Горячее
Лучшее
Свежее
Подписки
Сообщества
Блоги
Эксперты
Войти
Забыли пароль?
или продолжите с
Создать аккаунт
Я хочу получать рассылки с лучшими постами за неделю
или
Восстановление пароля
Восстановление пароля
Получить код в Telegram
Войти с Яндекс ID Войти через VK ID
Создавая аккаунт, я соглашаюсь с правилами Пикабу и даю согласие на обработку персональных данных.
ПромокодыРаботаКурсыРекламаИгрыПополнение Steam
Пикабу Игры +1000 бесплатных онлайн игр
🔥 Дрифт и гонки без правил!
Садись за руль, жги резину и уноси баллы в безумных поворотах!
🚗 Реалистичный дрифт
🏁 Захватывающие трассы
💨 Улучши свою тачку и побеждай!

Дрифт Без Лимита

Гонки, Симуляторы, Спорт

Играть

Топ прошлой недели

  • AlexKud AlexKud 38 постов
  • SergeyKorsun SergeyKorsun 12 постов
  • SupportHuaport SupportHuaport 5 постов
Посмотреть весь топ

Лучшие посты недели

Рассылка Пикабу: отправляем самые рейтинговые материалы за 7 дней 🔥

Нажимая кнопку «Подписаться на рассылку», я соглашаюсь с Правилами Пикабу и даю согласие на обработку персональных данных.

Спасибо, что подписались!
Пожалуйста, проверьте почту 😊

Помощь Кодекс Пикабу Команда Пикабу Моб. приложение
Правила соцсети О рекомендациях О компании
Промокоды Биг Гик Промокоды Lamoda Промокоды МВидео Промокоды Яндекс Директ Промокоды Отелло Промокоды Aroma Butik Промокоды Яндекс Путешествия Постила Футбол сегодня

Рецензия + Скриншот

С этим тегом используют

Фильмы Обзор книг Книги Обзор Советую посмотреть Что почитать? Обзор фильмов Комментарии на Пикабу Юмор Комментарии Twitter Мат Картинка с текстом Переписка Все
82 поста сначала свежее
76
Nepriostanovlen
Nepriostanovlen
26 дней назад
Книжная лига

Ответ на пост «25 лет я игнорировал русскую классику. Пока не открыл "Мастера и Маргариту"»⁠⁠2

Ответ на пост «25 лет я игнорировал русскую классику. Пока не открыл "Мастера и Маргариту"»
[моё] Михаил Булгаков Мастер и Маргарита Обзор книг Рецензия Литература Чтение Длиннопост Юмор Черный юмор Скриншот Ответ на пост
33
ProjectLogos
ProjectLogos
1 месяц назад
Книжная лига
Серия Антиутопия мертва

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 5: "Гуманный тоталитаризм" и Итоги⁠⁠

Антиутопия мертва: "1984" - прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 1: Начало

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 1,5: сколько английского в английском социализме?

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 2: тоталитаризм и персонажи

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 3: шизофрения

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 3,5: "Современный новояз"

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 4: Книга Голдстейна: мироустройство и геополитика

Министерство любви.

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 5: "Гуманный тоталитаризм" и Итоги Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл

Но перейдём к задержанию героев и провокациям от полиции мысли и тем самым закроем последний вопрос мироустройства. И зацепим мы тут много чего.

Гуманный тоталитаризм. Мистер Чамингтон, продавший книгу герою, — сотрудник полиции мысли, и, несмотря на весь ужас описываемого героем мира, его и Джулию не арестовали ни когда он купил книгу, ни когда он вернулся, ни когда он и Джулия начали ходить к нему в дом, хотя все разговоры прослушивались. А если верить нашему герою, то сама покупка книги — это уже преступление, караемое смертью. Это вызывает вопросы. Что за гуманный такой тоталитаризм?

Когда его сломали, ему постепенно восстановили человеческие условия, причём лучше, чем они были до заключения. Он начал заниматься спортом и самообразованием, но он безоговорочно капитулировал.

Но самый большой вопрос — это безумные, немыслимые, бесполезные затраты сил, времени и ресурсов на «перевоспитание»?

Т. е. они буквально большую часть попавших в министерство убивают.

Они не становятся мучениками, так как их стирают. Ага. А зачем тогда их перевоспитывать? Н***я тратить время и силы? Чтобы что? Убили, стёрли, и дело с концом.

Возьмем ситуацию с восемьюдесятью пятью процентами общества – с пролами. Идет война, но нет призыва, а единственные упавшие бомбы сброшены правительством – просто чтобы напомнить населению, что идет война. Если товаров потребления не хватает, то это ведь неизбежность военного времени. Зато есть пабы, где пиво продают литровыми кружками, есть кинотеатры, государственная лотерея, популярная журналистика и даже порнография (механически производимая отделом Министерства правды под названием «порносек».) Нет безработицы, денег достаточно, нет деспотичных законов, да и вообще никаких законов нет. Все население, пролы и партийцы наравне, избавлено от преступности и насилия, существующих в обществе демократической модели. Можно совершенно безопасно ходить ночью по улицам, и вас никто не тронет – за исключением, надо полагать, полицейских машин в духе Лос-Анджелеса. Незачем беспокоиться из-за инфляции. Нет такой существенной проблемы нашего времени, как расовая нетерпимость. Как говорит нам Голдстейн: «В самых верхних эшелонах можно встретить и еврея, и негра, и латиноамериканца, и чистокровного индейца». Нет глупых политиков, нет нелепой подковерной игры, никто не тратит времени на глупые политические дебаты. Правительство эффективно и стабильно. Даже придуманы меры для устранения из жизни застарелых мук, причиняемых сексом и давлением семейных уз. Стоит ли удивляться, что система повсеместно принята. Уинстон Смит с его хитроумной одержимостью свободой говорить, мол, 2+2=4, и его убеждением, что все, кроме него, шагают не в ногу, – нарыв, гнойник, изъян на гладком теле коллектива. Что его следует излечить от безумия, а не распылить на месте как надоедливого москита, свидетельствует о милосердии государства.

Что такое «политический»? Важно отметить, что, как всегда, описания основаны только на предположениях Уинстона, а значит, утверждение, что к уголовникам в лагере отношение лучше, чем к политическим, мало что стоят.

К слову о них. Вот что наши диссиденты понимают под политическими, я осознаю. Это люди, получившие наказание по статье 58 УК (к слову, ничего необычного в ней нет, и она существует в той или иной форме во всех уголовных законах всех стран и даже в современном УК РФ есть, разделённая на несколько статей, уже почему-то никак не выделяемых как особые политические). А вот что в мире без законов подразумевается под политическими, я не пойму. А нам и не объяснят. Вот то, что Уинстон купил книгу, — это политическая статья?

Личность героя. Мы можем понять, что он все тот же мелкий ублюдок, что и в детстве, он говорит о любви к Джулии, но его волнует лишь его шкура, он не переживает о ней и не думает, а думает о том, что ему принесут бритву и он легко отделается.

Хотя я более чем уверен, что у этого слизняка не хватило бы духу даже для такого трусливого и дурного, но все же поступка, как самоубийство. Благо он и сам это осознает.

При этом Уинстон-то тут за дело. Да, каждый должен был признаться в длинном списке преступлений — в шпионаже, вредительстве и прочем. Признание было формальностью, но пытки — настоящими. А ещё настоящими были действия, на которые подписался Уинстон.

Опять давление на эмоции. Сосед по камере посрал в ведро, и стояла вонь. Ужасно нецивилизованно. За то, что умирающему от голода дали хлеб, наказание. А этот умирающий готов продать всё и вся, но не попасть в комнату 101.

Пытки. Далее. Условия в Министерстве любви не курорт, но там есть какое-то пространство и свет. Как по мне, тёмная, холодная дыра в земле полметра на два хуже, но обе вещи не сахар.

Пытки страшные, но это пытки ради пыток, совмещённая с доведённой до абсурда тактикой хорошего и плохого полицейского. Вся сцена с электричеством, вероятней всего, аллюзия на карательную психиатрию. И цель всего этого — сломать бунтовщиков, чтобы они не стали символами сопротивления и мучениками. В мире, где партия контролирует всё. Где она переписывает историю и просто стирает сам факт существования человека. Зачем столько усилий?

Солипсизм. Я не могу с этих разговоров. Это безумие чистой воды.

Мы — жрецы власти, — сказал он. — Бог — это власть. Но что касается вас, власть — покуда только слово. Пора объяснить вам, что значит «власть». Прежде всего вы должны понять, что власть коллективная. Индивид обладает властью настолько, насколько он перестал быть индивидом. Вы знаете партийный лозунг: «Свобода — это рабство». Вам не приходило в голову, что его можно перевернуть? Рабство — это свобода. Один — свободный — человек всегда терпит поражение. Так и должно быть, ибо каждый человек обречен умереть, и это его самый большой изъян. Но если он может полностью, без остатка подчиниться, если он может отказаться от себя, если он может раствориться в партии так, что он станет партией, тогда он всемогущ и бессмертен. Во-вторых, вам следует понять, что власть — это власть над людьми, над телом, но самое главное — над разумом. Власть над материей — над внешней реальностью, как вы бы ее назвали, — не имеет значения. Материю мы уже покорили полностью.

На миг Уинстон забыл о шкале. Напрягая все силы, он попытался сесть, но только сделал себе больно.

— Да как вы можете покорить материю? — вырвалось у него. — Вы даже климат, закон тяготения не покорили. А есть еще болезни, боль, смерть…

О’Брайен остановил его движением руки.

— Мы покорили материю, потому что мы покорили сознание. Действительность — внутри черепа. Вы это постепенно уясните, Уинстон. Для нас нет ничего невозможного. Невидимость, левитация — что угодно. Если бы я пожелал, я мог бы взлететь сейчас с пола, как мыльный пузырь. Я этого не желаю, потому что этого не желает партия. Вы должны избавиться от представлений девятнадцатого века относительно законов природы. Мы создаем законы природы.

— Как же вы создаете? Вы даже на планете не хозяева. А Евразия, Остазия? Вы их пока не завоевали.

— Не важно. Завоюем, когда нам будет надо. А если не завоюем — какая разница? Мы можем исключить их из нашей жизни. Океания — это весь мир.

— Но мир сам — всего лишь пылинка. А человек мал… беспомощен! Давно ли он существует? Миллионы лет Земля была необитаема.

— Чепуха. Земле столько же лет, сколько нам, она не старше. Как она может быть старше? Вне человеческого сознания ничего не существует.

…

— Что такое звезды? — равнодушно возразил О’Брайен. — Огненные крупинки в скольких-то километрах отсюда. Если бы мы захотели, мы бы их достигли или сумели бы их погасить. Земля — центр вселенной. Солнце и звезды обращаются вокруг нас.

Уинстон снова попытался сесть. Но на этот раз ничего не сказал. О’Брайен продолжал, как бы отвечая на его возражение:

— Конечно, для определенных задач это не годится. Когда мы плывем по океану или предсказываем затмение, нам удобнее предположить, что Земля вращается вокруг Солнца и что звезды удалены на миллионы и миллионы километров. Но что из этого? Думаете, нам не по силам разработать двойную астрономию? Звезды могут быть далекими или близкими в зависимости от того, что нам нужно. Думаете, наши математики с этим не справятся? Вы забыли о двоемыслии?

Даже идиот вроде Уинстона называет это солипсизмом. А это он и есть. Если я не видел — значит, не существует.

Мотивы. В прошлом блоке я вас обманул. Конечно, у партии есть мотив. Формальный, но очень продуманный и глубокий (нет).

— Вы правите нами для нашего блага, — слабым голосом сказал он. — Вы считаете, что люди не способны править собой, и поэтому…

Он вздрогнул и чуть не закричал. Боль пронзила его тело. О’Брайен поставил рычаг на тридцать пять.

— Глупо, Уинстон, глупо! — сказал он. — Я ожидал от вас лучшего ответа.

Он отвел рычаг обратно и продолжал:

— Теперь я сам отвечу на этот вопрос. Вот как. Партия стремится к власти исключительно ради нее самой. Нас не занимает чужое благо, нас занимает только власть. Ни богатство, ни роскошь, ни долгая жизнь, ни счастье — только власть, чистая власть. Что означает чистая власть, вы скоро поймете. Мы знаем, что делаем, и в этом наше отличие от всех олигархий прошлого. Все остальные, даже те, кто напоминал нас, были трусы и лицемеры. Германские нацисты и русские коммунисты были уже очень близки к нам по методам, но у них не хватило мужества разобраться в собственных мотивах. Они делали вид и, вероятно, даже верили, что захватили власть вынужденно, на ограниченное время, а впереди, рукой подать, уже виден рай, где люди будут свободны и равны. Мы не такие. Мы знаем, что власть никогда не захватывают для того, чтобы от нее отказаться. Власть — не средство; она — цель. Диктатуру учреждают не для того, чтобы охранять революцию; революцию совершают для того, чтобы установить диктатуру. Цель репрессий — репрессии. Цель пытки — пытка. Цель власти — власть. Теперь вы меня немного понимаете?

…

Уинстон, как человек утверждает свою власть над другим?

Уинстон подумал.

— Заставляя его страдать, — сказал он.

— Совершенно верно. Заставляя его страдать. Послушания недостаточно. Если человек не страдает, как вы можете быть уверены, что он исполняет вашу волю, а не свою собственную?

…

Теперь вам понятно, какой мир мы создаем? Он будет полной противоположностью тем глупым гедонистическим утопиям, которыми тешились прежние реформаторы. Мир страха, предательства и мучений, мир топчущих и растоптанных, мир, который, совершенствуясь, будет становиться не менее, а более безжалостным; прогресс в нашем мире будет направлен к росту страданий. Прежние цивилизации утверждали, что они основаны на любви и справедливости. Наша основана на ненависти. В нашем мире не будет иных чувств, кроме страха, гнева, торжества и самоуничижения. Все остальные мы истребим. Все. Мы искореняем прежние способы мышления — пережитки дореволюционных времен. Мы разорвали связи между родителем и ребенком, между мужчиной и женщиной, между одним человеком и другим. Никто уже не доверяет ни жене, ни ребенку, ни другу. А скоро и жен и друзей не будет. Новорожденных мы заберем у матери, как забираем яйца из-под несушки. Половое влечение вытравим. Размножение станет ежегодной формальностью, как возобновление продовольственной карточки. Оргазм мы сведем на нет. Наши неврологи уже ищут средства. Не будет иной верности, кроме партийной верности. Не будет иной любви, кроме любви к Старшему Брату. Не будет иного смеха, кроме победного смеха над поверженным врагом. Не будет искусства, литературы, науки. Когда мы станем всесильными, мы обойдемся без науки. Не будет различия между уродливым и прекрасным. Исчезнет любознательность, жизнь не будет искать себе применения. С разнообразием удовольствий мы покончим. Но всегда — запомните, Уинстон, — всегда будет опьянение властью, и чем дальше, тем сильнее, тем острее. Всегда, каждый миг, будет пронзительная радость победы, наслаждение оттого, что наступил на беспомощного врага. Если вам нужен образ будущего, вообразите сапог, топчущий лицо человека — вечно.

У меня нет ни сил, ни желания самому показывать насколько это тупо. Поэтому:

В подвалах Министерства любви О’Брайен рассказывает Уинстону про мир, который строит партия:

«Мир страха, предательства и мучений, мир топчущих и растоптанных, мир, который, совершенствуясь, будет становиться не менее, а более безжалостным; прогресс в нашем мире будет направлен к росту страданий. Прежние цивилизации утверждали, что они основаны на любви и справедливости. Наша основана на ненависти. В нашем мире не будет иных чувств, кроме страха, гнева, торжества и самоуничижения. […] Новорожденных мы заберем у матери, как забираем яйца из-под несушки. Половое влечение вытравим. Размножение станет ежегодной формальностью, как возобновление продовольственной карточки. Оргазм мы сведем на нет. Наши неврологи уже ищут средства. […] Не будет различия между уродливым и прекрасным. Исчезнет любознательность, жизнь не будет искать себе применения. С разнообразием удовольствий мы покончим. Но всегда – запомните, Уинстон, – всегда будет опьянение властью, и чем дальше, тем сильнее, тем острее. Всегда, каждый миг, будет пронзительная радость победы, наслаждение от того, что наступил на беспомощного врага. Если вам нужен образ будущего, вообразите сапог, топчущий лицо человека, – вечно…»

От таких слов у Уинстона в жилах стынет кровь, да и язык прилипает к гортани: он не может ответить. Но нашим ответом может стать: человек не таков, простого удовольствия от жестокости ему недостаточно. Интеллектуалу (поскольку только лишенные реальной власти интеллектуалы способны сформулировать подобную концепцию) требуется многообразие удовольствий. Вы говорите, что опьянение властью становится все острее и утонченнее, но мне кажется, вы говорите об упрощении, и это животное упрощение, в силу логики, подразумевает спад интеллектуальной деятельности, которая одна только и способна поддерживать ангсоц. Удовольствия, по природе вещей, не могут оставаться статичны, разве вы не слышали о сокращении возвратов оптовику? Это то самое статичное удовольствие, о котором вы говорите. Вы говорите, мол, сведете на нет оргазм, но как будто забываете, что удовольствие от жестокости – удовольствие сексуальное. Если вы убьете различие между прекрасным и безобразным, у вас не будет шкалы, по которой будет оцениваться интенсивность удовольствия от жестокости. Но на все наши возражения О’Брайен ответит: «Я говорю о совершенно новом человеке и новом человечестве».

Вот именно. Это не имеет никакого отношения к человечеству, каким мы его знали несколько миллионов лет. Новый человек – это что-то из научной фантастики, своего рода марсианин. Требуется удивительный квантовый скачок, чтобы перейти от ангсоца, метафизика которого коренится во весьма старомодном представлении о реальности, а политическая философия связана с привычным тоталитарным государством, к «человеку властному», или как там еще будет называться новая сущность. Более того, этот предполагаемый мир «топчущих и растоптанных» придется совместить с неизменными процессами государственного управления. Хитросплетения государственной машины едва ли совместимы с картинами – не обязательно безумными – изысканной жестокости. Удовольствие власти в значительной степени связано с удовольствием правления, а именно с моделями и способами навязывания индивидуальной или коллективной воли управляемым. «Сапог, топчущий лицо человека, – вечно» – метафора власти, но еще и метафора внутри метафоры. Внимая красноречивым славословиям мечте ангсоца, Уинстон Смит думает, что слышит голос безумия, – голос тем более ужасающий, что от него кольцо сжимается вокруг его собственного душевного здоровья: на такое способна только поэзия, которая на первый взгляд кажется безумием. О’Брайен поэтизирует. Мы, читатели, испытываем дрожь ужаса и возбуждения, но мы не воспринимаем стихотворение всерьез.

Мы все знаем, что ни один политик, государственный деятель или диктатор не ищет власти ради самой власти. Власть – это положение, острие, вершина, присвоение контроля, который, будучи тотальным, приносит удовольствие, которое есть награда власти – удовольствие выбирать, будут тебя бояться или любить, будешь ты причинять вред или творить добро, погонять или давать передышку, терроризировать или одарять благами. Мы распознаем власть, когда видим возможность выбора, не ограниченного внешними факторами. Когда власть проявляется исключительно через зло, мы начинаем сомневаться в существовании выбора и, следовательно, в существовании власти. Высшая власть, по определению, принадлежит богу, и эта власть показалась бы несуществующей, если бы ограничивалась сосланием грешников на муки ада. Любой Калигула или Нерон распознается как временное отклонение, которое не способно удерживать власть долго, которое не может выбирать, а может только разрушать. Злые мечты маркиза де Сада порождены неспособностью достигнуть оргазма обычными способами, и мы соглашаемся, что у него нет иного выбора, кроме как прибегнуть к хлысту или обжигающей яичнице. Он представляется более логичным, чем освобожденный от потребности в оргазме садизм О’Брайена. О’Брайен говорит не о власти, а о плохо изученном заболевании. В силу своей природы заболевание либо убивает больного, либо излечивается. А если этот феномен не болезнь, а новая разновидность здоровья для новой разновидности человечества – пусть так. Но мы принадлежим к старой разновидности человечества, и новая нас не слишком интересует. Убейте нас, бога ради, но давайте не будем делать вид, что нас уничтожает реальность высшего порядка. Нас просто рвет на части тигр или распыляет марсианский луч смерти.

