Вертолетчики + Военные мемуары

Начало -"Вертушка" ушла на Баграм.Ч.1

"Вертушка" ушла на Баграм.Ч.2

"Вертушка" ушла на Баграм.Ч.3

"ТАШАКУР" БУДЕТ В КАБУЛЕ...

У душманов свои счеты с вертолетчиками. Вертолеты не дают им безнаказанно творить произвол в кишлаках, разрушают их абсолютную и безраздельную власть в труднодоступных горных провинциях.

Не зря душманы прозвали вертолет "шайтан-арба". Однажды поздним декабрьским вечером к нам в полк поступило донесение.

В провинции Газни ведет тяжелый бой с душманами подразделение афганских войск полковника Низам Утдина. Есть тяжело раненные, нужна срочная квалифицированная медицинская помощь.

Я принял решение: полечу сам. Сурцуков говорил мне, что погода и обстановка в целом очень сложные, просил взять ведомым Садохина. Я согласился - Садохин самый боеготовый летчик, он мог сразу лететь со мной, без дополнительной подготовки, времени на которую у нас не было.

На аэродроме, обсудив план полета, действия в особых случаях и порядок пробивания облаков, дождались врачей из госпиталя и взлетели. Над своим аэродромом пробили облачность, включили бортовые аэронавигационные огни, чтобы облегчить пристраивание и занятие своего места в боевом порядке. Взяли курс на Газни.

Пролетев километров сорок от аэродрома, мы попали в "окно". Облака под нами разрывались, и была видна укрытая ночью земля. Внизу изредка мигала фарами одинокая автомашина. Может, кто-то рискнул проскочить под покровом ночи, а может, это была патрульная машина комендатуры боевого охранения дороги. Скоро мы опять оказались над облаками.

Пролет над площадкой вертодрома в Газни мы определили по развороту стрелки АРК на сто восемьдесят градусов. Получили информацию от руководителя полетов на площадке о наземной обстановке, условиях захода и пробивании облачности. Облачность была семьсот метров, но горы достигали в высоту четыре тысячи метров и более на удалении три-четыре километра от площадки.

Я дал команду: "Снижение по крутой спирали над приводом, ведомому до моего доклада о пробивании облачности и перехода на визуальный полет находиться в зоне ожидания над точкой".

Пробив облачность сам, я стал визуально искать место площадки. Надеяться на то, что над ней можно включать ночные огни, не приходилось. По земле проносились бело-голубые пулеметные трассы, были видны редкие вспышки красноватого цвета - это работали минометы.

Прямо под нами вокруг площадки шел бой. Опыт посадки в таких условиях у нас имелся. Надо выключить бортовые и строевые огни, снижение производить по крутой спирали, создавая слуховой эффект висения вертолета в одной точке, в то время, как машина за полторы-две секунды теряет до десяти метров высоты, и проходит расстояние в сто двадцать-сто пятьдесят метров по горизонту. В таких условиях эффективность стрелкового оружия, применяемого противником на звук, сводится до нуля.

Выходя на посадочную прямую, я услышал доклад Садохина; "Под облаками определить площадку не могу". На земле появилось сразу очень много мигающих ярких точек. В этот момент я ни чем ему помочь не мог, восемь-десять секунд до приземления. Внимание всего экипажа - на выполнение посадки.

Я сразу освобождаю место приземления. Руководитель полетов предугадывал мои действия, дал команду: "Сто первый, проблесковый не включать". И сразу Садохину: "Сто сорок третий, я - Буран, даю три зеленых строго вертикально, после этого включу два красных фонаря".

Я слышал в наушниках, как капитан Садохин отвечал: " Понял. Вижу. Точку определил. Ныряю". Уже выключив двигатели и зарулив на стоянку, я остаюсь в кабине на связи, чтобы при необходимости оказать ему помощь, мысленно выполняю вместе с ним все движения и действия в воздухе.

Мастерски приземлив машину, после небольшого пробега, он выключил двигатели. Подбежал к моему вертолету, куда уже подъезжали машины и приближались люди. Полдела сделано. Оставалось еще взлететь и добраться до базы.

На аэродроме был полный штиль - можно было взлетать в любом направлении, поэтому мы с Садохиным решили взлетать одновременно в противоположных. После взлета и перевода в набор - правым разворотом на курс тридцать градусов. При пробивании облаков у меня вертикальная скорость набора три-четыре метра в секунду. Садохину надо выдерживать не более двух метров. После выхода из облаков он включает бортовые и строевые огни и проблесковый маяк. Мы попросили афганцев в момент взлета прикрыть нас огнем.

Вместе с ранеными к нам подъехал командир батальона с переводчиком, который передал мне слова благодарности за помощь. Комбат сверкал глазами, просил меня обязательно спасти его лучшего друга - майора - заместителя. Комбат еще что-то говорил страстное, но врачи и мы начали заниматься погрузкой раненых в вертолеты.

В мою машину погрузили двоих тяжело раненных, одного из них врачи сразу стали готовить под капельницу прямо на борту. Садохин взял к себе на борт еще пятерых с ранениями попроще. "Ташакур. Ташакур!" - все приговаривал пожилой афганец, обращаясь по очереди ко всем членам экипажа. "Ташакур будет, когда мы вас в Кабуле в госпиталь доставим", - улыбаясь, отвечал ему комиссар, занимая свое место в кабине.

К взлету готовы. В небо метнулась сигнальная ракета. В это же время к близкому нам звуку работающих двигателей и свисту лопастей присоединились другие звуки. Многоголосое эхо автоматных очередей, солидный, с паузами лай пулемета и глухое уханье падающих мин.

Взлетаем, все для нас позади, а канонада на земле будет длиться еще не меньше пяти минут - командир батальона Зариф обеспечивает нам выход в безопасную зону. Верхняя граница облачности четыре тысячи сто метров. Я набираю четыре с половиной. Теперь надо обнаружить, вернее, отыскать своего ведомого, который с секунды на секунду должен доложить о выходе из облачности и включить огни. Яркие вспышки проблескового маяка на вертолете моего ведомого в эти минуты были для меня самыми желанными. Включив свою "мигалку" и строевые огни, со снижением, я обошел ведомого с левой стороны, чтоб он быстрее меня увидел. После этого занял свое место ведущего.

Наблюдаем друг друга. Маяк можно убрать. Садохин предупреждает меня по радио, что у меня излишне хорошо видны светящиеся иллюминаторы - в салоне при свете врачи склонились над раненым под капельницей. Свои огни замполит выключил, погрузив и кабину, и салон в темноту. В такой обстановке огни ведомому не нужны. Строевые огни ведущего - вот все, что ему надо видеть в полете.

Мой бортовой техник вернулся из пассажирского салона и доложил по СПУ: "Врачам необходимо освещение, они просят не создавать большой крен".

У меня не выходило из головы, что скоро мы попадем в "окно", а я расцвечен огнями, как новогодняя елка. Мы будем видны с земли, как на ладони! Вот, наконец, и "окно": надо проскочить несколько километров по чистому небу.

Я успокаивал себя - около четырех часов ночи, кому мы нужны! Проскочим...

Первым увидел огонь с земли капитан Садохин, рявкнув в радио: "Командир! Пулемет!" Трасса прошла ниже меня. Очередную трассу мой экипаж уже увидел своими глазами - она прошла впереди, чуть выше нас. Я взял ручку на себя в набор, еще одна очередь прошла ниже.

Внизу работали два пулемета, и они уже взяли меня в вилку. Замполит сказал мне, чтобы я на секунду выключил огни и уходил с набором. Я выполнил команду ведомого, увидел, как ниже меня со снижением, сверкая всеми огнями, с включенной фарой пронесся вертолет Садохина. И сразу опять темнота.

Было страшно нажать кнопку "Радио". Боялся, что не услышу ответа.

Показалось, прошла вечность, пока через секунду эфир не ожил голосом комиссара. Он спокойно докладывал, что "приборы нормально", что занимает место в строю.

Мой борттехник доложил, что вертолет получил пулеметную очередь и был ранен в ногу врач. Ранение не опасное, в мякоть, сделали перевязку, и раненый врач уже продолжает работать.

И тут постепенно я начал понимать, что Саша Садохин спас меня и мой экипаж. Прикрыл собой!

Мы вышли на схему родного аэродрома, пробили облака, зашли на посадку. После выключения двигателей, не ожидая окончания выгрузки раненых из вертолета, мы всем составом экипажа направились к вертолету Садохина.

Он помогал выйти из машины старику-афганцу, все еще повторявшему: "Ташакур! Ташакур! Бехе хубасб!". Старик с любовью смотрел на советских летчиков. А мы с любовью смотрели на Садохина, обнимали его...

"АФГАНЕЦ"

Провинция Гур. Ее жители, партийные активисты обратились к командованию с просьбой оказать помощь отрядам добровольцев этой провинции в борьбе с бандами душманов. Если территория других провинций Афганистана имеет долины и равнинные участки, то провинция Гур - поистине страна гор, где редкие кишлаки расположены на высокогорном плато вдоль быстрой и всегда холодной, как лед, темноводной реки Чагчаран.

Центр провинции с Шиндантом связывала единственная дорога. По ней поступало продовольствие для местных жителей.

Душманы перерезали эту дорогу. Бандиты постоянно устраивали здесь засады, жгли колонны и уничтожали продовольствие, которого так не хватало голодающей блокированной провинции. Попытки пробиться туда двумя звеньями вертолетов подполковника Асад Усула и старшего капитана Фаиз Мамеда по ущелью Шинданта в Чагчаран успеха не имели. Главные высоты вдоль ущелья и дороги в нем оседлали душманы.

Эту трудную задачу поручили нам, советским летчикам. Маршрут полета был разработан до мелочей. Напрямую, через хребты Гиндукуша. Я дважды летал туда на рекогносцировку, согласовал все вопросы взаимодействия с местным командиром батальона народной армии. Во время полета хребты иногда проносятся прямо под брюхом вертолета, хотя высота полета пять тысяч метров. Нужна выдержка, физическая выносливость и твердая уверенность в себе и работе родной авиатехники, чтобы выдержать полет в течение двух часов с таким напряжением.

Но мы верили в успех дела. Эту задачу выполняли летчики капитанов Сурцукова и Садохина.

В горах где-то прячется банда. С прилетом на площадку приходится советоваться с местными. Садились, как правило, утром. Тогда я рассказывал Сурцукову, какая обстановка. Проверял готовность летчиков и врачей к выполнению задач. В этот момент появились отдельные очаги облачности.

Это признак усиливающегося ветра. А вслед за ним пришла довольно высокая облачность, через которую вертолету уже никак нельзя пробиться на базу.

Как руководитель полетов, прошелся по аэродрому и по площадкам, примерился к погоде. Начиналась пыльная буря. Это непривычное и запоминающееся зрелище для человека, прожившего всю жизнь на российских равнинах. Вдруг появляется ощущение, что тебя обмахивают медленным движением огромного веера. Движение веера убыстряется, и на тебя уже давит поток воздуха, смешанный с пылью. Здесь ему нет преград.

Кругом только горы, и поток воздуха мечется по обширному высокогорному пространству, срывая песок со скального грунта. Набирает силу, чтобы потом пробиваться через горный хребет, наваливаться всей силой на долину.

Пыльная буря - еще и страшная для нас неприятность. Она длится много часов. Потом резко стихает, и в воздухе зависает густая пелена из пыли. Она будет еще долго рассасываться, медленно оседая на землю.

Сверху, будто заполняя освобождающееся от пыльной бури пространство, быстро натекают облака, которые смыкаются прямо над хребтами гор. Четыре дня приходилось бездействовать. Капитан Садохин придумывал новые варианты атаки на Гур в обход зениток противника.

Судьба вертолета и его экипажа часто зависит от случая, от удачи. Однажды я вернулся из полета с двадцатью семью пробоинами. Главное, чтобы не были задеты какие-то жизненно важные узлы машины и, самое главное, пилоты.

Бывает, что вертолет изрешечен, как дуршлаг, но дотягивает до аэродрома.

Например, однажды снарядом пушки полностью обрубило нос вертолета. Приборная доска лежала у летчиков на коленях. Пилот еле двигал педалями. Так они смогли свою машину посадить. Летчики тихонечко все убрали, привели в какой-то порядок. Потом взлетели и пришли на базу. У пилота ноги практически висели в воздухе, у кабины "крыши" не было...

Еще могу рассказать об уникальном случае, хотя здесь летчик виноват сам. Наши вертолеты летели на бомбовый удар в район Усараш. Между Джелалабадом и Кабулом плотина и гидроэлектростанция. ГЭС, конечно, давно не работала, но кое-где сохранились линии электропередач. Летчик умудрился врезаться в провода этих ЛЭП и намотал их себе на винт. Услышал скрежет, но никому не доложил. Вместе с группой отработал по целям. Только по возвращении назад сообщил ведущему, что у него не все в порядке с техникой и нужна внеочередная посадка. Все, конечно, расступились, пустили его вперед, он приземлился. Всего он привез где-то метров семь этого провода.

Вся балка была порублена, лопасти перегнуты. Марат Николаевич Тищенко, тогда генеральный конструктор, когда это увидел, приказал отправить лопасть в Москву в музей.

А бывает наоборот.

Одному комэске единственная выпущенная по вертолету пуля попала прямо в грудь. Еще случай - майор Андреев, который был в Афганистане в качестве советника афганской армии, на афганском вертолете летел с генералом-лейтенантом Шкидченко. Шли на высоте десять метров со скоростью километров сто восемьдесят в час. Пуля сразила его в кабине, он навалился весом своего тела на рычаг. Правый летчик-афганец не успел среагировать, отвести машину. Все в вертолете погибли, а борттехник остался жив, его выбросило вперед. Он потом месяца полтора не разговаривал, заикался.

Или вот случай: экипаж вертолета погиб вместе с десантом, а один солдат и собака остались при этом живы.

Говорят, если суждено кому быть повешенным, то он никогда не утонет. Это грубо, но что-то в этом есть.

МЫ - ВЕРИЛИ

Любая война рано или поздно ставит вопрос: во имя чего гибнут люди с той и с другой стороны?.. Конечно, свободного времени в Афганистане было не так много, но иногда мы на эту тему задумывались.

Само собой, мы, офицеры, все были коммунистами, состояли в КПСС, понимали и принимали ту точку зрения, которая была официальной. Мы знали, что выполняем интернациональный долг перед народом Афганистана.

Мы находились на территории этой страны на законных основаниях, согласно договору о взаимопомощи от 1921 года. Наши войска пришли в республику по официальной просьбе правительства Афганистана.

Сейчас модно говорить о геополитических интересах СССР в той войне. Может, есть правда и в этом, но мы об этом не думали никогда. К сожалению, Советский Союз не преследовал в Афганистане экономических целей.

Это я до сих пор считаю неоправданным. СССР вполне мог бы компенсировать часть своих расходов на помощь Кабулу, например, добычей ископаемых. В том же Панджшере было довольно крупное месторождение алмазов.

Местные копали алмазы руками. Мы могли бы привезти современную технику, сами бы заработали денег в казну, дали бы заработать местным жителям. Ничего подобного не делалось.

Реальнее всего мы чувствовали себя в роли носителей цивилизации. У меня и сейчас хранится афганский зеленый пионерский галстук - мне его подарили, когда я встречался с одним местным пионерским отрядом.

Советский Союз кроме военных госпиталей строил там больницы для гражданского населения. Впервые люди смогли не только лечиться, но и проходить обследования, наблюдаться у врачей.

Молодых ребят, особенно тех, у кого погибли родители, отправляли в Союз. В Бишкеке, тогда это был Фрунзе, они учились на шоферов, трактористов, строителей, кулинаров...

В Афганистане открывались школы. Впервые заработало местное телевидение. Строились электростанции, много других промышленных объектов.

Не верьте тем, кто рассказывает вам, что мы кому-то навязывали там свои порядки, ломали местные обычаи, нравы, мораль, насильно насаждали светскость, западные нормы поведения. Это неправда. Я часто бывал в штабе армии, ездил по Кабулу, бывал в самых разных городах и селах страны. Политики вроде "снимай паранджу" не было.

Наравне со школами по советскому образцу мы строили школы и готовили учителей для школ с раздельным обучением мальчиков и девочек. Все афганцы имели возможность сами выбирать, по каким канонам им жить.

Многие афганцы искренне хотели перемен, с удовольствием приобщались к нашему, как теперь говорят, стилю жизни.

Особенно коммунисты сами хотели, чтобы их жены выглядели по-европейски, а дети учились в новых школах, вступали в пионеры, ходили заниматься в разные кружки. Существовала довольно большая прогрессивная часть населения республики, которая была утомлена старыми тысячелетними порядками, стремилась ко всему новому, что мы привносили в их жизнь.

Но, к сожалению, как я понимаю, делалось все это слишком медленно и в недостаточном объеме. Ведь советские войска вошли в Афганистан в декабре 1979 года, и после этого до лета 1980-го боевых действий практически не было.

Отношение к советским военным было самое дружественное, мы просто не успели этим воспользоваться. В Афганистане были довольны свержением власти Амина.

Нас встречали как освободителей. Но начало восьмидесятого года слишком многих разочаровало. Не последовало каких-то явных перемен к лучшему. Все строительство было начато намного позже.

Пауза между вводом войск и приходом благ цивилизации слишком затянулась. Мало того, партия, которую мы поддерживали у власти, сама начала репрессии в отношении своих противников. Причем притеснения касались именно простого народа, и получалось, что мы не тем помогаем.

Не имел нужного влияния в стране и Барбак Кармаль. До свержения Амина он был всего лишь послом в Чехословакии, в Афганистане его плохо знали, да и он сам был недостаточно знаком с обстановкой.

И вообще вел себя довольно пассивно. За мою бытность в республике Кармаль всего раза три летал по регионам вместо того, чтобы каждый день быть на местах, знакомиться с ситуацией, лично встречаться с людьми, убеждать их.

Вместо этого он постепенно терял доверие к своему собственному окружению. Просил охрану себе от советских спецслужб.

Однажды он приехал к нам на аэродром лететь куда-то. Ему приготовили президентский самолет. Прямо на аэродроме он меняет решение, говорит, что полетит на советском борту. А у меня единственный представительский самолет - Ан-26 командующего армией. Борт, конечно, обустроенный, но не такой же, как у президента! И вот пришлось срочно наших пилотов и сам самолет готовить, с президентского борта перетаскивать ящики с водкой, все прочее...

В общем, многие его действия говорили о том, что человек не на своем месте.

Обижена была часть армии, которая разбежалась. Многие племена стали менять свою позицию.

А летом уже начались первые бои, в которые постепенно втянулись вся страна и наши войска...

http://www.russdom.ru/oldsayte/ruswarrior/indexwr.html

Во времена проведения моей первой Панджшерской операции в Афгане, в мае 1982 года, я был молодым, недавно назначенным командиром экипажа.

