк был все ближе и ближе. На пути ждала рама с еще одним киборгом и, проходя мимо, Антон услышал неразборчивое мычание.

«Только бы получилось», — эта мысль снова и снова колола разум иглой. Антон твердо решил убраться так далеко, чтобы никогда больше не видеть жуткую тарелку. В большой мир. Такие размышления помогали ему не поддаваться панике и, шажок за шажком, идти к люку, не пытаясь бежать.

В груди больно екнуло. Истории о городах пошли от первых старейшин, которые поселились в тайге много поколений назад. Даже отец никогда не был там. Что если старейшины лгали, как и журналы, что он читал? Вдруг никакого внешнего мира не было? Эта мысль казалась безумием, но чем еще можно было назвать все, что творилось здесь?

Когда Антон приблизился к люку, тот начал медленно отползать в сторону, впуская внутрь яркий солнечный свет. Вместе с тем из стены выезжала лестница, ступенька за ступенькой поднимаясь к спасению.

— Ну давай! Скорее!… — Антон не замечал собственного бормотания. Его колени тряслись.

Услышав жужжание за спиной, он обернулся, и увидел киборга, лицо которого казалось знакомым. Внезапно он понял, что перед ним дед Аким. Тот самый, что любил собирать возле себя вечерами мальчишек и рассказывать им истории. Его глаза когда-то задорно блестели, но теперь в них не было ничего человеческого.

Люк замер на середине пути. Лестница остановилась. Взглянув на блок отца, который по-прежнему сжимал в руке, Антон увидел, что желтоватое свечение потухло. Дед Аким шел к нему размеренным шагом.

Раздался знакомый угрожающий рев. Все вокруг покраснело. С перекошенным лицом Антон застыл на месте. Но, увидев направленный в голову инструмент, рванул к лестнице. Он стоял на последней ступеньке, которая уезжала из под его ног. Поверхность была в каком-то метре над ним. Собравшись, будто пружина, Антон сделал мощный рывок, и в этот момент в глазах все померкло.

Он не мог вспомнить, что было дальше. Это напоминало кошмар. Казалось, вот-вот его настигнет шаровая молния или схватит кто-то из киборгов, чтобы швырнуть назад в преисподнюю.

Но ничего не случилось. Вокруг проносились деревья. Он бежал и бежал не разбирая дороги. Перед глазами он видел операционную, и знал, что одна единственная ошибка — и он снова окажется там.

…Показались очертания родной деревни. Три дюжины хижин встречали его взглядами пустых окон. Слышался нарастающий рокот мотора, который настраивал в гараже дядя Миша. У окраины, спрятавшись за забором, обжимались Машка с Тимуром. Меж домов со смехом носилась детвора. Жизнь била ключом. Будто и не было проклятого бункера.

Антон знал точно, он был. Знал, что гигантская тарелка грозно нависла над деревьями за его спиной. И он был единственным в этой деревне, кто знал, что происходит внутри. Добежав до домов, он начал звать приемных родителей:

— Тетя Лена! Дядя Витя!

Дверь открылась, и на порог вышла женщина средних лет в застиранном халате, что был натянут на плотную фигуру без талии:

— Ну, чего раскричался? Боже, да на тебе лица нет! — Посторонившись, мать Игоря впустила Антона в дом.

— Там… Внутри тарелки… В бункере… — Антон закашлялся и раскрыл кулак, в котором сжимал блок отца. Тетя Лена захлопнула дверь:

— Что ты сделал?!

Из комнат вышел дядя Витя, сухой мужчина с короткой седой бородой. Его голова как всегда была покрыта тряпичной шапочкой. Промычав что-то, он размеренной походкой направился навстречу Антону, которого вдруг накрыло холодной волной. Похожее мычание издавали киборги. В ужасе он посмотрел на руку приемного отца, и увидел обыкновенную человеческую кисть. Разум продолжал метаться будто загнанный зверь. Почему даже немым он сохранил место в совете старейшин?

— Где Игорь? — Тетя Лена подошла ближе. Ее губы дрожали. Антон отпрянул и оказался почти вплотную к дяде Вите. Тот протянул к нему руку, но Антон увернулся и одним движением сорвал с него шапку. Под ней на виске зловеще мерцал коробок.

С безумным отчаянным воплем Антон бросился к двери. Тетя Лена хотела остановить его, но он в панике ее оттолкнул. «Они здесь все заодно!», — кричал внутренний голос, пока он мчался по улице. Единственным шансом спастись было уехать как можно дальше. Угнать квадроцикл. Приемная мать семенила за ним, отстав на пару десятков метров и верещала:

— Кто-нибудь, остановите его! Он не в себе!

Наконец, он ворвался в гараж и под вопросительным взглядом дяди Миши оседлал один из квадроциклов. Двигатель предательски отказывался заводиться.

— Куда это ты собрался? — Дядя Миша остановился напротив и положил перепачканные в мазуте ладони на руль, нависнув над беглецом.

— Дядя Витя… — Только и смог пробормотать Антон, не оставляя попыток заставить мотор работать. Сквозь длинный узкий тоннель он видел пухлое жизнерадостное лицо, которое стало казаться маленьким.

— Ну если Витя послал, то езжай. Только горючее сильно не жги. Одни старейшины знают, когда подкинут хоть что-то с большой земли. — Понаблюдав за тем, как Антон судорожно пытается завестись, дядя Миша с усмешкой отпустил руль: — Да ты нежнее, нежнее с ним!

Внезапно двигатель заработал.

— Чего Ленка разголосилась? — Дядя Миша выглянул наружу, и тут же загородил собой путь. Но когда квадроцикл рванул с места, он в последний момент отскочил в сторону, позволяя беглецу вырваться на свободу.

С ревом квадроцикл несся по тайге. Антон гнал вперед, едва избегая столкновений с деревьями. Подпрыгивая на кочках и приземляясь, он боялся коснуться тормоза. Всякий раз оборачиваясь, он видел, как тарелка становится все меньше и меньше. В конце концов она целиком скрылась за кронами, и только тогда он остановился. Погони не было. Нужно было отдышаться. Оглядеться. И придумать хоть какой-то план.

— Главное — вырваться в большой мир… — Голос Антона затих, когда из-за облаков впереди выплыла верхушка гигантского диска, возвышающаяся над деревьями.

— Мать говорила, там водится дьявол. — Антон указал на гигантский блестящий диск, верхняя половина которого таинственно нависла над кронами сосен. Игорь о чем-то задумался и, придерживая висящее на плече охотничье ружье за ствол, брел с ним в ногу. «Будь она жива, ни за что не пустила бы», — мелькнула мысль. Но ее не стало, когда Антон был ребенком. Два года назад, незадолго до наступления четырнадцатилетия, бесследно исчез отец. Тогда Игорь и превратился из его лучшего друга в сводного брата. Так было заведено в их изолированной деревушке: своих не бросали.

По слухам деревня в самом сердце тайги существовала веками, и за это время никто не покинул ее. Только старейшины имели связь с большим миром. Они рассказывали о городах в сотнях километров, но находились и те, кто утверждал, что все это выдумки.

Единственным свидетельством существования внешнего мира была кипа потрепанных научных журналов, оставшихся от отца. Антон зачитал их до дыр, но не сумел отыскать объяснения той огромной тарелке на горизонте, которая с раннего детства не давала покоя его пытливому разуму. Больше всего она была похожа на антенну без лишних деталей, но мог ли человек создать нечто подобных масштабов?…

— Подержи-ка. — Игорь сунул ружье в руки Антона, а сам метнулся к ближайшему дереву.

