Ранний ноябрь. Час дня после пар. Бледноватый, солнечный и холодный осенний день всей своей красотой прямо таки вопил «Займи, но выпей!» Об этом же в наушниках плеера мне активно втирали ZZ Тop. Пришлось ломать себя через колено. Я сделал немного погромче «Beer Drinkers & Hell Raisers», поправил рюкзак, засунул в рот очередную крепкую «Житан» без фильтра (даже сейчас, бросив, вспоминаю их вкус) и, неторопясь, пошёл в Областную Библиотеку. Задач было много, преподаватель суров, и подготовка к семинару по отечественной истории требовала кучу источников и занимала весьма много времени. Интернета в доступе не существовало вообще, поэтому библиотека, огромным белым исполином возвышавшаяся в центре города, была нашим всем.
К третьему курсу я был уже полноценным участником этого самого настоящего клуба. Здесь не только знакомились с источниками и читали книги, здесь общались, знакомились с девчонками, спали, а иногда и бухали. Ничего не запрещалось, самое главное было соблюсти тишину. Только за этим следили работники читального зала, бдительные бабушки на стульчике у входа, сменявшие друг–друга, как часовые. За одно громкое слово тебя влёгкую могли подвергнуть унизительному вышвыриванию из огромного зала, даже несмотря на то, что ты больше этой бабушки раз в пять. Ни разу, за пять лет моих наблюдений в библиотеке, ни один человек (даже полубандиты получавшие заочное юридическое образование и упоротые боксёры со спортфака, читавшие по три строчки за день) не сопротивлялся решениям этих мегер, жриц тишины и вязания.
Мне нравилось проводить здесь время. Нравилось рыться в лабиринтах картотек, выискивая интересные, иногда даже раритетные книги. Да, сделав необходимое, я часто оставался просто почитать. Тут, например, я прочитал всего Кастанеду, трилогию Мервина Пика, одну из первых редакций «Тихого дона» без поздних правок.
Мне нравился читальный зал, где в дальнем, самом тёмном углу читального зала, у нас с однокурсниками был облюбованный стол, где мы работали, тихонечко общались, иногда легонько звякая разливаемым под столом алкоголем. Когда надоедало корпеть над книгами, зал оглядывался в поисках женского пола, и зачастую общение в зале плавно перетекало в посиделки в находящейся рядом кафухе-закусочной с народным названием «Дохлая собака».
Я обожал огромную, с ещё сталинской лепниной, библиотечную курилку, где можно было разговаривать уже погромче, сидя на широченных подоконниках, всегда была куча народу и было трудно рассмотреть собеседника из-за табачного (и не только табачного) дыма.
Сегодня, перекусив по пути продававшимся в ларьке пирожком и премерзким растворимым кофе, я порылся в картотеке на первом этаже, поднялся на второй этаж библиотеки, где у стойки выдачи книг была уже небольшая очередь. Сегодня книги выдавала совсем пожилая библиотекарша, спокойная очень маленькая и интеллигентная старушка. Мы были знакомы, она была соседкой моих бабушки с дедушкой по даче, и я время от времени помогал ей донести с магазина тяжеленную сумку (она была одинока и закупалась раз в месяц про запас).
- Добрый день, Вероника Тихоновна - дождавшись своей очереди я протянул карточки книг – восемь штук сегодня.
-Здравствуй, Валерьян – негромко сказала она, принимая карточки и читательский билет – сейчас принесу.
Недолгое ожидание, во время которого я обозревал очередь на предмет знакомых лиц. Никого.
- Вот – минут через пять на высокой дубовой стойке выдачи книг появились мои тома – отечественную историю учишь?
- Ты, когда будешь сдавать, меня найди. Я до самого вечера сегодня. Отдать тебе кое-что хочу.
- Хорошо, Вероника Тихоновна, обязательно найду - ответил я и сгрёб книги со стойки. Наверное, опять семена какие нибудь бабушке передать хочет. Они любительницы цветы выращивать. Я бочком прошел мимо хранительницы тишины, с двумя острейшими спицами в руках и пошёл к своему любимому столу.
Подготовка к семинару заняла долгое время. Прерывался я только на походы в курилку. Оторваться от этого занятия пришлось уже часов в восемь, когда в животе ощутимо забурчало от голода, а за окнами была непроходимая темень. В полумраке читального зала сидела всего пара-тройка человек, на столах тускло горели настольные лампы.
За стойкой сдачи книг никого не было, и пришлось подождать минут десять. Наконец, из архива неслышно материализовалась Вероника Тихоновна.
- Да, Валерьян, долго ты сидел - улыбнулась она мне.
- Ладно, давай книги приму – она сделала записи в толстую книгу, вложила карточки в книги и отдала мне читательский.
- Пойдем – сказала она после окончания процедур возврата.
Мы поднялись на третий этаж, под крышу, где были служебные кабинеты работников библиотеки. В одном из кабинетов горел свет. Мы зашли.
- Вот, хочу тебе отдать - Вероника Тихоновна порылась в полиэтиленовом пакете с яркой рекламой сигарет – я ремонт начала делать, книги у меня бесхозные стоят, вот раздаю. Ты молодой, и историк, тебе хочу отдать вот это.
Бабулька протянула мне толстые две книги, на вид очень старые, но в неплохом состоянии.
- Это «Домострой» и «Библия», наверное, век семнадцатый. Толя покойный купил по случаю в Москве ещё после войны, у меня так и лежат. Тебе, я знаю, пригодятся.
Надо сказать, что книги меня окружали с детства, и к ним я привык относиться с уважением. Поэтому отказываться от них я не стал, хотя даже не представлял их ценности.
- Спасибо, Вероника Тихоновна – я аккуратно взял обе книги. Тяжёлые, с выступающими на переплётах рисунками.
