Вертолетчики + Чечня

Начало : Мясо для войны..Ч.1

НАЧАЛО ОФИЦЕРСКОЙ СЛУЖБЫ

Начальники, распределившие меня в Северо-Кавказский округ, не говорили громких фраз, а смотрели на реакцию от полученной новости.

Направление в воюющий округ воспринял спокойно, знал ведь на кого учился. Волновался, когда шел представляться новому начальству.

Встретили без особых изысков. Короткие беседы с командирами. Уточняющие вопросы. Заверения, что летать будем, но немножко позже.

Собрали нас, молодых лейтенантов, в одно подразделение и начали теоретическую подготовку.

– Все, что вам вдалбливали в училище, можете забыть. Обучение начнем с чистого листа, – такой «веселенькой» фразой приветствовал нас штурман эскадрильи.

– Может, кое-что оставим? – съехидничал один из нас.

– Там вас учили летать, здесь будете учиться воевать летая. Вещи абсолютно разные, когда освоите, поймете, – ответил капитан и, выдержав паузу, добавил: – Желающие стать мясом для войны могут заниматься по своему плану…

С такими заявлениями не поспоришь.

Полк за два года наведения конституционного порядка потерял два экипажа. Оба – из этой эскадрильи. Немного позже по обрывкам разговоров понял, несмотря на всю сложность выполненных боевых задач, «старики» считают, что заплатили войне слишком большую цену.

Служба затянула, как водоворот. Занятия, переучивание, зачеты, полеты. Пришло время распределения по подразделениям. Обратился с просьбой оставить меня в эскадрилье. С отцами-командирами состоялся короткий разговор.

– Что полезного вы можете дать эскадрилье? И зачем вообще вы нам нужны?

Через несколько лет узнал, что это были контрольные вопросы. Кстати, были среди них и другие, весьма обидные, злые и с насмешками. Отвечал искренне, а потому правильно.

ПОЛЕТЫ В ГРАНИЦАХ ОКРУГА

Меня приняли в новую семью. Служба идет по накатанной колее. Действует старая армейская поговорка: «На службу не напрашивайся, от службы не отказывайся». Командование постоянно задействовало нас для оформления документации. Сколько карт было мною оформлено – не перечесть.

В училище мы были, наверное, одним из последних выпусков, выполнявших маршрутные полеты. В полку подобные полеты – основа всех заданий.

После контрольных полетов по маршруту в районе аэродрома командование

эскадрильи посылает молодых лейтенантов во внутриокружные командировки. В качестве инструктора с экипажем летает штурман эскадрильи.

В этих полетах происходят обучение, демонстрация и объяснение, как надо выполнять задания.

…Летим на соседний аэродром, где ждет представитель командования округа. На рабочем месте летчика-штурмана сидит «желторотик». Командиру экипажа и инструктору на маршруте знакома, наверное, каждая травинка.

Однако все доклады, указания молодого правака внимательно выслушиваются и неукоснительно выполняются. Начинаешь делать что-то не то, тут же следуют вопрос, уточнение, рекомендация или предложение проверить расчеты.

Прилетели на аэродром, забрали начальников.

Рабочее место правака занял инструктор. «Перспективная молодость», занявшая рабочее место борттехника, как бы смотрит на работу экипажа со стороны. Только стажер немного отвлекся, и в полете возник особый случай.

Представьте состояние лейтенанта, когда он узнает, что его командиры потеряли ориентировку. Экипаж не знает, где находится и куда дальше лететь. Позор!

В кабине ругань, крики, эмоции выплескиваются через край. Проблему решает тот, кого должны учить. Объяснил, успокоил, доказал, показал. Разобравшись что к чему, решили все случившееся держать в тайне.

Через год, когда «секрет» раскрылся, хохотали всей эскадрильей. «Старики» с каждым из нас «теряли местоположение» практически в одном и том же месте. Новоиспеченных лейтенантов проверяли в экстремальной ситуации над безориентирной местностью.

Такие «фокусы» в копилке моих учителей в избытке. На подготовку молодежи не жалеют ни сил ни времени. Причем все идет как-то незаметно, само собой и с каждым индивидуально.

На первую чеченскую войну попал неожиданно для себя. От эскадрильи формируют группу для командировки в Чечню. Мне предлагают убыть в ее составе в качестве «офицера по нерешенным вопросам».

В подобных командировках постоянно возникает необходимость согласовывать различные житейские проблемы. Они мелкие, но требуют немедленного принятия мер. Отрывать на них личный состав группы, выполняющий боевые задачи, нельзя. Для этого завели должность внештатного начальника штаба.

При перелете в Ханкалу меня сажают на место бортового техника. Обычный полет, пока не прозвучал доклад штурмана эскадрильи: «Командир, вышли на территорию Чечни». Комэск плавно снижает вертолет до высоты пятнадцать метров. С этой минуты все находящееся на земле стало мелькать как в калейдоскопе.

До Терского хребта идем без проблем, а вот дальше последовал очередной урок-зачет. Хребет закрыт облаками, в таких случаях уходят на большие высоты, а над аэродромом посадки снижаются по приводной радиостанции. От руководителя полетов получаем информацию, что привод временно не работает.

«Старики», покрутив головами по сторонам, перебрасываются парой фраз. Командир вспомнил этот район по операции, в которой экипаж участвовал в предыдущем «заходе». Верхушки Терского хребта, больше напоминающие холмы, прикрыты облаками. Горная седловина стала своеобразным окном. Снизу и с боков – горы, сверху – облака. При подлете к «окну» происходит короткий диалог.

– Экипаж, предложения?

– Вам там виднее, – отвечает из грузовой кабины борттехник.

– Землю наблюдаю, облачность стоит, видимость четыре, ущелье просматриваю насквозь. Идем дальше! – предлагает штурман.

– Ну а ты что молчишь? – обращается ко мне командир.

– Землю видно, можно лететь, – при этом для приличия еще раз кручу головой по сторонам.

Потом, на земле, мне объяснили: в экипаже существует правило, по которому в подобных ситуациях все обладают правом «вето». Было два решения по продолжению полета. Выбранный нами вариант сокращал время полета и упрощал его.

Через минуту вертолет «ныряет в окно». Пересекаем хребет. Разворачиваемся на новый курс. Продолжаем полет на предельно малой высоте. Командир смотрит по сторонам, начинает нервничать. Спустя мгновение в кабине бушуют страсти. В очередной раз хотят проверить мою сообразительность?

…Вот она ошибка. У меня нет карты. Приходится по карте штурмана эскадрильи «в темпе вальса» определять место вертолета. Ставлю отметку на карте и замечаю мелькнувшие улыбки старших. После этого к полетной карте отношусь с большим уважением. Военный летчик должен обладать отличной зрительной памятью, но полеты без карты – обычное разгильдяйство.

Среди моих чеченских уроков – ценность личного знакомства среди офицеров. После нашего размещения в казарме возникли кое-какие вопросы. В помещении размещались группы из других частей. Все живем одним коллективом, вот и надо распределить обязанности, сообразуясь с возможностями групп. Вышел спор кому что делать.

Привели меня «на ковер» к командиру другой группы. Мужик попался серьезный; Быстро понял в чем дело и попросил позвать моего начальника. Тут и произошла, как говорится, «встреча на Эльбе». Когда старшие офицеры начинают разговор с дружеских объятий, то комментарии излишни. Проблемы растаяли как туман под солнцем. Обязанности распределили по совести и справедливости.

Об авторитете речь уже не шла, его у «стариков» оказалось больше, чем достаточно. Они воевали плечом к плечу в прошлой командировке.

Все закончилось посиделками и разговорами за жизнь.

ДАГЕСТАНСКИЙ СТАРТ

Если кто-то считает, что с выводом войск из Чечни на Северном Кавказе установился мир, то глубоко ошибается. Северо-Кавказский военный округ остался на острие удара. Придет время, и все узнают, чего стоили России годы «затишья».

За время «перерыва» многое произошло. Нашу часть вначале планировали «урезать» и приступили к сокращению одного подразделения, но разум в штабах все же возобладал. Полки двухэскадрильного состава не в состоянии выполнять боевые задачи в полном объеме по прежнему предназначению. Все вернули на круги своя.

Летали мы, как принято сейчас говорить, по-взрослому, но нашему брату, сколько полетов ни давай, все равно мало будет. Сам не заметил, как стал регулярно выполнять перевозку командного состава округа. Правда, до заветного рубежа 200 часов в год не дотягивался.

