В июне 1944 года австрийский психиатр Ганс Аспергер опубликовал работу «“Аутистичные психопаты” в детском возрасте», в которой описал четверых детей из своей практики.
Эти дети имели проблемы с социальной интеграцией, отличались неуклюжестью, но в каких-то областях были одарены настолько, что сам Аспергер называл их «маленькими профессорами».
Долгое время работа считалась первым описанием детского аутизма. Но в 1996 году оказалось, что у Аспергера была предшественница. И что, распорядись история иначе, расстройство вполне могло бы носить название «синдром Сухаревой».
Испорченный юбилей
Груня Ефимовна Сухарева прожила почти 90 лет. Из-под ее пера вышли десятки научных статей; ее «Клинические лекции по психиатрии детского возраста» считаются классикой детской психиатрии; она 20 лет проработала научным руководителем психиатрической больницы имени Кащенко и 30 лет заведовала Детской психиатрической больницей № 6; воспитала сотни учеников и несколько выдающихся психиатров.
При этом неизвестно, была ли Груня Ефимовна когда-либо замужем; какие отношения были у нее с сестрой и племянниками, если вообще эти отношения были; предпочитала ли она солнцу дождь, а чаю кофе. Ничего личного.
Сухарева не любила повышенного внимания к собственной персоне, особенно если внимание не касалось работы. Даже поздравить ее с юбилеем было сложно: как чествовать человека, который категорически не хочет, чтобы его чествовали?
Психиатр Марк Бурно в мемуарах «Целебные крохи воспоминаний» писал: «Груня Ефимовна не любила свои дни рождения, юбилеи, избегала, как могла, публичных поздравлений, старалась не ходить на банкеты. Мои родители рассказывали, что застенчивой Сухаревой делалось неловко, неуютно, когда ее поздравляли».
Но коллеги не могли смириться со скромностью Сухаревой. Доктор медицинских наук, профессор — чествовать обязательно! И вот в 1971 году во время конференции по детской психиатрии в Москве Сухареву попросили на трибуну.
Месяц назад ей исполнилось 80, и организаторы не в добрый час про это вспомнили.
Пожилая женщина в уютной вязаной кофте, подгоняемая волной аплодисментов, вышла к трибуне. Выслушала высокопарные речи в свою часть, а затем и сама взяла слово. И сказала, что не любит поздравлений, «потому что много говорится в это время неискреннего».
Поздравлятели как-то разом сникли. Затем Груня Ефимовна — совсем уж не к празднично-трибунному настроению — вспомнила о покойной коллеге, враче Татьяне Симсон.
О том, как до сих пор переживает, что не помогла ей с работой по организации детской психиатрии в стране, как не разгрузила ее, дав время на клиническую работу… В общем, организаторы, наверное, еще долго сокрушались, что Сухарева испортила собственный юбилей.
Откуда берутся психиатры
В семье Рахили и Хаима Сухаревых было две дочери: Груня и Мария. Груня, старшая, родилась 11 ноября 1891 года в Киеве, там же спустя шесть лет появилась на свет Мария. Чем занимались родители Груни, неизвестно.
Неизвестно даже, когда они появились на свет, — на их могильном памятнике на Востряковском еврейском кладбище в Москве нет дат рождения.
Но, очевидно, семья была состоятельная, так как обе дочери учились на медицинском отделении Высших женских курсов Киева. Впоследствии Мария Сухарева станет знаменитым врачом-инфекционистом.
В 1915 году 24-летняя Груня устроилась в эпидемиологический отряд, в котором проработала два года. Вероятно, тогда у нее и зародился интерес к психиатрии — во время наблюдения за расстройствами психики при острых инфекционных заболеваниях.
Следующие два года работы в психоневрологической Кирилловской больнице Киева определили круг научных интересов Сухаревой — расстройства личности у детей.
В начале XX века психиатрия была в моде: врачи зачитывались Фрейдом, возникали новые направления в работе. Так в результате смешения педагогики, психиатрии и психологии на свет появились педология и дефектология.
Сухаревой предстояло стать одним из первооткрывателей в этих областях.
Она успела поработать во врачебно-наблюдательном пункте для дефективных детей Московского отдела народного образования, затем заняла должность заведующей психоневрологической клиникой Института охраны здоровья детей и подростков. Работала под руководством Ганнушкина в психиатрической клинике Первого московского медицинского института.
Не было области детской психиатрии, которую не затронула бы Сухарева: она занималась неврозами, шизоидными психопатиями, разработала классификацию олигофрении, принятую в России по сей день.
Но неожиданный всплеск интереса в мировом психиатрическом сообществе к русскому врачу в конце XX века связан с одной вполне конкретной ее статьей.