Реальность – внутри коллективной черепушки партии: внешний мир можно игнорировать или формировать согласно ее воле. А что, если подведет электричество, питающее машину пыток, что тогда? Ах так, значит, электричество все-таки каким-то таинственным образом вырабатывается? Что, если закончатся запасы нефти? Способен ли разум утверждать, что они еще достаточны? Науки не существует, поскольку эмпирический метод мышления объявлен вне закона. Технологический прогресс направлен на изготовление оружия или устранение личной свободы. Неврологи ищут средства от оргазма, и следует предположить, что психологи изыскивают все новые способы убить удовольствие и усилить боль. Никакой превентивной медицины, никакого прогресса в лечении болезней, никакой пересадки органов, никаких новых лекарств. Взлетная полоса I беззащитна перед любой неизвестной эпидемией. Разумеется, болезнь и смерть отдельных граждан не имеют большого значения, пока процветает коллектив. «Индивид – всего лишь клетка, – сказал О’Брайен. – Усталость клетки – энергия организма. Вы умираете, когда стрижете ногти?» Однако этот хваленый контроль над внешним миром неминуемо покажется ограниченным, когда неизлечимое заболевание попросит разум выйти вон, дескать, он пережил готовность тела цепляться за жизнь. Разумеется, логично предположить, что тела могут вообще исчезнуть, и Старший Брат окажется в роли Церкви победившей, то есть души или статика душ навечно переместятся в эмпиреи, где не будет плоти, чтобы ее хлестать, и нервов, чтобы заставить орать от боли.

Природа, если ее игнорировать или дурно с ней обращаться, имеет обыкновение проявлять свое недовольство, как некогда напоминала нам реклама маргарина. Загрязнения окружающей среды, как утверждает партия, не существует. Природа отчетливо не согласна. От землетрясений при помощи двоемыслия не отмахнешься. Коллективный солипсизм воплощает гордыню, которую боги естественного порядка вещей быстро накажут неурожаями и эндемическим сифилисом. Оруэлл писал в эпоху, когда атомной бомбы боялись больше, чем разрушения окружающей среды, а потому ангсоц берет свое начало в более ранний, уэллсовский период, когда природа была инертной и податливой, и человек мог делать с ней, что вздумается.

Даже процессы лингвистических изменений – аспект природы, они происходят бессознательно и, как представляется, автономно. Нет гарантии, что созданный государством новояз сможет процветать, не подвергаясь воздействию постепенного семантического искажения, мутации гласных или влиянию более богатого старояза пролов. Если выражение «плюс плюсовый нехороший» или (с макбетовским привкусом) «плюс плюсплюсовый нехороший» применить к плохо сваренному яйцу, потребуется кое-что покрепче для обозначения головной боли. Например, «небольшебратный неангсоцный плюс плюсплюсплюсовый нехороший». «Старшебратный» – в качестве усилительного – может быть столь же нейтральным, как «чертовский». Старшего Брата как единственное божество можно поминать, когда ударишь молотком по пальцу или попадешь под дождь. А это неминуемо его умалит. Уничижительные семантические изменения – обязательная составляющая истории любого языка. Но мы имеем дело с новой разновидностью человека и новой разновидностью реальности. Не следует строить домыслы о том, что не может происходить здесь и сейчас.

«1984» следует воспринимать не только как безделицу в духе Свифта, но и как расширенную метафору предчувствия. Как проекция возможного будущего оруэлловская картина имеет исключительно фрагментарную ценность. Ангсоц не может возникнуть, это нереализуемый идеал тоталитаризма, который неполноценные человеческие системы всего лишь неуклюже имитируют. Это метафорическая власть, которая существует вечно, а роман Оруэлла все еще остается апокалиптическим сводом наших худших страхов. Но откуда у нас эти страхи? Мы так чертовски пессимистичны, что нам почти хочется возникновения ангсоца. Нас пугает государство… всегда государство. Почему?

Далее у Бёрджесса идут рассуждения о Бакунине, анархизме и связи Оруэлла с анархистами. Занимательно и интересно, но не к цели нашего разговора. А вот вопросы, которые в этом блоке поднимает Бёрджес в этом куске, правильные. И, как известно, правильный вопрос — половина ответа, вот только ответа нет.

Выводы.

Как я все это время говорил, антиутопия должна критиковать тенденции настоящего. Экстраполировать их. И показывать, как мир пришел к этому. Вопрос «как» всегда тянет за собой вопрос «зачем». И у «1984» проблемы с обоими вопросами.

Нам не говорят, как этот мир стал таким, и нет даже способа этого предположить. Более того, в этом нет смысла.

Ну давайте мы предположим, что можно заставить всех думать, что 2+2=5, когда это нужно, и сразу же заставить думать, что 2+2=4, когда это требуется. Я не знаю как, но предположим. Вопрос: зачем?

Зачем прикладывать столько усилий, чтобы заставить весь мир думать так, как вам нужно, в противовес реальности, но при этом исходить из реальности, когда этого требует ситуация?

Зачем? Это может понадобиться только в мире «1984», но проблема в том, что мир «1984» может быть построен, только если реализовали такую систему. Это просто усложнение того, что решается намного легче. Легче не говорить, что у вас есть союзник вообще. Или сказать, что бывший союзник вероломно нанёс удар в спину. У вас информационная гегемония.

Как художественное произведение.

Подробно об этом тут: Джордж Оруэлл: Литература и тоталитаризм. Часть 4 "1984"

Но если кратко, Оруэллу не выдали талон на хороший текст, грамотные художественные приёмы и драматургию. По порядку.

Мне нравятся эссе Оруэлла, я спокойно воспринимаю «Скотный двор» и мне кажется, что он написан неплохо, но я не переношу то, как написан «1984».

Текст — несвязная шизофазия, где автор противоречит сам себе, и это не художественный приём или, во всяком случае, не только он. Главного героя как будто мотает по параллельным вселенным, где в устройстве мира есть небольшие различия, но то, что везде ад, остаётся неизменным. Даже в самом начале книги — Уинстон говорит, что за людьми всегда следят экраны, при этом у него есть ниша, в которой его не видно, и никого, в том числе самого Уинстона, не смущает, что, когда он в неё заходит и что-то делает там несколько часов (ещё раз, объект постоянного наблюдения в течение нескольких часов вне поля наблюдения), никто не бьёт тревогу, да его в первый же день должны были забрать в Министерство любви.

Герои — тухлые. Образы примитивные. Из художественных приёмов только примитивный удушающий на вашу эмпатию: везде разруха, гниль, грязь, отвращение и болезнь.

Как итог, с художественной точки зрения «1984» очень слаб. Он слаб с точки зрения техники писательского ремесла; сюжетный костяк, с большой долей вероятности, позаимствован из замятинского «Мы»; антитоталитарный посыл ослабевает из-за излишней гиперболы, превращающей предупреждение в страшную, но нереалистичную сказку; и в довершение ко всему, главный герой просто отвратителен, и сопереживать ему сложно.

Как антиутопия

А вот этот вопрос очень сложный и спорный. Как всегда возвращаемся к самому началу цикла.

Т.е. хорошей антиутопией я буду называть ту, которая:

1) Определяет происходящие во время её написания процессы, качественно описывает и критикует их возможное развитие. В идеале, если в истории можно будет найти достаточно приближенные к описываемым автором ситуации.

2) Создаёт грамотный и непротиворечивый мир, в котором понятно как такое мироустройство было создано, функционирует, поддерживается и воспроизводится.

3) Оказала серьёзное влияние на жанр и культуру в целом.

Первый же пункт вызывает вопросы. Предмет критики тут очевиден – тоталитаризм. Очевиден не для всех, так как критикуется тут не американский тоталитаризм, не британский, не советский. Тоталитаризм вообще, в вакууме.

Дополнительные предметы критики – резкая смена политики собственного государства Оруэлла и переписывание истории.

Но реализация убивает предмет. Переборщив с гиперболой, Оруэлл создаёт клоунаду, она не пугает, она вызывает неверие и нервные смешки. Антиутопия может, а иногда и должна доводить до абсурда критикуемые объекты, но тут большой перебор с этим – в этот мир просто невозможно верить.

Второй пункт я даже комментировать не буду. Всё очень плохо. Единственное, что я добавлю – это то, что «1984» нарушает негласное правило хорошей антиутопии, о которой я говорил – не может быть, чтобы плохо было всё. Должны быть положительные элементы.

И вот у нас спорный первый пункт, провальный второй, а третий… работает за четверых.

Как я говорил во введении, всё, о чём говорилось в этом цикле до – это очень важно, но не так, как творение Оруэлла, потому что если в современном мире разбирают антиутопию, её в 9 из 10 случаях будут разбирать на примере или сравнивая с «1984», если создают антиутопию или произведение с элементами антиутопии, то оно, скорее всего, будет перефразом «1984». Это самая влиятельная классическая антиутопия.

Итоги.

В отличие от Уэллса и Замятина, Оруэлл подошёл к рассматриваемому вопросу только с этической и моральной точки зрения, проигнорировав материальные основы. Мир как таковой отсутствует.

Я уже много раз говорил, что лучшие антиутопии — те, в которых и персонажи внутри мира, и читатель видят плюсы — тут их нет.

«1984», на мой взгляд, плохая антиутопия и плохое художественное произведение, которое «случайно» (на самом деле нет, это результат некоего кредита доверия к автору, продвижения в том числе по политическим мотивам, того факта, что нереалистичность мира, его гротескность позволяет использовать его как маркер и клеймо, а главное, получив культовый статус, произведение начинает само себя раскручивать) стало культовой и самой влиятельной, определяющей жанр антиутопией.

С другой стороны, я не могу отрицать некоторой искренности Оруэлла. Он, в отличие от многих, был честен в этой книге (вот в своём списке он честен не был). Он боялся тоталитаризма настолько, что готов был служить другому тоталитаризму. И этот страх и отчаяние запечатлелись в романе.

Итак, поздравьте меня, это был самый сложный текст в цикле. Дальше должно быть проще. Но если я где-то что-то упустил или выразился сумбурно и у вас остались вопросы — милости прошу в комментарии, также можете предполагать, какая работа будет рассмотрена следующая в цикле (это ни разу не байт на активность в комментариях). А я пойду писать следующее эссе, как и в прошлый раз, скорее всего, возьму небольшой перерыв в цикле и напишу парочку небольших простеньких эссе на отвлечённые темы.

Показать полностью 1
[моё] Цитаты Эссе Спойлер Обзор Рецензия Обзор книг Антиутопия Литература Длиннопост Скриншот 1984 Джордж Оруэлл
5
8
ProjectLogos
ProjectLogos
1 месяц назад
Книжная лига
Серия Антиутопия мертва

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 4: Книга Голдстейна: мироустройство и геополитика⁠⁠

Предыдущая часть
Итак, мы закончили с бытовой шизофренией и философией. Пора переходить к мироустройству и геополитике.

Итак, основная проблема в том, что описанию старых проституток уделено больше внимания, чем описанию мира. Вся информация о мире, которую мы имеет, исходит из книги Голдстейна.

Мировосприятие Уинстона весьма приземлённое и касается в основном той самой бытовой шизофрении, при этом, как уже отмечалось ранее, все его слова можно и нужно подвергать сомнению, так как он сам по себе не очень стабильная личность, так ещё и с лёгкой руки автора он сам подвергает сомнению достоверную для нас информацию (да, это разумно, но мы из его опыта не можем, как и он сам, вычленять показательные и истинные элементы из случайной шушары). Всё, что мы может вывести из его наблюдений, – это же мир симулякров. Весь мир – спектакль: войны трех сверхдержав, Голдстейн, ограничения, которые позволяют нарушать, законы без законов…

Бюрократия везде. Даже порно от государства, но только для пролов. Правда, если это не вредит партии, обходи эту бюрократию как хочешь, а если ты прол, так на тебя вообще плевать.

Дети звереют. Разведчики, скауты, пионеры – называйте как хотите – зло, потому что прививает детям идеологию (разумеется, зло, потому что идеология неправильная, а так этим занимаются все, и это называется общественное воспитание). Вот только Уинстон и до ангсоца был сволочным ребёнком.

Публичные казни военнопленных (к слову, где-то тут Оруэлл открыл для себя готтентотскую мораль и крайне ей удивляется). Хотя нам чётко показывали, что не все это разделяют, на примере в кинотеатре.

Короче, толку от него ноль. То ли дело «Книга Голдстейна». Тут стоит сказать важную вещь – эта книга тоже недостоверна, так как её буквально подкинула полиция мыслей, но дело в том, что другой у нас и нет. Вот такой прекрасно проработанный у Оруэлла мир, который многие хвалят, что мы должны или верить информации, достоверность которой внутри мира неопределённа, или признать, что Оруэлл написал антиутопию, в которой никак не описал мироустройство, что равно признанию «1984» провальной как антиутопии (т. е. выбирайте плохо описанный мир или никак не прописанный мир, оба варианта для антиутопии плохи).

Итак, книга Голдстейна появляется уже за половину истории и буквально чуть-чуть раскрывает устройство мира.

Причины войны.

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 4: Книга Голдстейна: мироустройство и геополитика Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл

Взял отсюда: https://blogs.mediapart.fr/gabas/blog/090116/now-truth-emerg...

Итак, в мире есть три сверхдержавы. Причём нам прямо говорят, что две страны защищены географически, а третья, Остазия, — трудолюбивостью населения (чтобы это ни значило). Все три страны автаркии! Экономические причины войны устранены, и война идёт за территории, где живёт 1/5 населения... (Более того, они не имеют границы, где все или хотя бы 2 страны сходятся.) Т.е. 80% населения живёт на постоянной основе в 3 державах (о населении потом скажем).

И вот нам в одном предложении говорят, что страны невероятно огромные и могут произвести и добыть всё на своей территории, т. е. автаркии. Даже прямо говорится, что они в войне не заинтересованы. А через предложение уже война идёт не только за население, но и за редкие ресурсы, такие как каучук, который в холодных странах, а что важно, у всех трех сверхдержав имеются тропические и экваториальные территории, приходится синтезировать.

Так всё же есть экономический интерес или нет?

А ещё через абзац оказывается, что цель войны — израсходовать потенциал машины, не повышая уровень жизни.

Ещё раз, если вдруг кто не понял. Вот есть станок. Он может производить стулья, а может производить стволы винтовок. Первый вариант повышает уровень жизни, производит товары общественного потребления, одним словом, хороший. Второй не повышает уровень жизни и приносит пользу лишь в условиях войны либо в случае, когда война крайне вероятна в обозримом будущем. Но в целом, без условий горячей фазы конфликта, бесконечное производство оружия — мёртвый груз. Как можно понять, второй вариант не самый хороший.

Станок может производить только один из этих товаров, более того, он не может производить их бесконечно, так как в какой-то момент выработает свой ресурс. И так как государство в мире «1984» хаотично злое и делает зло не исходя из какой-то выгоды или убеждений, а просто так, для души, то выбор очевиден.

Вечная война, чтобы утилизировать сначала произведённый потенциал, а следом и произведённое им оружие и людей, лишь бы не допустить, чтобы люди жили лучше.

А зачем? Какая финальная цель этого? Шутки шутками, я никого не оправдываю, но государство Оруэлла хуже фашистов. Те творили зверства хотя бы с понятной целью — выкачка ресурсов из покорённых государств. Они прямым текстом говорили, что Европа и Россия — их колонии. Тут же война ради войны, зло ради зла. Никакого прагматизма. Даже ложной цели нет, просто зло ради зла. Не государство, а сказочный злодей какой-то…

А какая экономика-то?

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 4: Книга Голдстейна: мироустройство и геополитика Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл

Ну ладно, делается намёк, что это борьба с кризисом перепроизводства. Решает ли это проблему? Ну, процентов на десять да, а попутно создаёт новые. Каких? Ну, давайте смотреть.

Кризис перепроизводства наиболее характерен для капиталистической системы. Но чтобы не ошибиться и не скатывать в срачи, возьмём более широко.

Кризис перепроизводства – это болезнь, характерная для рыночной экономики (он возможен в плановой экономике, но не столь критичен для неё и не столь типичен, там скорее проблема может быть диаметрально противоположной), в рамках которой господствует товарное производство и существует развитая денежная система.

Это определяет как причины кризиса, так и опасность его последствия.

Если кратко, кризис перепроизводства – это ситуация, когда количество произведённого товара больше, чем количество товара, который могут потребить.

Для плановой экономики он плох тем, что ресурсы потрачены не эффективно и какая-то отрасль недополучила финансирования, что с большой вероятностью приведёт к перекосу: какой-то товар будет в избытке пылиться на складах или пропадать, а какого-то будет не хватать.

Для рыночной экономики ситуация другая: какой-то выгодоприобретатель, производитель товара, мало того что зазря потратил свои ресурсы, так ещё и, что важно, не получит прибыли, да что там, тут бы по себестоимости продать. А снижение цены приведёт к другим долгоиграющим последствиям.

Так вот, исходя из этого, в мире 1984 должно быть общество с рыночной экономикой: олигополия, фашизм в научном значении этого термина, империализм. Тем более что передел колониальных по своей сути территорий под это подходит.

Но в самой книге вечно говорят про какой-то план. Что намекает на то, что экономика тут плановая. Есть нормы потребления и отпуска товаров на лицо, что говорит не о денежной системе, а о талонах.

Таким образом, у нас в Океании плановая экономика с талонами на товары общественного потребления, которая возникла, судя по всему, как попытка бороться с кризисами перепроизводства, характерными для рыночной экономики и денежной системы.

Возникла она вследствие необходимости из-за бесконечной войны, которая была запущена, чтобы избежать этих кризисов, путём утилизации производственных мощностей не на товары потребления, а на оружие.

Т.е. война — это рудимент, который существует по инерции, так как система, для которой был характерен кризис перепроизводства, с которым этой войной боролись, была преобразована из-за этой самой войны и как следствие проблемы с экономикой, и продолжающаяся война существует опять же потому, что злое зло хочет делать зло.

Объективная причина, пусть и мудацкая, устранена уже давно, но так как государство злооое, оно продолжает бессмысленное действо, лишь бы не допустить роста уровня жизни.

Да, оружие вне войны несёт меньше пользы, но остаётся польза предотвращения войны. Автор сам говорит, что отсталые в индустриальном плане государства поработят. Такая же ситуация с недостаточно вооружёнными. Собственно, такой путь автор и описывает, вот только тут критикуется уже плановая экономика. Оказывается, она всегда просчитывается и появляется дифицит. Действительно, традиционно характерная для такого типа экономики проблема.

Вот только... Два вопроса.

Военная экономика всегда плановая и как-то живёт. Дальше Оруэлл очевидно намекает на СССР, в котором никогда, я повторю это ещё раз, не был, но всё же 1984 написан в 1949 году, т.е. Оруэлл видел лишь ленинский и сталинский СССР. В котором экономические проблемы были следствием разрухи после гражданской и второй мировой войны, и то экономика показывала восстановительный рост. Проблем с товарами, вызванными проблемами плана, характерными для позднего хрущевского и брежневского СССР, Оруэлл не видел. На чем основывается его выводы?

Второй вопрос. Если не плановая и не рыночная экономика, так как обе плохи, то что нам нужно? Или в этом случае плановая экономика плоха, потому что реализуется капиталистами? Так в действительности огромные компании неплохо с ней управляются.

Смерть НТП.

Вот это мир! Особенно радует утверждение, что мир до 1914 при его технологическом развитии более бедный, чем мир 1984. Клиника.