На вторую чеченскую попал как-то буднично. Срочный приказ, и мы несколькими экипажами улетели в Дагестан.

Это сегодня появились «глашатаи», рассказывающие как Российская армия все оперативно спланировала и остановила «орду вахов», с оружием в руках ступивших на дагестанскую землю.

Ваххабиты, заняв пару сел, стали готовиться к обороне. Позже мы поняли: они ждали «начала освободительной войны на Северном Кавказе». Для этого были хорошо подготовлены базы и террористическая подпольная сеть.

Почему их планы не осуществились? По многим причинам. Среди них одна довольно банальная.

На Ботлих войска стали перебрасывать вертолетами Ми-26. Вертолетчики работали в «чрезвычайном режиме». «Духи» не могли поверить, что такое количество военнослужащих и боеприпасов можно перекинуть по воздуху. Они считали, подполье дагестанских «вахов» их предало и пропускает колонны с войсками.

Многие из нас ожидали повторения первой чеченской, когда пресса изощрялась в поливании помоями собственной армии. Первые впечатления от сообщений, поддерживающих наши действия, описать невозможно.

Они были подобно глотку воды в пустыне. Когда вслед за этим местное население стало заявлять о ненависти к пришлым «освободителям» не перед телекамерами, а в личном общении, все стало на свои места.

Войскам приходилось вступать в дело по извечной российской традиции – «с колес». Не обошлось без показухи, несогласованности и накладок, но здесь выручил опыт первой чеченской.

Командиры частей тогда научились действовать автономно и быстро налаживать взаимодействие с соседями. Авиация, выбивая боевиков «из нор», не стеснялась делать им «сюрпризы».

…«Вахи» окопались на горе. Десантники и мотострелки пытаются сбить их с господствующей высоты. Кто-то из начальства решил перебросить поближе к вершине горы ЗУ-23-2. Она поможет перевесить чашу весов в нашу пользу. «Зэушка» в горах – весомый аргумент и при грамотном использовании становится главным козырем.

Одни придумывают, другие делают. «Двадцать шестой» на это дело не пошлешь, «вахи» его в два счета завалят… Посидели, посчитали…

«Восьмерку» облегчили до предела, убрали все лишнее и ненужное для полета. Цепляем зенитку на внешнюю подвеску – и в гору. Хотелось бы все сделать побыстрее, но нельзя.

Раскачаем груз, придется его сбросить и начать все по новой. Делать это на глазах у «вахов» – собственноручно подписать себе смертный приговор. У нас только одна попытка, пока засевшие на горе боевики не разобрались в происходящем. Командир работает ювелирно.

Вертолет неспешно плывет к назначенному месту. Сработали аккуратно, «подарочек» по назначению довезли.

Находившийся на борту специалист «в темпе вальса» отшвартовал подарочек. Когда боевики пришли в себя от авиационной наглости, «вертушка» уже улетела. Тут бы в ладошки от радости хлопать, а у нас осадок неприятный.

Зенитка так ни разу и не «тявкнула» по «вахам». Боеприпасы к ней не доставили, хотя и заверяли, что на собственном горбу затащат.

«Вертушкой» этого уже нельзя было сделать. Боевики не дали бы наглеть второй раз. Так ради чего рисковали?

Получается, выполнили перевозку металлолома с риском для жизни. (Насколько известно, доставленная «зэушка» стала для боевиков «дамокловым мечом». В ее сторону они даже не смели приближаться. Порой только присутствие оружия на поле боя оказывается для врага сильным сдерживающим фактором. )

ЧЕЧЕНСКИЙ РЕЙД

Бои в Дагестане сопровождались активизацией нашей разведывательной деятельности. Приняла в ней участие и армейская авиация. Вот только не все и не всегда получалось так, как описано в уставах и наставлениях.

Получаем задачу на выполнение разведки в районе Ведено.

Командование интересует состояние дорог от «гнезда» Басаева к Дагестану. Специалист должен выполнить видеосъемку с нашего борта. Соваться в волчье логово в одиночку – занятие рисковое. Пара «полосатых» у нас на хвосте должна увеличить шансы выживания при встрече с «вахами».

«Двадцатьчетверкам» назначили место встречи, от которого будем действовать группой.

Полет по дагестанским ущельям прошел без особых приключений. Подходим к назначенной точке. Командир устанавливает контрольную связь с ведущим пары боевых вертолетов.

Попытка найти друг друга в воздухе оканчивается безрезультатно. Мой командир начинает нервничать и, не скрывая раздражения, выходит в эфир.

Самолюбие и обиды не раз становились причиной разрыва в человеческих отношениях. Порой это происходит в самый неподходящий момент. Командиру «полосатых» не понравился тон разговора с ним.

Вообще-то лично меня волновало, почему не вижу двух «крокодилов» там, где они должны находиться. Со зрением у нас в экипаже полный порядок. Если еще пару минут «погалдим» в эфире, на воздушном рейде можно ставить крест.

На наших радиостанциях и по сей день не стоят системы кодирования. «Вахи» постоянно прослушивают авиационные переговоры.

Есть возможность приготовить «жаркую» встречу – никогда от этого не откажутся. Поэтому возвращение на базу с полдороги – просто подарок противнику. До следующего прилета «вертушки» появляется вагон времени, спрятать концы в воду и приготовить зенитки для засады.

Слово за слово, и командиры «встали на ножи». Все бы ничего, но пары Ми-24 нет в указанном месте. Очередной запрос, а в ответ: «Будешь умничать – один полетишь!» Зря он такими словами разбрасывается.

Мои учителя еще на первой чеченской привыкли работать без сопровождения. Единственные, кто вызывал у них уважение, – «полосатые» из Буденновска.

На КП прошел доклад о начале выполнения задания без сопровождения. Как говорится, была без радости любовь, разлука будет без печали. Нервы натянулись как струны. Выручила работа, она отвлекла от ненужных размышлений и эмоций. К визиту «восьмерки» боевики не были готовы.

Мы прошлись по заданному маршруту и вернулись на базу. Командование получило в свое распоряжение документальный фильм и осталось довольно нашим рейдом.

Дагестан дал в мою копилку боевого опыта и другой пример, какое доверие должно быть в экипаже.

Из Ботлиха потребовалось срочно эвакуировать раненых. Все в затылках чешут, ущелья закрыты облачностью. Получается, вариантов никаких, а шансы раненых и того меньше. С командиром мы слетались хорошо, но предложенный им план меня обескуражил. Идем в район площадки за облаками. Над ней снижаемся… и все в ажуре.

Если это предложение, от которого нельзя отказаться, то имею свои условия. Командир слушает внимательно. Прежде всего с максимальной точностью выдерживать режим полета. Все мои команды выполнять незамедлительно и без рассуждений. Оговариваю высоту принятия решения на возвращение, если не выйдем из облаков.

…Режим полета выдерживался по нормативам оценок на «пять». Схему захода выдержали точно.

Когда из облаков вышли, с левой «чашки» удостоился поощрительного взгляда и короткой фразы: «Молодец, мастер, значит, сработались».

Задачу выполнили, раненых вывезли.

Полет стал итоговым в моем «лейтенантском» обучении. С того дня началось повышение профессиональной подготовки.

Как говорится, был мясом, стал поваром.

ЭКИПАЖ – ОДНА СЕМЬЯ

…Не хотели нас сменщики слушать. «Всезнаек» из себя строили. Месяца не прошло – срочно откомандировывают северокавказские экипажи на усиление.

Прилетаем и слышим: «Бл@дь, «духи» боевые действия полным ходом развернули. Несем потери. Молодежь к войне не готова…» 

Хотелось спросить, куда раньше эти умники смотрели, но пожалели их самолюбие.

Полетали, посмотрели и ничего нового не увидали. Обычная война, и «усиление» не нужно. Про огневое воздействие московским штабам лапшу вешайте. Нам достаточно пары ответов на контрольные вопросы, и все понятно.

Нет худа без добра. Теперь многие из «крутых», словно голодные кукушата. Рекомендации во все уши слушают, запоминают. Все, что непонятно, уточняют, переспрашивают.

Командиры раньше на «праваков» внимания не обращали, с любым готовы были лететь в бой, теперь у каждого свой. Попробуй поменяй, сразу начинается «рев раненого медведя» и упор на выражение: «Это мой правак».