Про эту операцию, насыщенную разными событиями, написано много…

Я хочу привести лишь один небольшой эпизод, который врезался мне навсегда в память, и не только мне, но и всему моему экипажу…

Основой замысла командования при проведении той операции было занятие господствующих высот по верхушкам гор вокруг ущелья и выдавливание противника в низине действиями бронегрупп. С этой целью широко применялись высадка десантов, как на ключевые плацдармы внизу ущелья, так и на вершины гор вокруг.

Это удалось, несмотря на понесённые нашими войсками потери. В том числе и в авиации. Только в нашей эскадрилье при высадке десанта погибли пять человек, среди них – комэска и замполит, ранено было несколько лётчиков. Потеряли мы в течение нескольких минут два вертолёта и десять было повреждено, четыре – серьёзно.

Но основную задачу мы всё-таки выполнили, несмотря ни на что.

Через некоторое время у войск на верхушках гор закончилась вода, подходили к концу продукты и патроны.Нас посадили на площадку в районе Анава, загрузили всем необходимым, дали сопровождающих, потому что борттехник один не справился бы с выгрузкой. Высота площадок около трех тысяч метров, и мы собирались сбрасывать груз на проходе, не зависая.Площадок было две, первая очень сложная и, конечно, на нее стал заходить, будучи более опытным, мой ведущий.

Площадка в виде маленькой ниши в вертикальной полуторакилометровой стене. Размер площадки и её уклон в сторону пропасти не позволяли уместиться в нише целиком вертолету. Грузовая дверь на вертолете с левой стороны, поэтому самое простое – подойти левым бортом к нише и сбросить груз с висения. Но ветер дул сзади, мощности не хватало, и вертолет просто не висел.

Пришлось ведущему, Вите Парамонову, подходить против ветра правым бортом к площадке. Часть груза, сдуваемая потоком от несущего винта, уходила в пропасть, и, ожидавшие груз, ничем помочь не могли.

Потом настала наша очередь. Площадка на вершине горы в виде наклоненного вправо выпуклого стола. На площадки такой высоты я еще не садился. Выполнил проход, внизу подожгли шашку, поведение ветра нам не понравилось – дым от шашки крутило.

Поэтому решили однозначно, что в первом проходе не зависаем и сбрасываем только патроны в ящиках.

Обычно при заходе на посадку конус винта переходит на вертикальную обдувку на скорости 50- 60 км/час, тяга винта падает и вертолет начинает снижаться. Я знал, что с поднятием на высоту эта скорость увеличивается, кроме того, из-за температурной поправки указатель скорости дает завышенные показания.

Поэтому решил скорость меньше 70 км/час не гасить, пока не окажусь над площадкой. Там возникнет «воздушная подушка» и можно будет еще подгасить, да и вертолет облегчится после сброса части ящиков.

Внизу столпились бойцы – готовились принимать на грудь резиновые мешки с водой. Борттехник, Вася Панченко, ушел в грузовую кабину, открыл дверь и приготовился к выгрузке. Однако оказалось, что намеченного предела скорости оказалось недостаточно для такой высоты и непостоянного направления ветра. При заходе на площадку мой правак, Сергей Корнаухов, обычно диктовал мне значение оборотов несущего винта. Так и в этот раз повторял: «96. 95».

До начала площадки оставалось метров тридцать, когда мощность двигателей была выбрана полностью, шаг-газ увеличивать больше нельзя и цифры начали уменьшаться: «93, 92, 90».

Вертолет «просел», оказался ниже уровня площадки, и продолжал падать носом на наклонную стену.

Все получилось автоматически. Руки и ноги сработали без участия головы. Дал левую педаль до упора – продолжая падать, вертолет развернулся на 180 градусов, стал параллельно наклонной стенке и заскользил вниз.

Впереди стенка переходила как бы в небольшое, также наклоненное вниз ущелье.

Удар о стенку! Вертолет отскочил, второй удар, опять отскочил!

Ручку управления мотало от упора до упора. Скорость нарастала и, казалось, что вертолет просто падает вниз грудой вращающегося металла! Раньше я думал, что только в книгах придумывают о пролетевшей за миг жизни. Не придумали… Она действительно промелькнула перед глазами, вместе с мыслью: «Так просто».

В ущелье я все-таки попал. Еще один удар, и вертолет выскочил в километровую пропасть, но скорость уже была и о, чудо… он таки полетел! Такое чувство полета я испытывал только раз в жизни. В первом прыжке с парашютом, после его открытия.

Осмотрелись в кабине. У Сергея остались отпечатки ног на приборной доске. У меня болели внутренние стороны ног, от ударов ручкой управления, и место на руке под часами, с металлическим браслетом. Одновременно возникли мысли о борттехнике, повернулись к двери и тут же облегченно выдохнули: «Здесь, не выпал».

С круглыми глазами он заглянул в кабину, держась за плечо, и смог выговорить только: « Вы что, совсем ох..ли.»

Он, как положено, был привязан ремнем и выглядывал из кабины на площадку, держась рукой за скобу вверху.

Как он сказал, его вначале вытолкнуло из кабины наружу, он на мгновение завис над бездной, а потом с силой забросило назад.

Руку он не отпустил, и ее вывихнуло.Во время падения я думал, что задеваем склоны лопастями, но тряски не было и конус визуально не был размыт, борттехник сказал, что задевали колесами.

Я не мог поверить, что их не оторвало от таких ударов, и заставил его осмотреть оба задних колеса.

Все было цело и, недолго раздумывая, сразу развернувшись и успокоив ведущего, мы начали выполнять второй заход. Почему-то никакого сомнения ни у кого из экипажа не было.

Когда второй раз, уже на скорости 80, подошли к краю площадки, обратили внимание, что бойцов на пути полета нет.Сопровождающие начали из двери грузовой кабины сбрасывать груз, я стал аккуратно подгашивать скорость, и как бы заползать на середину площадки. К концу площадки вертолет завис. Левое колесо почти касалось земли, а правое висело в полуметре. Уклон был приличный, слева лопасти проходили низко над землей, и я опасался, что бойцов, которые опять бросились к вертолету, завидя воду, порубит винтом.

Однако они оказались ребятами сообразительными, попадали на колени и пробрались к двери. Когда разгрузились, уже я решил напугать вертолет. Просто толкнул его вперед, в пропасть, и пикировал, пока не начало потряхивать.

После посадки Виктор Парамонов, ведущий, рассказал: увидели катящийся вниз по горе клубок пыли, подумали: «П…ц», потом, когда вдруг из клубка выскочил и полетел вертолет – не поверили своим глазам.

А вечером в модуле, когда обсуждали события пережитого дня, он же прокомментировал: «Ну, блин, вы и акробаты! Особенно Васька! Цирк, да и только!

Автор -капитан Рачицкий Николай Евгеньевич.

Говорят, слово "душанбе" переводится с таджикского как «понедельник». Вряд ли поэтому в Душанбе мы прилетели именно в понедельник –это была чистой воды случайность. Равно как и то, что пришелся он аккурат на мой день рождения – 3 ноября, значит, можно считать, даром прошел.

Мы – это экипаж вертолета Ми-8, который перевели в Таджикистан с Сахалина: командир – Анатолий Помыткин, штурман – Александр Суханов, и я – борттехник.

В 1980 году, весь наш боевой потенциал составляло звено от Марыйского авиаполка, которым поначалу командовал майор Юрий Мирошниченко, а затем майор Виктор Лазарев: несколько вертолетов, два самолета и людей – в обрез.

Потому и без дела никто не сидел. Хлопот было столько, что не хватало времени даже на обязательные в ту пору политинформации с призывами к честному исполнению интернационального долга.

Сейчас это, конечно, мало кого впечатлит, а тогда – могло бы!

Впрочем, и без этого ответственность и моральный дух каждого офицера в стимулировании не нуждались: все осознавали, насколько важная работа нам поручена. Отчасти потому, что у этой работы был слишком узкий коридор – между жизнью и смертью…

Вертолеты звена обеспечивали охрану не только линии границы, но и самой территории Афганистана, где полным ходом шла война и куда время от времени уходили на боевые операции машины. После патрулирования удивительно мирной сахалинской прибрежной акватории мне иногда казалось, что я очутился в ином измерении.

Приземляешься на площадке в том же Московском погранотряде или Пянджском, а рядом в укупорке бомбы лежат, ящики со снарядами и патронами… И каждой клеточкой тела ощущаешь: война где-то совсем близко. В 1980 году боевые действия разворачивались по нарастающей. Пограничникам «нарезали» зону ответственности до 300 километров в глубь Афганистана, и экипажи звена посменно летали дежурить на площадках погранотрядов.

Такие командировки обычно длились по двадцать-тридцать дней, в зависимости от сложности проводившейся операции. Правда, начинались они не с первого дня службы в «южных» широтах – прошло четыре месяца, прежде чем состоялся мой первый боевой вылет: все это время новички проходили всестороннее обучение и адаптировались к обстановке.

Оно и понятно: неумелый или растерявшийся боец – не подмога, а помеха на войне. И от того, что он не пеший, а «лопастый», ситуация только усугубляется.

Свой дебют в боевых условиях я и сейчас помню в деталях. И не потому, что произошло нечто из ряда вон выходящее, а просто потому, что этот вылет был первым. Впрочем, ждать из ряда вон выходящего тоже долго не пришлось. 13 марта 1981 года наш экипаж погрузил на борт десант, и мы направились за «черту» – так в обиходе называли линию государственной границы – в сторону Московского погранотряда.

Пройдя перевал, начали снижение, и тут машину неожиданно стало дико трясти. Оказалось, у вертолета, говоря техническим языком, произошел отрыв хвостового винта. С высоты шестисот метров вертушка совершила три оборота вокруг собственной оси и рухнула, как подстреленная птица, на правый борт. Причем основной удар пришелся на кабину экипажа. Говорят, в такие моменты перед глазами проносится вся жизнь.

То ли это была не «такая минута», то ли все произошло слишком быстро, но я думал только о том, как минимизировать риски, а перед глазами плясали неуловимые от тряски показания приборов.

Существенно одно: после падения я успел сделать главное – перекрыл топливные краны, предотвратив возгорание двигателей, а стало быть, спас вертолет. Упали на афганском берегу, где-то на стыке Пянджского и Московского погранотрядов.

Итог. "Компрессионный перелом позвоночника" – такой жутковатый диагноз поставили каждому члену экипажа. Кроме того, штурман получил перелом ноги и глубокий порез шеи, так что долгое время ему пришлось питаться через трубочку. Пострадали также четыре десантника.

Почти тут же рядом сели четыре вертолета: раненых эвакуировали на наш берег, остальных добросили до района десантирования. Позже я узнал, что это был второй случай в Союзе, когда отрыв у вертолета хвостового винта квалифицировали не как катастрофу, а всего лишь как аварию, а значит, обошедшуюся без человеческих жертв.

И пример этот стал поучительным: после того, как наши действия признали верными, с оглядкой на них переработали инструкцию для экипажей вертолетов Ми-8.

Чем не очередное подтверждение того, что подобные нормативные документы чаще всего пишутся кровью?

Два месяца всем экипажем – на госпитальных койках. Долгие переговоры с врачами, живо обсуждавшими тему нашего списания на берег (между нами говоря: так до конца службы мы и летали с этими травмами, а куда от них денешься?), затем – отпуск по ранению… Словом, вновь подняться в небо удалось только осенью.

А работы, между тем, день ото дня прибавлялось - душманы активизировались, боевые операции шли одна за другой. А где война, там и потери: в октябре 1981 года в Куфабском ущелье погиб экипаж Скрипникова из Марыйского полка…

В марте 1982 года очередная операция проводилась в городе Тулукане, на окраине которого располагался старый аэродром. Вот его-то со всеми многочисленными строениями и облюбовали себе душманы под полевой лагерь. По сути, под боком у десантно-штурмовой группы пограничных войск, дислоцированной в городе, что было вдвойне обидно.

Ей и поручили под прикрытием авиагруппы избавиться от нежелательного и весьма опасного соседства.

Накануне операции меня включили в состав экипажа капитана Николая Мизина.

Сначала было проведено бомбометание, затем последовала высадка десанта. Настал и наш черед, но перед этим следовало хорошенько «обработать» ракетами позиции душманов, расположенные в домах-мазанках.

Один заход, второй, третий…

«Духи» яростно отстреливались из оконных проемов. Командир угощал их НУРСами, а я вел огонь из автомата, закрепленного на шкворневой установке. Однако, к сожалению, ракеты закончились раньше, чем наш боевой задор. Причем выяснилось это уже тогда, когда мы в очередной раз легли на боевой курс, грозно надвигаясь на противника.

Вот тут-то душманы и ударили по нам, молчаливым, из всех пулеметных и автоматных стволов. Буквально в шаге от меня две пули прошили пол и, немного не долетев до двигателя, застряли в перегородке. Уже позднее мы вспоминали, сколь много деталей и нюансов вместили в себя эти несколько коротких секунд полета под перекрестным огнем.

А тогда… Тогда нам, наверно, просто повезло. А вообще-то поначалу везло всей части: за первые два года войны в Душанбинском авиаполку, в отличие от Марыйского, – ни одной потери. И это было особым предметом нашей гордости. А потом – как сглазили!

Хотя всему есть свои объяснения. К примеру, в начале восьмидесятых вертолетчикам воевать было намного проще, чем, допустим, в 1985-м: неопытные и необстрелянные афганцы наивно веровали в то, что «нам сверху видно все, ты так и знай». Они забивались в щели и не поднимали головы, пока в воздухе грозно кружили вертолеты. Позднее поняли, что мы далеко не так всемогущи, что мы тоже уязвимы, а значит, нас можно сбивать. А как только поняли, осмелели настолько, что при нашем появлении тут же открывали огонь по бортам из стрелкового оружия, гранатометов.

С появлением ДШК и «Стингеров» ситуация еще более ухудшилась. Неудивительно, что во время операций в Тулукане и Куфабском ущелье противник огрызался столь упорно и агрессивно. Дальше – больше. В очередную переделку я попал весной 1983 года на сей раз в составе экипажа Сергея Быкова. В то раннее утро летели с парой на «буфетах» – так для удобства мы окрестили невооруженный вариант Ми-8. При себе – только автоматы. Задача: провести разведку в районе Рустака и подыскать площадку для высадки десанта. Подыскали. Но прежде чем записать объект в свой актив, непременно следовало уточнить его превышение над уровнем моря. Ничего проще не придумаешь: достаточно на эту самую площадку сесть, как на высотомере отразится искомая отметка.

Аккуратно снижаемся. Смотрю на наш новый «аэродром» и глазам своим не верю: прямо на нем – серьезно оборудованный опорный пункт душманов, которые спросонок, да вдобавок не ожидая такой наглости, разбегаются во все стороны, как тараканы. Крикнув, предупредил командира, и он тут же поднял шаг-газ, однако вертолет продолжал «сыпаться» вниз. Лопасти молотили что есть сил, но машина неумолимо снижалась, поскольку воздух был разрежен. Вот мы коснулись передней стойкой земли и… медленно начали подниматься.

Но «духи» уже опомнились и открыли огонь из всех стволов, которыми располагали. Пули прошивали машину, словно она была из картона, свистели вокруг, грозя ужалить, а мы степенно и величаво набирали высоту… Надо ли говорить, что когда мы вернулись на своем решете домой, на нас все смотрели, как на заговоренных…

Заслуги моих боевых товарищей, не пропустивших ни одной операции, не остались незамеченными. Как оценкой своего ратного труда гордились мы орденом Красной Звезды, которого удостоили наш авиаполк.

И рады были за своих коллег из старейшего в пограничных войсках Марыйского авиаполка, заслуги которого отметили еще более высокой наградой – орденом Красного Знамени. Зато пилоты – Герои Советского Союза той войны – появились именно в Душанбинском полку!

В июле 1983 года я прибыл к новому месту службы – в Воркуту. Началась очередная глава в моей жизни. Видать, недаром говорят, что Бог любит троицу: в июне 1986 года с экипажем капитана Валерия Коваленко я вновь оказался в Афганистане.

А накануне во время операции в Мармоле был сбит воркутинский экипаж отличного парня и классного летчика Валерия Рускевича. Вышло так, что, когда он уже возвращался после ракетного обстрела противника, рация сообщила: на площадке десантирования – раненый. И Валерий решил его подобрать. При заходе на посадку машину подбили дважды, и до площадки пылающий вертолет не дотянул, рухнув в глубокое ущелье…

До сих пор вспоминаю, с какой радостью всегда встречали пограничники вертушки, которые ассоциировались у них с самым важным и насущным на войне – с огневой поддержкой, доставкой грузов и эвакуацией раненых. Само присутствие в небе вертолета, пусть даже транзитного, «чужого», воодушевляло пехоту. И эту надежду на наши возможности, как технические, так и психологические, мы должны были постоянно оправдывать.

Нередко – рискуя жизнью. Яркий пример подобных действий – боевая работа майора Шагалеева, которому позднее присвоили звание Героя Советского Союза.

Как-то в Куфабском ущелье душманы плотно обложили нашу десантно-штурмовую группу. Ночь и без того была такой темной, что хоть глаз выколи, так еще вдобавок эту черноту заволокло туманом. Словом, сказать, что погода была нелетная – значит, ничего не сказать.

Но десантники надеялись на подмогу, и Шагалеев вылетел в район боя. Три часа барражировал в Куфабском ущелье, балансируя на лезвии бритвы, но риск оправдался: шум вертолета заставил душманов, опасавшихся удара с воздуха, сначала ослабить натиск, а затем и вовсе отойти.

Прошло уже много лет и я вправе судить, что те пропахшие порохом восьмидесятые были самыми сложными годами моей службы. И самыми памятными. Потому что причислен я был к славной когорте воздушных рабочих войны.

Вячеслав Зиновьев.

Часть 1. Часть 09. Часть 17. Часть 25.
Часть 2. Часть 10. Часть 18. Часть 26.
Часть 3. Часть 11. Часть 19. Часть 27.
Часть 4. Часть 12. Часть 20. Часть 28.
Часть 5. Часть 13. Часть 21. Часть 29.
Часть 6. Часть 14. Часть 22. Часть 30.
Часть 7. Часть 15. Часть 23. Часть 31.
Часть 8. Часть 16. Часть 24. Часть 32.

Часть 33. Часть 37.
Часть 34. Часть 38.
Часть 35. Часть 39.
Часть 36. Часть 40.

