Одно из моих ранних детских воспоминаний является к тому же одним из самых страшных за всю мою жизнь. Не потому, что после не происходило ничего ужасного, вовсе нет, просто для только-только начавшего жить человечка это был первый пример того, насколько чудовищные образы способен порождать наш мир.
Я держу мать за подол поблекшего синего платья, она ведёт меня по пыльному лабиринту города, куда мы прибыли накануне. Жарко и хочется пить. Отец уладит дела с банком и приедет сюда через сутки, он знает это место как рисунок на своей ладони, а без него мы слепы и беспомощны. Улицы пустынны, все жители попрятались по домам от полуденного зноя. Мать изможденно оглядывается по сторонам, надеясь найти хоть какую-то подсказку среди хаоса деревянных строений. Внезапно мы замечаем неподвижно стоящего на перекрестке мужчину. Он из аборигенов, это видно по обнаженному, украшенному множеством татуировок торсу. На нём мокасины, штаны и широкополая шляпа из тех, что носят на Дальнем Юге. Матери не хочется подходить к нему, но у неё нет выбора.
- Доброе солнце! - говорит она. - Как нам пройти к дому хобнаря Мивжа?
Абориген смотрит на нас безучастно, кажется, он даже не услышал вопрос. Но через мгновение лицо его меняется, в глазах загорается мысль, он кивает и снимает шляпу. Большая, гладко выбритая голова и... Я даже не сразу понял, что это. Отверстия, много округлых отверстий в черепе. Тонкие, как от гвоздя, и толщиной в палец. Во лбу, темени, висках и затылке. Закупоренные пробками из воска и зияющие чернотой. Мужчина наклоняет голову, вращает ею из стороны в сторону, словно пытаясь что-то уловить в воздухе. Он вынимает и вставляет обратно пробки. Солнечные лучи проникают в глубину жутких дыр, озаряя их темно-красным сиянием.
Мать замирает и некоторое время испуганно глядит на аборигена, потом резко поворачивается ко мне, закрывает своей рукой моё лицо, пронзительным шёпотом приказывая: "Не смотри!" Но я уже всё увидел, кошмарный образ врезается в сознание тяжёлым грузовым паровозом и всепоглощающий крик рвётся из меня наружу. Так я впервые встретил дыроголового.
Страшная встреча убедила меня: люди могут быть не просто дурными, злыми и жестокими - это мерзко, но обыденно, они также бывают совершенно ненормальными, безумными, чуждыми человеческому пониманию. И не стоит спешить судить о них - под респектабельной шляпой вполне может оказаться истерзанная сверлом голова.
Дыроголовые или рмеонмцы, как они сами себя называли... Тогда люди из их племён ещё редко посещали наши города, мир между переселенцами и аборигенами был заключен всего два года назад. Ещё не выпустили приказ, обязывающий этих уродцев на городских улицах носить на головах мешки, в которых разрешалось делать прорези только для глаз, носа и рта. Белых людей пугала и возмущала их внешность, и никто всерьёз не верил в чудесные свойства отверстий, которые они просверливали в черепах друг друга с ранних лет и на протяжении всей жизни. Рмеонмцы считали, что помимо дыр, данных человеку от рождения, помимо глаз, носа и ушей, через которые можно чувствовать мир, и рта, с помощью которого можно говорить с миром, есть ещё и потенциальные дыры. Если правильно просверлить их, то откроются новые возможности для восприятия Вселенной и общения с ней. Так третий глаз помогает видеть будущее, четвертое ухо - слышать течение подземных вод, второй рот - напрямую обращаться к мёртвым...