Пусть все они без класса, но уже показали, кто на что способен. В экипажах полным ходом идет «притирка» друг к другу. Командиры перестали быть добренькими. Вспомнили, чему их в молодости учили, занялись подготовкой своих помощников.

Начало работать авиационное правило: «Мы с Тамарой ходим парой!» Это присказка, а по жизни «командира экипажа» от «бати» одна единственная «примета» отличает.

Первый гонор показывает, второй – опыт передает, свою смену учит.

Подбор экипажа – на первый взгляд дело простое.

При ближайшем рассмотрении еще тот ребус. Один командир с «повышенной загораемостью». Ему надо подобрать «противопожарного» помощника.

Летчику «с поздним зажиганием» подыскиваем «стартер». При всем притом не забываем про передачу летного опыта. Учитываем командирский авторитет и перспективы подразделения на будущее готовим.

Есть у человека задатки инструктора – сажаем к нему молодого.

Кто не обладает такими качествами, летает с подготовленными штурманами.

Не каждому дано авиационную смену готовить. К тому же среди «стариков» встречаются и такие, кого на пушечный выстрел нельзя подпускать к молодежи. Короче говоря, нужна ювелирная работа по установлению симбиоза в экипаже. Всем этим заниматься надо в подразделениях.

Итоги такой работы в Чечне хорошо видны. Зачем там, где сам обделался, делать рекламу успехам противника? «Вахи» просто приписали себе половину «сбитых» вертолетов.

Прочность цепочки определяет ее самое слабое звено. Уровень самого классного командира экипажа сводит на нет неподготовленность летчика-штурмана.

Летчик-снайпер на левой «чашке» – это хорошо, но дорога в небе прокладывается с правой лавки. Если на ней «бронеголовое чудо», то все ваши надежды остаются на аэродроме. Выполнение любой задачи будет сорвано в самый неподходящий момент.

Насколько готов экипаж к выполнению задач, лучше знать заранее.

Выше я рассказывал о том, как в полете командир советовался с экипажем о пролете через горный хребет.

Не дурь то была. Он проверял, насколько готовы его подчиненные к принятию самостоятельного решения. Уверенность в своих силах должна быть у каждого. Комэск дал право выбора. Бортач и правак не статисты в экипаже и летают не в качестве балласта.

С позиции сегодняшнего дня уверен, прими экипаж другое решение, то получил бы объяснение, почему оно не правильное. Полет над Ханкалой в ожидании начала работы приводной радиостанции – не только потеря времени.

Кстати, ее так и не включили, поломку устранили только через пару часов.

Займи мы эшелон, пришлось бы нам уходить на соседний аэродром, а так все довольны и на место прибыли без риска и нервотрепки.

Успех таился в слаженной работе подготовленного экипажа.

Юрий Зарецкий. Журнал «Солдат удачи» №9, 2005

http://otvaga2004.ru/boyevoe-primenenie/boyevoye-primeneniye...

Анатолий Лебедь

Анатолий Лебедь на парашютных прыжках. На аэродроме ДОСААФ в Кохтла-Ярве. 1980 г.

Признаться, когда впервые услышал эту историю, не знал, как быть: верить – не верить? Вроде не вчера родился, темой спецназа занимаюсь много лет, людей видел разных, многим из них мужества не занимать, но чтоб такое… Cпас только авторитет рассказчика. Им оказался весьма заслуженный спецназовец, Герой России.
А началось все с телефонного звонка.
– Хочу вас познакомить с уникальным человеком, – сказал Герой России.
– Буду очень рад. А в чем его уникальность, можно узнать?
– Разумеется. На войне, в Чечне, ему оторвало ногу, вернее ступню, и он после операции вернулся в строй.
Закончив разговор, я позвонил знакомому военному хирургу. Тот внимательно выслушал меня и сказал:
– Это тяжелая травма. Инвалид. Вторая группа, железно.
Но еще до совета с хирургом я и сам предполагал нечто подобное и потому подумал: «Молодец, мужик! А еще больше его командиры, не выбросили, оставили в армии, служит, наверное, себе спокойненько в штабе».
На сто процентов был уверен, что этот офицер теперь штабной работник. Куда ж ему бедному податься с таким ранением, только в штаб или в военный вуз, обучать молодежь.
Собственно, это я и высказал звонившему. Но Герой России только рассмеялся в трубку.
– Какой штаб? Да он в составе разведгруппы в Чечне по горам-лесам бандитов гоняет.
– С оторванной ступней? На протезе?
– Именно так. Летом 2003-го ему сделали операцию, а зимой он с разведчиками 45-го полка ВДВ банду Гелаева преследовал. Одиннадцать суток в снегах, по горам…
Одиннадцать суток! Откровенно говоря, я был в растерянности. Суровая зима, горы, снега, бандиты Гелаева и инвалид второй группы с оторванной ступней, на протезе, в составе разведгруппы спецназа.
Такое не каждому здоровому под силу. Вот и получалась какая-то совсем нереальная, скорее фантастическая, история. Может, пошутил Герой? Но разве такими вещами шутят? В подтверждение этого телефонная трубка пророкотала геройским баском:
– Я ж вам говорил, уникальный мужик.
– А как зовут-то его?
– Лебедь. Майор Анатолий Лебедь.
* * *
…Он встретил меня у КПП батальона. Среднего роста, крепкий, с обритой наголо головой, одетый в камуфляж. Шел, едва заметно прихрамывая. Однако, если не знать о его ранении, не приглядываться, можно этого и не заметить.
На поводке держал собаку.
– Паштет, – представил он пса.
Оказалось, пес военный, приблудился к спецназовцам в Чечне, и Лебедь забрал его с собой, как говорится, на зимние квартиры. А кличку «Паштет» получил из-за любви к одноименному продукту из войскового пайка.
Майор, как и многие другие офицеры, живет на территории части, в общежитии, в небольшой комнатке. Условия – спартанские. Главные атрибуты – стол, кровать и спортивный уголок, если его так можно назвать – наклонная гимнастическая доска, гантели. В тот день на доске лежал парашют.
– Прыгаете? – спросил я Лебедя.
– Прыгаем, – ответил он.
Вообще журналисту с майором Лебедем – мýка. На любой вопрос отвечает кратко, скупо, односложно – «да», «нет», «конечно». Когда я расшифровал записанную на диктофон нашу беседу, за голову схватился – как писать? А рассказать этому человеку о своем житье-бытье, военной службе, поверьте, есть что. Вот даже история с тем же парашютом. Это я потом от сослуживцев Лебедя узнал, что в батальоне сейчас осваивают новый тип парашюта. По своим характеристикам он значительно превосходит предыдущий, но десантника-первогодка на него не посадишь, нужна хорошая предварительная подготовка.
Как оказалось, такая подготовка у майора Лебедя есть, поскольку парашютным спортом он увлекается с юности и сегодня на его счету 840 прыжков(!).
Но ничего этого не рассказал мне Лебедь. Все у него вместилось в одно емкое слово: «Прыгаем».
С другой стороны, слово «прыгаем» для десантника звучит сегодня, как музыка. Это значит живем, работаем, служим, занимаемся своим делом. Ведь совсем недавно, на нашей памяти, были иные времена, когда по сути не было ни службы, ни дела. Пережил такие горькие моменты и Анатолий Лебедь, но это отдельный рассказ, и он впереди.
А сейчас возвратимся в комнату майора. Как сказал бы об офицерском жилище персонаж популярного фильма «Иван Васильевич меняет профессию»: «хоромы не царские». Да и откуда им быть царским хоромам у современного российского офицера. Даже если это не простой офицер, а очень заслуженный. Как, например, майор Анатолий Лебедь.
А в том, что он именно такой, сомнений нет. В подтверждение этого в его комнатке в общежитии справа на стене висит примечательное фото: Президент России Владимир Путин вручает Золотую Звезду Героя капитану Лебедю, а слева красуется сама Звезда в окружении многочисленных орденов и медалей.
Когда смотришь на «иконостас» Лебедя, понимаешь, и до мая 2005 года, когда в Кремле «За мужество при выполнении боевых задач в Чеченской Республике» ему вручили медаль «Золотая Звезда», он уже был Героем. По сути своей. По делам своим. А там высокому званию только придали официальный статус.
Нет, неспроста его товарищ по спецназу, который познакомил меня с Лебедем, сказал о нем – «уникальный мужик». Вот рядом с геройской Звездой три ордена Красной Звезды и орден «За службу Родине в Вооруженных Силах».
– Эти за что? – спрашиваю.
– За Афганистан.
– Четыре ордена!
– Так получилось…
– А два ордена Мужества?
– За Чечню, – отвечает.
– Ну а Золотую Звезду Героя за что получили?
Усмехается майор Лебедь и все переводит в шутку.
– Наверное, начальству моему надоело представления на ордена писать, вот и присвоили Героя.
Я смотрю в глаза майора и понимаю, чтобы ответить на мои многочисленные «за что», надо рассказать обо всей жизни. Пусть и небольшой, всего в сорок три года, но такой непростой, в которую уместились детство, юность, две войны, два ранения и еще многое из чего складывается человеческое бытие.
* * *
Военная жилка у Анатолия Лебедя, наверное, от отца. Вячеслав Георгиевич Лебедь прошел Великую Отечественную, что называется, от звонка до звонка.
Войну встретил на Северном флоте, морским пехотинцем. В 1943-м воевал под Сталинградом. Победу праздновал в Кенигсберге. Дважды был ранен. В рукопашном бою едва не погиб, спас боевой друг.
За храбрость получил ордена Славы, Красной Звезды, медаль «За оборону Сталинграда».
После победы капитана морской пехоты Вячеслава Лебедя отпустили на «гражданку», но вновь направили теперь уже на трудовой фронт, как тогда говорили. Уехал капитан запаса поднимать целину в Казахстан.
Поднял, но оставаться в казахских степях не захотел, переехал с семьей в Эстонию. Там в 1963 году родился Анатолий, самый младший из сыновей. Старшие братья его хотели стать моряками, а он, наоборот, летчиком. Чтобы быть ближе к небу, еще в строительном училище в Кохтла-Ярве занялся парашютным спортом, да так активно, что ко времени призыва в армию у него было более 300 прыжков.
До ухода на срочную службу Анатолий предпринял попытку осуществить свою мечту – стать пилотом. Поступал в Балашовское летное училище, но увы, не сдал математику.
После этого бросился в Борисоглебское училище летчиков, но было уже поздно, набор курсантов закончился. Пришлось возвращаться в Кохтла-Ярве и собираться в армию.
Имея основательную парашютную подготовку, он без труда попал в Воздушно-десантные войска – сначала в учебную Гайжунайскую дивизию, потом в Актагайскую штурмовую бригаду, что в Среднеазиатском военном округе. Служба в ВДВ ему нравилась, хотя климатические условия были тяжелые, да и нагрузка на солдата-десантника в ту пору была немалая. Но, главное, занимались своим делом – стреляли, водили боевые машины, десантировались, совершали марш-броски по пустыне, словом, учились воевать настоящим образом.
Армейская действительность, тяжести военной службы не испугали его, наоборот, укрепили мечту о небе.

