ВОИН, МУЗЫКАНТ, ДИРЕКТОР ШКОЛЫ.
Странная у человека память. Бывает не вспомнишь, что было с тобой вчера... А тут, события, унесенные временем более, чем на полвека, помнит солдат. Даты.. Названия. Имена. Даже цвета не стерлись...
Героя прошлой войны Алексея Петровича Филимонова знали в нашем городе многие. Правда известен он был, скорее, как бывший завуч, а потом директор Пушкинской средней школы № 3.
Кто-то помнит его как руководителя детского оркестра, кто-то, как учителя пения или руководителя хора, но все, кто знает Алексея Петровича, знают его, как человека беззаветно преданного своему делу.
Шум школьной жизни давно не долетает до слуха старого солдата.
Долгими бессонными ночами, когда болью напоминает о себе осколок, когда тишина обостряет все чувства, возвращается он в свое прошлое, снова и снова переживает события, унесенные ветром времени.
Кавалер двух орденов Славы, обладатель многих боевых и мирных правительственных наград, инвалид Великой Отечественной Войны, в прошлом боевой артиллерист, а ныне пенсионер, Алексей Петрович Филимонов живет на Серебрянке, в обветшалом хрущевском доме без лифта, в небольшой квартире вместе с женой и детьми.. Из дому выходит редко. Не под силу уже.
Чтобы лучше узнать своего героя задаю ему первый вопрос, - откуда он родом?
Предки Алексея Петровича жили в Саратовской области, Макровском районе. Село называлось «Северка».
Между прочим, там была своя, интересная история, начавшаяся еще в 1812 году. Когда через поселение шли французы, во главе с Наполеоном, жители вынесли французским солдатам хлеб - соль. А маленькая нарядная девочка от имени местных жителей приветствовала завоевателей.
Трудно теперь сказать, почему так поступили крестьяне, но после войны, их всех выселили на Север. По окончанию срока ссылки далеко не все жители вернулись в Северку, но те, кто выжил, пришли пешком, через много лет.
Когда декабрист Лаптев бежал с каторги, он тоже дошел только до Северки, и долгие годы жил там. Эти легенды передавались из поколения в поколение и сегодня уже трудно сказать, где здесь правда, а где выдумка.
В 1938 году семья Алеши Филимонова переехала в Пензенскую область, в рабочий поселок Беково, что при сахарном заводе. Там и началась его сознательная жизнь.
Любовь первая, и единственная...
Там остались его школьные друзья. Там встретил он свою первую и единственную любовь. Приметил ее сразу, но подойти не решался долго... Учились они в одной школе, но Ванда была еще пионеркой, а Алексей уже в девятом учился, был старшеклассником...
«Любовь была благородная, не то, что сейчас», - это общее мнение супругов, проживших вместе, в любви и согласии уже более полувека. В 1940 году закончил Алексей школу и ушел в армию. На Западной границе уже давно тучи сгущались.. Однако жениться солдат успел, когда на побывку из армии прибыл в родной город. О начале войны многое теперь говорят. И что готовы не были, и что без горючего стояли...
Первый бой, долгая дорога к своим...
А вот артиллерийский полк, где служил срочную Алексей Филимонов, уже 17 июня 1941 года своим ходом выступил из района Житомира в западном направлении. Семь дней были на марше.
Трактора тащили пушки, личный состав пешком топал. 22 июня война началась, а уже 25 июня полк вступил в бой. Немецкие танки появились довольно неожиданно. Наши пушки били по ним прямой наводкой.
Немцы, правда, тоже не ждали. Алексей был наводчиком первого орудия первой батареи. Когда 26 июня в его боевой расчет попал снаряд, получил молодой артиллерист тяжелое ранение и контузию. Один осколок вошел в грудь, другой застрял внутри намного ниже...
Этот бой был под Дубно, а прооперировали бойца в легендарной Шепетовке. Помнит, первое, что увидел, когда открыл глаза, были кубики младшего лейтенанта, склонившегося над ним. Но немцы наступали быстро, в Шепетовке ночью высадился немецкий десант, и почти весь медперсонал погиб, а раненных чудом успели эвакуировать. Долечивался Алексей в Житомире и Ворошиловграде.
А 24 августа уже воевал. Глухой, после контузии, с поврежденной ногой, хромая, вернулся в свой полк. Первые месяцы войны не прошли для артиллеристов бесследно. Кадровых армейцев практически уже не было. В полк пришла новая пушка, а обслуживать ее некому.
Командир спрашивает: «Сможешь?» А кроме Филимонова в полку и специалистов - то нет. Ночью, с фонариком стал приводить в порядок пушку. Самому интересно было с новой техникой повозиться.
