В памяти голос учителя оставался четким.
— Направь внутренний взгляд на межбровье. Ты увидишь свет.
И Кадру видела свет.
— Мам! Мама, ты где?
Звуки врывались в созданную тишину, казались неестественно громкими: звон ключей в коридоре, глухой удар сброшенных наспех ботинок, гуденье недовольных слов.
— Мам! Опять медитируешь?
Кадру не хотелось открывать глаза. Она не пошевелилась, когда в дверном проеме возникла дочь.
— Мама! — требовательно позвала та.
Кадру с усилием приоткрыла тяжелые веки, но взгляд не фокусировался, не прорезал пространство, но рассеивался в нем.
— Поговорить надо, — доносился голос с кухни. Вика шуршала пакетами. Зашумел чайник, открылся и закрылся холодильник.
— Ты бы хоть в магазин сходила, — сетовала дочь. Она давно не навещала родителей и теперь всему удивлялась. — Холодильник пустой. Папа с работы придет, что будет есть?
Пылинки кружились в слабо подсвеченном воздухе. Кадру следила за их танцем.
— Ты меня слышишь вообще?
Вика шумно вздохнула и обмякла в кресле, зажав в руках кружку.
— Мне Ванька опять звонил… Денег просил. Я ему говорю: а на что тебе? На работу устраивайся, раз учебу бросил.
Внутри так кольнуло, что Кадру вновь опустила веки. Спина ее оставалась прямой, руки лежали на коленях ладоням вверх. Когда Ванька бросил институт, Кадру была в ярости. Только практика — йога и ежедневные многочасовые медитации — помогли ей вернуться в себя. Ванька терпеть упреки не стал. Он уже давно не ночевал дома.
Когда слушаешь дыхание, боль становится не такой заметной, как если приглушить звуки перфоратора берушами.
— Почувствуй, как воздух наполн…
— Не нравится мне, с кем Ванька связался. Стремный народ! Тебе надо его за шкирку домой приволочь, пока не натворил чего! Кстати, а что у вас с папой случилось?
Кадру открыла глаза, взгляд наконец сконцентрировался на дочери. Она имела нездоровый вид и двигалась как-то нервно — то дергала ногой, то теребила пальцами футболку.
— Не хочешь — не говори, — Вика взбрыкнулась с кресла и стала одеваться.
— Ты все-таки позвони Ваньке, — сказала она и захлопнула дверь. Повернулся замок, и все затихло.
Кадру позволила тишине наполнить ее.
— Сделай медленный вдох, а с выдохом отпусти все проблемы.
Кадру выдыхала, и зажатые мышцы обмякали, размыкались губы, разглаживались бороздки между бровями, мир будто ослабевал тягу, и его груз не так давил на плечи.
На йогу Кадру попала случайно — затянула подружка:
— У нас в фитнес-клубе такой тренер по йоге — длинноволосый, загорелый!
Загар тренера Кадру не оценила — сперва попробуй успеть за асанами. Асаны Кадру сначала не поняла. Но когда она сделала дыхательные упражнения, громкость в голове будто выкрутили в обратную сторону. Кадру шла домой и улыбалась — так тихо внутри не было никогда.
В замке вновь тревожно заворочался ключ. В коридоре кто-то негромко, словно боязливо, раздевался. Осторожные шаги последовали в ее сторону, затем со свистом затворилась дверь в спальню. Вновь пришлось открыть глаза. Кадру невольно взглянула на часы. Было десять тридцать. В последнее время ее муж не возвращался раньше десяти. Кадру тихо вздохнула, умылась и легла спать в той же комнате, где медитировала.
Телефон слабо вибрировал. Кадру проснулась и поднесла его к уху.
— Здравствуйте, вы меня не знаете. Но не кладите трубку, — тараторил решительный женский голос. — Просто нет больше смысла скрывать. Мы с вашим… с Пашей давно вместе. Я хочу… Я настаиваю, чтобы вы не смели препятствовать ему в разводе! Слышите? Я настаиваю! Мы любим друг друга!
Последние слова телефон извергал в пространство. Кадру смотрела на него сверху. Рука медленно нажала на сброс. Внутри головы нарастал едкий шум. Кадру заперла его. Было жаль. Не себя, но девушку, которая считала, что Кадру не дает развода. Глупая маленькая девочка. Слабая. Шумная. Кадру учила таких правильно дышать по вечерам.