С неба – на землю. Борттехнику вертолета Анатолию Лебедю приходилось в Афганистане передвигаться и на ослике.

Отслужив положенные два года, сержант Лебедь подал документы в Ломоносовское авиационно-техническое училище. Шел 1983 год, война в Афганистане была в разгаре, вертолетчиков не хватало, и в Ломоносове, что под Ленинградом, открыли училище. Лебедь пошел учиться на борттехника.
Почему на борттехника? Трудно объяснить это словами, но за все годы службы он никогда не усомнился в правильности своего выбора. Значит, верный был выбор.
Это ведь только далекие от вертолета люди считают, что борттехник – некая третьестепенная должность в экипаже. Всем, кому приходилось летать на Ми-8, видели, – клацнет тумблерами борттехник, двигатель наберет обороты, а дальше за работу – командир и «правак». А борттехник вроде как и не у дел, сиди – дремли.
Но все не так, как кажется на первый взгляд, все иначе. Первоклассный борттехник сродни хорошему пианисту – по звуку набирающего обороты двигателя слышит, все ли в норме, или, как говорят в авиации, у вертолета «легкий винт», и на это надо обратить внимание. Ведь у каждой винтокрылой машины собственный характер. И борттехник должен изучить его не хуже, чем характер дорогой жены или родного сына.
В полете – у каждого свои заботы. У борттехника – контроль за работоспособностью систем машины, за расходом топлива, за функционированием насосов.

Анатолий Лебедь у винтокрылой машины. Афганистан.

Все датчики на приборной доске Ми-8 видит своим цепким взглядом опытный борттехник. Не ждет, пока командир спросит: «Что там у нас с двигателем?» Идет на опережение, предупреждает: «Командир, обороты пошли, температура растет». А случается и попросит: «Командир, шаг под мышку». На языке борттехников это значит: «Сбрось немного скорость, уменьши шажок, температура слегка упадет, камера не прогорит, и ласточка подольше летать будет». Ведь любит «бортач» свою машину, как родную дитятю.
Нечто подобное испытал и лейтенант Лебедь, выпускник Ломоносовского училища, когда прибыл к месту назначения. А местом назначения молодого офицера стал, почитай, легендарный населенный пункт Магочи, что в Забайкальском военном округе.
Помните всем известную армейскую прибаутку: «Бог создал Сочи, а черт Магочи». Вот в этом суровом краю и оказался Лебедь. Правда после Актагая, Среднеазиатского военного округа, Забайкалье совсем не испугало офицера. В Актагае было жарко, здесь холодно, но жить и служить можно. А самое главное – нужно. Ведь так приказала Родина. А ее приказ в те годы был превыше всего. И это не высокие слова. Это реальность того времени.
* * *
С командиром экипажа лейтенанту Лебедю повезло. Он попал служить к капитану Николаю Майданову, тогда еще никому не известному вертолетчику. С годами Николай Сайнович станет не просто известным пилотом, он станет легендой армейской авиации. Единственным в наших Вооруженных Силах Героем Советского Союза и Героем России. Правда, Героя России полковник Майданов получит уже посмертно. Он погибнет на чеченской войне при выполнении боевого задания.

Герой Советского Союза и Герой России Николай Майданов. Погиб в Чечне в 2000 году.

Но уже тогда, в далеком 1986-м, капитан Майданов во многом отличался от других командиров экипажей. Но особенно он раскрылся в Афганистане, когда их полк улетел «за речку» весной 1987-го.
Молодому борттехнику было чему поучиться у командира. За глаза некоторые звали его «Колей-счастливчиком». Казалось, удача сопутствовала ему везде: и на земле, и в небе. Он «брал» караваны с поразительной частотой и регулярностью.
Но борттехник Майданова Лебедь знал: удача удачей, однако залогом результативности их экипажа было совсем иное. Через много лет в беседе со мной он объяснит это так: «Майданов был летчиком от Бога. Он постоянно летал туда, где опасно, а часто и туда, куда не разрешали. Поэтому и мы, члены экипажа, и десантники, спецназ, были довольны, знали, если летит Майданов, значит, караван найдем».
По официальным данным, Николай Майданов выполнил 1.500 вылетов на боевое применение с огневым поражением противника, с общим налетом 1.200 часов. Принимал участие в десантных операциях в районах Панджшер, Ташкудук, Мазари-Шариф, Газни, Гардез, Джелалабад, Бараки, Файзабад.
Высадил более 200 разведывательных групп.
В большинстве из этих вылетов, десантирований принимал участие и борттехник вертолета Анатолий Лебедь.

В Афганистане Анатолий Лебедь (на снимке – слева) летал в одном экипаже с Героем Советского Союза Николаем Майдановым (на снимке второй слева).