За две дюжины лет мирного соседства, лишь изредка прерываемого кровавыми конфликтами, наши учёные составили подробную классификацию головных дыр. Отважные исследователи селились и проживали месяцы и годы рядом с рмеонмцами, а те охотно рассказывали о своих обычаях: как следует сверлить черепа, кому, в каком возрасте, для чего и каким инструментом. Однако ни один из поставленных опытов не доказал, что магические силы, приписываемые отверстиям, правда существуют. Дыроголовые предсказывали погоду, приманивали рыб в сети или отыскивали похищенных скакунов ничем не лучше белых людей. Похоже, сверление черепов действительно было только омерзительным ритуалом, простым суеверием, настолько крепко въевшимся в сознание аборигенов, что даже фанатичные миссионеры Основателя не смогли положить ему конец. Бесполезная и жестокая традиция, которая, несмотря на многовековую практику, нередко приводила к болезни и смерти. Так считали все мы. Так думал и я до прошлой весны.
"Весной всё оживает, и лишь хобнарь задыхается," - гласит пословица. Я полулежу возле костра, на котором в старом котелке готовится похлёбка. Рядом сидят Мивж, Бенрен и орф Рок. Мивж дремлет после ночного перегона стада, он крепкий и бодрый старик, но годы берут своё. Бенрен вырезает ножом из куска дерева фигурку хобна. Хобнарь мастерит хобна - у него совершенно нет фантазии. Рок виляет хвостом, две пары блестящих глаз смотрят то на котелок, то на меня, носы вдыхают аромат похлёбки, два влажных розовых языка дрожат в предвкушении завтрака. Я рассеянно листаю сборник стихов Винсента Черича, но, не ощущая тягу к поэзии в это жаркое утро, закрываю книгу и гляжу на своих товарищей, орфа, наших скакунов, привязанных неподалёку к одинокому сухому деревцу, и, наконец, на восток, на стадо хобнов, пасущихся у подножия большого холма, на вершине которого мы расположились. Тишина и покой. Здесь почти не чувствуется вонь хобнов, непрерывно испускаемая ими в тёплое время года - чем сильнее зной, тем чудовищнее запах. Однако я вижу лёгкую желтоватую дымку вокруг их громадных тел, в этой удушливой атмосфере увядают все травы, но чернолист - любимое лакомство хобнов - растет с поразительной мощью и быстротой. Уже сегодня к полудню из земли покажутся первые ростки, а через неделю обширное поле целиком сменит зелёный цвет на чёрный. Чтобы молоко и мясо хобнов не накапливали горечь, их придётся перегнать на другое поле, где нет чернолиста. Стоит весна, и к обычной вони примешивается сладковатый запах течки, сводящий самцов с ума. Повинуясь законам природы, они дерутся друг с другом, сначала топая ногами-столбами и толкаясь огромными бурыми тушами, а потом сплетаются длинными мускулистыми носами, стараясь лишить соперника воздуха. Побежденный задыхается и начинает дышать ртом, но рот в отличие от хобота не очищает испорченный воздух, и самцу становится дурно от вони. Так происходит в диких стадах числом в полторы-две дюжины голов, но под нашим надзором находятся пять дюжин голов, и запах такой сильный, что проигравший поединок самец может упасть в обморок. Поэтому, как только затевается драка, мы спешим разгонять хобнов, вооружившись длинными шестами и надев смоченные водой маски. Но сейчас стадо спокойно.
- Завтрак готов, - говорит Бенрен. Мы будим Мивжа, он просыпается и как всегда после сна долго надсадно кашляет - таков удел старого хобнаря. Откашлявшись, Мивж произносит с улыбкой:
- Надо же, уснул после перегона! Совсем слаб стал, пора бросать пастушье дело.
Его любимая шутка - насколько он стар. Разумеется, сам Мивж в это не верит, он полон сил, как и много лет назад. Смеёмся, я разливаю горячую похлёбку по мискам: одну - старику, одну - Бенрену, две - Року, чтобы обе его морды ели одновременно, и одну - себе. Мы едим и разговариваем, спорим, через три или четыре дня нужно вновь перегнать стадо, на костре варится кофе. Неожиданно Бенрен восклицает:
- Смотрите, там кто-то скачет!
На западе у горизонта показалась группа всадников. Мивж достаёт из рюкзака подзорную трубу и долго их разглядывает.