— Дьявола мы, может быть, и не встретим, — продолжал рассуждать Антон, потирая рукав заношенного спортивного костюма, сидящего мешком на его худощавом теле: — А вот медведя…

— Да не водятся тут медведи! Разве что волки, но их мы легко распугаем. — Игорь прихлопнул очередного навязчивого комара и растер по кучерявым растрепанным волосам.

Местные слагали страшилки о дремучих уголках леса. Говорили, там можно встретить лешего, который принимал облик пропавшего ранее человека и заманивал несчастных в темные дебри, откуда никто не мог выбраться. На полянах, что были скрыты в непролазных чащах, летали огненные шары и нападали на каждого, кто посмеет войти в их владения. Одни рассказывали, что шары сжигали свои жертвы дотла, другие — что забирали в логово. Ночью у костра такие истории нагоняли страху, но Антон в них не верил. Хищники пугали его гораздо больше, чем духи леса.

— По твоему, всех, кто пропал, загрызли волки?

Игорь пожал плечами:

— Случается всякое, взять моего старика…

Отец Игоря однажды влетел в дерево на квадроцикле. С тех пор он не разговаривал и даже дома, в кругу семьи, носил шапку, скрывая шрамы. Антон всегда задавался вопросом, почему немой человек годами остается в совете старейшин. «Это называется уважение», — как-то раз пристыдил его любопытство Игорь.

— Все-таки, я не верю, что дед Аким сгинул в тайге. Уж он-то был охотником, каких поискать…

— Кончай нудить, или я тебя обоссу. — Игорь сделал вид, что разворачивается, и сводные братья захохотали. Наконец, он взял у Антона ружье и повел его дальше через тайгу.

Мошки встречали гостей радостным звоном. Сосны отвечали тихим поскрипыванием на щебетание птиц. Старейшины называли такие звуки голосом леса, считая его живым существом.

Показался ручей, заходить дальше которого мальчишкам запрещали родители. Игорь подобрал с земли камушек чтобы швырнуть его в воду:

— Еще не передумал?

— Шутишь? Всегда хотел увидеть тарелку вблизи. — С вызовом Антон встретил насмешливый взгляд, но когда он повернулся к таинственному артефакту, его голубые глаза наполнились ожиданием неизведанного.

— Чего тебя так тянет к тарелке?

— Это может быть технология древних! Или пришельцев… Если тебе не интересно, зачем пошел?

— Представь, как ребята будут завидовать. Они-то верят во все эти сказки про лешего. — Игорь окинул запретные земли гордым взглядом первопроходца.

— Даже бродил бы здесь леший, каким дураком надо быть, чтоб заплутать, когда отовсюду видна такая махина? — У самой воды Антон начал заправлять старые трико в резиновые сапоги. Взглянув на свои подвернутые гармошкой штанины, Игорь толкнул его:

— Кто последний, тот струсил!

— Эй! — Позабыв обо всем, Антон бросился следом.

Спустя какое-то время сосны сменились березами. Лес начал редеть, но даже здесь комары оставались хозяевами в огромной тени, которую отбрасывала тарелка. Мальчишки упорно шли дальше, и с приближением к цели предвкушение каждого становилось сильнее.

…Впереди открывалась площадка пол сотни метров в диаметре, на которой не росло ни кустов, ни деревьев. Только трава высотой по щиколотку. Антон никогда не видел полян такой аккуратной формы. Прежде чем его ум стал задаваться вопросом: «Кто следил за ней все это время?», его взгляд поднялся наверх…

— Вот и пришли. — Игорь вынул из кармана складной нож чтобы оставить на коре ближайшего дерева победную отметку. Тем временем Антон замер, разглядывая объект, который с такого близкого расстояния выглядел завораживающе-гигантским. Казалось, плоский немного вогнутый диск доставал до самого неба. Никто не знал, сколько лет, а может, столетий назад тарелка была построена, но почему-то вся поверхность была блестящей, будто идеально отполированной.

— Обалдеть… — На негнущихся ногах Антон двинулся к объекту. Бесчисленное множество раз он пытался представить тарелку вблизи, вглядываясь в ее очертания. Теперь мечта стала явью, и первобытный трепет перед неведомым овладел им.

Опорой для диска был столб из того же металла, диаметром в добрых пять метров, который подобно дереву рос прямо из земли. Приблизившись к столбу, Антон протянул к нему руку, но в последний момент передумал: «Вдруг под напряжением?».

Несколько раз Антон обошел столб. Если тарелка была антенной, то что принимала? Кто построил ее в этом богом забытом месте? Почему она не покрылась ржавчиной? Эти вопросы мучили Антона с самого детства, и в конце концов, стали настолько привычны, что он перестал задавать их. Теперь же, глядя на титаническую конструкцию с расстояния пары шагов, он вновь почувствовал ту невероятную чесотку в мозгу, что утихла годы назад.

— Игорь!

Ответом было молчание.

— Здесь, быть может, постарались пришельцы, а у него одно на уме, — бормотал он под нос: — А может, это секретный проект? Но если он секретный, то почему построен рядом с деревней? Почему не затянут колючей проволокой, а вокруг не караулят солдаты?

Лавина мыслей вновь захлестнула его. Наконец, он оторвал взгляд от диска и посмотрел в сторону леса, откуда пришел:

— Игорь! Ты где?

Выждав какое-то время, Антон двинулся на поиски друга. Казалось, вот-вот он выскочит из-за спины с медвежьим ревом, попытается его повалить, а потом засмеется и скажет: «Что, обосрался наш светоч науки?».

— Слушай, ну хватит уже! Я не пойду без ружья в самую чащу, не надейся! — Ругаясь и взывая к совести Игоря, он бродил среди деревьев. Невольно в его памяти всплыл день пропажи отца, когда вместе с охотниками он прочесывал лес.

Каково это — быть растерзанным хищниками? Этот вопрос постоянно задавал себе Антон. Бессонными ночами он вспоминал отца и думал, что с ним стало. Порой хотелось верить, что он просто сбежал на большую землю. Пускай даже бросил его, но остался жив. Самой сокровенной, несбыточной мечтой, было однажды снова встретить его…

— Не играю я в твои игры, достал. — Антон махнул рукой и пошел обратно к объекту. Выходя из-за деревьев, он увидел в земле зияющее отверстие прямоугольной формы, метра два в ширину и четыре — в длину.

— Охренеть! Игорь! Ты не поверишь!… — Антон подбежал к отверстию, за которым скрывались блестящие ступеньки, ведущие в темноту.

Под землей оказалась просторная зала, шириной метров десять. Прикинуть длину было трудно, потому что коридор был будто свернут кольцом, и в сотне шагов все было скрыто за поворотом. Судя по тусклым отблескам, где-то там горел свет, но у самого люка Антона окружала кромешная тьма, которую едва рассеивали лучи солнца снаружи.

Когда глаза немного привыкли к полумраку, Антон огляделся. Вдоль стен тянулись стойки с оборудованием, не похожим ни на одну иллюстрацию. Не было ни экранов, ни клавиш. Через равные промежутки от стойки до потолка тянулись цилиндры из того же гладкого матового металла, из которого были сделаны пол, стены и потолок. Между ними были панели с отверстиями, но полумрак не позволял разглядеть что-либо в деталях.