Нет, можно, конечно, сказать, что люди в конечном итоге получают меньше, но только по все той же причине, что абсолютно беспричинно злое государство творит злые дела.

О смерти НТП в мире 1984 я вообще в шоке. Особенно когда они говорят, что 50 лет назад оно было более развито:

1) Это вот такое отсталое общество переписывает всю историю, ага. Верим.

2) Автор признаёт, что некий прогресс все же имеет место, не впечатляющий, но есть (опять страница 2 противоречит странице 1).

3) Но большая часть новшеств имеют военное предназначение. Ну так в нашем мире так же. Интернет, ракеты, самолёты и тысячи других вещей появились в первую очередь как военная технология. Че поменялось?

Дальше мы вообще узнаём, что «1984» — это постапокалипсис, ведь в 50-х была ядерная война (кстати, это же уже при Уинстоне, он должен был это помнить).

Ну и да, тут внезапно проявляется критика капитализма (эх, помнит ещё Оруэлл свои социалистические корни). Проявляется она в том, что утверждается, что если бы машина, т. е. производственные мощности, применялись бы на благо общества, что привело бы к устранению неравенства в связи с ликвидацией тяжёлой и низкооплачиваемой работы, то в обозримом будущем наступила бы утопия.

Да что там, даже стихийно она бы подняла уровень жизни. Но проклятый кризис перепроизводства напугал капиталистов, и те начали утилизировать мощности на войну. Т. е. полная занятость без роста благосостояния. Что в теории возможно, если мы производим продукты общественного потребления впритык для воспроизводства рабочей силы. Но причины этого опять — злое зло ради зла.

И через несколько страниц оказывается, что даже сегодня в период упадка обыкновенный человек живёт лучше, чем несколько веков назад. Прямого противоречия нет, но может пригодится. Поля пашут конным плугом — развитие хуже, чем в 1914, но люди живут лучше… Как?

Иерархия.

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 4: Книга Голдстейна: мироустройство и геополитика Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл

А так ли плох этот мир? Ведь тут и плюсы есть. Население не строго стратифицировано — в оба круга партии принимают любого по результатам экзамена в 16 лет. Разумеется, более высшие слои более образованы, а значит, с большей вероятностью попадут наверх. Но это социальный лифт.

С фразы, что движение вверх и вниз по социальной лестнице меньше, чем при капитализме, я проорал в голосину. Всё так. Особенно если речь про капитализм первой половины 20 века и ранее. Смешнее только дополнение, что его меньше, чем и в доиндустриальную эпоху. Это при монархизме получается. Когда даже если ты богаче короля, но ты простолюдин, ты всё ещё простолюдин. Ну да.

Я согласен, что внутри партии перемещения минимальны, но это уже не хуже, чем в приведённых примерах.

Более того, внутри партии нет расизма.

Местных лидеров набирают из местного же населения, что является некой формой самоуправления, что уже уменьшает натиск тоталитаризма.

Централизации, кроме языка, по сути нет.

Но вы ведь помните, что перед нами шизофреничный мир злого зла? А потому забудьте, что вам сказали — самых способных пролов просто ликвидируют. Да, есть экзамен. Да, лидеров набирают из местных. Да, в партии нет наследственной власти. Но самых способных пролов — ликвидируют.

А в чем смысл? Если он может стать отличным исполнителем, зачем его убивать? Тем более что тут есть уточнение, что некоторых всё же берут, но большинство убивают... Почему? Почему не всех? При этом убивают самых способных? Но дорога закрыта практически, т. е. надо брать не самых способных, а средних?

Да, там есть разумная цитата о том, что опасность широких масс прямо пропорциональна уровню образования, которое они получают в связи с экономической необходимостью. Но у вас уже есть единичный потенциально успешный исполнитель или руководитель. Зачем вам от него избавляться? Особенно при условии того, что если не будет другого способа партии собрать наверху самых способных, то она, не колеблясь, набрала бы целое новое поколение руководителей в среде пролов. ЭТО ЦИТАТА.

Они убивают самых способных, берут средненьких, по результатам экзаменов в 16. При этом партия не наследственная, у членов партии нет цели передать власть и положение детям, но они по-прежнему прилагают столько усилий ради... Ради чего? Ааа, ну иерархия ради иерархии.

Индивидуально ни один член партии не владеет ничем, кроме небольшого личного имущества, коллективно партия владеет всем.

Ага, а где номинально и фактически это не так?

Ну и дальнейший твист меня просто рвёт. Смотрите. Пролы живут ужасно, полностью в дерьме. Члены внешней партии тоже, но у них уши торчат. Члены внутренней партии тоже, но по пояс. Внимание, вопрос. А кто ограничивает членов внутренней партии? Они сами себя? Зачем? Они друг друга? Ну тут вопрос только достаточно большого сговора, чтобы взять власть. Тем более что внутренняя партия мала, о чем прямо говорится. Ааа, оказывается, внутренняя партия сама в истерии и ненависти к врагу. Оказывается, она сама верит в эту чушь, которую несёт для народа. Эммм. Они идиоты? Они буквально знают настоящее положение дел. Если только не существует «внутренняя внутренняя партия». Но тогда все претензии просто переносятся на уровень вверх. До тех пор, пока не оказывается, что всей этой фигней страдает пара человек.

Один из которых Старший Брат. Важный вопрос, кто он и чем вдохновлён. Для начала – альтернативное мнение Бёрджесса, я допускаю, что это источник вдохновения, но суть, как мне кажется, проще.

Вы хотите сказать, что «1984» всего лишь комическая картина Лондона конца Второй мировой войны?

В целом, да. Взять хотя бы Старшего Брата. Мы наслышались про Старшего Брата. Реклама «Заочного колледжа Беннетта» шла во всех довоенных газетах. Там вы видели папашу Беннетта, симпатичного старикана, проницательного, но добродушного, который говорил: «Позвольте буду вам отцом». Затем появлялся перенять бизнес Беннетт-сынок, брутального вида тип, который говорил: «ПОЗВОЛЬТЕ, БУДУ ВАМ СТАРШИМ БРАТОМ».

Начинаем копать:

Skerry’s in Edinburgh was founded in 1878, concentrating on tuition for civil service exams; University Correspondence College (UCC), Cambridge, founded in 1887; H. Foulks Lynch and Co in 1884 concentrating on accountancy; Chambers in 1885, and the Diploma Correspondence College/ Wolsey Hall College, Oxford, in 1894. Subsequently, a multiplicity of correspondence colleges were established, including the Bennett college, in Sheffield[19] in 1900, the International Correspondence School in 1901, a US off-shoot specialising in engineering courses, the Metropolitan College in London in 1910, and Rapid Results College in 1928.

19. http://jsbookreader.blogspot.com/2008/03/predictions.html.

(с) A History of Higher and Professional Correspondence Education in the UK

Stephen A. Hunt

Перейдя по ссылке вы найдёте это:

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 4: Книга Голдстейна: мироустройство и геополитика Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл
Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 4: Книга Голдстейна: мироустройство и геополитика Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл

На сайтах, где жители и историки Шеффилда копают историю своего региона (https://www.sheffieldhistory.co.uk/forums/topic/11266-bennett-college/?showtopic=6871"), удалось найти это:

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 4: Книга Голдстейна: мироустройство и геополитика Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл
Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 4: Книга Голдстейна: мироустройство и геополитика Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл
Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 4: Книга Голдстейна: мироустройство и геополитика Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл

Наличие этой рекламы подтверждается и иными исследованиями: http://www.glias.org.uk/news/182news.html

Но вот упоминаний или тем более изображений рекламы уже с «братом» нигде найти не получается. Так что тут нужно только верить или не верить на слово. Однако стоит отметить, что никаких причин для того, чтобы выдумывать, у Бёрджесса вроде как нет.

Но если говорить о том, что, безусловно, имеет место в образе Старшего Брата, то это тот момент, когда нужно поговорить о вождизме.

В 19 и 20 веках была тенденция, если не сказать мода, на вождизм. Сейчас этот термин не в чести, но в целом в нём нет ничего плохого. Это практика, при которой во главе государства находится сильный и авторитетный лидер, вокруг которого выстраивается политическая система. Это не плохо и не хорошо. Это имеет свои плюсы и свои минусы, но в современном мире вызывает вой ущемлённых. В мире 19-20 веков сильный и несколько авторитарный лидер, способный прогнуть под себя некоторые решения, был нормой. Сталин в ручном режиме регулировал некоторые сферы, Черчилль продавливал ленд-лиз (да, с оговорками, но в то время были сильны мнения о том, что нужно стоять и смотреть), Рузвельт во время Великой депрессии чуть ли не один против всех доказывал необходимость вмешательства государства в экономику (в то время большинство считало, что депрессия затягивается из-за того, что Рузвельт начал вмешиваться, и если бы не это, то рыночек бы всё уже давно порешал) и реализовывал её. Была мода на сильного лидера. Лидер был символом, власть и правительство отождествляли с лидером, его рисовали на плакатах. И эта общая, но весьма авторитарная тенденция, как мы видим, очень не нравилась Оруэллу. И Старший Брат — олицетворение этого вождизма, доведённое до финала. Даже непонятно, а был ли он, не говоря о том, жив ли он сейчас, — он образ, за которым стоит группа властолюбцев, использующих этот образ, чтобы уменьшить удар по себе и снизить внутреннюю грызню.

Теория революции по Оруэллу.

Внутреннее устройство Океании туманное, как туман. Поэтому давайте попробуем хотя бы разобраться, как мир пришёл к этому ужасу и как он воспроизводится. Надеюсь, у нас получится (нет).

Оруэлл рассказывает упрощённую теорию революции. Есть три класса: высший, средний и низший.

Цель высших — остаться на месте.

Цель средних — поменяться с высшими.

Цель низших, если она есть, так как низшие всегда подавлены, — создать общество равных.

Рано или поздно средние при поддержке низших занимают позицию высших.

И сталкивают низших обратно. Из всех них формируются новые средние, и всё повторяется. Только низшие никогда не достигают целей.

Давайте предположим, что это так.

Автор называет 4 причины падения высших, и отсюда вопрос: а чем Океания не подходит под них? Ладно, уверенность в себе они не потеряют (вообще дурацкая формулировка, но ладно). В среднем звене есть много недовольных. Партия правит ужасно, и есть поводы для поднятия восстания низшими. А этим воспользуются внешние враги.

Но рука автора рисует эту позицию непоколебимой, а значит, так и будет.

Но ладно, мы «разобрались» с внутренним устройством (нет, не разобрались, нам не объяснили ни как действует этот мир, ни как он образовался, ни как самовоспроизводится. Об этом мы можем только гадать). Че там по геополитике?

Триполярный мир.

Оруэлл рисует нам, мир с тремя центрами силы и говорит что 1) их силы равны; 2) одна страна не может быть уничтожена силами 2 других.

Всё. Уже на этом моменте всё рушится.

Во-первых, если есть три равные силы. Три условные единицы, то нельзя сказать, что союз двух из них (1+1) не будет сильнее оставшейся силы (1). И да, из-за недоверия будут перегруппировки и предательства, но само утверждение, что одна страна не может быть уничтожена силами 2 других, при условии что они равны – бред.

Далее, мир всегда стримиться к биполярности (Понятное дело, что Оруэлл писал всё с Китая, США и СССР, хотя тогда ещё сложно было представить, что СССР и Китай разойдутся, причём до состояния открытой вражды). В упрощённом виде (разумеется на практике всё сложнее) это самая устойчивая конфигурация. Структурно различаются только миры с одним центром, двумя, тремя и более чем тремя.

Миры с более чем тремя центрами, будут различными путями (союзы и войны) сокращать их количество, стремясь к другим вариантам.

Триполярный мир – это мир в преддверии того, как два заминают и сожрут третьего.

Из монополярного мира рано или поздно попытается выделиться второй полюс силы для всех униженных и оскорблённых.

И всё в общем виде стремиться к двум полюсам. Равносильным, которым нет с кем сговариваться (да, могут выделяться третьи стороны, или одна сторона в итоге каким-то образом победить вторую, но как я и говорил ранее – это временные состояния, которые так или иначе будут стремиться к тому, чтобы вновь установить биполярный мир).

Ну а если посмотреть на конкретно мир Оруэлла. Вот несколько карт, которые рисуют любители в интернете на основе описаний из книги.

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 4: Книга Голдстейна: мироустройство и геополитика Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл
Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 4: Книга Голдстейна: мироустройство и геополитика Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл
Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 4: Книга Голдстейна: мироустройство и геополитика Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл

Первое, что мы видим, — тот факт, что Остазии, ну как бы так помягче сказать… п****ц. Она самая маленькая, она со всех сторон окружена врагом, у неё есть большая граница с Евразией, а единственное, что её оберегает, — трудолюбие граждан. (При этом, учитывая, что в 1948 году не было причин для выделения Китая в отдельную силу, есть только две причины для выделения Оруэллом триполярного мира: чтобы не как в реальности с биполярным разделением; предположение о том, что леваки не могут не делиться (в целом правда, особенно троцкисты, с которыми связан Оруэлл, но в целом левые силы часто делятся и раскалываются, слишком часто).

Кстати о гражданах. Население.

Во внутренней партии ~6 млн. членов, что равно ±2% населения Океании. Пролов, как мы помним, 85%. Проведём нехитрые расчёты, и мы получим 39 млн. служащих внешней партии и 255 млн. пролов. Сумма: ~300 млн. человек.

Вернёмся к карте и оценим размер страны и её население.

А дальше предположим, что население остальных стран сопоставимо, ладно, Остазия исторически более населена, так что возьмём в 1,5 раза больше.

300000000+300000000+450000000=1050000000, что, как мы помним, – 80% населения, а всего в мире будет ~ 1312500000 человек (разумеется, значения неточные). На 200 миллионов меньше, чем было в 1900-м году. В 1940-х было уже около 2,3 млн. А в реальном 1984-м – 4,7 млрд.

Даже с учётом вечной войны цифра Оруэлла странная. Если война давно перестала быть такой ужасной, то даже с учётом ядерной войны за эти десятилетия население должно было восстановиться и пойти в рост (для сравнения, СССР после Великой Отечественной войны понадобилось 10–15 лет для того, чтобы вернуться к довоенной численности населения, Германия, которая понесла гораздо меньшие потери, также восстановила численность за десятилетие). Но в мире Оруэлла, в 1984 году, население Океании всего на треть больше, чем сумма населения США и Британии в родном для Оруэлла 1948 (~200 млн.), добавьте туда население занимаемых Океанией Бразилии, Аргентины и Канады и получите аналогичное население (Оруэлл просто сказал, что спустя 40 лет население останется на той же отметке, а если рассматривать все территории, то оно ещё где-то на четверть уменьшилось).

А если война продолжает значительно снижать население, то это, конечно, объясняет общую бедность населения, но подрывает тезис о непобедимости сверхдержав и вызывает сомнения в численности.

Слишком большая территория для такого маленького населения, а учитывая, что сельское хозяйство, как можно понять из книги, хотя в ней мало что можно понять, работает не огромными масштабами, то получается, что большая часть этих территорий – пустошь, возможно, радиоактивная (но уж точно не вся территория – большие города вполне, но заражение всей территории мало того, что маловероятно, так ещё и бессмысленно).

А теперь у нас с вами кроссовер между блоками «Шизофрения», «Население» и книгой Голдштейна. Смотрим:

1. Одна из причин войны, что бы там ни говорили – захват рабочей силы.

2. У Океании дох… много, очень много пространства.

Значит, нужно стимулировать рождаемость. Это не повлияет на уровень жизни, просто раньше 99% производственных мощностей утилизировались в войну, а 1% обеспечивал минимальный уровень жизни 300 млн человек, а будет так: 95% производственных мощностей утилизируются в войну, а 5% обеспечивают минимальный уровень жизни 1 млрд человек. Так? Не так!

Молодёжный антиполовой союз (В очередной раз поговорим о морали). Партия хочет больше рабочей силы. И хочет искоренить любовь и семью. Поэтому они превращают секс в обязанность для увеличения численности людей, без романтики и любви? Ликвидируют институт семьи, забирая детей в государственные образовательные учреждения? Нет. Они зачем-то сохраняют семьи и продвигают целибат в партии.

Давайте вновь обратимся к Бёрджессу:

Как выглядит расстановка сил в современном мире в сравнении с вымыслом Оруэлла?

Совершенно иной. Сверхдержавы появились, но оказалось, что им не так просто осуществлять контроль над меньшими государствами. Малые государства не были поглощены крупными. Послевоенная эпоха была отмечена духом регресса, отделением бесчисленных бывших колоний, возникновением своры независимых диктатур, олигархий и истинных демократий. Верно, сейчас много говорят о сферах влияния, взаимопроникающих системах и так далее, но не существует огромных централизованных блоков оруэлловской модели, которые имели бы сходную идеологию...

Господи ты Боже! Но вы должны признать, что в основных чертах пророчество Оруэлла сбылось. Америка, Россия и Китай вполне могут сойти за три кошмарных сверхгосударства, вооруженных до зубов и готовых напасть друг на друга.

Но ведь они не нападают. Не было никаких откровенных столкновений. Да, словесные баталии, но никаких ядерных атак на Нью-Йорк, Москву или Пекин.

...в среднем две небольших войны в год....

А на мой взгляд, прямые столкновения очень даже имели место, взять хотя бы корейский инцидент 1953 года или историю с ракетами на Кубе в 1962-м.

Но выдвинутое Оруэллом предположение (и он тут был не одинок), что за ядерной войной последует соглашение вести постоянную, но ограниченную войну обычными вооружениями, как будто осталось далеко в прошлом…

Не столько невинны, сколько проницательно понимают, как далеко они могут зайти. И как далеко позволит им зайти их экономика. Кстати, интересно отметить, что оруэлловские экономические предпосылки войны в эпоху ядерной бомбы не сработали. Я говорю про растрату продукции промышленного производства на военные цели, чтобы поддерживать низкий уровень жизни. Сама идея берет свое начало в нацистской Германии: пушки вместо масла... Словно бы межконтинентальная ракета и цветной телевизор находятся в одной и той же области экономической экспансии. В современную эпоху нельзя разделить два вида технологического прогресса – тот, что несет смерть, и тот, что якобы улучшает жизнь. И действительно, отчасти эту эпоху можно охарактеризовать в терминах синтеза этих двух: уютный вечер у телевизора с войной во Вьетнаме в качестве хроматического развлечения. Американские военные эскапады идут рука об руку с радостями потребительства. Ничего оруэлловского тут нет.

Итог по книге Голдстейна.

Вся информация о мире «1984» получена от ненадёжного рассказчика. Это или немногочисленные слова (притом что «1984» на треть больше по объёму, чем «Мы», внимание мироустройству там столько же, если не меньше) самого главного героя, который немножко сумасшедший, или книга, написанная спецслужбами для ловли на живца от лица оппозиционного политика в изгнании, т. е. заинтересованными лицами в конкретных целях (и это не описание мироустройства) от имени другого заинтересованного лица. Почитайте, что обычно политическая иммиграция пишет про положение дел в стране, которую они покинули, и поймите, что там лжи в лучшем случае половина. Мы можем или считать, что это ложь, и тогда Оруэлл никак не описал мир, или принять эту информацию за правду, и тогда Оруэлл описал мир так, что лучше бы не описывал, так как в этих объяснениях каждое слово противоречит двум другим, каждое утверждение опровергается одним или несколькими утверждениями в соседнем предложении (например, утверждается, что все три страны — автаркии, утверждается, что они могут создать или добыть любые ресурсы на своих территориях, утверждается, что война идёт НЕ за ресурсы, а через абзац утверждается, что война идёт за редкие ресурсы, которые не могут добыть (хотя это автаркии, которые могут добыть любые ресурсы) страны без тропических (если мне не изменяет память) территорий, при том, что все три страны имеют тропические территории, но вообще, как мы узнаем из следующего абзаца, вся война идёт только за людские ресурсы (расположенные на нейтральных территориях), но захватывать напрямую территории врага нельзя, так как их население нельзя ассимилировать, а ещё через абзац вообще оказывается, что война не несёт вообще никакого экономического интереса, а призвана лишь утилизировать производственные мощности без повышения качества жизни.