В полку только что закончилась весенняя контрольная проверка за полугодичный период обучения. Да, хоть мы и принимали участие в боевых действиях на Северном Кавказе, и большинство летчиков реально применяли и оттачивали свои навыки в боевой работе, сопряженной с риском для жизни, но обучение экипажей в пункте постоянной дислокации не прекращалось. Моя эскадрилья только что успешно закончила полеты по плану летно-тактического учения и защитилась по всем параметрам. Группа офицеров комиссии, проведя разбор, убыла на аэродром, а подразделениям дали отдых. На дворе был апрель, тепло, вода еще не совсем прогрелась, но карасик уже поклевывал. Я решил рвануть на речку, благо удочки в машине, а червячок на сеновале набрать недолго. Через час я уже с увлечением сидел на берегу и с рыбацким терпением смотрел на поплавки. Поклевки были нечастыми, но были, и я уже выудил несколько карасей с ладошку, которые сейчас плавали в садке - на «жареху» уже хватало. После напряженных дней проверки сидеть на берегу было любо-дорого. Птицы насвистывали свои мелодии, река журчала, дул небольшой ветерок, раскачивая камыш, светило солнце, которое катилось к горизонту на закат. Впереди вечер еще часик, и можно сматывать удочки, а пока поплавок лениво начал притапливаться: кажется, клюет. Рядом по берегу сидели и с таким же энтузиазмом тягали карасей несколько человек из моего полка. В общем, рыбалка шла своим ходом. Поэтому звонок телефона и отразившийся на нем конфиденциальный номер немного удивили. Я ответил, это был командующий 4-й Воздушной Армией генерал-лейтенант Владимир Горбась.
- Палагин, Горбась, здравствуй, - сказал он.
- Здравия желаю, товарищ командующий, - ответил я, привстав с места и отложив удочку.
- Как эскадрилья, готова к выполнению боевой задачи? - спросил Горбась.
- Так точно, товарищ командующий, готова к получению задачи, - ответил я, внутренне напрягшись. Это было не впервой, за такими экстренными звонками, как правило, следовало вперед, в бой или какая-нибудь иная задача.
- Хорошо, хорошо, успокойся, а теперь слушай: Указом Президента Российской Федерации номер … от числа ... вам присвоено звание Героя России. Поздравляю! - закончил он. Я ожидал всего, чего угодно, но эта информация как-то не укладывалась в голове. Командующий молчал, ожидая ответа, он буркнул: «Не понял, Палагин».
- Товарищ командующий, не понял, повторите, пожалуйста, - попросил я, не совсем уяснив информацию.
- Повторяю, Указом Президента Российской Федерации Вам присвоено звание Героя России. Поздравляю, Сергей Вячеславович. И очень рад сообщить об этом, ты его уже давно заслужил и, как никто, достоин этого звания. Поздравляю! - закончил он.
- Служу Отечеству! И благодарю Вас, товарищ командующий, - ответил я. Я знал, что генерал Горбась лично контролировал мой наградной и ходатайствовал за меня. Командующий отключился. Парни, сидевшие рядом, заинтересованно наблюдали за мной, ошеломленным, слышали некоторые фразы разговора. До меня, наконец, дошло, что свершилось. Меня уже восемь раз представляли к этому званию, кто только не представлял, но все время мимо: то ляжет под сукно, то заменят орденом, то вообще не поверят, что такое можно сделать. Радость переполняла, и я поделился ею с рядом сидящими рыбаками из полка.
- Парни, мне Героя России присвоили, представляете? Офигеть можно!
В следующее мгновение меня уже обнимали, тормошили, поздравляли. Через несколько минут позвонил командир полка с поздравлениями. Я только и мог, что благодарить в ответ. Наконец позвонил супруге Ирине и сообщил ей радостную весть, а через час ко мне дамой с поздравлениями нагрянули боевые товарищи и глава администрации города Николай Ляшенко. Добрая весть быстро распространялась по городу, краю, стране. Звонки с поздравлениями неслись из всех уголков: от Хабаровска до Сочи, от Чечни до Мурманска. Страна большая, а тех, кто держит ручку управления вертолетом, не так уж и много.
В конце июня нас с Ириной пригласили в Москву, в Кремль. В скором порядке мне пошили парадный китель; формы на складе не было, а военное ателье в городе отсутствовало. Пришлось экстренно за свой счет шить на гражданском предприятии. Вскоре мы были в Москве. Нас встретили, разместили. На следующий день перед поездкой в Кремль нас принял заместитель главкома ВВС. Во время движения по коридорам штаба ко мне подходили офицеры различных родов авиации и поздравляли с высокой наградой. Некоторые говорили: «Ну, вы прямо легенда». Я не понимал, про какую легенду они говорят, и откуда им вообще известно про меня. Беседа с заместителем главкома проходила в радушной обстановке. Тот расспросил о семье, где сейчас дети, работает ли Ирина и как семейный быт. Поинтересовался, почему я не поступаю в академию. Он был очень удивлен, когда я рассказал ему, что уже несколько раз пытался поступить, сдавал экзамены, физподготовку, вот и в этом мае прошел успешно все вступительные экзамены, но был зачислен в резерв.
- Минуточку, сейчас поинтересуюсь, - с этими словами он поднял трубку телефона. Через минуту ожидания на том конце ответили.
- Скажите, пожалуйста, подполковник Палагин проходил отбор в слушатели? - спросил он. - Успешно, говорите, тогда подскажите, каким образом он оказался в резерве,
У вас что там, Герои толпами стоят в очереди? Если успешно, то зачисляйте слушателем, тем более что заочного обучения. Вот и хорошо, - с этими словами он положил трубку.
- Ну что же, готовьтесь к обучению в академии. Справитесь? - пытливо спросил меня.
- Так точно. Постараюсь учиться на «хорошо» и «отлично», - ответил я. Слово свое я сдержал, окончив академию с золотой медалью.
Через полчаса мы уже спешили в Москву на поданной нам с Ириной «Волге», нас сопровождал офицер управления. И надо же, за период движения произошел курьезный случай: на одном из перекрестков автомобиль заглох и никах не хотел заводиться. Опаздывать нельзя, глава государства и церемония награждения ждать не будут. Скинув парадные кители, вылезли из машины и в беленьких рубашечках айда толкать авто. Протолкав метров пятьдесят нашу «классику», уже взмокли, и «Волга», пару раз выплюнув клубы черного дыма, наконец, завелась.
Дальше уже добрались без приключений. Кремль, залы, знаменитости, артисты, которых я видел только на экране телевизора: Лановой, Пахмутова, Малинин и другие. Все ожидали награждения. Ирина смогла, правдами и неправдами минуя контроль, пронести в зал маленький фотоаппарат в сумочке. И теперь мы могли сфотографироваться на память. Потихоньку, не привлекая внимания, мы сделали несколько фото в залах государственных наград и геральдических знаков. Наконец всех пригласили в Екатерининский зал, который поразил своей исторической красотой. Меня посадили в первом ряду. Слева от меня сидели летчики-испытатели авиационной техники, которая уже стояла на вооружении ВВС и, которой только предстояло занять свое место в боевой линейке. Юрий Михайлович Ващук и Александр Николаевич Комаров готовились получать «Золотые звезды» Героев России. Справа разместился генерал армии Валентин Иванович Варенников. Повернувшись ко мне, он спросил:
- Что получаем?
Я легким кивком головы указал на висевшую у него «Звезду Героя Советского Союза» и просто сказал: - Звездочку, товарищ генерал.
Тот одобрительно кивнул и тут же обронил:
- А я вот орден «За военные заслуги» заслужил.
Я улыбнулся и ответил:
- Тоже достойно, у меня он уже есть.
Варенников повернулся ко мне вполоборота и посмотрел на наградные колодки, и, обнаружив там ленточку ордена, произнес:
-Молодец, сынок! - хотя по возрасту я годился ему и во внуки.
В зал вышел Верховный Главнокомандующий. Он зачитал текст торжественного поздравления, где были слова, обращенные и в мой адрес.
- Прежде всего хочу отметить тех, кто удостоен высшей награды на шей страны - «Золотой Звезды» Героя России. Сегодня она вручается майору Палагину Сергею Вячеславовичу за выполнение боевых заданий в Северо-Кавказском регионе, - говорил Президент России Владимир Владимирович Путин. Услышав свою фамилию, я немного разволновался.
- Вся наша история свидетельствует: граждане России - это люди особой закалки, стойкие и мужественные, люди, способные рисковать собой ради жизни других.
Вскоре приветствие закончилось, и голос ведущей протокола вызвал меня к Президенту России: «Майор Палагин Сергей Вячеславович награждается «Золотой Звездой» Героя Российской Федерации». Я встал с места и двинулся по направлению к Верховному, думая: «Вот те на, разжаловали в майоры». Но ведущая церемонии, обнаружив на моем кителе погоны подполковника, тут же внесла ясность: «Палагину Сергею Вячеславовичу также присвоено воинское звание - подполковник». Теперь все было нормально. Подойдя к Президенту, я представился, тот прикрепил мне на лацкан награду, поблагодарил, пожал руку, фото на память и возвращение к своему месту.
Все прошло как в тумане. Ирина, наблюдавшая со стороны, заметила, что я волновался, я же оправдывался, что просто старался все выдержать по протоколу, хотя, конечно же, волновался. Церемония продолжалась: награжденные выходили, получали награды, выступали. После окончания торжественной части наступил период неформального общения. Периодически мы с Ириной находились, в центре внимания. В какой-то момент, когда рядом оказались Президент России Владимир Владимирович Путин, Министр обороны Сергей Иванов, и кое-кто из награжденных, к нам подошел седовласый ветеран - ведущий конструктор одного из наших авиационных конструкторских бюро. На его гражданском костюме поблескивал только что полученный орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени.
- Вот скажи, сынок, за что сейчас дают звание Героя России? В мое время, а я фронтовик, летал на Ил-2, за сто успешных боевых вылетов давали Героя. Я вот не дотянул: на восемьдесят седьмом вылете сбили, ранили в ногу, и все, о небе пришлось забыть, - он указал на свою ногу «трость, на которую опирался. - Так за что же?
Рядом стояли его летчики-испытатели, с ними было все ясно, а вот за что мне дали эту награду? Корреспонденты и окружавшие нас с интересом ждали ответ. Что ответить? Что у меня более двух тысяч вылетов я более ста штурмовок на моей «восьмерке», или про эвакуации раненых на грани риска, про посадки в горах ночью? Но перед ветераном, видевшим фронт Великой Отечественной, этим, наверное, не козырнешь. Что ему сказать?
- Вы же летали на Ил-2, ведь это 6ыл танк в воздухе? - спросил я ветерана я, видимо, задел за живое. Тот был реальным летчиком-фронтовиком и несколько минут с упоением рассказывал про «черную смерть», которую боялись фашисты.
- А как Вам наша зенитная установи ЗУ-23-2? - спросил я ветерана.
- О, хорошая машинка, воздушные цели жжет в своем диапазоне, особенно вертолеты. Для наших самолетов это, конечно же, не очень страшное оружие, а вот в войну немецкие зенитки и «эрликоны» ох и доставали же нас. Хоть мы и бронированные, а все же страшно. Меня вот такая зенитка и сбила, - закончил он.
- А как Вам наши вертолеты Ми-8? - снова спросил я седовласого летчика.
- У, надежная машина, творит чудеса как обеспечивающая машина, незаменимая трудяга, если надо эвакуировать раненых, подвезти боеприпасы, но для боя не годится: консервная банка, пробить можно всем, чем угодно, транспортный вертолет. - Как у всех пилотов самолетов, в его речи сквозило немного снисходительное отношение к «винтокрылым».
- «Восьмерка», лобовая атака на зенитку, у меня пулемет ПКТ-7,62, и я ее гашу, - пристально глядя в глаза ветерану, немного жестко ответил я. И вспомнил случай - бой в сентябре девяносто девятого. Тогда у мена уже закончились НАРы, я только что ими «отработал», и тут ожила зенитка. Борт на пикировании, и выходить поздно. Вот тут я и переключил на себя пулемет и бил до последнего патрона в изрыгающую огонь установку. Она замолчала. Со стороны я был в окружении дымовых шапок и исчез за склоном в ущелье, и все подумали, что сбит, но через некоторое время мы вернулись.
Про это я ничего не сказал седому ветерану, летчику Великой Отечественной войны, конструктору, но тот внимательно посмотрел на меня: ему ли не знать, чем могло бы закончиться это единоборство, если бы стоявший перед ним вертолетчик дал слабину и отвернул. Ветеран молча протянул руку и пожал мою, повернулся и пошел по залу. Окружающие не поняли, что произошло, многие и не слышали конца фразы, кое-кто вообще думал, что берут интервью у старого ветерана. И лишь некоторые осознали, что внуки, стоящие сейчас на страже рубежей нашей Родины, тая же, как и их деды, могут выполнять боевые калачи, рискуя жизнью, а если потребуется, то и отдать ее, как бы громко это ни звучало. Именно поэтому в наше «мирное» время на парадных костюмах блестят золотом боевые награды...

В конце июля я получил задачу прибыть на Ханкалу и принять под свое командование дислоцирующийся там вертолетный полк ОГВ(с). Сборы у военного человека недолгие, походный «чемодан» всегда на готове, и вот я уже шагаю по пыльной бетонке Ханкалинского аэродрома. Здесь все известно и знакомо, и через пару часов ужу возникло чувство, что я отсюда и не улетал. Разместившись, прибыл на КП авиации группировки. Полк состоял из двух эскадрилий: первой, основу которой составлял летный состав Буденновского полка, и второй - сборной «солянки» из летчиков других округов, которые уже «лежали» на замене, ожидая прибытия смены - такого же дружного «поппури» из
 авиационных частей Дальневосточного округа. В первых числах августа эта группа прибыла на аэродром Моздока и была успешно переброшена вертолетами на ханкалинскую бетонку.
После общего построения и инструктажа выяснилось, что в основой своей массе все здесь были впервые, что не очень радовало.
- Вы приехали сюда не воевать, а работать, разница понятна? - спросил у построившихся летчиков я - командир полка подполковник Палагин. - Удивлять здесь никого не надо, тут уже всего насмотрелись. От вас всех требуется одно: каким составом вы сюда прибыли, таким составом отсюда и вернуться. Остальному обучим, как работать в условиях Чечни. И еще кое-что, спиртное здесь не запрещено, но к алкоголикам и пьяницам я отношусь очень отрицательно. Кто начнет «заливать» трудную фронтовую жизнь, быстренько отправится домой, в расположение своей части и «добрые» руки отцов командиров, с записью в командировочных: «Отправлен из района боевых действий за пьянство». Все, на раскачку, сдачу зачетов и на все про все вам дается три дня, - закончив наставление, я собирался распустить полк для размещения.
Ко мне подошел майор Зайцев, начальник парашютно-десантной службы полка:
- Командир, разрешите поработать с прибывшими несколько минут?
- Конечно, конечно, все по плану, - жестом дал я ему слово.
Александр Зайцев - геройский парень, постоянно на острие поисково-спасательной работы. Мне вспомнилось, как в сентябре 2004 гола экипаж майора Зелизницкого выполнял сопровождение вертолета Ми-8. На семнадцатой минуте полета вертолет майора Зелизницкого потерпел катастрофу. Поисково-спасательные силы были приведены в боевую готовность (первую). Экипаж поисково-спасательного вертолета майора Володи Залитова в составе летчика-штурмана старшего лейтенанта Радика Мадьярова, бортового техника старшего лейтенанта Толи Чернышова и старшего спасательной парашютно-десантной группы майора Александра Зайцева вылетел в район катастрофы. Место крушения обнаружили сразу, его было хорошо видно из-за шлейфа черного дыма от горящего вертолета. При подлете к месту катастрофы стало понятно, что десантировать спасательную группу посадочным способом возле горящего вертолета нет возможности - он лежал в высоком густом кустарнике на краю лесного массива. Ситуацию осложняла информация, поступившая от экипажей вертолетов прикрытия, что в районе горящего вертолета наблюдают несколько человек, которые могли быть из бандформирования и оказать огневое противодействие. Было принято решение о выполнении посадки на небольшом пустыре приблизительно в трехстах метрах от горящего вертолета. Десантировав группу со спасательным снаряжением, «восьмерка» ушла в зону ожидания. Группа приступила к самостоятельным действиям. Умело и мужественно руководя действиями спасательной группы при передвижении к месту катастрофы по, возможно, заминированным зарослям, Саня Зайцев обеспечил подход группы к горящей «двадцатьчетверке» за минимально возможное время. Вертолет горел, но кабины пилотов еще не были объяты пламенем. Майор Зайцев вскрыл кабину летчика-оператора, разбив остекление, и извлек его. Отнеся на безопасное расстояние, оказал ему первую помощь; летчик был без сознания, но подавал признаки жизни. Командир экипажа погиб при столкновении с земной поверхностью. Александр, понимая, что летчику-оператору требуется срочная эвакуация в госпиталь и еще есть шанс его спасти, вызвал по радиостанции поисково-спасательный вертолет майора Залитова. Пока «восьмерка» заходила на посадку, Саня перенес летчика по проложенной уже тропе к месту посадки. Разместив раненого летчика о вертолете, дал команду на взлет. Сам же с двумя спецназовцами из группы прикрытия спасателей остался на месте катастрофы, чтобы выполнить эвакуацию тела командира экипажа. Ноги летчика были придавлены приборной доской вследствие деформации фюзеляжа. Разжать практически голыми руками стальные клещи, сдавливавшие летчика, не удавалось. Нервы были на пределе, жар от быстро охватывавшего вертолет пламени был уже невыносим, но спасатели не сдавались. Запас огнетушителей был давно истрачен, и бороться с огнем не представлялось возможным. Уже начали гореть блоки с неуправляемыми ракетами, появилась угроза взрыва. Но вот металл поддался. Тело летчика смогли извлечь и перенести в безопасное место. Вертолет горел, взрывались боеприпасы. По возвращении поисково-спасательного вертолета майора Залитова тело летчика эвакуировали. Поисково-эвакуационные работы были закончены. В ходе данной поисково-спасательной операции майор Александр Александрович Зайцев проявил мужественность, профессионализм и хладнокровие, выполняя свою работу, в результате которой экипаж погибшего вертолета был эвакуирован.
Вспомнилось, как Сашка в нескольких вылетах со мной проявил свое мастерство. Вначале 2007 года разведывательная группа 691-го отдельного отряда специального назначения, выполнявшая поисковые действия в горном лесном массиве южнее заброшенного населенного пункта Жаркой, попала на минное поле, установленное боевиками. Один из разведчиков, рядовой Бадмаев Е.А., подорвался на замаскированной мине и был тяжело ранен (минновзрывное ранение правой ноги), в результате большой кровопотери его жизнь подвергалась серьезной опасности. Обстановка осложнялась тем, что группа не могла быстро рассредоточиться и занимала позиции на заснеженной тропе небольших размеров в сплошном лесном массиве на склоне холма, и что их ждало под этим снежным покрывалом, было неизвестно. Нужна была срочная эвакуация. Помощь запросили у вертолетчиков. Командование Авиации ОГВ(с), само собой, скинуло эту задачу на командный пункт вертолетного полка. Командир палка полковник Евгений Федотов кинул взгляд на меня:
- Ну что, Сергей, сходишь, проветришься?
- Без проблем, командир, за раненым хоть в пекло.
Записав задачу на магнитофон, получив координаты, я, экипаж и Зайцев отправились на борт. Летчик-штурман старший лейтенант Владимир Архипов, бортовой техник старший лейтенант Евгений Щенников, старший спасательной парашютно-десантной группы майор Зайцев вылетели в район нахождения разведывательной группы. Прибыв на место, осуществили поиск группы, которая обозначала себя ракетами и дымом. Обнаружив место ее нахождения, мы выполнили заход на эвакуацию раненого. Угроза обстрела спасательного вертолета боевиками требовала от Сашки четких и быстрых действий, чтобы уменьшить время нахождения вертолета, неподвижно зависшем в воздухе. Как только «восьмерка» зависла над группой, Александр лихо, как частенько пишут, проявляя высокий профессионализм и мужество, покинул борт вертолета и сквозь ветви деревьев спустился на лебедке вниз, доставив на землю необходимое для эвакуации спасательное снаряжение. Осмотрел раненого - с ногой там был бардак - и, выполнив необходимые действия по его размещению и закреплению, Александр подал команду на подъем. После подъема на борт вертолета, принял все меры к сохранению его жизни - этому их учили, этим он в полете и был занят. В результате тяжелораненый разведчик был спасен и доставлен в госпиталь.
А буквально через пару недель, в конце января, разведывательная группа 551-го отдельного гвардейского отряда специального назначения в составе четырнадцати человек выполняла разведывательно-засадные задачи в горной лесистой местности в десяти километрах южнее Бамута. При передвижении по вершине горы двое разведчиков, командир группы лейтенант Майборода Р.В. и заместитель командира группы прапорщик Ромащенко А.В., подорвались на заложенном боевиками в грунт фугасе, получив очень тяжелые ранения. Чтобы сохранить жизнь раненых, требовалась срочная госпитализация. Разведчики запросили срочную эвакуацию. Сразу стало ясно, что выполнить посадку там нет возможности. Работать можно было только на висении с использованием лебедки. Сашка с огромным энтузиазмом откликнулся на выполнение этой задачи. Со мной в район предстоящей эвакуации раненых вылетали тогда: летчик-штурман старший лейтенант Шарафутдинов, бортовой техник капитан Дмитрий Клековкин, ну и, конечно, Зайцев, как старший спасательной парашютно-десантной группы. Обнаружив место нахождения группы, в сплошном лесном массиве на высоте 908,6 м, экипаж выполнил заход на эвакуацию. После зависания вертолета над группой Санька, в очередной раз проявив высокий профессионализм и мужество, спустился сквозь деревья к месту нахождения раненых. Легко сказать, спустился - поболтайся на тонком тросике под бортом вертолета над сорокаметровой бездной. Доставив на землю спасательное снаряжение, оценив обстановку, он определил очередность эвакуации раненых. Разместив раненого с неповрежденными руками, способного удерживать свое тело в спасательном кресле он подал команду на подъем. Пока шла эвакуация первого разведчика, Александр зафиксировал в подвесной системе от спасательного парашюта второго. У него были тяжелые ранения верхних и нижних конечностей. Закрепив за подвесную систему карабин лебедки, Зайцев подал команду на подъем второго раненого. Затем поднялся на борт вертолета сам, после чего принял все меры к сохранению жизни тяжелораненых, оказав им посильную помощь. В ходе данной поисково-эвакуационной операции он проявил себя как мужественный человек, как офицер. Результатом стало спасение тяжелораненых разведчиков, которые были вовремя доставлены в госпиталь.
«За смелые, решительные и мужественные действия, совершенные при исполнении воинского долга в условиях, сопряженных с риском для жизни, майор Александр Александрович Зайцев достоин награждения орденом Мужества», - так я написал в наградной реляции на него. Но наверху почему-то в очередной раз отфутболили наградной лист на парня. Получается, что металла в грудь им не жалко, а вот на грудь - не допросишься.
Через три дня все летчики второй эскадрильи уже поднялись в чеченское небо, и потекла обычная боевая работа, которая шла на этом аэродроме еще с 95-го года с небольшим перерывом. Задачи были обычные и привычные, хотя августовская жара накладывала свой отпечаток на боевую работу.