Антон замер с открытым ртом, лишившись дара речи. «Так вот, почему Игорь не отзывался! Наверняка хотел первым осмотреть бункер», — пронеслась мысль в его голове. Хотелось скорее узнать тайны этого места. Вместе с тем руки Антона тряслись. Вдохнув поглубже, он сделал шаг навстречу неизвестности. Затем еще один, и еще. Прежде, чем двигаться дальше, он решил взглянуть на приборы, до которых доставал солнечный свет.

Раздалось жужжание. Стало темнеть, и Антон посмотрел в сторону люка. Он закрывался. Вместе с ним внутрь стены уползала лестница. В груди все запрыгало. Метнувшись обратно, Антон попытался дотянуться рукой до узенькой полоски света. Спустя секунду, она исчезла, оставив его в темноте.

— Срань! — Антон замер на месте.

— Нужно найти Игоря… — Набрав в грудь воздух, он задумался. Объект до сих пор в рабочем состоянии, а это значит, кто-то должен его обслуживать. И этот кто-то мог не обрадоваться незваным гостям. Прежде чем поднимать шум, стоило убедиться, что здесь безопасно.

Добравшись до ближайшей стойки с приборами, Антон продвигался наощупь вглубь бункера. Тишина отдавалась звоном в ушах, сквозь который пробивался шепот тревожных мыслей. Казалось, вот-вот произойдет нечто страшное. Из темноты вдруг вырастет монстр, утащит в логово или растерзает на месте. Впрочем, что могло быть ужаснее, чем остаться замурованным в этом бункере навсегда?

Вместо приборов ладонь Антона нащупала воздух. Шагнув в пустоту, он отыскал металлическую поверхность. «Похоже на арку», — подумал он, когда вдруг коснулся руки человека, который стоял в проходе. Отшатнувшись, Антон начал пятиться и упал на пол.

Вспыхнул свет, ослепив его на мгновение. Светились стены и потолок на участке в десяток метров. Все что было дальше, постепенно утопало во тьме.

Перед Антоном была металлическая рама, в которой удерживался человек. Он был одет в белый обтягивающий костюм и тряпичную обувь. Руки безвольно свисали вдоль боковых краев рамы. Подбородок касался груди. Его глаза были закрыты, а на виске тускло замерцало желтым что-то похожее на вросший в голову спичечный коробок. Вместо левой кисти у него был инструмент, который напоминал то ли дрель, то ли сварочный аппарат.

Человек что-то промычал, и Антон бросился наутек, вглубь зала. Когда его поглотила тьма, он обернулся. Человек вышел из рамы и размеренным шагом направился к одному из приборов.

Затаив дыхание, Антон, наблюдал за киборгом, который поднес к оборудованию свой инструмент. «Нужно выбираться отсюда», — пульсировало в голове, но внутренний голос ответил: «Может быть, просто спрятаться? Меня будут искать. Вдруг Игорь остался снаружи и приведет подмогу?»…

Антон опустился на пол у стойки, стараясь слиться во мраке с ней. Взгляд метался по коридору в поисках хоть какого-то укрытия. В промежутке между силуэтов приборов чернел проем, но отсюда было невозможно разобрать, что внутри. Воображение рисовало арку с еще одним притаившимся киборгом.

Первый встреченный им обитатель бункера был целиком погружен в работу. Но вдруг Антон представил, как он идет прямо к нему. «Что он сделает, если заметит?», — эта мысль пронеслась по коже мурашками, и на цыпочках Антон двинулся вглубь бункера.

Отблеск света, который он видел от входа, был уже близко. Оставалось гадать, что скрыто за поворотом. С каждым шагом комок в животе становился плотнее…

Наконец, взгляду Антона открылся новый отрезок кольцевого коридора. Там он увидел такого же киборга, который возился с оборудованием. А дальше еще и еще. Все они работали в освещенных секциях. В воздухе над приборами парили полупрозрачные голограммы.

— Вот срань… — Пробормотав единственную мысль, которая не успела в панике убежать из его головы, Антон замер на месте.

Внезапно из дверного проема между стойками с оборудованием показался очередной киборг и повернул, направляясь по коридору прямо к нему. Освещенная секция следовала за ним, выхватывая из темноты очередные участки бункера спереди и погружая во тьму все за его спиной. Он шел неторопливой размеренной походкой.

Антон начал пятиться, пытаясь с головой закутаться во мрак. Полоса света неумолимо надвигалась. Силуэт киборга походил на монстра из ночного кошмара, который должен был вот-вот сорвать с него спасительное одеяло.

Из-за гулких ударов в ушах ничего не было слышно. Время ползло, растягивая зловещий момент. Очередной раз обернувшись, Антон увидел, насколько узкой стала полоска тьмы. Еще какой-то десяток метров, и прятаться будет негде. Он начал остервенело озираться по сторонам. В тусклом свечении проглядывался дверной проем на внутренней стене кольцевого коридора.

Рывком он бросился к зияющей черной дыре и влетел внутрь. В этот момент в голову пришла мысль, что кто-то мог услышать шаги. Антон замер на месте, но в коридоре было по-прежнему тихо.

Оказавшись в кромешной тьме, он не стал забираться чересчур глубоко. Никто не мог знать, какие еще сюрпризы таило в себе это место. Что если на одной из стен комнаты была очередная рама с притаившимся киборгом? Разум вдруг стал врагом, будто нарочно разжигая внутри огонек паники. Отойдя на пару метров от двери, он наблюдал за коридором, где свет постепенно включался ближе и ближе. Наконец, показался силуэт человека, который шел мимо, и вблизи Антон узнал Игоря.

— Ах ты мудак… — Внутри все бурлило. Неужели, это был розыгрыш? Пережитый ужас требовал расплаты, и пальцы Антона сжались в кулаки.

— Игорь! Где ты достал этот идиотский наряд? — Антон подошел к сводному брату, и тот остановился.

— Когда выйдем, я тебе так наваляю…

Послышалось негромкое жужжание, и Игорь повернул голову. На его виске мерцал коробок. Именно от него исходили странные звуки.

— Игорь?… — Антон начал пятиться. Игорь двинулся следом. Он шагал неторопливо, в одном неизменном ритме. Его рука вытянулась вперед, и жуткий инструмент оказался направлен прямо в лицо Антона.

Инстинктивно отбив его руку, Антон отшатнулся. По-прежнему он не мог поверить в то, что видел перед собой. Игорь схватил его за локоть. Хватка была такой нечеловеческой силы, что от боли хотелось взвыть. Глаза, в которых меньше часа назад светилась жизнь, теперь казались пустыми. Пытаясь не позволить снова направить на себя инструмент, Антон схватился за запястье киборга свободной рукой.

— Игорь! Да что ты делаешь!? — Антон ударил его лбом в лицо. Из носа стала срываться кровь, но Игорь не обратил на это внимания. Дьявольский инструмент неумолимо приближался к голове, легко преодолевая сопротивление.

— Хватит! — Собрав всю силу в кулак, Антон отпустил руку киборга, чтобы врезать в коробок на виске. Игорь промычал что-то и резко его отшвырнул. С раннего возраста они постоянно боролись между собой, но такой силы Игорь не показывал никогда. Антон пролетел добрых несколько метров и рухнул на пол. Игорь пошел к нему. Драться с ним было бессмысленно, и Антон кинулся наутек, не разбирая дороги.

По бункеру разнесся протяжный рев. Все вокруг залил красный свет. Киборги впереди двинулись навстречу Антону. Он развернулся и побежал обратно. Преследователи были неторопливы, но это пугало только сильнее. Казалось, они издеваются, зная наверняка, что у беглеца нет ни малейшего шанса.