Телефон звонил еще, но Кадру уже делала Сурья-намаскара, и не брала трубку. Когда она решила всерьез практиковать, звуки уже не раздражали. Сначала это блаженное спокойствие ощущалось лишь недолгое время после занятий, и Кадру очень хотелось продлить его. Так она стала чаще медитировать, пока практика не заняла большую часть дня.
— Это ненормально! — ругалась дочь. — Ты собираешься вообще что-то предпринимать? Папа сказал, вы разводитесь. Ваньке ты позвонила? С работой что думаешь делать? Сидишь тут, как истукан! Мне страшно за тебя, честное слово!
А потом, помявшись, добавила:
— Раз папа съезжает, можно я у вас пока поживу?
Кадру с болью посмотрела на дочь.
— Антон напился опять… Не могу я больше.
Выпивал Антон и раньше, поэтому Кадру не одобряла их скорый брак. Но дочь, ослепленная чувствами, настаивала.
Раздались всхлипывания. Кадру почувствовала, как ее лицо твердеет, а в шее пульсирует.
— Ну почему так? Почему Вика не смогла быть счастливой? Почему не послушала? — прорвался внутренний голос, громкий, страдающий. Кадру приказала ему замолчать, но он продолжал хныкать: почему да почему. Тогда Кадру сделала первый вдох.
— Следи за дыханием. Ощути, как воздух проходит сквозь ноздри. Твой живот слегка поднимается, и тело словно колышется на волнах.
— Тебе плевать на меня, плевать! — кричала Вика, захлебываясь слезами. — На всех плевать!
— С каждым вдохом и выдохом тело поднимается и опускается все медленнее, напряжение уходит.
Вечером в дверях появился муж с небольшой спортивной сумкой. Так странно: двадцать семь лет прожили вместе, а он уходит налегке, как студент.
Муж долго шаркал и мялся.
— Я пойду, — сказал наконец.
Кадру молчала. Она смотрела на его соломенные волосы. Каждый нестриженный хохолок на голове был родным.
— Ира… — вдруг позвал он, и земля качнулась под ней, хотя Кадру сидела ровно и хорошо. Да, так ее звали, так звал он, пока Кадру не пошла к учителю и не взяла духовное имя. Она помнит, как обрадовалась новому имени, словно к нему прилагалась иная судьба. Все сбережения Кадру тогда вложила в учебу, даже за границу ездила. Ее уже давно зовут Кадру, но нежность, с которой муж произнес старое имя, причиняла боль.
Его взгляд — виноватый, просящий — невозможно было терпеть. Кадру закрыла глаза. Одна слеза все-таки успела протечь.
Входная дверь тихо захлопнулась.
— Как тяжело… — сетовал внутренний голос.
Не в силах сидеть Кадру упала на матрас.
— Твой ум пассивен. Расслабь веки, брови. Ноздри, нёбо… губы, щеки. Полное расслабление.
Мир летел куда-то со страшной скоростью, но Кадру летела с ним в Шавасане.
Кто-то тарабанил в дверь. Кадру вздрогнула и села. Дочь, шаркая тапками, пошла открывать.
— Чего пришел-то?
На пороге стоял Ваня. Сын был осунувшийся, темный. Он нервно переминался с ноги на ногу, потом выпалил:
— Денег дай.
— Ты больной, что ли, каких тебе денег? — грубила Вика.
Ваня толкнул ее плечом и влетел в квартиру. Он впился в мать глазами.
— Денег дай, — повторил Ваня, бешено вращая глазами. Сын блуждал взглядом по комнате, потом кинулся к сумке Кадру и стал ее потрошить.
— Ты что творишь, ненормальный?! Мама, он под дозой! — орала Вика, пытаясь оттащить брата от сумки. Тот зажал цепкими пальцами кошелек, оттолкнул Вику и юркнул в открытую дверь.
— Мама! Мама-а! — продолжала надрываться Вика, ее тело трясло крупной дрожью. — Он твой кошелек забрал! Мама, сделай что-нибудь, по-жа-луй-ста! — умоляла дочь.