Особенные дети
Сухарева сразу поняла, что этот случай не похож на другие. Мальчик не был буйным, напротив, соблюдал все правила без возражений, даже с охотой. В свои 12 лет он прекрасно читал (многие сироты Гражданской войны этого не умели) и жадно накидывался на все книги, что попадались под руку.
А вот ровесников избегал, называя их слишком шумными. Ему нравилось общаться с молодой женщиной в белом халате, которая приходила каждый день и внимательно за ним наблюдала.
В течение следующего года Груня Ефимовна идентифицировала еще пять мальчиков с подобным расстройством, которое первоначально назвала «шизоидные психопатии». Каждый мальчик будто жил в собственном мире, обладая при этом талантом мира внешнего.
Один, замкнутый и неуклюжий, был выдающимся скрипачом. Другой имел склонность к математике. Третий просто фантазировал, окружив себя воображаемыми друзьями.
К 1925 году Сухарева собрала свои наблюдения за шестью мальчиками и их симптомы в отдельную статью «Шизоидные психопатии в детском возрасте», вышедшую в сборнике «Вопросы педологии и детской психоневрологии».
Через год, в 1926 году, статья была переведена на немецкий для уважаемого психоневрологического издания.
Шансы, что статью не читал светило австрийской психиатрии Ганс Аспергер, крайне малы: журналы о психиатрии были наперечет, и выход каждого становился событием во врачебных кругах.
Тем не менее спустя 20 лет в своем «первом» описании детского аутизма Аспергер не упомянул предыдущее исследование расстройства, сделанное русским врачом со странной фамилией Ssucharewa.
При том что описание заболевания от Груни Ефимовны почти идентично описанию австрийского врача.
Термин «синдром Аспергера» много десятилетий использовался врачами-психиатрами для характеристики детского аутизма. О статье Сухаревой забыли.
Точнее даже не забыли, а ничего о ней не знали — пока в 1996 году психиатр Сула Вольф не перевела статью на английский.
Остается только гадать — психиатры и журналисты делают это уже больше 20 лет, со времен перевода статьи, — почему Аспергер в своей работе не упомянул первое описание аутизма.
Возможно, это были невнимательность и оплошность. Возможно, осознанное замалчивание. Все-таки Аспергер работал в вынужденной близости с нацистской партией — упоминание исследований еврейского врача выглядело бы вызовом.
Впрочем, в 1944 году Груню Сухареву вряд ли заботило, цитирует ее исследования австрийский врач в своей монографии или нет, — у нее и без того было достаточно дел.
Во время войны она уехала в эвакуацию в Томск, где вместе с коллегами из Московского института психиатрии диагностировала раненых с черепно-мозговыми травмами и написала работу «Психогенные типы реакций военного времени».
Заведующая и защитница
Окна кабинета Груни Ефимовны в Детской психиатрической больнице № 6 большие, почти до потолка. И выходят во двор: если высунуться из окна, можно увидеть живой уголок, в котором дети ухаживают за питомцами.
Чтобы не тратить времени на дорогу, Сухарева поселилась на территории больницы. Она приходила на помощь коллегам в любое время дня и ночи, иногда часами просиживала у постели тяжелобольных.
Ее доброта была широко известна и за пределами больницы.
В 1935 году после постановления ЦИКа «О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних» возраст наказания для детей был снижен до 12 лет. К детям могли применять все виды наказаний, в том числе высшую меру — смертную казнь.
При этом комиссии по несовершеннолетним, которые хоть как-то защищали права детей, упразднили «в целях повышения ответственности детей и родителей». Сухарева не боялась ходить по инстанциям и доказывать, что трудные дети нуждаются не в наказаниях, а в наблюдении и лечении в спецучреждениях.
Она настаивала, что лечение ребенка с психическими отклонениями — это поощрение его здоровой части. И, конечно, при работе с ребенком нужно работать и со всей семьей.
В психиатрических кругах популярна полумифическая история про Сухареву.
Однажды к ней привели ребенка со сложным характером, но без заболевания, требующего медикаментозного лечения. Тем не менее родители настаивали, что ребенок болен, и требовали прописать ему лекарство.
Сухарева, познакомившись с маленьким пациентом и осмотрев его, сообщила родителям, что существует лекарство специально для их ребенка, но, увы, в данный момент оно закончилось. Она будет держать родителей в курсе и сразу, как лекарство появится, даст знать.
Родители стали ждать. Через неделю они позвонили Груне Ефимовне, но лекарство еще не привезли. Отрицательный ответ был дан и неделю спустя. И еще через неделю. В итоге уже вся семья «больного», в том числе он сам, занималась тем, что ждала волшебное лекарство.