— Отстаньте! Выпустите! Меня будут искать! — Истошные вопли Антона эхом отражались от стен.

Из арки по соседству вышел очередной киборг, и Антон невольно узнал дядю Колю, закадычного друга отца. Он был частым гостем в доме родителей до того, как пропал лет восемь назад. Вместо того чтобы широко улыбнуться и спросить: «Ну-ка рассказывай, что нового прочитал», он впился в беглеца безразличным взглядом. Отскочив от протянутых к нему рук, Антон бежал дальше.

Он надеялся, что люк вдруг откроется. Если же нет, он окажется в тупике. Киборги загонят его в ловушку. Впрочем, быть может, удастся еще раз проскочить мимо них? Что делать дальше? Бегать бесконечно по этому бункеру от чудовищ? А может, оказавшись в ловушке, он проснется дома, в своей кровати? Все эти мысли пролетели в голове за доли секунды.

Внезапно из стены, перед ним, выплыл оранжевый шар. Не успев толком разглядеть причудливое явление, Антон снова развернулся, чтобы кинуться обратно, к дальнему концу бункера. Шар беззвучно помчался по воздуху, и с его приближением зашевелился каждый волосок под одеждой. Мощный разряд электричества, пробежавший по телу, был последним, что он почувствовал.

Часть вторая

С каждым рассказом я больше и больше ненавидел себя за то, какие чувства испытываю к ней, и как ужасно поступаю (пусть даже в мыслях) со своей женой. Но что я, сука, не человек, что ли? Я, как и все, люблю прекрасное. Прекрасно, когда ни перед кем не надо оправдываться, прекрасен этот мир, прекрасна моя жена... И Лилия. На нее просто хотелось смотреть. А каждый рассказ распускал бутоны красочных цветов ее души. Смотреть хотелось и в душу, и на цветы...

У меня никогда не было подруг. Не верю я в дружбу двух полов. Но для Лилии я, кажется, был именно что другом. Как мне оправдать этот чин?

II.

Ночь. Окаянная ночь. Холодно. Жую безвкусный фильтр у здания, ветер вгрызается в кости, срывает плоть со скелета. Дым выкуривает из улья черепа последних ос мыслей. Я всё осмыслил. Выбросил окурок, ушел. На асфальте остался тлеть уголёк. Ты подожди меня. Я скоро вернусь, ты дождись. Только не гасни… Господи, да что я несу! Вот уже сижу в своей коморке. Глаза выжигают ночные огни Москвы. Насел лбом на стеклопакет, созерцаю город с восьмого этажа. Черная крыша чьего-то гаража осуждающе уставилась на меня ржавыми пятнами глаз. Вчера мы договорились встретиться. В девять. У меня. На часах за полночь. У меня в коморке только грязный квадрат окна, и одинокая свеча, выхватывающая из мрака сверкающие окалины глаз, а еще столик с бутылкой вина и двумя бокалами. Не придет. Залпом забросил в глотку энное количество красного полусладкого, и лег спать. Дурак.

III. Разбудил стук в дверь. В черной раме стояла она. Даже сквозь потёмки я ощутил колючий взгляд вдумчивых глаз.  Зачем пришла? Обещала… Не успел я задать вопрос, как она вдруг бросилась на шею, обвила ее тонкими руками и стала нести что-то про какие-то чувства, про одиночество и прочую чепуху. Я разобрал только невнятный обрывок фразы «Давай убежим!»…

…

И после этого меня как будто ошпарило кипятком. Не зря. Всё не зря. За окном уже теплилась заря, поглаживая непристойно небоскребы, а мы сидели в коморке два на четыре, и пили вино. Говорили о чувствах. Под конец ночи (утра ли?) снова встал вопрос о побеге. Она клялась мне, что любит, и с надеждой смотрела в глаза, спрашивая, люблю ли я. Ах, Лиличка! Знала бы ты, с какой скоростью заворожила и пленила меня, ты бы не задавала этот вопрос. «Давай убежим?»…

«Почти окровавив исслезенные веки,

вылез,

встал,

пошел

и с нежностью,

неожиданной в жирном человеке,

Я взял и сказал:

Хорошо!»

IV.

Я покрываюсь плесенью.

V.

Сегодня звонил домой. Жена была рада первому звонку за долгое время. Сначала. Не стал медлить, все сказал коротко и по делу. В трубке повисла ошарашенная тишина. Трубка повисла в петле провода. Я быстрым шагом покидал телефонный эшафот. Больше не слышал ее голос. Ей так лучше. Нам так лучше. Завтра с Лиличкой встречаемся у вокзала. Билеты куплены. Два нижних, плацкарт. Куда – не помню. Доберусь до коморки, взгляну. Надо собрать вещи.

VI. …

VII.

Она не пришла. Не пришла завтра. Послезавтра не пришла. Я не сплю вторые сутки, чтобы не прокараулить стук в дверь. Сегодня был в нашей рюмочной. Бармен сказал, что со мной никогда никого не было, а девушки в этом заведении – вообще редкость. Сказал, что я иногда усаживался в тот дальний угол, и говорил сам с собой. Город сквозь окно смеется мне в лицо. Билеты оказались до Ялты. Уже просрочены. Неважно. Купим новые. Я жду.

VIII.

Прошла неделя. Я уже не верю в то, что когда-либо увижу ее. Идиот! Остался без жены, без любовницы, один в чужом, пустом городе. Еще ни разу не ложился спать. Сегодня нашел в своей барсетке женскую помаду. Каким-то образом она оказалась там. Более того – на разгрызанном колпачке авторучки остался красный след. Как это...

Не дописал. Уснул. Не буду продолжать. Не хочу касаться этой грязной бумаги.  

IX.

Мне страшно. Действительно страшно. Неужели, ничего и не было? Неужели всё неправда? Он же сказал мне, что придет. Что будет ждать у вокзала. Он сам напоил меня вином, купил билеты. Сам признался, что влюблён, причем давно, с того самого дня, как я зашла в тот кабак… Что же это? Зачем тогда все это? Я хочу верить ему. Я буду ждать. Вчера ходила в наше место. Бармен сказал охране выкинуть меня, и больше не впускать. «Унижена и брошена на камни…». Я все равно буду ждать.

X.

«Уже сумасшествие.

Ничего не будет.

Ночь придет,

Перекусит и съест.»

Мне кажется, надо всем, что будет в этих белых мягких стенах, можно смело воздвигнуть крест.