— Сосредоточься на дыхании, — Кадру сделала глубокий вдох, потом медленный выдох. Спустя несколько циклов ее дыхание перестало дрожать.
Не тьма — свет. Кадру хотела видеть свет внутренним взором, как толковал учитель.
— Да вы посмотрите, она же невменяемая!
Голоса глухие, далекие. Кадру не хочет их слышать.
— Сидит так днями, не ест ничего!
— Ирусик, хороший мой, я тебе блинчиков принесла, твоих любимых, фаршированных…
Знакомый голос. Кадру открыла глаза и ослепла от яркости дневного света. Кто-то раздвинул шторы в ее комнате и распахнул окно.
— Ира, ты слышишь меня?
Это была Надя, старая школьная подруга Кадру. Она жила в том же дворе.
— Ничего она не слышит! Мне кажется, это уже ни в какие ворота. Не знаю, что с ней сделали, в той секте! В суд на таких подавать. О, очнулась, наконец! Мам! Мама! Ты в курсе, что у нас жрать нечего, а муж твой к любовнице ушел?
— Вика, ты чего? — испуганно одернула ее Надя.
Но дочь будто специально разъярялась, желая вывести мать из состояния оцепенения.
— А ничего! Нельзя так вот просто сидеть, когда твоя семья рушится! Когда твои дети страдают, а муж нашел кого помоложе! Нельзя! Это ненормально!
Кадру молчала, Вика металась по комнате, заламывая руки. Потом она остановилась и, глядя в глаза матери, произнесла:
— Знаете что, я вызываю «Скорую». Пусть ее в психушку увозят.
Мир замер. Вика в знак своих намерений взяла телефон.
— Может, и правда нужно… — согласилась Надя, с беспокойством косясь на подругу.
— Да вы что? Совсем с ума посходили?! — Ванька вдруг выскочил из самого темного угла, где поначалу Кадру его и не заметила.
— Все с ней в порядке! — сын попытался отнять у Вики телефон, но та не отдала.
— Да, конечно, в порядке, как и с тобой — наркоман!
— Что вы понимаете? Может, только так и нужно сидеть, как она, когда все вокруг против тебя! Может, это вообще единственный способ себя сохранить, не спиться, не сторчаться? — кричал Ванька.
Вика прекратила метаться и уставилась на брата.
— Вот ты, ты, можно подумать, не уходишь от проблем? — спросил Ваня у сестры. — Я видел, как ты семь серий своего сериала подряд посмотрела, когда Антон напился в очередной раз. Это решение проблем? Всем нужно где-то прятаться, иначе с ума можно сойти по-настоящему! Ты со своей жизнью разберись сначала, а потом к матери вмешивайся! Да она самая здоровая из нас!
Надя ошарашенно переводила взгляд с брата на сестру.
— А ты в наркоте спрятался, значит? — спросила Вика, уже негромко.
— Мама, прости меня, пожалуйста! — Ванька вдруг кинулся к матери. — Я все до копейки верну, обещаю! На работу устроюсь! Это дно, мам. Но я туда не хочу больше. Я лечиться хочу…
В воздухе повисла долгожданная тишина. Тишина в золотых пылинках. Сын смотрел на Кадру с мольбой.
Вдруг завибрировал телефон. Он как-то неудачно лежал на полу, и звук получился неожиданно громким. Все уставились на него. Кадру ответила.
— Ира, привет! У меня новости есть, хорошие, — раздалось в трубке. — Ученики от тебя в восторге, просят только Кадру Каур. Я подумала отдать тебе дневные группы, как смотришь? Хорошо бы сегодня начать.
Все с напряжением смотрели на Кадру, даже пылинки затанцевали быстрее.
— Хорошо, — ответила та. — Я приду.
Затем она встала, подошла к дочери и обняла ее. Вика сразу обмякла и захныкала по-детски.
— Мам, прости, мам…
После Кадру взяла у Нади начиненный блинчик и пошла собираться на работу.
***
— Сосредоточьтесь на дыхании. Ваше дыхание — это вы. Сделайте глубокий вдох и с выдохом отпустите напряжение всего дня, каким бы тяжелым он ни был.
Кадру сидела в середине зала перед своими учениками. Поодаль на скамейке ждал сын. Кадру улыбнулась ему.
Рассказ Ксюши Вежбицкой