После этого случая занимался техническим обслуживанием материальной части - пушки в рабочем состоянии поддерживал. И, хоть числился в боевом расчете 1 батареи, командир полка сначала просто просил его посмотреть пушки на другой батарее, а потом сделал его мастером -наладчиком . Он был один на весь полк.
Помнит, что наши, отходя, взорвали плотину на реке перед хлебозаводом и пройти наши войска уже не могли. Шли вдоль Днепра на юг, около 25 километров. Потом на марше, нашу колонну начала немецкая авиация бомбить и обстреливать. Много убитых, много раненных было в тот день, но с остатками полка артиллеристы остановились в деревне Магдалиновке. К этому времени немцы ушли далеко на восток, и большими группами прорываться к своим было уже не возможно.
В один дом в Магдалиновке, уже в сумерках они постучали. Молодая женщина Тамара переодела Алексея в гражданское. До этого Алексей целую неделю голодный в кукурузе сидел на поле. Выйти было уже нельзя, кругом немцы. Да еще нога болела, после ранения и контузии с палочкой ходил. Худой, изможденный, он вообще на воина мало похож был. Просил Тамару свести с партизанами. Знали, что партизанские отряды начинают действовать на территории, занятой немецкими войсками..
Своих кормить нечем...
Обычно шли в партизаны местные жители, бывшие партийные руководители. На второй день их повели на Днепр, в плавни, где базировался партизанский отряд. Партизанский дозор даже не пропустил в лагерь. Боялись провокаций. Но кто-то из руководителей к ним вышел, сказал, что ни накормить, ни спрятать они солдат не могут, народу у них и так много, а вот с оружием и продуктами проблемы большие. Советовали пробираться к своим через линию фронта
Легко сказать! Немцы к этому времени уже на 400 километров ушли на восток! Сопротивление оказывали только отдельные части, остатки боевых подразделений. Вот и этот артиллерийский полк до последней возможности оборонял Запорожье, не зная, что творится вокруг. К этому времени прибился к Алексею один татарин. Тоже из окружения выходил.
Шли в гражданском, а на случай встречи с немцами придумали себе легенду, что копали окопы. Попали под бомбежку. Вышли к самому Донцу. В дороге всякое было. Однажды остановили их румыны.
Румыны на стороне немцев воевали, но убивать пленных сразу не стали, привели в село, где румынская часть стояла. Село, всего домов восемь, маленькое. В доме были не только румынские офицеры, были и местные жители. С пленными не очень строго обращались, и Алексей попросил балалайку, что на стене в горнице висела. Сыграл «Солнышко мое», а тут вошел румынский унтер-офицер. Попросил сыграть «Волга - Волга». Сыграл. Офицер повел его в другую хату, а там... немцы. Они между собой поговорили. Прикурить дали. Вышел русский солдат на крыльцо, вроде как покурить, смотрит, — ничего не происходит. Стоит курит. Оглядывается. Впереди заросли. Деревья, кустарники. И так километра два. До самого Донца. Алексей постоял - постоял, смотрит, внимания на него не обращают, не охраняют, не зовут. Выбрал подходящий момент и побежал. Бегун - то из раненого да контуженного не очень хороший, - нога болит, осколок при каждом движении отзывается, но выхода нет, - бежал, пока были силы. Наконец, в кустах остановился, отдышался, прислушался... Тихо. Погони нет!
А время - то — ноябрь, числа десятого! Заморозки начались. Над Донцом туман. Смотрит солдат, внизу, на берегу, - хата стоит. Одна. Затаился. Наблюдал издалека, прислушивался. Никого вокруг! Наконец, решился - постучал. Дед отозвался. Недоволен: -« Много вас ходит здесь!»
Понять можно, власти нет, место безлюдное, мало ли, кто забрести может. Но дед - то свой, советский, разговорился потом.
Сказал, что Донец здесь не широкий, что впереди острова, а за ними лиман полтора - два километра шириной, а дальше, в Балаклее, нет ни немцев, ни наших. То одна, то другая разведки наведываются время от времени. Пошел солдат дальше. В мокром ватнике по морозу! Особенно туго ночью приходилось!
Промерз насквозь, раны разнылись. Вышел на Балаклею, видит, на опушке леса тачанка стоит со звездой, — разведка наша. Отодрал Алексей козырек, достал бумагу из госпиталя, показал ранения на себе. Разведчики — это были они — накормили его, напоили водкой. С усталости, да с голоду, повело солдата малость. Поговорили, выкурили по сигарете, и отправили Филимонова в деревню, где в крайнем доме штаб полка расположился.
Роднее родных...
Разведчики все бородатые, усатые, лиц не видно, а все одно свои, родные, после долгой дороги, после встречи с немцами и удивительного его спасения. Идет, видит, — пушка стоит, и солдат при ней. Родным повеяло. Ему бы свернуть, подойти, но нет, — идет дальше, в штаб. В деревню пришел, видит, капитан - артиллерист стоит, с которым первый бой приняли. Нет, думает, не может быть этого, — показалось! Контузия сказывается! Идет дальше, в штаб. В штабе оформился. Переночевал.