Это был обычный будний день,которых я пережил уже не малое количество. За окном дул приятный ветерок,было лето. Я был ничем не отличающимся от других подростком. Мечтал о славе,успешной карьере и многом другом,но,все же до этого было как до Китая. Я сидел за компом,развлекая себя как можно. Смотрел известных блоггеров на ютубе,слушал музыку,все возможное что было в интернете,в общем. Но как же я тогда не догадывался,что скоро всего этого не будет. Счастливой жизни,с таким же счастливым концом,приятных эмоций,да даже обычного электричества,что уж тут говорить о другом. В один момент я решил немного перекусить,да и немного передохнуть от игры в ноутбук,ведь я уже достаточно подпортил себе глаза подобными сидениями. Да и самому уже не хотелось,наскучило. Придя к холодильнику,я глянул на работающий телевизор,мой отец любил смотреть телевизор. Вещали новости,молодой ведущий говорил о том,что на территориях Мексики был найден новый вирус. Какой ужас,человечество еще не успело оправиться от старого вируса,пришел новый. Но я тогда даже не догадывался,что по сравнению с этим вирусом,тот был лишь цветочком… Но,тогда как и все я думал,что это лишь незначительная дрянь,которую в скором времени исправят. С такими новостями я пошел в кровать,хоть было и очень поздно,но были летние каникулы,я мог на счёт этого совсем не беспокоиться. На следующий день я проснулся довольно поздно,но зато хотя бы вдоволь выспался. Я лениво поднялся с кровати,поел,заварил свой любимый чай. Решил посмотреть телевизор,наверное за очень долгое время,если не считать вчерашний день. В новостях только говорили об новом заболевании,по видимому журналисты на славу постарались. Сообщалось,что болезнь уже перенеслась во все граничащие с Мексикой государства. США,Гватемала и Белиз. Сообщали,что симптомы заражения пока имеют в общей сложности 200 человек. И все почти,конечно же,были в Мексике. У одного из врачей брали интервью,тот заявлял,что в основном все чувствуют себя хорошо,лишь немного чувствуют усталость. Сообщалось,что власти опасаются новой,намного более масштабной пандемии. Я выключил телевизор,не вынося уже подобного рода новостей. По видимому,2021 год будет далеко не лучше прошлого,хоть и начинался этот год вполне хорошо.. В такие моменты обычно чувствуешь себя каким-то беспомощным,что все в руках лишь у кучки властей и правительства. Я пытался отгонять эти мысли от себя,но новости об этом были на каждом шагу. В соц сетях,в новостях,да где только можно. Я решил освежиться,выйти на улицу,подышать свежим воздухом,да и в целом проверить обстановку на улице. Ведь я знаю,как обычно наш народ относится к подобному. Но,пока что мер не было введено,поэтому бояться было нечего. Люди гуляли,говорили о чем-то своем,веселились. Но один я предчувствовал что-то плохое,очень близкое… Может быть я,конечно,конченный параноик,но все же было не по себе от той неизвестности,что меня окружала.. Что это за болезнь,какие у неё симптомы,как она вообще появилась? Все эти вопросы крутились у меня в голове один за другим. Я присел на лавочке в парке,и наслаждаясь природой,раздумывал о чем-то своем. Из этого состояния меня вывело мяуканье неподалеку. Я обернулся,и заметил сзади бездомного кота. По видимому,он выпрашивал чего-нибудь поесть,на вид он был молодой,не старше 4-х лет. Я давно мечтал о каком-нибудь животном поэтому,погладив,взял его с собой домой. Придя домой,я попытался его вымыть,но все безуспешно. Тот то и дело вырывался и пытался выпрыгнуть из моих рук,и я его оставил в покое. Накормив его тем,что было в холодильнике,я пошел играть уже в свой полюбившийся комп. Проходили дни,все вроде бы было впорядке,мой кот Апсент,я решил так его назвать. Нет,не подумайте что я увлекаюсь алкоголем и подобными вещами,просто не хотелось каких-то заезжанных имен типа Тома,или какого-нибудь Барсика. Поэтому и решил его так и назвать,да и он тоже был не против,даже отзывался на это имя. Но,в один момент все резко поменялось. В тех же новостях начали говорить о мутации вируса,заболевшие(которых было около полутора тысяч),начали испытывать приливы жара и возросший аппетит. После этого я точно понял,что грань неизбежного уже пересечена,что начинается что-то очень серьёзное. Эта болезнь уже 2 материка заразила,черт подери,а я чувствую,что дальше будет только хуже,если этот вирус так серьезно мутировал за какие-то пару дней,то что будет через месяц,или через пару недель? Но,идеи уезда из города куда-то далеко я боялся,я всегда боялся каких-то перемен в жизни,тем более таких. Апсент лежал на кровате,смотря на меня и скорее всего не понимая,от чего я так взволнован. Он просто наслаждался как минимум тем,что попал кому-то в руки,и его жизнь не зависила от того,поймает он мышь,или нет. Но,меня очень напрягала данная ситуация. По приходу отца,я высказал ему все,что думаю на счет этого,но он в ответ лишь посмеялся.

- Столько всего пережили,вроде никто и не умер. Да и вообще,хрень все это. Вон,глянь на улицу,нет никакого твоего вируса,молодежь в твоем возрасте уже с девчонками гуляет,а ты дома с котом своим сидишь.

