К полудню солнце настолько сильно нагревало пустой внутренний двор монастыря, что казалось, будто все мы находимся посреди огромной сковородки. Наши лица давно обгорели и напоминали цветом и фактурой пережаренное куриное филе в панировке, из наших тел давно выпарился весь жир и влага, из наших голов вышли все другие мысли кроме одной – копать! Вниз, к центру земли, в адище, где гораздо прохладнее и комфортнее, чем в этом полуразваленном монастыре посреди облупленного и утомлённого жарой провинциального городишки. Нет, были конечно и побочные мысли: «сметать», «таскать», «трясти» и где-то на задворках сознания «пить», но основной, конечно, оставалась мысль про копание.
Три недели назад, мы, специально отобранные за кривые и сильные руки, наблюдательность и невысокий уровень интеллекта двадцать шесть человек, были вывезены сюда двумя рабовладельцами, палачами, адовыми псами научными руководителями Петром и Леной. Все двадцать шесть человек прямо излучали искренний интерес, азарт и наивность, точь-в-точь как домашние лабрадоры. Каждому казалось, что раскоп – это крутецкая крутотень, что вот сейчас мы найдём как минимум Трою, и наши имена запишут золотыми буквами в подвалах ЮНЕСКО.
Нас завезли на автобусе в этот монастырь, поселили в бывших кельях, где не было ничего кроме старых советских алюминиевых раскладушек, по одной на рыло, после чего показали на половину двора и сказали, что здесь мы и сдохнем совершим свои первые подвиги во славу российской исторической науки и самой Клио. Поведал нам об этом декан факультета, после чего указал на наших научных руководителей и свалил вместе с автобусом так быстро, что, казалось, его и не было тут никогда.
Невысокий черноволосый к.и.н. Пётр, с гнусным недоразумением под носом, которое он называл «усами» и длинная, как швабра, белобрысая Лена внесли каждого из нас в уже замызганный журнал экспедиции, довели до нас распорядок дня а так же заставили каждого изучить, прочувствовать и запомнить название археологических инструментов, разложенных перед нами. Это было несложно, так как разновидностей этих инструментов было всего четыре.
Первым была лопата, или на языке, которым нам предстояло разговаривать - «Копало». Обычная совковая лопата (штыковые, которые могли попортить ценные предметы в земле, были изначально прокляты видимо ещё самим академиком Рыбаковым и отсутствовали вообще), отличались от строительных только тем, что их деревянные черенки имели цвет, сравнимый с цветом цевья винтовки Мосина (и то и то насквозь пропитано кровью, только винтовка Мосина кровью врагов, насаженных на её трёхгранный штык, а черенок копала кровью из рук личинок археологов).
-Это – указывая на Копало торжественно произнёс Пётр - главный инструмент археолога при перемещении большого количества грунта. Систематическое перелопачивание почвы группой раскопщиков является лучшим способом для снятия слоев перепаханной земли при раскрытии археологических слоев.
(«Простые, но в то же время великие слова…»)
Вторым, но не менее важным, шло «Ковыряло». Маленькая, типа мастерка в виде ромба лопатка. Им можно было снимать почву с хрупкой находки и краями расчищать объекты ( то есть всё, что ценнее закаменевшей собачьей какашки), можно было, привязав к рукояти флажок, обозначать археологические пласты (инструмент стратиграфического фиксирования, как выразилась Лена), можно было наточив края вспороть горло любому японскому самураю. Короче вещь.
На третье нам был продемонстрирован огромный военный ящик (судя по всему из под сумрачного ядерного фугаса) в которым находился широкий ассортимент малярных кистей, обувных щёток и веников. Это было «Сметало», предназначенное для очистки найденных ништячков. Предполагалось, что это вторая стадия очистки найденного, а третьей должна была быть тряпочка, смоченная чистейшим медицинским спиртом, коего в привезённых вещах у нас был большой алюминиевый бидон. Однако, по понятным причинам, спирт экономился для иных нужд. Поэтому Сметало в своих вариациях было последней инстанцией перед отправкой найденной монеты (например) на хранение. Ну, можно было плюнуть на неё ещё, но так бездумно расходовать влагу мы разучились уже в конце первой недели.
Ну, и наконец, четвёртым инструментом стало «Трясило» самодельный просеиватель, смастряченный каким то энтузиастом из подстолья какого-то стола, деревянного ящика и металлической сетки. Его надо было загружать породой и сильно трясти, после чего на сетке можно было найти всё, что так мило душе настоящего археолога: пивные крышки, ржавые тракторные запчасти, пуговицы и прочий хлам, к историческим источникам отношения не имеющий. (вернее имеющий, но для будущих поколений археологов).
После знакомства со средствами призводства, мы перенесли в кельи наши жалкие пожитки и имущество экспедиции, в том числе консервы и макароны, которыми нам предстояло питаться на протяжении месяца. А со следующего утра приступили к раскопкам.