По этому поводу у меня с Анатолием Вячеславовичем состоялся интересный разговор. Скажу откровенно, не знаю, входит ли в служебные обязанности борттехника десантирование с борта вертолета первым номером. Подчеркиваю, не в числе первых, вместе с десантом, а именно первым. Но слыхал, такая традиция есть. В кино обычно показывают так: вертолет зависает над площадкой, и оттуда, словно горох, сыплется натренированный спецназ. В жизни все несколько по-другому. Прыгает борттехник – ему главное увидеть, каков грунт на площадке, куда встали колеса машины, не сядет ли вертолет на брюхо.
Однако, надо признаться, делают так далеко не все борттехники: традиции традициями, а жизнь жизнью. Кому хочется подставлять голову под пули.
Разумеется, я не мог не спросить у Анатолия Вячеславовича, а как поступал он?
Ответ был однозначным: высаживался первым. Более того, Лебедь пошел дальше. Он уходил вместе с десантом и работал на земле.
«Когда идет уничтожение банды или каравана в горах, – признается майор Лебедь, – не знаю, как для других, а лично для меня лучше и полезнее действовать в составе десанта. Сначала я делал это вроде, как в нарушение инструкции, но потом вышел приказ: борттехникам разрешалось работать в составе десантной группы. Разумеется, не бросая машину, не уходя от нее на далекое расстояние».
За две командировки в Афганистан, которые по времени вылились почти в двухгодичное пребывание на войне, было всякое – поиск и уничтожение караванов, высадка десантов, эвакуация раненых, пленение душманов, захват боеприпасов и снаряжения. Было и такое, что возвращались на машине, изрешеченной пулями. Но Бог миловал.
3 июня 1987 года их экипаж засек самый большой караван за всю девятилетнюю историю афганской войны – двести три вьючных места.
Анатолий Лебедь как сейчас помнит, случилось это в районе Газни в 4.15 утра. Караван еще находился на отдыхе, верблюды и лошади лежали, охрана тоже не ожидала налета «шурави». Два Ми-8 под прикрытием «двадцатьчетверок» нанесли первый удар, потом зашли на второй круг, на третий… Когда закончилось топливо, на смену их вертолетам пришли другие машины.
Вскоре в воздухе уже работало четыре вертолета Ми-8 и четыре «двадцатьчетверки», потом восемь… Бой шел целый день и закончился за полночь. Оставшееся оружие, боеприпасы, медикаменты вывозили вертолетами.
За этот бой экипаж наградили орденами Красной Звезды. Это был первый боевой орден борттехника Анатолия Лебедя.
Второй, третий и четвертый он получил все вместе уже после окончательного возвращения из Афганистана в 1989 году.
Потом, когда война ушла в прошлое, Лебедь уехал на замену из Магочи в Западную группу войск. Вертолетный полк их стоял в Мальвинкеле под городом Магдебургом.
Как сказал сам Анатолий Вячеславович: «Служба в Германии пролетела быстро. Там все было поставлено таким образом, что без дела не посидишь. Боевая учеба шла постоянно – учения, полеты – работа над водой, буксировка, днем, ночью, в облаках, в тумане. Выброска парашютистов, собственные прыжки. Лето начинается, немцы к нам приезжают, вместе прыгаем, учимся друг у друга. Словом, Германия – это было здорово, но не долго».
В 1994 году последние части российских войск покинули германскую землю. Вместе с ними вышел на Родину и вертолетный полк, в котором служил Лебедь.
Но на Родине их никто не ждал.

Анатолий Лебедь с четвероногими друзьями. Чечня.

Полк посадили на старый досаафовский аэродром в Бердске и… жизнь словно замерла – учебы никакой, топливо отсутствует, полетов нет, квартир тоже нет, жить негде. Лебедь для самого себя определил этот период, как годы для проверки человека на излом, кто ты есть на деле?
В армии, в полку обстановка становилась все хуже, начались задержки с выплатой зарплаты, о боевой подготовке не было и речи. Выходит, оставалось прозябать и ждать. Но чего?
Старший лейтенант Лебедь подал рапорт на увольнение из Вооруженных Сил. Его уволили. Тогда с этим было просто. Орденоносец, боевой офицер… И кому ты нужен? В общем, забрав жену, ребенка, он переехал в Подмосковье, в г. Железнодорожный. Теперь Анатолий Вячеславович был сугубо штатским человеком, но связи с армией, с боевым прошлым не терял, работал в фонде ветеранов Афганистана.
Трудно сказать, как бы сложилась его дальнейшая судьба, если бы не грянул 1999 год, вторая чеченская кампания.
* * *
После того как Басаев ударил по Дагестану, Лебедь уже не мог сидеть сложа руки. Вместе со старым товарищем Игорем Нестеренко они поехали на войну.
Через три месяца вырвались на несколько дней в Москву, заключили контракт в 45-м полку ВДВ и вновь возвратились, теперь уже на территорию Чечни. Напрасно говорят, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Лебедь вошел. Во второй раз в жизни стал десантником. Так уж получилось, что на афганской войне он был борттехником вертолета, на чеченской – десантником, спецназовцем.
Работа обычная, боевая. Действие в составе разведгруппы – ночные вылазки, засады, разведка, вылеты, уничтожение бандформирований.
Лебедь об этом рассказывает так же коротко: «Солдатский десантный опыт, а потом афганский, не пропали даром. Все пригодилось. А работа есть работа. Что тут говорить? Нашли, засекли, уничтожили. Оружие, боеприпасы забрали, раненых вынесли. Вот, собственно, и все».
Однако народная мудрость гласит: быстро сказка сказывается, да не скоро дело делается. В июне 2003 года ровным счетом так и вышло.
В районе Улус-Керта, недалеко от Аргунского ущелья, у боевиков располагалась база. Крепкая база, человек на тридцать – блиндажи отрытые, окопы, пулеметные точки. Все грамотно и серьезно. Месяца за полтора до этого уже приходилось эту базу штурмовать, но тогда на мине подорвался десантник, и главным было эвакуировать его. С бандитами решили разобраться попозже. Укрепили разведгруппу, учли просчеты прошлого штурма, хорошо продумали подходы к базе, прикрытие с тыла, поскольку рядом находилось чеченское село, и к боевикам могло подойти подкрепление. Словом, подготовились основательно.

К бою – готов!

На этот раз все прошло удачно. К полудню база была в наших руках. Но бандиты, они на то и бандиты, и обучают их учителя умелые, грамотные, в том числе и минной войне. Не стала исключением и эта база – мин там наставили «духи» хоть отбавляй. На одну из таких мин-ловушек и наступил капитан Анатолий Лебедь. Взрыв – и ступни нет.
«Посмотрел на ногу, – рассказывает Анатолий Вячеславович, – полботинка как не бывало. Думаю, ладно, мне еще повезло, наверное, на край мины наступил. Видели мы кое-что и похуже».
Но, несмотря на весь оптимизм, положение было более чем серьезное. От места расположения вражеской базы до лагеря десантников ходу полтора дня. И это если все здоровы и тренированы. А тут раненый.
Оставалось единственное – выбрать площадку для посадки вертолета и вызывать машину. Так и сделали. Но база находилась в горно-лесистой, труднодоступной местности, и потому до площадки предстояло идти не один час и нести на себе раненого Анатолия Лебедя.
Я не оговорился, когда сказал: нести на себе. Во многих местах горная тропа очень узкая, шаг влево – шаг вправо, и можно нарваться на такую же мину. А двое раненых в горах для разведгруппы – совсем не подъемная ноша. Поэтому Анатолия Лебедя на некоторых участках несли на плащ-накидке, а иногда и прямо на спине, сменяя друг друга.
Офицеры и солдаты разведгруппы сделали все, чтобы спасти раненого товарища. В 16 часов в далеком горно-лесистом районе он подорвался, а в 22 часа ему уже делали операцию в госпитале в Ханкале.
«Хирурги посмотрели, – вспоминает Лебедь, – и предложили, можем по колено отрезать, можем так оставить. Я сказал лучше так.
Они, ребята опытные, лишнее отрезали, сколько можно оставили. Нормально.
Потом в Москву, в госпиталь Бурденко отправили. Июль, август я там провалялся. В сентябре протез сделали, подогнали. Ногу перешивали, зашивали. Потом реабилитация. Пока к протезу привык. К зиме на службу вышел, а в декабре уже в командировку в Чечню поехал».
Да, в декабре 2003 года он уже попросился в командировку. И попал, что называется, из огня да в полымя.
Кто бывал в горах Дагестана в декабре, тот знает – зима здесь страшна и жестока. Скалы словно вымерзают на ветру и морозе. Снег готов обрушиться в любую минуту горной лавиной, пожирающей все на своем пути. К тому же в тот год в этих местах прошли большие снегопады.
Однако один из самых кровавых террористов Чечни Руслан Гелаев решился-таки уходить в Грузию. Другого выхода у него просто не было. Все лето и осень он творил свои черные дела – взрывал, убивал, сжигал. В ходе этой террористической войны банда его оказалась весьма потрепанной. Спешил уползти в Грузию, отсидеться, отдохнуть, вооружиться, и с новыми силами весной идти опять убивать.
Собравшись в районе поселка Чадыри, гелаевцы ушли в горы. Проводник перевел их через перевал Ягодак. А дальше им не повезло. Хотели ускользнуть через перевал Сунгротль, да новый молодой проводник заплутал.
Две недели искали гелаевцы дорогу в ущельях. Снег, ветер, мороз сделали свое дело, и Гелаев решил повернуть обратно, в глубь Цумадинского района.
В середине декабря бандиты вновь пытались перейти границу, но уже в другом месте. Здесь их заметили местные жители и дали сигнал на заставу «Мокок».
Гелаевцы устроили засаду и расстреляли пограничников.
На поиск и уничтожение бандитов были подняты спецподразделения ГРУ, Пограничных и Воздушно-десантных войск. Работали авиация и артиллерия.
В составе спецподразделения 45-го полка ВДВ работал и капитан Анатолий Лебедь. Одиннадцать суток провел он в заснеженных горах Дагестана, выполняя боевую задачу. Да, банду Гелаева, а потом и самого главаря, уничтожили другие. Но, как говорят, на войне, как на войне у каждого своя задача. А свою задачу десантники выполнили с честью. На равных, вместе со всеми воевал и человек на протезе – Анатолий Лебедь.