Часть 1. Часть 09. Часть 17. Часть 25.
Часть 2. Часть 10. Часть 18. Часть 26.
Часть 3. Часть 11. Часть 19. Часть 27.
Часть 4. Часть 12. Часть 20. Часть 28.
Часть 5. Часть 13. Часть 21. Часть 29.
Часть 6. Часть 14. Часть 22. Часть 30.
Часть 7. Часть 15. Часть 23. Часть 31.
Часть 8. Часть 16. Часть 24. Часть 32.

Часть 33. Часть 37.
Часть 34. Часть 38.
Часть 35. Часть 39.
Часть 36.

- Мы их наблюдаем, «Шторм», наблюдаем, но там огонь идет, и «Ручей» молчит, - доложил и я экипажу самолета.
- 128-й, сможем зайти, я зайду, сяду, а ты правый борт крой мне как-нибудь со 151-м, - принял я решение на посадку без связи с ПАНом, что по правилам запрещено, - хорошо?
- Да, понял, понял тебя, - подтвердил запрос Бит-Шабо.
- Все, давай, заходим, я строюсь, обходите справа и смотрите, - вновь вышел я на связь, пикируя с гребня вниз к началу ущелья.
Экипаж «Шторма», понимая, что экипаж «восьмерки» пошел вниз в огонь, вспомнил, что пара до сих пор не получила разрешение на открытие огня и сам запросил командный пункт:
- «Свидетель», вы разрешили открытие огня паре 128-го?
- Нет! - прозвучал категоричный ответ с командного пункта. А в это время группа уже вошла в боевое противодействие с противником.
- Командир, по нам «работают», сверху справа со скалы, а внизу люди лежат, - отозвался пулеметчик Наниш.
- Внизу наши, наши парии лежат, их не трогай, а наверх смотри внимательней, там «духи», работай прицельно, только в «барабанов» не попади, они у тебя справа, - ответил я ему. - Там где-то снайперы были, Наниш.
- Сколько у нас топлива? - спросил я бортового.
- 1400, - ответил тот, пощелкав по топливомеру.
Мы вышли на прямую для посадки на площадку и сейчас подходили па дистанцию открытия огня. Впереди должна была проявиться площадка и окраина населенного пункта, откуда по нам все время велся обстрел. Я решил: как только мы сравняемся по горизонту с противником, открою огонь и проскочу этот опасный сектор, уйдя в мертвую зону.
- Так, ну-ка, попрятались все за броню! - приказал я экипажу.
- Да откуда ее взять-то! - удивился Володя Панков.
- За свою бронежелезку скройся, а там как повезет, - ответил я, - И поплотнее, и пониже.
- 128-й, я захожу, - доложил я Бит-Шабо, все время смотря в прицел, ожидая появления цели. - Сергей, я «работаю» НАРами, ты пулеметом, огонь по бугру и гасим скорость, я иду под скалу, а ты пулеметом, сколько сможешь, обрабатывай склон, пока не уйдем в мертвый сектор, понял меня? - обратился я к бортовому. - Работаем.
И вот цель проявилась. Огонь! НАРы сорвались с блоков и понеслись к цели, бортовой заработал пулеметом, выхлопные газы и гильзы хлынули в кабину.
- Держи управление, держи управление, управление держи, ноги на педали! – крикнул я немного обалдевшему от всего этого огня штурману. - Если со мной что, возьмешь управление.
Что могло случиться с командиром, до Владимира не совсем дошло, но он медленно поставил ноги на педали, плавно взялся за управление и тихо ответил:
- Понял.
- «Ручсй-19», ты где? - запросил я авианаводчика. До площадки оставалось метров триста, и мы шли очень медленно, готовясь к зависанию. На земле уже должны были понять, что мы выполняем посадку, однако «Ручей» молчал. Но в районе посадки загорелся сигнальный дым, значит, нас ждут к встречают.
- Да еклмн.., там одни покойники, - сказал Панков, наблюдая несколько тел в районе посадки.
- Что, где дым? - не понял я, увлеченный выполнением зависания меж деревьев и нагромождений камней.
- Машет «уходи», - ответил Владимир, неправильно понявший сигнал бойца, который указывал рукой на смещение в сторону.
- Дым где? - переспросил Панкова я.
- Дым сзади, ой, нет, вот он, справа, - выглянул в блистер Владимир и стал подсказывать место посадки, - смещайся вправо, командир, еще правее.
- Командир, они сзади стоят, прямо под винтом, - подсказал пулеметчик.
- Да, командир, вон вперед немного, там «пупочек», можно туда, вперед, - подсказывал Владимир. Вертолет висел метрах на пятнадцати и медленно смещался в сторону посадки.
- 128-й, посмотри винты, не вижу, - попросил я подсказки от боевых вертолетов, деревья были высокими и ограничивали место посадки.
- Вперед немного проходи, влево не смещайся, - и пара боевых вертолетов прошла над нами, выйдя из ущелья и скрывшись во мгле, чтобы через пару минут зайти вновь.
По ушам громко и хлестко ударил сигнал опасной высоты: 10 метров. Вокруг вертолета в воздух поднялся весь природный хлам, который обычно лежит по берегам горных речушек. Штурман вновь и вновь повторял:
- Вперед, командир, еще вперед.
- Нормально, все, садимся, определил я и плавно опустил машину на нагромождение камней.
- 128-й, я сел, - доложил я Андрею, выходившему в начало ущелья.
- Командир, по нам стреляют, - заверещал сзади пулеметчик и тут же открыл ответный огонь.
- Стреляют? - переспросил я, но тут и сам увидел, как вокруг вертолета земля покрылась фонтанами пыли и рикошетом пуль, а по склону, возвышавшемуся над нами, от попаданий осыпалась земля.
- 128-й, по нам «работают», «работают», 6л..! - закричал я в эфир.
- Наблюдаю, наблюдаю, я вижу, откуда по тебе «работают», - ответил Бит-Шабо, выскочив в зону видимости «восьмерки» и обнаружив её в паутине смертельного огня, который велся с трех направления. Андрей выбрал жаркую точку, которая очень часто и ярко светилась из-под одного из завалов деревьев, и нажал на кнопку стрельбы – в районе цели забушевал огонь. Если он и не достал противника, то, по крайней мере, замолчать тот должен был надолго, и он промчался над «восьмеркой», земля вокруг нес вздыбилась от разрыва. Так, где-то работает миномет.
- 128-й, я «Шторм», вам разрешили работать пушкой на север, по другим направлениям - по обстановке, своим решением, - вышел на связь экипаж самолета-ретранслятора.
- Смотри ,6л..., справа «работают», сверху накрывают, я под склон полез, под склон! - с этими словами я оторвал «восьмерку» и сместился под склон, закрываясь им от огня сверху. Пройдя метров двадцать, плюхнул вертушку прямо в речку, глубина ее была небольшая, и по берегам она в основном промерзла. Подняв в воздух водяную взвесь и ледяную крошку, опустил «шаг-газ», машина стояла неустойчиво и заваливалась на бок, пришлось ее держать на «шаге», взвешенной в воздухе.
- 128-й, смотри, и сзади справа работают тоже, - передал я боевым вертолетам. Все это время пулеметчик Наниш огрызался короткими очередями из своего пулемета по выявленным огневым точкам боевиков, включаясь в общий бой. Для боевиков появилась лакомая цель - вертолет.
- Командир, уходим, - сказал Владимир, вес это время наблюдавший за огнем, направленным в нашу сторону.
- 151-й, работай по правой, я - по курсу, - дал указание Бит-Шабо ведомому. Нужно было разносить огонь для подавления, огневых точек было много, а боекомплект стремительно таял, и его нужно было придерживать.
- Наниш, смотри, откуда работают, и осторожней, по винтам не попади, смотри, винты не побей, - подсказывал я пулеметчику, слыша его работу.
- Понял командир, понял, - продолжал вести тот огонь, давя засветки противника.
- Вот этот правый склон обрабатывай лентой, 151-й, - вновь подсказал ведомому Бит-Шабо.
- Да понял я, но пушка у меня уже пустая, - ответил ведомый.
- НАРами работай, но чуть повыше, чтобы своих осколками не задеть, - подсказал ему командир пары.
- 128-й, огонь по мне не прекращается, в основном очереди идут над винтами и по бугру сзади справа, - прозвучал в эфире мой напряженный голос.
- Понял, понял я тебя, - ответил он. После удара 151-го из неуправляемого ракетного вооружения Бит-Шабо обнаружил, что боевики продвинулись вперед в плотное огневое соприкосновение с морпехами и ближе к «восьмерке». Поэтому работа НАРами должна была быть очень точной и по тылам боевиков, чтобы не зацепить своих. Поэтому он предупредил ведомого:
- Близко не работай, 151-й, повыше туда.
- Блин, может, пару вызвать еще одну? - вышел я на связь, обнаружив, что вокруг нас взрываются НАРы и, поняв, что парии работают на остатке боекомплекта, а раненых только начали подтаскивать. Хотя пара будет идти минут тридцать, а то и больше, из нас с такой интенсивностью огня за это время дуршлаг можно сделать. В подтверждение этих мыслей по борту ударило. Так, приборы норма, системы норма. «Ох, ласточка, - подумал я о вертушке, - чувствую, достанется тебе сегодня».
- «Шторм» - 454-му, пожалуйста, еще пару сюда, срочно, - включился в работу капитан Шпарковкч, который находился в нескольких километрах с раненым на борту, страхуя вертушки, если кого-нибудь собьют.
На борту возникла какая-то заминка. В дверь заглянул бортовой техник.
- Командир, вертушка полная, - сказал он.
- В смысле, уже всех раненых загрузили? - переспросил я его удивленно.
- Да нет, командир, они не ранены, перепуганы, человек пятнадцать забрались в борт и стоят, не выходят, - ответил бортовой техник.
- Как не ранены? А ну давай их в цепь, в оборону, живо всех выталкивай и в цепь! - крикнул я Сереге через плечо, удерживая вертушку на «шаге». Голова Сергея скрылась в проеме, и через некоторое время бойцы стали вываливаться из грузовой кабины и, обходя вертолет, занимать оборону. Один из них, выйдя из вертушки, поравнявшись с обрезом кабины, поднял голову, как-то потерянно загнал ВОГ в подствольник и поднял автомат, готовясь к стрельбе прямо через вращающийся винт. У меня все похолодело внутри.
- Серега, Костромин! - закричал я изо всей силы. - Смотри, смотри, что он делает, - и указал головой на морпеха. Костромин все понял и рванул в проем грузовой двери, с налета сбил матроса и, покрутив пальцем у виска, показал на винт. Тот его понял и, отойдя метров пятнадцать вперед, занял позицию, прицелился куда-то и открыл огонь по противнику. Один из пулеметчиков занял позицию за камнем на берегу у правого колеса, и теперь они вместе с Нанишем вели плотный огонь в этом секторе; другой боец юркнул в небольшую грядку камней и, расположившись почти на уровне Володи, стал поливать «духов» из автомата. Гильзы, вылетавшие при его стрельбе, били по корпусу вертолета, и теперь вообще стало непонятно, что в борт попадает. И тут в нескольких десятках метров впереди хлестнула жирная очередь, один из бойцов задергался и скатился к речке. Двое ближайших кинулись к нему, взяли его на руки и, пригибаясь и прикрываясь камнями, потянули к вертолету. Минуты через три они уже грузили его в вертушку. Вокруг творилось что-то невообразимое, и в этой круговерти труднее всего было просто сидеть и держать вертушку на месте, зависнув на «шаге».
- Обалдеть, 6л..., писец, месилово вокруг, твою дивизию! - сказал я Панкову по СПУ.
- «Свидетель» - «Шторму», срочно вышлите пару в район «Ручейка», - услышал я в эфире, - запросили еще одну пару вертушек.
- Боевых, боевую пару сюда надо, - подсказал я «Шторму».
- Командир, я сюда больше не полечу, - проговорил старший лейтенант Панков, все это время наблюдавший за боем в блистер, ему было не по себе от того, что разворачивалось вокруг. Огонь, кровь, смерть - все это было рядом и окружало вертушку, куда ни кинь взгляд.
- Полетишь, куда ты на хрен денешься! - на взводе ответил ему я.
- Нормально, Володя, нормально, все будет нормально, - успокаивал я его и, наверное, себя, озираясь по сторонам.
К вертушке все это время подносили и подтягивали раненых и убитых. Вдруг что-то ударило по борту. Я всех запросил, что произошло.
- В нас попали, командир, - ответил Наниш, - пули прошли прямо рядом со мной.
- Осторожней, Наниш, осторожней, сынок! - Хотя, как тут можно было быть осторожней, его собрат-пулеметчик свою позицию уже поменял, передвинувшись куда-то в сторону, а он поменять не может - работает стационарно.
- 128-й, я гружусь, гружусь, очереди очень густо ложатся от меня справа, - услышал Бит-Шабо, в очередной рал заходя на боевой. Он 6ыл в бронированной «двадцатьчетверке» и мог маневрировать, но даже здесь его доставал огонь противника. Он видел, что творилось на земле, и удивлялся, как парням с «восьмерки» хватает выдержки сидеть сейчас в этой огненной карусели.
- Справа, мы туда уже несколько раз работали, ты еще не взлетаешь? - запросил он 453-го.
Боекомплект у него подходил к концу, пушка была пуста, оставались НАРы, но ими ближе пятисот метров от своих работать было нельзя: можно зацепить осколками. А «духи», понимая это, придвинулись вплотную к цепям морпехов. Бой шел на расстоянии сто - триста метров.
- Нет, еще не взлетаю, гружусь, раненых много, тьфу ты..., -в эфире произошла небольшая заминка, - твою дивизию, в меня слева по борту «работают», слева сверху, от населенного.
- Слева от тебя сейчас, да? - переспросил Андрей меня.
- Да, да, слева, кажется сзади… нет, все же слева спереди, - продолжил я.
- «Ручеек», - взмолился я, - смотри, меня не побей! - Хотя уже и догадывался, что тот не ответит, но увидел, как несколько морпехов вдруг почти одновременно развернулись и, меняя позиции, ударили из автоматов куда-то влево наверх, почти через винты - туда, куда нашему экипажу предстояло взлетать.
- Твою мать, они меня тут прямо у входа кромсают, у меня все залегли, сверху слева мы как на ладони! - вновь обратился я к Бит-Шабо за помощью.
- У меня только НАРы остались, я не могу так близко от тебя «работать», - ответил Андрей, понимая, что мне ох как несладко. «Духи» переместились по склону вниз и висели теперь над вертушкой, расстреливая нас сверху.
- Ладно, хорошо, я гружусь, гружусь, но ты все-таки долбани туда, - ответил я.
- Командир, у меня ленты закончились, - вышел на связь пулеметчик, - у вас есть?
- Иди забери, пара лент лежит, и остатки в пулемете, - ответил я.
Вскоре в проеме появилось раскосое лицо калмыка: разгоряченный
боем, он схватил ленты.
- Наниш, осторожней, прошу тебя, - напутствовал я его. Тот кивнул головой и исчез.
В процессе погрузки я немного сместил вер тушку, нащупал устойчивый грунт и теперь мог руководить действиями экипажа, не опасаясь, что вертушка опрокинется.
Вдруг в проем просунулась голова офицера-морпеха, вышедшего из боя.
- Привет, мужики, ну вы даете! Мы, если честно, не надеялись, что вы сядете; вы прям как мы, с душой морпеха, - наверное, из его уст это звучало как высокая оценка.
- Когда вы заходили, мы аж все повыскакивали и открыли такой огонь, чтоб «душье» даже головы не подняло, а вот сейчас туговато приходится. Вы для них как раздражитель, вертушку замочить - это же для них кайф. Лезут, спасу нет. «Двадцатьчетверки» отработали классно, снайпера завалили, пулемет накрыли, молодцы, а сейчас молчат. Почему? - говорил он, не останавливаясь.
- Ты «Ручей-19», да? - спросил его я.
- Нет, накрыло «Ручья», и станцию, кажись, разбило.