Сейчас, почти месяц спустя, все территория монастыря, передающегося РПЦ под восстановление, была изрыта нами, как кротами, вдоль и поперёк. Позади осталась радость первых находок медных и серебряных монет разных датировок, черепков и осколков утвари. Чингисхана, разумеется, мы не откопали, самым ценным из находок был бережно унесённый ликующим Петром медный женский гребень века, приблизительно, пятнадцатого, но кучу всяких мелочей мы нашли. Позади были редкие походы в город за алкоголем с вкусняшками и досадное опиздюливание на местной дискотеке. Однажды, в особо жаркий день, мы с моим товарищем по келье Иваном обнаружили под стеной монастыря небольшой схрончик с двумя бутылками французского вина 1812 года. Поскольку бутылки с вином не входили в перечень важных находок, задиктованный нам Петром и Леной, их запечатанные сургучом горлышки были немилосердно сбиты лопатами и вино варварски пущено по кругу. Подумать, что бутылка имеет большую ценность, в наши головы не пришло. Мысль была простая - попробовать вино, которому около двухсот лет. Затея завершилась лютым фиаско: вино деградировало в жуткий, мерзкий на вкус уксус, и осколки бутылок были захоронены там же, в раскопе.
Намного позже я прочитал известное правило Даннинга-Крюгера, о том, что «люди, имеющие низкий уровень квалификации, делают ошибочные выводы и принимают неправильные решения. При этом они неспособны осознавать свои ошибки в силу в силу низкого уровня своей квалификации». По-русски это правило звучало гораздо короче: «Долбоёбы не могут понять что они долбоёбы. Потому, что они долбоёбы.» Мы с Ваней как раз и являлись классической иллюстрацией этого правила.
Вечерами, когда все заябывались, вместе с ужином и прохладой, накатывала и романтика. По вечерам на широкой стене монастыря с видом на город и реку накрывался стол и ужин с разговорами о профессиональном и личном затягивался до темноты. Такие закаты как тогда, сами по себе были шедевром. Иногда играли на гитаре, редко выпивали, но совсем немного. Ради этого стоило горбатиться целый день в выжженном пекле.
И вот сегодня всё это заканчивалось. Сегодня у нас был предпоследний день экспедиции и после обеда и небольшой сиесты нас ждало главное событие – посвящение в археологи.
Ближе к вечеру, часа в четыре, Пётр и Лена объявили построение на склоне монастырского холма спускающегося к речке. Нам сообщили, что начинается торжественная часть марлезонского балета. И, кто хочет, может в ней не участвовать. Только вот настоящим археологом хрен станет. Согласились все.
Посвящение состояло из трёх частей. Первая - полоса препятствий. Вторая –документальное закрепление (чтобы это не значило) И третья, самая тёмная – скрепление нутром. Здесь многие немножко очканули.
Полоса препятствий виднелась уже за спинами научных руководителей. Прошедший её, по их словам становился «чёртом» и должен был помогать в инициации остальных. На резонный вопрос одного из нас, если прошедшие – «черти», то кто же тогда Лена с Петром, учёные упыри загадочно промолчали.
Сама полоса препятствий представляла собой закопанные на склоне в виде большой буквы «А» лопаты , под которые была налита грязища и накиданы ветки. Все лопаты следовало обползти снизу вверх на собственном пузе и, таким образом, показать, что ты не боишься преград во имя мамы-анархии археологии. Сами же руководители, а потом и «черти» должны были всячески препятствовать проползанию буквы путём охуяривания ползущего крапивой. Вот такие развлекухи были у людей в эпоху до интернета, да.
Первой была выбрана самая слабая из девушек. Вообще первыми выбрали сначала баб, над которыми мы сначала прикалывались, некоторые потом оторвались на всю ебаша по всем нашим конечностям чуть ли не розгами из крапивы. Адски хотелось встать и выбить зубы насевшим на меня двум подругам, однако я сдержался.
После того, как все мы стали «чертями» (сорян, если кому-то воспитанному в православии или другой религии режет слух, но мы все были продуктом советского атеистического времени, нам было плевать) всем грязным, вымазанным в земле и траве стадом мы прошли на монастырский двор. Во дворе, прямо перед раскопом был накрыт прямо таки праздничный стол, на котором имелись все сэкономленные припасы и та самая, алюминиевая бидонина со спиртом.
Здесь нас ждала процедура «документального закрепления». Посвящаемый целовал самое ржавое Копало, после чего ему ставилась на лбешник печать с буквой «А» (печать была вырезана из картофелины и покрыта чёрным кремом для обуви) . Дальше человеку надевалось ведро на голову и по ведру хуярилось черпаком.
После этого в тот самый черпак наливалась «бодяга», спирт, разбавленный водой, и посвящаемый должен был его выпить без запивки. Это считалось «скреплением нутром» и прошедший всё всеми признавался полноценным археологом. После этого он мог садиться за стол и закусывать вожделенной тушёнкой.
Лично для меня, уже обветренного попойками в общаге, это был куда более лёгкий этап, чем полоса препятствий. Я получил свою печать, без сомнений въебал спирта (а там было грамм двести, черпак был не сильно маленький) и с удовлетворением от пройденного перформанса, прошёл к столу закусывать.