Утром встали, от телогреек пар идет. Мороз крепчает!. От села отошли, что за черт?! Видит, солдаты телят гонят, а лица знакомые! Разговорились. Оказалось, что все они из одного, 205 полка. Раньше знакомы были, Алексей в футбол играл, вратарем был, его в полку знали. Выяснилось, что не показалось ему, и капитан был знакомый, и солдатик с пушкой тоже из его полка.
Выяснив, что родной полк рядом, бегом отправился туда, к своим, на два километра в тыл. Идет, и сам себе не верит, что возможно такое!
Дальше не отправлять, вернуть в часть!
В полку обрадовались все. Федя — главный повар полка — узнал сразу, хоть Алексей заросший после скитаний. Друг Леши Филимонова — Ванечка Зудов котелок горячих щей притащил, сам контуженный. Майор Ловчиновский печенья принес, масла. В общем, встретили, как родного. Командира первой батареи к этому времени убило, новый был назначен. Сообщили о счастливом возвращении командиру полка, командиру дивизиона. Филимонов горнистом полка был, поэтому командование знало его.
Тогда, после госпиталя, отдохнув в полку три дня, по приказу командира отправили Алексея в «боепитание», долечиваться. Пришел к месту дислокации, а там опять все лица знакомые, все музыканты там. Берегло их командование, хотя... как на войне убережешь? Солдату совсем плохо стало. Ребята попросили блины сделать, дом вспомнить, а он с ног валится, сознание теряет. Блинов - то напек, а сам снова в санчасть угодил. Прогулка в мокрой одежде, ночевки на холоде, ранение не долеченное, не прошли даром.
Жар начался, температура 41 градус! В самом деле сознание потерял. Военврач Джафаров, доставил горемычного в медсанбат, в сопроводительных документах написал: «Никуда не отправлять, вернуть в часть! Где, и сколько лежал Алексей, не ведал. Очнулся в Купинске. Перенес сильнейшее воспаление легких и весь букет: лоренгиты, форенгиты, отиты.
Есть вообще долго не мог ничего. Вестибулярный аппарат напрочь расстроен! Но, чуть подлечившись, рвался Алексей к своим. Фронт остановился.
Сталинградский ад...
Как только стал Филимонов вставать, из госпиталя сбежал. Добрался к своим. Командир посмотрел на него, вернее на то, что от него осталось, и вручил сумку медбрата. В боях за Сталинград, правда, снова у пушки воевал, вторым номером. Расчет пушки семь человек. Это был 218 истребительный противотанковый полк.
Бои на Волге были страшные. Представьте, что беспрерывно на вас сыпятся снаряды и бомбы. Сплошная стена огня. Кажется, что ничего живого остаться там просто не может. Сначала один «Хенкель» пикирует, бросает бомбу, за ним второй, затем - третий. И так штук тридцать по кольцу.
Вокруг укрытия все всмятку, а артиллеристы сидят все семеро, глядят друг на друга. Кто бледный, кто, наоборот, красными пятнами пошел весь. Курят от нервного напряжения. Артобстрел заканчивается, немцы идут в наступление. Танки ставят дымовую завесу, пехоту за дымом не видно. Немцы волнами идут. Целый день, бывало, отбивали атаки.
Три полковые пушки стояли на территории завода «Красный Октябрь». Командовал старший лейтенант Лялин. А к вечеру к городу подошли новые колонны немецкой военной техники, танки прорвали нашу оборону. От дивизиона осталось в живых одиннадцать человек, большинство из них раненые. Все, кто был в состоянии держать оружие, отбивали атаки противника.
К 25 августа 1942 года до Волги двадцать пять метров оставалось. По Волге разлилась нефть. На крутом правом берегу немцы разбомбили нефти хранилище. Нефть горела. Сплошное море огня. И ветер. В эти дни был очень сильный ветер. Зрелище было страшное. Зарево было видно на двести километров.
Жизнь у человека одна.
И умирать не хочется никому, но в условиях жестоких боев, какие, были под Сталинградом, думать о страхе было некогда. Жить оставался тот, кто успевал выстрелить первым. А дальше... у кого какая судьба. Когда после окончания боев, где-то числа 11 января, наши солдаты расчищали город от трупов, запомнилась Алексею совсем юная девушка вся седая, с черным от гари лицом и выцветшими бледно-голубыми глазами. Психика человека не в состоянии вынести то, что было в Сталинграде...
После Сталинграда весь полк получил месяц отпуска. А потом был Волховский фронт. Шли там, где дислоцировалась армия генерала Власова.
- Да они просто не могли воевать! Нечем было отбивать атаки немцев.! – говорит мне старый солдат.