- Давай обрисуй обстановку, что и как, а то я своих навести не могу, да еще нам огонь разрешили открывать только из пушки, а они у парней уже давно пустые, работают уже «НАРами», все под уголовкой ходим
- Так, открывайте огонь со всего, чего можете, - ответил тот, - ведь бой идет, валите все на меня.
- Добрый ты ужасно, открывайте... мы и так разберемся, нужны команды в эфире, чтобы записано все было на магнитофон, а так - это пустота, разговор. Ладно, что у нас тут? - спросил я его.
- Очень сильно нас давят сверку, там где-то миномет, он нас тут щупает, - ответил морпех.
- Это я уже и сам увидел, - улыбнулся я ему хмуро.
- Много раненых, да и убитых многовато, вот мы ими и скованы. Хотели ударить по Тазен-Кале, но силенок уже маловато, да и подвыдохлись. Миномет накрыть бы да сверху на обрыве заставить «дутье» замолчать, тогда полегче было бы. Ладно, я пошел. Удачи, мужики.
- Подожди, мы хоть с кем работаем, фамилию назови, - спросил я.
- Наш командир подполковник Белявский, 77-я бригада морсхой пехоты, Каспийск, - ответил офицер.
- А, старые знакомые, понятно. Ну, будь здоров, - ответил я и пожал ему руку.
Огонь вокруг борта не прекращался, но погрузка продолжалась, раненых подтягивали ползком, укрываясь от огня.
- «Шторм» - 128-му, нужна пара сюда, срочно, - вышел на связь Бит-Шабо.
- Что у нас справа? - спросил я штурмана.
- Да хрен его знает, только наши, - нервно ответил Владимир, посмотрев в блистер на бойцов, ведущих огонь в разных направлениях.
- Они вон по склону бьют. Командир, уходим, уходим! - уговаривал он меня.
- Да успокойся, Володя, успокойся, ну чего ты, - успокаивал я правака.
- Да в гробу я все это видел, затрахало это все уже! Командир, давай уходим, сожгут сейчас, - нервничал молодой пилот.
- Ну куда, куда? Ты посмотри, что справа творится, а слева стало ещё хуже, и пацанов бросать, что ли, успокойся, - я понимал состояние Володи, сам был таким, когда летал в первую войну с Чипизубовым. Все вокруг заняты делом, а ты вынужден сидеть и ожидать своего штурманского часа, когда борт взлетит, и тебе нужно будет вывести экипаж на свой аэродром.
- 128-й - «Шторму», - запросили Бит-Шабо.
- Ответил, - откликнулся тот.
- Вам есть разрешение работать в полном объеме.
В борт ударило, и «РИтка» предательски слащавым женским голосом сообщила: «Отказал первый генератор». Капитан Костромин выскочил наружу, осмотрел борт и, вернувшись, доложил:
- Генератору, кажись, писец, командир - там дырка! Но ничего, на втором дойдем!
- 128-й, давай работай, чем можешь, но заткни тех, кто слева спереди по курсу! - не выдержав этого обстрела, выругался я в эфир.
- Понял тебя, - сказал Бит-Шабо. Он вывел свою «двадцатъчетверку» и жахнул залпом по краю обрыва и чуть повыше в район дома, откуда, по-видимому, и велся минометный огонь. Это должно было приглушить обстрел.
- Все, мы наверх «отработали», - доложил он, В подтверждение его слов сверху полетели камни, обломки бревен, посыпалась пыль и земля, которая, подхваченная потоком воздуха от винтов, накрыла борт. Да, «духи» были совсем рядом.
Огонь ослабел, и раненых и убитых стали подтягивать побойчее; рядом с вертолетам еще и осуществляли первичную перевязку, бинтуя, перетягивая раны жгутом...
- 453-й - 129-му, - запросил меня Андреи.
- На приеме, я на приеме, - откликнулся я.
- Ты сможешь взлететь оттуда? - спросил он, у него закончился 6оекомплект.
- Нет, не могу, они вон все похватались за фермы и не отпускаются, и раненых еще подтягивают.
- Командир, вон еще одного несут, - подсказал штурман, указывая вперед.
- Сейчас еще одного грузят, - отвели я воздуху.
- «Шторм» - 128-му, срочно пару сюда, боевую, срочно! - вновь вышел на связь Бит-Шабо, понимая, что экипаж «восьмерки» остался без прикрытия и сколько еще так продержится, неизвестно. Он выполнил парой еще один заход, взял в прицел склон, возвышавшийся над «восьмеркой», и нажал кнопку стрельбы в надежде, что, может, хоть пара снарядов или хоть один НАР случайно окажется в боеукладке. Но он выстрелил вес до последней «железки». Но «духи»-то об этом не знали, и вид выходящего на боевой курс вертолета, только что разившего огнем е неба, устрашает, а это тоже оружие. И он промчался над «восьмеркой» курсом прямо на залегших и попрятавшихся «духов», выигрывая для «восьмерки» драгоценные секунды, закидывая землю АСОшкамн. За ним так-же прошелестел ведомый, который на отходе поучил свою порцию огня вдогонку. Все, больше это не сработает: боевики не дураки, они тоже поняли, что на «барабанах» закончился боекомплект.
- 128-й, 128-й - 453-му, все я загрузился, смотри эти домики еб..., - я не знал, что «крокодилы» подходят ко мне уже пустые.
- Все командир, уматываем! - радостно сказал Панков, увидев, как Костромин захлопнул входную дверь и показал палец вверх.
Я потянул «шаг», и машина, вспухнув, медленно пошла вверх. Взлет пока строго вертикальный.
- Я понял тебя, пониже, пониже здесь иди, - откликнулся Андрей. Он уже увидел, как от «восьмерки» разбежались морпехи, и она плавно поползла вверх, окутанная взвесью всего того, что ее окружало.
- Сейчас за деревья выползу, - прозвучал в эфире мой голос.
- Да хрен с ними, можно и по деревьям, командир, - проговорил Владимир.
- Вылезти сначала надо, а то мы в них и останемся, - ответил я.
- Ближе к склону, командир, ближе к склону и пониже, - просил штурман, понимая, что только в этом спасение - проскочить боевиков в мертвой зоне, покате не добегут до обрыва.
- 128-й, 453-й, я иду прямо по склону, по склону иду, - сообщил я паре боевых вертолетов. Вертушка медленно, очень медленно, как нам казалось, набирала скорость.
- Понял, понял тебя, я за тобой иду, - ответил Бит-Шабо.
- Вдоль правого склона иди, они по тебе оттуда «работают», - тревожно сообщил Андрей, увидев, как «духи» на бегу стреляют в только, что взлетевшую вертушку. Он был бессилен, «духи» не боялись. Он мог лишь отвлечь их на себя, выходя на них почти в бреющем полете на уровне их огня.
- Понял, понял тебя, сейчас вылезу, - откликнулся я, приближаясь к боевикам. Сзади застрочил пулемет Наниша, который длинными очередями «работал» по противнику на склоне.
- 453-й, я пустой, - услышал я голос ведущего боевой пары.
- Ну, Боженька, выноси! - в сердцах прокричал я, когда вертушку буквально окутало огнем, послышались удары по корпусу. Трассы, трассы. Неимоверно бросая ее и петляя, ныряя к деревьям, я вел свою вертушку под огнем к выходу из ущелья.
Наниш выпустил из рук пулемет и ухватился за края проема стрелкового люка, чтоб не вывалиться наружу: он отстегнулся, сняв ремень для свободы маневра при стрельбе пулеметом, и теперь об этом пожалел. Ему показалось, что борт сбит и сейчас мы рухнем в этом стремительном пикировании в чащу деревьев, но в ту же секунду вертушка рванула вверх и вправо к склону, размазывая стрелка в скольжении и прижимая к люку. В шлемофон он слышал голоса штурмана и командира: «Ну, давай, давай, ... выноси, успокойся, 6л…,  …да я спокоен, х… какая…»
Он увидел «духов», те повыскакивали на склон, ведя по нам огонь, но пулемет в руки взять уже не успел. Вертушка промчалась мимо и, нырнув за поворот ущелья, вышла в котловину, закрытую от огня противника.
- 453-й, все, взлетел, вышел, - доложил я в эфир.
- Командир, налево, курс домой, - уже спокойно приступил к своей работе Володя. Это была его стихия,и здесь он себя чувствовал как дома.
 - Там как, еще остались? - запросил меня 128-й.
- Там, да, остались, точнее, нет, я «трехсотых» и «двухсотых» забрал всех, там что-то со связью, - ответил я.
- То есть пару туда уже не надо? - вновь запросил Бит-Шабо.
- Не знаю, сейчас тут спрошу.
- 454-й, взлетел с площадки, иду к вам, - вышел на связь капитан Шпарковкч.
- 454-й, пока за нами давай, - ответил ему я.
- Меня наблюдаешь? АСОшку даю.
- Да, наблюдаю.
- Хорошо, догоняй и занимай место в строю.
Через пару минут все были в сборе и уже шли группой. Вскоре вышли на равнину.
- 128-й, вам на замену идет пара 132-го, - сообщил «Свидетель». К нам спешила пара вертолетов майора Сергея Гундорова с ведомым майором Виталей Провальным.
- «Свидетель», 453-й, подхожу к «Задонску», 128-й сопровождает мою пару, и мы уже вышли из района. Пустъ пара 132-го выходит в район «Ручья», но связи там нет, - продолжил я доклад.
- Почему нет связи? - удивились на командном пункте.
- Раненые говорят, то ли радиостанцию разбило, то ли авианаводчика накрыло, но связи больше нет, мы группой идем домой.
- 453-й, «Свидетель», ты сколько забрал? - запросили с командного пункта.
- Пока не считал, - честно ответил я, - в той кутерьме не до подсчетов было.
- Ну, так посчитайте, - запросила земля.
- Посчитаем, посчитаем, - ответил я.
- Сереж, выйди и посчитай, - дал я указание бортовому технику, и тот вышел в грузовую кабину.
- Бл..., сейчас борт надо смотреть, огонь нас несколько раз задел, да и лопасти тоже надо осмотреть, вся круговерть прямо над винтами, - обратился я к экипажу.
- Командир, «трехсотых» одиннадцать, «двухсотых» семь, но я могу и ошибаться. Там вся кабина в крови, много «тяжелых», кто из них живой, кто мертвый, сам черт не разберет, вповалку и вперемешку лежат, но приблизительно так. Да еще несколько целых, а может, контуженных: они почти не реагируют на вопросы, - доложил бортовой.
- «Свидетель», я 453, на борту одиннадцать «трехсотых» и семь «двухсотых», - доложил я на КП.
- 453-й, а там остался кто-нибудь еще? - вновь прозвучал запрос.
- Да, там группа осталась, я забрал всех, но сейчас не знаю, когда взлетали, шел бой, - ответил я.
Дальнейший полет прошел без происшествий, постоянно отвечая на различные запросы с командного пункта, мы группой дошли до аэродрома и выполнили заход на посадку.
- 128-мь и 151-й, шасси, оружие, обороты, благодарю за работу, вечером жду, - вышел я в эфир.
- Всегда пожалуйста, - отозвался Бит-Шабо.
Мы медленно на пробеге коснулись бетонки и порулили на стоянку.
- Вот это передряга была, - сказал я и почувствовал, как впервые дрогнули руки, наступала какая-то нервная дрожь - последствие пережитого.
Зарулив на стоянку и заглушив двигатели, я увидел, как ко мне направляется группа командиров во главе с генералами. Они шли по стоянке, указывая на землю; оказалось, что за рулящим вертолетом тянулась строчка крови, капавшей сквозь щель в дверях грузовой кабины. Я вышел из кабины и увидел множество тел, лежавших на полу, на бочке, на сидушках. Кровь была повсюду, многие были перебинтованы наспех, а у убитых все растекалось по полу. Сколько раз я видел такую картину, но привыкнуть к этому невозможно. Я шагнул к выходу и, встретив командующего воздушной армией, доложил о результатах выполнения боевой задачи. К борту подкатили несколько «санитарок» и труповозка. Забрав раненых и убитых, они покатили по разбитой грунтовке в госпиталь. Сергей Костромин дождался КПМку, открыл створки грузовой кабины, втянул внутрь шланг и смыл всю кровь наружу. Доктор-фельдшер части младший сержант Дмитрий Ляхов сверху посыпал хлоркой. Мороз быстро схватил эту жижу ледком, и через некоторое время получилось, что «восьмерка» стояла в луже бурой крови. Что делать, «у войны не женское лицо».
В районе «Ручья» работала пара Гундорова. Серега Гундоров, «качок» по нынешним временам, как сошедший с картинки богатырь, витязь. Ему бы латы, меч и на ринг к Арнольду Шварценнегеру, ничем бы не уступил. Гора мышц - чем не актер для кино, эпических картин и баллад? Спортсмен, занимающийся самбо. Однажды на одной из улиц Буденновска ему трусливо ударили ножом в спину, думаете, испугался? Как бы не так. Как и положено «витязю», догнал преступника, обезвредил и по-мужски заслуженно наказал. Но его стихия не ристалище турнирных боев, а настоящая боевая работа в небе. Он уже имел на своем счету более полутысячи боевых вылетов. Его «ласточка» нередко выступала в роли моей «крыши», и я был уверен: этот не спасует, прикроет, а если надо будет и закроет, приняв на себя губительную трассу огня.
Как-то разведка обнаружила выдвижение крупной банды боевиков со стороны Ингушетии в направлении озера Голончеж - горный район, войск там нет, гуляй-поле. Но для чего существует спецназ! Подготовили подразделение спецназа и - вперед, на ожидающие их
вертушки. Я был старшим транспортно-десантной группы, в которую входили экипажи капитана Владимира Миланина, капитана Дмитрия Рыбкина и капитана Виталия Долгорука. Серега Гундоров с летчиком-оператором капитаном Борисом Шафраном прикрывали нашу группу. Все как обычно. Вырулили, монетки на удачу выпускающему, выполнили контрольное висении и понеслись на предельно малой высоте по равнине Чеченской Республики, разгоняя мелкие стайки птиц и обращая на себя внимание любопытствующих: куда же понеслась воздушная «колбаса» из нескольких вертолетов. Прибыв в район, приступили к обычному десантированию, но противник, понимая, что его начинают обкладывать по высотам, сразу же стал огрызаться, ведя огонь по вертолетам, заходящим на посадку. Вот тут-то Гундоров и обнаружил боевиков, которые лежали в засаде и были готовы открыть огонь по моей вертушке. Я их не видел, они были чуть выше, за валуном. Гундоров довернул вертушку и рубанул по валуну пушкой, НАРами бить было нельзя - свои были близко. Отработав по противнику, он довернул и провел свою вертушку так, чтобы перекрыть своим бортом линию огня по моей вертушке. Пока боевики отвлеклись на Гундорова - ведь он был реальной угрозой - «восьмерка» уже высадила спецназовцев, и те вступили в бой. А Гундоров с ведомым каштаном Валерой Омеленюком носились по району и давили огневые точки противника, чтобы те не поднимали головы. Самую главную свою работу они выполнили: «восьмерки» были целы и десанту помогли - обычная работа обычных героических парней, готовых рискнуть своей жизнью ради боевого товарища.
Однако день на этом не закончился и бой в районе «Ручья» тоже. Вскоре морпехи вынужденно запросили полную эвакуацию. Оказалось, что они обнаружили базу подготовки боевиков, и по перехвату в тот район уже стянулось до пятисот боевиков, которые и окружали моряков. На их эвакуацию двинулась группа майора Андрея Саратова под прикрытием пары майора Сергея Гундорова, который прицельным огнем по огневым точкам противника обеспечил заход транспортной группы.

Часть 1. Часть 09. Часть 17. Часть 25.
Часть 2. Часть 10. Часть 18. Часть 26.
Часть 3. Часть 11. Часть 19. Часть 27.
Часть 4. Часть 12. Часть 20. Часть 28.
Часть 5. Часть 13. Часть 21. Часть 29.
Часть 6. Часть 14. Часть 22. Часть 30.
Часть 7. Часть 15. Часть 23. Часть 31.
Часть 8. Часть 16. Часть 24. Часть 32.

Часть 33. Часть 37.
Часть 34. Часть 38.
Часть 35.
Часть 36.