- Вот, заверни – библиотекарша протянула мне разворот бывшего «Московского комсомольца», а теперь бульварной газетки «МК». Я пошуршал бумагой, завернул книги и засунул в рюкзак. Мы ещё немного поговорили с Вероникой Тихоновной о всякой ерунде, договорились, когда я подойду в следующий раз к ней помочь с продуктами. Потом я по вечернему городу поскакал домой.
Дней через пять я показал обе полученные мной неожиданным образом книги завкафедры новой и новейшей истории с факультета, заядлому букинисту. У меня зародилась идея как-нибудь использовать «Домострой», в качестве источника в предстоящей курсовой, тему которой я пока определить не мог. Профессор долго шуршал в своих записях, но не мог определится с ценностью, а главное оригинальностью изданий, и попросил их забрать поизучать.
Изучал он их достаточно долго, и, уже в конце ноября после пар проф попросил меня остаться.
- Это очень ценные книги. – произнёс он, передавая мне упакованные в коричневую бумагу тома - их изучали антиквары и пришли к выводу, что это оригиналы приблизительно середины семнадцатого века. Переплёты дерево с кожей, издание «Домостроя» монастырское, одно из первых. Я, лично, порекомендовал бы их продать специалистам. Если надо, я тебе контакты подскажу. Да и будешь писать курсовую. Лучше сразу себе выписки сделай, чтоб книгу не испортить. А ещё лучше, если умеешь, фотографии сделай. Ну давай теперь по темам курсовой поговорим…
Окрылённый, я в этот же вечер забежал к своей бабушке. Хотел спросить у библиотекарши разрешения на продажу.
- Мне надо с Вероникой Тихоновной поговорить, у тебя есть её телефон?
- Валя, ты же не знаешь! Она неделю назад умерла! Сердце у неё больное было! –всплеснула руками бабушка.
Честно, не сказать, что я сильно горевал. Вероника Тихоновна была хорошим человеком, но не слишком мне близким. Вежливые недолгие разговоры в библиотеке, помощь в походах в магазин раз в месяц, «зравствуйте - до свидания» на даче. Не более того.
А перед глазами маячили бабки. Никому не сообщая (ну разболтав только об этом корабельным друзьям), узнав у профессора приблизительную стоимость ( где-то на трёхлетний «Форд Скорпио», мою розовую мечту в те времена), я решил продать эти книги. Проф дал мне телефон человека в Москве, сообщившего мне что он готов продать для меня книги. Человек сообщил, что он немаленький чин в свежепереименованном ФСБ и предложил привезти ему книги прямиком на Лубянку. Проф, которому я доверял, подтвердил всё сказанное, и, в последний день осени, я, с книгами в рюкзаке помчал на «собаке» в столицу. Всю дорогу туда и обратно в мыслях я представлял, как тихим сапом получаю права и приезжаю к универу на новеньком «Форде», который у нас в городе был только у «Флёра», правой руки самой сильной бандитской группировки.
Эти мечты и жажда наживы отрубили у меня любые ростки критического мышления, вследствие чего, в вестибюле помпезного здания на площади перед не очень давно снесённым памятником Дзержинскому, я отдал обе книги хрен знает кому, и без каких либо свидетельств.
Итог был закономерен. Деятель из ФСБ ( в том что он был настоящий сотрудник я уверен, он выходил через проходную показывая удостоверение и с ним здоровались входящие и выходящие люди), пару раз кормил меня по телефону завтраками, потом исчез с радаров. Грустный профессор развёл руками и сказал, что тоже не может его найти. У меня остались хуй и кеды, фотографии, написанная курсовая и бесценный опыт.
Фото примерно того времени
Осень 1995 года в отличие от предыдущих годов была скупа на исторические события. И это не могло не радовать. В России после победы КПРФ на выборах в Думу началась предвыборная гонка, с целью недопущения коммунистов к президентской власти. Действующему властителю помимо запасов алкоголя помогали в этом американские политтехнологи. Как раз где то с ноября стали звучать лозунги «голосуй ( за Бориса, канеш) или проиграешь!» и раздаваться бытовые вопросы, «ты чё, обратно в совок хочешь?». Венцом политических событий осени 95 года стал первый съезд оленеводов России, который принял решение о создании Всероссийского союза оленеводов.
В мире тоже особо новых пиздецов не появилось. Шли всё те же войны, мы вписались вместе с НАТОвцами наводить мир в разваливающееся Югославии, была достигнута договорённость об участии российских войск в многонациональных силах в Боснии и Герцеговине под командованием пиндосов разумеется. Саддам получил 99,96 % голосов на президентских выборах в Ираке.
Зато «шоу-бизь» процветал. В Питере начались съёмки первого сезона детективного телесериала «Улицы разбитых фонарей». Для меня , если честно только первые два, ну может три сезона – «тру» остальные уже лажа. Там же, в Питере сняли «Особенности национальной охоты», фильм, с которого я ржу до сих пор.
В Штатах один из моих любимейших фильмов «всех времён». «Форрест Гамп» , взял все премии и первые места!
Осенью девяносто пятого вышли такие вины как «История игрушек», «Мортал Кобат» (Пощадите его, Лорд Рейден, американская жизнь ослабила его разум, слишком много телевидения) и «Четыре комнаты» (Зови меня Тедом, Энджела. Теодором меня называют только люди с заряженным пистолетом).
Зонд «Галилео» достиг Юпитера.
Недописав свои «Хроники Амбера» умер Роджер Желязны, человек, книги которого оказали на меня неоценимое влияние.
"Эшники" немного переработанные и без обсценной лексики. Начало: https://dzen.ru/a/aADMMuYsAXDVefCl