При этом сама книга Голдстейна не чувствуется частью мира. И выглядит так, будто Оруэлл в середине книги понял, что забыл рассказать нам о мире, и начал в срочном порядке исправлять. Но места для того, чтобы сделать это изящно, не было, и он впихнул книгу (заметьте, что прошлые антиутопии предпочитали показывать, а не рассказывать (что исключало субъективное восприятие героев и позволяло верить показанным событиям, без возможности списать какие-то обстоятельства на личные бзики героев)). Особенно чужеродность книги чувствуется в связи с теми примерами, которые он приводит: вот откуда человек в мире, где история утаивается и переписывается, знает, что такое католическая церковь Средневековья и насколько валидно утверждение, что даже она в сравнении с устройством мира в 1984 была терпимой?

Это все равно что нам говорить, что в сравнении с нами правительство Тутанка 12 на Марсе ещё можно было терпеть.

Но самое противное, что в момент, когда Уинстон, читая книгу, дошёл до момента с мотивами… он перестал читать… прямо перед тем, как их должны назвать. А после того, как он бросил читать, он ноет, что так и не понял зачем. Так вот следующий абзац. Прочти его, сволочь!

Официально в этот момент автор — мудак. Потому что он не придумал мотива. Ведь нет мотива для творящейся в книге х***и, кроме авторского произвола (и дальнейшие события это лишь подтверждают).

Продолжение

Показать полностью 11
[моё] Цитаты Эссе Спойлер Обзор Рецензия Обзор книг Антиутопия Литература Длиннопост Скриншот 1984 Джордж Оруэлл
0
4
ProjectLogos
ProjectLogos
1 месяц назад
Книжная лига
Серия Антиутопия мертва

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 3: шизофрения⁠⁠

Антиутопия мертва: "1984" - прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 1: Начало

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 1,5: сколько английского в английском социализме?

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 2: тоталитаризм и персонажи

Следующую группу аспектов сложно назвать иначе как Шизофрения.

Тут собраны вещи, которые можно разбить той самой цитатой из «Обитаемого острова»: «Башни башнями, а убеждать голодного, что он сытый, долго не получится».

  • Министерство мира ответственно за войну, Министерство любви – за пытки. Окей, пропаганда, да и вообще это официальные названия. Если кто не знает, долгое время в азиатских странах, таких как Китай и Япония, министерства юстиции называлось – Министерство наказания. И ничего, нормально. Это мы привыкли к каким-то формулировкам, но это не значит, что не может быть других.

  • Три лозунга: «Война — это мир», «Свобода — это рабство», «Невежество — сила». Ну, помимо очевидного противопоставления «Знание — сила», никакой нормальный человек не будет это воспринимать иначе, чем дурной лозунг.

  • Всюду разруха. Вообще везде. Ноль попыток как-то благоустроить хотя бы свой ближайший быт. Верим. Государство настолько нежизнеспособно, что половина страны без обуви... И всем норм. Ну как же, по бумагам-то обувь есть. Значит, все верят, что они обуты. Как это работает?

  • Заразительная ненависть толпы противоречит возможности её направлять. Т. е. или ты часть толпы, или нет. Тут же герой становится частью толпы, но направляет ненависть против самой толпы.

  • Прямые призывы к свержению власти не страшнее, чем завести дневник. Верим. И да, за это смертная казнь или 25 лет каторги, хотя главный герой всю книгу говорит, что законов нет (в тоталитарном-то государстве. Ага). Но он точно знает наказание. Откуда? Законов же нет!

  • Никто не помнит, что четыре года назад враг был другой. Эммм, а как? Ну ладно, об этом, может быть, не принято говорить, может быть, срок за это (хотя законов нет), как мыслепреступление рассматривать (хотя об этом позже), но тут же говорят, что про это не помнят. И или у партии есть башни из «Обитаемого острова», а все люди мира на генетическом уровне подвержены белому излучению, или все всё понимают (кстати, я напомню, что за всю книгу мы не примеряем ни в чью шкуру, кроме шкуры Уинстона), но благоразумно шифруются, или люди привыкли к бесконечной войне и им уже плевать, кто там с кем воюет, или все персонажи шизофреники, и автор опять перегнул с гиперболой своей мысли. Мгновенная перемена врага на недели ненависти — отдельный смех.

(И да, это ни разу не напоминает отношения между государствами, в том числе весьма либеральными, после Первой и Второй мировой войны. Особенно после Второй. Когда вчерашние союзники объявляются врагами и в отношении них открывается настоящая охота на ведьм, а вчерашний враг теперь друг и союзник, которому ты помогаешь финансово и граждане которого, в том числе и идейные противники, ответственные за преступления, трудятся над твоей ракетной программой. Еще раз, антиутопия — это зеркало настоящего. Вопрос в том, насколько кривое.)

  • Главный герой — ярый враг старшего брата и занят одной из наиболее важных для него отраслей — фальсификацией (как и Оруэлл — главный враг тоталитаризма, сдающий людей спецслужбам за то, что они посчитали неправильным печатать его труд, «изобличающий нынешнего союзника»… Простите, не сдержался). При этом для человека, который занимается подменой прошлого, главное доказательство этих подмен — единичный случай ложных показаний против себя со стороны бывших лидеров революции. А не ЕГО РАБОТА. И он говорит, что тем обрывком газеты он бы победил партию, а то, что у него тысячи таких газет — с большими или меньшими подлогами — неважно.

  • Домашний бунтарь в главной роли считает, что если откуда-то и стоит ждать изменений, то это из среды пролов (учитывая, что за ними намного меньше контроля, что они, как было показано в сцене в кинотеатре, более человечны — разумный вывод), но ждёт, пока пролы осознают себя, вместо того чтобы организовывать их и как-то двигать их к этому осознанию себя как силы.

  • Поля пашут конным плугом. И через несколько страниц оказывается, что даже сегодня, в период упадка, обыкновенный человек живёт лучше, чем несколько веков назад. С чего бы.

  • Понятно, что это манифест антитоталитаризма, но всё же непонятно, зачем в этом мире вообще существуют такие запреты и правила — выглядит как тоталитаризм ради тоталитаризма. А оно так и есть, и больше всего это проявляется в том, что следует выделить в отдельную подтему.

Мыслепреступление - Ой... Это вообще сказка. Преступление, заключающееся в мышлении, не одобренном правящей партией, неправильное, с точки зрения идеологии правящей партии, выражение лица также является разновидностью мыслепреступления.

Во-первых, не совсем понятно, что это в контексте отсутствия законов (я не устану цепляться за эту фразу).

Во-вторых, давайте подумаем, как это, в первую очередь, мысли, можно фиксировать? Правильно, по речам. Для этого везде и стоят камеры, прослушка и прочая дрянь – чтобы следить за тем, что говорят, потому что залезть в голову невозможно.

В-третьих, поищем ближайшие аналоги к этому явлению в реальной жизни. Они есть – это приготовления к совершению преступления в форме приискания сообщников и подстрекательство к преступлению, что является так-то уголовно наказуемым деянием, а также все статьи уголовного кодекса про призывы и пропаганду чего-либо запрещённого (да, если кто-то забыл – слова бывают наказуемы, и это норма). Т.е., внезапно, в большинстве стран мира, если вы будете призывать к тому, чтобы, например, часть страны отделилась – государство вас по головке не погладит (попробуйте сказать в США, что Техасу нужно отделиться, в Великобритании, что Ирландия должна быть независимой, в Китае, что Тайвань – это страна… Да и у нас тоже есть такие, странные, на мой взгляд, призывы), или в воюющей стране (любой, к несчастью, выбрать в последнее время есть из чего) призывать к капитуляции или, ещё хуже, к пособничеству враждебной стране.

Таким образом, мыслепреступления – это не что-то новое и неожиданное, из-за чего возникает вопрос, а чему все так восхищаются и растягивают этот «термин». Единственный ответ, который приходит мне в голову – это его звучность и сопряжённость с весьма успешными манипуляциями в тексте (Оруэлл объединяет все вышеуказанные категории в одну, утрирует их до безумства (выражение лица) и придаёт им исключительно негативную коннотацию).  

Но более важно тут другое. Почему-то многие (в частности, доморощенные бунтари), и, судя по его тексту, внезапно, Оруэлл, предполагают, что любое государство, любое государство не должно себя защищать, в том числе от внутренних угроз. Оно не должно бороться с сепаратизмом, с диверсиями и прочими «радостями», вытекающими из того, что подразумевается под «мыслепреступлениями» у Оруэлла (а Уинстон согласился на гораздо более страшные вещи).

Почему меня удивляет позиция Оруэлла? При том, что я отношусь к нему негативно, я не могу отрицать, что он был в жерле революционных процессов, и как никто другой должен был бы понимать, что государство может, будет (а вообще и должно) себя защищать. И что если вы начинаете противопоставлять себя государству (в любой форме, от вооружённой борьбы до подрыва его авторитета несанкционированными митингами с фонариками), вы потом не должны удивляться, что государство начнёт вас давить.

А мысли Уолтера в современном контексте (да и в контексте времени Оруэлла) звучат в духе соевого домашнего революционера и бунтовщика, который возмущается тому, что он призывает к свержению режима, а режим его за это хочет уничтожить.

Есть ещё один уровень – пролы. Как известно, пролы – ниже подозрений. Да, в книге говорится, что часть талантливых пролов уничтожают, а часть принимают в партию (об этом в отдельном блоке), но общее правило такое, что пролам можно намного больше, что Полиция Мысли (кстати, в контексте того, что «мыслепреступления» – это не то, чтобы что-то неожиданное и уникально, стоит сказать, что Полиция Мыслей – это Тайная Полиция, она же охранка, она же ещё много кто… обычное явление для государства) не проверяла пролов.

Лишь бы трудились и размножались – а там пусть делают что хотят… Управлять ими несложно. Среди них всегда вращаются агенты полиции мыслей – выявляют и устраняют тех, кто мог бы стать опасным; но приобщить их к партийной идеологии не стремятся. Считается нежелательным, чтобы пролы испытывали большой интерес к политике. От них требуется лишь примитивный патриотизм – чтобы взывать к нему, когда идет речь об удлинении рабочего дня или о сокращении пайков. А если и овладевает ими недовольство – такое тоже бывало, – это недовольство ни к чему не ведет, ибо из-за отсутствия общих идей обращено оно только против мелких конкретных неприятностей. Большие беды неизменно ускользали от их внимания.

Во всех моральных вопросах им позволено следовать обычаям предков… Пролы ниже подозрений. Как гласит партийный лозунг: «Пролы и животные свободны».

А это означает, что для подавляющего количества населения (о структуре населения тоже будет отдельный блок) мыслепреступления не актуальны. Они актуальны для партийных (считайте, что это госслужащий или военный, как вы думаете, есть ли с них больший спрос?) или для пролов, которые свои мысли не на кухне под крепкий градус рассказывают, а распространяют с целью свержения режима, за что и получают по голове. А выглядит это так ужасно из-за гиперболизации, того, что нам представлен только взгляд Уинстона, и того, что Оруэлл делает упор на эмоции.

Двоемыслие. Чем кончать разговор про шизофренические элементы, как не шизофренией в чистом виде. Двоемыслие — состояние психики, при котором субъект одновременно разделяет два противоположных убеждения, часто противоречащих его собственным воспоминаниям или ощущению реальности. При этом оно включает в себя двойные стандарты и возможность, не придерживаясь истинных положений (так как они противоречат партийным), использовать их для верного исполнения возложенных задач.

Давайте опустим гуляющую по интернету идею о том, что это такой укол в сторону диалектики с её «единством и борьбой противоположностей», я не верю, что Оруэлл был настолько глуп, чтобы выдавать одно за другое и как-то это связывать (потому как связать это можно, только не понимая смысла одного и другого). Давайте лучше обратимся к моей любимой Википедии, а именно:

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 3: шизофрения Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл

Я нашёл эту книгу. Я не нашёл в ней этой цитаты. Я не нашёл в ней упоминания Гительзона, которому приписывают эту цитату (не в этой статье на Википедии, тут вообще не говорится, кто это якобы сказал!). Я не нашёл нигде ссылку на то, где, когда и как Гительзон говорил это. ВСЕГДА ПРОВЕРЯЙТЕ ЦИТАТЫ.

Но давайте предположим, что всё это не пи… враньё, и порассуждаем, является ли это чем-то необычным и, главное, является ли это двоемыслием.

Нет и нет. Ситуаций, когда человек в различных масштабах и по различным причинам лукавит и лицемерит – куча. И даже то, что описано в этой «цитате» – не является двоемыслием, так как человек не верит в ложную, по его мнению, концепцию. А двоемыслящие по Оруэллу – именно что верят в неё. Это возможно, только если у тебя беды с башкой… или... Вы ведь помните, что мы не можем верить Уинстону – ему верить всё равно что себя не уважать. И помните, что перемена врага в один момент выглядит как цирк. Так может смысл в том, что ВСЕ притворяются и шифруются, чтобы более-менее спокойно жить? В том, что все конформисты? На мой взгляд, хороший писатель сделал бы именно так – что бы герой чувствовал себя одиноким, единственным, кто всё понимает, но на деле все бы всё понимали, просто, как и он, не спешат отдавать свою жизнь (более того – это было бы одной из предпосылок становления такого мира: люди своим конформизмом и страхом вовремя ему не противились, а теперь боятся ему противостоять (у Оруэлла это работает в том же ключе, но на какой-то магии с верой и не верой)). Но у Оруэлла – как написано, так и работает – они верят!

Помните, мы в одной из цитат упоминали, что в Британии популярны солипсистские идеи? Давайте посмотрим, что в этом видит Бёрджесс:

Нет сомнения, что Океанией правит олигархия утонченных интеллектуалов. Она культивирует слегка солипсистскую философию, она знает, как манипулировать языком и памятью и посредством их природой воспринимаемой реальности, и она всецело сознает, по каким причинам жаждет власти...

Солипсизм – термин, происходящий от латинских слов «solus» и «ipse» (буквально его составные части означают «одинокое «я» или «я» само по себе»). Солипсизм постулирует, что реальность существует только в рамках «я» или, более логично, что познанию и верификации поддается только «я». Следовательно, нельзя предполагать, будто что-то во внешнем мире имеет независимое бытие. Солипсизм идет дальше простого идеализма, который постулирует, что разум реален, а материя не более чем идеи, но не обязательно отвергает существование многих разумов и в конечном итоге постулирует наличие всеобъемлющего божественного разума. Солипсизм учит, что невозможно доказать бытие разумов иных, нежели solus ipse. Однако он все-таки допускает временную или частичную прерывистость индивидуального разума, чтобы отрицать логику, признавать противоречие или непоследовательность. Если одиночный разум реален, его воспоминания не могут быть иллюзорными. Прошлое не зыбко и не приспособляемо: в рамках разума оно обладает истинным бытием и не может быть изменено настоящим. Математические формулы неизменны, то есть 2 + 2 всегда равно 4. Коллективному солипсизму ангсоца до этого нет дела. 2 + 2 иногда равны 4, но с той же вероятностью могут дать 3 или 5. Звучит безумно. Но партия учит, что безумие – атрибут индивидуального разума, который отказывается слиться с коллективным и принять его точку зрения на реальность. Уинстон Смит цепляется за простую арифметику как за истину, неподвластную даже партии, но часть его процесса реабилитации заключается в том, чтобы учиться убеждать себя (а не просто механически принимать), что 2 + 2 равно тому, что говорит партия.

Чувства – лишь инструменты на службе «я», и небезупречны. Существование обмана чувств никто не станет отрицать. Как мы отличаем иллюзию от реальности? Неразумно полагаться исключительно на органы. Только «я» – эта нематериальная, верифицируемая сущность – способна установить, что реально, а что нет. Чтобы наделить «я» этим единственным атрибутом, который требуется, чтобы оно стало конечной реальностью – фиксированной, неизменной, бессмертной, богоподобной, – необходимо только сделать это «я» коллективным.

Чтобы коллектив функционировал как единый разум, все его члены, или ячейки, должны быть едины относительно того, что они видят и помнят. Для того чтобы привести индивидуальные наблюдения и память к тому, что, согласно постановлению партии, в каждый данный момент является истиной, используется методика, получившая название двоемыслие. Реальность приравнивается к актуальному моменту. Прошлое не определяет настоящее, это настоящее модифицирует прошлое. Все не так чудовищно, как кажется. Память коллективного разума должна содержаться в записях архивов, а в природе архивов – чтобы их меняли. Сделаем еще шаг: прошлого не существует, а потому мы вольны его создавать. Когда одно созданное прошлое вступает в конфликт с другим, в дело вступает двоемыслие…

«Двоемыслие означает способность одновременно держаться двух противоположных убеждений…»

При этом Бёрджесс видит в этом проявление естественных процессов мышления:

Двоемыслие не должно вызывать ни смеха, ни содрогания как пугающая фантазия автора. Оруэлл сознавал, что практически формулирует мыслительный процесс, который человечество всегда находило «абсолютно необходимым»

Рождение – начало смерти. Человек – двойственное существо, в котором плоть противостоит духу, а инстинкт – устремлениям. Оруэлл очень четко сознает собственную двойственность

Едва ли найдется хотя бы одно человеческое переживание или ощущение, которое не было бы амбивалентным. Философы ангсоца практически говорят: мы признаем, что человеческая жизнь отчасти вопрос жонглирования противоположностями. Мы хотим создать новую человеческую сущность, коллективную, которая функционировала бы как единый организм. Единства мысли можно достичь, выковав сознательную технику устранения противоречий…

Проблема в том, что двоемыслие позволяет ликвидировать осознание противоречия, не ликвидировав его причину и его самого. Из-за чего речь и мысли любого персонажа звучат как речь психически больного:

Родился на улице Герцена, в гастрономе № 22. Известный экономист, по призванию своему — библиотекарь. В народе — колхозник. В магазине — продавец. В экономике, так сказать, необходим. Это, так сказать, система… эээ… в составе 120 единиц. Фотографируете Мурманский полуостров и получаете te-le-fun-ken. И бухгалтер работает по другой линии — по линии библиотекаря. Потому что не воздух будет, академик будет! Ну вот можно сфотографировать Мурманский полуостров. Можно стать воздушным асом. Можно стать воздушной планетой. И будешь уверен, что эту планету примут по учебнику. Значит, на пользу физики пойдет одна планета. Величина, оторванная в область дипломатии, дает свои колебания на всю дипломатию. А Илья Муромец дает колебания только на семью на свою. Спичка в библиотеке работает. В кинохронику ходят и зажигают в кинохронике большой лист. В библиотеке маленький лист разжигают. Огонь… эээ… будет вырабатываться гораздо легче, чем учебник крепкий. А крепкий учебник будет весомее, чем гастроном на улице Герцена. А на улице Герцена будет расщепленный учебник. Тогда учебник будет проходить через улицу Герцена, через гастроном № 22, и замещаться там по формуле экономического единства. Вот в магазине 22 она может расщепиться, экономика! На экономистов, на диспетчеров, на продавцов, на культуру торговли… Так что, в эту сторону двинется вся экономика. Библиотека двинется в сторону 120 единиц, которые будут… эээ… предмет укладывать на предмет. 120 единиц — предмет физика. Электрическая лампочка горит от 120 кирпичей, потому что структура, так сказать, похожа у неё на кирпич. Илья Муромец работает на стадионе «Динамо». Илья Муромец работает у себя дома. Вот конкретная дипломатия! «Открытая дипломатия» — то же самое. Ну, берем телевизор, вставляем в Мурманский полуостров, накручиваем там… эээ… все время черный хлеб… Так что же, будет Муромец, что ли, вырастать? Илья Муромец, что ли, будет вырастать из этого?

Что интересного, двоемыслие — не только опора партии, но и способ обойти её запреты, и Уолтер и Джулия — этому пример. Будет ли эта тема раскрыта в романе? Конечно же нет.