Я не верил своим ушам. Вроде,отец был самым близким человеком из моего окружения,но он отказывался принимать все это всерьез. Я,честно говоря,не знал что делать. Хотя,слова отца дали мне некоторую уверенность в том,что это лишь очередная фигня и все пройдет. Все же,я решил выйти на улицу. Было довольно тепло,и меня это радовало. По дороге я решил зайти в магазин,купить поводок для Апсента. Все же он кот дворовый,привык к жизни на улице и я его прекрасно понимал. Когда я зашел в магазин для животных,я без каких либо проблем купил этот поводок. Только продавец был нервный немного,видимо такого же мнения о ситуации,что твориться в мире. Но,по крайне мере,обстановка в нашем городе была даже лучше,чем обычно. Все работало так же,никаких ограничений,собственно,не было. Да и настроение,вроде бы было приподнятое. И на завтрашний день были очень плохие новости. В новостях передавали,что в Мексике и Бразилии заражения очень серьезно подскочили,по официальным данным на 600%,так же за эту ночь заражения зарегистрировали в Германии,Франции,Испании,России,да вообще почти во всех странах Европы.А тем временем, количество зараженных перевалило за 6000. В следующие дни болезнь прогрессировала,новости уже говорили о том,что зараженные делают все возможное для получения пищи,в Мексике ради еды больные даже пытаются сбежать из больниц,у некоторых это получалось,и они заражали других людей. Буквально за какие-то дни,Мексику накрыла болезнь,сотни заполненных больниц,голодные больные,которые за пару дней набирали веса на нескольно десятков киллограм,некоторых было вообще не узнать. В странах Европы в плане болезни все было впорядке,её вполне успешно сдерживали. Но вот в южной америке творилось полное безумие. У нас объявили полный карантин,на улицу можно было выходить только за продуктами,или чтоб вынести мусор,только для необходимости. И в один из таких тяжелых дней,в закрытом телеграмм канале,на который я был подписан,опубликовали видео,как один довольно толстый мужик,просто загорелся. Я тогда просто охренел. Я,конечно,много всего повидал,но чтобы такое… Я показал это видео отцу,который пытался говорить,что это лишь выдумка политиков,надеясь,что он после этого поймет всю серьезность ситуации. Но,он только отмахнулся от меня,не зная что ответить. И,в общем,это было безнадежно. Апсент в последние дни вел себя как-то не так,что ли. Если раньше он мог спокойно гулять по комнате,то сейчас он в основном сидит под шкафом,или в углу. Может быть,он тоже понимает,что происходит. Но,это останется загадкой. Болезнь пришла в наш город. Да даже не просто пришла,а залетела. У отца на работе заболели сразу несколько людей,а в интернет статистике вообще какие-то глупые цифры,по данным там заболел 1 человек. Как такое может вообще быть,если только у папы слегло несколько? Это полный идиотизм,по видимому во всем мире уже было в разы больше пострадавших,чем показывают по новостям. Обстановка становилась все хуже и хуже,и в один момент отец просто не вернулся домой. Он должен был вернуться с работы,но что-то произошло. Мне даже никто не позвонил,никто ничего не сказал. Будто бы этого человека никогда и не существовало в этом мире,будто бы испарился. На улицах чаще и чаще показывались военные,слава богу,что отец незадолго до своего исчезновения купил продуктов на месяц вперед.. Так же иногда встречались толстые люди,ходящие по улицам. Кажется,ситуация уже далеко не была под контролем властей,а по полной шла к истреблению человечества. В интернете показывали кадры горящих домов,в той же Мексике те самые толстые ели других людей,а правительство уже выдавало приказы для уничтожения этих людей. Апсент все время просился на улицу,но,уже нельзя было даже просто выйти выгулять собаку. У нас тоже по людям стреляли,но только по толстым,это так сказать,стало выделительной чертой болезни. Толстый – значит уже заразный,и тому подобное. Соседи,видимо,уже давно все подцепили эту херню,один индивидум,сосед,начал ко мне стучаться,мол дай еды,у меня кончилась,а денег нет. Но я бы с радостью,да вот знал,чем это все кончится.. Или он меня сожрет,или заразит,или и то и то,что скорее всего. Поэтому я просто притворялся,что меня нету дома,в надежде на то,что жирные от меня отстанут. Через несколько дней даже Армии на улице уже не было,видно все перезаражались там,ходят же,отстреливают этих жирных,вот и слегли все. Через несколько дней отрубили и интернет,в том числе и электричество.  А еда то не резиновая была,благо я экономил,ее еще на недели 3-4 хватит,вместе с Апсентом. Апсент обычно старался быть рядом со мной,даже спал со мной,хотя раньше убегал при первой же возможности. Я уже не мог сидеть дома,потому что знал,что меня или настигнет мучительная смерть от голода,или я попытаюсь выйти,взять продуктов,потому что за этим скорее всего уже никто не следит,и свалить отсюда к чертям вместе с Апсентом. Я нашел топор дома,папа давно делал ремонт,который никак не прекращался. В общем,мне наверное очень повезло,потому что я думаю,что топор дома есть не у каждого. Началась борьба за выживание в этом новом,чекнутом на голову мире. Так же я еще нашел длинную палку,чтоб не подпускать этих близко к себе. Я еще собирался возвращаться,поэтому Апсента решил оставить дома. Когда я уже стоял на пороге,Апсент подошел ко мне и начал тереться о ноги. ,,Ну что ж ты,провожаешь меня,апсентиш.. Пойдем на кухню,я тебя корма насыплю побольше,, Я пошел вместе с ним на кухню,и насыпал целую горку сухого корма,чтобы если я не вернусь,Апсент хоть как-то мог отсрочить свою смерть от голода.. Я собрался со всеми силами,и подошел к двери. Посмотрев в глазок,я никого не обнаружил. По видимому,все сидели у себя в квартирах,или просто поумирали от этой дряни. Я как только мог аккуратно открыл дверь квартиры,и закрыл ее на один оборот. Мало ли,кто-то вздумает наведаться в гости. Было подозрительно тихо. Если до этого,я слышал какие-то шаги от соседей,или крики,то сейчас была полная тишина. Я был бы рад,если бы со мной тут никого не было,потому что это бы в какой-то степени спасло меня от жирных.. Я начал аккуратно спускать по лестнице,обходя двери,а то мало ли,выйдут резко,и сожрут.. До первого этажа я спустился без происшествий,и посмотрел в окно. Вроде,никого не было,и я нажал на кнопку открытия подъездной двери. В лицо ударил свежий воздух,который я столь долго не ощущал,да и чувствовалось это как в первый раз… Будто бы вообще и не выходил на улицу. Я аккуратно прошёлся,и убедился,что никого нет. Ближайший магазин был достаточно недалеко,нужно было лишь пройти метров 200 и там уже было полно магазинов. Красное Белое,Магнит,и остальные более менее крупные магазины. Я прошелся,глянул на главную улицу. И тут я понял,что это все. Конец,никто уже не придет на помощь,я и те кто возможно еще выжили остались здесь один на один с судьбой. На улице стояло 5-6 этих жирных,с обширными ожогами,и я не знаю,зачем они ходили просто так.. Ведь по идее,они бы начали тут друг друга сжирать,но они,видимо считали друг друга сородичами,стаей. Я все же отступил,потому что не хотел нарываться на большие проблемы. Я обошел все это дворами,и вышел уже на другую улицу. Никого не наблюдалось,и благо поблизости стояло несколько магазинчиков. Перебежав улицу,я зашел в ближайший из магазинов. Внутри было все разрушено,еды по крайне мере не было. Где-то опрокинуты полки,где-то просто было обчищено. Я прошелся за кассу,и обомлел. Из-за служебной двери на меня смотрел один из этих. Я их буду называть жирными,потому что про них я буду говорить не раз. Он смотрел на меня своими жадными глазами и будто исследовал. Про себя я подумал: лучшая защита – это нападение,нужно срочно его валить. Я разбежался,и ударил палкой. Тот упал,что-то вопя,и я как можно скорее добил его,ударом топора по голове. Тот лишь пару секунд подергался,и успокоился. Честно говоря,я был в шоке. Я никогда еще не убивал людей,никогда не испытывал такого страха,как сейчас. Но,это было неизбежно. Рано или поздно мне пришлось бы выйти,иначе бы просто умер от голода. Я обошел труп,и пошел в склад,или как там его называют. Там уже было более менее что-то целое. На этих полках были какие-то ящики,которые я попытался достать. Когда я достал один из них,на радость мне,там лежали банки с тушенкой,и какие-то еще продукты. Конечно же,я первым делом я начал забирать банки с тушенкой,ведь они,насколько я слышал, медленно портятся. Теперь оставалось вернуться обратно домой. Я положил все нажитое в свой рюкзак,который взял с собой,и направился к выходу. На улице уже вечерело,нужно было поторопиться,ведь электричество полностью по видимому отрубили,и найти дом в полной темноту будет не просто. Я дошел до своего дома,обходя дворами. Наконец,аккуратно зайдя в подъездную дверь,я начал не менее аккуратно подниматься на свой этаж. Знаете,такое ощущение,что у меня уже какой-то рефлекс к подобному. Ведь,помирать в руках этих сумашедших не особо хотелось. И наконец,я зашёл в свою квартиру. Апсент горячо встретил меня,я тоже был рад,что по крайней мере вернулся. На ужин сегодня кот был рад,ему досталась целая банка тушёнки. То,чего я с собой набрал,хватило бы примерно еще на неделю. То есть,жить-то пока можно,если эта штука еще не мутирует,и не превратит этих жирных.. в еще что-то похлеще,чем сейчас. С такими мыслями прошел мой вечер. Утро было пасмурное,я довольно таки рано проснулся,чем обычно. Я проверил электричество,но нет. Его не было. Я прошел в комнату,где спал Апсент. Он сжался в комок,и спокойно спал. Я глянул в окно,все было как обычно. Пустые,мертвые улицы,никаких признаков жизни. Я решил валить,пока не поздно. У нас была машина,но папа обычно ездил на работу на машине,и ее не было. Но,было что-то странное в этих улицах.. Как-то тихо,обычно где-то далеко слышались хотя бы какие то крики,или в окне ходили жирные. Но,сейчас вообще никого. Пусто. Что-ли все поумирали от этой дряни,что ли попрятались? Все таки,я решил свалить и поскорее,да и никого на улице не было,наверное. Я взял этот поводок,топор. Захватив с собой апсента,я открыл входную дверь,и пройдя по лестнице,вышел на улицу. В лицо ударил прохладный летний воздух,деревья резкими движениями качались. Апсент тоже был очень рад подобной прогулке,и бежал впереди меня.  И тут я увидел то,из за чего моей радости не было предела. Рядом стояла папина машина! Я не знаю как,я не знаю почему,но видимо в тот день отец решил не ехать на машине,а добраться на автобусе. Я был очень счастлив,ведь это и было единственным шансом выбраться из этого города. Я быстрым шагом подошел к машине,и попытался открыть её. Та не открылась. Видимо,ключи были в квартире. Я,схватив Апсента бегом побежал в свой подъезд. Я,забежав в квартиру,обнаружил ключи в одном из шкафчике у порога. Оставалось лишь пойти и открыть машину. Но,что-то меня остановило. Наверное,любопытство. Выйдя из квартиры,я решил наведать своих соседей,потому что было очень странно то,что их совсем не было. Я потянул за ручку входной двери соседа,та открылась и в лицо ударил неприятный запах. Я прошёлся по квартире,и заметил соседа.. Вернее то,что осталось от моего ранее бывшего соседа. Его ошметки валялись по всей комнате,все было в крови. Где-то лежали руки,где-то ноги,где-то и сама голова. Но то,что я увидел,было уже совсем из ряда выходящее,что-то,чего современная наука вообще никогда не видела. Я не знаю как это объяснить,в животе у моего соседа было что-то типа пузыря,а в нем.. В нём барахталось что-то,я не успел разглядеть. Я как можно скорее схватил Апсента,и быстрым шагом побежал к чертям из этого богом забытого подъезда. Я открыл машину,и завел её. Апсента я положил на пассажирское сиденье,рядом с собой. И попытался поехать. Да,я даже не умел водить,потому что впринципе и не хотел.. Тогда у меня были свои те увлечения,и желания научиться водить машину у меня не было. Но,я все же успешно выехал,задев другие машины. И я выехал с двора,а далее уже и из самого города…