- Ну, кто там? Дыроголовые? - спрашиваю я. Утренняя расслабленность сменяется напряжённостью. Проверяю барабан своего духового револьвера. Все шесть пуль на месте.
- Похоже, они, - старик передаёт мне подзорную трубу. - Взгляни.
Около двух дюжин всадников среди густой зелени. Отчётливо видно, что на их головах нет шляп, волос или перьев. Рмеонмцы. Я возвращаю трубу Мивжу:
- Надо потушить костер.
Погасив огонь, мы лежим в траве и неотрывно наблюдаем за отрядом аборигенов, который, кажется, направляется прямо к нам. Наше волнение передаётся Року и его левая морда недовольно скулит.
- Тише, мальчик, тише! - говорит Мивж. Он гладит орфа по спине. - И что им здесь нужно?
- Может, пока мы тут пасем хобнов, началась война? - предполагаю я худшее. - Кто-нибудь из наших завалил дыроголового или дыроголовый - нашего, и теперь они рыщут повсюду и убивают белых. А мы как раз рядом с их землями.
- Гвоздь тебе в висок! - ворчит Мивж. - Не придумывай.
- А что, лет пять назад была похожая история. У них с собой копья и луки, ты заметил?
- Да, обратил внимание. Но они не расстаются с оружием даже в своих деревнях, таков порядок. Небесный Лучник всегда готов к бою, а рмеонмцы ему поклоняются.
- Они поняли, что мы здесь? Как? - вмешивается в разговор Бенрен.
- Дым, - коротко отвечаю я.
- Или учуяли хобнов, - Бенрен осторожно оглядывается по сторонам. Правильно делает, пока дыроголовые не подобрались слишком близко, надо убедиться, что вокруг нет другой опасности.
- Исключено. Я отсюда-то стадо почти не чую, да и ветер дует с севера.
- А может, они почувствовали нас своими дырками? - Мивж поворачивается и смотрит мне в глаза. - Как думаешь, Соц?
Я молчу. Старик жил с рмеонмцами несколько лет, он хорошо знает их язык и обычаи, но, как и все прочие исследователи, ни разу не наблюдал в действии их магию. Мивж просто поверил в неё с восхищением и страхом, как верят сами дыроголовые, и разубедить его невозможно.
Отряд тем временем подъезжает к подножью холма, уже не остаётся сомнений, что аборигены скачут к нам. Мы располагаемся вокруг кострища в непринужденных позах, словно вовсе не ждём никаких гостей. У каждого наготове револьвер, я прикрываю свой сборником стихов.
- Стреляем только по моей команде, - распоряжается Мивж. - Как обычно: Соц - берешь на себя правых, Бенрен - твои левые, я бью по центру.
Топот скакунов делается громче, слышится их стрекот и окрики всадников. Рок вскакивает с места и злобно лает в две глотки.
- Молчи! - приказывает Мивж, но орф не унимается.
И вот перед нами останавливаются две дюжины рмеонмцев на крупных скакунах темно-зеленой масти. Обнаженные по пояс, с телами, испещренными татуировками, среди которых преобладают изображения черепа и стрелы, вооруженные луками и копьями, с неподвижными лицами. Чуть впереди группы на эорпийском салатовом скакуне восседает молодая женщина, на её груди и плечах почти нет тату, но голова... как она не раскололась от такого количества дыр? Некоторые отверстия закупорены пробками с острыми наконечниками, отчего кажется, будто у женщины растут рога.
Мы молча смотрим друг на друга. Невозможно предсказать, что случится через мгновение. Если я начну стрелять прямо сейчас, скольких я убью, прежде чем в меня полетят копья и стрелы? Троих, четверых? Если мы будем стрелять вместе, то избавимся от дюжины рмеонмцев, но вторая дюжина прикончит нас. Нельзя спастись, понимаю я, и во мне рождаются панические мысли, надо было бежать, бежать и прятаться, а не ждать, прискачут они к нам или нет. Но это внутри, а внешне я всё так же расслаблено лежу возле кострища, словно только-только оторвался от стихов Винсента Черича.