Перейдём к тесно связанному с двоемыслием явлению — новоязу. Опять обратимся к «1985»:

Можно считать, будто ангсоц слишком уверен в собственной силе, чтобы нисходить до нечестной игры. Он не любит словесных туманностей, он настаивает на крайней ясности выражений как в письменной, так и в устной речи. Для этого он создал особую разновидность языка, называемую новоязом. Для новояза характерны грамматическая правильность, простота синтаксиса и словарный запас, лишенный ненужных синонимов и сбивающих с толку нюансов. Сильные глаголы исчезли, и окончания в глагольных формах всегда одинаковы. Сравнительные степени прилагательных всегда строятся по принципу: «правильно, правильнее, самое правильное». Во множественном числе у всех существительных одно окончание. Эта рационализация рано или поздно, вероятно, наступит сама по себе, без вмешательства государства, но ангсоц, присвоивший себе тотальный контроль над любой человеческой деятельностью, был так добр, что ускорил процесс. Ограничение словарного запаса – дар божий или государственный: слишком уж много слов в традиционном языке. «Плохой» – излишнее слово, когда у нас уже есть «нехороший», а усилительные можно создать путем прибавления «плюс» или для большего усиления «плюс плюсовый». «Плюс плюсовый нехороший» – довольно эффективный способ передать «ужасно или крайне дурной», а «плюс плюсовый несветлый» вполне отражает, что такое, в сущности, «кромешная тьма».

Но главная цель филологов ангсоца не обкорнать язык до подобающей простоты, а настолько полно приспособить его для выражения ортодоксальной доктрины государства, чтобы в речь, будь то письменная или устная, не могла бы проникнуть даже тень ереси. «Свободный» еще существует, равно как и «несвободный» или «свободность», но само понятие может быть лишь относительным, как в «свободный от боли». «Свободный» в смысле «политически свободный» в новоязе не имеет смысла, поскольку самой такой концепции больше не существует. Текст о политической свободе вроде Декларации независимости невозможно осмысленно перевести на новояз.

В 1984-м мы лишь на первой стадии контроля разума посредством языка. Три главных лозунга государства: «ВОЙНА – ЭТО МИР», «СВОБОДА – ЭТО РАБСТВО», «НЕЗНАНИЕ – СИЛА». Оруэлл уже сообщил нам, что слово «свобода» не может иметь ни абсолютного философского, ни политического значения, однако как раз такой смысл это слово несет в партийном лозунге. Более того, государство нетипично остроумным образом задействует парадокс: надо понимать, это последний спазм остроумия перед наступлением бесконечной ночи. Нам, и очень кстати, сообщают, что война – нормальное состояние современности, каким являлся в старые времена мир, и что посредством войны с врагом мы лучше всего учимся любить безмятежность своего порабощения.

Самое страшное, что есть в новоязе, — это то, что он имеет смысл, без шуток, за ним есть логика, тем он и ужасен. Он уничтожает оттенки и субъективность, в чем есть смысл для работы, но он не приспособлен для быта и творчества.

Но для поставленной цели — сужение мысли и избавление от мыслепреступлений — он не подходит. Так как даже если для чего-то не будет слова, оно не пропадёт.

Если у вас не будет слова «обида», то она не исчезнет из мира и ваших ощущений, да, вам сложнее будет это выразить, да, у вас не будет для этого слова — ну так придумаете. Так оно и происходит.

Почему же в мире Оруэлла это работает? Потому что этот мир, а вероятно, и сам Оруэлл, живут по принципам упомянутого ранее солипсизма и идеализма — не материальный мир у него формирует идеальный (в том числе и речь), но идеальный, в том числе и язык, формируют реальный.

Вот он, ответ на всю шизофрению истории — мы с вами не понимаем, как это может работать, потому что для нас оно так и не работает. Хотя…

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 3: шизофрения Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл

Возвращаясь к теме шизофрении. Оруэлл мог выбрать множество иных, более реальных, но не менее страшных концепций со всё тем же тотальным контролем, переписыванием истории (без шуток, описание опасности переписывания истории — одна из лучших вещей и идей в книге), только направленным в первую очередь на детей, фанатизмом, тем, как взрослые бояться подрастающее поколение, огромным расслоением и страхом самому себе признаться в каких-то мыслях, но не скатываясь в шизофрению.

Продолжение

Показать полностью 2
[моё] Цитаты Эссе Спойлер Обзор Рецензия Обзор книг Антиутопия Литература Длиннопост Скриншот 1984 Джордж Оруэлл
6
10
ProjectLogos
ProjectLogos
1 месяц назад
Книжная лига
Серия Антиутопия мертва

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 2: тоталитаризм и персонажи⁠⁠

Антиутопия мертва: "1984" - прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 1: Начало

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 1,5: сколько английского в английском социализме?

1.2 Тоталитаризм.

Что же касается общего антитоталитарного посыла… Тут его, в отличие от мотива «преданной революции» в «Скотном дворе», хотя бы замечают… иногда. Да и сложно не заметить, ведь автор и сам об этом кричал (хотя и кривил душой в отношении критики коммунистов и лейбористов, но мы же не будем верить ему на слово):

Мой роман не направлен против социализма или британской лейбористской партии (я за неё голосую), но против тех извращений централизованной экономики, которым она подвержена и которые уже частично реализованы в коммунизме и фашизме. Я не убеждён, что общество такого рода обязательно должно возникнуть, но я убеждён (учитывая, разумеется, что моя книга — сатира), что нечто в этом роде может быть. Я убеждён также, что тоталитарная идея живёт в сознании интеллектуалов везде, и я попытался проследить эту идею до логического конца. Действие книги я поместил в Англию, чтобы подчеркнуть, что англоязычные нации ничем не лучше других и что тоталитаризм, если с ним не бороться, может победить повсюду.

Также Оруэлл говорил:

«Каждая линия серьезной работы, которую я написал с 1936 года, была сделана, прямо или косвенно, против тоталитаризма и за демократический социализм».

© Оруэлл «Почему я пишу»

Как я уже отметил, даже критика СССР (которую глупо отрицать), Англии (которую глупо отрицать), Германии и США (которые тоже сложно отрицать, но это вопрос дискуссии. Нюанс в том, что даже если Оруэлл не критиковал их напрямую, его критика тоталитаризма подразумевает, что такие вещи, как политика Третьего Рейха и политика борьбы с коммунистами в США после войны, должны осуждаться) – это частные примеры критики тоталитаризма в понимании Оруэлла. Ему, в целом, не столь важно, какие это государства (ну, возможно, своя рубаха ближе к телу, и Оруэлл был замечен за этим в эссеистике, да и тем более, что никогда не в первый раз, когда люди, рассказывавшие про интернационализм, в случае кризиса проявляли свою национальную позицию, не скажу, плохо это или хорошо, но это факт), но важно, что это примеры тоталитаризма, развивая и гиперболизируя которые он создаёт антиутопичный мир. И ничего плохого в этом посыле, в общем-то, нет, если забыть несколько фактов.

Первое. Я уже говорил, что мне придётся много повторяться. Про проблемы термина тоталитаризм я писал тут: «Антиутопия мертва: Математически выверенное счастье».

Сейчас повторю кратко. Термин «тоталитаризм» спекулятивен, конъюнктурен — одним словом, необъективен.

Мы можем выделить три подхода к термину: широкий, узкий и, скажем так, сравнительный.

Первый подход означает, что любое государство, которое хоть как-то исполняет функции государства, по природе своей тоталитарно (например, вмешательство в экономику, а гос. регулирование уже является вмешательством в частную сферу, а значит, проявлением тоталитаризма).

Этот подход бессмысленнее, так как, с одной стороны, подменяет термин «сильное государство», по определению предавая государственному регулированию отрицательный окрас, а с другой не даёт никаких новых качественных отличий и признаков (то, что мы в таком подходе назовём режим тоталитарным, ничего нам не говорит, а два тоталитарных режима не будут не то что тождественны, сходного у них будет меньше, чем различного. Так, с точки зрения такого подхода династия Цинь в Китае и Спарта — оба являются тоталитарными режимами. Схожи ли они?). Тем более, что в этом контексте, несмотря на негативную коннотацию, тоталитаризм может быть позитивным, так как государство может вмешиваться в частную сферу для поддержания порядка.

Наиболее жизнеспособным кажется сравнительный подход, который заключается в том, что «тоталитарного» нет, есть лишь «более тоталитарный», однако и этот подход малоприменим, так как не даёт ничего, кроме морально-этической окраски, которая, помимо того, что является относительной и оценочной, может быть ошибочной (опять же, так как два тоталитарных режима не тождественны, а тоталитаризм может проявляться по-разному, например, многие сходятся, что тоталитаризм проявляется, например, через вмешательство в культурную сферу. Таким образом, государство, где детская порнография запрещена, более тоталитарно, чем то, где она разрешена. Хорошо ли, что вторая страна менее тоталитарна?). В этом подходе термин теряет научный смысл и становится клише, применяемым для дискредитации позиций (схожим клише в нашей действительности является слово «фашист», которым клеймят не только тех, кто является таковым по своим взглядам, но и людей, чьи позиции тебе не нравятся, превращая научно-политический термин в клише).

Третий подход — узкий, представляющий тоталитаризм как режим, подразумевающий полный контроль государства над всеми аспектами частной и общественной жизни. Этот термин как раз и является содержательным, вот только нюанс в том, что тоталитарного государства, подпадающего под него, не было, нет и вряд ли будет.

«Ирония истории, однако, заключалась в том, что даже в лучшие для режима Муссолини годы Италия оказалась далека от тоталитарного идеала».

Потому как государству никогда и не будет нужды полностью контролировать сферу частной жизни, да, оно может в неё влезть, может установить какие-то границы, но в рамках этих границ человек волен выбирать (например, религия), а другие области и вовсе остаются без границ (частная жизнь, в большинстве своём государству всё равно, как вы там свой быт устраиваете).

Как итог, тоталитаризм был придуман как термин для описания конкретного режима, далее были попытки в пропагандистских целях применять его для отображения родства нескольких разнородных режимов, но проблема в том, что если прямо не прописать, что «тоталитаризм — это только вот эти режимы», то под него по признакам будет попадать или всё, или ничего вообще. И мы имеем практическую сферу, где существует только неприменимый «широкий» тоталитаризм, а также малополезный и применяемый скорее как оценочное суждение или клише «относительный» тоталитаризм. А также теоретическую сферу, где существует «узкий» тоталитаризм, описывающий гипотетическую, неприменимую к реальности ситуацию (даже в художественной литературе, доведённом до абсурда мире «1984» нет того положения дел, которое соответствовало бы тоталитаризму в узком смысле. Пролы свободны, есть некоторые, пусть и очень узкие рамки, в которых можно выбирать, да что там, есть чёрный рынок, которого в тоталитарном государстве быть не может, так как это означает, что даже экономика не полностью подчинена государству, которое вроде как должно контролировать всё).

Однако, в отличие от Замятина, в рамках обзора произведения которого, я формулировал этот текст, Оруэлл действительно критиковал тоталитаризм.

Второе. И прямо вытекающее из первого. Оруэлл перегнул с гиперболой. Настолько тоталитарного государства с настолько тупорогим населением нет и не может быть. Да, иногда случается такое, что государство залазит людям в постель, обманывает их, заставляет ходить строем, нарушает неприкосновенность частной жизни и личности, и это ужасно, но это никогда не происходит просто так, ради самого факта тоталитаризма.

Так не бывает:

«Мы знаем, что власть никогда не захватывают для того, чтобы от нее отказаться. Власть — не средство; она — цель. Диктатуру учреждают не для того, чтобы охранять революцию; революцию совершают для того, чтобы установить диктатуру. Цель репрессий — репрессии. Цель пытки — пытка. Цель власти — власть».

Да и люди на это реагируют. Как-то… Иногда с пониманием, иногда с негодованием, но выдать такой мир, как у Оруэлла, можно, только если человек воспринимает других людей как тот скот из «Скотного двора», который не замечает, как их заповеди искажаются, и покорно следует воле тех, кто говорит, что их жизнь стала лучше, в то время как объективная реальность показывает обратное.

Как написали в другой антиутопии:

«Башни башнями а убеждать голодного что он сытый долго не получится»

© Братья Стругацкие. «Обитаемый остров»

Теперь, когда мы определили основные темы критики, не забывая о них, давайте рассмотрим конкретные элементы, посредством которых Оруэлл создавал мир и историю, которыми и критиковал указанные явления. А потом объединим темы критики и конкретные элементы мира, чтобы ответить на два вопроса: «Хорош ли «1984» как художественное произведение?» и «Хорош ли «1984» как антиутопия?».

Первое, что нужно сказать, так как это относится ко всей книге – тот факт, что в тексте минимум фактажа и упор на эмоции. Вот сломанный лифт, а у героя варикоз; вот упоминание плохих бритв, которые партийный человек и те с трудом может получить; вот средство слежения, которое нельзя выключать; люди в кино смеются над бомбардировкой корабля с беженцами (одна из немногих вещей, что действительно отражает настроение в обществе. При этом отмечается, что часть жестокости принимают все, а часть — только партийные, а среди пролов есть те, кто считают это перебором. Но мало ли что говорят пролы.); вот двухминутки ненависти и их описание, с оголтелым криком, летящей во все стороны слюной… В лучшем случае процентов 20 текста несёт в себе информацию о мире и о событиях — остальные 80 распределены между сюжетом и попытками манипуляции эмоциями читателя, причём распределение не в пользу первого.

Нужно сразу сказать, кое-что про героев.

Джулия - uедонистка, но, что важнее, она представитель молодого поколения — признак несостоятельности партии — симулякр, человек, который формально выполняет все предписания, но на деле нарушает их и плевать хотела на все запреты.

Логично, что она такая не одна, и со временем их будет становиться все больше.

Отсюда мы можем заключить одно из двух: или партия, при всей её бесконечной коварности и могуществе, бесконечно никчёмна (и это важная мысль — всё время нам будут показывать бесконечно могущественную партию, которая на деле не такая всемогущая), или Джулия и ей подобные, как тот подросток-прол из её примера, покупающий созданную партией порнографию, считая, что приобретает что-то запретное.

О’Брайен не то чтобы выдаёт себя, но в целом достаточно очевиден. Без шуток. Вечно осторожный главный герой по воле автора в секунду теряет бдительность и подставляет как себя, так и свою любимую.

И да, О’Брайен — урод и сволочь, но даже если учитывать, что против Уинстона применили провокатора, но сам он прямым текстом признался, что готов любыми методами свергать режим.

Главный герой. Уинстон Смит. С самых первых страниц нам говорится, что он, как минимум, женоненавистник, о чем прямо говорится с крайне странными оправданиями — мол, они наиболее фанатично преданы партии.

Ну и да, то, как герой представляет, что он изобьёт девушку, с которой он не говорил, но которую он по своим загонам недолюбливает, обстреляет стрелами, изнасилует и перережет глотку, — великолепное описание.

А хочет он это все сделать, потому что она молодая, красивая и «бесполая», что, видимо, подразумевает, что она не исполняет приписанную женщине социальную роль, а главное — не принадлежит ему. И исходя из этого он хочет с ней переспать, но от осознания, что этого не будет, ненавидит её (ура, наш герой — агрессивный инцел).

Что позволяет нам (его сомнительные моральные качества, а не то, что он инцел) ставить под сомнение любое его изречение, если оно не подкреплено иными доказательствами из произведения. Так как наш основной источник информации в виде главного героя очень ненадёжный — мало ли какая истинная причина его недовольства. Может, он хочет во внутреннюю партию, но понимает, что никогда в неё не попадёт. И потому против государственной машины.

При этом, возвращаясь к манипуляциям Оруэлла, стоит отметить, что «Старший Брат» — дикарский крик, а желания главного героя изнасиловать кого-то — это норма.

Он занимается имитацией буйной деятельности и борьбы с режимом, так как просто ждёт, пока пролы осознают себя, вместо того чтобы организовывать их самому (об этом подробней в пункте «Шизофрения»).

Для него, человека, который занимается подменой прошлого, главное доказательство этих подмен — единичный случай ложных показаний против себя со стороны бывших лидеров революции, а не его работа (также в пункте «Шизофрения» затронем подробней).

Одна из страшнейших проблем героя — это то, что персонаж ставит под сомнения не только ложные факты, но и истинные (для нас, читателей). Понятно, что это сделано для того, чтобы читатель понимал, что герой не знает, где правда, а где ложь. Вот только в результате читатель, который знает, где правда, начинает думать о том, что то, что подаётся нам как ложь, может быть правдой и наоборот. Исключения — прямые подлоги, которые мы видим, но глобальные вещи, из-за того что они ставятся в один ряд с реальными фактами, становятся из ложных вероятными. И как результат, Уинстон, наш главный источник информации, становится недостоверным не только из-за своей личности, но и из-за того, что он не осознаёт, что в его мире истина, а что ложь!

Тут стоит вспомнить разговор со стариком. Он показался мне крайне похожим на такой же в «Когда спящий проснётся». Во-первых, опять манипуляция от Оруэлла, небольшая, но есть, ведь дед вспоминает всё так удобно и так смешно: в основном слова, лакеи, цилиндры и т. д.

Во-вторых, что самое интересное – даже так то, что он говорит, подтверждает то, что спрашивает герой, далее герой говорит, что это всего лишь сборище мелких подробностей и частностей, и, несмотря на то что они пусть и в частном порядке, но подтверждают его вопросы, говорит, что из деда ничего не узнаешь и что история, как её рассказывает партия, может быть полностью правдивой, частично правдивой или ложной, т. е. игнорирует единственные доступные сведения и возвращается на исходную.

А ведь в целом дед ему ответил: цилиндры были, но для большинства они доступны лишь на прокат, в канаву его лично сбросили пусть и по пьяни, отсюда мы можем заключить, что даже если сейчас не лучше, то не хуже.

Более того, он мастер того самого двоемыслия, которое ему так противно: когда девушка кажется ему недоступной, она дура с замороженным низом, которая напичкана пропагандой и которую он желал изнасиловать и убить, а когда она увидела его в месте, где ему не должно было находиться, он хотел проломить ей череп булыжником, и только страх не дал ему это сделать, но когда она передала ему записку с признанием, сразу же она стала столь прекрасной и умной, жаль, правда, что даже в этих мыслях он представлял, как он будет с ней сношаться, и боялся, что «это белое тело не достанется ему».

Ну ладно, можно сказать, что всё это сделала с героем партия… Нет. Он с детства такой дурак на букву «м», причём редкостный, я бы даже сказал, легендарный, и история с шоколадкой, матерью и сестрой – явный тому пример.

Но он же ещё и прогрессирует. В детстве он был просто избалованным наглым ребёнком, в начале книги он хотел истязать женщину за то, что она ему не даёт, а потом и вовсе сходит с ума: желая уничтожить мораль, которая, без сомнения, приходящая, но не из своих убеждений, а только из того, что партия эту мораль провозглашает. Ему нравится всё порученное и грязное, потому что это противоречит партии. Как видите, конструктивного в нем ничего нет, он как те слова из новояза – НеГолод, НеПартия.

И перечень действий, на которые согласился герой с вопросов Брайна, это подтверждает. Там и убийства, и серная кислота в лицо ребёнку, и распространение наркотиков, и ЗППП…

И ещё раз, да, против него применили провокатора, но он прямым текстом, добровольно, сам сказал, что готов использовать не только террористические методы, но и откровенно направленные против обывателя.