Я вышел с КП немного раздосадованным, ведь обещал парням, что вернусь за ранеными, а теперь их там обложили. А мне нестись в другом направлении, с другим десантом. Эх, махнул я рукой, ладно, задача есть - задачу нужно выполнять.
Запуск прошел в обычном порядке, передав монетку на счастье выпускающему на рулежной дорожке, я вырулил группой на полосу.
- «Фиалка» - 453-му, группой, контрольное взлет, - запросила добро у руководителя полетов, подполковника Руслана Шуликовича Дьяконова и, получив разрешение, выполнил взлет.
- 453-й, группа порядок, рубеж доложу, - сообщил я в эфир и привычным движением перевел вертолет в отворот курсом по заданию.
- Принял вас 451-й, повнимательнее, взлетела группа, - предупредила «Фиалка» подходивший к Ханкале экипаж подполковника Игоря Кукка с командующим 4-й Воздушной Армией генерал-лейтенантом Горбасем на борту.
- «Фиалка», 451-й, я их не наблюдаю, - доложил подходивший на низкой высоте Игорь Кукк.
- 453-й, через «Ростов» пойду, - отработав кодировочным наименованием, я сообщил пункт прохода по заданию для облегчения обнаружения группе вертолетов 451 -го.
- 453-й - «Свидетелю», - запросили с КП полка.
- Ответил, 453-й.
Но в этот момент в эфире произошли накладки из-за выхода на связь нескольких экипажей, и эфир наполнился писком и характерным звуком, больно режущим слух.
- «Рубеж», 453-й, группой переходим, - вышел я на связь с группой, переводя ее на боевой канал.
- «Бронза», в районе «Ручья-19» наблюдается временное затухание огня, - первое, что услышал я на боевом канале, - он просит срочной эвакуации раненых и убитых.
- «Бронза», 453-й, - запросил я КП авиации группировки.
- На приеме «Бропза».
- «Бронза», 453-й. группой по заданию, - доложил я.
- По заданию, - ответил руководитель боевого капала «Бронзы».
- 151-й, - запросил я крайний вертолет в группе, и тот с уверенностью доложил:
- В группе порядок.
- «Шторм» - «Бронзе», что ты хотел?
- «Бронза», «Шторм», повторяю информацию от «Ручья-19»: у него затухание огня, просит вертушку для эвакуации раненых срочно.
- Не понял, командир, что там? - обратился Панков ко мне.
- Затухание огня, вот что, бой там идет, - зло ответил я, - говорил им, что если быстро раненых не забрать, группу в ущелье зажмут.
- 453-й - «Свидетелю», - запросили меня с КП полка.
- На приеме 453-й, - отозвался я.
- Выходите в район с координатами…, позывной «Ручей-19», - поставил изменение задачи в воздухе командный пункт, - предыдущая задача вам отменяется. Эвакуировать «трехсотых» и «двухсотых» с площадки «Ручья».
- 453-й, вот смотри, те координаты, которые тебе ранее дали, кроме них 454-й пусть зайдет па высоту 812,4. Как понял? - вновь передавали с КП полка.
- Задача там? - запросил я.
- То же самое - забрать оттуда «трехсотого», - уточнили экипажам внезапно возникшую задачу.
- 812,4 - это высота по утренней задаче, куда уже летали? - уточнился я.
- Да, да, правильно понял, - скороговоркой выпалили в эфир с КП
полка.
- Вас понял, сначала сработаем «Ручей», а потом зайдем туда, - доложил я принятое решение.
- Утвердил, на отметке 812 позывной будет «Плотва», - получил я в ответ добро с КП полка.
- Володя, ты нашел, где эти координаты?
- Да, это там, где мы садились, командир, - ответил штурман, сверь координаты по карте.
Четыре вертолета неслись к вновь поставленной цели. К морпехам, которые сейчас отбивались от боевиков, окруживших их со всех старон и занявших все господствующие высоты. В эфире только слышалось «Провода», и ответ 151-го: «Группа порядок».
Я уже продумывал, как буду выполнять заход и посадку. Вокруг там множество высоких деревьев, а борт заправлен под завязку, ведь нужно было, лететь на разведку с группой ВПШГ. А теперь думай, как туда залезал, а потом еще и взлетать, скорее всего загруженными будем по самое не хочу.
- 453-й, мы на эту площадку заходить не будем? - запросил меня идущий с нами по заданию в паре Александр Шпаркович, пролетая площадку «Бывалого».
- Нет, идем на эвакуацию, - ответил ему я. Видно, Саня еще не совсем усвоил, что идем уже по другой задаче.
- Володя, давай выводи в район по утреннему маршруту, не видно ни хрена ничего, а так хоть что-то известно, - сказал я правому.
- Есть, командир, выведу, - охотно согласился Панков.
Вскоре мы вновь вошли в Веденское ущелье. Снежная мгла ухудшила видимость до двух километров. Вновь пришлось вплотную прижиматься к правому склону, чтобы ориентироваться по нему. Как там наши ведомые, трудновато им приходится.
- Володя, у тебя в GPRS площадка осталась, вот по ней и выводи в район площадки, - посоветовал я штурману.
- Все, командир, разворот влево, прямой девяносто пять, удаление до площадки семь, - доложил Панrов.
Выполнив разворот на курс, я вышел в эфир
- «Ручеек», «Ручеек-19», 453-му, - повторил несколько раз.
- «Ручей-19», ответь 453-му, - продублировал «Шторм», пытаясь дозваться моряков, ведущих бой в ущелье.
- Удаление три километра, прямо на них идем, - сообщил Пайков.
- «Ручсй-19», «Ручей-19», я 453-й, - вновь вышел я на связь.
- Я «Плотва», я «Плотва», - разнеслось в эфире, и тух же:
- Я «Ручей-19», на приеме.
- «Ручей-19», я 453-й, подскажи, ты там, где я твоих в первый раз забирал, да или нет? - запросил я.
- «Зеленый», я «Плотва-12», - вновь вышли в эфир.
- «Плотва-12», помолчи пока, работаю с «Ручьем», не мешай, - вынужден был я оборвать неизвестного ПАНа.
Из-за склона горы появилось утреннее место посадки, секунды, и экипаж пронесся над морпехами, занимавшими оборону по периметру в нагромождении камней.
- «Ручей-19», 453-й, я сейчас прямо над тобой прошел, правильно? - Я «Ручсй-19», кто надо мной прошел, наблюдаете меня?
- «Ручей-19», 453-й, наблюдаю. Мне садиться туда, где утром выполнял посадку, да?
- Да, да, туда, где утром садились, и долбите по горе там, где дом стоит, там, там минометы! - на взводе прокричал в эфир «Ручей».
- Минометы «духовоские»? - На всякий случай уточнил я, ведь утром мы перетаскали сюда целое подразделение 56 дшп, и, чем черт не шутит, как бы не схлестнулись меж собой десантура с морпехами в огневом противостоянии, стравленные «духами».
- Да, да, да, нас обстреливают очень хорошо, там, где дом стоит, долбите! - вновь взволнованно подтвердил «Ручей».
- Так, подожди, «Ручей», сейчас свяжись со 128-м и спокойно поработай с ним, - перенацелил я его на пару прикрытия боевых вертолетов майора Бит-Шабо, - а мы вот на этом «пупочке» постоим, понял?
- «Ручей-19», я 128-й, подскажи, откуда по тебе «работают», - вышел в эфир Бит-Шабо.
Отойдя от района «Ручья», мы в паре со Шпарковичем поднялись вверх по склону и стали над одним из «пупков».
- А это кто?
Внизу шарахались какие-то люди. Выполнив над ними пролет, определили, что это бойцы внутренних войск. Видно, у них здесь точка боевого охранения. На высоте стоял закопанный и замаскированный бронетранспортер. Решили стать в круг над ними, освобождая пространство для действий пары Бит-Шабо.
- Вы дым наблюдаете? - запросил «Ручей» Бит-Шабо.
- Да, наблюдаем, наблюдаем, там, где тебя утром забирали, - подтвердил Бит-Шабо. - Ты подскажи, откуда по тебе «работают».
В эфир вновь вышла «Плотва-12», забивая всех своим писком.
- 454-й, давай выходи на «Плотву-12», отметка 812,4, подсаживайся к ней, забирай «трехсотого» и будешь под нас ПССом, давай туда, - отправил я капитана Шпарковича по заданию, заодно разгружая воздушное пространство, вчетвером при такой видимости здесь было тесно.
- «Ручей-19», я 128-й, подскажи конкретней, откуда по тебе «работают», какая гора, - добивался точного целеуказания Бит-Шабо. В ответ из-за гвалта и писка эфира слышались лишь отрывочные фразы, из которых он, наконец, смог разобрать дом и направление на гору.
Выведя вертолет на боевой курс, он прошел парой в направлении домов, возвышавшихся на склоне горы, нависших над позициями морпехов, и еще раз запросил целеуказания:
- «Ручей-19», нам по нижнему дому работать или по какому?
- Да, да, по этому дому, оттуда идет огонь, и там же, за ним, минометы, они ведут обстрел, - подтвердил «Ручей», - я бросаю дым.
- «Ручей», подожди, сейчас пара отработает, выйдет из ущелья, бросишь дым, а затем я уже зайду. Понял? - вышел я в эфир.
- 128-й, запроси у «Свидетеля» добро на работу, - подсказал я Бит-Шабо.
- «Шторм», запроси добро у «Свидетеля» на работу паре 128-го по наводке «Ручья-19», - обратился Бит-Шабо к экипажу самолета-ретранслятора.
- 128-й - «Шторму», - откликнулся экипаж самолета-ретранслятора, и тут же в эфир ворвался напряженный голос «Ручья-19»:
- Дом стоит, дом стоит еще.
- 128-й, ответьте «Шторму», - вновь настойчиво запросил экипаж ретранслятора Бит-Шабо.
- 454-й, я наблюдаю за тобой, - обратился я к Шпарковичу, державшемуся все это время рядом в строю, - давай выходи на площадку 812,4 к «Плотве-12», принимай там раненого.
- Понял, 454-й, пашел на «Плотву», - и Александр отвалил от группы для построения захода на свою площадку, растворяясь в белесой мгле.
- «Ручей-19», там, да, в этот дом, да? - вышел в эфир Бит-Шабо, нанеся короткую очередь из пушки по указанной цели.
- Да, да! - радостно завопил наводчик. - И весь этот сектор смотрите и прочешите, мы начинаем выносить раненых на площадку для эвакуации.
- Понял тебя, - откликнулся ведущий пары боевых вертолетов, вновь строя заход для выхода па боевой курс, и еще раз запросил:
- «Шторм» - 128-му, запроси у «Свидетеля» добро на работу паре 128-го по наводке «Ручья-19».
- «Свидетель», 128-й просит добро на работу парой по наводке «Ручъя-19», - флегматично был ретранслирован запрос на командный пункт. В тот же миг в эфире возник писк и скрежет, больно бьющий по ушам, сразу несколько голосов вышли в эфир, перекрывая друг друга. Сквозь этот гвалт, слышались обрывки фраз: «сейчас раненых...», «Плотва-12, Плотва-12...», «...работу», «... выносим», «... по наводке».
- 128-му, минуту ждать, решение принимается, видимо, - прорезалась команда в эфире.
- «Плотва-12», «Плотва-12», - это уже Шпаркович вызывал своего ПАНа.
- 151-й, вот одиночный дом наблюдаешь? Пониже туда, - подсказал ориентир «работы» своему ведомому Бит-Шабо после очередного захода на цель. Пока на командном пункте принималось решение на открытие огня, здесь шел бой, и паузы в нем не было.
- «Свидетель» - «Шторму», «Плотва-12» ..., ...151-й принял..., - вновь забили друг друга экипажи разноголосицей в эфире, вызывая писк,- ... да, принял.
«Свидетель» молчал и не отвечал на запросы экипажей и «Шторма». На командном пункте полка произошло обесточивание всех электроцепей. Руководитель боевого канала майор Андрей Машталир выйдя из КП, громко позвал дежурного по связи узла «Гайдамак»:
- Худолей, вертушки в воздухе, электричества нет, мы слепые и глухие, срочно давай напругу!
Начальник электроустановок узла связи старший прапорщик Николай Худолей по нависшей тишине понял, что вышел из строя основной агрегат питания. Он быстро прибыл на дизельную площадку и запустил резервный агрегат, чем обеспечил бесперебойное питание командного пункта. Руководство экипажами, находящимися в воздухе было восстановлено.
Теперь предстояло оценить характер той неисправности, которая произошла с основным агрегатом, потому что на резервном работа была ограничена. Внимательно осмотрев и разобрав агрегат со своим отделением, он определил причину: срезана муфта соединения генератора с двигателем. Взяв трубку телефона, он запросил командира части:
- Товарищ полковник, генератор вышел из строя, срезана муфта, требуется ремонт.
- Николаич, ты справишься с этой неисправностью? - спросил полковник Николай Ярцев.
- Так точно, командир, справлюсь, приведем в надлежащий вид.
В кратчайшие сроки на февральском ветру мерзнувшими руками разобрали агрегат: рассоединили двигатель с генератором, заменили муфту и заново все собрали. Доложив командиру об устранении неисправности, получил добро перевести питание в штатный режим.
Война - не только героическая работа летчиков, спецназовцев или бойцов идущих в атаку - это и незаметный труд на первый взгляд различных обеспечивающих подразделений, в которых бойцы и командиры с честью выполняли свой воинский долг.
Командный пункт снова включился в боевую работу.
- 128-й, я еще немного покручусь и буду заходить вниз, - сообщил я Бит-Шабо.
- 453-й, я 454-й, площадку наблюдаю, захожу на нее, - доложил Шпаркович.
- Заходи, - одобрил я его действия.
- 453-й, как только зайдешь, мы сразу к тебе бежим. Как понял? - вышел в эфир «Ручей-19».
- Подожди, подожди, «Ручей», сейчас «полосатые» отработают, а потом я зайду, иначе меня сшибут, понял? И как там у тебя, огонь плотный?
Вновь эфир погряз в треске, переждав мгновение, я снова вышел на связь:
- «Ручей», как там у тебя, прекратился огонь или нет?
- Да, да, огонь притих, - радостно сообщил «Ручей» наблюдая за деловитой работой пары боевых вертолетов.
- 128-й, я пошел вниз, смотри, пожалуйста, - обратился я уже к Бит-Шабо.
И вновь в эфире сбой: «...запросите координаты цели», «...наблюдаете в том районе...», «... «Шторм», «...да, наблюдаем».
- 128-й - «Шторму», - запросил экипаж ретранслятора Бит-Шабо.
- Отвечаю, - вышел в эфир Андрей, выводя свою вертушку из очередной атаки.
- Координаты цели сообщите, - проретралслировал «Шторм» запрос КП.
- Не понял, - вынужден был ответить Бит-Шабо, бросая вертушку в расщелину в противозенитном маневре, закрываясь от огня противника мертвым сектором обрыва.
- Координаты цели подскажи, запросите их у «Ручья-19», - вновь вышел на связь «Шторм».
- На приеме «Ручей-19», - отозвался авианаводчик, расслышавший свой позывной сквозь какофонию обстрела, - мы «двухсотых» выносим на площадку.
- 128-й, дай я промчусь над площадкой, посмотрю, если бить будут, тогда снова крути, - вышел я в эфир.
- Ты пониже идешь, да? - обнаружил меня Бит-Шабо.
- Да, я пониже иду, смотри, блин, - подтвердил я.
- «Шторм», работу разрешили или нет паре 128-го? - волновался Бит-Шабо, он уже расстрелял треть боекомплекта пушки.
- «Свидетель» спрашивает координаты цели, уточните их, - ответил «Шторм».
- Да где «Ручей-19» находится, там его и обстреливают, - ответил Бит-Шабо.
«Шторм» передал данные на командный пункт, там все смотрели на карту района, и у многих тоже носилась мысль, не воюют ли морпехм с десантурой. Ведь их сегодня десантировали именно в район Тазен-Кале, правда, по буграм и дороге, а бой, получается, идет в ущелье под населенным пунктом, и все же оставались сомнения, какое принимать решение.
- Командир, по нам из дома «работают», я засветку огня видел, - проговорил Панков по СПУ, смотревший, не отрываясь, в правый блистер на населенный пункт, мимо которого мы сейчас вровень проходили, подставляя борт, но другой маршрут здесь выбрать невозможно, его просто нет: либо идти на огонь, либо отказываться от выполнении задания.
- Огонь, говоришь, наблюдаешь, - начал я еще энергичней маневрировать машиной, пытаясь уйти пониже в мертвый сектор обстрела и выскочить из-под огня.
- 128-й, уточните координаты по квадрату и улитке, - не унимался «Шторм».
- Володя, сними координаты по «джипиэске» и передай им, а то у «барабанов» и так голова кругом, они в постоянном противодействии с «духами», помоги им, - сказал я правому.
- 454-й, я «Плотва-12», придется подождать минут десять, сейчас «трехсотого» к тебе поднесут, подожди, - обращался к уже выполнившему посадку Шпарковичу, авианаводчик десантников.
- «Шторм», слушай координаты..., - вышел я на связь, и Панков передал их в эфир. - «Шторм», принял?
- Да, принял, - и он тут же передал их на командный пункт.
- Я «Ручей-19», мне раненых вести на площадку, как поняли? - запросил он воздух.
- Подожди, подожди, «Ручей», я сейчас еще раз над тобой пройду, и посмотри, сейчас по мне в правый борт били, посмотри, откуда бьют, бл..., - ответил я земле.
- Да, хорошо, понял, - отозвался «Ручей».
- 126-й, я сейчас еще раз пройду над площадкой, посмотри внимательней, по мне только что «работали» в правый борт, - обратила я к Бит-Шабо, бросая вертушку вниз в ущелье.
- Командир, внизу какие-то люди, - доложил кормовой пулеметчик сержант Наниш.
- Это наши, не трогай их, - ответил я, проносясь над позициями морпехов, и, отворачивая вертушку, тут же услышал дробный звук ударов по борту.
- Бьют, бьют, бл..., Наниш, «работай» правый борт 6л..., по дому! - среагировал я на обстрел, бросая вертушку еще ниже к деревьям в самое русло ручья и уходя под склон от видимых трасс огня противника, мелькавших рядом с вертолетом. Послышался дробный стук работы кормового пулемета - надо же, «духи» трассерами стреляют, не боятся, что ли.
- 453-й, я «Ручей», наблюдаю, наблюдаю, по тебе «работают», выходи из-под огня, - пробубнил авианаводчик.
- Командир, вон слева белый дом, прям оттуда жарят, - взволнованно отозвался Панков.
- Справа, справа, откуда слева, ты что, - недоуменно отозвался я, маневрируя машиной.
- Тьфу ты, справа, - поправился Володя.
- 128-й, 128-й, - позвал я пару прикрытия.
- Отвечаю, я за тобой иду.
- В общем, смотри, по склона домик белый стоит, там рядом влево грядка такая, вот оттуда били, - дал я целеуказание боевому вертолету.
- Да, я наблюдал отчетливо и уже «сработал» туда.
- Да, ну хорошо, а то он нас задел, сука.
- Вячеславович, борт порядок, несколько дырок, но они сквозные, мы прямо на уровне «духовсхого» огня прошли, почти в горизонте, приборы норма, - сказал бортовой техник капитан Сергей Костромин, усаживаясь на свое место после осмотра грузовой кабины.
- Наниш, ты как там, нормально, не успел испугаться? - с задоринкой спросил я бойца, сидевшего за пулеметом на корме.
- Нормально, командир, порядок, рядом одна прошла, - отозвался пулеметчик.
С командного пункта у «Шторма» запросили обстановку в районе 453-го, выполнил ли тот посадку.
- Нет, он не может сесть, обстрел идет, - ответил «Шторм».
- А454-й как? - вновь запросили с КП.
- Тот уже сидит, ждет доставки раненого на борт, - вновь отозвался «Шторм».
- Так, ладно, мне все теперь ясно, сейчас будем заходить и, как только выйдем на горизонт с «духами», открываем огонь, Серега, ты из курсового пулемета, а я НАРами, главное, проскочить и снизиться под склон. Поняли? - обратился я к экипажу.
- 128-й, - позвал я Бит-Шабо, - я сейчас захожу, а ты уж по правому борту смотри.
- Понял тебя, - отозвался тот, и тут же вышел на связь, - « Шторм»,
нам разрешили работу или нет?
- «Свидетель» - «Шторму», вы разрешили работать паре 128-го или нет? - осуществил перезапрос экипаж ретранслятора.
Сквозь писк и разноголосицу эфира к ним пробилась команда с командного пункта: «Пока работу запрещаю». Вот тебе, мамочка, и Ешкин кот! Экипажи, расстрелявшие уже часть боекомплекта и получившие дырки, официально не имели права на открытие огня. У Бит-Шабо немного похолодело в груди: получается, сейчас он работал на свой страхи риск, прикрывая морпехов и «восьмерку». И он вышел в эфир:
- Как нет добра на открытие огня? «Восьмерка» зайти не может.
- Все, 128-й, я захожу, - произнес я в эфир и повел свою «восьмерку» вниз. Уже вышел на прямую для посадки, как в эфир понеслась команда «Ручья»:
- 453-й, по тебе работают справа, справа, осторожней.
- Откуда «работают», не понял? - я еще не увидел впереди противника, расположившегося в населенном пункте, и никак не мог понять, что бьют меня с другой стороны. Я не мог знать, что все три высоты, господствующие над слиянием рек и ущелий, были под контролем боевиков. Очередной удар в борт, и работа пулемета Наниша подтвердила слова авианаводчика. Вновь бросив машину к руслу и набирая скорость, я прошел сквозь огонь и вышел к начальной точке, став в круг.
- У нас работает снайпер, снайпер работает! - заверещал авианаводчик.
- Ты его видишь или хотя бы район его определяешь? - запросил я его.
- Да, да!
- Ну тогда наведи на него «полосатых», пусть «отработают».
- Он на самой высоте, он по нам и по вам «работает», нужно его накрыть, - вновь взмолился ПАН.
- Хорошо, сейчас «полосатые» «отработают», ты мне скажи, я к тебе сейчас смогу зайти или нет? – запросил я «Ручья».
- Нет, нет, пока не надо, подожди, отовсюду долбят, - остановил мои действия авианаводчик, отчаянно желавший моего скорейшего приземления, но понимавший, что вертушку расстреляют в упор огнем.
- Вас понял, пока не надо, жду, - ответил я, удивляясь ответу земли, значит, там очень жарко.
- 128-й, работай по уголку высоты, - подсказал «Ручей» Бит-Шабо, выходившему на боевой курс
И вновь сквозь треск и писк эфира, из-за нескольких голосов, прорвалось:
- 128-й, вот эти координаты, которые вы давали, эго нахождение «Ручья-19» или цели?
- «Шторм» - 453-му, - вышел я на связь, понимая, что экипажам «двадцатъчетверок» сейчас не до координат.
- Что хотел, 453-й? - ответил ретранслятор.
- Вот эти координаты - это площадка посадки «Ручей-19», - сообщил я КП.
- Вас понял, это площадка, а теперь доложите координаты цели, - прорвалось сквозь горы с командного пункта.
- 128-й, выше и южнее, туда, - просил огня «Ручей».
- Понял тебя, то есть туда, откуда вы утром выходили, да? - запросил Бит-Шабо.
- Да, да, туда, - подтвердила земля. Я сориентировался, получается, при заходе будут бить и справа, и спереди, и слева - вот тебе и «ситуэйшн».
- «Шторм» - 453-му, доложи, от этой площадки наверх 200 - 300 метров- цель работы и на юго-восток метров 400 - 500, даже 700, - там снайпер, по заходу цели правый борт.
Эта информация тут же была передана на командный пункт, там вновь склонились над картой для принятия решения об открытии огня. А Геннадьевич уже снова вовсю давил огонь «духов», принимая всю ответственность на себя в надежде, что с КП все же разрешат работу, по крайней мере, оправдание есть, «восьмерка» уже имела несколько дырок.
- «Ручей» - 453-му, подтверди, вот куда «барабаны» «сработали», туда? Не молчи, рули ими, наводи! - подстегнул я к действию авианаводчика.
- Да, да, можно метров пятьдесят от разрывов вправо по заходу и ближе к кучке деревьев, туда, по нам оттуда стреляют, - среагировал тот.
- Вот писец, вот ерунда, - и я матюгнулся, - по площадке огонь, не зайдешь, Шабо духов метелит, а добра на открытие огня нет.
- «Ручеек», я 453-й, ну как, захожу, да? - запросил я наводчика.
- Нет, нет, огонь усилился... - услышал я в ответ.
- «Ручеек», 151-й, вот уточни, туда сработал или как, не молчи, поточнее объясняй, - вышел на связь ведомый «двадцатьчетверок».
- 128-й, ты все не раскидывай, оставь немного, а то меня прикрыть нечем будет, - попросил я Андрея.
- Да я вообще сейчас ничего не кидаю, - вынужден был ответить Андрей, выходя из очередной атаки. Он сработал ракетами по указанному направлению, хотя добра на открытие огня все не было.
- 128-й - «Ручью-19», а вы нас сможете забрать тремя бортами?- запросили морпехи с земли.
-  Давай сначала хотя бы один зайдет, - отозвался я.
- Хорошо, ну хоть один пол раненых, под раненых, - отозвался «Ручей»
- «Ручей», я 128-й, вот смотри, сверху ручеек спускается, наблюдаю огонь. По тебе оттуда «работают» сейчас, да? - запросил уточнение Бит-Шабо.
- «Ручей-19», «Ручей-19», ответь 128-му, - вновь настойчиво запросил Бит-Шабо авианаволчика.
- «Ручей-19», ответь 128-му, - продублировал я, но земля молчала.
В очередном вираже внизу выплыли из снежной мглы какие-то сараи.
- А это что? - спросил я Панкова.
- Тазен-Кале, - отозвался тот.
- Подожди, как Тазен-Кале? - энергично отводя машину в сторону от населенного пункта, удивился я. - Вот блин, все так близко, не успел варежку открыть, как над «духами» оказались.
В эфире периодически возникал треск, писк и бульканье, авиационная группировка жила своим обычным боевым ритмом, выходя в эфир со всех концов Чечни, и не только.
- «Ручей-19» - 128-му, - вновь пытался докричаться Бит-Шабо до авианаводчика, без него он был слеп.
- «Ручей-19», - позвал землю и я. Топливо убывало, и надо было уже решаться на посадку, что там у него, но в ответ была тишина.
Неоднократные запросы экипажами «Ручья» дошли и на командный пункт, и оттуда запросили обстановку у «Шторма». Тот, постоянно отслеживающий радиообмен внизу, доложил:
- 453-й ищет на связи «Ручей», но тот не отвечает.
- 128-й, я сейчас над ними пройду и посмотрю, - решился на действия я, так можно все топливо сожрать, наматывая виражи, - смотри правый борт, начиная от восточной сопки.
- Давай, я за тобой, - поддержал это решение Бит-Шабо.
Мы вновь нырнули в ущелье к предполагаемой точке начала захода на площадку.
- «Ручей-19» - 453-му, - запросил я землю, проносясь на высоте метров пятнадцати над залегшими в камнях морпехами, и вновь под огнем сверху выскочил из ущелья.
- Не знаю, они вон лежат, попрятались все и молчат, - вышел я на внешнюю связь.
В эфире что-то пробулькало, и «Шторм» запросил Бит-Шабо:
- 128-й, «Свидетель» запрашивает, пусть «Ручей» обозначит себя.
- Да наши, они уже давно себя обозначили, мы их наблюдаем, авианаводчик молчит, - ответил уже раздраженно Бит-Шабо на запрос командного пункта.