Рогатая женщина что-то произносит. У неё сильный глубокий голос. Мивж отвечает ей, они обмениваются короткими фразами. Когда беседа завершается, старик поворачивается ко мне. Он выглядит удивлённым.
- О чём вы говорили?
- Дыроголовые просят дать им наши духовые револьверы и ружья.
- Зачем?
- Не знаю, она не хочет объяснять. Сказала только, что они вернут оружие, когда всё сделают.
- Сделают что?
Рогатая женщина вновь начинает говорить. Мивж отвечает, они о чем-то спорят. На этот раз диалог затягивается надолго, и пока звучит непонятная речь, я внимательно разглядываю рмеонмцев. Они кажутся очень уставшими, будто не спали несколько суток, и на телах некоторых видны свежие ожоги. Что всё это значит?
Закончив разговор с рмеонмкой, Мивж вновь обращается ко мне:
- Соц, мы должны им помочь.
- С какой стати?
- Появился очень опасный человек, он угрожает всем, и рмеонмцам, и нам, нужно убить его.
- Они сами не могут этого сделать?
- Нет, они пытались и потеряли половину отряда. Хотят использовать наше оружие, но эти дыроголовые никогда даже не видели револьвер и думают, что при выстреле не надо целиться - пуля сама летит в цель. В их руках наши пушки бесполезны, поэтому мы должны поехать с ними.
- Да что такого опасного в том человеке? Он обожрался кактусов? Пусть дождутся, когда его отпустит.
- Кактусы тут ни при чём, дело в дырах. Она сказала, что этот человек открыл себе пятый рот, и он становится всё сильнее...
- Бред, - я пожимаю плечами. - Если "опасный человек" - их соплеменник, то пусть сами с ним разбираются. Мы - простые хобнари, а не охотники за головами, скажи, что они обратились не к тем людям.
- Послушай! - Мивж очень сердит. - Я долго жил рядом с рмеонмцами и могу утверждать, что хорошо их знаю. Так вот, на моей памяти они ни разу не просили о помощи белых людей и, кроме того, ни разу не лгали. И если теперь они говорят, что какая-то опасность грозит всем нам и что только вместе мы сможем с ней справиться, значит, так оно и есть. Мы поедем с ними, отыщем и убьём их врага. Не забывай: в нашей тройке я - главный, и ты обязан мне подчиняться.
- Но что будет с хобнами?
- Здесь останется Бенрен. Он справится - стадо сейчас спокойно. Бенрен, ты присмотришь за хобнами?
Бенрен кивает.
- Хорошо... - Мивж гладит головы притихшего Рока. - Не грусти, мальчик, мы скоро вернёмся. Едем!
Весеннее солнце палит нещадно, и только к вечеру прохладный ветерок начинает гулять между холмов. Мы скачем вслед за рогатой женщиной, неизвестно куда и зачем, знакомые мне земли остались далеко позади, нас окружает территория дыроголовых. Рмеонмка наклоняет голову, вращает ею из стороны в сторону, словно пытаясь что-то уловить в воздухе. Она вынимает и вставляет обратно пробки, и иногда резко меняет направление движения. Кажется, мы бродим кругами, это похоже на нездоровый сон, который никак не прекращается. Я не доверяю дыроголовым, ожидаю предательства или засады, хотя непрерывная монотонная езда усыпляет бдительность. Мивж и рмеонмка молчат, остальные рмеонмцы изредка перекидываются фразами и тоже будто стараются нечто учуять.
Внезапно всё заканчивается: отряд останавливается, рогатая женщина что-то громко сообщает и воины спрыгивают со своих скакунов. Мивж спускается на землю и подходит ко мне:
- Он близко, дальше - пешком.
- Почему?
- Мы должны напасть неожиданно.