«И вот этому я должен сопереживать»? Задался я вопросом в упомянутом ранее цикле эссе про биографию Оруэлла, и комментатор @halfmind мне возразил. Передаю наш с ним разговор:

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 2: тоталитаризм и персонажи Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл
Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 2: тоталитаризм и персонажи Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл

Ещё одна часть паззла выплыла в разговоре с пользователем @user9136540:

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 2: тоталитаризм и персонажи Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл

Суммируя это, а также упомянутый ранее факт про изначальное название книги – «Последний человек» (которое, напомню, Оруэлл решил поменять не сам), а также упоминание этого «последнего человека» в разговоре Уинстона и О’Брайена, где первый считал себя таковым (хотя в какой-то момент Уинстон говорил, что пролы – люди, а он нет) – можно заключить, что Оруэлл хотел назвать роман именно так, что Уинстон – и есть тот самый «последний человек» и что по задумке Оруэлла читатель должен ему сопереживать (хотя бы в моменте с пытками). И учитывая, какая Уинстон мразота, я не могу ему сопереживать.

Как итог, у нас есть герой, которому невозможно сопереживать (что удар для худ. произведения) и сведениям, полученным от которого нельзя доверять (что удар для антиутопии).

Продолжение

Показать полностью 3
[моё] Цитаты Эссе Спойлер Обзор Рецензия Обзор книг Антиутопия Литература Длиннопост Скриншот 1984 Джордж Оруэлл
2
7
ProjectLogos
ProjectLogos
1 месяц назад
Книжная лига
Серия Антиутопия мертва

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 1,5: сколько английского в английском социализме?⁠⁠

Антиутопия мертва: "1984" - прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 1: Начало

ВМЕСТО ВВЕДЕНИЯ

Это не прямое продолжение основного текста, а важные, на мой взгляд, дополнения к теме того, сколько «английского» в «английском социализме» Оруэлла. Тут ОЧЕНЬ МНОГО цитирования, фактически тут очень мало не цитирования, но это важнейшая выжимка первых разделов публицистической части «1985».

Это я из недалёкого, относительно начала написания основного текста, будущего, когда дочитал публицистическую часть «1985» Энтони Бёрджесса.

Тут необходимо небольшое отвлечение и пояснение о том, что это вообще такое. Существует две книги под названием «1985» (есть ещё роман Евгения Бенилова, но я вообще практически ничего о нём не слышал): первая, за авторством венгерского писателя и диссидента Дьёрдя Далоша, является прямым продолжением 1984 (хотя, учитывая, что она начинается со смерти Большого Брата, у меня есть серьёзные сомнения в том, насколько автор понимал, что писал Оруэлл); вторая, та самая работа Энтони Бёрджесса, которая состоит из двух частей: публицистической (около 80 страниц анализа как произведения Оруэлла, так и его самого, а также вероятных источников вдохновения. Не скажу, что я согласен со всеми тезисами, но Бёрджесс жил во времена, когда роман писался, был участником и очевидцем многого, что видел и описывал сам Оруэлл, что в купе с достаточно нетривиальным анализом делает его работу такой же обязательной к ознакомлению при анализе «1984», как работу Исаака Дойчера) и художественной (роман самого Бёрджесса, он отказался от продолжения романа Оруэлла, вместо чего, используя тот же метод и концепцию, провернул с Британией 1978 года те же манипуляции (сохранил и утрировал тенденции), что и Оруэлл с 1948. Сфокусировав внимание на растущем влиянии профсоюзов (когда-нибудь нужно будет поговорить и об этой части, но не сегодня)).

Так вот, в этой книге есть интересные мысли по анализу «1984», некоторые уникальные, некоторые — альтернативный взгляд на уже отмеченные обстоятельства. И очень хотелось бы их включить, но дочитал я её тогда, когда этот блок уже был дописан, так что, чтобы не переписывать этот текст ещё раз, мне придётся здесь достаточно кустарно и в отрыве от основного текста вывалить всё, что стоило изложить из этой работы до этого момента, так что сейчас будет много цитирования книги Бёрджесса. В дальнейшем я постараюсь вводить ссылки на Бёрджесса в общем виде и менее концентрированно.

Итак, давайте разберёмся и с ещё одним взглядом на вопрос. Энтони Бёрджесс, публицистическая часть книги «1985». Часть «1948: Интервью со стариком» начинается с громогласного заявления: «Книга Оруэлла по сути своей комична». Воображаемый интервьюер задаёт много уточняющих вопросов, чтобы осознать это, и получает много нетривиальных ответов.

Вы помните первые рецензии?

Да, по большей части они были тепловато-похвальные. Только Бертран Рассел распознал, какая это редкость, философский роман. Остальные писали, дескать, вареная капуста и тряпичные половики даются мистеру Оруэллу убедительнее тоталитаризма. Отчасти это верно: Оруэлл был известен как своего рода комический поэт захудалого и убогого. «Фунты лиха в Париже и Лондоне» и «Дорога на причал Уиган» – это же отличные скетчи для кабаре. Оруэллу всегда хорошо давались кухни рабочего класса...

Он прекрасно уловил атмосферу 1948-го. Серость будней, усталость и лишения. В них ничего не было трагичного. В то время весь трагизм приберегался для нацистских концлагерей. И русских лагерей тоже, но о них думать не полагалось. Следовательно, твои собственные беды были комичны.

Вы хотите сказать, если что-то не трагично, то оно комично?

В искусстве, пусть и не в реальной жизни. Давайте расскажу вам про 1949 год, когда я читал книгу Оруэлла про 1948-й. Война закончилась четыре года назад, и нам не хватало опасностей – фугасных бомб, например. Можно мириться с лишениями, когда у тебя есть роскошь опасности. Но теперь у нас были лишения худшие, чем в годы войны, и с каждой неделей они как будто становились все тяжелее. Мясной паек сократился до пары ломтиков жирноватой солонины. Выдавалось одно яйцо в месяц и, как правило, оказывалось тухлым. Вареная капуста стала пахучей основой британской диеты. Сигарет было не сыскать. Бритвенные лезвия исчезли с рынка. Помню, один рассказ того времени начинался словами: «Это был пятьдесят четвертый день нового бритвенного лезвия» – вот это комедия. Последствия немецких бомбежек были видны повсюду, и в воронках весело росли камнеломка и вербейник. Все это есть у Оруэлла.

Вы хотите сказать, что «1984» всего лишь комическая картина Лондона конца Второй мировой войны?

В целом, да… ». А Неделю ненависти помните? Герой книги Уинстон Смит не может подняться к себе в квартиру на лифте, поскольку отключили электричество, – мы все к такому привыкли. Но электричество в романе отключено в рамках экономии при подготовке к Неделе ненависти – типичное правительственное non sequitur. Так вот мы тогда прекрасно знали, что такое организованная ненависть. Когда я был в армии, меня посылали на курсы в Школу ненависти. Вел их подозрительно молодой подполковник – дружок того влиятельного садиста, а? Нас учили ненависти к врагу. «Давайте, ребята, ненавидьте, бога ради. Посмотрите на эти картинки зверств гуннов. Уж, конечно, вам хочется перерезать гадам глотку. Плюйте на свиней, давите сапогом». И прочая кровожадная чепуха.

Что бы это не было одним лишь цитированием, давайте подводить вот такие промежуточные итоги. Бёрджесс заявляет, что все лишения «1984» — это реалии послевоенной Британии. Оруэлл не конструирует будущее на основе настоящего, он переносит настоящее в будущее без особых изменений.

Далее подмечается интересное противоречие, которое многие не замечают:

И я полагаю, противоречие в той части книги тоже полагается считать комичным?

Противоречие?

Электричество отключено, но телеэкран выкрикивает статистические данные в пустой квартире. Трудно принять мысль о двух независимых сетях энергии.

Далее идёт размышление на две важные темы: во-первых, с точки зрения Бёрджесса, экраны из «1984» — это опять же не идея Оруэлла, а адаптация реально существующего в обществе непонимания природы ТВ (яркий пример — то, что, со слов Бёрджесса, люди, например, стеснялись переодеваться перед телевизором); во-вторых, эти следящие телеэкраны — не такие страшные, как может показаться, дело в том, что страшна сама идея того, что за вами могут постоянно следить, но эти экраны, как, к слову, и стеклянные дома из «Мы» — это гипербола, обычая незаметная прослушка или скрытая камера, о которой вы не знаете (в отличие от гигантского, разговаривающего с вами телевизора), не то что менее эффективна, она более эффективна, так как вы о ней не знаете (и сама книга это демонстрирует).

Телевидение вторгалось в дома. Первые послевоенные программы были скорее дидактическими, чем развлекательными. Экран был для лиц крупным планом, а не для маленьких фигурок из старых фильмов. Перестройка зрения, которую мы сегодня воспринимаем как должное, поначалу давалась непросто – я говорю про способность воспринимать наполеоновскую битву на карманном приборе. Телевизор в углу гостиной был глазом и вполне мог на вас смотреть. Он был членом семьи, но также и агентом огромной корпорации. Помню, как многие стеснялись перед ним раздеваться.

Вы считаете это комичным? Послушайте:

«Конечно, никто не знал, наблюдают за ним в данную минуту или нет. Часто ли и по какому расписанию подключается к твоему кабелю полиция мыслей – об этом можно было только гадать. Не исключено, что следили за каждым – и круглые сутки. Во всяком случае, подключиться могли когда угодно. Приходилось жить, – и ты жил, по привычке, которая превратилась в инстинкт, – с сознанием того, что каждое твое слово подслушивают и за каждым твоим движением, пока не погас свет, наблюдают».

Нет, не комичным, но совсем не таким пугающим. Истинное вторжение в частную жизнь – что вообще возможно попасть под электронное око. Старший Брат не идет за Уинстоном Смитом на кухню или в туалет – во всяком случае, в жилом доме «Победа». (И если уж на то пошло, на мой взгляд, неправильно, что ему позволено жить одному в собственной квартире. Не лучше ли был дортуар с полицейским громилой на кровати у входа?) В постели, в темноте можно думать какие угодно мятежные мысли. Телеэкран – не истинная опасность, не большая, чем прослушка для тех, кто знает, что происходит. Он – метафора смерти частной жизни. Важное тут то, что телекран нельзя отключить. Это как навязчивая рекламная музычка, вечное напоминание о присутствии крупных корпораций, государства, анти-«я».

С локациями всё тоже интересно:

Вот уж точно. А как насчет Министерства любви, Министерства правды и так далее?

Ну, за Министерство правды вполне можно счесть Дом радиовещания, в котором Оруэлл работал во время войны. Штаб-квартиру Би-би-си. Остальные министерства должны только походить на этот прототип. В Министерстве любви имеется ужасная комната, в которой происходят самые страшные вещи на свете, – комната 101. Из комнаты 101 в подвале Дома радиовещания Оруэлл вел пропагандистские передачи для Индии. Неподалеку от Дома радиовещания находился и все еще находится паб под названием «Джордж», излюбленное местечко служащих Би-би-си. Сэр Томас Бичем окрестил его «Липучкой», поскольку там вечно застревали его музыканты. Прилипло и само название. Так вот, в «1984» описывается место с дурной аурой, кафе «Под каштаном», где в конечном итоге оказывается в ожидании пули со своим гвоздичным джином Уинстон Смит. Кафе – тот самый паб, хотя у «Под каштаном» есть что-то от клуба «Мандрагора», где подавали джин неведомого происхождения и можно было сыграть в шахматы. Как ни странно, плохая аура у «Джорджа» появилась после смерти Оруэлла. Это был как раз такой паб, где можно было выпить с Диланом Томасом, Луисом Макнисом или Роем Кэмпбеллом, а придя туда в следующий раз, услышать, что они умерли. Помните, какую именно песню слышит с телеэкрана Уинстон Смит, когда потягивает свой джин и решает шахматную задачку?

Под раскидистым каштаном

Продали средь бела дн

яЯ тебя, а ты меня…

У нас это всегда ассоциировалось, разумеется, не с теми неприятными словами, а с королем Георгом VI в его роли вожатого скаутов. Песенку даже превратили в танец, как «Прогулку по Ламбету», и она была ужасающе и буколически невинна. Оруэлл взаправду отравляет будущее, когда подсовывает издевательский «желтый тон», как он назван в романе. Совсем не смешно.

Подводя некий итог этому блоку Бёрджесс заявляет:

Но вы бы сказали, что в остальном его книга лишь преувеличение дурных времен, ничего больше?

О нет, гораздо больше, но сразу оговорюсь, что Оруэлл на самом деле не предсказывал будущее. Романы создаются не из идей, а из сенсорных данных, и, на мой взгляд, важно тут как раз воздействие этого романа на чувства. Я про джин, от которого идет «противный, маслянистый запах, как у китайской рисовой водки» (откуда Уинстону знать, как пахнет рисовая водка? Тут вмешиваются вспоминания самого автора, еще недавно служившего в бирманской полиции.). Нехватка сигарет, и единственные сигареты в пайке называются «Победа», эту самую марку выдавали во время войны нашим солдатам, воевавшим за границей, – спорадически. Обман чувств при помощи скверной пищи, выпивки и табака, грубой одежды, дегтярного мыла, тупых бритвенных лезвий, ощущение, что ты неопрятен и грязен, – все это было взаправду, только и ждало, чтобы его перенесли в художественное произведение. Это было скверное время для тела. Ты молил о хлебе насущном минимального комфорта, а тебе протягивали камень прогресса.

После чего идёт длинный разговор о том, как настоящий «английский социализм» пришёл к власти, каковы его истоки, причины его триумфа, как он протекал и главное как он соотносился с книжным АНГСОЦем

Прогресс. Это приводит нас к ангсоцу, так?

Да. Разорванный плакат на улице, полощущийся на ветру, и на нем одно слово: «АНГСОЦ». Английский социализм. Помню, как английский социализм пришел к власти в 1945 году, – это была сокрушительная победа левых. На открытии парламентской сессии пели «Красное знамя». Песня заглушала «Боже, храни короля», «Правь, Британия» и «Страна надежды и славы». Уинстон Черчилль, лидер военного времени и глава консервативной партии, был сперва поражен, что страна отвергла его, человека, который вывел ее через долину тени на солнечное нагорье сравнительной победы, а позднее заговорил о предательстве. Оправдание того, что его отвергли, кроется в самом изумлении: он как будто просто не мог взять в толк, что происходит.

Почему главного героя зовут именно Уинстон Смит?

Мы до этого дойдем. Тема довольно каверзная. Равнозначен ли английский социализм ангсоцу? Считал ли так сам Оруэлл? Он ведь хотел прихода социализма. Мы все этого хотели. Говорили, что английский социализм победил в 1945 году благодаря голосам военнослужащих. Сложнейший механизм был создан на кораблях и в военных лагерях по всему миру, чтобы позволить британским военнослужащим осуществить свое избирательное право. Очень мало кто воздержался от голосования. Очень многие (даже те, кто, как я, был воспитан в традициях консерватизма и кто позднее к ним вернется) без раздумья проголосовали за лейбористов.

Почему?

Уинстон Черчилль сам приложил к этому руку. Офицерский состав его любил, но он не пользовался особой популярностью у рядовых. У него было много качеств народного героя: эксцентричность, дар говорить скабрезности и грубый юмор, манера речи более простонародная, чем у ряда лейбористских лидеров, хотя на деле это был аристократический налет прошлой эпохи. Он мог потреблять бренди и сигары в больших количествах. Но неразумно было с его стороны курить сигары, когда он посещал военные части. Кое-кто из нас тогда душу продал бы за затяжку сигаретой «Победа».

А помимо сигар что с ним было не так?

Он слишком любил войну. К выборам 1945 года многие из нас носили форму почти шесть лет. Нам хотелось все бросить и вернуться (а большинству вообще начать) к настоящей жизни. Черчилль разглагольствовал об опасностях слишком ранней демобилизации. На Восточную Европу опустился «железный занавес»; русский союзник вернулся к своей былой роли большевистской угрозы. Мы, простые солдаты, ничего не смыслили в новых процессах международной политики – во внезапных переменах курса. Мы считали русских нашими великими собратьями в борьбе против фашистской диктатуры, и вдруг Россия стала врагом. Мы были достаточно наивны, чтобы воображать, будто для крупных государственных деятелей, как и для нас, война необходимая, пусть и болезненная интерлюдия. Мы не знали, что крупные государственные деятели считают войну аспектом постоянной политики. С нас было довольно Черчилля. Он плакал, когда мы его отвергли.

Но Оруэлл явно им восхищался. Иначе не назвал бы в честь него своего героя.

Нет, нет и нет. Многим американским читателям «1984» казалось, что имя Уинстона Смита – символ благородной свободной традиции, утраченной навсегда. Но ничего подобного не было. Тут снова комедия. Имя «Уинстон Смит» комично и вызывает смех английских читателей. Оно намекает на нечто неопределенное, на политическое дилетантство, у которого не было ни единого шанса против современных профессионалов.

Но ведь неприятие Черчилля явилось самой малой из причин победы социализма в 1945 году? Разве в годы войны не проводились обязательные занятия по гражданскому праву? Разве не это подтолкнуло военнослужащих желать смены правительства?

До некоторой степени. Большая часть населения Англии никогда политикой не интересовалась, но во время войны действительно предпринимались шаги для внедрения обязательного политического образования, особенно в армии: еженедельные собрания, на которых под руководством взводных командиров обсуждался тематический материал, поставляемый Армейским бюро текущих событий (АБТС)…

Если ты приходил в армию умеренным радикалом, то к выборам 1945 года становился уже радикалом отъявленным. В двух словах итог этому при мне подвел один валлийский сержант: «Когда я призвался, то был красным. Теперь я, мать вашу, пурпурный». Если бы английская коммунистическая партия выставила больше кандидатов, состав первого послевоенного парламента оказался бы очень и очень интересным.

Только и всего? Английская армия привела к власти лейбористов потому, что не любила Черчилля и ей не нравилось, как ею руководят?

Нет, дело было в гораздо большем. Среди английских солдат бытовала своего рода утопическая мечта: им необходимо было верить, что они сражаются за нечто большее, чем поражение врага. Они защищали не правое дело от неправого, а неправое – от много худшего. Современная война нарушает функционирование гражданского общества и облегчает восстановление, а не переустройство. Строительство с нуля, которое гарантировало бы давно откладываемую социальную справедливость, – вот что было мечтой войны 1914–1918 годов с ее лозунгом «Страна, пригодная для жизни героев», но эта мечта так и осталась неосуществленной. Демобилизованные солдаты в трущобах или домах для инвалидов, без работы и без надежды, жалели, что не погибли на Сомме. Такого больше не повторится, сказали англичане, и действительно, – оно не повторилось. В 1945 году, возможно, впервые в истории, простые англичане получили то, о чем просили.

Дальше Бёрджесс позволил себе немного трактовать Оруэлла

Оруэлл получил то, что просил?

Оруэлл был истинным социалистом и был только рад видеть, что к власти, наконец, пришло правительство социалистов.

Но его реакцией стал пугающий роман, в котором английский социализм гораздо хуже и немецкого нацизма, и своей русской разновидности. Почему? Что пошло не так?

Не знаю. В английском социализме, который пришел к власти в 1945 году, не было ничего от ангсоца. Конечно, была жажда власти, равно как и коррупция, неэффективность, стремление к контролю ради самого контроля, угрюмое удовольствие от закручивания гаек «политики строгой экономии». Британский радикализм так и не сумел избавиться от своих пуританских корней, а возможно, того и не желал. Типичной фигурой послевоенного социалистического правительства стал сэр Стаффорд Криппс, министр финансов. Это был мрачный приверженец прогресса без радости, про которого Уинстон Черчилль однажды сказал: «Господь без благодати». Простые люди видели в нем предмет насмешек. В честь его окрестили чипсы, и в пабах спрашивали пакеты «сэров стаффсов».

Но ничего смешного в нем не было, а британский пуританизм был слишком косным и ожесточенным, чтобы отмахнуться от него со смехом. Пуританизм 1984 года, который доходит до своего предела (даже сэр Стаффорд Криппс не мог отменить секс), многим обязан 1948 году. Как я и говорил, рука об руку со строгой экономией шла нахальная бюрократия, которая становилась тем наглее, чем ближе находилась к простым людям, как, например, в местных офисах выдачи продовольственных карточек, но никакого Старшего Брата не существовало. Многие из первых читателей книги Оруэлла в Америке предположили, что перед ними едкая сатира на лейбористскую Англию; несколько британских тори поглупее даже потирали руки, злорадствуя, сколько Оруэлл принесет голосов тори. Но никто из них как будто не понимал – а ведь это лежало на поверхности, – что Оруэлл убежденный социалист и таковым останется до самой смерти. Парадокс того, что английский социализм пришел в ужас от английского социализма, так и остался неразрешенным, и разрешить очень и очень не просто.