С боевыми трофеями. Чечня.


Когда я спросил сослуживцев Анатолия Вячеславовича, капитана Дмитрия С. и старшего лейтенанта Владислава И., мол, трудно, наверное, Лебедю с молодыми тягаться, те только улыбнулись:
– Это молодежи нашей трудно с ним тягаться. Он не уступает никому и ни в чем.
…Второе ранение капитан Лебедь получил тоже в бою. Вновь в горах, зимой 2004 года. Бандитский дозор выстрелил в спину. Пуля дошла до позвоночника и, к счастью, остановилась.
В Ханкале его вновь резал тот же хирург, что и в первый раз. Фамилия его Щукин. Он узнал Лебедя, принял его, как родного.
А через полтора года в Кремле, пожимая руку капитану Лебедю и вручая Золотую Звезду Героя, Президент России Владимир Путин спросит его:
– Как дела?
– Нормально, – ответит Герой, – Служу Отечеству!

(с) Михаил Болтунов

На пределе возможностей работали не только люди, но и авиационная техника.

В этот же день, уже после взлёта из Моздока, на нашем вертолёте отказал один из двух генераторов, вырабатывающий ток на нужды бортовой сети. В этом случае инструкция, предписывает экипажу оценить обстановку и принять решение на продолжение полёта или возврат на аэродром вылета.

Но тогда мы выполняли боевые задачи и, конечно же, приняли решение на продолжение выполнения задания, и вернули вертолёт в Ханкалу.

На следующий день, при эвакуации раненых на ту же площадку под Владикавказом, в момент посадки подломилась основная стойка шасси на Ми-8 Сергея Жеребцова, моего однополчанина, командира вертолётного звена.

Вертолёт плавно осел в сторону оторвавшейся главной опоры, мягко оперевшись на подвесной топливный бак. Борттехник среагировал мгновенно и выключил двигатели. Не выдержал металл крепления стойки к фюзеляжу. Всё обошлось.

В этот же день наши умницы-техники и инженера ввели машину в строй.

Ещё через несколько дней вернулся на одном двигателе экипаж «двадцатьчетвёрочки» «среднебельской» эскадрильи, дотянув на нём из Веденского ущелья!

В такой ситуации, конечно же, садиться на «вынужденную» нельзя было категорически! Можно было сказать, что мы летали над территорией, полностью занятой противником. И любая аварийная посадка, без прикрытия,могла закончиться гибелью экипажа. Чеченцы тогда лётчиков в плен не брали, а уничтожали на месте, причём самыми зверскими способами!

Ещё через несколько дней, как в песне – «на честном слове и на одном крыле», дотянул из Шатойского района экипаж Ми-8-го подполковника Вячеслава Хомутова, получивший серьезнейшие повреждения при обстреле с «Чёрной горы», под Шатоем.

Вертолёт был буквально изрешечен пулями, а в отсеках лопастей несущего винта зияли такие дыры, что мы вообще не понимали, как они смогли прилететь на таком винте! На борту находилась группа спецназа, и один из её бойцов получил серьёзное ранение.

Повезло в этот раз и правому лётчику Толе Иванову! Одна из пуль попала в переднее стекло кабины экипажа, со стороны «правака», аккурат на уровне его груди, но, срикошетив о металлическую щётку дворника, прошла в нескольких сантиметрах от него.

Через пару дней машина летала!

Вообще, наша «кафедра железа», как и в годы Великой отечественной войны, творила чудеса! (Мосеев Вячеслав Петрович, Орозалин Идрес Данибекович).

Неисправные или повреждённые вертолёты вводились в строй в минимальные сроки. Бедные технари, они не знали отдыха, в любую погоду, днём и ночью готовя нам технику! И поверьте! Мы в ней были уверены на все 100 процентов!

Но и мы, как могли, старались облегчить им их тяжкий труд.

После одного из вылетов, я подошел, чтобы помочь, к нашему гаровскому «вооруженцу», Валерию Ивановичу Филоненко, умнице-мужику с золотыми руками, которого мы, «за глаза», называли Батяней. Днём и ночью лазившему по вертолётам, заряжая в кассеты системы АСО-2В (постановки активных помех против ПЗРК) патроны тепловых ловушек, или как мы их ещё называли, «асошки».

Подтащив к нему ящик с патронами, я чуть не отшатнулся, видя, как он смотрит на меня изумлёнными, красными, от недосыпа, глазами.

- Я не понял? А почему патроны отстреляны только на половину? - надвинулся он на меня.

Я, замешкавшись, попытался объяснить ему, что старался сегодня сэкономить «асошки», чтобы ему было меньше работы.

Батяня ещё больше надвинулся на меня, открыв рот, чтобы, как я думал, излить ведро ненормативной лексики в отношении меня и моего экипажа. Но глаза его налились слезами, он тяжело опустил плечи, подошёл и обнял меня!

- Дурачьё! Что же вы делаете? Да мы будем ползать без сна и отдыха, готовя вам машины, лишь бы вы их использовали полностью и возвращались живыми! Держа меня за плечи, он отодвинул меня и продолжил, почти шепотом – Ты знаешь, каково нам стоять здесь и, всматриваясь в небо, ждать вас? – но тут же замолчал, видя, как по моим щекам тоже катятся слёзы!

Тягучую паузу разрядил подошедший начальник ТЭЧ звена Миша Жирохов.

- Эй! Хорош рассыпаться в благодарностях и нежностях! Иди, отдыхай! Через двадцать минут машина будет готова к вылету.

Я молча развернулся и на ватных ногах, вытирая рукавом предательские капли, поплёлся в сторону командного пункта, получать очередную задачу.

И судя по большому скоплению пехоты, заполнявшей с каждой минутой всё большее и большее пространство вокруг КП и нашего аэродромного лагеря, с кучами баулов, разномастным вооружением, ящиками с боеприпасами, денёк предстоял жаркий!

Несколько вертолётов уже были под завязку забиты этим людом, и готовились к вылету.

К нашему борту, тоже навьюченная до предела, подходила группа из человек пятнадцати, с любопытством и, с некоторым беспокойством, осматривая обшарпанный, закопчённый вертолёт, на котором им сейчас предстояло лететь на войну.

Я махнул Андрею Васьковскому, чтобы он занялся загрузкой вертолёта, а сам, ускорив шаг, помчался на КП. Андрюха, в деле погрузки и выгрузки, был мастер!

Что на земле, у борта вертолета, что в воздухе, в грузовой кабине, у него авторитетов не было! За неправильную погрузку, размещение, поведение во время полёта, выгрузку, огребали от него все одинаково! Как рядовые, так и старший офицерский состав!

Один раз, он даже поставил на место одного зарвавшегося генерала, который попытался качать права при размещении в грузовой кабине, важно надув губы и строго сведя брови. Но Андрюха попросил его выйти вместе с ним из вертолёта и закрыл входную дверь.

Генерал, раздувшись как воздушный шарик и, покраснев, как рак, начал распекать Андрюху «на чем свет стоит», но тот спокойно, с чувством собственного достоинства развернулся и произнёс:

-За «колючкой» аэродрома будете командовать, а здесь у нас свои, беспрекословные авиационные законы, и не вы, никто другой их не нарушит! Можете разъезжать по Чечне на своем УАЗике, командуя водителем, а здесь, извините, командую я, лётчик-штурман старший лейтенант Васьковский! – и, развернувшись, пошёл к вертолёту.

В это время, мы, с борттехником запускали двигатели и, с улыбкой наблюдали за развитием ситуации!