Часть 1. Часть 09. Часть 17. Часть 25.
Часть 2. Часть 10. Часть 18. Часть 26.
Часть 3. Часть 11. Часть 19. Часть 27.
Часть 4. Часть 12. Часть 20. Часть 28.
Часть 5. Часть 13. Часть 21. Часть 29.
Часть 6. Часть 14. Часть 22. Часть 30.
Часть 7. Часть 15. Часть 23. Часть 31.
Часть 8. Часть 16. Часть 24. Часть 32.

Часть 33. Часть 37.
Часть 34.
Часть 35.
Часть 36.

Третьего ноября у моего экипажа был парковый день. Рано утром мы в составе отдельного вертолетного отряда, которым командовал подполковник Владимир Павлович Брусовцов, прибыли на полевой аэродромчик Гизель. Позавтракали, опробовали вертолеты и - в палатку ожидать задач. Погодка была теплая, солнечная, одаривала последними деньками тепла, хотя перед этим шли дожди. Я подошел к вертушке, меня встретил бортовой техник старший лейтенант Константин Панков.
- Ну как, работ по перечню много? Подсказывай, чем помочь, - предложил я помощь.
- Как обычно, командир, ничего нового, в конце только помыть вертолет, ну и контроль работ за вами, а мы с Андреем Хорошайло поработаем, - ответил Константин. Остальные экипажи приготовились к выполнению боевых задач, но пока что их не было, и каждый занимался, чем желал, по своим интересам.
Майор Владимир Семакин, командир вертолетного звена, прилег на кровати в палатке и занялся любимым занятием - разгадыванием различных кроссвордов, сканвордов и японских головоломок. Время текло незаметно. В какой-то момент зазвонил телефон, поступила задача доставить на Ханкалу заместителя командующего 58-й армией, который уже убыл к нам на аэродром из Владикавказа. Мой экипаж на парковом дне - задачу поручили экипажу Семакина. Подполковник Брусовцов, как обычно, зачитал экипажу задачу и дал время для подготовки к полету. Майор Александр Нестеров, летчик-штурман звена, проложил маршрут, посчитал топливо, выполнил инженерный расчет и доложил о готовности к полету. Старший лейтенант Сергей Рюмин, бортовой техник вертолета, также доложил о готовности к полету. Вскоре прибыл и пассажир с группой офицеров, загрузились в борт, и экипаж улетел на Ханкалу.
Прибыв по назначению, они зарулили на стоянку перелетающих экипажей, высадили «пешеходов» и стали ожидать их возвращения. Пока ждали, посмотрели показательные пуски из ПЗРК «Игла» по воздушной цели, которые выполнялись в качестве спецзанятий, проводимых для летного состава. У летчиков мороз шел по коже, когда ракета срывалась с плеча бойца и неслась вдогонку осветительному парашютику и, разрываясь рядом с ним, уничтожала все вокруг. После занятий разошлись по своим местам, обсуждая увиденное, большинство из нас видели последствия этих пусков - догорающие в бурьяне вертолеты и погибших летчиков.
День уже заканчивался, а «пешеходов» все не было. К Семакину на борт направили группу заменщиков из Кореновского полка. Те тоже с нетерпением ждали вылета, скоро должен был уходить автобус из Владикавказа, и им придется ночевать на Гизели. Наконец замкомандующего прибыл на борт, а солнце уже зашло за горизонт. Семакин запустился и, получив добро, вырулил на полосу. Взлет, отход по заданию, но руководитель полетов в связи с наступлением сумерек потребовал, чтобы экипаж сначала набрал безопасный эшелон над точкой, а далее уже следовал по заданию.
- Они там что, вообще сбрендили? Лезть на высоту, в чистое небо с ума сошли, что ли, только что же показали, как ракета снимает. Вовка, может, ну их? - сказал Александр Нестеров. С Семакиным они были однокашниками по училищу и в этом полку служили еще с Германии.
- Ага, ты же видел, какой разбор устроили летчику, который не выполнил распоряжение руководителя и ушел на пределе, - ответил Володя, вспоминая, как с час назад на командном пункте разбирали летчика, который отказался набирать высоту и своим решением ушел на предельно малой высоте. Его отстранили от полетов до сдачи зачетов.
Делать нечего, и Владимир перевел вертолет в набор высоты в сереющее небо, без единого облачка. Земля уходила вниз, открывая все окрестности с городом на западе, горками, хребтами, лесными участками и всем расположением группировки. Они достигли уже девятисот метров, когда по ним из разрушенного здания на окраине города был произведен пуск из ПЗРК. Противник долго поджидал возможную цель и дождался. Ракета пронеслась над жилыми модулями летчиков, догнала вертолет и поразила его. В чистом небе на виду у всей группировки вертолет загорелся и стал падать прямо на головы личного состава, расквартированного в районе аэродрома. Экипаж мог бы прыгнуть, у них были парашюты, но в горящей кабине были люди, а внизу - жилые палатки и модули.
На земле все с замиранием сердца наблюдали за развитием катастрофической ситуации. Вдруг от борта отделилась точка и понеслась вниз к земле. С земли кричали: «Парашют, рви кольцо!» - и никто не мог предположить, что от того жара и пламени, которые были в грузовой кабине, замкомандующего армии выпрыгнул из вертолета. Он упал на одну из палаток, развалив ее. Вертолет был практически неуправляем, он перешел а глубокое пикирование и стремительно падал. Каким-то чудом, неимоверными усилиями летчики, находясь в уже горящей кабине, несмотря на обжигающее их пламя, смогли оттянуть вертолет от группировки. Они смогли спасти людей, но потеряли драгоценные секунды для прыжка. Вертушка вертикально врезалась в землю в ста метрах от жилых палаток вблизи железнодорожного полотна. Экипаж погиб спасая людей. Потом были разбирательства, рекомендации - все было потом, а парни погибли от бездумного приказа о наборе высоты, которые отдаются в мирное время на мирных аэродромах. Здесь же шла война, и действовать нужно было как на войне. Спустя несколько месяцев в полк пришло известие: весь экипаж за проявленное мужество был награжден орденами Мужества (посмертно).
Через несколько месяцев я привез из родных мест Александра Нестерова несколько березок, и мы посадили их рядом со скромным памятником - вертолетной лопастью, устремленной вверх - на месте гибели экипажа вблизи железнодорожного полотна.
Конец февраля. Уже пять суток, как на замену буденновским вертолетчикам прибыли дальневосточники. Они уже сдали все зачеты и начали летать вместе с нами на задания. Их знакомили с районом боевых действий, показывали расположение площадок, ведь к концу февраля северокавказцы должны были уйти домой. С девяносто девятого года военнослужащие Буденновокого полка были здесь постоянно, сменяя друг друга на боевой работе.
Сегодня им предстояло высадить тактический воздушный десант 56- го пдп посадочным способом в районе населенного пункта Тазен-Кале. Погрузив всех десантников на борта, смешанными грушами и смешанными экипажами для ввода в строй новоприбывших составом по четыре вертолета должны были выполнить задание. Первую группу вел я,  вторую - майор Андрей Саратов. Выполнив взлет, двинулись в район десантирования.
- Командир, не пойму, что это, то ли дымка, то ли туман, видимость ни к черту, - сказал Володя Панков.
- Снег это, Володя, снежная мгла, хотя смотри, вроде и солнце пытается пробиться, вот в этом сиянии ни хрена и не видно, - ответил я штурману. - Ты уж постарайся вывести правильно, мы с тобой там вчера уже были, вот и выводи туда же. Десантируем на тропу, а там они и сами дойдут, тем более что за тобой целая группа идет.
Минут через двадцать мы уже вышли в район десантирования. Не смотря на видимость в два километра, десантная группа под прикрытием майора Андрея Геннадьевича Бит-Шабо, командира звена боевых вертолетов, вышла в исходную точку захода на посадку.
- «Зеленый», - «Зеленый», я – «Ручей-19». Ты сможешь зайти ко мне, ко мне зайти под раненых, - вышли с земли.
- «Ручей-19», я 453-й, а ты где находишься, подскажи район, - ответил ему я.
- Я в квадрате..., вы только что прошли мимо меня, - сообщил он свое местонахождение.
- Командир, да он рядом, километрах в восьми, здесь, в районе Тазен-Кале, - быстро сориентировался Володя.
- Хорошо, «Ручеек», минут через десять я к тебе подойду, - ответил я. Распустив группу на посадочном курсе, мы зашли на посадку, и каждый высадил десант в указанном ему месте. Дав своему ведомому капитану Олегу Климчуку в паре с капитаном Юрой Орешенковым указание уходить домой под прикрытием 151-го, я в паре со 128-м двинулся к «Ручью» на эвакуацию.
- «Ручей-19», «Ручей-19», я 453-й, ты меня наблюдаешь? Наведи на себя, обозначься дымом, - запросил я авианаводчика.
- Мы в укрытии, в укрытии, у нас обстрел начался, «духи» головы поднять не дают, я вас пока не вижу, но слышу, - вышел на связь «Ручей». Внизу под бортом проходили бугры и высотки, густо покрытые деревьями, сквозь которые ничего не было видно. В снежной пелене очень трудно было зацепиться за какой-нибудь характерный ориентир.
- Володь, кинь АСОшки, обозначай себя, чтобы он увидел, - подсказал я штурману. - «Ручей-19», ты меня сейчас наблюдаешь? - продолжил я, когда от борта с легким хлопком стали отделяться яркие шарики тепловых ловушек.
- Да, да, дым я кинул, но вы от меня пока далеко, идите на меня, на север, обозначаться сложно, у нас огонь... - в эфире забулькало, следующие слова были съедены.
- Не понял тебя, что ты хотел? - переспросил я у «Ручья».
- У нас снайпер, снайпер работает, у нас потери, потери, огонь плотный, - отозвалась земля.
- Да ты мне скажи и покажи, где ты сидишь, х... ли ты мне снайпер кричишь, - ответил ему я, - покажи, где ты. Ты меня наблюдаешь?
- Сейчас еще один дым кину, еще один, - ответил «Ручей», но при той высоте деревьев и той видимости, которая была сейчас в районе выполнения боевой задачи, дым, робко поднимавшийся сквозь деревья, можно было обнаружить, только если пройти рядом с ним, да и то не всегда.
- Да, да, я наблюдаю, вы сейчас надо мной прошли, по вам «работают», очень сильно «работают» «духи», отходите, - сообщил тот.
- 128-й, ты меня наблюдаешь? - запросил я ведомого, отошедшего в сторону.
- Видимости нет, я тебя не наблюдаю, ушел в сторону, - сообщил 128-й.
- Я сейчас от места высадки где-то удалением три на запад, - ответил ему я.
- Володя, еще раз кинь АСОшки, обозначай себя, чтоб они нас увидели, - сказал я правому, который тоже искал внизу расположение позиций морпехов, выглядывая в блистер.
- «Ручеек», где ты, сориентируй меня, - вновь запросил я землю, став в круг.
- На приеме, на приеме «Ручей», - ответила земля, видно не расслышав запрос.
- Наведи меня на себя, вот я сейчас, где летаю, вправо, влево, наведи на себя, прямо так и говори, левее, правее, - попросил его я. Скорость у вертушки была маленькая, не больше ста километров, и лес плавно проплывал под бортом.
- Сейчас левее, вы дым не наблюдали? - запросил экипаж «Ручей».
- Нет, я не наблюдал. А сколько метров мы от тебя, вверх, вниз по высоте? - все запрашивал я «Ручья», пролетая вдоль лесистого склона горки.
- Снайпер от меня в ста - ста пятидесяти метрах, работает, - отозвался «Ручей».
- Да ты мне не снайпера показывай, ты на себя наведи, как я буду с тобой «работать», если не знаю, где ты, - уговаривал я «Ручья», понимая, что сейчас и мы под обстрелом. Вертушкой приходилось постоянно маневрировать и держать скольжение, незаметное для огня противника.
- Даю еще один дым, еще дым, заходите, - отреагировал «Ручей».
- Да я тебе еще раз говорю, наведи на себя, твой дым растекается понизу меж деревьев, его ни хрена не видно. Вправо, влево, понял - наведи на свое место, мы и так уже ползаем, как черепаха. Наблюдаешь меня? - уже повысил я голос в эфире.
- Сейчас нет, я не наблюдаю, вы ушли, ушли, - отозвалась земля.
- Твою дивизию, смотрите в оба! - сказал я экипажу, выполняя очередной разворот на обратный курс.
- « Ручей», не уходи со связи, наводи на себя, - вновь вышел я в эфир, - я сейчас где от тебя?
- Я не вижу, не вижу тебя, я в укрытии, у меня бой идет, и меня сильно обстреливают со всех сторон, - ответил « Ручей».
Вдруг прямо под нами экипаж обнаружил стреляющих людей в лесном массиве.
- «Ручей», вот я сейчас над тобой прошел, тут у меня люди бегают внизу, - передал я на землю.
- Да, ты надо мной прошел, метрах в тридцати, - ответил «Ручей», -      но я «двадцатьчетверку» не вижу, по мне два пулемета «работают».
Ты меня видишь, - почти уже зависая, на малой скорости стал я в круг, - сейчас видишь, бросай дым.
- Да он боится бросать, по нему сразу же начинают «работать», - вклинился в эфир Бит-Шабо, подходивший в этот момент к «восьмерке».
- 128-й, давай подходи к «Ручью», поработай с ним, там снайпер и два пулемёта, они меня в момент сшибут, пока я тут площадки не вижу, один лес, - дал я указание Бит-Шабо.
Вертолеты крутились под огнём противника в квадрате меторв триста по кругу, периодически проносясь над противником, и кто из них кто, было непонятно. Лес скрывал всех.
 - Сейчас я вас увидел, вы от меня на западе, - отозвался «Ручей».
Я подвернул вертушку на восток и увидел с десяток человек, лежавших  в дыму на тропе около небольшого обрыва, закрытого деревьями.
- Вот ты сейчас на меня идешь, строго на меня, видишь, мы лежим, - доложил «Ручей».
- Вижу, вижу тебя, дорогой, - с облегчением выдохнул я в эфир, обнаружив залегших внизу бойцов. - Где от тебя пулеметы работают?
- Пулеметы сзади, сзади, с той стороны холма, - отозвался «Ручей».
- На западе или на востоке? - уточнял я.
- На юге, на юге, ты прямо сейчас на них идешь, на них, осторожнее, - вышел в эфир тот.
- А север свободен у тебя? - запросил я его, бросая машину в крутой вираж в северном направлении.
- Не понял тебя, - отозвался авианаводчик.
- На севере у тебя тихо?
- На севере тихо, пока тихо.
- 128-й, давай подходи, дымок видишь?
- Нет, пока ничего не вижу, - откликнулся Бит-Шабо.
- Подходи и смотри, - услышал Бит-Шабо мой голос. В какой-то момент он пристроился к нашей «восьмерке» и увидел, как от нее отделились несколько АСОшек и ударились о землю.
- С юга, метров сто - сто пятьдесят, сейчас по вам работают пулеметы, - услышал я предупреждение «Ручья» и тут же передал:
- 128-й, наблюдаешь АСОшки, правый борт пошли? Вот, куда они попадали, там наши, там ищи «Ручья».