Глава 2. Встреча.

Начало осени.. Что может быть лучше, бабье лето, хочется что-то изменить, чувство того, что ты не беспомощный.. иллюзии. Я выехал из города и уже ехал по трассе. Непонятно куда, непонятно зачем. Движение жизнь, и поэтому движение теперь должно являться главным стимулом для моего выживания. Если в старом мире мои сидения за компьютером ничего плохого не делали, сейчас это было бы смертельно. Выход один.

Я проезжал и увидел знак, указывающий по направлению в город Кирсанов. Небольшой городок, население не больше 20 тысяч человек, поэтому возможно недалеко от города можно было бы остановиться, поймать сеть.. Или хоть кого-нибудь увидеть, пообщаться. За эти дни единственной живой душой для меня оставался Апсент, который лежал на переднем сидении и дремал. Он уже стал мне как родной, и потерять его я не мог. Этот путь мы должны были пройти вместе, и путь этот обещал быть долгим. Я подъезжал к городу и встал к ближайшей заправке. Кстати говоря, я совсем не обращал внимания на количество бензина в машине, а оно со временем кончалось. Поэтому, подъехав я первым делом начал разбираться с тем, как заправить автомобиль. По итогу, все вышло успешно. Я зашел в саму заправку, там было пусто. Немного собрал вещей и еды, начал обследовать остальную часть здания. В последней комнате охраны дверь была изнутри заперта. Кто-то там есть, или был.. Я не раздумывая выбил дверь, передо мной предстала картина: мужик сидел в кресле с простреленной головой, держал в руке пистолет. Видимо, никто ему не помогал. Сам управился. Рядом лежала раскрытая тетрадка, в ней были записи.

12 августа:

Буквально недавно заступил на смену, и уже такое.. Магазину кирдык, я тут один. Весь персонал скорее всего перекромсали, я к счастью сидел в комнате и успел запереться. Слышу шаги за дверью, ищут суки.. Не тупые. Все что есть – это пистолет с 4 патронами и все. Очень надеюсь, что пронесет и я смогу выбраться из ловушки.

13 августа:

Кричат.. Просят жрать, а я будто сам не хочу? Я тут вообще-то без еды, мля.. Дверь ломят время от времени, не сдаются. Живот болит сильно, я уже больше суток не ел. Да ну, к черту это все. Ничего не осталось. Мои дети, жена, брат. Все стали такими же , как эти. Только я тут сижу. К черту, не могу больше.

Я положил тетрадь к себе в сумку, 96 листов как никак. Пригодится. Да и просто, как память об этом человеке. Спасибо за пистолет. Уселся в машину и тихонько подъезжал к городу. Мертвому, и уже наверняка забытому. Я решил не подъезжать близко к городу, и остановился подальше от жилых домов. Наверняка.

Можно наверное двинуться и осмотреть здания, может найти чего-нибудь. Выживших.. Хотя бы что-нибудь, людей. Я не могу один быть здесь, это нечестно. Лишь сплоченность оставшихся людей здесь поможет восстановить хоть какой-то порядок, возвести новые города и порядки. Я подошел вплотную к стальной двери. Открыл ее, домофон был сломан, а магнит двери по видимому выбит. Обычная картина: окурки, местами шприцы, везде грязь. На секунду даже показалось, что я попал в прошлое. Что нет ничего этого, но это лишь мечты. Я открыл одну из квартир, та была полностью открытой. Первое, что мне нужно было – так это карта, чтобы хотя бы как-то ориентироваться и знать, где я. Не помешало бы еще что-то из медикаментов. На всякий пожарный. На кухне меня ждал сюрприз. Неподвижно посреди кухни стоял человек. Не мертвый и не живой. Просто стоял. Смотрел вперед. Я слышал его дыхание, по которому понял, что он или всю жизнь курил, или.. был явно не здоров. Вдруг, голова его повернулась на 360 в мою сторону. Обвисшая кожа и бордовые глаза, седые волосы и выпирающие скулы. Очень не естественная рожа смотрела в мою сторону, раскрыв челюсть.

- П.. Посмотреть пришел? – сказало это создание.

- Нет. А вы.. Живой? – в надежде на то, что собеседник не причинит мне вреда сказал я.

- Не видно?

Мужик рванул в мою сторону, я сразу же впустил в его рожу 2 пули, пистолет был наготове. Мужика это не смутило, он взял мою шею и поднял. Я застыл, испытал ужас. Cвисающий нос и продырявленная щека вместе с бордовыми глазами, полными ненависти смотрели мне в душу. Будто играя, ожидая смешную реакцию. Он улыбнулся и сжал еще сильнее мою шею, я же немного проснувшись начал брыкаться. Еще пару секунд, и я уже потерял сознание. Очнулся уже на полу, в той же кухне. Никого не было. Сначала я подумал, что умер. Пошел в ванную комнату и тщательно осмотрел себя в зеркале, обнаружив лишь огромные синяки у себя на шее. На улице был поздний вечер, я побыстрее ушёл к машине, к Апсенту. Я сел на переднее сиденье, Апсент сидел сбоку от меня. Смотрел, просил есть наверное. Я вывалил четверь банки тушенки коту, а сам съел остальное. Что-то наверняка должно было случиться. Не просто так я не умер, или умер.. Но еще не понял этого, не знаю.