Генерал тогда так и остался на площадке.После этого я, в действия Андрюхи не вмешивался, полностью ему доверяя!

Денёк и вправду выдался тяжёлым! Мы, как воздушные извозчики на небесном трамвае, целый день курсировали между Моздоком, аэропортом Грозный-Северный и Старыми Атагами, забрасывая туда пехоту и вооружение.

В конце дня мы, вконец обессиленные, сидя под брюхом нашей «ласточки», подвели итог напряженного дня – выполнено десять боевых вылетов, перевезено 105 десантников с грузом и один «трёхсотый»!

Автор : ветеран двух войн, Афганской и Чеченской, полковник авиации, кавалер ордена Мужества Штинов Станислав Борисович.

https://vk.com/club134213200

Очень уважаю полковника Майданова - командира военно - транспортного авиационного полка. Единственного летчика - вертолетчика удостоенного звания Героя СССР и РФ именно за боевые подвиги. Вечная память вертолетчику...

Только четыре человека в нашем Отечестве стали одновременно Героями Советского Союза и Героями России. И лишь один из них, полковник-вертолетчик Николай Майданов, получил эти звания за подвиги на поле боя.

Он был пахарем неба, честно отлетал в шести военных округах, прошел все ступени профессионального роста — от рядового летчика до командира полка, налетал больше четырех тысяч часов, в том числе 1100 — в Афганистане и свыше 500 — в Дагестане и Чечне. Погиб командир 325-го отдельного боевого транспортного вертолетного полка в 2000 году, в Аргунском ущелье в Чечне. Ему не исполнилось и 44 лет.

О Николае Майданове — летчике и человеке — рассказали его сослуживец и жена Татьяна. Вряд ли мальчик Коля, родившийся в глубинке Северного Казахстана, в поселке Таскудук, что в переводе означает «колодец из звезд», знал, что пройдут годы, и на его груди будут сиять иные звезды. Николай Майданов будет награжден Золотой Звездой Героя Советского Союза, орденами Мужества, Ленина, Красного Знамени, Красной Звезды, «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» III степени», медалью Суворова. А Золотую Звезду Героя России вручили уже жене Татьяне после его гибели…

Отец Майданова, Саин, был казахом; мать, Галина, — из ссыльных немцев. — Мы с Колей познакомились еще в 1973 году, когда я училась в восьмом классе, а он — в десятом. Их семья только переехала в наш городок Чапаев из племенного совхоза, — говорит Татьяна Майданова. После окончания школы с другом, Алешей Шурихиным, они договорились поступать в Актюбинское высшее летное училище гражданской авиации. Николай поступил, друг же не прошел врачебно-летную комиссию. Из–за солидарности с Алексеем Николай Майданов решил вернуться домой. — Коля умел по- настоящему дружить. Вот и в юности остался верен данному слову. Если друга не взяли в училище, и он не стал учиться. Вернувшись домой, пошел на курсы водителей в ДОСААФ и устроился работать на промкомбинат. В мае 1974 года мы проводили его в армию. Срочную службу Коля проходил в Группе советских войск в Германии, был водителем командира полка.

Евгений Иванович Костилевский сыграл большую роль в жизни Коли. Из личного дела поняв, что парень из небольшого городка, из многодетной семьи, командир полка поинтересовался: «Что думаешь делать после армии?» Коля рассказал, что поступал в летное училище, тогда Костилевский спросил: «А не хотел бы ты стать военным летчиком?»

Коля признался, что не очень уверенно чувствует себя в математике. Тогда Евгений Иванович принес ему учебники, стал давать Коле задания, потом проверять выполненные примеры и задачи. Что было непонятно — подробно объяснял. Командир полка стал рядовому Майданову, по сути, репетитором. На выездной летной комиссии Николай сдал все экзамены. Оставалось только выбрать летное училище. — Он мог стать «транспортником», летчиком- истребителем или вертолетчиком, — рассказывает Татьяна Павловна. — Взяв карту, он стал смотреть, какое из военных летных училищ располагается ближе всего к дому. Выбор пал на Саратовское высшее военное авиационное училище. После армии он приехал домой уже с заветной буквой «К» на голубых погонах.

Став вертолетчиком, он летал на Ми-6, Ми-8 и Ми-24. В 1984 году Майданова направили в командировку в Афганистан. — Были те, кто нашел у себя всяческие болезни, чтобы не ехать в Афган. Зато потом, когда появилась возможность заработать деньги в Африке, они все разом выздоровели. Коля никогда не прятался за чужие спины. Мы проводили его в Афганистан 20 августа. При этом договорились, что каждый день будем писать друг другу письма, независимо от усталости и занятости. Если совсем не было времени, просто черкали несколько слов: «Здравствуй, у меня все хорошо». В командировке в «горячей точке» Николай Майданов провел больше года. Но передышка случилась короткой. Через полтора года, в марте 1987 года, он вновь оказался в Афганистане. — Второй раз в Афган Коля ехать не хотел, потому что сильно переживал за наших маленьких сыновей. Мы тогда жили в Забайкалье, в городке Магоча, где зимой температура воздуха опускалась до минус 57 градусов. Но я знала: если с его ребятами- вертолетчиками что-то случится, Коля себе этого не простит. Поэтому сказала: «Езжай, все будет нормально, мы выдюжим».

Николай Майданов оказался в самом пекле. Летать пришлось вблизи пакистанской границы. По оперативным каналам летчикам поступала информация о крупных караванах с оружием для душманов. Вертолеты вылетали на охоту… Однажды, около селения Абчакан, Николай Майданов заметил деревья, которые… двигались. Душманы в целях маскировки привязали их к ослам. Майданов связался с ближайшим подразделением десантников.

В ходе боя тогда при минимальных потерях удалось захватить 60 переносных зенитно-ракетных комплексов, 500 реактивных снарядов, выстрелы к гранатометам, цинки, набитые патронами. Пандшер, Ташкудук, Мазари-Шариф, Газни, Джелалабад… Десантные операции шли одна за другой. Иной раз приходилось выполнять по 6–8 боевых вылетов в день. За 15 месяцев экипаж Майданова в составе штурмана Валерия Альмакова и борттехника Сергея Лазарева высадил более двухсот разведывательных групп, а также обнаружил и уничтожил десять караванов с оружием

«Летное мастерство Майданова было столь высоко, что ему одному из немногих пилотов разрешали поиск бандформирований в режиме «свободной охоты», то есть без согласования с командованием авиационной части, — вспоминал полков- ник Виктор Николаев, кто плечом к плечу сражался с Николаем в Афгане. — Летать с ним пилоты почитали за честь. Да и «духи» почитали бы за счастье знать маршруты его полетов: за Колину голову назначили премию в миллион афгани наличными, о чем свидетельствовали красочные объявления, разбросанные по Газни».

Душманы не раз пытались поймать Майданова «на живца». Пуская по горной тропе оседланных лошадей, устраивали засаду. Но летчик-ас, маневрируя над землей, под шквальным огнем ускользал из ловушек. Его считали заколдованным и называли Колей-счастливчиком. «В июле 1988 года афганская контрразведка предоставила оперативные фотографии банды моджахедов «Черные аисты», которая осела в неприступных горах Хайркота, — рассказывал Николаев. — Костяк группы составляли смертники с профессиональной разведвыучкой». Решено было выбить противника из «орлиного гнезда». В сторону Хайркота на двух Ми-8 ушла группа спецназовцев. На 56-й минуте после начала операции с ней была потеряна связь. Как выяснилось, оба вертолета «поймали» по «Стингеру». Подбитые машины зарылись «мордами» в арык.

Оставшиеся в живых, человек двадцать пять из тридцати, оглушенные, с разбитыми лицами и в изорванной одежде, заняли круговую оборону. Если не придет подкрепление, командиры группы готовы были дернуть кольца гранат для самоподрыва…

Дежуривший на высокогорной вертолетной площадке Николай Майданов услышал: «Поисково- десантной группе на взлет». На выручку спецназовцам понеслись шесть Ми-8 и десять Ми-24. «С Колей Майдановым на ноль-одиннадцатой «восьмерке» командиром группы шел «батя» Блаженко — толковый, все понимающий окопный «отец», один из немногих старших офицеров в Афгане, кто подавал котелок поварам последним, а минное поле щупал своими истоптанными кроссовками первым, — рассказывал Виктор Николаев. — Поддерживаемые из всех видов стрелково-пушечного оружия, они сделали первую посадку в самый центр пекла. Будучи командиром авиагруппы и стремясь сохранить жизнь друзьям, Коля запретил остальным бортам заходить в точку загрузки. Находясь на удалении 500 метров, они должны были вести огневую поддержку».