То есть в его английском социализме было больше английского, чем социализма.

Красиво сказано, и в этом есть изрядная доля истины. Свою страну он любил гораздо больше своей партии. Ему не нравилась тенденция более ортодоксальных социалистов жить в мире чистой доктрины и игнорировать реалии унаследованной, национальной традиции. Оруэлл ценил свое английское наследие – язык, полевые цветы, церковную архитектуру, «Оксфордский мармелад Купера», невинную непристойность открыток со взморья, англиканские гимны, горькое пиво, отменную чашку крепкого чаю. Вкусы у него были буржуазные, а сам он хотел стать на сторону рабочих.

Но он не отождествлял себя с рабочими. Ужасно, что он как будто винил рабочих в своей неспособности влиться в их ряды. Я говорю про тотальное осуждение пролов в «1984»…

Не забывайте, он был сыт по горло и утратил надежду. Он пытался любить рабочих, но не мог. В конце концов, он был выходцем из правящего класса, он учился в Итоне, он говорил с аристократическим акцентом. Когда он призывал своих собратьев-интеллектуалов по среднему классу спуститься на ступеньку и принять культуру горняков и фабричных рабочих, он говорил: «Вам нечего терять, кроме произношения». Но сам-то он не мог его «потерять». Сердцем он был за справедливость для рабочего класса, но не мог принять рабочих как реальных людей. Они были животными – благородными и могучими, как конь Боксер из «Скотного двора», но, по сути, из иного теста, чем он сам. Он боролся со своей неспособностью любить их путем отчаянного самоотречения: вынудил себя скитаться по трущобам Парижа и Лондона, провел несколько месяцев в аду, плодом которых стала книга про «Причал Уигана». Он жалел рабочих – или животных. А еще он их боялся. В его произведениях силен элемент ностальгии – по жизни рабочего класса, которой он не мог жить. И эта ностальгия превратилась в неуемную тоску по дому. А она, в свою очередь, смешалась с другой ностальгией.

Вы имеете в виду ностальгию по прошлому? По смутному английскому прошлому, коего не вернуть. По диккенсовскому прошлому. Это подпитывало его социализм. Социализму следует отвергать прошлое как зло. Его взгляд должен быть целиком и полностью устремлен в будущее.

Вы правы. Оруэлл воображает невозможно уютное прошлое – прошлое как своего рода кухню, где с балок свисают окорока и пахнет старой собакой. Как социалисту ему следовало бы относиться к прошлому настороженно. Как только начнешь тосковать по доброму полицейскому, чистому воздуху, шумным вольным речам в пабе, по семьям, члены которых держатся заодно, по жареном мясу и йоркширскому пудингу, по буйству старого мюзик-холла, не успеешь оглянуться, как станешь ломать шапку перед сквайром. Этому прошлому приходится противопоставлять настоящее – настоящее с его политическими догмами, вооруженными полицейскими, выдохшимся пивом, страхом перед прослушиванием, рыбными сосисками. Помните героя «Глотнуть воздуха»? Он откусывает от такой дряни и говорит, что ощущение такое, будто у тебя на языке современный мир. Оруэлл, кажется, боится будущего. Он хочет противопоставить ему прошлое, точно прошлое было реальным миром с неподдельными предметами.

Мы не можем судить насколько эта трактовка верна, но местами, в частности, когда речь заходит о страхе будущего о том, что Оруэлл больше был англичанином, чем социалистом (какая неожиданность, никогда такого не было (второй интернационал) и вот опять) – звучит правдоподобно (для меня правдоподобно звучит и аналогия отношения Оруэлла к рабочим, по одной простой причине – он действительно изображает людей максимально несубъектными, что через образы животных в «Скотном дворе», что через образы пролов в «1984»).

Ну и дальше мы возвращаемся к началу: нелепости и комичности:

Вообразите: группа интеллектуалов вокруг «Нью стейтсмена» захватила не только Великобританию, но и весь англоговорящий мир. Поскольку Англия, или Взлетная полоса I, оказывается всего лишь придатком Америки, следует предположить, что олигархи из «Нью стейтсмена» сначала одержали верх в Соединенных Штатах и уж затем, наделенные властью, вернулись домой. Не может быть ничего абсурднее, и Оруэлл это понимает. Была великая ядерная война, но после нее большая часть викторианского Лондона еще стоит – опять же абсурд. Сохранились смутные воспоминания о политических чистках в пятидесятые годы, но личные воспоминания Уинстона Черчилля – да и практически всех остальных – имеют оттенок тускнеющего сна. Абсурд. Всех как будто охватила амнезия, даже когда они не практикуют «самостоп». Своего рода отражение это находит в нашей готовности признать, что мы не знаем и что нам нет дела до того, как совершилась революция. Это просто необходимый прием, чтобы привести к власти интеллектуалов. Абсурдно, комично. Я возвращаюсь к тому, с чего начал.

Так, по-вашему, в «1984» нет ничего «тысяча девятьсот восемьдесят четвертого»? Что все уже было в 1948 году и только ждало своего часа?

В каком-то смысле да. Достаточно было импортировать в Великобританию то, что в реальности существовало лишь в газетах или официальных заявлениях, – пытки или концентрационные лагеря. Интеллектуальный тоталитаризм следовало реализовать средствами художественной литературы. Но романы действительно пишутся на основе повседневного опыта, и недовольство Уинстона Черчилля вызвано тем, что вызывало недовольство и у нас: грязные улицы, ветшающие здания, тошнотворная еда в заводских столовых, правительственные лозунги на стенах…

Лозунги вроде «СВОБОДА – ЭТО РАБСТВО» или «НЕВЕЖЕСТВО – ЭТО СИЛА»?

У нас они тогда были не совсем такие. Те, что вы назвали, чистой воды нацистская Германия. Но помню, что, когда я только-только демобилизовался и вернулся домой из-за границы, на первом же правительственном плакате мирного времени, какой я увидел, была изображена осунувшаяся горюющая женщина в черном, а подпись под ней гласила: «НЕ ПУСКАЙ СМЕРТЬ НА ДОРОГИ». Разумеется, кто-то зачеркнул лозунг и подписал ниже: «ОНА ГОЛОСОВАЛА ЗА СОЦИАЛИСТОВ». Мы привыкли к плакатам, которые вывешивало Министерство информации, по большей части топорным, далеким от тонкой двусмысленности плакатов ангсоца: «ВАШЕ УСЕРДИЕ, ВАШЕ ТЕРПЕНИЕ, ВАШЕ УПОРСТВО ПРИНЕСУТ НАМ ПОБЕДУ». «Вы» и «мы» – понимаете? Неудивительно, что все мы стали чертовски пурпурными. «БУДЬ КАК ПАПА, ДЕРЖИСЬ МАМЫ». Это едва не вызывало бунт среди работающих матерей. Лозунги стали частью британского образа жизни. Оруэлл не дал нам ничего нового.

Разве предостережение не было новым?

Какое предостережение? Он говорил нам лишь то, что сказал Англии эпохи Кромвеля Мильтон: держитесь за свои свободы. Возможно, Оруэлл даже этого не сказал. Он играл в интеллектуала, создавая действующую модель утопии или какотопии. Скорее он хотел показать, как далеко можно зайти, прежде чем рухнет тщательно выстроенная структура. А ведь он уже заставил животных разыграть Октябрьскую революцию. Еще одна игра. Он изображал из себя Свифта de nos jours[5]. Стройте собственное жуткое будущее, развлекайтесь. Все сработало, и Оруэлл должен быть доволен. Но удовольствие не имеет никакого отношения к политике.

Продолжение

Показать полностью
Цитаты Эссе Спойлер Обзор Рецензия Обзор книг Антиутопия Литература Длиннопост Скриншот 1984 Джордж Оруэлл 1985 Бёрджесс Энтони Берджесс Текст
3
4
ProjectLogos
ProjectLogos
1 месяц назад
Книжная лига
Серия Антиутопия мертва

Антиутопия мертва: "1984" - прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 1: Начало⁠⁠

ПЕРЕД ВВЕДЕНИЕМ

Вы думали, я забыл и забил? Нет, я достаточно активно пишу этот текст, и это сложный процесс. Я не люблю рассказывать о внутрянке написания эссе — вам, как читателям, это в 9 из 10 случаев неинтересно, и осуждать вас за это я не могу, да и не хочу.

Но эта часть цикла — особый случай. Вы можете заметить, что с прошлой части прошёл внушительный промежуток времени. Отчасти это связано с другими эссе, которые отвлекали внимание, в том числе крайне большим «Всё про Роджера Рэббита», но главная причина в другом. Я много раз садился за текст, печатал несколько страниц и удалял всё к чёрту, печатал и удалял, печатал и удалял. Потому что получалось совсем не то, где-то ломалась логическая последовательность, где-то я говорил излишне эмоционально... (И я уверен, что и финальный вариант не будет меня полностью устраивать.) Это про «Когда спящий проснётся» и «Мы» можно говорить эмоционально, не про «1984», у них нет того контекста, что есть у романа Оруэлла — контекста политики и полной дуальности мнений.

Про этот роман нужно говорить, по возможности, сухо, подтверждая каждое слово, и всё равно фанатики с обоих сторон напихают вам полную панамку.

Потому что многие читали «1984», составили своё мнение, которое, в общем виде, имеет не меньше прав на существование, чем любое другое. И вот он открывает текст, видит там отличное от собственного мнение, и вывод прост: автор ни в чём не разбирается и своим мнением оскорбляет его. (При этом далеко не всегда человек может аргументировать свою позицию даже без обращения к тексту книги или комментариям автора, не говоря уже об обращении к этим обоснованиям.)

Поэтому я призываю отнестись к этому тексту с максимально холодной головой. Если вы с чем-то не согласны, я всегда готов обсудить и поспорить.

Прежде чем наконец перейти к тексту, ещё несколько оговорок.

Я подробно рассказывал о своём отношении к Оруэллу здесь: «Джордж Оруэлл: Литература и тоталитаризм».

Это не просто самореклама, так как действительно важно понимать отношение рецензента к автору рецензируемого произведения. Мне не нравится Оруэлл как человек. Но я, по возможности, стараюсь разделять творчество человека и его личность (это не всегда возможно). Можно недолюбливать автора как личность, при этом хвалить одни его произведения и ругать другие. Яркий этому пример Эрик Артур Блэр... Т.е. сам Джордж Оруэлл. При том, что у меня много претензий к нему как к личности, я уважаю его эссеистику, «Скотный двор» я не считаю плохим произведением (подробней об этом здесь: Джордж Оруэлл: Литература и тоталитаризм. Часть 3 "Скотный двор").

Но, учитывая цели этого эссе, не столь важно, как я отношусь (хотя я этого тоже коснусь) к Оруэллу и к «1984» — важно, что роман представляет из себя как антиутопия.

Вторая важная вещь — концепция «смерти автора» и подходы к трактовкам. Так как это в некотором роде определяет то, посредством чего я буду разбирать произведение. Я опять же подробно говорил об этом тут: «Так мёртв ли автор? А также несколько слов про трактовки» (да, я готовился к этому эссе и в том числе для него написал несколько подготовительных работ.) Я не буду трактовать автора (т. е. не буду вместо расшифровки и трактовки произведения, трактующий начинает интерпретировать самого автора, пытаясь залезть ему в голову), буду обращаться к авторской трактовке (т. е. тому, что автор сам говорил о своём произведении, но лишь до тех пор, пока трактовка автора не будет вступать в конфликт с самим произведением) и стараться держаться в первую очередь в рамках закрытой трактовки (т. е. анализа композиционной системы произведения и предметного мира внутри него), но в некоторых вопросах переходить к открытой (т. е. предполагающей сравнение с другими произведениями и погружение в определённый контекст культуры, культурные реалии автора) трактовке.

Антиутопия мертва: "1984" - прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 1: Начало Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл, Видео, Короткие видео

ВВЕДЕНИЕ

«1984» — роман-антиутопия Джорджа Оруэлла, изданный в 1949 году. Последнее, самое известное и, по мнению некоторых людей, главное произведение писателя. Роман стал классикой и принёс в культуру такие вещи, как «двухминутки ненависти», «полиция мыслей», «Большой Брат», «двоемыслие», «мыслепреступление», «новояз» — сложно найти человека, который ни разу в жизни не слышал эти выражения.

Мейнстримно, «1984» — это важнейшая, наравне с «ОДНМ», антиутопия мира. Настолько важнейшая, что её берут за эталон. Мы это уже наблюдали во введении к этому циклу.: «Антиутопия мертва: Общие тезисы». Если кто-то забыл, я напомню:

«Стоит сразу сказать несколько слов о Юрьевой Лидии Михайловне, авторе монографии «Русская антиутопия в контексте мировой литературы», которая называет 10 основных жанровых признаков антиутопии:

1. Пространство антиутопии — государство с тоталитарной системой управления;

2. Территория нового государства отгорожена огромной стеной от всего окружающего мира (что сближает её с утопией);

3. Порабощение человека подчёркивает абсурд ситуации;

4. Прошлое отвергается;

5. Герой произведения либо бунтарь-одиночка, либо коллектив единомышленников, находящийся в оппозиции к действующему строю;

6. Тоталитаризму противостоит любовь;

7. Описание природы своей красочностью подчёркивает обречённость происходящего;

8. Мир нестатичен;

9. Автор часто строит повествование в форме дневника, мемуаров или монолога главного героя (который чаще всего является ярым противником системы);

10. В литературном произведении антиутопического жанра ослабевает преемственность между прошлым, настоящим и будущим».

Повторю и вывод, который я тогда сделал:

«Как итог, большая часть признаков или ложны, или сделаны на частном случае «1984» и не относятся к жанру в целом. Но, в том числе, с лёгкой руки Юрьевой эта ересь распространяется по интернету».

Т.е. признаки жанра выстраивают по «1984», не по первым антиутопиям, не анализируя весь массив классических антиутопий, нет, по одной антиутопии из середины их эволюции.

Понимая это, по сути, всё, о чём говорилось в этом цикле до, это очень важно, но не так, как творение Оруэлла, потому что если в современном мире разбирают антиутопию, её в 9 из 10 случаях будут разбирать на примере или сравнивая с «1984», если создают антиутопию или произведение с элементами антиутопии, то оно, скорее всего, будет перефразом «1984». Это самая влиятельная классическая антиутопия. Но вот вопрос. Соответствует ли её качество её влиянию? Давайте разбираться.

История создания

Архив Оруэлла, хранящийся в Университетском колледже Лондона, содержит недатированные заметки об идеях, которые легли в основу «1984». В ходе анализа было установлено, что самые ранние идеи относятся к периоду начала Второй мировой войны, а самые поздние из недатированных — не позднее января 1944 года.

В одном письме 1948 года Оруэлл утверждает, что впервые задумался о романе в 1943 году, в то время как в другом он говорит, что задумался о ней в 1944 году, и цитирует Тегеранскую конференцию 1943 года (конкретно последствия разделения мира на «зоны влияния») в качестве источника вдохновения.

В январе 1944 года профессор литературы Глеб Струве познакомил Оруэлла с антиутопическим романом Евгения Замятина 1924 года «Мы». В письме Глебу Струве от 17 февраля 1944 года Оруэлл писал:

«Вы меня заинтересовали романом „Мы“, о котором я раньше не слышал. Такого рода книги меня очень интересуют, и я даже делаю наброски для подобной книги, которую раньше или позже напишу»

© «The Collected Essays, journalism and letters of George Orwell», L., Secker & Warburg, 1968, том III, стр. 95

В 1946 году Оруэлл написал о романе-антиутопии «О дивный новый мир» Олдоса Хаксли 1931 года в своей статье «Свобода и счастье» для «Трибьюн» и отметил сходство с «Мы». (о том, какого качества эта рецензия, я рассказывал тут: «Джордж Оруэлл: Литература и тоталитаризм. Часть 4 "1984"». Кратко, он не сумел опознать предмет критики в «Мы», после чего показал на красный треугольник («Мы») и синий круг («ОДНМ») и сказал, что они очень похожи. Ну да, оба геометрические фигуры. А значит, одинаковые. Прошу прощения, да, я обещал постараться без эмоций, но это и не предмет данного эссе.)

К этому времени Оруэлл добился успеха благодаря «Скотному двору», которая сделала его известным. В качестве идейного продолжения он решил написать собственную антиутопию.

На встрече с Фредриком Уорбургом, соучредителем британского издательства Secker & Warburg, в июне 1944 года, Оруэлл объявил, что написал первые 12 страниц своего нового романа. Однако работа продвигалась медленно; к концу сентября 1945 года Оруэлл написал около 50 страниц. Оруэлл разочаровался в ограничениях и давлении, связанных с журналистикой, и возненавидел городскую жизнь в Лондоне. Плюс суровая зима обострила хронические болезни.

В мае 1946 года Оруэлл с семьёй уехал подальше в глушь, где периодически работал над романом «1984». Два года он катался туда-сюда, и в 1947 он закончил первый черновик, уже в постели из-за туберкулёза.

Оруэлл был демобилизован летом 1948 года, после чего вернулся в Джуру и написал второй черновик «1984», который закончил в ноябре. Он попросил Уорбурга прислать кого-нибудь, чтобы перепечатать рукопись, которая была настолько неаккуратной, что эту задачу можно было выполнить только в присутствии Оруэлла, поскольку только он мог её понять.

Антиутопия мертва: "1984" - прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 1: Начало Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл, Видео, Короткие видео

Это первая страница первого черновика.

4 декабря 1948 года Оруэлл отправил готовую рукопись в издательство Secker & Warburg и окончательно покинул Барнхилл в январе 1949 года. Он восстанавливал здоровье в санатории в Котсуолдсе.

Отдельно стоит сказать пару слов о названии. Изначально Оруэлл хотел назвать роман «Последний человек в Европе». Уж не знаю, была ли там отсылка на апокалиптический, научно-фантастический и антиутопический роман Мэри Шелли «Последний человек», впервые опубликованный в 1826 году, но это и неважно, так как издателю название показалось незвучным и его поменяли на «1984». Тут важно отметить, что Оруэлл не сам поменял название. Его попросили. А значит, сам он писал этот роман как «Последний человек в Европе». И мы ещё к этому вернёмся.

Сюжет

Давайте честно, все, кто читает этот текст, знает, про что «1984», большинству, как показывает опыт, из третьих рук, но, как всегда, повторим синопсис:

Действие происходит в неизвестном году, по мнению главного героя Уинстона Смита, в 1984 году, в Лондоне, который теперь известен как Взлётная полоса 1. Наш герой работает в Министерстве правды и является членом внешней партии. В его обязанности входит фальсификация истории, постоянное переписывание событий в газетных архивах. Это вызывает у него ужас и недоумение, но он вынужден разделять партийные лозунги и идеологию. Однако в глубине души он сомневается в партии, окружающей действительности и во всём, что можно поставить под сомнение.

В какой-то момент он начинает вести дневник, что является преступлением. В нём он пытается изложить все свои сомнения, но на людях притворяется убеждённым сторонником партийных идей. Он опасается, что девушка Джулия, работающая в том же министерстве, шпионит за ним и стремится разоблачить. В то же время он предполагает, что высокопоставленный сотрудник из министерства, член внутренней партии О'Брайен, также не разделяет мнения партии и является подпольным революционером.

Однажды, оказавшись в районе пролов (пролетариев, не являющихся членами партии), где члену партии появляться хоть и не запрещено, но нежелательно, он заходит в антикварную лавку Чаррингтона. Чаррингтон показывает ему комнату, свободную от следящих за всеми экранов. На обратном пути ему встречается Джулия. Смит понимает, что она следила за ним, и приходит в ужас. Он борется со страхом и желанием убить её.