Многие, особенно девушки, второй этап перенесли гораздо хуже, а если учесть что потом застолье продолжилось и окончилось часа в два ночи купанием в реке, то голова наутро раскалывалась даже у самых стойких. Но запомнилось это всем и навсегда. На следующий год большинство из нас в археологическую экспедицию поехали с удовольствием и их ждали уже курганы двенадцатого века. (Меня не ждали, я поехал в другую экспедицию, о чём позже).
Самый главный вопрос (картинка из интернета)
Летом девяносто четвёртого года бывшие советские люди продолжали делать всё чтобы стать менее советскими и более бедными. В июне мы, ведомые подбухивающим лидером, полные глупых надежд и несбыточных идей присоединились к программе НАТО «Партнёрство ради мира». В саму НАТУ брать нас не хотели, потому что альянсу была нужна цель, а целью всегда были мы. Кто, если не нас?
В течение лета крякнуло сразу несколько пирамид, во главе с незабвенной «МММ», руководство которых решило что им хватит денежек и на острова и на побережья. Но свято место пусто не бывает, и обманутые долбоёбы, покричав возле госучреждений понесли свои денежки в друге наебизнесы и несут до сих пор такими суммами, что поражаешься, откуда, блядь, столько!
Этим же летом, в маленькой и гордой горной кавказской стране их лидер на съезде любителей отделиться с инициалами Ди-Ди объявил о «русской агрессии» ( ну конечно, какая агрессия может быть в мире коме русской?). Съезд в перерывах между просмотром овец и любованием кинжалами разрешил лидеру «применять любые силовые меры с привлечением любых сил в любом регионе» и дал ему право «в случае дальнейшего осложнения ситуации и призвать к газавату мусульман всего мира». И тут же заочно приговорил всех несогласных к смертной казни. Гражданская войнушка уже в России официально началась, хоть пока и стреляли немного. «Партнёры ради мира» сразу же назвали отделенцев «повстанцами» и «борцухами за свободу». Партнёрство оно такое, да. Ради мира же. Наш в свою очередь, после бутылочки отборной бормотухи, заявил, что «силовое вмешательство в Чечне недопустимо».
Также летом, совсем незаметно, произошло историческое событие: после 290 лет использования в России изъяты из обращения копейки. ( мы их выкапывали и хранили а они их просрали. Логично, хули). Да ёще произошло и второе, не менее важное , но куда более приятное: начали выпускать, на мой взгляд короля наших дорог – «Газель». Я лет пять катался за рулём «Соболя» и могу твёрдо сказать, что это охуенный автомобиль. Несмотря ни на что.
У наших братьев и, в настоящий момент, небратьев прошли выборы. В стране «света и бобра» выбрали (чтобы потом свергнуть) какую-то Кучму, а в жутком картофельном преддверии Мордора, к власти пришёл злобный, но работящий Грыгорыч. И, по моему глубокому убеждению, если бы там выбрали бы вместо Кучмы Грыгорыча, а сям вместо Грыгорыча Кучму, небратьями бы сейчас был совершенно другой народ. Хорошо, что история не знает сослагательного наклонения.
Тем временем более далёкий от нас мир тоже продолжал слетать с катушек.
В июне ООН объявила, что завершила выполнение программы по уничтожению запасов химического оружия в Ираке. Типа, всё, больше у Саддама, солей химии нет. Что не помешало через девять лет американцам сказать что «есть» и заставить Саддама ответить за американский же базар. Путём мыла и верёвки.
В Латвии свободные и цивилизованные люди, решили что русское большинство теперь меньшинство и заставили их сдавать экзамен по латышскому языку, а так же немножко (пока) поразили в гражданских правах. Писать на советские памятники у прибалтов было ещё не комильфо, поэтому доебались до языка. Латышский, конечно, не пиздец какой сложный язык, многие слова заимствованы из русского ( «Шарикас говритс гавс-гавс»), но всё же.
В начале лета кавайные японцы, организовав секту, ебанули теракт. В городе Мацумото, последователи «Аум Синрикё» запустили в метро зарин. Самое смешное, что за год до этого, сектанты приезжали в наш универ и читали там лекции по своему сектантству. Фотка японцев с ректором висела на стенде у ректората вплоть до теракта.
В Китае был одобрен «Закон о труде». Установлены минимальный размер заработной платы и восьмичасовой рабочий день, запрещено использование детского труда. В девяносто четвёртом, да. А вы говорите «чудо». Чудес не бывает.
В космосе тоже было неладно. На Юпитер упала комета – это было первое зафиксированное астрономами столкновение двух небесных тел. Комета принадлежала, судя по названию неким Шумейкерам и Леви, что указывает на её кошерное происхождение и объясняет то, что юпитерианам никто ничего до сих пор не возместил за ущерб.
В кино вышли охренительная «Маска» ( «вжарим рокн-ролл в этой дыре») и не менее охренительный «Леон» ( «Не говори плохо о свиньях. Они намного лучше многих людей»)