Андрей сориентировался, он уже увидел обрывки оранжевого дыма.
- 128-й, давай поработай с «Ручьем», - услышал он мое указание.
- «Ручей-19», а ты сможешь на север на «пупок» подняться? - запросил я землю, пройдя над заросшим лесом «пупком». Выполнить посадку здесь невозможно, но можно было попытаться снять раненых с помощью лебедки.
- Нет, нет, не смогу, снайпер стреляет.
- Ну а как я тогда к тебе туда зайду? - спросил я его. - Ты можешь с «двадцатьчетверками» поработать и навести их точно?
- Да, постараюсь, постараюсь, как понял? - ответил «Ручей».
- 128-й, давай отработай со «Свидетелем» добро, пусть «Ручей» тебя наведет, - услышал Бит-Шабо меня. Увидев, как «восьмерка» развернулась в северном направлении, освобождая воздушное пространство для его «двадцатьчетверки», направил свою вертушку к «Ручью».
- «Шторм» - 128-му, - запросил оп ретранслятор.
- На связи «Шторм», - отозвался борт, парящий высоко в небе.
- Продублируй на «Свидетель»: группа попала в засаду, просит работу, добро дают, нет?
- 453-й, 453-й, я «Ручей-19», я не могу вылезти, по нам огонь плотный, пусть «двадцатьчетверка» поработает, - запросил «Ручей».
- Ты наведи их, наведи, от твоего места брось шашку и наведи их, а они отработают, - вновь прозвучал в эфире мой голос. К Бит-Шабо присоединился 151-й, который проводил группу и вернулся, заняв место ведомого, теперь они снова были боевой парой. Они ожидали добро на работу с командного пункта.
- 128-й, давай выходи на связь с «Ручьем», пусть он вас наводит.
- 128-й - «Шторму», вам работать своим решением, - получил Бит- Шабо добро.
- «Ручей-19» - 128-му - запросил Андрей авианаводчика и после его ответа спросил: - Ты сможешь цель обозначить?
- Сейчас брошу два дыма, - услышал он «Ручья».
- Давай ракетой или дымом обозначай цели, - подстегнул к действиям авианаводчика.
- 128-й, видишь, я два дыма бросил? Вот от меня в сторону холма метров сто - сто пятьдесят? - сориентировал «Ручей».
- На юг, да? - переспросил Андрей.
- Да, да, на юг.
- Ракету пусти в ту сторону, - попросил авианаводчика Андрей.
- Хорошо, скажи, когда её пускать, - быстро среагировал тот.
- Давай пускай, пускай ракету! - Андрей вышел на боевой курс и взял на прицел предполагаемый район работы.
- Ракета не туда, не туда пошла, некондиция, сейчас еще одну пущу, - услышал он и увидел, как выпущенная ракета ушла вбок. Нужно было выполнять повторный заход на боевой курс.
- Сейчас красную ракету даю, красную и трассерами укажу, - вышел в эфир «Ручей». - Наблюдали мою работу?
«Двадцатьчетверки» прошли на боевом курсе, но ничего в этой снежной пелене не увидели.
- «Ручей», смотри, я сейчас пристрелочно отработаю в том направлении, а ты подкорректируй, - принял решение Андреи. Он взял в прицел указанный холм, заросший лесом, и пустил короткую очередь из пушки.
- «Ручей-19», туда, в том направлении? - запросил он землю.
- Да, да, туда и поближе метров на пятьдесят, обработайте там всё.
- 151-й, работаем коротенькими и аккуратно. - Сейчас от них требовалась предельная четкость в действиях на боевом курсе и прицельная стрельба, боестолкновение на земле было очень плотное.
Я сейчас ещё зеленую ракету дам, смотри, - вновь вышел в эфир «Ручей».
- Подожди, я сейчас выйду на боевой, тогда дашь, - отозвался Бит-Шабо.
Увидев ракету, он немного довернул вертолет на цель и открыл огонь, пушка сработала всполохами по правому борту, и ее снаряды взорвались в том районе, куда упала ракета:
- «Ручей», подкорректируй, туда попали?
- Да, да, туда, туда, с того направления снайпер работает и пулемет. Работайте по этому холму, - радостно заверещал «Ручей».
- «Ручей-19», вы близко от этого места, подскажи? - несколько раз вынужден был запросить Андрей замолчавшего авианаводчика. При выходе из атаки он вдруг обнаружил на гребне лесистого обрыва людей, лежащих совсем недалеко от его разрывов. Может, это боевики?
- Метров сто - сто пятьдесят мы находимся, - наконец он принял доклад «Ручья». Это не лезло ни в какие рамки безопасности боевого применения, но обстановка диктовала свои условия.
- Понятно, хорошо, будем работать только стрелковым вооружением.
- «Ручей-19», ты подсказывай, худа «работать» от наших разрывов, вправо, вверх, вниз, - запросил 151-й, выходя из атаки.
- Я попытаюсь выйти и посмотреть, - отозвался «Ручей», - у меня тут бой идет.
- Ты смотри во время нашей «работы», - наставлял его 151-й.
- А откуда по тебе сейчас «работают», вот с горки ручей спускается, куда нам «работнуть»?- поддержал ведомого Андрей.
- С центра холма - снайпер, там завал деревьев, а с горки - пулеметы, я не могу посмотреть, сразу же огонь идет, - вновь ответил «Ручей».
В этом нагромождении и завале сползших с обрыва деревьев рассмотреть тот завал, где залегли боевики, очень трудно, это не на полигоне, где цель выверена, обозначена и пристреляна, тем более что противник не молчал, а огрызался огнем в их сторону. Бит-Шабо решил методично, короткими очередями обработать по квадрату то место, куда упала ракета.
Я во время этого боя, который вели «двадцатьчетверки», смог подобрать в этом лесистом горном районе единственное место, куда можно было притулить вертолет: у слияния речки и впадающих в нее ручьев, которые шли по дну трех ущелий. Эти ущелья, сходясь вместе в центре, образовывали как бы небольшой завал из обрушившейся породы, на который можно было зайти на посадку. От места боя это было метров семьсот, но нужно было еще спуститься в русло реки.
- «Ручей», ты сможешь спуститься вниз в речку? - запросил я.
- «Ручей», не молчи, корректируй от разрывов, вниз, влево, куда? - вновь запросил Андрей, выходя из очередной атаки.
- Метров пять-десять левее ваших разрывов, - отозвалась, земля.
- «Ручей-19», ты сможешь спуститься вниз в речку? - повторил я вопрос.
- Нет, нет, не смогу, обстрел идет, мы подняться не сможем.
- Командир, по нам «работают», - вышел на связь кормовой пулеметчик Наниш. Он был из Калмыкии, призывался из Элисты. В Ханкале из состава 56-го пдп был создан единственный в стране взвод воздушных стрелков-пулеметчиков, которые выполняли боевые задания в составе экипажей вертолетов, одним из них и был пулеметчик Наниш.
- Сзади справа, командир, из пулемета, - предупредил он и открыл ответный огонь.
- Осторожней, Наниш, там внизу очень близко наши, - предупредил я его.
- Да, понял, все нормально, я их вижу внизу, - отозвался Наниш
- Стрельба прекратилась, они пока не стреляют, не стреляют, - отозвался авианаводчик на очередной запрос Бит-Шабо.
- Ты сможешь выдвинуться в речку, в русло и на север? Там я сяду, выходи туда и выноси раненых.
- В русло? - переспросил авианаводчик.
- Да, в русло и на север, - подтвердил я.
- Да, огонь прекратился, ты нас наблюдаешь? Мы встали на тропе, - запросил меня «Ручей». И я увидел десятка два бойцов, стоявших по гребню холма.
- 128-й, сейчас работай одиночными снарядами, пусть пехота оттягивается в русло ручья, понял? - обратился я к Андрею в эфире.
- «Ручей», давай под прикрытием «двадцатьчетверок» выползай с ранеными вниз, - попросил я «Ручья».
- Выползаю, уже выползаю, - отозвался авианаводчик.
- Сколько у нас топлива? - запросил я экипаж.
1200 литров, - ответил бортовой.
- «Ручей-19», выходи по руслу на север метров четыреста, там слияние речек, вот там я тебя и вытащу, выползай, - напутствовал я авианаводчика.
- Понял тебя, понял, уже выползаем, - отозвалась земля.
- Давай пошустрее, - подгонял я морпехов.
- 128-й - «Ручью-19», - услышал в эфире Бит-Шабо запрос, обращенный к нему.
- Ответил 128-й.
- Вы снайпера завалили, снайпера, - ликовал авианаводчик в эфире.
- Хорошо, пять баллов, выдвигайся вниз, мы и дальше будем работать, а ты иди вниз к «восьмерке», побыстрее, - подгонял также Бит-Шабо морпехов, топливо у него тоже уже заканчивалось.
- 128-й, ты, главное, держи под огнем пулеметы, чтоб они и их и меня на посадке не накрыли, - давал я указание «двадцатьчетверкам».
«Восьмерка» прошла над морпехами, которые, озираясь, по сторонам, стали спускаться в русло реки, опасаясь обстрела или подрыва на мине. Они двигались медленно, очень медленно.
- 128-й, посмотри за мной, я сейчас посадку буду выполнять в распадок ущелий, - попросил я «двадцатъчетверок», - прикрой, если что.
- Скорость семьдесят, обороты норма, - подсказывал бортовой капитан Сергей Костромин, он был из дальневосточников.
- Путевая сорок, обороты норма. Командир, а мы поместимся сюда? Уж очень все впритык, прямо колодец, деревья высокие и наклонены прямо на площадку, - осторожничал штурман Володя.
- 128-й, посмотри винты на посадке как мы там? - попросил я «барабанов».
- Наниш, смотри, как там деревья, подсказывай, чтоб винты не задеть, - запросил я пулеметчика.
- Вперед надо, командир, вперед, - отозвался тот.
- Сережа, нырни вниз, только осторожно, и пошарь там, нет ли под нами мин. Давай потихоньку, - послал я бортового техника наружу, и тот согласно кивнул.
- 453-й, я сижу, - доложил я в эфир всем.
Экипаж выполнил посадку меж камней, бортовой техник, выпорхнув наружу, привычно осмотрел борт и стал ожидать появления морпехов из-за поворота ущелья. Сейчас экипаж был один, вообще одни. Над ним нависал склон с песчаным обрывом, по холму которого расположился населенный пункт Тазен-Кале. Вправо уходил ручей, поднимавшийся
по лесистому ущелью, из которого сейчас работали пулеметы; налево шла река по глубокому, с обрывистыми стенами, заросшему высокими деревьями ущелью. Это был единственный пятачок во всем районе, где можно было притулить вертушку для эвакуации раненых, и сейчас экипаж ожидал их появления. Топливо таяло ежеминутно, а морпехов все не было и не было.
- «Ручей-19», ты меня видишь? Не уходи со связи, давай подходи ко мне, выдвигайся побыстрей, - поторапливал я их, - быстрее, быстрее, меня топливо поджимает.
- Кто там стреляет? - спросил я экипаж, услышав стрельбу по кругу.
- Да непонятно, кто стреляет, тут сейчас и наши, и «духи» стреляют, вокруг нас вроде тихо, по крайней мере, вблизи, по нам огонь вроде не ведут.
Вертушка на севере молотила лопастями воздух и своим нахождением на земле подгоняла морпехов к движению, и все же по привычке они двигались с опаской, словно ожидая засады и огня в упор. Мы тоже в любую секунду ожидали огневого удара по борту, ведь фактически сейчас выполнили посадку в самый рассадник зла. По разведданным Тазен-Кале и его окрестности были заполнены противником, но пока все было тихо, и это вселяло уверенность, что мы успешно заберем раненых и убитых. Экипаж ждал, но топливо неумолимо подходило к концу, нужно было взлетать. Ну, еще немного, еще немного. Нервы у всех уже были на пределе, чем больше мы на земле, тем больше шансов у противника уничтожить вертушку, а близкого прикрытия у нас нет, только личное оружие да ангелы-хранители в виде «двадцатьчетверок», которые уже почти полностью расстреляли боезапас. Прошло уже минут пятнадцать, как мы сидели на земле, подходило к концу топливо и у «двадцатьчетверок», у них его еще меньше.
- «Ручей-19», быстрее, быстрее, я на земле уже сижу, жду тебя, быстрее! - подгонял я морпехов.
- Я наверху, наверху, у меня раненых тяжелых спускают, очень медленно, легкие уже пошли к тебе, - отозвался «Ручей».
- «Ручей», давай побыстрее, побыстрее, - торопил Бит-Шабо медленно продвигавшихся морпехов, проносясь на своей «двадцатьчетверке» вперед по ущелью, указывая направление движения.
Наконец, среди камней замелькало несколько фигур морпехов. Они продвигались к вертушке своим ходом. Двое из них были перебинтованы. Они медленно, сопровождаемые боевыми товарищами, достигли борта, и Костромин разместил их в вертолете, остальные окружили «восьмерку» по периметру.
- Приняд двух «трехсотых» на борт, - доложил я в эфир.
- Командир, остаток восемьсот пятьдесят, у «двадцатьчетверок» ещё меньше, - доложил Панков, пощелкав топливомером.
- Хорошо, больше ждать не можем, - принял я решение и вышел на внешнюю связь с «Ручьем».
- «Ручей», 453-й, сейчас уходим по остатку топлива домой, но я вернусь, заправлюсь и вернусь.
- «Шторм» - 453-му, - вызвал я ретранслятор - доложи на «Свидетель». Взлетел из района «Ручья», на борту два «трехсотых», по остатку топлива ухожу домой, нужна срочная заправка и ещё один вылет сюда на последующую эвакуацию.
Через полчаса мы уже были на аэродроме Ханкалы. Зарулив вертушку на стоянку, я пошел докладывать на командный пункт результаты вылета. Надеялся, что сейчас мы группой снова быстро вылетим в район морпехов. Доложил обстановку и предположил
возможное ухудшение ситуации, если быстро не забрать раненых.
Но у командира полка существовали другие задачи, тем более что в процессе послеполетного осмотра и подготовки вертолета к повторному вылету в борту нашли маленькую дырку от пули, инженеры оседлали вертушку, осматривая ее очень внимательно, определяя вход и выход. Это все занимало время. Часа через три меня вызвали на КП.
- В общем, так, сейчас в паре со Шпарковичем, позывной 454, под прикрытием пары Бит-Шябо выполняете взлет, выходите в район «Бывалого», берете две группы спецназа и выполняете перелет в район Харсеноя с целью ВПШГ и десантирования групп посадочным способом. Посадку осуществляете самоподбором с воздуха по указанию
старшего группы десанта. После выполнения задания возврат через «Бывалый» на базу, Задача ясна? Выполняйте, - поставил задачу командир полка Герой России полковник Николай Николаевич Ярцев, записав постановку на магнитофон. Вообще-то он уже передал полк другому командиру, который прибыл ему на замену с дальневосточной
группой, но в воздух шли его экипажи, хотя и смешанного состава.
- А что с «Ручьем», командир, там у него раненых забрали? – спросил я Ярцева.
- Нет, обложили «Ручья» со всех сторон, по нему у командования группировки будет особое решение. Что-то там готовится, да и бой у него там постоянный. Да и вы там с Бит-Шабо зацепили, «духов» хорошо. В общем, пока ничего, идите, выполняйте свое задание и не дергайтесь, - напутствовал командир полка.