Наконец, спустя полтора месяца ожиданий, лекарство доставили. Сухарева вручила семейству таблетки с рецептом, сообщив день, в который они подействуют. И действительно, таблетки подействовали ровно в этот день. Хотя на самом деле это была чуть ли не обыкновенная аскорбинка.
Непонятно, правдива ли эта история, но сам факт ее существования говорит о том, что у Сухаревой была репутация врача с творческим подходом.
Покаяние
Август 1948 года стал самым холодным месяцем для советской науки: на расширенном заседании Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина разгромной критике подверглась классическая генетика.
Биологией дело не ограничилось — было ясно, что идеологический каток пройдет и по другим наукам.
В программном докладе 1951 года «Состояние психиатрии и ее задачи в свете учения И. П. Павлова» фамилия Сухаревой значилась в списке врачей-психиатров, обвиняемых в «идеалистических и эклектических концепциях», в том, что они не смогли создать «ничего прогрессивного в детской психиатрии».
Хуже того, по мнению авторов доклада, Сухарева и ее коллеги не испытывали «хотя бы проблесков сознания своей ответственности за тот тяжелый ущерб, который они нанесли советской научной и практической психиатрии».
Через несколько дней Груня Ефимовна нагрянула в гости к друзьям. В сумке у нее были перевязанные пачки денег. Она попросила спрятать деньги и, если с ней что-то случится, передать их ее матери (отец умер в 1944-м).
Но больше чем за себя она боялась за дело своей жизни — детскую психиатрию.
Идеологическая чистка могла уничтожить многолетнюю работу, приостановить деятельность лечебниц, отнять у сотен детей шанс на здоровую жизнь.
Единственное, что оставалось в этой ситуации, — демонстративное покаяние в несуществующих грехах. И Сухарева выдержала эту пытку трибуной (неудивительно, что потом она так не любила юбилеи и пафос многолюдных сборищ).
60-летняя Груня Ефимовна, доктор медицинских наук, обладатель ордена Ленина и ордена Почета, каялась в «поверхностном знании» учения Павлова, обещала перестроиться под «павловский период в советской медицине».
При этом Сухарева старательно избегала имен коллег, никого не обличала и не критиковала. К счастью, в 1950-е рвение партии расправиться с врагами советской науки поубавилось.
Пронесло.
Письмо из прошлого
«Ежедневно в поздний час возвращалась я из библиотеки. Груня Ефимовна ждала меня с ужином. Непременно хотела хорошо накормить, и чтобы обязательно с супом. Сама никогда супов не ела» — так начинается письмо, написанное в 1989 году и только недавно обнаруженное сотрудниками Центра имени Груни Сухаревой в архиве. Автор письма приехала на повышение квалификации из Ашхабада и поселилась у Сухаревой, которая, по принятой академической традиции, не отказывала ученикам в постое. (Устроиться в общежитии или тем более в гостинице было крайне сложно.)
Это короткое письмо дает самое личное на данный момент описание Груни Ефимовны. Если верить письму, Сухарева была равнодушна к вещам, «легко раздавала попадавшие к ней какие-либо сувениры» и годами носила черную бархатную шляпку-пирожок, давно вышедшую из моды.
Ее интересы не ограничивались профессиональной деятельностью, она читала все подряд: и работы по философии, и по теории относительности Эйнштейна, и классическую литературу, и современную советскую. Она была необычайно смешлива, про что сама и говорила: «Это у меня с детства.
На лекции профессор Вотчал выгонял меня за смех». Телефон в ее квартире звонил без остановки: сослуживцы, ученики, бывшие пациенты, теперь взрослые люди.
Сухарева подолгу беседовала с каждым. «Когда я сказала, что такое беспокойство тяжело и надо отключать телефон, она рассмеялась и сказала: “Это невозможно”».
У Груни Ефимовны не было детей, и вместе с тем их у нее были сотни — дети, которых она за годы работы вылечила, которым облегчила жизнь.
Ее научные труды написаны без терминологического пафоса, простым понятным языком — за что Сухаревой особенно благодарны студенты-медики, до сих пор занимающиеся по ее лекциям.
Действительно ли Сухарева описала синдром Аспергера за 20 лет до Аспергера — на самом деле не так важно, ее вклад в детскую психиатрию и без того огромен.
Тем более что Груня Ефимовна никогда не гналась за титулами и почитанием.
Работала и консультировала до последнего, хоть и давалось это все сложнее.
Во время одной из бесед с ученицей Груня Ефимовна обронила: «Боюсь, что долго проживу». Она скончалась 26 апреля 1981 года в возрасте 89 лет.