Вскоре Джулия в министерстве передаёт ему записку, в которой признаётся в любви. У них завязывается роман, они регулярно устраивают свидания, а комната у Чаррингтона становится местом их встреч. Однако Уинстона не покидает мысль, что они уже покойники (свободные любовные отношения между мужчиной и женщиной, являющимися членами партии, запрещены). Они решаются на безумный поступок: идут к О'Брайену и просят принять их в подпольное Братство, хотя сами не уверены, что он в нём состоит. О'Брайен их принимает и даёт им книгу, написанную врагом государства Голдштейном.

Через некоторое время их арестовывают в комнатке у Чаррингтона, так как действия О'Брайена оказываются провокацией полиции мыслей. В Министерстве Любви Уинстона долго обрабатывают. Главным палачом, к удивлению Уинстона, оказывается О'Брайен. Поначалу Уинстон пытается бороться, но от постоянных физических и психических мучений он постепенно отрекается от себя, от своих взглядов, надеясь отречься от них разумом, но не душой. Он отрекается от всего, кроме своей любви к Джулии. Однако и эту любовь ломает О'Брайен, пытая Уинстона его главным страхом — крысами в комнате 101, заставляя отречься от любви. Уинстон предаёт её, думая, что предал лишь на словах, разумом, от страха.

Однако, будучи «излечен» от революционных настроений и на свободе, он, сидя в кафе и попивая джин, понимает, что в тот момент, когда отрёкся от неё разумом, отрёкся полностью. Он предал свою любовь. В это время по радио передают сообщение о победе войск Океании над армией Евразии, и Уинстон понимает, что теперь он полностью излечился. Теперь он действительно любит партию, любит Большого Брата.

РАЗБОР

Лёгкая часть закончилась. Теперь передо мной более 40 страниц заметок, большая часть из которых относиться сразу к нескольким темам, так что, как бы я их не группировал, будет много повторений.

Анализ

Предмет критики.

Как всегда, нам нужно определить, что именно критикуется в работе. Наша любимая Википедия утверждает, что:

Антиутопия мертва: "1984" - прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 1: Начало Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл, Видео, Короткие видео

И тут я должен сказать, что полуправда хуже лжи, но обо всём по порядку.

В книге есть два слоя: критика СССР, родной Англии, а также Третьего Рейха, а также критика «тоталитаризма» (я не знаю, почему массовую слежку выделили в отдельную от тоталитаризма тему, ровно как и почему они потеряли Англию). Рассмотрим их подробней:

1.1 Критика конкретных государств

Куда делась Англия? В эссе про биографию Оруэлла я частенько ссылался на Исаака Дейчера, который написал работу ««1984»: мистицизм жестокости», в которой этот человек (к слову, попавший в дальнейшем в список Оруэлла) в 1954 году сумел то, что спустя столько лет почему-то удаётся не всем: во-первых, прочитать «1984», во-вторых, прочитать его глазами! После чего он, будучи современником событий, написал:

«Легко увидеть, какие именно черты партии в «1984» скорее высмеивают английскую партию лейбористов, чем советскую коммунистическую партию. Старший Брат и его сторонники не пытаются научить рабочий класс теории — оплошность, которую Оруэлл мог бы приписать сталинизму в самую последнюю очередь. Его пролы «живут растительной жизнью»: «тяжёлая работа, мелкие перебранки, фильмы, азартные игры... заполняют их умственный кругозор». Как дрянные газеты и пропитанные сексом фильмы, так и азартные игры — новый опиум для народа — не относятся к сценам из русской жизни. Министерство правды является очевидной карикатурой на лондонское министерство информации военных лет.»

Итак, у нас опять два слоя, и опять с первым всё очевидно. Вот примеры, вдохновлённые советским опытом:

  • Голдстейн — Троцкий-Бронштейн;

  • Большая чистка и Ангсоц — самоочевидно «Большой террор» и большевизм в сталинской интерпретации (в восприятии Оруэлла);

  • Новояз — отчасти присущие советскому государству сложные сокращения и аббревиатуры (но не только, но про новояз мы будем говорить много и отдельно);

Вот примеры английского:

  • Положение пролов — это жизнь рабочего Англии 19 века, а не советского гражданина;

  • Министерство правды является очевидной карикатурой на лондонское министерство информации военных лет, где работал сам Оруэлл;

Общие:

  • Талонная система;

  • Старший Брат – внезапно не Сталин, а точнее, не только он, а «вождизм» – целый институт разных государств того времени (при этом Старший Брат – ещё и фикция, т.е. это ширма для реализации коллективного руководства. Внимание, вопрос: был ли Сталин таким? И что важнее, так ли его воспринимали?);

  • Ложь в газетах (Он видел это как со стороны советов в Каталонии, так и со стороны Англии во время Второй мировой войны);

„Я с детства знал, что газеты могут лгать, но только в Испании я увидел, что они могут полностью фальсифицировать действительность. Я лично участвовал в «сражениях», в которых не было ни одного выстрела и о которых писали, как о героических кровопролитных битвах, и я был в настоящих боях, о которых пресса не сказала ни слова, словно их не было. Я видел бесстрашных солдат, ославленных газетами трусами и предателями, и трусов и предателей, воспетых ими, как герои. Вернувшись в Лондон, я увидел, как интеллектуалы строят на этой лжи мировоззренческие системы и эмоциональные отношения.“

© Джордж Оруэлл Джордж Оруэлл о гражданской войне в Испании (1936-1939 гг.)

  • Разведчики, скауты, пионеры — называй как хочешь;

  • Перемена врага — судя по всему, аллюзия как на Тегеранскую и Ялтинскую конференцию, так и на советско-английские отношения вообще.

«Этот мерзкий убийца теперь на нашей стороне, а значит, чистки и всё прочее внезапно забыто», — пишет он в своём военном дневнике вскоре после нападения Германии. «Никогда не думал, что доживу до тех дней, когда мне доведётся говорить „Слава Товарищу Сталину!“, так ведь дожил!».

© Джордж Оруэлл в своем дневнике военного времени, 1941 г.

Потому как СССР потом вновь стал врагом.

Если смотреть на эту ситуацию шире в историческом контексте (я не утверждаю, но допускаю, что Оруэлл это понимал), то ситуация следующая: начало Первой мировой войны – Британия и Россия союзники, спустя 4 года Британия совершает военную интервенцию в Россию (РСФСР) (причём формально они на одной стороне с Германией и Османской империей – вчерашними врагами), в 1923 году Британия признаёт СССР (РСФСР ещё в 1921), а в 1927 уже происходит разрыв дипломатических отношений, есть угроза войны (возможно, руками ближайших держав, возможно, прямая), а после всеобщих выборов 1929 года новое лейбористское правительство Рамсея Макдональда успешно установило постоянные дипломатические отношения с СССР, в 1935 в Москву с рабочим визитом (обсуждение вопросов налаживания эффективной организации коллективной безопасности в Европе) прибыл лорд-хранитель печати Энтони Иден, далее, с одной стороны, СССР с 1933 объявил о прекращении военного сотрудничества с Германией, а с другой стороны, договора с Францией и Британией как-то не клеились (да, были локальные подвижки с Францией, но не то чтобы серьёзные, а с Британией всё и того хуже), после прихода в Англии в 1935 г. к власти правительства консерваторов, во главе которого в 1937 г. встал Невилл Чемберлен (во Франции также сменилось правительство, что свело на нет все те подвижки в создании коллективной безопасности в Европе), происходит Мюнхенский «сговор» 1938, который прямо не влияет (хотя у СССР был союзнический договор с Чехословакией), но охлаждает отношения (не секрет, что британская дипломатия относилась к развитию отношений с Москвой с предубеждением, желая направить растущую агрессию Германии в сторону Кремля; в Чехословакии достаточно сильные производственные мощности, в том числе военные, т. е. невмешательство в этот процесс – это потворство усилению Третьего Рейха; если уж Британия и Франция не помешали Третьему Рейху поглотить производственные мощности, по сути, дружественной Чехословакии, то они тем более не будут против войны Германии с СССР), а летом 1939 года происходит срыв англо-франко-советских переговоров о взаимопомощи на случай агрессии в Европе против любого из этих трех государств или против стран, граничивших с Советским Союзом, проходившие в Москве, в первую очередь, по вине Лондона (4 июля министр иностранных дел Великобритании Э. Галифакс на заседании внешнеполитического комитета британского парламента вынес на рассмотрение два варианта: срыв переговоров или заключение ограниченного пакта. Обосновывая свою позицию, он сказал: «Наша главная цель в переговорах с СССР заключается в том, чтобы предотвратить установление Россией каких-либо связей с Германией»; переговоры нарочно затягивались, даже средства передвижения выбирали наиболее медленные из возможных), и Советский Союз был вынужден заключить пакт о ненападении с Германией в 1939 году (давайте, чтобы исключить разночтения, мне в контексте эссе фиолетовы причины и мотивы заключения этого соглашения, есть факт: СССР пытались договориться с Британией и Францией, но не вышло, и пришлось договариваться с Германией), спустя год Германия нападает на Британию, а ещё через год СССР и Британия союзники в войне против Германии, а в 1946 звучит Фултонская речь, и мы снова враги. (Вот это у меня небольшая историческая справка на 4-10 минут вышла).

Т. е. ещё раз, с нестабильной периодичностью (от двух до 6 лет, но в среднем раз в 4 года) СССР становиться то врагом, то союзником.

И это не все параллели с историей, ведь Вторая мировая война со стороны Третьего Рейха уж точно велась за «жизненное пространство», т. е. за территории и их население (просто не всё население их интересовало, где-то нужно было всех поработить, где-то оставить только территории), т. е. мотив отдалённо похожий на мотивы войны в «1984» (один из, но о мотивах нужно будет говорить отдельно).

Далее, после Второй мировой войны только слепой не видел растущее влияние США в Европе, а потому Англия в «1984» — это не лидер Океании – это взлётная полоса номер один, а правительство оно на другой планете… тьфу, на другом материке живёт.

Подводя некий промежуточный итог, критикуются всё и за всё.

Как и другие авторы антиутопий, Оруэлл критиковал конкретные наблюдаемые (ну или те, информация про которые до него доходила) им явления и тенденции…

Но стоп… Ведь тут что-то не так. Где-то тут было:

„Я никогда не был в России, и все мои знания о ней ограничиваются тем, что я прочел в книгах и газетах. И будь у меня такая возможность, я все равно не захотел бы вмешиваться во внутренние советские дела: я не стал бы осуждать Сталина и его соратников только за их недемократические и варварские метод. Вполне возможно, что при том положении, в каком находится страна, они не могли вести себя иначе, даже имея самые лучшие намерения.”

© Джордж Оруэлл Из предисловия к украинскому изданию "Скотного Двора".

Странно, как это существует через абзац от этого:

Но с другой стороны, для меня было крайне важно, чтобы люди в Западной Европе увидели советский режим таким, каков он есть. С 1930 года я не видел почти никаких признаков того, что СССР движется к социализму в истинном смысле этого слова. Напротив, по всем приметам он превращался в иерархическое общество, где у правителей так же мало оснований отказаться от власти, как у любого другого правящего класса. Кроме того, рабочие и интеллигенция в такой стране, как Англия, не могут понять, что сегодняшний СССР сильно отличается от того, чем он был в 1917 году.

© Джордж Оруэлл Из предисловия к украинскому изданию "Скотного Двора".

Ну и вдогонку:

«Вы ничего не узнаете об иностранном государстве, пока сами в нем не поработаете.»

© George Orwell, Peter Davison. George Orwell: A Life in Letters. — W. W. Norton & Company С. 124.

(Я не знаю как у него уживаются эти три мысли)

Ещё раз. Человеку сложно писать про то, что он не наблюдает. Оруэлл никогда не был в СССР и описывает его из того, что ему рассказали его товарищи (а аффилирован он в основном с троцкистами «Оруэлл и троцкизм») и литература, при этом он живёт в Англии, да, поддерживает лейбористов, но не во всём, даже говорит в этом предисловии, что «надо помнить, что Англия не вполне демократическая страна», — да, там не столь ужасный контекст, и он в целом хвалит Британию, но это означает, что он видит какие-то тенденции… Плюсом к этому, его современники, как уже упомянутый Исаак Дейчера, а следом и я отмечаем, что тут немалая доля обстоятельств в «1984» гораздо ближе к Британии, чем к СССР. И возникает вопрос: а чего больше? (Вообще возникает вопрос, как он может в одном тексте противоречить сам себе, потом в другом ещё это и подчёркивать, но на него ответ не найти.)

Да сам Оруэлл утверждал, что Англию он не критиковал:

Мой роман не направлен против социализма или британской лейбористской партии (я за неё голосую), но против тех извращений централизованной экономики, которым она подвержена и которые уже частично реализованы в коммунизме и фашизме.

Но мы же не будем верить кому-то на слово, тем более, что некоторые идеи могут проникнуть в произведение несознательно, а другие могут быть общими для целого ряда объектов, в нашем случае для СССР, Германии, США и Британии, например, «вождизм».

Дальше будет много ссылок на статью  «ПРАВИЛЬНО ЛИ МЫ ПОНИМАЕМ "1984"?» за авторством Вахитова Рустема Ринатовича. Не со всем могу согласится, но как минимум представляет интерес(собственно он сам признаётся, что повторно изобрёл аргументы Дачера, но нужно же разнообразие в аргументах). Как и я он выделяет несколько элементов которые указывают на критику СССР.

Вахитов отмечает странную лингвистическую форму: почему «Большой/Старший Брат», а не «Отец», как «отец народов»? Это, как и ранее отмеченный факт того, что Старший Брат – это ширма, показывает, что Оруэлл как-то странно представляет механизм вождизма вообще. Так как брат, даже старший – это просто член семьи, а отец – глава, а в традиционном, патриархальном обществе – безраздельный глава.

Из минусов Вахитов упускает, что пролам путь в партию всё же не закрыт, да, усложнён, но не закрыт. Но верно отмечает, что среди пролов поощряются алкоголизм и азартные игры, разрешаются им разводы и разврат, для них выпускается в массовом порядке и распространяется, разумеется, от лица подпольных спекулянтов, порнографическая продукция… В то время как СССР нещадно боролся с порнографией, развратом и пьянством в среде пролетариев, которые благодаря специфике официальной идеологии должны были представлять собой образцы людей новой формации.

Наиболее странной Вахитову представляется идеология Партии ангсоца, которая откровенно противоположна ценностям европейского Просвещения (а значит, и ценностям таких феноменов Просвещения, как социализм и коммунизм). Просвещение, начиная с эпохи энциклопедистов, превозносит свободу, разум, научно-технический прогресс, мир и гармонию между людьми… Совершенно немыслимо, чтобы в СССР на официальном уровне, то есть на уровне лозунгов партии, которые висели в виде растяжек на улицах каждого города, восславлялись незнание, рабство и война.

Наконец, социалистическая Партия Дж. Оруэлла проповедует философию субъективного идеализма, да, в книге это коллективный солипсизм – философия, заявляющая, что все вещи, весь открывающийся нам через чувства мир – лишь порождение нашего сознания.

А что же указывает на то, что «Английский социализм» – это английский социализм?

Положение пролов – выходцы из народа не имели возможности подняться вверх по социальной лестнице, были лишены элементарного – медицинской помощи, отпусков, больничных, страховки (и это происходило в метрополии, о населении колоний говорить и вовсе не приходилось), и тем из них, кто сумел стать слугой богатого лондонского аристократа, очень повезло (кстати, слуга-азиат Мартин – это обычное явление именно для английского общества).

Асексуальность Партии – это указание на викторианские ханжеские нравы элиты Британии.

Философия. Мысль о том, что мир – это порождение сознания человека, столь же абсурдна для русского и советского философа, сколько и естественна, и привычна для британского интеллектуала (тут Вахитов кривит душой, у нас субъективных идеалистов более чем достаточно).

В Великобритании 1940-х гг. действительно происходили радикальные антикапиталистические преобразования. Как раз в то время, когда Дж. Оруэлл сочинял свой памфлет, страна действительно стояла на пороге не гротескного, а самого настоящего, хотя и своеобразного «английского социализма».

Война централизировала экономику, она же ввела «нормирование потребления» и талоны, после войны народ проголосовал за лейбористов во главе с Клементом Эттли, заявлявшим, что лейбористы продолжат реформы и создадут из капиталистической Британской империи «Британское Социалистическое Содружество Наций». Причем, придя к власти, лейбористы начали выполнять свое обещание: национализация предприятий создала в промышленности 2 млн новых рабочих мест, которые заняли вернувшиеся из армии мужчины; были построены более 800 тыс. новых домов для жертв бомбардировок и жителей трущоб.

На фоне этих преобразований популярность К. Эттли зашкаливала, однако у любых преобразований есть противники, в том числе Черчилль называющий Эттли - "английским Сталиным". Именно в это время на книжном рынке Великобритании появляется «1984» (который хвалил Черчилль), в котором самыми черными красками был изображён «английский социализм» и даже «английский Сталин».

Джордж Оруэлл издевательски изображал нормирование потребления (страна находились в кризисе и после войны, поэтому лейбористы были вынуждены сохранить карточную систему до начала 1950-х гг.). Реалии того времени – плохие рассыпающиеся сигареты и скверный джин по талонам.

На основании этого автор статьи утверждает, что Оруэлл на уровне сознания хотел создать антисталинский памфлет, но воспроизвел действительность его родной послевоенной Великобритании, при этом он бессознательно критиковал реформы лейбористов, хотя считал себя их сторонником.

Я же не буду столь радикален. Многие элементы Оруэлл почерпнул в своей стране, многие он видел в СССР, часть в США, а иные в Германии. Мы не можем залезть ему в голову и узнать, что откуда он почерпнул и как к чему относился.  Любая такая попытка – это трактовка автора и носит лишь вероятностный характер. Но у нас и оснований утверждать, что Оруэлл критиковал СССР больше, чем родную Англию, или перенося проблемы, которые он точно видел в Англии, на Советское государство, на основании своих домыслов и доходивших до него рассказов (именно поэтому включение на Википедии в предмет критики СССР и Третьего Рейха, но невключение Англии – это полуправда, которая хуже лжи).

Но всё становиться ещё интересней, когда мы понимаем, что первый предмет критики «отдельные государства и происходящие в них процессы» - это часть второго предмета критики, который в целом является главным – «тоталитаризма».

Продолжение

Показать полностью 3 1
[моё] Цитаты Эссе Спойлер Обзор Рецензия Обзор книг Антиутопия Литература Длиннопост Скриншот 1984 Джордж Оруэлл Видео Короткие видео
11
4072
Wildwildworld
Wildwildworld
2 месяца назад
Twitter

Приятно⁠⁠

Приятно Скриншот, X (Twitter), Профессиональный юмор, Научный юмор, Рекурсия, Ученые, Публикация, Рецензия

Доктор Мадлен Паунолл: Это случилось! Рецензент предложил мне ознакомиться с работой Паунолл и др. (2019, 2020), чтобы лучше понять эту тему

Скриншот X (Twitter) Профессиональный юмор Научный юмор Рекурсия Ученые Публикация Рецензия
214
Посты не найдены
О нас
О Пикабу Контакты Реклама Сообщить об ошибке Сообщить о нарушении законодательства Отзывы и предложения Новости Пикабу Мобильное приложение RSS
Информация
Помощь Кодекс Пикабу Команда Пикабу Конфиденциальность Правила соцсети О рекомендациях О компании
Наши проекты
Блоги Работа Промокоды Игры Курсы
Партнёры
Промокоды Биг Гик Промокоды Lamoda Промокоды Мвидео Промокоды Яндекс Директ Промокоды Отелло Промокоды Aroma Butik Промокоды Яндекс Путешествия Постила Футбол сегодня
На информационном ресурсе Pikabu.ru применяются рекомендательные технологии