Такое объяснение мне не нравится. Если у него есть скакун - он от нас уйдёт, если нет - зачем нам лишать себя преимущества в скорости? Зачем подбираться незаметно, если он один, а нас много? В чём его сила и опасность? С нехорошим предчувствием я слезаю с седла. Рмеонмка и несколько рмеонмцев остаются со скакунами, остальные же, пригнувшись в высокой густой траве, направляются на запад, к небольшому пологому холму, над которым пылает красный шар солнца. Моё беспокойство растёт, я крадусь с револьвером наготове, справа меж толстых стеблей с духовым ружьём пробирается Мивж...
Солнечный свет бьёт прямо в глаза, и я не сразу замечаю человека, неподвижно стоящего на склоне холма. Он раскинул в стороны руки и запрокинул голову - странная поза для преследуемого убийцами. Мы подбираемся всё ближе, выстраиваемся полукругом, и вот первая стрела летит в него из травы, за ней вторая, третья... И тут же мир, обычный и привычный, разваливается на куски, перестаёт существовать: пламенные молнии ослепительно вспыхивают в воздухе, они исходят, кажется, из этого даже не шелохнувшегося человека, из его головы, и сбивают стрелы одну за другой. Мощный разряд ударяет в землю слева, там загорается трава, перекрикивая чудовищный грохот, вопят рмеонмцы, я вскидываю руку с револьвером и выпускаю в колдуна весь барабан пуль, но, похоже, промахиваюсь - он так же спокойно стоит посреди огненного кошмара.
- Уходи! - орёт Мивж. Я бросаюсь прочь, в следующее мгновение новая молния бьёт точно в то место, откуда я стрелял. Падаю, ползу, дрожащими руками пытаюсь перезарядить револьвер. Колдовская гроза не утихает. Вжавшись в землю, я лихорадочно соображаю, как мне убраться отсюда живым, как сбежать - это ведь не моя битва, меня просто не должно здесь быть.
В один из моментов, когда гром и крики вдруг замолкают и уши наполняет звенящая тишина, раздаётся выстрел.
- Я подстрелил его! - восклицает Мивж. Осторожно встаю и гляжу на холм: колдун согнулся, схватившись за бок, он пятится назад, медленно поднимается вверх по склону. Его голова несколько раз озаряется оранжевыми всполохами, затем молния вырывается из черепа и врезается в почву у самых ног Мивжа.
- Айэв-Основатель! - выдыхает старик. Я кидаюсь к нему. Ружьё выпадает у Мивжа из рук, он раскачивается из стороны в сторону, стараясь сохранить равновесие. Ещё чуть-чуть и он рухнул бы в горящую траву, но я хватаю и оттаскиваю его от огня.
- Мивж, Мивж! - кричу я старику. Он смотрит на меня так, словно видит впервые.
- Я ранил его... - хрипит старый хобнарь. - Добей...
Бегу вверх по склону холма. Рядом бежит рмеонмец с копьём. Мне не хочется думать, что только мы вдвоём не пострадали в этой бойне. Колдун скрылся за кустами-колючками, он перестал выпускать молнии, лишь тонкие струйки пламени иногда хаотично вылетают из его головы. Однако я не желаю первым столкнуться с ним лицом к лицу. Подбегая к колючкам, я резко ускоряюсь, начинаю протискиваться между ними и так же резко останавливаюсь. Рмеонмец, рванувший быстрее вместе со мной, не замечает моей остановки, он с треском проносится мимо и выскакивает из кустов. Тут же длинный огненный язык обжигает его грудь и лицо, рмеонмец со стоном падает, а я, выбравшись из зарослей следом, наконец, вижу колдуна вблизи. Это дыроголовый, такой же, как и прочие представители его племени. Он полулежит, облокотившись спиной о большой камень, его глаза широко открыты, живот и штаны густо перепачканы кровью. Маленький белый огонёк вырывается из узкого отверстия над его правой бровью. Пятый рот... Колдун ослаб от раны и устал от долгого боя, похоже, сейчас он не может причинить мне вред. Я направляю на него духовой револьвер. Он что-то быстро говорит, но я не знаю его язык. Я стреляю, стреляю шесть раз. Шесть новых дыр в голове. Маленький белый огонек гаснет навсегда.
автор: vk.com/loanntexts