А полк Алексея был доукомплектован личным составом, участвовал в прорыве Ленинградской блокады. После Сталинграда, после победы под Москвой, дух в войсках был уже другой. Воевали на Барвенковском направлении, потом были бои за Киев, потом снова госпиталь.
Перед Киевом напросился Алексей в разведку, а на «той» стороне в немецких окопах, подхватил солдат чесотку на руки. МУка, почище любого ранения. А тут, 6 ноября 1943 года берут наши Киев, и в честь очередной победы, решают для бойцов устроить концерт. Алексей Филимонов на трофейном аккордеоне должен был аккомпанировать выступавшим.
Чтобы привести руки в порядок, их чем-то намазали, забинтовали. Чесаться действительно перестали, но руки сгорели чуть ли не до кости. И вместо концерта попал артиллерист опять в лазарет.
Лежал в Киево - Печорской Лавре в госпитале, по соседству с забальзамированными экспонатами. После госпиталя забросила его фронтовая судьба в эвако роту 38 армии.
Бои были тяжелые.
После Сталинграда у Филимонова уже были боевые награды. Трехмесячные курсы лейтенантов и новое назначение. На этот раз в СМЕРШ 38 армии, адъютантом. СМЕРШ «чистил» города Западной Украины от бандеровцев...
Однако артиллерист, он и в СМЕРШе артиллерист. Однажды встретилась 38-я армия с истребительно противотанковым артиллерийским дивизионом, доложили об Алексее Филимонове комдиву Евгению Чуприкову.
Специалисты - профессионалы всегда в цене были, а тут еще 76 мм пушки на вооружении в дивизионе стоят, танки немецкие только так «щелкают». Ну и зачислили Филимонова в 411 артдивизион.
Два ордена «Славы» Алексея Филимонова...
Потом воевали в Карпатах. Бои были очень тяжелые. За месяц фронт всего на семь километров продвинулся. И в конце октября приказ пришел: поднять пушку на высоту 620 метров и с нее расстрелять немецкие позиции. Тащили всю ночь вручную, веревки, лямки, все, что было использовали. А утром командир орудия Петя Бовт сделал семь выстрелов и ствол пушки «сбился». Нет наката. Стрелять нельзя. Кто «спец» по ремонту орудий?
Командир к Филимонову: «Леша, выручай!»
Немцы стреляют, а артиллеристы качают, им надо знать давление. Немцы стреляют, а наши уже лежа качают... Наконец, ствол пошел вперед. Боевой расчет снова в бой вступил. Разбили немцев. Позиция у орудия была выигрышная.
Алексей заряжал, а командир стрелял. Командиру «Красную звезду» дали, Алексею —орден «Славы» третьей степени. »Славу» второй степени уже за взятие Германии получил. На реке Шпрее шел бой. Попали артиллеристы под огонь танков. Момент был критический. Первое орудие разбито. Рядом со вторым разорвался снаряд. Грязь, песок взрыв поднял. Вот тогда и заклинило пушку.
Выхода не было. Взял Алексей кувалду, сбил заклинившую часть ствола, прочистил. Вернул орудие в рабочее состояние буквально под огнем немецких танков. Впрочем, один из них наши подбили сразу, как только починили пушку...
Есть у старого солдата и другие награды. «За Берлин», за «Прагу», «за победу над Германией» и еще много разных и военных и мирных.
По Европе его дивизион тогда километров 500 на марше прошел, с боями.
День Победы у каждого свой!
И 9 мая 1945 года, когда объявили о капитуляции немцев, были они на марше, на Прагу шли. Приказ об окончании войны пришел 13 мая, когда полк стоял уже в Праге. Позднее, в городе Кладно переформирование было. Дивизион влили в 111 артиллерийский полк.
Как дважды раненный, Алексей Филимонов должен был сразу ехать домой, но ему и тут не повезло. Был в полку человек, который до войны работал акробатом Сталинградского цирка. Крутили они иногда сальто в свободное от войны время. . Однажды после «фуса» Алексей неудачно приземлился и порвал связки, опять угодил в госпиталь. Сослуживцы по домам разъезжались, а он долечивался...
Но война закончилась, и это было самое большое счастье для всех.
Я не стала расспрашивать солдата о его послевоенной судьбе. О его учениках, вылетевших в жизнь из стен ПСШ № 3 в семидесятых. Мирная память коротка. Судить ее трудно. Но всем, кто помнил своего директора, я тогда написала,что жив Алексей Петрович! Перенес тяжелую операцию. Ходит и живет трудно. Сядет изредка полистать старый свой фотоальбом, лица дорогие вспомнить. У окна постоит, вслушиваясь.
Нет, не долетают до окон звонки школьные!
Мимо идут ученики его бывшие...
Своих детей и внуков в школу ведут...
Жизнь продолжается...