После этого случая я осознал, насколько тонка грань между жизнью и смертью. Насколько легко попасться на крючок к смерти. Что нельзя доверять никому, не первому прохожему, не самому близкому человеку. Везде есть подвох. Было очень страшно выходить из машины, после всего случившегося. Мои ноги дрожали, а сам я перебирал варианты того, что могло случилось за тот промежуток времени, что я лежал без сознания. Мужик уж точно не был одним из тех жирных, что гуляли по городу и жрали всех подряд. Удивительно, что меня самого не убили, пока я лежал. Хотя,  может и убили. Головой крутить было тяжело, почти вся шея была синяя. Апсент сидел и ел свою часть тушенки, пока я думал. Казалось бы, я тут один. Но, в то же время не один. Ведь те люди, которые стали жертвой болезни не виноваты в этом. Но черт возьми, должны быть такие как я! Я не могу быть один в этой вселенной, только кот меня поддерживал. За окном машины уже было темно, я хочу спать. Завтра разберусь со всем.

Следующее утро меня не обрадовало. Как только я проснулся, увидел на пальцах облезшую кожу, волосы с головы я мог вырвать клочками. Как с не чесанного кота. И что это теперь значит? Я сразу понял, что я теперь НЕ ЗДОРОВЫЙ. Меня не примут люди, я теперь отброс любых групп людей, потому что я не такой как все. Я немного покормил кота, вышел с машины. Утро было прохладно,уже осень как никак. Многоэтажки вдалеке показывали всю гордость прошлых лет, когда была жизнь и цивилизация. Сейчас от этого остался лишь вид, один вид. Я решил пройтись до магазина, взять пачку сигарет. Все равно уже плевать. На всякий случай взял пистолет с одним патроном. Магазин встретил меня вывеской ,,Пятёрочка,, , в который я неспешно зашёл. Как всегда, пусто. Даже жирных нет, к которым я уже даже привык. Взял с прилавка зажигалку, пару пачек сигарет, поискал еды на складе и полках. Ничего.  Но, все же как-то настораживало отсутствие жирных, да и вообще чего либо живого, даже бродячих собак. Выходя из магазина, я увидел стаю собак. Отощавшие от голода, они пытались застать хоть кого-нибудь, чтобы сожрать. Но, когда я вышел, собаки не кинулись. Вернее кинулись, но в разные стороны. Я вышел с продуктового и стоял, облокотившись на поручень лестницы. На самом деле, я очень волновался за себя, но скрывал это. Я чувствовал, что внутри меня что-то очень загадочное и серьезное, но пытался отогнать от себя мысли о скором приближении того, чем я сейчас болею. Ведь, волосы и кожа – это только первые признаки. А если завтра я начну вес набирать, или сжирать все что вижу? А потом и вовсе сгорю… Но, сейчас не время об этом говорить. Я, скурив сигарету в раздумии, направился обратно к машине.  Сейчас все выглядело недоверчиво, будто из-за угла выскочат жирные, или какие нибудь выжившие бродяги. Но, была лишь умертвляющая тишина. Я сел в машину, пристегнулся. Нужно валить отсюда в более живое место, здесь мне не место.

ГЛАВА 3. СУЩЕСТВО.

Нескончаемая ночная тьма пыталась поглотить меня всеми силами, спасали меня только фары и свет, который я включил внутри салона. Несколько часов уже было темно, но спать нельзя было. Мне казалось, что внутри кустов, лежащих поодаль от трассы сидит кто-то, и ждет. Ждет, пока я оступлюсь и налетит на машину, раскромсает меня в клочья. Но я был очень не прав, ведь буквально несколько часов перевернули мое представление об настоящей природе всего того, что происходит.

Я продолжал ехать, Абсент спал на заднем сидении. На дороге почти не было машин, они попросту исчезли. Ночное небо даже немного пыталось освещать мне дорогу, пыталось помочь мне. Как вдруг, я почувствовал небольшой толчок по земле. Совсем незаметный, это можно было бы даже списать на то, что показалось. Но, через пару минут я услышал это еще раз. И вдруг резко эти толчки начались слышаться все громче и громче, что-то приближалось ко мне с огромным упорством. Я как знал,  вжал педаль газа на всю мощность. Но, это не помогло. Я вгляделся в заднее зеркало и увидел.. Не знаю, как это описать, это очень трудно даже представить. Но, у него были длинные, заостренные конечности, с которых висела обвисшая кожа. Ноги были примерно такие же, но на заостренном конце были какие-то камни, что-то подобие самой ноги. Оно неаккуратно перебирало ими, но двигалось с очень быстрой скоростью. Я посмотрел на спидометр машины, там уже вырисовывалась число 140. А тварь смотрела на меня выпученными глазами. Кстати, совсем забыл сказать о его лице. Но, я бы не сказал, что оно сильно отличалось. Отличалось лишь тем, что глаза этой твари были очень выпуклые, даже не моргали. А лицо было безэмоциональное. Не выражало вообще ничего, просто наблюдало глазами за тобой. При том, где бы ты не находился. Оно смотрело на меня прямо через зеркало. Высоты оно было примерно метра 2, может чуть меньше. Но, звук стука его ног о землю давал понять, что его рост совсем не играет роль в нем. Тварь уже была так близко, в метрах 8 от капота, и продолжала надвигаться. При том, происходило это при полном молчании. Лишь взглядом. В итоге, я решил пойти на отчаянный шаг. Я взял абсента на руки, и резко дал по тормозам. Тварь перелетела через машину, и покатилась по дороге. Я тоже влетел в стекло, но вовремя взял позу, кота я закрыл собой. Тварь начала вставать, смотря на меня таким же безэмоциональным лицом. Я, предчувствуя весь надвигавшийся пиздец, начал сдавать назад в надежде на то, что эта мерзость не сможет меня догнать. На протяжении минуты мы играли с ним в гляделки, пока я сдавал назад, а он неспешно шел. По видимому, он получил какие-то травмы, от чего и не смог бежать в прошлом темпе. Я решил объехать его, съехав с самой трассы на траву. Тварь это заподозрила и резким движением пошла к машине, ударив по капоту. Конечно же, капот превратился в лепешку, от чего я резко выпрыгнул из машины вместе с Апсентом, и мы помчались в сторону леса.

На удивление, Апсент даже не брыкался и не кусался, пока мы бежали. Он по видимому понимал, что сейчас решается наша жизнь. А тем временем эта херь, которая уже точно не была похожа на жирных, начала идти на нас, в сторону леса. Я начал всячески пытаться запутать его, перебегая от дерева к дереву, но это было безуспешно. Тварь все шла за нами, хрустя деревьями, которые позже с грохотом падали. Пока мы бежали, я подметил еще кое-что. Жирные. По сторонам жирные начали вставать из опавших листьев, будто бы просто спали. И я не знаю, началась будто бы сцена из фильма. Жирные по сторонам, огромная херь сзади. А я тем временем начал уже выдыхаться. Легкие начало драть, по бокам начало колоть, и я уже смерился с тем, что эта огромная херь меня растопчит, а жирные посжирают мои останки. Но, вдруг я заметил, что мы подбегаем к какому-то старому заброшенному дому. В нем же должен быть какой-то подвал, или еще что-то. Я влетел в дом и закрыл за собой старую, уже почти уничтоженную дверь. Может быть, она хоть немного даст времени и даст найти подвал. Я начал бегать, и наконец нашел заветный спуск. Железная дверь была закрыта. Я начал неистово орать: ,,помогите кто-нибудь, меня сейчас тут закусают, я не заражен, помогите!,,. Вдруг железная дверь отворилась, и кто-то силой впихнул меня в подвал. Дверь кто-то закрыл, и туда сразу же полетела серия до жути сильных ударов. Благо дверь была крепкая, и выдержала это.