Прорвавшийся к группе десантников комбат Блаженко дал команду грузиться в вертолет. Борт Майданова, как мячик, перескакивал с точки на точку. Живые тащили мертвых… Когда посчитали присутствующих на борту, поняли, что одного не хватает. Блаженко с тремя бойцами бросились на поиски. Майданов сказал: «Или забираем всех, или все остаемся». Молодого десантника, который первый раз оказался в столь серьезной боевой обстановке, нашли в арыке, где он сидел, обняв валун. С трудом отцепив парня от камня, его потащили и забросили на борт.

«А душманы были уже в пятидесяти метрах. Из–за перегруза вертолет мог взлететь только по-самолетному, то есть с разбега, — вспоминал Николаев. — Но места для разбега было меньше любого теоретического минимума. Впереди был обрыв. Машина, вибрируя, начала медленно и тяжело разгоняться. И в тот момент, когда шасси оторвались от земли на один сантиметр, «взлетная полоса» кончилась. Под вертолетом разверзлась стометровая пропасть. Падая, вертолет успел за несколько десятков метров набрать недостающее число оборотов винта, прекратил сваливание и, медленно набирая высоту, начал уходить в сторону базы. Выскочившие из расщелин «духи» открыли огонь по вертолету, и тут по ним ударили штурмовые вертолеты Ми-24».

За две командировки в Афганистане Николай Майданов совершил 1250 боевых вылетов. С поля боя он вывез 85 раненых солдат и офицеров, перевез около 1000 десантников и 100 тонн грузов.

В 42 года решил креститься

15 мая 1988 года было принято решение о выводе советских войск из Афганистана. — Мы встретили Колю 30 мая. Их Газнинская эскадрилья выходила в числе первых, — рассказывает Татьяна Павловна. О том, что Николай Майданов стал Героем Советского Союза, семья узнала случайно. — Когда подписали указ, мы сидели в «Домодедово», возвращались из отпуска в Читу, — рассказывает Татьяна. — Коля попросил меня купить свежие газеты. Я взяла разные издания, получилась целая пачка. И тут объявили посадку на наш рейс, стало не до газет. Когда прилетели домой, я кинула их на стол, еще не зная, что могу в них прочитать… На следующий день на работу ко мне забегает наш младший сын и кричит с порога: «Наш папка — герой!» Мы могли об этом узнать еще в аэропорту, приказ был напечатан в каждой газете…

Службу Николай Майданов продолжил в Ленинградском военном округе, командовал вертолетным полком, дислоцированным под Санкт-Петербургом в поселке Агалатово. Здесь же, в 42 года, решил креститься. — Я ходила на службу в церковь, Коля меня часто подвозил, — рассказывает Татьяна. — Когда его назначили начальником гарнизона, он сказал: «Ты знаешь, что бы ни было, но в Агалатове я построю церковь». Мы стали писать заявления, чтобы разрешили строительство. Из патриархии все время приходил отказ. Я сказала Коле: «Ты же не русский, не православный, поэтому тебе Боженька и не разрешает строить церковь».

Он только отмахивался, а 1 февраля 1998 года вдруг сказал мне: «Поехали креститься». Его крестным отцом стал генерал-майор Филипенок, который потерял в Афганистане сына. Батюшка окрестил Колю, а через две недели пришло письмо с разрешением на строительство… В поселке Агалатово Всеволожского района в память о воинах-афганцах теперь стоит деревянная церковь Бориса и Глеба. Сейчас там проходят богослужения. А Николаю Майданову в 1998 году предложили «теплую» штабную должность в ЛенВО, но полковник отказался. Более того, написал рапорт, где просил перевести его в Северо- Кавказский военный округ. — Бумажная работа была не для Коли. Он был прирожденным летчиком, жил небом. Как раз пришло молодое необстрелянное пополнение. Он не мог прятаться за их спинами, — говорит Татьяна.

Никогда он не бросал боевых товарищей в беде

В августе 1999 года Николай Майданов принял участие в контртеррористической операции в Дагестане — высадил шесть тактических десантов. За операцию в Ботлихе его наградили орденом Мужества. И в Чечне он неизменно оказывался на самых сложных участках. За голову Майданова с позывным «600-й» боевики обещали выплатить 500 тысяч долларов… 29 января 2000 года от- ряд десантников при высадке в Аргунском ущелье попал в засаду. Несколько бойцов были ранены.

Командир вертолетчиков Николай Майданов решил забрать десантуру обратно к себе на борт. «Суворовский закон — сам погибай, а товарища выручай — был растворен в горячей крови Майданова, — говорил Николаев. — Никогда он не бросал боевых товарищей в беде. В момент эвакуации пуля врага угодила в приборную доску и срикошетила в грудь пилота, попав в область сердечной сумки. Но даже такая тяжелая рана не была смертельной для него. Он не выпустил штурвала из своих рук. Уже в момент набора высоты Майданов был тяжело ранен еще и в шею. Поврежденными оказались важнейшие артерии. Однако и тогда Николай продолжал лично управлять винтокрылой машиной и почти довел ее до нашей базы…».

Умер Николай от потери крови за несколько мгновений до приземления. Посадку вертолета завершил его второй пилот. «В отряде вертолетчиков никто не хотел верить в смерть любимого командира. Матерые мужики, прошедшие пекло множества жесточайших баталий, плакали от такой утраты навзрыд, как малые дети», — делился Виктор Николаев.

— Коля звонил мне в последний раз 24 января, поздравил с Татьяниным днем и сказал, что до 2 февраля связаться со мной вряд ли сможет, — рассказывает Татьяна Майданова. — Планировалась операция в Аргунском ущелье. В последующие дни я не находила себе места. Меня не покидала тревога. 27 января проводились мероприятия в память о снятии блокады Ленинграда. Я не могла досидеть на вечере памяти до конца. Меня буквально всю выворачивало наизнанку. В пятницу я пришла на работу, но ходила как чумная и делать ничего не могла. Пошла и написала на бланке телеграмму Коле: «Таня в тяжелом состоянии. Приезжай». У меня ее не взяли на телеграфе, спросили: «Вы что, Татьяна Павловна, про себя пишете? Идите заверьте телеграмму в санчасти». Я подумала: вот сейчас он уедет, а вдруг там что-нибудь случится? Я скомкала бланк телеграммы, положила его в карман шубы, ушла. Это было 28 января. На следующий день я постирала себе черную юбку, кофту и платок. Села, перебрала все фотографии по годам… О том, что Коля погиб, сообщили в штабе. Мне не говорили, ждали командующего, который хотел поговорить со мной лично. А мне начали звонить ребята из Ростова-на-Дону, с кем Коля вместе охотился. Помню, телефонистка мне говорит: «Ответьте Ростову». Я кричу: «Коля, Коля!..» На том конце провода, поняв, что я еще ничего не знаю о гибели мужа, бросили трубку. Я начала звонить в штаб — там, узнав, что звонит Майданова, тоже молча опускали трубку… Потом уже раздался звонок, меня спросили: «Таня, куда Колю везти?» Я все поняла, сказала: «А что, есть выбор? Конечно, сюда». 2 февраля 2000 года Николая Майданова похоронили на Аллее Героев Серафимовского кладбища в Санкт-Петербурге, рядом с боевыми товарищами, погибшими в Чечне. 10 марта 2000 года Николай Майданов посмертно был удостоен звания Героя Российской Федерации.

Сыновья Николая Майданова по примеру отца стали военными. Старший, Рустам, после окончания Сызранского училища летчиков служит вертолетчиком в одной из авиационных частей. Младший, Сергей, окончил Петербургский военный топографический университет и стал военным юристом. Зная, что дважды Героям положен бюст, Татьяна 8 лет добивалась, чтобы увековечить память мужа. В ответственных инстанциях ей говорили: «Если бы он был дважды Героем Советского Союза, разговоров бы не было. Теперь другая страна». Узнав об этом, воины- афганцы кинули клич и собрали деньги на памятник. И на Аллее Героев в парке Победы в Санкт-Петербурге был установлен бюст Николая Майданова. Возле монумента всегда лежат живые цветы. Колю–счастливчика помнят те, кого он спас…


https://tvzvezda.ru/news/forces/content/201609041117-avl6.ht...